Разговоры о тенях финал

Пою тебе, бог Гименей

Один из пап не выдержал, тот, который мог и басом, и баритоном, не выдержал и запел, все уже догадались, «Эпиталаму» из «Нерона», Антон Григорьича Рубинштейна. Его подхватили (и Рубинштейна, и папу) два других папы - патологоанатом и кукольных дел мастер, и вот уже все роброны и шпаги, и Гарик хором грянули:

Пою тебе, бог Гименей

…хотя Гарик хотел затянуть здесь свою: «Проруха судьба», - хотел, но ему не дали.
Те, которые сидели на диване и грызли ногти, встали и уже обряжённые - же-нихи, с boutonniere на фраках, и невеста, с невестиным Blumenstr;u;chen, букетиком из белых, кремовых и розовых розочек и в фате, пошли во главе хоровода.

Пою тебе, бог Гименей –
Ты соединяешь невесту с женихом…

…ну и так далее, так далее, «ты любовь благословляешь… счастье, счастье – блаженство», и так далее, с ужимками и прыжками, потому что в хороводе кого только не было: и шуты, и клоуны, и юродивые, и камни, и травы, и ручьи, которые могут, и кукольные дверцы, и кукольные замки, Селадоны, Артамены и эволюциями разваливающаяся от счастья на части Луна, и Гарик! «моя бабушка курит трубку».

Венера предлагает чертоги свои.

Новобрачных снова усадили на диван (всё тот же проклятый диван; как говорит мастер: «сырая, сладкая, проклятая складочка», где они до этого грызли ногти) и задёрнули за ними полосатую занавеску… и, если бы я был пошляком (никто сам про себя не скажет, что он пошляк), я бы сообщил, что все роброны и вплоть до Гарика «моя бабушка курит трубку» выстроились в очередь, чтоб, все понимают, по очереди подсматривать в щелочку как там у них. А как там у них?.. - не сообщу, потому что я не пошляк; приведу зато из полюбившегося всем брата Шлегеля, из его эротических сонетов, потому что пришла пора:

Моя рука страстней всех женщин в мире,
Ты постоянна, предана лишь мне,
Ты ревности не знаешь, как оне,
Всегда со мной ты, мой скребок на лире. 

Овидий, мой учитель давний, тебя прославил на века,
В тебе пылает жар - он говорил мне - любого тела.
Ты, моя рука, лишь прикоснись, и мысль уж полетела.
Возлюбленная ты, невеста ты, моя рука.

Мы лишь вдвоём с тобой во всей Вселенной,
Твой кулачок ласкает розовый мой рог.
Уже пролился сок тобою вдохновенный,

Уже подводим мы итог:
да, нам двоим приносит благо и благоговенье
лишь этот кулачок и этот самый рог.

Зефир нежнейший в сих местах царит.

Это уже из Куперена зацокал клавесин…

Хочу сказать для многопретерпевшего читателя, что «Зефир» у нас не конди-терская сладость, но бог нежнейшего западного ветра, который во времена оны унёс возлюбленную Амуром Психею в божественный дворец любви.

                ***

Снег хлюпал под ногами, хотя была уже весна; на то она и весна, чтоб хлюпал; они шли по главной улице, ручки в ручках; зажигались разноцветные леденцы; где-то сверху блистала вольтовой дугой выгнутая сердечком (какая прелесть!) измученная реклама: а им всё было смешно, всё было, как будто бы все они (другие) - смешные дураки, а им - и пожалуйста! Дурачьтесь себе на здоровье. Мы-то знаем, говорили они друг другу, что без Луны и жизни не было бы, а без жизни и Луны бы!.. или ещё лучше, они говорили друг другу, что без любви не было бы и Луны, а без Луны не было бы любви.
               
