Как деда Федота взяли служить в ВЧК

                Воспоминания деда Федота
               (частично опубликованы в журнале «Огонек», 40/4667/Октябрь 2000)

                (9/21) Как деда Федота взяли служить в ВЧК

     Приезжаем на станцию «Томск 1»: военные ходят. Смотрю, идёт в штатной одежде, в шлеме с отличием, на рукаве красная повязка. Подхожу, здороваюсь, заявляю откедова мы, нас пять человек, где были, откуда едем, чего ищем и т.д. Я говорю:
     - Мы желаем в седьмой батальон.
     А он:
     - Это вы такие герои, ведь это же батальон смерти!
     Рассказал, куда и как идти и добавил:
     - Я вот приду, посодействую.
     Подходим, вывеска: «Чрезвычайная следственная комиссия №7». «Идём, ребята, что Бог даст». Часовые спрашивают пропуск. Нету. Заводят нас к одному. Он всё опросил до ниточки, записал всё и успросил:
     - Честно будете служить?
     У нас такая честь:
     - Так точно!
     - У нас три роты. Куда вас?
     И вот заходит тот, что на станции был. Он взводный Теплов. Так я ему понравился, когда с ним на станции говорил. Он сказал ещё одному:
     - Давайте по одному человеку в роту, а мне двоих, - и упросил мою фамилию и Дубакова.
     А Овчаренко расстроился до слёз:
     - Я тоже хочу с Прошуниным, он мой земляк!
     А я сказал:
     - И эти двое земляки.
     Тогда взводный Теплов сказал:
     - Я беру всех пять человек себе в взвод.
     Заводит в свой кабинет и говорит:
     - Наша часть с Москвы, отдельный седьмой батальон; наша третья литера А рота, взвод первый.
     Дня два занимались с нами строем. Я показал отличные результаты в строевой подготовке, а особенно в ружейных приёмах. Стал хорошим стрелком; повёл взводный меня в караул: помещение большое, окна большие, стол. На столе пулемёт «Максим».
     - Знаешь его?
     - Знаю.
     - Ну вот становись часовым.
     Я сказал:
     - Я первый раз буду, если можно, подчаском.
     - Ну ладно, оставайся.
     Так он меня везде, везде ставил и говорил: «Надеюсь, как на самого себя.»
     Наш седьмой чрезвычайный батальон стал ВЧК. По сёлам есть саботаж, кой-куда ездят наши чекисты, видать по устроению всяких порядков. Но я пока что на месте.
     Пошёл 1920 год. Меня мой взводный Теплов ставит на первое отделение, своим заместителем. Он был очень грамотный и честный человек. Член «пятёрки». Страшные дела. Был очень часто в командировках по разным военным и гражданским вопросам в районах и сельской местности. Мы несли гарнизонную службу.
     Меня вызвали в штаб в январе 1920 года, сказали, что меня направляют в командировку в Красноярск за лыжами. Два вагона лыж. Снабжают всеми необходимыми документами,  дают ещё два человека. Но плохо, что в то время хлеба мало было, и соли не было. С таким пайком выехали. По-теперешнему командировка была голодноватая, бедная, а звание нашей части - «ужасная».
     В Красноярске меня, чекиста в шлеме, встретили хорошо, не так, как когда я ездил туда искать часть, чтобы послужить до слёз родине.
     Перед отправкой в Красноярск за лыжами вызвали взводного и меня начальник-командир седьмого отдельного батальона товарищ Макаренко и начальник штаба Теквитенко. Вызвали взводного, потом меня. Упросил Макаренко:
     - Справитесь?
     Взводный сказал:
     - Так точно!
     - Надеюсь, - Макаренко сказал. - Можете идти. Счастливого пути.
     Теплов знал службу, проворный, но и я, не в хвальбу скажу - не подкачаю. Мы сказали «спасибо» и кругом.
     По-моему, очень поглянулась наша дисциплина и вёрткость товарищу Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Он был в штабе. Высокий, худой-худой. Пряжкой живот подтянул, как вот на картине. Ещё видел в строю Ф.Э.Д. Наша рота отличилась своей боеготовностью, вообще славилась в батальоне ЧК. Он подходил к взводному на правый фланг, и я стоял сзади в строю, рассмотрел хорошо. Стройный, проворный. В общем, поглянулся мне Дзержинский.
     Еду за лыжами. Являюсь на завод, там вижу начальника завода. Докладываю, что я из батальона ВЧК за лыжами. Он взял мне под козырёк, поздоровался по ручке. И моментально всё закипело. Дело было утром, к вечеру третьего дня всё было погружено: два вагона, которые уже были в тупике. Пошёл на станцию заказывать поезд. Там уже был в будке отдел ВЧК.
     Захожу, заявляю, что мне надо отправить два вагона лыж в седьмой томский батальон ЧК. Упросили:
     - Где вы?
     - На фабрике.
     - Как будет бронепоезд, позвоню туда к вам, - сказал дежурный. Я ушёл.
     В аккурат были в цирке богатыри. Я пошёл посмотреть. Один - двенадцать пудов тридцать фунтов, второй - девять пудов, третий - семь пудов, четвёртый - шесть с половиной, пятый - пять с чем-то. Я видел, как боролись. И больше я никогда не видел таких крупных людей...
     На второй день подошёл бронепоезд. Ночью приходят два конвоира за мной. Докладывают. Идём, прицепляем стоявшие в тупике вагоны сзади. Стало семь вагонов: пять вагонов в броне и наши два. Отряд при поезде - человек восемьдесят. Вагоны: один первый класс, четыре - разные. Есть пулемёты, гранаты. Меня посадили с начальником-командиром поезда, с ним в купе.
     Едем, он всё у меня, а потом сам рассказывает: «Ездим по дорогам, охраняем дороги, следим за всем, чтобы не было нигде крушения, какого случая. Колчаковцев, чуть подозрительных вот сюда в вагон сажаем».
     А сам всё хочет узнать больше у меня. Я говорю, у нас в батальоне ЧК, прямо под зданием ЧК, тюрьма, разные бандиты сидят. Готовим к расходу, говорю ему смело, потому что наша часть уже имеет название, опять новое: чрезвычайный седьмой отдельный батальон ГУБЧК. То был ВЧК, а стал ГУБЧК. Коля, таким и военный билет был выписан мне, 1922 года 10 мая.

