Один день в самой середине осени

   Мой брат, Сергей, погиб 16 октября уже 24 года назад.

   Двадцать четыре года назад - это очень давно. Особенно это чувствуешь накануне этого дня в самой середине осени: из осенних месяцев только в октябре 31 день, и 16 октября - это ровно посередине.

   В разных местах приходилось мне проводить его, этот день. Только один раз получилось так, что в храм на Литургию и панихиду именно в этот день я не попала.

  Накануне самолёт не смог взлететь, занесло снегом взлётную полосу в Архангельске, и пассажиров оставили ночевать в гостинице аэропорта, вылетели мы 16-го днём, когда расчистили полосу. Аэропорт в Архангельске за городом и никаких храмов поблизости не было.

   Когда Серёжа попал в аварию, я из этого же архангельского аэропорта летела через Сыктывкар в Иркутск, и тогда тоже на самый Покров резко похолодало, до-20, снега такого не было, просто дикий холод.

   А в Иркутске 16 октября был удивительно тёплый солнечный день, а потом и там резко похолодало, замело... "Перелом".

   Как врачуются такие раны - я до сих пор толком не знаю. Затягиваются сверху и ноют внутри, потому что там, внутри, перелом.

   Приходилось и в Питере, и в Москве встречать этот день, когда работала там. В Москве, точнее, в Подмосковье, в Горках, в частной школе, в которой я тогда работала, вечером накануне гуляла с детьми уже в сумерках, и вдруг на тропинку вышел ёжик.

   На ночь я взяла его к нам в спальню, и всю ночь он шуршал в корзинке о чём-то детском, но есть не стал, и утром я выпустила его восвояси.

  Но ёжик, это так, маленький невнятный иероглиф в таинственном свитке судьбы, а вот когда случалось так, что перед 16-м октября попадали в больницу дети - затянувшаяся рана открывалась и затягиваться не желала...

   Лет двенадцать назад поначалу всё как нельзя лучше складывалось, отпуск я взяла в октябре и купила нам с дочкой билеты на Байкал, который так Серёжа полюбил, работая после лётного в Сибири, не раз звал меня в гости, а я так и не выбралась.

   А тут собралась, всё рассчитала и спланировала, встретиться с дочкой мы должны были в Домодедово, я прилетаю из Сыктывкара, она из Воронежа, вместе летим в Иркутск к моей крестнице, бывшей Серёжиной невесте, а оттуда на Байкал.

   Накануне вылета дочка позвонила и сказала, что попала на Скорой в больницу, ей вскрыли абсцесс в горле. Пришлось срочно сдавать билеты в Иркутск и лететь в Воронеж. Там я нашла хорошего лор-врача, профессора, и он нам сказал, что не так всё и страшно, чтобы лучше шов заживал, нужно разведённый морковный сок капать в носоглотку и полоскать горло боржоми.

   И вот, пока дочка была в институте, я сидела в холодной общежитской комнате, не топили ещё, чистила и на обычной мелкой тёрке тёрла морковку, а потом отжимала через марлю... А потом мы уехали в Задонск.

   Точнее, в скит под Задонском, и провели там несколько дней. Погода наладилась, сияли осенние дали, от скита видны были купола монастырского соборного храма и колокольни. Чтобы попасть на раннюю Литургию в монастыре, одну ночь мы провели там в гостинице, и знакомый монах водил нас в ночи в келью святителя и на колокольню, ночь была тёплая и звёзды с колокольни были совсем близко, только руку протяни.

   Тишина, залитые солнцем, в дымке, золотые дали, ясный небесный свод - всё это врачевало душу. "Санаторий для души". Орды Тамерлана, чудесное явление ему Божией Матери именно там, в Задонске, на месте которого и возник монастырь - всё это было так же и далеко, и близко, как тянущиеся к горизонту холмы.

   Смерть - это равнина, а жизнь - холмы, холмы...

   Гораздо ближе, чем нашествие Тамерлана, был святитель Тихон, не только потому, что можно было приложиться в соборе к его гробу, но и поэтому тоже. В первые годы я иногда ездила в будние дни, когда на кладбище ни души, и лежала на траве у брата, и становилось легче.

