От Тагины до Млечной горы

RLD

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Главной потерей италийских остготов в битве при Тагине с «ромейским» (или, говоря по-нашему, восточно-римским) экспедиционным корпусом под командованием 72-летнего скопца-армянина Нарзеса, посланным восточно-римским василевсом-императором Юстинианом I возвратить Италию в лоно Римской империи (или, на греческом языке, все больше вытеснявшем в Новом Риме на Босфоре латынь –  «Ромейской василии»),  была, несомненно, гибель их гениального царя-полководца Тотилы (по прозвищу Бадвила, то есть «Боец»). Возможно, остготы вспомнили зловещее предсказание, сделанное в присутствии Тотилы неким таинственным старцем, когда внезапно взбесившийся вол опрокинул статую медного быка, украшавшую римский Форум: «Придет время, и вол одолеет быка». Так и вышло – «вол» (бессильный, вроде бы, кастрат Нарзес) одолел «быка» Тотилу (из которого прямо-таки ключом била мужская сила, или, как сказал бы истый римлянин – «вирильность»)...

Но не меньшей и столь же невосполнимой потерей была и смерть от стрел «ромейских» наемников-гуннов в один день 6000 лучших готских воинов, усеявших своими телами поле проигранной битвы. Об ослаблении сил обеих противоборствующих сторон, сражавшихся с одинаковым боевым кличем «Господи помилуй!» (звучащем в устах «ромеев»: «Кирие элейсон!», а в устах остготов: «Фрауйя армай!») и одинаково истощенных кровопролитной войной за Италию, свидетельствует не только сравнительная небольшая численность их войск. Но и, скажем, очевидная неспособность остготов занять своими воинами все стены осажденного Нарзесом Рима. Как, впрочем, и явная нехватка у Нарзеса войск для того, чтобы полностью взять Рим в кольцо осады. Противники дрались друг с другом из последних сил. Но именно на исходе сил приходится усиленно работать головой. А с этим у старого царьградского скопца дело обстояло явно лучше, чем у готских полководцев.

Остготы бежали на север, где между Тицином и Вероной еще сохранились в неприкосновенности остатки их народа. Там они избрали себе нового царя – отважного воина, молодого отпрыска знатного рода по имени Тейя (Тейяс, Тейас). Но то, что сделал Тейя и что он мог сделать, было не попыткой восстановления царства остготов в Италии, а его (само)ликвидацией – героической и кровавой, в истинно германском стиле, духе и вкусе, вроде описанного в «Эдде» Рагнарёка - «Сумерек (Гибели богов)», а с ними - всего древнегерманского мира. Впрочем, разве можно было ожидать чего-либо иного от обреченного на неминуемую гибель храброго народа?

Разъяренный гибелью 6000 своих лучших соплеменников в битве при Тагине, одержимый желанием во что бы то ни стало омрачить дошедшее до неприличия, наглое ликование «ромеев» при виде окровавленного шлема и одежды павшего Тотилы, Тейя повелел перерезать всех римских заложников, взятых Тотилой после захвата «Вечного города» на Тибре - прежде всего, мужчин и юношей из сенаторских семейств. По его приказу остготы перебили от 300 до 350 человек. Т.е. фактически всех мужских представителей высшей староримской знати. Хотя поименно хронисты перечисляют лишь представителей рода Анициев – самых упорных врагов остготов еще при из величайшем царе Теодорихе, на протяжении десятилетий правившем римской (по названию) Италией (формально - от имени константинопольского василевса, в действительности же - совершенно самовластно, при всех внешних изъявлениях почтительности по отношению к Константинополю).

После взятия войсками Нарзеса мавзолея римского императора Адриана, превращенного готами в крепость, и очередного захвата «ромеями» Ветхого Рима на Тибре, служившие под знаменами восточно-римского императора (или же, выражаясь по-«ромейски», «василевса», т.е., по-гречески, царя) Юстиниана «варвары», выйдя из-под контроля и войдя в раж, переняли от готов «эстафету» в деле истребления природных римлян. Уничтожив тех из граждан «Вечного города», до которых у остготов в спешке руки не дошли. Видимо, по этой причине (наряду с другими) дальновидный Нарзес постарался поскорей избавиться от лангобардов – наименее надежных и дисциплинированных «федератов» из служивших под его драконами, орлами и лабарумами. Впрочем, лангобарды ушли из завоеванной, с их помощью, «ромеями», Италии только для того, чтобы всего через 16 лет в нее опять вернуться - с намерением покорить ее, на этот раз, уже для себя.

