Служить профессии

     Работник министерства образования Петр Глебович по рекомендации кардиолога уже пару месяцев как отказался от служебной машины, стал делать зарядку и контролировать холестерин. Последнее время удары сердца слышались более отчетливо и напоминали звуки плохо работающего двигателя.

     На утреннем совещании у министра озвучили указ президента о повышении пенсионного возраста у чиновников. Это было настоящим ударом для Петра Глебовича, которому до заслуженного отдыха оставалось доработать 182 дня. Услышав новость, он почувствовал, как могучая сила сдавила грудь, обжигая все внутри, а невидимый кол, вбитый в позвоночник, не давал пошевелиться, парализуя нестерпимой болью.
 
     Отпросившись у начальства, он медленно спустился по широкой лестнице, покрытой малиновой дорожкой, и вышел на улицу. Путь домой проходил через длинный сквер и занимал обычно не белее получаса, но сегодня это расстояние казалось не преодолимым. До дверей подъезда оставалось метров пять, когда Петр Глебович почувствовал сильное головокружение и разрывающий грудь удар, а затем еще один. Ноги подкосились, и он рухнул ничком, угодив лицом в кучу пожелтевших листьев, заботливо собранных с утра дворником-таджиком.

     Он лежал бездвижно и через густую дымку, заволакивающую глаза, видел обувь проходящих мимо людей. Откуда-то сверху сквозь звон в ушах донёсся девичий голос: "Вить, а вдруг ему плохо?" "Да ладно, Наташка, пошли, - отвечал ей парень. - Обычный алкаш, напился и лег отдохнуть. Идём".
 
     Ему хотелось крикнуть: "Помогите, люди! Мне плохо!" Но прилипший к нёбу язык не слушался. В памяти всплыли воспоминания о далеком-далеком прошлом, когда его, четырехлетнего, первый раз привели в детский сад. Он, нарядный, в белой рубашке, синих шортах и постоянно сползающих гольфах, отличался от других ребят из семей рабочих. Тогда никто не хотел с ним играть, и, чтобы привлечь внимание, он быстро взобрался по металлической лесенке в огромную деревянную ракету, но, зацепившись за последнюю ступеньку, не удержался и кубарем скатился в грязную песочницу. Увидев это, ребята, побросав игрушки, ринулись на выручку. Помогли встать, начали заботливо отряхивать, одна девочка даже обняла и поцеловала, а другая сунула ему в руку сорванную с клумбы ромашку. То ощущение заботы и доброты он запомнил на всю жизнь.

     "Куда все это уходит?" - подумал Петр Глебович, теряя сознание. Он уже не слышал пронзительного звука сирены подъезжающей машины скорой помощи, которую вызвала соседка, наблюдавшая за происходящим, стоя на балконе второго этажа.

     Яркий свет продирался сквозь сомкнутые веки. Петр Глебович с трудом открыл глаза. Его качало, и казалось, что он один в большой лодке, брошенной посередине реки в густом тумане. "Интересно, - подумал он, - где я? Может, это уже жизнь на небесах?" Пелена постепенно рассеялась, и он увидел врачей, стоящих рядом.

     До Петра Глебовича доносились слова: "Итак, перед вами именно тот редкий случай, когда все сработали слаженно. Больного доставили с обширным инфарктом. Нами были проведены необходимые клинико-диагностические мероприятия, состояние продолжает оставаться стабильно тяжелым".

     Один из докторов, не дожидаясь окончания доклада, наклонился к пациенту и спросил:
- Как самочувствие, Петр Глебович? Вы меня узнаете? - И тут же, будто спохватившись, добавил. - Только не пытайтесь говорить, надеюсь, побеседуем завтра, просто кивните.

     Несмотря на головокружение, Петр Глебович попытался улыбнуться и подумал: "Как я могу сразу на два вопроса кивнуть головой? Хотя, если я соображаю, это уже хорошо, но почему я не могу говорить?
- Вы пока на искусственной вентиляции легких, - угадывая вопрос, ответил врач. - Сегодня понаблюдаем и дальше решим. И не переживайте, всё самое страшное уже позади.

     Вбежавшая в палату медсестра крикнула с порога:
- Профессор Колесников! Извините, Юрий Васильевич! Приехали из университета, ждут вас на кафедре.
Доктор погладил пациента по руке и сказал:
- Увидимся завтра, поправляйтесь.
И направился к выходу. Вслед за ним, шурша халатами, молча удалились остальные.

