Одиночество

        По лобовому стеклу то и дело мелькали тени от верхушек корабельных сосен, проносящихся мимо. Глаза от этого мелькания сильно уставали, поэтому часто приходилось щуриться. Солнце припекало, и когда дорога делала разворот на лесной опушке, куртка прилипала к телу, а открытые участки кожи начинали зудеть. В таких некомфортных условиях Максим находился уже около двух часов. На самом деле, от города до кордона было около часа езды, если не лететь по трассе больше ста двадцати километров в час. Но найти его удалось далеко не сразу. Как оказалось, карте доверять было нельзя: въехав в поселок Красная Заря, спутниковая карта окончательно сходила с ума и врала километров на двадцать. Мало того, что собственное местоположение определить было нельзя, не совпадали и названия улиц. Так, дорога, ведущая к кордону, должна была ответвляться от улицы Октябрьской на самой окраине Красной Зари. Но мало того, что в действительности Октябрьская находилась в центре поселка, так еще и обрывалась она на берегу небольшого вонючего пруда. Наверное, спутниковый навигатор предполагал, что передвигаешься ты на подводной лодке, а не на машине. Потеряв всякое доверие к карте, Максим спросил дорогу у местных жителей, которые в один голос отправляли его в объезд Красной Зари, утверждая, что и дорога до кордона лучше, и доберешься быстрее. И вот, сделав большой крюк, он ехал по старой разбитой дороге, которой, казалось, не видно конца.

        Солнце клонилось к закату, когда за очередным поворотом вдруг показалась старая бревенчатая стена. «Наконец-то, - выдохнул Максим, - вот и мой дом». Въехав на большую, залитую солнцем поляну, Максим увидел все владения старого лесника Ивана: жилой дом с покатой крышей и обширным чердаком, длинный сарай для животных, загон для лошади, заросший осокой и борщевиком. За амбаром находился ряд ветхих, частично развалившихся маленьких сарайчиков, окна и двери которых были заколочены; сквозь один из них проросла молодая березка. Поляну со всех сторон смыкал в кольцо старинный сосновый бор. Это кольцо пронизывали с двух сторон две дороги: одна из старого асфальта, по которой приехал Максим и грунтовая на другой стороне, ведущая, видимо в Красную Зарю.

        Максим остановил свой «Фольксваген» возле бревенчатого дома, напоследок влетев колесом в глубокую колдобину. Защита жалобно задребезжала и Максим выругался. Деревенские его не обманули – дорога действительно была асфальтированная, но, как будто бы, после бомбежки, и добирался он по ней уж очень долго. Солнце клонилось к закату, а Максим не планировал оставаться здесь дольше, чем требовалось. Одного взгляда на разруху и запущенность, в которой прибывало хозяйство лесника, хватало, чтобы окончательно убедиться: дом нужно продавать. Еще немного, и от хозяйства останется куча сгнивших досок и трухи.

        Максим вышел из машины, огляделся и услышал лай собаки, непроизвольно вжавшись обратно в водительскую дверь. Собака лаяла близко, но в то же время как-то приглушенно. Хозяин не выходил, и Максиму стало любопытно, где же она лает? Пройдя на звук несколько шагов, он понял, что собака была заперта в амбарчике для животных. Бело-рыжая дворняга лаяла, стоя на задних лапах и опершись о стекло. Почти все окна были вытащены из рам, кроме двух, в одном из которых маячила собачка, виляя хвостом. Второе окно было занавешено простынею и вело в смежную комнату. Максим приложил ладони к стеклу и присмотрелся, но так и не смог ничего разглядеть.

        - Ты чего тут рыскаешь?

        Максим вздрогнул от неожиданности. Повернувшись, он увидел лесника: мужчину средних лет, крепкого телосложения. Удивительно, как ему удалось так тихо подкрасться.

        - Извините. Я Рязанцев Максим, приехал к вам по поводу дома.

        - Рязанцев? – Лесник нахмурился, а затем улыбнулся. – Внук Ваньки что ли?

        - Да.

        - Так чего в дом сразу не пошел? – Лесник бросил в сторону полено и виновато уставился на него. - Ты меня тоже пойми, в лесу живу, мало ли что.

        - Я понимаю. А зачем вы собаку там заперли?

        - А чтоб по ночам не бегала. Она хоть и домашняя, а нутро звериное. Убежит так ночью, с утра хрен найдешь. Да, Жучка?

        Максим с сомнением посмотрел на Жучку, которая перестала лаять при виде хозяина и сильнее замахала хвостом. По ней и не скажешь, что она способна на такой побег. Хотя, может, внешность обманчива?

        - Меня Илья Николаевич зовут. Пойдем в дом, там и потолкуем.

        Максим не был против. Лесник подобрал с земли полено и, проходя мимо поленницы, бросил его обратно в стопку. К дому тянулись черные нити проводов, свет на кордоне был.  Столбы уводили провода на другой конец поляны и шли вдоль дороги на Красную Зарю.

        - А газ здесь не проведен?

        - Нет. Только свет, да и тот только лет двадцать назад провели. Канализации, кстати, тоже нет. Поэтому если гадить - на улицу.

        Максим улыбнулся и подумал, что Илья Николаевич не похож на человека, которого обычно представляют в роли лесника. Он не носил бороды, шапки ушанки, от него не пахло спиртом. Одет он был в зеленый вязаный свитер, рабочие штаны и ботинки из грубой кожи. Для ранней осени самое оно. Ходил он немного шаркая ногами, лицо покрывали морщины, а на голове был ежик седых волос. Но глаза смотрели живо и бойко.

