Сиреневый туман Глава 8

                Глава восьмая

   Владимир Матвеевич известие о рождении первой внучки встретил сдержанно, хотя, поразмыслив,
   все же отправил поздравление и ценный подарок. Однако дерзкий пример свободолюбивой дочери
   плохо сработал: словно какой-то нравственный стержень выдернули из семьи. Видно хмельной дух
   неудавшейся революции уже начал свое брожение в молодых сердцах, и он не смог обуздать желания
   своих детей высвободиться из тесных семейных рамок, обычаев и заведенных порядков.
    
   Пусто было дома, чувствовалось, что нет старшей сестры, которая всем помогала в учении,
   и скучно потянулись занятия осенью. Через год Владимир Матвеевич переменил квартиру, там был
   только цветник во дворе, хозяйка не всегда пускала подросших детей в сад, она оказалась
   очень сварливой и скупой.
   
   В этом доме на Мацкевичей свалились новые напасти. Витя, а ему едва исполнилось
   восемнадцать лет, влюбился в учительницу пения, которой было двадцать шесть...

   – Я пригласил вас, мадемуазель Жиромская, чтобы поставить в известность: вашему венчанию
   с моим сыном не бывать никогда! – указав на кресло, негромким отчетливым баритоном медленно
   и раздельно произнес Владимир Матвеевич, в упор рассматривая хорошенькую молодую женщину
   с круглыми вишневыми глазами, затененными прозрачной вуалькой.
   
   Мария Андреевна изящно присела на край единственного кресла, стоявшего около кушетки,
   обтянутой зеленым вытертым плюшем, откинула с лица вуаль, покорно сложила на коленах
   аленькие ручки в шелковых митенках и взглянула перед собой ничего не выражавшим
   пустым взглядом. Казалось, что все сказанное не имеет к ней ни малейшего отношения.
   
   За тонкой перегородкой в проходной комнатке, затаив дыхание, с волнением вслушивались
   в разговор взрослых младшие дети. Отлучившись из детской, Паулина Лукьяновна заперлась
   в спальне: присутствовать при мучительном объяснении мужа с девицей сомнительной
   репутации, окрутившей простодушного Витю, оказалось для нее испытанием непосильным.
   Женя предусмотрительно увел младшего брата в гости к приятелю на загородные конюшни:
   тот хвастал подаренным ему жеребцом и обещал устроить друзьям верховую прогулку.
   Все было рассчитано так, чтобы не помешать отцу предотвратить нелепый брак Вити.
    
   – Вы достаточно взрослая и самостоятельная... молодая особа, – запнувшись, Владимир Матвеевич
   вспомнил нужное приличное слово, – и должны отдавать себе отчет в сегодняшней ситуации.
   Мой сын несовершеннолетний...
   
   – Ну и что из того? – вскинула глаза на собеседника дерзкая барышня. – Посмотрите,
   какой он крепыш. Откуда мне было знать, сколько ему лет?
   – Но позвольте, как же вы могли принимать ухаживания неизвестного
   вам молодого человека?
   – Почему же неизвестного? – кокетливо улыбнулась гостья. –
   Мои родители прекрасно всех знают...

   При упоминании о супругах Жиромских, Владимир Матвеевич невольно покраснел. Дело в том,
   что приснопамятное семейство проживало в том самом доме, где находился полицейский участок,
   и отец Марии Андреевны исправно нес при нем службу... дворником.
   
   Потомственное дворянское достоинство государственного чиновника Мацкевича было унижено
   и оскорблено неизвестной безродной девицей, посмевшей, ко всему прочему, козырять своим
   ничтожеством. Нет, он, конечно, придерживался современных взглядов и даже сам, в некотором роде,
   ратовал за равноправие... но ведь имелось в виду внутрисословное равноправие, чтобы знатное
   происхождение не унижалось из-за отсутствия средств или даже бедственного положения...
   А в остальном... нет уж, увольте... всякой демократии есть предел.

   – Сударыня, вы вынуждаете меня, – начал он, делая убедительный акцент на глаголе “вынуждаете”
   и стараясь не выходить за рамки приличия, – напомнить вам о вашем происхождении...
   – Хм! – усмехнулась девица. – По документам я записана к мещанам.
   От родителей давно не завишу и содержу себя сама, в отличие от многих
   других барышень. Я преподаю пение в младшем классе женского училища...
   