     Петр Глебович закрыл глаза. Мысли лихорадочно закружились: "Не может быть. Юрий Васильевич Колесников! Профессор. Чудеса. Таких совпадений не бывает. И эти глаза с искорками, только очень усталые. Поэтому он и спросил, узнал я его или нет. Теперь узнал. Юрка Колесников".

     Сколько прошло лет - тридцать, сорок - он вспомнить не мог. Был первый год работы в школе сразу после окончания филологического факультета Педагогического института. 5 "А" был неуправляем, даже учителя с большим опытом, хватаясь за голову, всячески открещивались от него. Петр Глебович, по мнению директора Зинаиды Сергеевны, был просто спасением. Во-первых, начинающий педагог не мог отказаться от классного руководства, во-вторых, он пока не окунулся в рутину и был полон желания показать себя и завоевать авторитет.

     Петр Глебович вошел в блестящий от чистоты и порядка класс, в котором пахло недавно закончившимся ремонтом и жутко щекотало в носу. На всю жизнь это переплетение запахов олифы, масляной краски и оконной замазки въелось в память и в дальнейшем всегда всплывало в момент сильного волнения. На секунду воцарилась тишина. Глаза учеников вспыхнули неподдельным интересом и моментально погасли. Ребята продолжили заниматься своими делами. Учитель растерялся, такого приема он не ожидал.

     Сразу вспомнились напутственные слова доцента Рябова, любимчика всех студентов: "Дети мои, не забывайте! Вы идете в школу не работать. На вас возложена великая миссия обучать и воспитывать. Вы представляете, какая ответственность легла на ваши плечи, когда вы выбрали делом всей жизни служение во благо будущего нашей Родины? Теперь вы в ответе за тех, кому передадите свои знания, вы должны приложить огромные усилия, чтобы вырастить настоящих советских людей, будущих строителей коммунизма".

     "По-моему, я попал к разрушителям, а не строителям", - подумал Петр Глебович, глядя, как смешная девчонка с тонкими косичками, напоминающими мышиные хвостики, с грохотом пытается засунуть толстенный портфель в парту. Два парня между рядами в конце класса устроили сражение на карандашах. Толстенький мальчишка, обливаясь слезами, разложил на тетради промасленную бумагу и стал откусывать большой бутерброд с салом, густо намазанный горчицей. При этом все галдели. Голоса сливались в общий гул, похожий на шум, издаваемый громадным вентилятором. Только крепкий ученик, подстриженный под "полубокс" и сидевший один на последней парте, тихо рисовал в тетради. Какое-то внутреннее чутье подсказывало - лидер.

Петр Глебович подошел к нему и тихо спросил:
- Как зовут?
Мальчик отложил карандаш, встал и ответил:
- Юрка Колесников.
- Присядь, Юра. А я с тобой. У тебя не занято?
Парень недоуменно смотрел на учителя.
- Не занято, я люблю сидеть один, все знают и не лезут.
- Что рисуешь, Юра? - дружелюбно продолжал учитель.
- Сердце. Интересно, как оно устроено. Ведь оно как мотор. Вечный двигатель. Работает и работает, без остановки.
- Да, работает, но и оно когда-то останавливается. Мы потом поговорим об этом. А пока у меня к тебе просьба. Ты можешь установить тишину на пять мину? Хочу кое-что сказать.
Юра усмехнулся:
- Конечно.

     Он встал и негромко сказал: "Тихо!", и понимая, что не все его услышали, повторил еще раз: "Тихо!"
Класс замер.

     Учитель вышел к доске и уверенно произнес:
- Послушайте! У меня есть предложение. Давайте сбежим с урока.
Ребята, ожидая подвоха, насторожились.
Петр Глебович продолжал:
- Пошли за школу, там посидим до звонка, заодно и познакомимся. Только без шума, а то попадет и мне, и вам.
Ученики одобрительно зашептались, чтобы учитель предложил сбежать, такого еще не бывало.
- Ну что, идем?
- Идем, - дружным шёпотом ответил класс.