    Шелестели над головой берёза с рябиной. Берёзу я посадила, а рябину - родители. Запах земли, травы, шелест листьев, облака и солнце над головой, корни деревьев уходят в землю, туда, в глубину... И ты сливаешься со всем этим, и на душу снисходит мир и покой.


   В прошлом году накануне Серёжиной годовщины, прямо на Покров, попал в больницу сын. С утра я ещё поехала на работу, он жаловался на головную боль, а у меня было заседание комиссии, я оставила его дома и поехала на эту комиссию, где решался вопрос о возвращении троих детей, мал мала меньше, нерадивой мамаше.

   А когда вернулась - ему уже совсем плохо было, фельшер со Скорой сообщила мне, что днём они сейчас сначала в поликлинику везут ребёнка к врачу, а не сразу в больницу, я отпустила Скорую и вызвала такси, поехали в больницу, и там выяснилось, что в городе на неделе было выявлено несколько случаев детского менингита, нужна спинномозговая пункция для уточнения диагноза.

   Ребёнка на каталке увезли в реанимацию, пункцию там под наркозом делают, я села у дверей на пол, не держали ноги, потом вышел врач и вынес мне стул, потом вывезли ребёнка, менингит не подтвердился, всё обошлось.

   Но на пару дней нас ещё оставили понаблюдать, и 16-го утром я из больницы поехала в церковь, заранее написав записку на панихиду.

   Женщина в лавке холодно посмотрела на меня и сказала:

- Зачем Вы дома написали такой длинный список? У нас тут есть специальные бланки для записок, не больше 10 имён.

   Я посмотрела на неё и молча протянула руку за своей запиской, чтобы забрать её и уйти, она увидела выражение моего лица, затихла и быстро приняла её.

   А я не могла говорить, подступили к горлу комом все больницы, реанимации и морги, и занесённые снегом могилы, что-то ледяное и скользкое, как больничный вымощенный плиткой уходящий вниз коридор - не то в морг, не то в преисподнюю...

   И вот снова завтра 16 октября, воскресенье. Допишу и пойду на Всенощную. Вчера гуляли вечером с собакой, спустились к реке, холодно блестевшей под полной луной в её неверном свете. Ещё не совсем пожухла и почернела вымахавшая за лето в рост человека трава на берегу, но так тихо было, ни звука, ни души.

   Не знаю, чем закончить. Когда брат погиб, я уже знала, что когда-нибудь вернусь на родину и уговаривала родителей сюда привезти его хоронить, но они и слушать не хотели. Помню, как летели мы с гробом из Иркутска в Сыктывкар, так высоко-высоко, погода была ясная и видны были какие-то горные хребты на юге, не знаю, какие именно, или, может привиделось.

   Давно уже не летала. А Серёжа летал и с парашютом прыгал, это была его стихия - воздух. А моя - вода. Хорошо бы пойти и посидеть на пристани, глядя в воду. Недавно слушала одного белорусского фолкмузыканта, Ивана Кирчука, он додумался заговоры петь, говорит, как-то само собой получилось, он работал одно время в институте традиционной медицины.

   Приглашает меня в гости в свою этнолабораторию, там у него собрано много старинных инструментов, одну дудку выточил ему мастер из дерева, тысячи лет, как он говорит, пролежавшего в реке. Вот соберусь и поеду как-нибудь.

   Да. Буду сидеть на пристани, глядеть на струящиеся воды и слушать дудку. А на воде будут прыгать солнечные блики, а в глубине ходить молчаливые рыбы. И напев такой знакомый, на него иногда поют "Три ангела", а иногда "Конец веком приближается".

   Мне больше второй вариант нравится, про царя, который покидает своё царство и уходит в пустыню, "во дальнюю лясовую, а за им идуць яво слугы, яво слугы, верныя други". Этот стих длинный такой, так река, струится и струится - и постепенно становится легче, открывшаяся рана затягивается.

   Потому что какой бы длинной не была река и жизнь - рано или поздно они придут к морю и вольются в него.