Петля Нестерова. Главы 30 и 31

        30.

        Потемневшая от времени церковь почти что скрыта от глаз густой древесной порослью. Тем не менее, она сохраняет остатки былого изящества, несмотря на мох, местами обильно покрывающий её стены, и заметные кое-где дыры между разошедшимися брёвнами.
        - Представляете, какая это была красивая церковь, когда в селе ещё жили люди? – говорит Катя.
        - Представляем, - отвечает Нестеров. – Мы ещё застали те времена.
        - Ох, точно же. Вот я лошара! - улыбается Катя. – Идите сюда, мы здесь проход прорубили к дверям.
        Двери, составленные из толстых тяжёлых досок, открываются неожиданно легко.
        - Вы их смазали, что ли? – спрашивает Андрей.
        - Конечно. Знаете, какой скрип раньше стоял? – Катя перебивает сама себя: - Значит, так. Сейчас, как войдёте, будьте осторожны: сверху головой о доски удариться можно, а снизу пол гнилой. В общем, идите за мной и будьте внимательны.
        Пройдя через небольшой коридор, усыпанный сухой листвой и кленовыми семенами, они оказываются перед лестницей с резными перилами.
        - Третья, пятнадцатая и двадцать вторая ступеньки шатаются, - предупреждает Катя. – Их лучше переступить. Смотрите справа, мы там мелом номера написали.
        Поднявшись по лестнице, они попадают на крытую галерею с большими вытянутыми по горизонтали окнами, в которые нахально заглядывают молодые ветви деревьев.
        - Внимание! – торжественно говорит Катя и открывает двустворчатую дверь, ведущую собственно в помещение храма.
        Внутри помещения оказывается неожиданно просторно. Несмотря на свисающие тут и там клочья разноцветной материи, некогда использованной для обивки, стены изнутри выглядят гораздо более надёжными, чем снаружи. Прямо над головой начинаются хоры – видна ведущая туда узкая винтовая лестница. По бокам, справа и слева – два ряда окон с ржавыми резными решётками. Часть окон закрыта ставнями, часть открыта, и проникающего сквозь них света хватает, чтобы не спотыкаться о многочисленный мусор, валяющийся тут и там. Потолок был некогда расписан, а до того оштукатурен – но теперь штукатурка во многих местах осыпалась, поэтому росписи видны лишь фрагментарно. Посередине помещения стоят самодельные леса, перемещаясь по которым, два человека с маленькими фонариками, закреплёнными на головах, делают какие-то пометки на остатках резного иконостаса и в своих записных книжках. Александр даёт им снизу какие-то указания.
        – У нас гости? – завидев вошедших, недовольно спрашивает один из людей, ещё не знакомых Нестерову с Андреем.
        - Всё нормально, Лёша, это свои, - объясняет Александр. – Мы же хотели позвать участкового…
        - Тогда ладно. Говорю сразу: мы ничего не нарушаем. Хотя, конечно, своевольничаем… Мы наносим маркировку, которая пригодится при реставрации церкви. Хотя сами ещё даже не получили разрешения на реставрацию. Но это только вопрос времени и нервов. Если, конечно, прямо здесь и сейчас у вас нет возражений.
        - Если бы всем этим кто-то занялся, я был бы только за, - говорит Нестеров. – Так что возражений у меня нет.
        - Обратите внимание, какие здесь хоры! – вступает в разговор второй человек, тем временем спустившийся с лесов.
        Деревянные хоры с множеством резных деталей, действительно, впечатляют. Мастера сумели сделать так, чтобы конструкция выглядела изящной и в то же время величественной: из двух ярусов хорошо освещён только нижний, а верхний теряется в царящем под потолком полумраке, так что создаётся ощущение, будто виден только один край колоссального сооружения. Нестеров понимает, что имел в виду Александр, когда сравнил хоры с деталью пиратского корабля.
        - Я, конечно, не специалист, - пожимает Нестеров плечами, - но мне нравится.
        - Собственно говоря, как раз нужно будет сейчас туда подняться, - говорит Александр. – Только нужно быть осторожным: дерево старое, не провалиться бы. Рекомендую идти по одному, а я снизу буду направлять. А если, не дай Бог, упадёте – что ж, буду ловить.
        - Я пойду первым, - говорит Нестеров. – Куда идти? По лесенке?
        - По лесенке, да. И осторожно, там пара ступенек есть подозрительных. Дима, дай человеку фонарик, пожалуйста!
        Нестеров делает несколько шагов по винтовой лестнице. Ступеньки довольно высокие и крутые, так что при подъёме те из них, что находятся выше, оказываются перед его глазами, и он с интересом отмечает, что пыли на них практически нет.
        - Вы здесь подметали, что ли? – спрашивает он.
        - Нет. А что?
        - Больно уж чисто… Ладно – перехожу на первый ярус.
        Нестеров влезает на площадку первого яруса и с интересом осматривается.