        В доме все оказалось не так плохо, как снаружи. Обстановка состояла из печи, обеденного стола, пары стульев, пары кроватей, большого платяного шкафа и пианино. В отдельном закутке была кухня. В доме было прибрано,  стекла помыты. Вот только занавесок на них не было, да и зачем они, если живешь в лесу? Атмосфера старины захватила Максима, и он в какой-то момент даже решил отказаться от продажи, но потом наваждение прошло. Этот дом и участок станет лишь обузой. Кто здесь будет жить? Ни в его планы, ни в планы его сестры это не входило. Слишком далеко от города и слишком много денег придется вложить прежде, чем это место станет пригодным для жилья. Кроме того, Наташа хорошо дала понять, что ожидает от Максима свою долю денег, когда тот вернется из поездки. Илья Николаевич пригласил Максима за стол и принес с кухни кувшин клюквенного морса.

        - Так что, стало быть, с наследством Ивана разобрались?

        - Вроде того, - Максим отхлебнул морса. На вкус он был прекрасен. – Как нам с сестрой сказали юристы, раз дед Иван выкупил у лесничества свою часть дома, то теперь она принадлежит нам с Наташей.

        - Ясно. Твой дед был бы счастлив узнать, что дом достанется тебе. Ты уверен, что хочешь его продать?

        - Не уверен, - засмеялся Максим. – Но придется. Я не унаследовал от деда такой тяги к природе. Да и работа лесником никак не входит в мои планы. Мне жалко расставаться с домом, но это необходимо. Если не продать его сейчас, от него будут одни убытки.

        - А что говорит Наташа?

        - Сестра и говорить о нем не хочет. С тех как умер дед, она ни на секунду не сомневалась в том, что дом нужно продавать.

        - Так она и посмотреть не приедет? – насторожился Илья Николаевич. Максиму это не очень понравился. Какие у лесника могут быть поводы для беспокойства?

        - Нет, она слишком занята, поэтому доверила дело мне. – Максим немного помялся. – Вообще она думает, что он так рано слег в могилу из-за жизни здесь.

        - Вот уж чушь! Что может быть лучше природы и свежего воздуха? Пожила бы тут недельку и сама бы в город не захотела возвращаться.

        После каждого предложения лесник издавал звук, наподобие «Ага», только произнесенный в нос. Поначалу это было не так заметно, но со временем стало резать слух.

        - Да… Но у деда было воспаление легких. Довольно редкая болезнь в наше время. Она считает, что это от плохих условий проживания. Кроме того, он умер, значит, долго не лечил болезнь.

        Илья Николаевич опустил глаза и задумался. Он что-то вспоминал и Максим не хотел его тревожить. Сейчас лесник выглядел очень старым и каким-то… Измученным?

        - Ваня был очень упертым человеком. Он до последнего отказывался верить, что у него пневмония. Он считал, что это обычная простуда и пройдет сама собой. Хотя я не раз предупреждал его, он верил в себя и в свои силы. Такой здоровый лоб как он не может помереть от болезни! Так он и говорил всегда. – Илья Николаевич опять издал этот звук (Ага).

        - Как же он подхватил воспаление?

        -  Кто знает? Оно ж постепенно развивается. Скорей всего, ходил в обход под дождем. Слишком часто ходил (Ага). – Лесник помолчал, а потом добавил: - Что тут скажешь, любил старик свой лес.

        Максим допил морс и лесник тут же подлил ему еще. Максим с благодарностью кивнул старику – за время своей долгой поездки он успел запариться. Скорее всего, Илья Николаевич был прав – дед Иван любил свою работу и всегда относился к ней со всей ответственностью. Вот только это не уберегло его от болезни. Когда его привезли в больницу, было уже поздно. Органы сильно пострадали, дед умер в больнице.

        - Скорая сюда быстро приехала?

        - Достаточно. Но врачи ехали из Красной Зари в объезд, как приехал сюда ты. По дороге из поселка карете не проехать. Да и темно было, можно влететь в дерево. – Илья Николаевич сложил руки в замок и посмотрел на Максима исподлобья. – Так что ты решил? Едем оформлять продажу?

        - Да. Как мне не жаль, имущество деда придется продать.

        - Тогда поедем прямо завтра с утра. Сейчас уже поздно, контора закрыта. Поедешь на ночь домой?

        - Наверное…

        Максим ожидающе посмотрел на лесника. Он уже давно понял, что совершил ошибку, выехав так поздно. Нужно было переночевать у сестры и отправиться на кордон уже с утра. Но теперь об этом думать было поздно, оставалось либо наматывать километры домой и обратно, либо ждать приглашения от лесника, друга деда Ивана и владельца половины хозяйства на кордоне. Иван Николаевич сразу понял, к чему идет дело.

        - Если хочешь, можешь остаться на ночь. Гости у меня бывают не часто, но мне не в тягость. Да и тебе не ездить в город лишний раз.

        Максима заняла идея провести ночь в дедовском доме. Это место обладало неким очарованием, кроме того ему хотелось побольше осмотреть окрестности. Вряд ли у деда Ивана остались какие-либо ценные вещи, но нужно хотя бы знать, от чего отказываешься.

        - Если не вас затруднит, я бы переночевал здесь.

        - Вот и славно, – сказал Илья Николаевич. - Жаль, что дом не достанется наследникам Вани, но, хотя бы, не уйдет в чужие руки. Я позабочусь о хозяйстве.

        На этом знакомство с хозяином закончилось. Лесник предоставил Максиму  возможность побродить по окрестностям, а сам тем временем отправился по своим делам. Что это за дела он не пояснил, но заверил, что заодно наберет грибов к ужину.

        Максим вышел на поляну перед домом и огляделся. В предзакатных сумерках кордон выглядел как картина сюрреалиста. Все этим старые, полузаброшенные постройки нагоняли тоску. Сразу за домом лесника было пепелище, которое он не заметил с дороги. Большая куча сгоревших досок образовывала скелет бывшего сарая, а быть может и дома. Вокруг на несколько метров разлеглась черная от огня трава, но дальше пожар не разошелся. Похоже, горела эта штука недавно. Максим походил вокруг и заметил, что у постройки был каменный фундамент, а неподалеку валялась вырванная с петель ставня. Скорее всего, постройка была жилой.

