Сын Волка

Странно, но я не чувствую перед этими людьми никакого стыда, никакой вины. Наоборот, моя маленькая тайна наполняет превосходством, перстень царя Соломона в кармане, я словно прилетел сюда с другой планеты. Отлично замаскировался, ничего не скажешь.

Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Я заказал бутылку вранаца, разговаривая с седым барменом  по-гречески, но кровь не обманешь.  Да, по паспорту я Танасис, но здесь, на этой земле, я Атанасие, Тасо, как назвал меня мой отец, мой легендарный, проклинаемый до сих пор отец. Выпить еще пару бокалов, вскочить, опрокинуть стол и крикнуть на весь бар: «Зовем се Вукович!». Что они будут делать? Кинутся меня бить? Разбегутся? Замрут от страха? Или просто посмеются над заезжим дурачком?

Ладно, успокойся уже. Если где и бравировать своим именем, то точно не здесь. Старый, вечный Дубровник, теплые камни. Тепло крови, жар солнца и пушечного огня. Час назад я был в маленькой церкви на фотовыставке – вот здесь, на этих самых улицах перебежками метались под обстрелами жители. Совсем недавно, вроде бы, двадцать пять лет прошло, что такое четверть века для древнего Дубровника?

Я огляделся. Да, я попал по адресу. От главной площади сразу наверх по узкой улочке, по ступеням, в противоположную от моря сторону. Сюда, в мертвую зону, не простреливаемую с горы, переселился на период сербской осады весь Дубровник. «Дундо Мароже», некогда богемный бар - один из немногих, что не закрывались и в самые горячие дни. Тут собирались те, кто назло обстрелам продолжал радоваться жизни, и каждый глоток вина был возлиянием в ее честь.

На стенах тесного заведения – фотографии тех лет. Опустевший Дубровник, бойцы ополчения… А вот на фото, что прямо за стойкой - пятеро мужчин, высокие, худощавые, небритые. Они поднимают тост, но на лицах нет улыбок – решимость, отрешенность, собранность. И отвага.

А в остальном – типичный уголок Адриатики. Такие заведения передаются от отца к сыну из поколения в поколение. Каждый старается сохранить все, как было, добавив лишь необходимый минимум из современного ему мира. Кондиционер, например. Хотя, в «Дундо Мароже» кондиционера нет, и слава Богу. На улице уже прохладно, вечер, окна нараспашку.

Заказываю вина и ухожу за столик в дальнем углу. Сегодня мне есть о чем подумать.


***
Да,  я приехал сюда из-за отца. Точнее, по его следам, кровавым следам, как писали в газетных заметках военной поры. Мне было пять лет, когда мама, наполовину гречанка, увезла меня к родителям, на Крит. Лишь год назад она призналась, что боялась не столько войны, сколько одержимости и ненависти, которой день ото дня, час от часа наполнялся отец. Вук Вукович, «Полковник Волк», он командовал сербским подразделением, осаждавшим Дубровник. Тут он и пропал без вести, как многие в те годы.

Утром, искупавшись и позавтракав, я поднялся на фуникулере к мемориалу. Фантастический вид, море в дымке, острова, катера и круизные лайнеры. Но это меня совершенно не привлекло, дежурный снимок, и я ныряю в окопы сербов. Еще одна фотовыставка, дежурная экспозиция, пара пулеметов и осколки снарядов, документы, письма. И вдруг – стенд, посвященный Полковнику. Да, теперь его считают военным преступником, он вел огонь по мирному городу, по невинным людям, по памятникам истории и церквям. Но почему? Кто отдал ему этот приказ? В чем была необходимость?

На фото – высокий, сильный, начинающий седеть мужчина. Квадратные скулы, заостренный, слегка крючковатый нос, острые глаза под густыми бровями. Наверное, именно так я буду выглядеть уже лет через десять. Папа, ну ты же не мог быть просто убийцей, как они тут пишут! Ну скажи же что-нибудь, объясни мне, помоги понять тебя, простить тебя, я же не могу жить с этим вечно!