     Директор, подслушивающая за дверью, ничего не понимала. Она с удивлением смотрела, как ребята во главе с педагогом гуськом выходят из класса. Поймав извиняющийся взгляд нового учителя, она поняла, что у него есть план и, махнув рукой, пошла в свой кабинет.

     В то время директор ещё не понимала, что её молчаливый взмах рукой, как отмашка старта зеленым флажком на автогонках, открыла Петру Глебовичу долгий путь к постижению любимого ремесла.

- Ребята, вы стихи любите? - спросил учитель, дождавшись пока ученики рассядутся на скамейки в школьном дворе и не получив ответа, начал читать на память:
"Октябрь — месяц грусти и простуд,
а воробьи — пролетарьят пернатых —
захватывают в брошенных пенатах
скворечники, как Смольный институт.
И вороньё, конечно, тут как тут".

- О чем это стихотворение? - спросила курносая девчонка, сидевшая рядом.
- Не поняла что ли? - ответил ей вихрастый мальчишка, затачивающий складным ножом оторванную с красно-желтого дерева ветку. - О том, что осенью надо теплее одеваться, а то простудишься.
- Правильно? - обратился он к Петру Глебовичу.

     Учитель сидел в оцепенении с пунцовыми щеками и не мог проронить ни слова. До него дошло, что окрыленный маленькой победой над своим классом, поддавшись эмоциям, он начал читать запрещенного Бродского.
Быстро придя в себя, он сказал:
- Зачем в такой солнечный день мы будем говорить о простуде. Я сейчас вам прочту стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, а потом вы мне расскажете, как кого зовут, только так, чтобы я запомнил.
- Не понял, - сказал Юра, сверкнув искрящимися глазами. - Это как?
- Ну, например, ты Юра. Я сразу запомнил, так Гагарина звали. Понятно?
- Не совсем, - ответила девчонка с мышиными косичками. - Меня Катя зовут, я как кто?
- Ты не как кто. Ты просто котенок, - улыбнулся учитель.
Всем стало весело и свободно.
- Подходите ближе, - продолжал Петр Глебович. - Я буду читать, а вы слушайте и думайте, как мне вас всех сразу запомнить.

     Он откашлялся, как будто хотел выступать со сцены и начал:
 " Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье..."

     Петр Глебович открыл глаза. Темную палату освещало тусклое сияние матового дежурного светильника. У кровати стоял профессор Колесников и с улыбкой смотрел на больного.
- Отдохнули немножко, Петр Глебович? - спросил он. - Сейчас отключим вас от ИВЛ и достанем эту противную трубку. Все хорошо, состояние могу характеризовать, как стабильное. Я уйду домой, а за вами будет присматривать дежурный доктор. Так что до завтра. Высыпайтесь и приходите в себя. Беспокоиться больше не о чем.
И, поправив пациенту волосы, Юрий Васильевич вышел в коридор.

     Через несколько минут зашла сестра, за ней врач.
- Ну что, Петр Глебович, - сказал он. - Сожмите кулачок и разогните руку. Так, отлично. Теперь другую. Очень хорошо! Сейчас я отключу аппарат, и вы задышите сами.

     Медсестра внимательно смотрела на манипуляции доктора и была готова в любой момент оказать необходимую помощь. Врач, сдув манжету, скомандовал больному: "выдох" и привычным движением легко вытащил трубку.
- А сейчас отдыхайте, - сказал он и вышел из палаты.
Медсестра поставила на тумбочку у кровати бутылочку с водой и всунула в неё толстую соломинку для коктейля.
- Чаще дуйте, чтобы пузыри как в джакузи получались, - сказала она. - Это такая дыхательная гимнастика.
И подоткнув одеяло под ногами пациента, вышла вслед за доктором.

     Дышалось хорошо, свободно, и очень хотелось спать. Петр Глебович закрыл глаза и опять вспомнил свой 5 "А".

     После душевных посиделок на школьном дворе и интересного знакомства началась большая дружба между педагогом и учениками. Ребятам нравилось, что учитель не заставлял делать домашнее задание по своему предмету. Конечно, это им казалось. На самом деле Петр Глебович так мастерски организовывал уроки и вовлекал учеников в споры, что ребятам хотелось принимать участие в шутливых обсуждениях литературных героев.  Но самое интересное было вечерами и в выходные дни. Все вместе ездили на экскурсии и ходили за грибами.  Прочитав рассказы Аркадия Гайдара, решили создать "Отряд помощи пожилым людям".