        Проследовав на другую сторону дороги, Максим вновь уперся в длинный бревенчатый сарай, из которого за ним наблюдала запертая Жучка. Максим подошел к окну и постучал. Собачка завиляла хвостом и запищала, скребя когтями по стеклу.

        - Что, не будешь больше на меня брехать?

        Жучка жалобно посмотрела на Максима и вновь заскреблась. «Интересно, - подумал он, - почему лесник все время держит ее взаперти?»

        Вдруг внимание Максима привлек необычный запах. Он поморщил нос и поискал глазами его источник. Пахло чем-то тухлым, при этом вонь была удушающей, как будто рядом сдохла кошка. Максим сделал несколько шагов в сторону - запах усилился. Не увидев в округе ничего подозрительного, он решил, что пахнет из амбара. Комната с жучкой была пустой, а вот смежная комната была закрыта и окно занавешено простыней. Любопытство взяло верх и Максим обошел вокруг сарая, который, как оказалось, был вовсе не загоном для скота. Сзади было несколько дверей, каждая из которых вела в блок, состоящий из двух смежных комнат. «Что-то вроде бараков», - решил Максим. Двери были распахнуты настежь или вообще отсутствовали, кроме той, которую охраняла Жучка. На этой двери висел тяжелый навесной замок, да и выглядела она, будто ее недавно подлатали. Максим рассеянно дернул замок, но тот не поддался.

        Следующим пунктом осмотра стали сарайчики позади бараков. Здесь дело обстояло еще хуже: большинство развалилось не более, чем полностью. В одном из них, относительно целом, Максим приглядел старый инструмент: лопаты с обломленным черенком, грабли, ржавое топорище. «Не взломать ли навесной замок?» - мелькнула шальная мысль. Но он оставил  эту идею. В конце концов, у Ильи Николаевича он в гостях. В другом сарае Максим заметил скудные элементы быта. На полу лежали пустые бутылки и консервные банки, на небольшом окошке стояла керамическая кружка, пожелтевшая от времени и заплывшая воском свеча. Заплесневелый рулон туалетной бумаги свисал с воткнутого в дверь шила. На полу валялась куча грязного тряпья. «Похоже, здесь когда-то жили бомжи». Внутри было темно; Максим сделал шаг внутрь, но разглядеть ничего не удалось. Да и не очень хотелось: ничего ценного там не было.

        - Гааага!

        Максим шарахнулся в сторону, но это оказались всего лишь гуси. Точнее, целый выводок, который в вразвалочку выполз из темного помещения бараков. Гусыня зашипела, защищая своих маленьких гусят. Максим попятился и поспешно ретировался, не заставляя мамашу лишний раз нервничать.

        Пустой загон для лошади навевал тоску. Нетрудно представить, как в былое время здесь отдыхала лошадка лесников. Чуть дальше, в небольшой ложбинке располагалась странного вида постройка. Она была невысокой, с покатой крышей и большим квадратным коробом, заколоченным досками. Лишь подойдя ближе, Максим понял, что это колодец. Старый и давно заброшенный (новый колодец был вырыт рядом с домом Ильи Николаевича). Огромная квадратная доска лежала поперек колодца, так что внутрь заглянуть не представлялось возможным. Максиму эта конструкция почему-то напомнила маленькую часовню. Не хватало лишь креста на крыше… Бррр! Здесь, в низине тоже был запах. Только пахло болотом и протухшей водой, а еще гнилью. По всей видимости, вода в колодце начала портиться, потому его и забросили.

        Побродив по окрестностям еще некоторое время, Максим вернулся к машине, не заметив больше ничего интересного. Солнце почти уползло за горизонт, постепенно опускались сумерки, раскрашивая цвета в серые тона. Илья Николаевич вернулся с полной корзинкой грибов и попросил Максима помочь их почистить. Уходя с улицы, Максим решил закрыть автомобиль на ночь: вряд ли кто-то будет шляться в этих местах по ночам, но мало ли?

        - Я осмотрел все в округе, но так и не понял: где жил мой дед? Или, если это его дом, где жили Вы? – спросил Максим, очищая кухонным ножом очередной гриб. Что это были за грибы, он не знал, потому как совсем в этом не разбирался.  Но по рыжему цвету решил, что лисички.

        - Это дом Ивана, - ответил лесник. – Мой сгорел с полгода назад. Ваня разрешил пожить у себя какое-то время… Ты видел пепелище?

        Максим кивнул. Сгорел дом Илья Николаевича или нет, но ему все равно принадлежала половина участка на кордоне, которую в свое время дед выкупил у лесничества.

        - Я и не знал, что Вы держите гусей, -  вспомнил Максим. – А еще у Вас была лошадь?

        - Раньше было много живности. Но денег становилось все меньше, а содержать их все труднее. В итоге осталась только Жучка да гуси. И лошадь моя любимая – Сказка. Старенькая она уже – но я о ней забочусь, как могу. 

        «Странно, - подумал Максим, - как я мог не увидеть лошадку?» Илья Николаевич тяжело вздохнул.

        - Люблю я зверье всякое.

        - В вашем загоне для животных раньше жили люди, так?

        - От тебя ничего не скроется, - заметил лесник. – Это бараки лесорубов. С приходом советской власти лесорубов выгнали, а их жилище потом передали лесникам. Это уже я и твой дед переоборудовали их в загон для скота. Не знаю даже, почему раньше до этого никто не додумался?

        Максим и Илья Николаевич дочистили грибы, после чего лесник обжарил их в масле и добавил к гречневой каше. К ужину он достал копченого мяса, и Максим в который раз порадовался, что решил остаться на ночь. Может быть, он слишком устал за день и был голодным, но еда показалась ему удивительно вкусной. Такого мяса он давно не пробовал, да и грибы оказались очень кстати. Правда, поначалу вкус показался каким-то водянистым и… затхлым? Но наколов на вилку еще один грибок, Максим понял, что ему просто причудилось. После ужина, убрав со стола, лесник начал готовиться ко сну. Темнота едва-едва опустилась на кордон, на вопросительный взгляд Максима Илья Николаевич ответил просто:

        - Здесь в темноте особо делать нечего. Поэтому сплю я тут от заката и до утренней зари.