Я очнулся от дрожи во всем теле, в подземном каземате словно остановилось время, вечная осень. Отец на фотографии продолжал сосредоточенно вглядываться сквозь меня. Я вышел из безвременья в жаркий августовский полдень.

На холме никого не было. Оглушительно кричали цикады, слегка поскрипывал механизм фуникулера, пустые кабинки вверх-вниз. Я прошелся вдоль окопов. Заросшие, местами осыпавшиеся, они тянулись в две линии вдоль всего гребня.

- Тасо!

Низкий, глухой голос. Такой знакомый и такой чужой. Я замер. Полуденная жара внезапно превратилась в осеннюю прохладу каземата.

Я сижу, пью вино и проклинаю себя за то, что обернулся слишком поздно.

- Отец?

Но нет. Чудес не бывает, тень отца Гамлету являться не захотела. Я сидел на бруствере и смеялся над собой,  над своей впечатлительностью. Надо же! Но уходить почему-то не хотелось. Папа, папа, кто я такой, чтобы тебя осуждать! Они зовут тебя преступником, но до сих пор тебя боятся. А я тобой горжусь, вот!

Мемориал заполнился туристами -  накупались вдоволь, теперь можно и к истории прикоснуться.

Я вернулся в отель, поздний обед, затем каменистый пляж и пара персиков, украдкой вынесенных со шведского стола. А потом пошел в город и как-то сразу наткнулся на легендарный «Дундо Мароже».


***
Хорошего вина одной бутылки мало. Хотя, поступлю по-другому. Закажу наливочки, и спать пора.

Подхожу к бару, прошу абрикосовой. Мужчина, что за стойкой – седовласый, высокий, все еще полный сил – держится свободно, специфическое средиземноморское достоинство. Конечно, это и есть хозяин заведения, он на равных держится с гостями, а со мной, чужаком – так даже с некоторым превосходством. Трое его приятелей сидят за стойкой уже давно, пришли сразу после меня. Судя по тону, они дружат с незапамятных времен.

- …Драго тогда под обстрелом барку разгружал…

Господи, и они о той войне! Хотя,  о чем же еще вести разговоры в таком заведении?  Я понимаю с трудом, отдельные слова, это хорватский диалект, я и сербский-то говор практически забыл.

Хозяин ставит передо мной рюмку из зеленого стекла, старинную, ручной еще работы. Наливка пьется, словно нектар. Ай, как же я правильно ее заказать-то догадался!

- …Никакой совести - стрелять по воскресеньям. Нехристи они!

Один из моих соседей за стойкой голубоглаз, седая борода, хитрый прищур. Другой чуть полноват, эдакий деревенский весельчак. Третий – сумрачный худой интеллектуал. Колоритная троица.

Я перевожу взгляд на фото, которое приметил еще час назад, заказывая вино. Ну надо же! Невежливо так пялиться, но я не могу сдержать улыбки. Да, это они на фото, в центре кадра. Те самые, что в войну приходили сюда поднять бокал вопреки смерти, они и сейчас тут, и сейчас вместе.

Я открываю рот, мне мучительно хочется спросить, что стало с теми двумя их товарищами, которых сегодня в баре нет. Но вместо этого заказываю еще абрикосовой. Имей же, Тасо, совесть, не лезь со своими расспросами. Тем более, ты сегодня вроде как грек – чужак, один из туристов.

- …Осман-бей, тот уважал христианские праздники…
- Он и Драго уважал…

Не успеваю понять, чем Драго заслужил уважение Осман-бея. И вообще, причем тут Осман-бей?

Наливка крепче, чем думалось. Да и седовласые хорваты, похоже, уже хорошо под мухой  – перешли на скороговорку, перебивают друг друга. Слова чужого языка звучат все затейливее. Почему они называют Дубровник Рагузой?