послесловие и, я бы даже сказал, приложение

по поводу общих мест, мудрости, невежества и пошлости

Пошлость! Ну, во-первых! это вербальная и не только вербальная (например, «Писающий мальчик» или, ещё смешнее, «Писающая девочка», или, тоже смешно, памятник писающей собачке) конструкция.  Вербальная (и не только вербальная) конструкция, несущая в себе эстетическое содержание. Содержание (эстетическое – это всем понятно) - это наличие чего-то, извините (за что извинился?), в чём-то. Т.е. мы имеем наличествующее эстетическое понятие, наличествующую эстетическую категорию, спрятанную в ряд знаков, слов, интонаций, картин, явлений (имеем в виду форму) выстроенных… но ни художником, ни поэтом, ни философом, ни профессором, и ни профессорским (хочется сказать, профессиональным) пальцем (снова палец, палец, о котором подруга Софи сказала, что он бывает… бывает, бывает… что палец может то, что и профессору не под силу – пошлость? - а я и не возражаю! - пошлость, бывает, обескураживает не меньше, чем какая-нибудь, самая, что ни на есть пристойность), хотя никто из этого списка не исключается (в том смысле, что и тот, и другой, и третий, и четвёртый, и пятый вполне, да ещё и как, да ещё и какими могут быть пошляками)! так вот, выстроенных пошляком, который тоже, как и данная вербальная и не только вербальная конструкция, несёт в себе эстетическую парадигму. Да, как и в любой философской концепции, форма и содержание являются основными категориями, и кому не известно, что измени хоть на чуть-чуть содержание, и форма сама собой изменится, и мол (гидротехническое оградительное сооружение, защищающее акваторию порта от волнения), как все знают, превратится в моль (единица количества вещества в системе СИ, а на самом деле, небольшая бабочка, гусеница которой является вредителем шерстяных вещей, хлебных зёрен и растений). Есть ещё такое междометие «мол», - в смысле, - мол, ты-то куда прёшь? Но о междометиях уже некогда.
Пошлость оскорбляет прогрессивный ум.
Пользоваться пошлостью, пошлить – большая наука. Есть пошляки, такая категория пошляков, которые извлекают из пошлости пользу. Такая пошлость всегда направлена на унижение или исправление Umgebung (окружающих). К этой категории, как раз, и относятся, в большинстве своём, художники, поэты, профессора и их пальцы. Эта категория - категория пошляков - извлекает из пошлости пользу. Это категория пошляков, извлекающих из пошлости пользу.
Для другой категории субъектов пользования, людей попроще (их больше), пошлость - это не средство, чтоб извлекать пользу и ни наука, чтоб изучать, ни учение, чтоб провозглашать, как нравственный императив, на весь свет. Они не учатся пошлости, не пользуются ею, как средством, не прилагают сил для овладения таковой.  У них - это их собственное, естественное их мироощущение. Пошлость и здесь оскорбляет, но не является для пошляка средством и действием для получения некоего Ergebnis (результата), хотя, конечно, любое, даже самое маленькое словцо, просто, как говорят некоторые: «Да я просто сказал…» - просто не говорится. Все знают, что это антиномия и пользуются этим, чтоб попользовать наречие в качестве какого-нибудь, извините, снова же, междометия. Ещё, в этом случае, оскорбляется не всякое ухо, ну, разве что, только ухо совершенного проходящего мимо альтруиста, которому стыдно становится за человека, как за целое человечество, как за биологический вид и как за божье создание. «Божье» здесь не потому, что бог создал такой феномен природы – пошляка…

пошляк – человек (действительно, не может же быть пошляком кролик!).
человека создал Бог.
Бог создал пошляка!

Кто станет спорить? Хотя поспорить и выиграть спор можно запросто.