        Максим не возражал. Его разместили на коротком диванчике на кухне, промятом, но удобном. Илья Николаевич лег на свою кровать, предупредив заранее, что места здесь глухие и без причины ночью по лесу лучше не шляться.

        - Вы не боитесь здесь жить в одиночку? – спросил Максим.

        - А чего мне бояться? Звери сами меня боятся, а остальных я дробью прогоню, пусть только сунутся!

        Лесник вскоре захрапел и Максим подумал, что под такое звуковое сопровождение, да еще в незнакомом месте, ему точно не заснуть. Но усталость вскоре взяла свое, и он провалился в сон.

        Проснулся Максим от кошмара, содержание которого тут же забыл. Единственное, что запомнилось – так это чувство падения, предшествующее пробуждению. Рука, потянувшись по привычке включить прикроватный бра, нащупала лишь холодную голую стену. Максим некоторое время лежал в недоумении и пялился в темную глубь комнаты. Вспомнив, что ночует на кордоне, он успокоился. И все же что-то было не так.  Максим вслушался в ночную тишину. Слишком уж тихо, где храп Ильи Николаевича? Возможно, он перевернулся на другой бок и спал тихо, как мышка, а возможно его попросту не было в доме. Все окна и форточки были закрыты, в доме стояла гробовая тишина. Серебряный лунный свет падал в комнату, придавая предметам расплывчатое очертание. Поворочавшись несколько минут, Максим не удержался, встал с кровати и выглянул из кухонного закутка. В доме было пусто. «Ну и что с того? – подумал Максим. – Не может человек по нужде отлучиться?» Вот только через окошко было видно старый покосившийся туалет с открытой дверцей, а Ильи Николаевича рядом не было.

        Вернувшись в кровать, Максим решил, что повода для беспокойства нет. Он-то сам находился дома, а не гулял по ночному лесу. Сон долго не хотел идти к Максиму, но, в конце концов, он задремал. Потому и не понял с первого раза, что его зовут. Когда позвали снова, он открыл глаза, думая, что все происходит в дреме.

        - Максим, - вновь позвал нежный голос. Поначалу Максим решил, что голос принадлежал Илье Николаевичу. Но в доме по-прежнему никого не было. Пошарив взглядом по комнате, он перевел взгляд на окно, и от увиденного сердце едва не провалилось в желудок. Через окно тупым, не моргающим взглядом на него смотрела лошадь. Точнее, это была голова лошади, так как туловище от шеи и ниже принадлежало человеку. Увидев, что Максим заметил ее, тварь раскрыла пасть в широком оскале, обнажив ряд гнилых зубов. Глаза у нее вспыхнули, ярко-желтые радужки расширились и стали больше. По короткой коричневой шерсти на морде ползали мухи.

        Максим попытался закричать, но сдавленные страхом легкие выпустили лишь небольшую порцию воздуха. Максим вскочил с постели, пока его окончательно не парализовал страх, и побежал. Распахнув настежь входную дверь, нарушив тем самым правило лесника – «Не гулять в темноте», Максим ринулся к машине. Которая оказалась закрытой. «Ключи!» - промелькнула мысли, но ключей в карманах не оказалось. Стоило вернуться в дом и поискать их там, но Максим ни за что не вернулся бы сейчас в это место. Он даже не смог посмотреть в сторону окна – боялся того, что может там увидеть.

        - Максим… - вновь раздался шелковый шепот. Совсем обезумев от страха, Максим кинулся прямиком в лес. Через кордон бежать было просто – его освещала луна, но вот вбежав в чащобу, он чуть не переломал себе ноги. Телефон остался в доме, а с ним и возможность воспользоваться фонариком. Но сейчас Максим вряд ли вспомнил бы про него – сознание будто бы заволокло пеленой, а страх гнал его вперед.

        Пробежав несколько метров по лесу, Максим заметил узенькую тропинку справа. Бежать по ней стало куда легче. Теперь он бежал по тропинке вглубь леса, и сознание постепенно стало возвращаться к нему, хотя мысли никак не удавалось собрать в кучу. Все было в дымке, словно во сне. Через некоторое время ему пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Куда он бежит? Тропинка протоптана не просто так, и в конечном итоге куда-нибудь да выведет, вот только к людям ли, или к какой-нибудь кормушке для лосей и кабанов? Разумнее было вернуться домой. Может, удалось бы разыскать ключи от машины или найти ружье лесника. В доме оно на глаза не попадалось, но оно точно есть, Илья Николаевич сам говорил… Если только он не забрал его с собой. И кстати, где лесник? На кордоне его не было, если он только не сидел в кустах, наблюдая, как вываливается из дома и мчится в лес его гость.

        Вдруг Максим увидел людей метрах в двухстах от него. Разглядеть что-либо было сложно, но люди были в белой одежде, ярким пятном выделяясь среди темноты. Максим решил подойти поближе и рассмотреть их. Было страшно, но у них хотя бы были человеческие головы, все лучше, чем тварь возле дома. Двигаясь как можно тише, Максим осторожно приблизился к незнакомцам. Их было двое, это были дети. Они были заняты странным делом в столь поздний час – собирали ягоды с большого куста, скорее всего, черную смородину. Максим заворожено смотрел на них и волны паники вновь начали накатывать на усталое тело. Внезапно, один из незнакомцев повернул голову в его сторону. Бледное лицо было вымазано в соком ягоды.

        - Максим? Ты что здесь делаешь?

