Глава 2

Приведя к началу ужина себя в порядок, Линли с невестой и Натаниэлем прошли в залу. Это место выглядело так же мрачно, как и весь дом снаружи, отчасти из-за темно-коричневых стен и бордово-лиловых занавесок на окнах, напоминающих застарелую кровь.
Над длинным столом с кажущейся желтоватой из-за освещения скатертью висела почерневшая от времени хрустальная люстра, в которой горело лишь несколько свечей.
Еда же уже была подана, и сами хозяева дома заняли свои места. Видя нерешительность гостей, Фредерик сказал: "Устраивайтесь где пожелаете, у нас нет жестких требований этикета!", после чего начал негромко постукивать ножом по своему бокалу в такт какой-то мелодии.
Задвинув за Симоной стул и устроившись возле нее, Генри обратился к Томасу, который снова устремил свой взгляд куда-то вниз:
- Скажите, у вас здесь, получается, нет никакой прислуги?
- Нет, совсем нет. - поспешно ответил Фредерик, перестав стучать. - В этом доме живем только мы с Томасом, уже довольно долго.
- А почему вы решили перебраться сюда, в такую глушь вдали от города? Насколько мне удалось понять, вы оба родом не из Шотландии.
- Это потому, что мы с другом не носим килт? - внезапно засмеялся Томас. - Да, вы верно подметили, прежде мы оба жили в Англии, Фредерик тоже, он хоть и немец по происхождению, но Германии никогда не видел, а потому его английский практически превосходен.
Выждав некоторую паузу, Ворст резко добавил:
- Ешьте уже, сегодня вам повезло - в меню есть мясные блюда.

И действительно, на столе лежали поджаренные рябчики в соусе, хотя их было лишь несколько. Остальную часть ужина представляли овощи, вареные яйца, пюре неопределенного цвета и вида, а также фрукты и десерт в виде сахарной пудры и каштанов в пастиле.
Вскоре Натаниэль увидел, что Фредерик, едва доев своего рябчика, попросил друга передать ему лежащий в дальней части стола сэндвич с маслом и капустным листом. Сверху он также поместил тонкий слой мармеладного джема, а затем отправил все это в рот, будучи весьма довольным.
- Простите, вы что, едите сэндвичи на ужин?
- Да, - ответил молодой человек, - А также на обед и на завтрак, если захотим.
- Разве это правильно? И потом, сэндвич с маслом и вареньем...
- А кто нам запретит? Может быть, вы, а? - не выдержал Томас. - Мы же уже сказали, что ни перед кем здесь не чинимся, можем вообще есть не ножом и вилкой, а руками! Фредерик часто завтракает прямо сидя за пианино - это ему только помогает играть! Я же вовсе могу положить в пирожное горчицу в качестве нового эксперимента - это мое личное дело.

Видя, что атмосфера стремительно накаляется, Симона попыталась вмешаться:
- Пожалуйста, давайте не будем сейчас спорить друг с другом. Натти, мы все-таки здесь гости и не обязаны учить тех, кто так любезно нас приютил.
Генри согласился с невестой. Сейчас она действительно была красива: в своем сиреневом платье, с темно-каштановыми волосами и черными бровями Симона являлась признанным воплощением почти забытой эпохи романтизма.
Заметив, как на нее смотрит будущий супруг, молодая женщина немного покраснела и смущенно опустила вниз свои густые ресницы. Фредерик в это время вставил свое слово:
- Да, так как вы являетесь обрученными, то полагаю, вас стоит разместить в одной комнате, а вашего друга рядом по соседству. Я прав?
Он повернул голову в сторону Томаса, который в тот момент со звоном уронил на стол вилку. Вздрогнув, Штраус добавил:
- А возможно и нет, если вы того не желаете...
- Нет, нет, ничего, пусть заночуют там, я не возражаю. - тихо проговорил Ворст. Следом за этим он взял бутылку вина и предложил гостям, но те отказались, поэтому он налил бокал себе и немного Фредерику. Словно не замечая незваных визитеров, давние друзья чокнулись между собой, после чего приступили к десерту.