     После похода в драматический театр организовали студию. Ставили сценки и показывали их в детских больницах. А однажды Петр Глебович, договорившись с очень высоким начальством в милиции, вывез ребят в детскую колонию, чтобы там показать спектакль. Узнав об этом, кое-кто из родителей позвонил директору школы. Услышав о случившемся, она немедленно вызвала Петра Глебовича к себе.
- Поступил сигнал, – спокойно сказала Зинаида Сергеевна. -  Я должна отреагировать. - Тюрьма! Зачем? Это не перебор?
- Зинаида Сергеевна, уважаемая, послушайте меня, - сказал учитель. - Мы были в колонии, а не в тюрьме. Там тоже дети, которые нуждаются в сочувствии и милосердии. Вы бы видели, как нас принимали, как хлопали, а некоторые даже плакали. И самое главное! Грозное звяканье замков, зловещий перезвон ключей в руках охранников, решётки на окнах, угрюмая серая краска на стенах запомнятся моим ребятам на всю жизнь. И если кому-то из них придет в голову преступить закон, он тысячу раз подумает о том, захочется ли ему провести часть жизни в подобной обстановке.

     Зинаида Сергеевна махнула рукой и сказала:
- Петр Глебович, ступайте к своим ребятам и продолжайте спокойно работать. Вы не только прекрасный специалист, вы педагог, понимающий души детей. Именно про таких людей и Ушинский, и Макаренко говорили: "Настоящий учитель", я уверена, что вас ждет большое будущее.

     Покинув кабинет директора, Петр Глебович вышел на улицу. После разговора хотелось глотнуть свежести. Уже зажглись фонари, проезжающий мимо школы дребезжащий трамвай остервенело звонил зазевавшимся пешеходам.  Прислонившись к холодной обшарпанной стене, учитель вдыхал прохладный вечерний воздух.

     С каждым годом взрослели ребята, менялись их взгляды, привязанности, интересы. Тот, кто в пятом классе хотел быть пожарным, к девятому уже мечтал стать ученым. Только Юра Колесников не менял своего желания поступить в медицинский. В старших классах Петр Глебович посоветовал ему устроиться санитаром в больницу, через знакомых помогал добывать дефицитные в то время медицинские атласы.
- Почему именно сердце? - спрашивал учитель у Юры.
- Сам не знаю, - отвечал парень, почесывая затылок. Просто интересно. Там как-то все запутано. Настоящий механизм. Я хочу сделать так, чтобы он никогда не ломался. Вот часы электронные идут себе и идут. Батарею поменял - дальше работают. Надо тут такое же придумать: подходит срок службы - сменил аккумулятор и живи спокойно. Вы слышали про кардиостимулятор? Его изобрели еще в 1927 году, а у нас начали отсчет только в 1960. Это целая вечность. Надо быстрее что-то новое придумывать, скольких людей можно спасти.
- Ого, куда замахнулся! - удивился Петр Глебович.
- Вы же сами так учили. Думай, добивайся, помогай!

     Выпускной бал как всегда проходил с размахом. Родители не поскупились. Ученики 10 "А" класса, единственные из всей параллели, взвалили на себя все заботы по подготовке к празднику. Сначала была общая торжественная линейка в актовом зале, потом ужин в ближайшем кафе "Уют" с хвалебными речами в адрес педагогов. Затем прогулка на теплоходе, перед которой ребята долго слушали напутствия учителей, желавших им успешного плаванья по волнам жизненного пути. Преподаватели разъехались по домам, а Зинаида Сергеевна и Петр Глебович вслед за ребятами и их родителями поднялись на борт судна.

     С середины реки открывался восхитительный вид на мерцающий в свете фар одиночных машин город. Музыка, смех, громкие голоса рвали в клочья ночную тишину. Петр Глебович взял микрофон и начал речь:
- Дорогие ребята! Мой первый выпуск! Вот и закончилась для вас прекрасная школьная пора. Вы еще до конца не осознали, что стали взрослыми, и уже завтра вам предстоит решить, что делать дальше. Кто-то пойдет учиться, кто-то работать. С этим вы сами определитесь. Уверен также, что знания, полученные за эти годы, вам пригодятся, но познавать мир и себя вы будете ещё долго. Я хорошо узнал вас за время нашего общения и хочу сказать, что тройки в аттестате - это не страшно, вы сумеете исправить их в течение жизни. Самое главное в любой ситуации - оставаться человеком добрым, верным и надежным. Всегда держите слово и отвечайте за свои поступки. Постоянно находитесь там, где вы нужны, там, где вы можете помочь людям, там, куда зовет ваше сердце. Удачи! Я буду скучать.

