Это тоже ты

Стоял тёплый осенний вечер. Солнце только начало клониться к горизонту, отдавая медовый свет; сквозь распахнутые створки окна, двигая тяжёлые тёмно-красные занавески, в комнату заходил бархатисто-терпкий ветер, пахнущий листьями. Прямо на массивном дубовом столе с резными ножками, придвинутом вплотную к окну, забравшись с ногами сидела девушка. Её длинные каштановые волосы развевались на ветру, двухслойная юбка коричневого платья чуть слышно шелестела от движения воздуха. Девушка что-то очень быстро писала в тетради, лежавшей для прочности и удобства на подложенной на колени книге – и часто, написав, резко выдирала лист, сминала его в руках в почти неразличимую точку и бросала на пол, в слабо освещённое пространство комнаты. Выражение лица девушки было серьёзным, сосредоточенным и временами почти что полным отчаяния – горького, как запах близкого костра. Посидев с минуту в размышлении, задумчиво устремив взгляд за окно, она снова принималась писать, и снова спустя пару-тройку страниц вырывала тетрадный лист, сминала и бросала прочь. Неизвестно, сколь долго могла бы продолжаться эта последовательность действий, если бы не внезапно раздавшийся стук, прервавший девушку. Удивлённо посмотрев на дверь, она легко спрыгнула со стола, подобрав юбку. Она никого не ждала.

Отворив, девушка увидела на пороге нежданную гостью. У неё были длинные струящиеся белые волосы, ясные, светящиеся синие глаза, непринуждённая, лёгкая улыбка и черты лица, очень похожие на черты хозяйки квартиры. Одета она была в длинное голубое платье с серебряными геометрическими вставками, красиво струящееся по фигуре. «Добрый вечер!» - весело сказала гостья, и, совершенно не спросив разрешения войти, с улыбкой скользнула в глубину квартиры. Хозяйка, в недоумении вскинув одну бровь, заперла дверь и двинулась в комнату для выяснения обстоятельств. Она застала гостью у раскрытого окна над своими исписанными бумагами. Залитое насыщенным медовым светом заходящего солнца, её лицо было почти совсем неотличимо от лица хозяйки. Гостья с интересом листала тетрадь, не переставая улыбаться.

- Ну и кто вы, собственно, такая? - спросила хозяйка недовольным голосом.

- Я? А мы с тобой знакомы! Я – твоё Вдохновение. Вот, давно не было меня, и я решила вернуться. Хоть ты и не зовёшь, и не вспоминаешь! Нам-то нельзя друг без друга, – беспечно отозвалась внезапная посетительница.

Хозяйка квартиры в упор посмотрела на гостью. «Какой-то идиотский розыгрыш, ну точно. Ладно, пусть сидит. Есть не просит, ничего такого. К ночи выпровожу, а пока – пускай; тем более, всё разницы-то нет», - подумала она про себя, вслух не сказав ни слова. Она молча запрыгнула обратно на стол, вытащила из рук гостьи тетрадку и, устроившись, принялась писать снова. Гостья сказала:

- А ты пишешь хорошо. Всегда хорошо писала. Но что это – совсем же нет жизни! И ты так ничего не создашь, ничего не сможешь понять и сделать, если не примешь меня обратно.

Оторвавшись, хозяйка недобро взглянула на гостью и ответила:

- Не мешайте мне. Сидите – ну и сидите себе, а я о важном пишу, мне не до вас, и не отвлекайте.

- О чём же таком важном ты пишешь, что можешь обойтись совсем без Вдохновения? - осведомилась гостья.

-  О мире. Об обществе. О людях. Тут никакое вдохновение не нужно – только разум и понимание. А вдохновение что? Что есть оно, что нет – ничего не поменяется в этом вопросе.

- И вот только этот вопрос тебе важен теперь, да? И совсем ничего кроме? А как же мечта? А как же стремление выше, за предел? А как же мысль? – в голосе гостьи звучало удивление.

- Только этот, думаю, да. Основа всего же. Мысль – вот она, критическая… А мечта – что? Как будто бы что-то могут изменить наши мечты. Мои - так тем более.

- А вот зря ты так говоришь! Не было бы всех этих событий в том числе, не было бы этих вопросов, не было бы истории и самого человечества, если бы не было Вдохновения, сопровождающего разум.