        Это оказались девочки. Одна была с мокрыми, слипшимися волосами, другая покрыта сеткой ужасных шрамов. Лица были нереально бледными, практически белыми. Девочки были одеты в странные мешковатые балахоны,  измазанные соком. Ноги были босые, покрытые слоем чернозема и сухих иголок.

        - Максим? – вновь обратилась к нему девочка постарше, с изуродованным лицом. Она отправила в рот ягоду и, приглядевшись, Максим понял, что это никакая не смородина, а паслен.

        - Что вам от меня надо? – сумел выдавить Максим.

        - Ты что, боишься нас? – удивилась младшая. – Не бойся. Бояться нужно людей, а не призраков.
       
        Говорила она со странными булькающими  звуками, а в конце фразы просто поперхнулась словами. Из открытого рта вылилась порция вонючей, протухшей воды. Теперь Максим смог закричать. Как можно быстрее вернувшись на тропинку, он побежал что есть сил, краем уха услышав слова, которые кричали девочки вслед.

        - Куда ты? Вернись! Ты бежишь не в ту сторону!

        Максим бежал дальше в лес. Тропинка извивалась вокруг деревьев и, наконец, стало немного светлее. Впереди появилась полянка. Задыхаясь, Максим выскочил на нее и увидел кормушку для лосей и косуль. Небольшое деревянное сооружение, в которое напихана солома. Рядом с кормушкой лежал лось с поломанными рогами. И еще там был человек. Максим спрятался за дерево и стал наблюдать. Приглядевшись, он увидел Илью Николаевича. Тот был совершенно голый, в руках у него была большая холщовая сумка. Не веря своим глазам, Максим увидел, что лесник, улыбаясь, подошел к лежащему на земле лосю. Приближалось что-то неприятное и страшное. Максим хотел отвернуться, на эту ночь приключений ему хватило, если он увидит еще какую-нибудь гадость, то просто сойдет с ума. Но он продолжал смотреть, как зачарованный, не в силах оторвать взгляд.

        Лесник присел возле туши, поставив сумку на землю рядом с собой. Туша лося начала гнить, бедное животное умерло и пролежало здесь некоторое время, но пока не превратилось в бесформенную массу. Пошарив в сумке, лесник вытащил пару очищенных картофелин, взял одну в руку и раскрыл пасть лосю. Протолкнув картошку как можно глубже в глотку, он принялся за вторую. При этом он что-то напевал себе под нос (тра-тата-дада) и издавал эти мерзкие звуки (Ага). Когда со второй картофелиной было покончено, он снова полез в сумку и на этот раз оттуда появился большой квадратный кусок соли. Лесник оттянул лосиные губы и стал втирать соль в небо и остатки языка. Соль была твердой и не хотела втираться, поэтому Илья Николаевич вытащил кусок и облизал его со всех сторон. Когда соль немного растворилась, лесник вновь засунул ее лосю в рот.

        Максим сделал пару шагов в сторону, и его вырвало остатками ужина. Глаза заслезились, желудок жгло огнем. Сознание вновь отключилось, и в полубреду он побрел по лесу. Не понимая, куда идет, он сбился с тропинки и шел через чащобу, иногда спотыкаясь о ветки и корни деревьев, падая и вновь поднимаясь. Мысли остались где-то далеко, перед глазами то и дело всплывал образ голого лесника, поющего свою песенку. Максим не помнил, сколько он блуждал по лесу в кромешной темноте, но в конечном итоге он вышел обратно на кордон, но уже с другой стороны, где стояли сарайчики. Кое-как он добрел до открытой двери сарая, в который заходил накануне вечером. Максим забрался внутрь, повернул направо в закуток и увидел, что на полу лежит куча соломы, освещаемая лунным светом из дырки в крыше. Недолго думая, он плюхнулся на солому и заснул.

        Спать Максиму пришлось не долго, когда он проснулся, все еще было темно. Желудок вновь запылал огнем, и его снова вырвало, на этот раз желчью. Живот так сильно скручивало, что он едва не потерял сознание. Когда позывы к рвоте отступили, Максим без сил рухнул обратно на солому, чувствуя, что у него жар. Левая рука коснулась чего-то холодного. Это оказались кандалы. Широкая чугунная цепь была прикована к железной стойке в углу сарая. Максим вскочил на ноги и осмотрелся. Здесь кого-то держали на цепи, а разбросанные предметы быта, скорее всего, принадлежали не бомжам, а узнику. Максим попятился и зацепил деревянный лоток, который с грохотом упал на пол. Замерев, Максим прислушался к тишине. Все оставалось по прежнему, его никто не услышал. На полке Максим заметил свечку и коробок спичек, зажег ее. С улицы этого света не должно быть видно.

        Максим огляделся вокруг, уже при свете свечи, и теперь сомнений не оставалось – здесь кого-то долгое время держали на цепи. Противные мурашки пробежали по спине. Если бы он заглянул сюда вечером, то ни за что бы ни остался ночевать на кордоне. Кое-где были видны следы запекшейся старой крови, по полу раскиданы помятые листы, намоченные дождем. Максим подобрал один листок: там были пометки, сделанные синей ручкой. Собрав в кучу несколько листков и попытавшись разобраться в написанном, Максим пришел к выводу, что это подобие дневника узника.

        Максим содрогнулся – записки принадлежали его деду. Пожелтевшие листочки были сумбурно разбросаны по полу, на некоторых чернила совсем стерлись. Записи составляли целую историю, но собрать их вместе не представлялось возможным. Поэтому Максим начал читать все подряд, жадно вцепляясь в каждое написанное дедовской ручкой слово.

        Началось все с того, что от Ильи Николаевича ушла жена, оставив его с двумя дочерьми – Алёнкой и Олей. Дед Иван мог ее понять – не все выдерживают суровый, а порой жестокий быт, сопутствующий уединенной от цивилизации жизни лесника. Вот только ушла она ночью и о том, что жива и здорова, сказала лишь своей сестре из Красной Зари. Илья Николаевич ее больше не видел.