Остатки награбленных в годы остготского «великодержавия» сокровищ, не доставшиеся воинам Юстиниана в мавзолее Адриана и захваченных прибрежных городах, были спрятаны бойцами Тейи в Кумских пещерах на Мизенском полуострове. Этот небольшой (площадью всего в несколько квадратных километров) мыс под Неаполем по сей день остается одним из самых таинственных уголков Италии, где каждая пядь земли скрывает в себе память об исторических событиях. Там располагались ушедшие с тех пор на дно морское самые посещаемые термальные источники римской эпохи – фешенебельный курорт Байи с его богатыми виллами и увеселительными заведениями, погрузившийся со временем на дно морское. Там некогда пророчествовала в своей священной пещере Кумская сивилла, сделавшая Кумы знаменитыми на все Средиземноморье. Там Секст Помпей, невенчанный «царь морских разбойников», к радости истерзанной гражданскими войнами Италии, примирился с Августом (что вскоре стоило слишком доверчивому Сексту головы). И теперь остготы пытались укрыть от торжествующих «ромеев» свои сокровища в извилистых, наполненных удушливыми горячими испарениями мизенских шахтах. Алигерн (Алагерн), брат Тейи, охранял их во главе отборных войск. В то время как остаткам готского флота было поручено, в крайнем случае, прикрыть и обеспечить их эвакуацию с этого последнего прибрежного рубежа.

По мере отхода на север, под «ромейским» натиском, царя Тейи, не дождавшись помощи от франков, на чью поддержку так надеялся (франки предпочли преследовать в Италии свои собственные цели), готский флот приобретал все большее значение. Ибо снабжал отрезанные со стороны суши готские войска Алигерна и Тейи на обоих мыса – Мизенском и Суррентском - всем необходимым. Река, разделявшая остготов и «ромеев», называлась Сарн или Дракон. Судя по ее небольшой ширине, это была даже не река, а так, узкая речушка, образующаяся из источников питьевой воды у подножия Везувия. Но глубоко уходящая своим ложем в местные вулканические породы, с быстрым, бурным течением и отвесными скалистыми берегами, не проходимая ни для всадников, ни для пехоты вплавь. Единственный мост был в руках готов, оборонявших его с помощью метательных машин-«баллистр» (как пишет восточно-римский историк Прокопий Кесарийский, тайный секретарь имперских полководцев Велизария и Нарзеса). «Ромеи» и «остготы» простояли два месяца друг против друга на противоположных берегах реки, обмениваясь тучами стрел и других метательных снарядов. Так продолжалось до тех пор, пока готы господствовали здесь на море и могли держаться, ввозя продовольствие на кораблях в свой стан, расположенный недалеко от моря.

В этой ситуации Нарзес воспользовался испытанным...так и подмывает сказать «византийским», но не буду, ввиду неисторичности этого термина! – «ромейским» приемом. Он подкупил начальника готского флота (утратившего к тому времени надежду на победу Тейи), передавшего восточным римлянам большую часть своих военных и невоенных кораблей. К тому же к «ромеям» подошло «бесчисленное множество» (по выражению восточно-римского историка Прокопия Кесарийского) собственных кораблей с Сицилии и из других частей империи. Так что пути отхода морем были для готов отрезаны. Одновременно Нарзес, стремившийся скорее завершить войну, усилил нажим на суше. Воздвигнув вдоль берега Дракона множество деревянных башен, он «смог страхом окончательно поработить прежнюю самоуверенность врагов» (Прокопий). Загнав последних, недорезанных остготов на возвышенность близ Стабий, которую было легко оборонять, но тяжело снабжать – т.н. Монс Лактариус (Млечную гору). То, что произошло потом, мир узнал от вышеупомянутого «ромейского» историка Прокопия Кесарийского. Это тщательно задокументированное описание гибели остготов, ей-Богу, стоит процитировать дословно:

«Очень испуганные <...>, стесненные недостатком продовольствия, готы бежали на расположенную поблизости гору, которую римляне на латинском языке называют «Молочной горой». Римлянам никак нельзя было следовать за ними туда, ввиду трудности прохода и неудобной местности. Но и варварам, которые поднялись туда, вскоре уже пришлось раскаяться в этом, так как у них еще в большей степени стал ощущаться недостаток в продовольствии; добывать его для себя и для лошадей они никак не могли. Поэтому считая, что предпочтительнее окончить свои дни жизни в бою, чем погибнуть от голода, они сверх всякого ожидания, двинулись на неприятелей и нежданно-негаданно напали на них. Римляне, насколько позволяли им данные обстоятельства, твердо стояли против них, расположив свой боевой строй не по отдельным начальникам, не по отрядам или легионам, не отделенные друг от друга каким-либо иным способом, не с тем, чтобы слышать даваемые им в битве приказания, но с тем, чтобы биться с врагами со всей силой, где кому придется. Удалив коней, все готы первыми стали пешим строем по всему фронту, устроив глубокую фалангу; видя это, римляне тоже спешились, и все выстроились точно так же.

