Бездна. Глава 12-1. Всё ра вно

     Но на необитаемый остров я всё же попал…

     В полном унынии я купил буханку хлеба, на оставшуюся мелочь взял билет на электричку до станции “Сколько хватит денег”, уложив во внутренний карман две купюры на самый непредвиденный случай. И поехал в сторону дома, рассчитывая ехать до первых контроллёров: пока не высадят. Дальше — как повезёт. На попутках, да хоть пешкодралом.

     Первая проверка билетов была вскоре после отправления электрички — повезло.

     Когда проехал мимо своего “Семьсот дцатого столба”, я притворился спящим: прислонился к окну, сквозь прищуренные веки процеживая заоконный пейзаж. Отдаться созерцанию проплывающих красот из-за ожидания ревизоров не мог. Я ждал их с тревогой и одновременно с томлением, потому что знал: меня высадят. Чем быстрее это случится, тем ближе буду к Владивостоку, тем быстрее вернусь в порт, буду работать сторожем, дождусь капитана, на летние каникулы приедет моя Леночка. Или вновь уплыву на остров… И вообще — меня ждёт свободная квартира!

     Ревизоры нагрянули, когда я перестал их ожидать и совершенно спокойно смотрел в окно. Но я их ждал! Чтобы они высадили меня, чтоб я вернулся.

     Ультиматум был простым: покупай билеты, или милиция — и тебя принудительно высадят, или — выходи.

     — Денег нет, — с вызовом сказал я. — Как прикажете назад возвращаться?

     Я подхватил рюкзак и, скорчив брезгливую рожу, вышел на маленькой станции.

     На вокзальчике я долго изучал расписание поездов. Поездом дорого, на поезде сегодняшняя заячья хитрость не сработает. Обратная электричка только завтра. Так долго не вытерплю. На остров…

     Я зашёл в первый дом и попросил хлеба и соли за любую чёрную работу.

     Работать не пришлось: дали хлеба, лука, соли, молока и яиц за просто так. Там же я узнал название реки. Бикин — река, с детства знакомая по увлекательной книге о путешествиях натуралиста.

     Ещё я спросил ненужные тетради, если там есть хоть с десяток чистых листов. И получил целую кипу тетрадей с конспектами по высшей математике и физике. Но в каждой тетради было нечто ценное — по два-три десятка чистых листочков.

     Я вышел к берегу реки, скинул обувь, почти всю одежду и расположился под сосной. Глядя на воду, отламывал огромные куски хлеба и с наслаждением вгрызался в мякоть, запивая молоком.

     Потом растянулся на солнышке и стал обдумывать положение. Ничего не добился, свободы и счастья не достиг. Без денег, без настоящего, без будущего, без надежды. Возвращаться во Владивосток поздно — слишком большое преодолел расстояние. Да и что я буду там делать? Жить в чужой квартире, слоняться по Владивостоку? Непонятно где искать девочку-колибри?

     Я обязан плыть на остров: Олюшка и Светланка ждут меня, готовятся к смерти, пока я здесь прохлаждаюсь. Неспроста приснился тот сон!

     — Мишутка, застряли здесь, значит, такая судьба, — я умоляюще смотрел на Мишку. — Может, попробуем ещё раз уплыть на остров — к Оленёнку и Белочке.

     — Эх, Морской Лев, на что надеешься?

     — Мишка, не паникуй. Здесь любая река, даже самая маленькая, рано или поздно впадает в океан. Так, вроде?

     — Дальше Сахалина или Японии вряд ли уплывёшь.

     — Мне всё равно. Высадили с электрички, в море поймают пограничники, в океане слопают акулы, дома скушает декан… Теперь мне всё-ра-вно.

     Я не стал отдыхать и сразу начал готовить брёвна для плота, как попало обрубая топором ветки. На помощь, как и на хорошие материалы, я не надеялся. Но мне всё-ра-вно. Домой не вернусь! Ничего не получится, значит — такая судьба! Мне всё-ра-вно!

     Я побродил на задворках тракторного хозяйства, насобирал гнутых кусков алюминиевой или стальной проволоки, наскоро связал проволокой брёвна и столкнул плот в воду.

     Плыл дотемна, пока не увидел сплошь заросший ивами и кустарником островок. Мелкий пакостный дождик вынудил пристать к острову на ночь.

     Я успел разжечь костёр до того, как сухие ветки напитались дождевыми брызгами.

     После ячневой каши и кипятка, заваренного листьями смородины, ничего в жизни не хотелось. Только побыстрее уснуть. На самом возвышенном месте острова я настелил мелких веток и травы под сосной, укутался в брезент и сразу провалился во тьму.

     Утром я поленился разыскивать сухой хворост, не стал разводить костёр. Несколько раз брызнул в лицо прохладной водой и столкнул плот на воду. Брёвна были едва связаны между собой. Да ладно, в пути делать будет нечего, потихоньку подлатаю.

     Я выходил на берег только ради того, чтобы набрать прибитых к берегу сухих коряжин. Костёр разводил прямо на плоту, на большущем листе металла — бывшем капоте грузовика. В дороге питался почти одной рыбой, которую варил в котелке. Возле маленьких деревень выходил на берег и менял чебаков и окуней на картошку, огородную зелень и чёрствый хлеб. Ночевал в рощах на пригорочках. Иногда ленился пристать к берегу и, укутавшись в брезент, засыпал прямо на плоту.

     Я по привычке любовался берегом, облаками и бликами на воде. Но, даже наблюдая за проплывающими мимо обрывами и пляжами, я не переставал думать об острове. Передо мною всегда лежала одна из тетрадей. Я многократно перечитывал написанное, исправляя слово, фразу или целый абзац. Смотрел на воду, на небо, на покрытый густым лесом берег, вдруг хватал заполненную формулами старую тетрадку, искал чистые листы и писал, писал, переписывал, писал…

     В один из дней очутился в море: когда утром проснулся, плот выплывал в отверстые врата берегов. Я поленился приставать к берегу. Просто набрал речной воды в старую канистру и забросил опреснители в воду.

     Вечером того дня устье реки на прощанье сверкнуло заходящим солнцем. В который раз я попрощался с родиной.

     У меня почти не было тоски, не было и радости. Я просто плыл, апатично посматривая на берега. Лишь одно волновало меня больше всего на свете: исписанные мелким торопливым почерком тетради. И ещё: живы ли мои любимые девчоночки.