На лыжах

               
     Зима стояла холодная. В феврале стало потеплее и выпало много снега. Самое время покататься на лыжах. Митьке лыжи достались по наследству от старшей сестры. Были они уже порядком ободранными, с простыми креплениями на валенки. Зато палки смотрелись как новенькие и нравились Митьке даже больше самих лыж. Да и то сказать — кататься на них он и не умел. Мал был. Сам едва ни с эти лыжи ростом.
     А хотелось, ой как хотелось ему помчаться на своих собственных с загнутыми носами дощечках по звонкой лыжне! Да так, чтобы лыжи хлопали о твёрдый снег, а палки втыкались в него со скрипом! Как у взрослых в парке неподалёку. Там, где иногда проезжал специальный снегокат «Буран» и утрамбовывал снег своими чёрными резиновыми гусеницами. За ним гуськом бежали спортсмены и прокладывали настоящую лыжню для соревнований. С утра и до позднего вечера гулко разносились над парком голоса и смех весёлых, розовощеких людей в лёгких разноцветных костюмах и вязаных шапочках.
    Дома усидеть в такую пору было невозможно, и Митька упросил своего папу в ближайший выходной день научить его кататься на лыжах. Папа и сам понимал, пора сыну вставать на лыжню. Оставалось лишь дождаться субботы.
   
    Митька чуть от дома отошли, сразу стал лыжи на ноги нацеплять. Он бы их и в квартире надел — так не терпелось на них встать.
    Жаль, неудобно в них по ступенькам в подъезде спускаться.
    Вот сунул он валенки в ремешки, схватил палки и — вперёд. Папа еле успел остановить его и затянул кожаные шнуровки на креплениях.
 — Теперь давай! — сказал папа Митьке.
    И он дал! Сделал один шаг и сразу же — бамс, повалился как сноп на бок. Папа помог ему подняться
 — Что ж ты на ногах не стоишь? — Спрашивает.
   Митька молчит. Он сам ещё не понял, что же произошло, но теперь двинулся осторожнее. Тут мальчик один мимо пробежал на маленьких пластмассовых лыжах. Ловко так пробежал, быстро. Митька подумал: Ну, я его сейчас догоню, и быстрее за мальчиком! Хлоп!

     И опять лежит он на боку. Папа снова его поднимает и говорит:
 — Ты неправильно движешься.
 — Ага, я-то как раз правильно, — не соглашается сын, — а вот эти лыжи едут куда-то, не поймёшь куда!
 — Так ты и должен их направлять, — учит папа. — Они же на твоих ногах. Согласен?
 — Согласен, — отвечает Митька и проходит потихоньку несколько шажков. И даже показалось ему, что теперь-то идёт он уже как настоящий лыжник, и захотелось ему оглянуться, далеко ли папа. Не отстал ли? Но лыжи — такие бестолковые, наступили почему-то одна на другую. Бац! И Митька опять упал.
   Воткнулся в сугроб носом. Больно носу и холодно, а хозяину носа обидно.   
   Поднялся он сам, смотрит: одна лыжа повисла на шнуровке задом наперёд.
   
   Папа уже ругается:
 — Ты будешь или нет на ногах держаться?!
 — Я держусь! Это лыжи — противные, не держатся. Видишь вот! — И показывает,
какая у него висюлька на ноге вместо лыжи получилась.
   Папа стал снова затягивать крепления, а сын жаловаться. Надоело ему по ровному месту плестись. Хочется с горки кататься.
 — Куда тебе с горки? Если по прямой пройти не можешь!
 — А с горки легче, — отвечает Митька уверенно.
 — С горки ещё труднее, — говорит папа. Но Митька ему не верит. Он видел как быстро и легко съезжают с горок другие мальчишки.
   Правда, иногда они тоже падают, но уже там, далеко внизу.
   Заспешил теперь он к ближайшей горке. Только вот лыжи за ним опять не поспевают. Стали почему-то в стороны разъезжаться, а левая пятка выворачивается, сползает с лыжи и по снегу бороздит.
 — Что ж ты пяткой тормозишь? — кричит папа сзади. — Поправляй ногу!
 — Да я поправляю, а она всё равно сползает. Ты, наверное, неправильно крепления завязал!
   Папа проверил шнуровки, подтянул их и ушёл вперёд.
 — Догоняй! — кричит, — а то я с тобой уже замёрз, как цуцик.