   Теперь пришла очередь недобро усмехнуться Владимиру Матвеевичу. Он-то как раз разведал,
   что сия девица действительно связана с пением и, должно быть, с танцами... но сей “департамент” –
   вовсе не училище, а дешевый кабачок для торгового люда и всяких подозрительных личностей...
   Где же все-таки Витя ее откопал? Неужто туда захаживал?! Ах, шельмец!..
   Благородное лицо Мацкевича-старшего стало пунцовым от стыда и досады.
   
   – Не лгите! – вскричал он, недопустимо повысив голос. – Как можно так бессовестно врать!
   Вы распутная женщина, интрижкой завлекшая моего сына в свои сети и развратившая его.
   Я приму меры... я не допущу брака между моим сыном и вами! Он должен учиться...
   
   – Да, я уже не девица, – нисколько не оскорбившись, подтвердила Мария Андреевна, –
   но не распутная а, напротив, обесчещенная вашим сыном. И потом – у меня есть свидетели.
   Как благородный человек, он обязан на мне жениться.
   – Что?! Что вы сказали? Какие свидетели? Что вы здесь мелете?! – Владимир Матвеевич неожиданно
   смолк, оглянулся на неплотно притворенную дверь и нервно передернул плечом. – Ну, хорошо.
   Я понимаю... не буду ничего больше оспаривать. Хотите денег? – вдруг спросил он, придвигаясь
   к ней ближе и глядя посветлевшими от гнева глазами прямо в ненавистное смазливое личико. –
   Много денег. Вы столько в своей дворницкой отродясь и не видывали.
   
   – Не смейте меня оскорблять! – свистящим шепотом отвечала гостья. – Я внебрачная дочь
   пана Сокульского, он оплачивает мои уроки пения. Скоро я стану дебютировать в Париже.
   – Так на что же вам сдался мой Витя! – изумился Владимир Матвеевич. – Вы загубите его жизнь
   и свою карьеру. Уезжайте же, ради Бога, в свой Париж и оставьте моего мальчика в покое!
   – Поздно! Я жду ребенка.
   – Проклятье! – вскричал Владимир Матвеевич, вскакивая со своего места -
   Опомнитесь!
   Побойтесь греха: его ли это ребенок?

   – Можете в этом не сомневаться, – сказала Мария Андреевна, тоже поднявшись с кресла
   и направляясь к выходу, – было приятно с вами познакомиться, папа.
   
   Владимир Матвеевич остался стоять в одиночестве посреди опустевшей комнаты, и только
   тихие всхлипывания детей за неплотно прикрытой дверью вывели его из глубокой задумчивости.
            
   Глава семьи заявил родительский запрет во все церкви Житомира и взял расписки у попов
   не венчать несовершеннолетнего сына. Он сильно бранил Витю, спрятал одежду и строго приказал
   жене следить за сыном, но Витя как-то все-таки утащил отцовский сюртук и удрал.

   Со своей возлюбленной он обвенчался в Архиерейской домашней церкви.
   Владимир Матвеевич просто выпустил из вида такую возможность.
   
   Это был второй настоящий удар для всей семьи, и Паулина Лукьяновна, запершись в спальне
   с мужем, едва умолила его не проклинать Витю. Уступив мольбам и слезам, оскорбленный отец,
   в конце концов, сменил гнев на милость, но видеть сына в своем доме больше не захотел.

   Не меньшим горем женитьба брата стала и для Мани, она невзлюбила его жену, но старалась
   не подавать вида, чтобы не огорчить брата. Все-таки Витя оставался рядом и можно было с ним
   видеться иногда. Вместе с мамой они тайком навещали молодых, приносили кое-что из еды,
   потому что Витя бросил учебу, стал работать в канцелярии счетоводом за 25 рублей,
   и молодая семья бедствовала.
   
   Осенью того же года исполнилось то, о чем мечтал Женя: его послали в город Гельсингфорс в школу мичманов.
   Тихо и скучно стало в доме Мацкевичей. Дети повзрослели, много занимались, и хотя в свободное время
   иногда вместе гуляли в парке, но это уже было совсем не то, что раньше...
   
   В конце зимы у Вити появился сын.
   В Прощеное Воскресенье Манечка с мамой увидели маленького.

*******************
Продолжение следует