Л. Толич Сиреневый туман Глава 11

 
Продолжение.Начало: Часть 1,
глава 1,2,3,4,5,6,7,8,9,10

                Глава одиннадцатая

 
 Да... Итак, Владимир Матвеевич прибыл за дочерью в Киев, и вместе они вскоре возвратились домой.
  Марии шел девятнадцатый год, пора было подумать о ее будущем. Никакого другого будущего
  для дочери, кроме благополучного замужества, заботливому отцу не представлялось.
  Старшая дочь Елизавета разложила брачный “пасьянс” по-своему, но уж Маню-то он постарается
  уберечь от таких глупостей. Экий, все же, прохвост, сударь Миховский! Имение скоропостижно
  скончавшейся матери заложил за долги, за Лизонькой желал взять ассигнациями три тысячи приданого
  и, не прояви бы он, отец, бдительности, тю-тю все денежки. Конечно, со своей усадебкой теперь
  подождать придется еще немного, зато дочь устроена надежно: недвижимость – это капитал!
  Хоть домишка-то на Шулявке неказистый, зато в самом Киеве.
  Разве не об этом мечталось долгие годы?
   
  Теперь надобно было подумать и о мальчишках. Хотя здесь перспектива виделась весьма смутно:
  Женя связал свою жизнь с морской службой, повлиять на его судьбу никто из близких никоим
  образом теперь не мог; Витя же оставил учебу из-за поспешной женитьбы и, все еще сердясь на сына,
  Владимир Матвеевич не желал участвовать в устройстве его карьеры. Павлик был пока очень юн,
  но у мальчика явно выразилась склонность к хозяйствованию: он помогал матери записывать расходы,
  охотно отправлялся на базар делать закупки, был бережлив, чинил в доме мебель и вообще
  любил все делать своими руками.
   
  Владимир Матвеевич искоса поглядывал на похорошевшую дочь и прятал в пшеничных усах
  гордую родительскую улыбку: внешне Маня  напоминала ему юную Поленьку – нежна, заботлива,
  с верно любящим сердцем, но характером...
  Характером дочь походила на него: уж если стоит на своем, так до конца.

  Однажды Маня возвращалась из библиотеки домой и возле бульвара обратила внимание на здание
  с вывеской: “Фельдшерско-акушерское училище”. Правда, ей и прежде случалось проходить мимо
  этой вывески много раз, но почему-то именно в тот день она увидела белую на синем надпись,
  да и вообще все строгое, в классическом стиле, здание словно впервые.

  Манечку будто кто-то встряхнул за плечи: как же так? Почему она не замечала ничего раньше?!
  Она вошла к секретарю и спросила, что нужно для поступления. Программа была несложной,
  и не откладывая намерений в долгий ящик,  Маня направилась к директору...

  Доктор Соболевский листал расписание в своем кабинете, удобно расположившись в кресле для отдыха
  после осмотра учебного корпуса. Он остался доволен увиденным: здесь все уже было готово к началу
  занятий. Светлые аудитории с выкрашенными бледно-голубой масляной краской панелями сияли
  стерильной чистотой, как и полагалось в таком заведении. Скелеты и банки с заспиртованным
  “материалом” стояли в полной готовности к пользованию любознательными студентами. Скоро,
  совсем скоро коридоры наполнятся шумом молодых голосов, зазвенит первый звонок и... полетят
  незаметно дни за днями.

  Думать о том, что не за горами ему придется проститься с училищем,
  в котором прошла
  большая часть трудовой жизни, было грустно... Все же он сумел многое сделать: на кафедрах
  преподавали лучшие врачи-практики, не оставлявшие лечебного дела в городской больнице и лишь
  совмещавшие дежурства с обучением студентов.

  Иван Алексеевич любил своих выпускников и помнил многих поименно... Но беспокойно было
  на душе старого доктора. Брожение и смута носились в воздухе; затишье после революционного мятежа
  и жестоко подавленных беспорядков только усиливало тревожное предчувствие. Уж кто-кто, а он-то
  хорошо знал, каково придется молодым фельдшерам, случись что на бескрайних просторах отечества...
   
  Негромкий стук в дверь прервал его мысли.
  – Входите! – сказал он хорошо поставленным учительским голосом.
  На пороге показалась славная девушка, совсем юная, на вид ей было не больше семнадцати.
   
  – Можно? – нерешительно спросила она. – Позвольте вас спросить, господин директор...
  То есть я хотела сказать... – она смутилась, но потом собралась с духом и продолжила: –
  Я очень, очень хочу учиться в вашем училище!

  – Вы? – удивился доктор. – Хм! Милая барышня, входите смелее, садись вот сюда, рядом со мной, –
  он указал на стул подле стола, – видите ли, медицина не всем дается с наскока...
  – Я... я хочу быть врачом, – сказала девушка, – то есть сначала фельдшерицей.
  Я хочу лечить людей... облегчать их страдания.
   
  Соболевский удивленно приподнял брови. Страдания? Что знает эта девочка о страданиях
  человеческой плоти? Не станет ли ей дурно при первой же ампутации?..
  – Вы когда-нибудь видели распоротый живот? – спросил доктор. – Или скальпированный череп?
  Вы знаете, что в случае военных действий вас могут послать в полевой госпиталь? Рваные раны,
  гангрены, гнойные язвы... А эпидемии? Вы можете заразиться и умереть в муках...
   
  – Нет, Господь не допустит! – вспыхнув до корней волос, возразила девица. –
  Я хочу лечить людей и спасать их от смерти...
   
  Иван Алексеевич посмотрел в глаза просительницы, и сердце его невольно смягчилось.
  Девушка не отводила взволнованного, полного ожидания взгляда от лица старого доктора; в нем
  читалось... нет, он не мог объяснить этого! Сострадание... Истинное сострадание и мольба
  выплескивались из глаз юного существа.
  Она попыталась еще что-то добавить, но только беззвучно пошевелила губами.
   
  – Довольно, я больше не стану вас мучить страшными картинами медицинской практики.
  Приносите документы. Может быть, это действительно ваша судьба – стать фельдшерицей,
  а потом и врачом. Однако, сколько же вам лет?

  – Уже исполнилось девятнадцать, – радостно сообщила она, и девичье лицо озарила чудесная улыбка.
  – Очень хорошо-с. Только не забудьте приложить ко всему письменное разрешение вашего батюшки.
  Пусть собственноручно напишет расписку в том, что ничего не имеет против вашей учебы на медика.
  Как вас зовут?
  – Мария Мацкевич.
  – Чудесно! – просиял директор училища, как будто ему назвали имя, по крайней мере, известное всей округе. –
  Я не имею чести знать вашего достойного батюшку лично, однако наслышан о его строгости. Мы ведь
  выписываем спирт и разные химикаты для лаборатории на заводе, который он инспектирует...
  Все отличного качества! Рад нашему знакомству, поверьте, искренне рад...
   
  И Соболевский, поднявшись из-за стола, проводил будущую абитуриентку до выхода на парадную лестницу.
  Он и сам не смог бы ответить, чем пленила его сердце эта бесхитростная и искренняя молодая душа...
   
  Маня сказала, что завтра принесет все бумаги, и с радостью не шла, а бежала домой, торопилась,
  ликовала, лелеяла свою мечту. Она знала, что теперь будет учиться и сможет помочь многим
  страдающим больным. Но дома ее ожидало страшное потрясение...

********************
Продолжение следует