   Кинулся сын догонять папочку, да попался на пути небольшой бугорок. Лыжник на него, а лыжи обратно. Упал Митька теперь на спину. Барахтается как черепашка их домашняя, если её перевернуть, а подняться не может. Хоть ты плачь.
   Э, да он, кажется, уже и плачет. Или это снежинки попали на лицо и растаяли?   
   Пришлось папе снова идти на выручку сыну.
 — Мы так и до вечера с тобой до горки не доползём. Давай я лучше сниму твои лыжи, — предложил папа, откапывая Митьку из-под снега.
   Но тот заупрямился: Нет, хочу на лыжах!
 — Так мне тогда проще тебя волоком тащить или, как колобка, катить — говорит папа. — Ты уж и так по уши в снегу. И валенки, поди, полные. Будет нам от мамы, если заболеешь! Не замёрзли ноги?

   Но Митька не замёрз. Ему от бесконечных падений и вставаний даже наоборот жарко стало. И вообще, ему кажется, что он понял, как нужно держаться, чтобы не падать. Сейчас у него обязательно должно получиться!
   И, правда, дальше Митька пошёл на удивление ровно и не валился ни назад, ни в сторону. Довольно быстро он добрался до первой небольшой горочки, с которой катались другие дети. Кто на лыжах, кто на санках, кто на ледянках, а кто-то просто, подсунув под себя кусок фанеры или рваный полиэтиленовый пакет.
   Митька постоял, осмотрелся. Сразу ехать он не решился, но чем дольше он стоял,
тем круче и опаснее казалось ему это место. Хотя горка эта была самая простенькая, можно сказать, для малышни.
 
   Папа сказал: Не бойся. Здесь не расшибёшься. Раз уж хотел, то пробуй. Попытка — не пытка! Только соберись, сгруппируйся. Не стой как мешок. Погляди как надо,— и он, немного присев, показал сыну горнолыжную стойку.
   Митька попытался изобразить то же самое. Он был уверен, что у него получилось не хуже, но папа почему-то засмеялся и сказал:
 — Ладно, пробуй. Оттолкнись только немного.

   Митька приготовился. Он снова изобразил горнолыжную стойку, согнувшись, как крючок и старался оттолкнуться палками, чтобы съехать с горы. Но удивительное дело, если раньше лыжи скользили и куда попало ехали, когда их никто не просил, то тут — перед горой, вдруг заупрямились. Они, словно приклеились к снегу и не сдвигались с места, как ни напрягался их хозяин. Митька разогнулся и беспомощно оглянулся на папу. Тут-то лыжи, конечно, и поехали! Но далеко им уехать не удалось, потому что того, кто стоял на них, сперва развернуло немного вправо, а затем слегка швырнуло влево. И повторилось то, что случилось уже не раз сегодня, с той лишь разницей, что лыжи оказались сверху. Папа долго не мог сообразить, как отделить их от ног, рук и палок. Всё переплелось в какой-то клубок.

   Больше пробовать свои силы в слаломе Митьке не пришлось. Папа увёл его на ровное место и стал объяснять и показывать, как нужно держать равновесие.
   Сын был недоволен. Во-первых, он всё ещё хотел съехать с горки, а во-вторых, папа-то сам был без лыж. А без лыж Митька и сам кого хочешь научил бы равновесию. Конечно, скучно было отрабатывать шаг на ровном месте, но вскоре кое-что стало получаться. Свалившись ещё пару раз, Митька наконец почувствовал себя увереннее. И пошёл. Руки стали двигаться в такт с ногами. Палки не болтались по бокам,
а втыкались в снег и помогали. Пятки не сваливались, и он ровно скользил по лыжне.
 — Вот-вот, — кричал довольный папа, — почти то, что нужно. Молодец!
 
   Так они добрались до настоящих горок, на которых катались даже взрослые, и  даже настоящие горнолыжники на особых лыжах с особыми ботинками. Здесь папа уже не решился бы спустить сыночка с горки, а тому не сильно и  хотелось.
   Он старался идти поближе к папе. Потом они остановились и стали смотреть.
 