        Вскоре дед заметил, что его товарищ стал вести себя странно, но списал это на стресс и депрессию. Так они прожили еще какое-то время, пока Илья Николаевич не пришел к деду с претензиями. Случилось это поздней ночью, весной. Дед Иван спал, когда раздался стук в дверь. Илья Николаевич, сверкая бешеными глазами, накинулся с кулаками на открывшего дверь деда. Он кричал, что Иван ходит под окнами, пугает девочек и не дает им уснуть. Дед ничего не понял, но пообещал больше так не делать. На какое-то время все опять утихло, но вскоре ночной визит повторился.

        Иван начал беспокоиться за Олю и Алёнку. Обычно Илья Николаевич вел себя нормально: ухаживал за скотиной, ходил в обходы, даже частенько шутил вместе с дедом. Но временами, чаще ночью, Иван не мог узнать своего друга. Он был агрессивным, видел то, чего нет, и обвинял деда, что тот ходит с лошадиной головой в руках и пугает дочек. В таком состоянии он мог быть опасен не только для себя, но и для детей. Старшей, Алёнке, осенью предстояло идти в первый класс, поэтому ее отъезд с кордона был лишь вопросом времени. Иван планировал связаться с родственниками Ильи Николаевича в Красной Заре. Но планы разрушил пожар, разгоревшийся ночью на кордоне.

        Однажды ночью лесник вновь проснулся от мерзкого чувства, что за ним наблюдают. Он медленно повернул голову к окну, уже зная, что его ждет. Ужасная лошадиная морда, не мигая, смотрела на него мертвыми карими глазами. Илья Николаевич медленно встал с постели, взял топор для разделки мяса и вышел во двор. Было темно, но даже в темноте он сумел разглядеть силуэт существа, которое мучило его уже много ночей. Большая гнедая лошадь стояла в звездном свете, а поводья ее держала девочка. Лошадь фыркнула и попятилась, взрывая копытами землю так, что девочка еле смогла ее удержать. Лесник заворожено смотрел на нее и на какое-то время опустил топор, поверив в реальность происходящего. И вдруг его взгляд встретился с испуганным взглядом лошади. А через секунду в глазах вспыхнул дьявольский огонек, сводящий с ума, и Илья Николаевич понял – это обман. Тварь хотела его обдурить. Он взревел, вскинул топор и бросился на лошадь. Девочка вскрикнула и попыталась заслонить собой животное. Лесник наотмашь ударил ее топором по лицу и оттолкнул. Быстро и с упоением разделывая лошадь, лесник не слышал, как рядом в траве рыдает изуродованная девочка, удивительно похожая на Алёнку. Она умоляла не трогать Сказку, которая ночью случайно вышла из стойла.
   
        Когда от брюха лошади остались одни ошметки, лесник переключился на девочку. Ее рубить было куда легче, поэтому вскоре маленькое тельце превратилось в груду кровавых кусков. Окончательно обезумев, весь в кровавой коросте, лесник бросил топор на землю и отправился в сарай. Там он взял канистру с бензином и спички. Небо всколыхнуло яркое зарево пожара. Когда дед Иван выбежал из своего дома, пожар разошелся так, что сразу становилось ясно: огонь уже не остановить. Ильи Николаевича не было рядом и дед отправился на его поиски. Лесник нашелся в свинарнике, где хрюшки радовались неожиданной ночной кормежке. Илья Николаевич был явно не в себе, не мог ответить, как возник пожар и что он делает в свинарнике. Кроме того, он был в одном белье, а вся одежда валялась рядом, в грязи.

        Пожар затушили и, к счастью, огонь не успел перекинуться на лес. И все же пожарный расчет прибыл не так скоро, чтобы успеть спасти хотя бы часть дома. А утром Илья Николаевич сообщил - Алёнка погибла в пожаре, а младшая - Оля - пропала. И вместе с тем началось заключение деда Ивана. Лесник обвинил деда в пропаже Оли, в том, что дед скрыто отвез ее в Красную Зарю. Иван клялся, что это не так, но в конце концов лесник взял в руки ружье и заковал деда в цепь. Илья Николаевич не забывал кормить своего пленника и ждал, когда тот сознается. Но дед никак не хотел признавать свою вину, хотя это, возможно, спасло бы ему жизнь. Вместо этого он пытался образумить лесника, докопаться до остатков того человека, каким он был раньше. Все было тщетно, и Иван ломал голову над тем, что привело к таким плачевным последствиям? Что сломило волю его друга? Ответ пришел сам собой, и дед в полной мере ощутил на себе частицу безумия лесника. Эта частица как-то раз была подана ему на ужин – в виде похлебки с грибами. Не бегство жены и не жизнь в уединении от цивилизации довели Илью Николаевича до помешательства. Всему виной были грибы, без которых в последнее время не обходилась ни одна вечерняя трапеза лесника. Все это дед Иван понял, когда ночью к нему пришли видения…

        И все же дед не верил, что Илья Николаевич будет вечно держать его на цепи. Илья Николаевич продолжал заниматься повседневными делами: ухаживал за скотиной, ходил в лес на обходы и даже заколотил старый колодец, вода в котором давно испортилась. Помутнение рано или поздно должно было отступить, дать разуму хоть ненадолго взять верх. Но он не дождался. Погода доконала его: холод и ледяная вода, льющая через пролом в крыше сделали свое дело. Дед заболел, а леснику не было до этого дела. Илья Николаевич понял, что смерть идет за его другом слишком поздно. Он все же освободил деда из заключения и отдал врачам, но те не смогли его спасти. Деда била лихорадка, большую часть времени он пребывал в бреду и скончался слишком рано, чтобы успеть рассказать свою историю.

        Максим вновь и вновь пролистывал записи. Может дед и не успел никому ничего рассказать, но эти заметки будут весомым доказательством против Ильи Николаевича, вкупе с показаниями самого Максима. Вот только оставалась одна деталь – кое-что, о чем Иван не упомянул в своих записях. Но Максим был уверен, что просто пропустил этот фрагмент, или же просто не обратил должного внимания. Просмотрев заново большую часть заметок, он нашел, что искал.