Последовав их примеру, Генри вскоре тоже задал вопрос:
- Я также заметил, что все ваши овощи, фрукты и мучные изделия выглядят весьма свежими. Но как вы смогли их достать здесь, посреди глухого леса и забытого сада? Да еще и перед началом зимы.
- Это уже мой научный секрет. - улыбнувшись уголком рта, ответил Томас.
- Вы хранили их в морозильной камере?
- Не только. Собственно говоря, я уже не первый год стремлюсь продлить жизнь всему, что возможно, и еда в этом случае не является исключением.
Больше ничего не сказав, мужчина медленно отщипнул от большой грозди темного винограда кисть и начал отделять от нее каждую ягоду. Казалось, сам процесс отделения виноградин и извлечения из них косточек занимает его гораздо больше, нежели их последующее поглощение. Фредерик же с похожим рвением принялся опускать темно-синие сливы в сахарную пудру и потом с удовольствием их обсасывал.

Генри и Натаниэль почувствовали, что время в доме словно остановилось. Во всяком случае, оно замедлилось настолько, что его течение практически не ощущалось. Было очевидно, что оба странных хозяина никуда не спешили и могли так просидеть за столом целую ночь. Линли подчеркнуто откашлялся, как будто бы прочищая горло, но это не произвело никакой реакции: мужчины продолжали смаковать фрукты, отрешенно глядя куда-то вдаль, чем очень напоминали курильщиков опиума.
- Прошу прощения, - наконец произнес вслух Вейн, - Однако вы обещали, что господин Штраус для нас что-нибудь сыграет сегодня.
Вернувшись к действительности словно после резкого пробуждения, Фредерик виновато заулыбался.
- Ах, да, простите, совсем забыл... Я сейчас, пианино стоит вон там, в стороне, будет слышно.
Встав изо стола и кое-как вытерев лицо и руки салфеткой, молодой человек уселся за ранее накрытый тканью инструмент и начал игру. Никакой партитуры поблизости не было, однако его пальцы двигались совершенно непринужденно и легко, безо всяких усилий. И в мелодии не слышалось ни единой ошибки, однако никто из гостей никак не мог ее вспомнить.
- Прошу прощения, но что это за музыка, могу я узнать? - поинтересовался Генри. - Какого композитора? Моцарта, Бетховена или Листа? А может Шопена?
- Нет, это мои собственные импровизации, они рождаются в моей голове спонтанно, даже нет нужды их записывать. - совершенно спокойно ответил Фредерик, продолжая невозмутимо бегать пальцами по клавишам.
- Да вы безмерно талантливы! - восхищенно воскликнула Симона. - Вы учились в лондонской консерватории должно быть?

Прервавшись, молодой пианист тяжело вздохнул.
- Да, учился когда-то, пока меня не... Впрочем, это не имеет особой важности. Я продолжаю.
Он снова вернулся к игре, только на этот раз мелодия сделалась медленнее и печальнее, с оттенком юношеской меланхолии. Когда же Штраус дошел в ней почти до самой кульминации за окном блеснула яркая вспышка молнии и раздался оглушительный раскат грома.
Все присутствующие за исключением Томаса, вздрогнули.
- Не волнуйтесь, здесь подобные грозы - далеко не редкость. - задумчиво произнес он, доедая виноград. - Шотландия все-таки, как в бессмертном творении госпожи Шелли... Да... Она любила ужасы натуры, все эти природные явления манили за собой и соблазняли плоть и душу... Молния ударяет в старое дерево и убивает его, чтобы дать жизнь скрывавшемся под землей молодым побегам и семенам... Вечный круг из смерти в жизнь...
Томас говорил эти слова приглушенным голосом, откинув голову назад, туда, где висели старинные часы. Недавно они пробили десять.
- Полагаю, вам уже пора удаляться на отдых, - сказал он, уже обращаясь к гостям, - Напоминаю: до самого утра вы не должны беспокоить нас с Фредериком, во всяком случае, не раньше девятого часа. Покойной ночи.
Встав изо стола и также пожелав хозяевам всего наилучшего, незадачливые визитеры удалились. Натаниэль закрылся в отведенной для себя комнате, а Генри с Симоной остались в более просторных апартаментах, где, несмотря на затхлость общей обстановки, еще царил некий уют. Впрочем, его исчезновение тоже было лишь вопросом времени.