   Народу было много. Малышня съезжала в одном месте, где уже заледенел отполированный сотнями попок склон. Взрослые выбирали склоны, кому какой по силам. Самые смелые выезжали на самый крутой, где находился трамплин.
   Лыжня после трамплина вела прямо к оврагу, в котором протекал незамерзающий даже в январе ручей. Чтобы не свалиться в него,
нужно было после прыжка, на полной скорости, успеть резко вывернуть и затормозить. Прыгнуть с такого трамплина мог только очень смелый человек и умелый лыжник. Таких и вообще было немного, а сейчас на трамплине был и вовсе лишь один дяденька. Лыжи у него были не длинные и широкие, ботинки высокие и толстые с блестящими крючками. Глаза он закрывал темными очками с ремешком.

   Дяденька уходил на самую вершину склона. Там его не было даже видно. Потом он появлялся. Уже набрав скорости, он всё ёще отталкивался палками. Перед трамплином он складывался, сжимался, а на самом трамплине вдруг резко поднимался и подпрыгивал высоко вверх, иногда ещё умудряясь широко расставить руки и ноги.
   Летел он вниз метров на двадцать от трамплина и когда приземлялся, то из-под горы доносился громкий сухой хлопок. Там внизу он на бешеной скорости нёсся к оврагу с ручьём. Когда дяденька тормозил, то видно было как целый фонтан снега взлетал и исчезал в овраге,
а дяденька замирал, как вкопанный, на самом его краю.
   Каждый раз он, немного постояв, поворачивался, поднимал на лоб свои очки и снова влезал на гору. Только вот съезжал он очень быстро,
а поднимался гораздо дольше. И папа говорил Митьке: Смотри. Учись, как нужно «ёлочкой» подниматься на горку. А вот так, видишь, «лесенкой».
   Сына же интересовало совсем другое.

 — Папа! А ты с этого трамплина тоже прыгнешь?
 — Нет, — заулыбался папа, — я уже так не прыгну.
   Митька удивился. Он считал, что папа должен уметь всё на свете, и уж прыгать с трамплина — точно.
 — А, — нашёл он ответ. — Ты уже старый, да? А раньше так умел.
 — Нет, я и раньше так бы не смог. А теперь, хоть я ещё и не старый, конечно, это ты загнул, дружок, но всё равно мне уже учиться поздно.
   А вот тебе — самый раз. Лучше всего получается то, чему научишься в детстве. Вот и учись.
 — Я, конечно, научусь, папа, — согласился Митька, — только ты мне купи такие же лыжи, как у дяденьки. — И немного подумав, добавил, — и очки.
 — Да разве же дело в очках? — усмехнулся папа. — Научись сначала ходить на своих лыжах, потом быстро бегать, потом с горочек спускаться. Потом можно уже и с трамплина пробовать прыгать. Тогда уж будем думать про лыжи особые и очки. Если только, конечно, поджилки трястись не будут.
 — Какие ещё поджилки? — не понял Митька, — подтяжки, что ли?
 — Нет, это не подтяжки, — засмеялся папа, — а совсем другое. Хочешь покажу?

   Что-то в голосе отца насторожило сына, и он поглядел на папу, стараясь понять нет ли тут подвоха. Он уже знал, что, когда обещают показать Москву или, где раки зимуют, то это может грозить неприятными ощущениями, особенно для ушей. А ещё хуже, когда показы­вают «крапиву» на руке. Это и вовсе больно.
   Но папа пояснил: Так говорят, когда становится страшно, и сердце уходит в пятки. У тебя так не бывает?
   Сын пожал плечами:
 — Я не знаю. У меня пятки мёрзнут иногда. А иногда чешутся.
 — Ах, они у него только чешутся иногда, — всплеснул руками папа.— Придётся показать.

   И не успел Митька сообразить, что к чему, а папа уже подтащил его к самому краю обрыва.
 — Ну-ка давай, поезжай тогда, — сказал папа и отпустил Митькину руку.
   Мальчик оказался лицом к лицу с огромной, глубокой пропастью. Он заглянул в её, такую жуткую и притягивающую одновременно глубину, и ноги его сделались сразу же какими-то слабенькими, жидковатыми. Они не могли уже удерживать Митькино тельце и словно подломились. Малыш вцепился руками в ближайший тощенький кустик и запищал:
 — Я не хочу с этой горки ехать. Я боюсь, папочка. Не надо!
   Папа подтянул его к себе за воротник и спросил:
 — Понял теперь, как поджилки трясутся?
 — Понял-понял, — лепетал сынок, пытаясь поскорее подняться, и не оглядываясь отойти подальше от пропасти. Вот когда пригодились бы ему и «ёлочка» и «лесенка»! А то ведь пришлось на карачках, почти ползком выбираться.
Когда же провал стал уже не виден, Митька вдруг заканючил: 
 — Я замёрз, папочка! Пошли скорей домой. Холодно.
 — Хорошо, идём домой, — согласился папа. — Я тоже замёрз с таким катанием.
   И они направились домой.