        Не ясно было, что стало со второй дочкой Ильи Николаевича, Олей. После пожара в доме лесника,  дед ни разу не видел девочку. Однажды, после очередной порции грибов (а их приходилось есть, потому что были дни, когда из еды Илья Николаевич приносил одни лишь грибы) деду пришло видение: маленькая девочка выбегает из охваченного пламенем дома и бежит через поляну. Одежда на ней горит, огонь переползает на лицо, волосы вскоре тоже захватываются пламенем… В том, что это и была Оля не оставалось сомнений и Иван начал полагать, что она сгорела заживо в подожженном своим отцом доме. И таким его мнение оставалось до самой смерти, но вот что интересно: во время заточения, сквозь нездоровый, полный галлюцинациями сон, дед слышал приглушенные крики и мольбы о помощи. Голос был слабым, едва слышным, но дед сразу его узнал – это был голос младшей девочки, Оли. На следующую ночь он вновь слышал тот же голос, а потом он исчез. Дед так и не смог разобраться, было ли это бредом или реальностью.



        Максим отложил чтение и на нетвердых ногах вышел из сарая. Поискав в округе, он нашел ржавое топорище, покрытое слоем чернозема. Навесной замок на закрытой двери в бараках оказался старым и негодным, поэтому от нескольких ударов топорищем дужка замка со звоном отлетела. Из-за двери на Максима глядела радостная Жучка, удивленная внезапным освобождением.

        - Ну, чего стоишь? Беги, вахта окончена.

        Собака сверкнула глазами и, виляя хвостом, убежала в чащобу. Максим сделал шаг внутрь и в ноздри тут же ударил едкий запах разложения. Посветив свечой по сторонам, Максим прошел в соседнюю комнату, где запах был сильнее. На полу лежало что-то, на что Максим случайно наступил и от неожиданности отпрыгнул в сторону. Это оказался старый, полусгнивший труп лошади. «А вот и Сказка» - подумал Максим и к горлу подступил горький комок. Судя по состоянию тела, оно пролежало здесь не один месяц. На полу было множество свежих следов от ботинок и горы полусгнившего корма. Запах, который снаружи был едва различим, в комнате буквально резал глаза. Максим почувствовал, что желудок вновь начинает скручиваться в узел, и поспешил покинуть этот импровизированный склеп.

        Нетвердой походкой Максим отошел подальше от деревянных бараков и остановился. И все же, еще одна вещь не давала ему покоя. Внизу, на склоне холма, страшной тенью стоял забитый наглухо колодец. Максим подобрал топорище и отправился к нему. Доски были достаточно свежими, поэтому отрывать их оказалось куда труднее, чем сбить ржавый навесной замок. Звон топорища стоял на весь кордон, но Максима это уже не беспокоило. Он с фанатичной упорностью раз за разом наносил удары по доскам. Наконец, ему удалось оторвать несколько досок. Максим просунул руку со свечой в образовавшуюся щель. Вода в колодце поднялась на высокий уровень, поэтому тусклого света свечи хватало, чтобы увидеть черную гладь. На поверхности воды плавало бледное, раздувшееся тело. Это было тело девочки, с одной стороны сильно опаленное огнем. Сомнений не оставалось – это была младшая дочь Ильи Николаевич. Она сильно обгорела в устроенном лесником пожаре и в панике побежала к колодцу. Вышло так, что она свалилась и не смогла выбраться, а потом лесник собственноручно заколотил колодец, оставив ее внутри. «Интересно, почему он решил забить колодец досками, вместо того чтобы просто его засыпать?» - промелькнула мысль у Максима, а затем он потерял сознание.

        Солнце в полную силу светило ярким осенним светом, когда Максим пришел в себя. Он лежал рядом с колодцем, сжимая в руках топорище. Свечка превратилась в горку расплавленного воска. Максим осторожно поднялся на ноги. Живот все еще крутило, но голова прояснилась. На какое-то мгновение ему показалось, что весь вчерашний вечер был больным бредом, вызванным грибами. Но, почувствовав мерзкий запах, доносившийся из колодца, чувство реальности вернулось. Максим медленно побрел в сторону дома лесника. Рядом с домом стоял «Фольксваген», от которого без ключей не было никакого толка. Максим дернул ручку входной двери и… Увидел направленное на него дуло двуствольного ружья.

        - Ты где это пропадал? – вместо приветствия спросил Илья Николаевич. Максим промолчал. – Я же тебе говорил, опасно тут шляться по ночам.

        - Я дышал воздухом. Ночью мне стало дурно, и я вышел во двор… а потом, кажется, заснул.

        - Ты ведь был там, на поляне? Да точно был! Я ведь лесник, помнишь? Я все замечаю.

        - Да, был, - устало согласился Максим.

        - Другой вопрос – как много ты видел?

        Илья Николаевич выжидающе смотрел на Максима. По выражению его хитрых глаз, Максим сделал вывод, что отпираться нет смысла. И как он раньше не заметил этого безумного блеска в глазах?

        - Достаточно много.

        - Вот как? – Илья Николаевич задумался. – Видишь ли, я люблю зверей. И домашних, и диких. Тот лось – он повредил рога. Очень серьезная травма. Теперь я вынужден о нем заботиться.

        - И о Сказке тоже?

        Глаза лесника округлились. Ружье слегка дрогнуло в его руках.

        - Что за вопрос? Конечно, и о своей лошадке любимой.

        Повисла тишина. Максим боялся пошевелиться, но и не знал, что еще сказать. Лесник стеклянным взглядом смотрел в стену позади него. Максим пытался вспомнить, где он оставил ключи от машины. Взгляд привлекла куртка, висевшая у изголовья кровати. Точно, в ней и ключи!