…«божье» здесь, как расхожий символ, как знак чего-то, что должно было бы быть венцом, а оказалось невенцом.
У такого пользователя ограничено количество сторон обозрения. Он видит не все грани октаэдра или тетраэдра, если хотите, а только ein Paar из восьми или четырёх. И это, как сказал их соратник (один из их рати, так как они из одной рати), не его вина, это его беда. Разговор, как все понимают, идёт о невежестве, потому что, как в любой эмоциональной вербализации (и не только вербализации, но и верификации, как заметил один наш персонаж, глядя на череп утки на своём письменном столе, невежда выражает личное, вполне осознанное им, как единственное и правильное мнение, базирующееся на способности, способности, подчеркну (его способность этим ограничена), охватить или не охватить (лучше было бы отхватить) какое-то количество граней жизни (воинствующее невежество, в этом смысле, другое, сродни, как раз, намеренной, извлекающей Vorteil (выгоду) пошлости). Т.е. невежественный человек всегда окажется пошляком, не исключая, как было сказано, из списка и художника, и учителя, создателя и палец, только эти, как уже, снова же, было сказано, пошляки - учёные и намеренные извлекающие из этого свою выгоду. Да-да, конечно же, уже все заметили и сделали правильный вывод, что невежда - всегда пошляк, а вот пошляк – не всегда невежда.
Где же берёт пошляк свои пошлости? Конечно, все знают, в общих местах. Необщие места, например, восьмую грань октаэдра или четвёртую тетраэдра, или, хотя бы и четвёртую, пятую и шестую куба, видит только случайный избранник, проникновенный художник, поэт-пророк, философ, провозвестник неуловимого знания и, поэтому, умеющий различить и отличить добрый гений от видимых всеми граней злодейства вывернутых на любой вкус, от истин, видимых невооружённым глазом. Так что общие места – это не всё что есть, это лишь часть всего что есть, а значит (будем считать, что доказано) – это область невежества. Да, пошлость – это невежество, которое содержится в общих местах и, правильнее, невежество, которым и являются общие места. Конечно, всё не так просто.  Бывает, что общее место, его ещё называют в среде художников штампом, не выдерживает мощного содержания, вкладываемого в него пронзительным, умеющим различать невидимые грани, как уже было сказано, умом, и взрывается и, взрываясь, превращается в метафору , обретая при этом форму иронии. Но это только бывает. А мы о своём, о том, что всякая мудрость, кто этого не знает, старея, превращается в общее место (читай, в пошлость). Всякие мудрости выстраиваются в очередь друг за другом, чтоб попасть в пошлости, потому что знают (по мудрости своей), что всё равно закончат пошлостью, что пошлостью заканчивается всякая мудрость, что пошлость – конец всякой мудрости, что нет такой мудрости, которая на старости лет не превратилась бы в пошлость. Мудрость, обратившаяся по-шлостью – снова же, знают все, - один из видов иронии жизни. Мудрость лишь в пошлости и раскрывается обратной своей стороной, невидимой гранью злодейства; обратная сторона вдруг становится видна (будто глаза раскрылись; ещё говорят: тюрьма ему глаза открыла…) так вот, сторона становится видна, хотя раньше никто о такой и не догадывался.
«Обращение к музам в эпоху Гомера или Гесиода, например, - говорит учёный философ, филолог и профессор (он знаток, ему можно верить), -  имело весьма сложное содержание и считалось прерогативой мудрецов, а в новое время – это просто - пошлость» . Просто, я бы сказал, риторический экзерсис.
Высоколобое, breitstirnige собрание бьётся над вопросом, бьётся (представили себе… «Путешествие в Лапуту», Свифт, учёное лапутинское собрание),  пытается, потеет, бледнеет, краснеет (а раз краснеет, то и синеет, наверняка), пытается ответить на… разрешить вопрос, но - никак. Никак, никак! И вдруг, один, хихикая в своей galliges Innernchen  и брызжа юродивеньким пузырём, «хи-хи», наружу, восклицает: «Если вопрос не решается, его не надо решать!» Какая пошлятина! Но, оттяпал себе очки. Но какая пошлятина! А ведь эта пошлятина, извините, пошлость когда-то была настоящей мудростью, типа: «Подчиниться тому, что не от тебя зависит…»  или «свобода, есть осознанная необходимость» ; профессор Делаланд сказал бы навязанная необходимость, или… да что там или, таких «или» хоть пруд пруди, как кто-то уже где-то заметил, и хоть огород городи или город, как кому больше нравится.
Мудрость превращается в пошлость не только от старения, но и попадая в обстоятельства (например, совсем новенькая, ещё  блестящая, я бы сказал, сверкающая мудрость «деньги счёт любят» звучит совершенной пошлостью: - «Нет, нет, вы уж потрудитесь послюнить (ещё лучше, послюнявить) пальчики. Деньги счет любят»  или: «Не торопись, Базилио, денежки счет любят» ). А бывает и вообще трудно понять, пошлость это, или глупость, или ни то и ни другое, или и то, и другое, или совсем ничто – слова какие-то, риторические фигуры… так себе. Да что рассуждать о том, что неизвестно, что недостоверно? «Что рассуждать о жителях Луны, которые, ещё неизвестно, есть ли там» .
Мудрость превращается в пошлость, пошлость в скверну, скверна в святость, жизнь в смерть, смерть, кстати, в жизнь (есть умники утверждающие, что смерть не антоним жизни, а её часть - что на определённом гносеологическом уровне действительно так), преступление в подвиг, а подвиг, наоборот, в пре-ступление, а черное (кто бы знал?) в белое! А вы говорите, жители Луны! Да, становится смешно. И я верю, я верю, что царица засмеялась и вылечилась, увидев в страшной пещере, вместо ожидаемой страхолюдной или прекрасной, как кому хочется, богини, обгоревшую головешку .

Ну-у, вот и всё. Хочу сказать ещё только, что все эти многочисленные мотивы – это не мои фантазии, но то, что являлось разгорячённому мозгу профессора Делаланда, когда решал он свои «за» и «против»… или, лучше, «быть» или «не быть», подобно папе патологоанатому, возбуждённому уточкой мандаринкой.

А теперь некролог: головокружительный силлогизм, умопомрачительный пассаж:

«Гений и злодейство несовместимы».
Чем меньше гения, тем больше злодея.
Невежда и злодей – синонимы.

               

Примечание

Фридрих Шлегель*. Сонет 2 из «Эротических сонетов», оригинал

    Du meine Hand bist mehr als alle Weiber,
Du bist stets da, wie keine Frau erprobt,
Du hast noch nie in Eifersucht getobt
Du hast noch nie zu weit, du enger Reiber.
   
Ovid, mein Lehrer weiland, hat dich recht gelobt,
Denn du verbirgst in dir ja alle Leiber,
Die ich mir w;nsche. K;hler Glutvertreiber,
Dir hab ich mich immer anverlobt.

Ich stehe stolz allein mit dir im Raume
Und streichle meine bl;ulichrote Glans
Schon quirlt sich wei; der Saft zum Schaume,

So zihe ich aus Erfahrung die Bilanz:
Die Zweiheit paart sich nur im Wollusttraume,
Sonst paart sich meine Faust mit meinem Schwanz.

*Напоминаю, что Фридрих Шлегель – романтик, теоретик и открыватель романтической иронии. Надо было напомнить раньше, но там не было времени. Тем, кто там не вспомнил, надо садиться на диван и грызть ногти.

                КОНЕЦ

                4 часа 30 минут, ночь, среда, 24 декабря, 2014 г.