     Два часа, проведенных на воде, казалось, пролетели за минуты. Теплоход причалил к берегу. Ребята довольные и уставшие прощались с директором и классным руководителем. Они жали руки, обнимались, целовались. И все как один обещали не забывать школу, приходить в гости, а если уедут, писать подробные письма.
Все разошлись.

     Зинаида Сергеевна взяла Петра Глебовича под руку, и они медленно пошли по пустой набережной к остановке дожидаться первого троллейбуса.
- Не обольщайтесь, мой юный друг, - сказала директор, -  поверьте моему опыту - писем не напишут и приходить они в школу тоже не будут. С годами в их памяти сотрутся наши лица, и образы станут призрачными, а лет через десять-двадцать вас пригласят на вечер встречи выпускников, подарят конфеты и цветы. Они захотят что-нибудь вспомнить из школьной жизни, но в голову придет только пара курьезных случаев, произошедших на уроках, а вы будете помнить всё. Ведь это ваш первый выпуск. А мой последний.

Петр Глебович остановился и спросил:
- Почему, что случилось?
- Случился возраст, - грустно улыбнулась Зинаида Сергеевна. - Случился неожиданно, можно сказать, подкрался. Я пятьдесят лет жизни отдала школе.  Не семье, а школе, даже не заметила, как собственные дети выросли. У меня больше нет сил. Понимаете, не физически, морально устала. Ухожу на пенсию. Ухожу с легкостью, потому что оставляю школу в надежных ваших руках. Всё уже согласованно наверху и на днях будет подписан приказ о назначении. Не волнуйтесь, вы справитесь, я знаю это точно.

     Директор прижалась к Петру Глебовичу, он обнял её, и стало так душевно и тепло, как будто он встретился с мамой после долгой разлуки.

     Петр Глебович проснулся от легкого прикосновения чего-то холодного. Он открыл глаза и увидел медсестру, держащую градусник.
- Доброе утро, - сказала она. - Температуру померим, и продолжайте отдыхать.
- Почему так рано? - спросил пациент, прижимая термометр под мышкой.
- Что вы! - ответила сестра. – Наоборот поздно, уже девять часов, скоро обход. Я не будила, потому что сам профессор Колесников приказал вас не тревожить. Он всех предупредил, что вы очень дорогой для него человек.
"Надо же, - подумал Петр Глебович, когда остался один. - Дорогой человек. Приятно слышать".
Его недавно пришедшее в себя сердце тихонько вздрогнуло.

     Через час в палату зашел Юрий Васильевич. Усевшись на край кровати, он взял пациента за руку и спросил:
- Как дела? Лучше? Теперь вы уже можете нормально говорить.
- Спасибо, Юра, тебе за заботу. Самочувствие более-менее нормальное. А как ты? Изобрел кардиостимулятор?
- Петр Глебович! - удивился Колесников. - Вы это помните? Ничего себе память. Потом все расскажу - это долгая история. Вот встанете на ноги, и будем гулять во дворе и разговаривать, погода пока стоит хорошая. Все у вас идет нормально, так что через пару недель побежите домой. Сейчас придут специалисты, и начнете делать лечебную физкультуру. Нечего валяться.
- Как прикажете, доктор, - улыбнулся учитель.

     Новый директор вдохновенно взялся за работу. Раньше он считал, что, пройдя по школе и сделав пару замечаний ученикам, Зинаида Сергеевна уходила к себе в кабинет и спокойно отдыхала. На деле оказалось, что на рабочем столе ждала кипа бумаг, пачки приказов и распоряжений. Кроме этого, многочисленные, порой ненужные, совещания на всех уровнях. Встречи и нескончаемые телефонные разговоры с родителями, опекунами и бабушками учеников. А сколько нормативной документации приходилось изучать, он и сосчитать не мог.