        - Если ты нашел Сказку, то и про своего деда тоже все узнал? – спросил вдруг лесник.

        - В смысле?

        - Не ври мне!

        Илья Николаевич кинул свой пронизывающий взгляд на Максима.

        - Да, узнал.

- И ты это так не оставишь?

        Максим подумал, а затем отрицательно покачал головой.

        - Я так и думал, что все этим кончится. Не хотел я, чтобы так все вышло, но Иван сам виноват – дочку мою спрятал от меня и не сознавался. К тетке небось отправил, в Красную Зарю, а мне ничего не сказал.

        - Поэтому вы его на цепь посадили?

        - Ну да, вспылил я! Ты пойми, мне ведь дочка большего всего на свете нужна была, одна она у меня родня осталась – после того, как старшая в пожаре погибла.

        - В пожаре?

        - Ну да, дом то мой сгорел.

        Лесник снова издал звук «Ага». Максим присмотрелся – Илья Николаевич не врал. Он действительно верил, что Алёнка погибла в пожаре, а не от его топора.

        - Ну и что мне с тобой теперь делать? Отпустить тебя я не могу.

        - Да делайте что хотите. Только лось, от того что вы его кормите, живее не станет.

        - Ты про что это? – не понял лесник.

        - Зачем его кормите?

        - Как зачем? Больной он, сам не проживет.

        - Он же рога сломал. Разве может лось сам от такой травмы оправиться? Вы видели, сколько крови натекло?

        - Лесные звери крепкие! И не от таких ран отходили!

        - А Сказка? Давно она у вас живет в сарае?

        Илья Николаевич начал нервничать. Теперь звук «Ага» вылетал почти через каждое слово.

        - Не так уж давно, - неуверенно ответил лесник. – Недели две.

        - А на улицу вы давно ее выводили? Лошади простор нужен. Зачем вы ее держите под замком?

        - Чего ты добиваешься? Я то с лошадьми побольше тебя работаю! Учить меня будешь?

        - Не буду. Потому что толку нет – Сказка мертва. И лось тот мертв, и уже давно!

        - Ты что это такое говоришь?! – взревел Илья Николаевич. – Шутки шутить решил? Так это зря, потому как я зверье свое в обиду не дам! Сказке забота моя нужна, болеет она. Сильно болеет. Хватит с меня смертей на этом кордоне – за дочками своими не уследил, так хоть животным помогу!

        - И девочки погибли по твоей вине! Если старшая  Алёнка в пожаре погибла, то где тело её?

        - Не знаю я! Не нашли, сгорело!

        - Потому что ты сам ее топором изрубил! Когда он ночью вышла Сказку обратно в стойло завести. А потом скормил свиньям – не помнишь?

        - Я убью тебя!

        Илья Николаевич вконец обезумел. Он выскочил из-за стола и кинулся на Максима, брызжа слюной и бешено вращая глазами. Схватив ружье за ствол, он с размаху ударил прикладом Максиму в ухо. Тот успел заслонить лицо руками, но на ногах не устоял. Лесник принялся колотить упавшего Максима по бокам.

        - И Оля тоже умерла, - кричал из последних сил Максим. -  Ты запер ее в старом колодце!

        - Врешь! Все врешь!

        - Ты слышал как она кричала! Слышал, и все равно продолжал забивать доски!

        - Она не умерла! Она у тетки, в Красной Заре.

        - Так почему ты ни разу не съездил к ней? Почему не попытался найти дочь?

        Илья Николаевич ударил прикладом еще пару раз, а затем застыл, занеся ружье над головой. Он пытался отдышаться, а глаза продолжали крутиться в бешеном темпе, но теперь в них появилась тень непонимания. Маленькая часть разума.

        - Я… Не успел.

        - Потому что ты знал, что не найдешь ее. Ты не смог со всем этим смириться.

        - Смириться с чем? Что ты несешь?

        - Ты сам поджог дом, и чуть не спалил Олю. Она видела, как ты сходишь с ума, так? Видела, как ты убил ее сестру.

        - Это был несчастный случай, - процедил лесник.

        - И ты решил, что лучше оставить Олю в колодце, чем смотреть ей в глаза? Или действительно убедил себя, что дед Иван спрятал ее от тебя?

        Лесник замолчал. Он опустил ружье, но все еще крепко сжимал его в руке. Максим понял, что почти добился своего.

        - Самое главное, что ты с самого начала все это знал. Знал, но продолжал кормить Сказку и того мертвого лося. Это что, притупляет чувство вины?

        - Я… Не знал, - выдавил из себя лесник. Пустые глаза вдруг начали блестеть.

        - Не мог не знать, потому что продолжал жрать свои любимые грибы. Я-то знаю, ты и меня ими накормил. У меня тоже были эти видения, я видел Олю и Алёнку. Они говорили со мной, говорили бежать отсюда. И они были мертвы. А что они сказали тебе? Что сказали тебе твои мертвые дочери?

        Лесник покачнулся и тяжело плюхнулся на стул, закрыл лицо руками. Ружье выпало из рук и звонко стукнуло по полу. Максим кое-как поднялся на ноги, все тело болело от побоев. Из разодранного уха текла кровь – но это ничего. Лесник вдруг заревел и Максим вздрогнул, но Илья Николаевич только зашелся надрывным плачем. Максим нетвердой походкой дошел до кровати, забрал куртку с ключами и пошел к машине. Проходя мимо лесника, он остановился и посмотрел на сотрясающегося в рыданиях Илью Николаевича. Лесник выглядел жалко, но в то же время… Умиротворенно? Как тяжело больной, узнавший, что вскоре смерть закончит его муки. Посмотрев еще немного, Максим вышел за дверь, ничего больше не сказав.

        Фольксваген завелся сразу и без проблем. Максим не торопясь выехал с кордона. Впереди его ждала долгая дорога по плохому асфальту. Максим обреченно вздохнул. Машину опять будет трясти.