* * *

В подвале же "Фагус-Холла" и вовсе царил мрак, нарушаемый лишь слабым светом единственной свечи, которую Фредерик принес с собой. Он знал, что где-то здесь под потолком сейчас расправляет свои крылья летучая мышь, а неподалеку может пробежать парочка крыс. Впрочем, молодой пианист уже успел к такому привыкнуть.
Его друг же был более увлечен своей работой. Поместив на лабораторном столе собранные несколько дней назад растения, он принялся внимательно их изучать через лупу. Его губы снова растянулись в зловещей ухмылке.
- Прекрасно... Они уже почти полностью увяли, настало самое время...
- И все равно я не понимаю, для чего тебе нужно своими растворами их оживлять, чтобы затем снова обратить в труху. - сказал Штраус. - Это пустая трата времени.
- Совсем нет. - негромко ответил Томас. - Я достиг в этом деле с конца лета немалых успехов: после "воскрешения" мои цветы живут уже целых четыре дня, это вдвое дольше, чем было прежде. А помнишь ли, что мне удалось сделать с осенними мухами?
Фредерик скривил губы.
- Ты снова пытался их заморозить, а потом отогреть?
- Не отогреть, а вывести из состояния оцепенения, выучись уже говорить правильно, ты как-никак мой коллега, а не просто зритель. Вот, смотри, я сейчас покажу.
С этими словами мужчина поднял с другого конца стола маленькое тело, казалось бы, дохлой мухи, а затем осторожно зажал его у себя в кулаке, когда же он вновь раскрыл ладонь, насекомое зашевелилось, замахало лапками и крыльями, а затем начало жужжать и приготовилось улететь.
- Убедился теперь? - риторически спросил друга ученый. - Это гениально. Впрочем, нашей мушке летать уже не придется, она подойдет для моего нового эксперимента с естественным испытанием.
Едва закончив фразу, он ловко схватил муху за крылышки, после чего, не моргнув глазом, отправил ее к себе в рот.
- Вполне недурно. - сказал он спустя несколько секунд. - Амфибии оказались гораздо практичнее нас, ведь все лето у них нет недостатка в пище...
- Но это же отвратительно! - сдавленным голосом ответил Фредерик.
- Почему, совсем нет. Уверяю тебя, та муха не была переносчицей болезни, я ее предварительно помыл. Хочешь сам попробовать такую же? У меня в камере их еще штук шесть.
- Нет, благодарю. - благоразумно отказался Штраус. - Нам лучше обсудить другое: что теперь делать с ними?
- С кем же? - спросил Ворст, словно не понимая вопроса.
- С этим Линли, его невестой и другом. Ведь они нас видели и наверняка уже начали подозревать, что мы здесь живем не из-за любви к уединению и первозданной природе. И если они доберутся до города, то, конечно же, всем расскажут о нас и этом доме.

Несколько минут Томас молчал, не проронив ни слова. Лишь после нового раската грома он, вслушиваясь в шум дождевых капель, проговорил:
- От ливня разлилось озеро... У сада размыло дорогу, а болот в лесу сделалось еще больше. Сомневаюсь, что они утром смогут отсюда уехать.
- И что же тогда? Если они останутся здесь еще дольше, то точно все узнают! И тогда уже нас найдут и... Меня поместят в тюрьму, скорее всего, а тебя вернут опять туда... Что же нам делать?
Ворст ничего не отвечал, недвижно стоя на месте, скрестив руки на груди. Пламя свечи выделяло его бледный профиль на фоне темной каменной стены и стола.
- Видимо, остается лишь одно, - наконец сказал он, - Если уж они сюда пришли, то больше уже не выйдут обратно. Я об этом позабочусь.