- …Вук первый придумал с горы по городу стрелять…

Мне послышалось? Они говорят про моего отца?

- …Французы… никогда…

Нет, это про войну с Наполеоном, его войска тогда обстреливали Дубровник с суши, пятьсот лет никто город не мог взять, а он взял. Но причем тут Вук? Да ни при чем, наверное, да и мало ли в этих краях Вуков? Пить надо меньше. Все, точно пора домой.

Внезапная пауза, я слышу шум толпы со Страдуна, музыку из соседнего кафе, телевизор из окон напротив.

Прошу рассчитаться, почему-то по-сербски, но сбиваюсь на греческий, не нарочно, как-то само собой. В кармане сотка, хозяин пошел на второй этаж в поисках сдачи. Видимо, он сам живет тут, над баром. А что, удобно…

Мои соседи молчат. Голубоглазый бородач погрузился в себя, весельчак достал телефон и подслеповато пытается кого-то набрать. Остроглазый вцепился взглядом в меня. Словно знакомого узнал. Периодически его взгляд соскальзывает куда-то на стену, я оборачиваюсь и вижу небольшую старинную картину.
 
На ней несколько мужчин в парадной военной форме. Такая яркая штука, накидка на одно плечо, как это называется – ментик, доломан? Шейные платки – их как раз хорваты придумали, галстук от них пошел.

Почему-то я не удивился, заметив в офицерах на картине сходство со своими соседями. Те же типажи. Я перевел взгляд на фото времен недавней войны. Точно, они. Более того, эти юмористы специально встали тогда перед камерой в том же порядке, в тех же позах, что на старинной картине.

Странность происходящего я осознал немного позже, спускаясь по гулкой лестнице в шум центрального квартала. А тогда, в баре, не мог отвести взгляда от шестого персонажа картины. Резко очерченные скулы, крючковатый нос, решительный, даже дерзкий, взгляд…

Пригоршня мелочи брякнула о стойку передо мной. Машинально вытянув из кучки монет все купюры, я вышел из бара, забыв даже попрощаться.


***
Страдун, главная улица старого города. Словно шагнул с пустого сумрачного перрона в переполненный людьми вагон метро. Другой мир – шумный, душный, залитый неестественным электрическим светом. Кафе по обе стороны, туристы всех национальностей и возрастов, группами, парами, поодиночке.  Камни мостовой отшлифованы почти до зеркального блеска.

Спать еще рано. Да и негоже после алкоголя ложиться сразу. В кафе с видом на Святого Власия чудом нашелся столик. Я хотел заказать чаю, но он был лишь в пакетиках, суррогат для неприхотливых. Кофе и графин воды, пожалуйста!

И тут переживания дня меня настигли. С первым глотком воды бросило в пот, хмель исчез. Мысли закрутились, словно пчелы из опрокинутого внезапно улья.

Легенда из детства, не все жители Атлантиды погибли, когда она погрузилась в море. Многие были на судах или в других странах, куда приплывали по торговым делам. Вечные, бессмертные, они и по сей день рассеяны по странам моря Средиземного, они живут среди обычных людей заботами дней текущих.

Нет, конечно, к черту сказки! Но… фантазия никак не уймется. Здесь, в городе, где камни насквозь прогреты воспоминаниями столетий, живут ровесники этих камней. Подлинные хозяева древних городов, они пережили осады и войны, они помнят десятки правителей и вельмож, они родились вместе с Европой и с ней умрут.

Тот случай, когда пора бы остановиться, но безумные пчелы мечутся без устали. А-танатос, бессмертный. Атанасие, Афанасий, Тасо. Да нет, это бред, зря я протрезвел, надо снова выпить, иначе не уснуть, иначе эти пчелы разорвут голову изнутри.


***
Завтра, как только заработает фуникулер, я снова поднимусь к тебе, Полковник. А у тебя больше секретов, чем казалось, вечный воин Вук Вукович, мой незнакомый отец, мой папа…