               (Коля – сын деда Федота. Воспоминания написаны для него.)

     Служим дальше; едим конину, но только такую, от выбракованного скота. Без соли едим. Соли почему-то не было в Томске. С солью очень плохо - нет, и с хлебом не очень-то хорошо. Но служить надо верой и правдой.
     Батальон наш был глаз в Томской области, да не только в Томске, а во всей почти Сибири.
     Наша третья литера А рота помещалась в бывшей духовной семинарии, где готовили духовенство. Через ночь, через две всё время делали по всей части тревогу. Вот как напрактиковались: до двух минут - в полной боевой. Питание неважное, снабжение было революционное, недосдача хлеба, одежды и всего. Но наш батальон ЧК был действительно советской властью: где бы мы ни были, нигде ни одного крестьянина не обижали. Хотя какие голодные, но нигде ничего не пакостили. Кто позволит - пуля. Батальон наш был - люди хорошие, советские. С таким народом можно было вместе воевать.
     Одежда была почти на всех своя, разная, но потом-то, в двадцатых годах обмундирование стало похоже на красных защитников. Я пришёл в отпуск, на меня смотрело село. На мне шинель с красными петлицами, шлем - во весь лоб звезда красная, а сам стройный, вот губчак. Ныне покойная моя мамушка сказала: «Шлем не носи. В таких касках Христа распинали жиды».