Я хочу рассказать здесь об этой знаменитой битве, и о той доблести, не уступающей, думаю, доблести ни одного из прославленных героев, которую в данном случае проявил Тейя. К смелости готов побуждало безвыходное их положение, римляне же, хотя и видели их в состоянии отчаяния, считали нужным противиться всеми силами, стыдясь уступить более слабым. И те и другие, полные воодушевления, устремлялись на близстоящих; одни, готовые погибнуть, другие, стремясь получить славу доблести. Битва началась рано утром. Тейя был на глазах у всех, держа перед собою щит; с грозно поднятым копьем он с небольшой кучкой своих близких стоял впереди фаланги. Видя его и считая, что если бы он пал, то битва быстро бы окончилась, римляне направили против него все свои усилия, нападая на него в большом числе, кто только стремился к славе. Одни издали бросали в него дротики, другие старались поразить его копьем. Тейя, закрывшись щитом, принимал на него все удары копий и, внезапно нападая на врагов, многих из них убил. Всякий раз как он видел, что его щит весь утыкан брошенными в него копьями, он, передав его кому-нибудь из своих щитоносцев, брал себе другой. Сражаясь так, он провел целую треть дня. К этому времени в его щит вонзилось двенадцать копий, и он уже не мог им двигать, как он хотел, и отражать нападающих. Тогда он стал звать настойчиво одного из своих щитоносцев, не покидая строя, ни на единый вершок не отступая назад и не позволяя неприятелям продвигаться вперед; он не поворачивался назад, прикрыв щитом спину, не сгибался набок; он как бы прирос к земле со своим щитом, убивая правой рукой, отбиваясь левой и громко выкрикивая имя своего щитоносца. Он явился к нему, неся щит, и Тейя быстро сменил на него свой отягченный копьями. И тут на один момент, очень короткий, у него открылась грудь, и судьба назначила, чтобы именно в этот момент он был поражен ударом дротика и в ту же минуту умер. Воткнув его голову на шест и высоко подняв ее, некоторые из римлян стали ходить вдоль того и другого войска, показывая его римлянам, чтобы придать им еще большую храбрость, готам – чтобы те, придя в отчаяние, прекратили войну. Но даже и теперь готы не приостановили сражения до самой ночи, хотя точно знали, что король (царь - В.А.) их умер. Когда мрак спустился на землю, обе стороны, разойдясь и не снимая оружия, заночевали тут же. На следующий день с рассветом они опять выстроились по-прежнему и сражались до самой ночи; они не уступали друг другу, не обращались в бегство и не наступали; хотя и с той и с другой стороны было много убитых, но озверев, с непреклонным духом они продолжали бой друг с другом: готы знали, что они сражаются в последний раз, римляне питали для себя недостойным оказаться слабее их. Но наконец варвары, послав к Нарзесу некоторых из знатнейших лиц в своем войске, сказали, что они поняли, что они борются с богом: они чувствуют противоборствующую им силу. Из происходящего они уразумевают истину дел и хотят поэтому изменить свое решение и оставить это упорное сопротивление. Но они не хотят в будущем жить под властью императора, но проводить свою жизнь самостоятельно вместе с какими-либо другими варварами. Поэтому они просят римлян дать им возможность мирно уйти, не отказывать им в этом разумном предложении и подарить в качестве «денег на дорогу» те средства, которые каждый отложил для себя за время прежней службы своей в Италии. Этот вопрос Нарзес поставил на обсуждение на военном совете. И вот Иоанн, племянник Виталиана (восточно-римского полководца - В.А.), предложил удовлетворить эту просьбу и не вести уже дальше боя с людьми, обрекшими себя смерти, и не пытаться на себе испытать смелость людей, уже отчаявшихся в жизни, которая тяжка и для тех, кто ее проявляет, и для тех, кто им противится. «Достаточно, – сказал он, – для разумного человека одержать победу, а желание чрезмерного может иной раз обратиться для кое-кого и в несчастье». Нарзес дал убедить себя этим предложением. Они договорились на том, чтобы варвары, оставшиеся в живых, взяли свои собственные деньги, тотчас же ушли из всей Италии и больше уже никогда не вели войны с римлянами».(«Война с готами»).

«Iustiniane Auguste, tu vincas!»...

Согласно Прокопию Кесарийскому, еще до закрепления результата переговоров в форме договора, остатки войск павшего Тейи – не более 1000 готов -, выйдя из лагеря с оружием и «дорожными деньгами», пройдя через ряды «ромейских» войск Нарзеса, удалились в город Тицин (Папию) и в места по ту сторону реки Пада. Их взор был исполнен такой решительности и отваги, что никто не осмелился на них напасть (хотя договор еще не был подписан и утвержден взаимными клятвами). Больше никто никогда ничего о них не слышал. Так что, вероятнее всего, они действительно покинули Италию. Чтобы, возможно, поселиться на одном из островов, завоеванных Тотилой. По другим сведениям, часть уцелевших остготов разбрелась по опустошенной двадцатилетней войной Италии. Алигерн долго защищал от войск восточных римлян Кумы, где хранилась царская казна. Самые непримиримые остготы надеялись при помощи франков и алеманнов, вторгшихся в Италию, вернуть ее себе, но были окончательно разгромлены Нарзесом на берегу реки Вольтурны, у Казилина в 554 году. Именно после этого сражения остготская государственность окончательно прекратила своё существование, а Италия стала частью «Ромейской василии». Так завершился Рагнарёк остготов...

Здесь конец и Господу Богу нашему слава.