Круглый стол

В Сибири  в пятидесятых годах прошлого века жили бедно. Телевидения не было и  в основном никто не знал как живут, где… А. впрочем, нигде. И это «нигде» включало всю вселенную.
Семья Алины жила в обычной избе, перегороженной легкой перегородкой на кухню и основную часть, которая была всем: и гостиной, и спальней, и…
В этой большей части избы  в простенке между окон стоял комод, помимо двух кроватей, дивана, шифоньера, был большой прямоугольный стол, над которым висел абажур светло кирпичного оттенка. Свет часто выключался. И однажды Алина засунула руку в патрон. К счастью, все обошлось, так как поселок Кирпичный, так называлась часть города, стоял во мгле и тока в сети не было. Иначе бы не было и самой Алины, запоем читавшей книжки при свете керосиновой лампы.
Матери явно надоела такая жизнь. И она стала просить отчима о переезде в центральную часть города и никуда-нибудь, а в пятиэтажный розовый красавец, что возвышался на самой главной улице городка, называемой до революции Сретенской, а в во времена детства Алина улицей великого вождя революции – Ленина.
- Зачем тебе нужна квартира, я тебе здесь дворец построю, - всячески отговаривал мать отчим.
Но та была непреклонна. 
И наступил тот день, когда мебелишку и весь домашний скарб погрузили на грузовик, вместе с большим фикусом, рядом с которым села счастливая мать, чтобы он не поломался по дороге. И грузовик укатил.
У них появилась большая по тем меркам квартира, в центре гостиной скоро появился круглый стол. Он был настолько велик, что его подняли с улицы на веревках, втащили через окно.
Алина нарадоваться не могла этому столу, любила делать домашнее задание за ним. И мать, приходившая с работы, спрашивала:
- Ты выучила уроки?
Она всегда неустанно повторяла:
- Учись, учись.
Нельзя сказать, что она была прилежной ученицей, в первом классе особенно не любила чистописание.   Став постарше, мучилась с математикой. Никогда не учила правила по русскому языку, Не зная правил, писала без ошибок. Любила немецкий язык. Ей казалось, что, если она будет владеть другим языком, у нее пропадет заикание. И как показало время. В этом вопросе она оказалась недалека от истины. Но ошиблась чуть-чуть. В чем? В языке. Когда она     была  уже в зрелом возрасте,  ей в голову пришла идея: в борьбе с заиканием может помочь французский язык, где речь льется, как ручеек. Ей даже предложили на эту тему написать кандидатскую диссертацию, но она решила ограничиться статьей. При написании которой она время от времени погружалась в свое детство.
Квартира выходила на солнечную сторону. Гостиная заливалась ярким светом. Солнце в окне, «Оно» же и в дверных проемах. Мать повесила плюшевые желтые шторы, с любовью обвязав их шелковыми нитками, называемыми почему-то ирис.
С приходом весны, Алина явно оживлялась и, иногда, начинала поглядывать в трюмо, стоявшее не в спальне, а напротив стола. Ей было немного нехорошо от мысли, что она занимается самолюбованием. Глядя на себя в зеркало, она не верила, что девушка в зеркале, это она и есть.
Дальше, больше. С зеркалом стали происходить какие-то метаморфозы. Время от времени оно исчезало. И перед взором Алины воцарялись картины.
На память приходит одна из них. Круглый стол, похожий на тот, за которым учит уроки, но накрыт белой скатертью, четыре стула. И кругом безмолвие, иногда нарушавшееся треском дров в камине. Можно было бы сказать, что это зал музея. Но кто же в музее топит камины? Эта картинка сменилась другой.
Большой зал, в центре которого стол, но уже другой, прямоугольный, на нем серебристая, переливающаяся скатерть, старинные серебряные приборы. Тут же подсвечники, заливающие светом стол и слегка освещающие лица присутствующих. И она, робко стоящая у стола, ожидающая, когда ей укажут место.
Ей предлагают сесть во главе стола. Она в полном недоумении. Почему такая честь?
Лакей вносит блюдо, за ним следует второе, третье. Кажется череде блюд не будет и конца. Но вот очередная бутылка шампанского опустела. Гости стали переглядываться. Алина, найдя вескую причину своего ухода, встает и поднимается по «черной» лестнице  в спальню, за окнами которой темно и лишь слабый свет парковых фонарей проникает через окна с небольшой расстекловкой и бросает слабые блики на воздушный балдахин из прозрачной тафты, обрамляющей маску. Взглянув на маску, Алина видит как на месте маски появляется ее портрет.
Доносится лай собаки…
Боже мой, да это Джек возле ее ног. Ему не нравится, что его хозяйка заснула, а ведь так ей так много задано, и задачки по математике еще не решены.