     Всплывшая в голове фраза "кадры решают все" дала серьезный толчок к изменениям. Директор кинулся в педагогический институт, чтобы заманить к себе на работу выпускников. Устроив собеседование на одной из кафедр, он с ужасом понял, что из всей группы только два-три человека хотят идти работать в школу, остальные пошли в ВУЗ, лишь затем, чтобы получить высшее образование. В основном это были юноши, которых с удовольствием принимали, надеясь, что они в дальнейшем разбавят женские педагогические коллективы.
"Ну, что ж, - решил директор. - Будем справляться своими силами".
 
     Через несколько лет школа гремела на весь город. Вместе с навалившейся славой пришли почётные награды: "Заслуженный учитель РСФСР ", "Отличник народного просвещения". Петр Глебович постоянно ездил делиться опытом. Прознав о талантливом директоре, руководители систем образования из соседних городов стали приглашать его с лекциями. Работать было некогда. Петр Глебович не раз обращался к начальству с просьбой освободить его от должности и перевести в учителя, но всегда получал отказ.

     Коллектив в школе стал заметно меняться. В годы перестройки уходили не только пожилые учителя, не успевавшие за молниеносными изменениями. Побежали молодые и талантливые, не выдержавшие постоянных задержек зарплат. И их тоже можно было понять. На школы перестали обращать внимание, было некогда. Вся страна рьяно возводила демократическое общество, забыв про образование, являющееся фундаментом любого строительства.

     Пришло печальное известие. Тихо, в полном одиночестве умерла Зинаида Сергеевна, брошенная детьми, которым она не додала свою любовь и не научила сочувствию и доброте. Последние годы к ней приходил только Петр Глебович. Приносил продукты, водил гулять и незаметно подсовывал под хрустальную вазочку с сахаром деньги.
     Стоя на кладбище, подставляя лицо пронизывающему ветру, он смахивал слезы и думал: "Это же как устроена профессия, что человек, посвящая все время чужим детям, теряет своих. Погружаясь с головой в работу, вкладывая в неё сердце и душу, к старости остается один, выпотрошенный и забытый".

     Профессор Колесников, слегка поддерживая учителя, вел его по унылому больничному двору. Голые деревья, раскачиваясь, цеплялись ветками друг за друга, солнце остатками тепла нежно нагревало землю.
- Юра! Расскажи о себе. Женат, дети? Как идея о создании батареи для сердца? - допытывался Петр Глебович.
- Все у меня нормально, - ответил Юра. - После школы сразу поступил в институт, потом женился, родилась дочь. Много работал, писал кандидатскую. Разрабатывал модель кардиостимулятора. И получилось. Сделали с друзьями-технарями в одном из НИИ опытный образец. Проверили в лаборатории- работает. В общем, чертежи оформили, и начались мои скитания по инстанциям. Никому ничего не надо. Потом нашел одного проходимца в Минздраве. Отдал ему и пообещал отблагодарить. Прошло время. Я звоню, а он говорит, все плохо. Образец не работает, и вообще они его потеряли вместе с чертежами. И все - концы в воду. А через год читаю в одном издании: Японская фирма презентует наш прибор. Пишут, мол, они его разработали и запатентовали, а сейчас наладили производство и у них уже огромная очередь, в том числе и из России. Я звоню этому гаду в Минздрав, а его и след простыл, сказали, что уехал за границу на постоянное место жительства. Продал, сволочь, моё изобретение и свалил.

- А дальше? - поинтересовался учитель.
- А дальше я решил забыть про все это и занялся докторской диссертацией, защитился и работаю, спасаю людей. Мы тут с ребятами встречались в прошлом году, вас вспоминали добрым словом. Все людьми стали, конечно, не всегда как по маслу идет, но "человеками" остались. Спасибо вам!

     Вышедшая на крыльцо больницы санитарка закричала:
- Петр Глебович! К вам опять пришли родные!
- Идите, - сказал Юра. - Не буду задерживать. Ну и родня у вас, с утра до вечера ходят. Я им в первые дни запрещал, а они всё равно ломятся. То жена, то сыновья.
- Да, Юра, с семьей у меня все в порядке , - сказал пациент и с грустью вспомнил Зинаиду Сергеевну.