   Сначала Митька шёл довольно-таки ходко. То ли торопился уйти подальше от трамплина, то ли хотел согреться, но двигался резво.
   Когда же до дома осталось совсем немного, он вдруг расслабился, стал сбиваться с шага. Наконец, одна нога ушла с лыжни и провалилась по колено в рыхлый снег. Митька повалился, сколько он ни барахтался так и не мог никак выбраться на лыжню, чтобы встать.
   Что ж, устал человек, понятное дело. Пришлось его выуживать из сугроба, вытаскивать из лыж и отправлять до дому пешком.
   Митька было обрадовался и почти побежал на легке, но папа его остановил и вручил ему лыжи и палки.
 — Твоё хозяйство — ты и неси!

   Сгрёб всё это хозяйство Митька в кучу перед собой и потащил. Руки у него стали быстро замерзать, лыжи и палки почему-то сделались скользкими. Они всё время норовили выскользнуть из его пальцев. Сначала он выронил одну палку. Стал поднимать — за первой убежала и вторая. Только поднял их — лыжина одна убежала. Собрал их вместе, но не прошёл и пяти шагов, как снова авария. Опять улизнула палка.
   А папа ушёл уже далеко вперёд и не оглядывается даже! Обидно стало сыну, и захныкал он. Папа услышал, обернулся. Пришлось ему возвращаться.

 — Чего ты пищишь на весь белый свет? — спрашивает строго папа.
 — У меня руки замёрзли и устали, — жалуется сын, — а лыжи такие тяжёлые. Да ещё эти палки, противные, всё время падают!
 — Что ж они вдруг противными стали. Любишь кататься — люби и саночки возить. Знаешь такую поговорку?
 — Саночки я бы за верёвочку утащил, а лыжи эти не несутся!      
 — Правильно! Они не курицы, чтобы нестись. А нести их удобнее на плече вот так. Папа всунул одну лыжину в ремешок другой, а палки прицепил за острые носки и положил их себе на плечо.— Учись, пока я жив! Шагай давай, лыжник. Горе с тобой!

 — Ну, накатался? Понравилось на лыжах? — спросила на пороге мама.
 — Понравилось. Только я плохо ещё катаюсь, — сознался Митька. — Падал много.
 — Да я и сама вижу, что ты много падал. Весь в снегу! Берите веник и стряхните снег, как следует.
   Потом пили чай с тёплыми булками. Мама настряпала, пока они с папой гуляли.    
   Щёки у Митьки горели, и он взахлёб рассказывал о своих приключениях. Мама слушала и улыбалась, а папа жевал и помалкивал, утомил его сегодня лыжник.

 — Ешь-ешь, — говорила мама, — проголодался, наверное. Сколько сил потратил! Будешь хорошо кушать — станешь настоящим спортсменом.
 — Разве настоящими спортсменами становятся от этого? — не соглашается сын.
Вот купит мне папа настоящие лыжи, как у дяденьки, и очки — так я и стану настоящим лыжником и буду с трамплина прыгать. — И подумав немного добавил:
 — Когда немного научусь на своих лыжах ездить. Купишь ведь, папа? Да?
 — Посмотрим на ваше поведение, — неопределенно сказал папа. — Успехи у вас, пока скромные, а желания огромные.
 — Так я же буду стараться и научусь. Вот увидите!
 — Увидим-увидим, — согласилась мама. А теперь готовься ко сну.

   Ночью Митьке приснилось, что он всё-таки не побоялся и прыгнул с трамплина!
   Он взлетел высоко-высоко, как птица. Сердце замирало, но не от страха, а от радости.
   Митька летел и смотрел вниз сквозь тёмные очки. Сейчас он приземлится и понесётся со страшной скоростью к обрыву. Сейчас! ...
   Он улыбался во сне. И поджилки совсем не тряслись.