Хозяйка скептически хмыкнула и продолжила писать. Ей было что ответить, но было жаль тратить время – она прорабатывала очень важный вопрос и как раз нащупала искомую нить рассуждения. Между тем, солнце всё садилось, окрашивая комнату в более глубокий оранжевый цвет. Света становилось всё меньше и меньше по мере хода времени. В наступающих сумерках стало сложно писать, и хозяйка включила лампу, стоявшую на подоконнике. Комната уютно осветилась желтоватым. Гостья по-прежнему сидела на краешке стола, глядя на хозяйку и наблюдая, не теряя улыбки, как она пишет. Она словно бы чего-то ждала – таким таинственным было её выражение лица.

- Вам пора бы идти, - сказала хозяйка. - Я провожать вас не стану, на ночь оставлять тоже, а темнеет сейчас быстро.

Гостья, бросив стремительный взгляд на небо, придвинулась к хозяйке почти что вплотную.

- Нашла ответ на свой вопрос? – спросила она легко.

- Пока что не нашла, но есть верная дорога. Вы идите домой. Сумерки быстро переходят в ночь.

- А ты правда хочешь, чтобы я ушла?

Гостья улыбнулась ещё шире. Между её открытым выражением лица, сиянием синих глаз и печальной, сухой сосредоточенностью хозяйки, строгостью её взгляда было разительное различие.

- Идите. И не смотрите на меня так.

Голос хозяйки дрогнул едва заметно, но этого, похоже, было вполне достаточно. Гостья придвинулась к хозяйке так, что их плечи соприкоснулись, и указала тонким пальцем на небо, в синеющую вышину, в которой начинали загораться первые звёзды осенней ночи.

- Вот смотри, это Полярная. Альфа Малой Медведицы. Ведь раньше тебе – нам с тобой – так нравилось смотреть на небо и размышлять, и тоже думать о том, о чём ты теперь… Но не так, но с жизнью, с пониманием этой великой связи и куда большего множества смыслов – от которого ты отказываешься теперь. Ведь пойми, что вместе со мною ты отказываешься от жизни, от всей её полноты. Отвергая часть себя самой, как можешь ты стремиться понять целое всего мира? Сумеешь ли ты верно интерпретировать его жизнь, когда отказываешься от собственной жизни? Ведь понимая мир исключительно механически, как теперь ты хочешь понимать свою жизнь, ты никогда не сможешь понять его правильно. И какой же это может принести прогресс…

Глаза хозяйки квартиры замерли, карандаш выкатился из рук. Теперь ей действительно нечего было сказать в ответ. Очень хотелось, правда, в отчаянии ответить, что всё равно ничего теперь не имеет смысла, но это было бы признаком поражения, открытым и непосредственным, а она никогда не хотела так. Воспользовавшись возникшей заминкой, гостья бросилась к хозяйке, взяла её за плечи, глядя в оцепеневшие глаза цвета крепкого кофе. Синие глаза гостьи были увлажнены слезами, но улыбка так и не сходила с лица.

- Пойми… Ведь я – это тоже ты.

С этими словами гостья обняла хозяйку – со всей энергией, что она несла в себе, очень-очень крепко. От лампы как будто бы стало светлее, а между хозяйкой и гостьей будто бы не было уже совсем никакой границы… А спустя мгновение, когда свет лампы выровнялся – прошёл скачок напряжения в электросети – на окне сидела только одна девушка. Вроде бы, та же самая – но другая. Коричневое платье, развевающиеся каштановые волосы, тетрадь на коленях… Но в глазах – какой-то неуловимый внутренний свет, блеск интереса, блеск поиска, блеск стремления. Лёгкая улыбка на губах, таинственная, будто бы заговорщическая. Девушка подумала с минуту, бросила взгляд в тетрадь, сказала вслух: «Нет, так не пойдёт, совсем не то!», подвернула исписанные листы под низ тетради и с чистой страницы начала писать новую историю.

Её мысль и её рука двигались уверенно и быстро, почти что без остановки. Ветер на улице утих, перестал шевелить занавески, волосы девушки и двухслойный подол её платья, которое приобрело золотистый оттенок в ночном свете лампы. Над городом в осеннем небе разгорались звёзды, отражаясь в створках настежь распахнутого окна. Везде и всюду, в своём порядке, двигалась своим чередом жизнь.