     Когда родственники ушли, Петр Глебович почувствовал, что сильно устал. Он прилег, размышляя о Юре: "Может, неправильно я их учил? Времена изменились, а с ними и нравственные ценности. Сегодняшний выпускник поступит скорее всего по-другому. Он, привыкший идти напролом, возьмет путевку в Европу и без всяких посредников предложит свое изобретение через посольство той же Японии или Штатов. А получив огромные деньги, сбежит из России, забыв о каком-либо патриотизме и гражданственности.  Хотя, вопрос, конечно, спорный, есть, о чем подумать".

     Директора одной из лучших школ страны, Петра Глебовича, вызвали в Министерство и предложили работу. Причем предложили так, что отказаться было невозможно. А он и не думал отказываться. Понимая, что в образовании идут необратимые процессы, хотелось ворваться в эту неразбериху и переломить ситуацию. Но чем выше с каждым годом он взлетал по карьерной лестнице, тем отчетливей понимал, что перестает быть свободным. Служебная зависимость сводила на нет все попытки что-то изменить.

      В отличие от некоторых своих коллег, пролезших в министерство благодаря связям, он был честным и порядочным человеком, отлично выполнявшим свою работу, которую знал изнутри.  Конечно, в глубине души он хорошо понимал, что, возводя по кирпичику новую систему образования, создавая современные законы и стандарты, ведомство старательно обходит стороной вопросы, связанные с воспитанием. Он не раз обращал внимание начальства на этот перекос, но, натолкнувшись на полное непонимание, замолчал и продолжал работать в ожидании скорой пенсии. А тут, как назло, грянуло повышение пенсионного возраста для госслужащих. Сопротивляться системе больше не было сил, а смириться с ней он не мог и не хотел.

     Вечером в палату заглянул Юрий Васильевич и, как обычно, присел на кровать к пациенту.
- Ну что, дорогой мой Петр Глебович, завтра пойдете домой, - улыбнулся он. - Дня через три отправим вас в санаторий на реабилитацию. Там свежий воздух, сосны, прекрасная природа. А потом и на работу можно выйти. И учтите, я буду за вами постоянно наблюдать, чтобы никакого нарушения режима и только положительные эмоции.
- Еще раз спасибо тебе за все, Юра, - сказал учитель. - У меня за всю жизнь не было столько времени, чтобы думать. Я размышлял о многом.  Работая в министерстве, я ничего не могу изменить. Начинать надо на местах. У сегодняшних учеников нет знаний, они набиты сведениями. И ни министр, ни директор школы не смогут исправить ситуацию. Только настоящему педагогу это под силу. Не стану я дожидаться чиновничьей пенсии, а вернусь в свою школу и буду работать, пока есть здоровье. В нашей системе самый свободный в творческом плане человек - это учитель. Он каждый день с ребенком, значит, от его подходов и умения зависит наше будущее. Так что, благодаря инфаркту, я все для себя решил.

     Юрий Васильевич засмеялся и сказал:
- Думаю, что вы решили не благодаря инфаркту, а благодаря сердцу.
Следующее утро было на удивление теплым. Петр Глебович медленно собрал вещи. И, показав на сумку рукой, спросил ожидавшего его сына:
- Я пока не могу поднимать, заберешь?

     Сын рассмеялся:
- Ты чего, папуль, глупые вопросы задаешь, я и тебя могу на руках носить. Вы с Юрием Васильевичем тихонько идите, а я тебя в машине подожду.
Обняв учителя за плечи, профессор бережно повел его к выходу, на крыльце они остановились.
- Ну, вот и все, Юра, закончилось мое лечение. Ты меня вытащил и теперь, как понимаю, уже не бросишь.

     - Нет, еще не все, - возразил Юрий Васильевич. - Посмотрите туда.
Он указал рукой в сторону больничных ворот.

     Петр Глебович увидел людей, быстрым шагом приближавшихся к ним. Дрожь охватила всё тело, он почувствовал, как тревожно забилось сердце.

- Не волнуйтесь, - сказал профессор. - Это положительные эмоции, всё в порядке.
Петр Глебович еще раз посмотрел в сторону ворот. Теперь он видел лица, бежавших к нему людей.

     Это был его сильно повзрослевший 5 "А", семнадцать человек - все те, до кого смог дозвониться Юрка Колесников.


14.10.2016г