        Отсюда хоры ещё больше напоминают помещение на корабле – не хватает только морской качки, подвесных светильников и каких-нибудь свёрнутых канатов в углу. Однако здесь ничего этого нет – только площадка прямоугольной формы, три стороны которой примыкают к стенам церкви, а четвёртая, обращённая к алтарю, огорожена сплошными перилами высотой немногим более метра. Вдоль перил изнутри идёт ряд деревянных полуколонн, некогда выкрашенных в золотой цвет и по форме напоминающих непонятный предмет, найденный Нестеровым на пепелище дома Игнатовых. В стене, противоположной алтарю, есть окна, но все они закрыты ставнями.
        «А пыли нет и здесь, - отмечает про себя Нестеров. – Занятно…»
        - Перехожу на второй ярус! – громко комментирует он свои действия.
        - Давай! Только осторожно!
        На верхней площадке светлее – здесь также есть окна, и одно из них приоткрыто. Нестеров поднимается на последнюю ступеньку – и присвистывает от удивления.
        - Ну что? Как тебе? – интересуются снизу.
        - Некисло, ребята… - протягивает Нестеров. – Вообще ни разу не кисло!
        Площадка верхнего яруса хоров заполнена вещами. Вдоль стен разложены и расставлены видавшие виды санки и лыжи, корзины и вёдра, лопаты и вилы. На причудливом, наверняка оставшемся здесь ещё с давних времён деревянном небольшом столике и вокруг него лежат кипы старых книг, каких-то бумаг и фотографий. В углу – явно лежанка: подобие спального места из сухого сена. В другом углу склад тряпья: вперемешку лежат предметы верхней одежды, пожелтевшие от времени изящные кружевные салфетки, рубахи, какие-то заскорузлые сапоги и лапти. В глаза Нестерову бросается, что за исключением столика здесь нет ни одного предмета, который не смог бы сюда затащить ребёнок.
        «Разные вещи… Вам было бы неинтересно…» – вспоминается вдруг ему, и он болезненно морщится, осознавая абсурд происходящего и одновременно чувствуя себя как никогда сбитым с толку.
        - Там было ещё кое-что, - говорит Александр, когда Нестеров спускается.
        - Иконы… - вспоминает Нестеров.
        - Верно. Иконы. Но мы их в машину убрали для пущей сохранности.
        Они возвращаются к автомобилям, и Нестеров впервые видит наяву и в цвете то, что видел до сих пор лишь на случайных чёрно-белых фотокарточках, кем-то снятых во время застолья – иконы, украденные у выпивохи-железнодорожника.
        - Где вы их нашли? – спрашивает он.
        - Возле столика стояли. К стенке прислонённые.
        - То есть, они не были спрятаны? – уточнил Нестеров.
        - Ну как… Если с лестницы поглядеть, то не увидишь за всем этим хламом. А так-то да, как будто для красоты кто-то расставил.
        - Понятно… - хмурится Нестеров. На самом деле, ему ничего не понятно.
        - Может, чайку? – предлагает Александр. – Или вам уже пора в дорогу?
        - Да можно бы и чайку, - соглашается Нестеров. – А то не май месяц, всё-таки. И давайте на «ты». Только чур без неуважения.
        Пока пьют чай, идёт необременительный разговор. Александр и Катя вспоминают то время, когда они познакомились.
        - Я в компьютерной фирме работал, - рассказывает Александр. – В суппорте. Ну, клиентская поддержка. А мы только-только начали встречаться, буквально накануне в кино сходили, потом в кафе посидели, поболтали – и по домам. Вроде бы не испугались друг друга – короче говоря, ситуация предполагала некое продолжение общения. И вот сижу я на телефоне, на горячей линии, а мне Катя звонит на мобильный. Я ей и отвечаю на автомате: «Здравствуйте, меня зовут Александр, чем я могу вам помочь?». Она разозлилась, трубку бросила…
        - Я подумала, что он издевается, - поясняет Катя. – Или что он таким образом меня отшивает. Я простудилась, да и вообще не в духе была – дай, думаю, позвоню Сашке, может, он мне что хорошее скажет. А тут такое… В общем, швырнула трубку, сижу злая. Потом думаю: фигню я затеяла, надо бы извиниться. Звоню ему снова – а он мне опять: «Здравствуйте, чем я могу вам помочь?»
        История незатейливая, но Катя с Александром так живо и весело её рассказывают, что Нестеров невольно отвлекается от своих мыслей и начинает улыбаться.
        «Кажется, неплохой мужик попался нашей Катерине, - думает он. – Ну, дай то Бог!»
        Наконец, чай допит, посуда вымыта и убрана.
        - Вас подвезти? – спрашивает Александр.
        - Не нужно, спасибо. У нас здесь машина недалеко. Пешком даже быстрее выйдет.
        - Ну, тогда с Богом, ребята. Рады знакомству.
        - И вам не скучать. Ещё свяжемся!


        31.

        С дороги Нестеров звонит Насте.
        - Как ты там? Всё ли в порядке?
        - Всё хорошо. Еду на вечер сготовила, сейчас с Ирой играю. Ты поздно приедешь?
        - Надеюсь, что нет. По крайней мере, к ужину постараюсь быть.
        Однако именно в этот день на него сваливается столько работы, что домой он возвращается только в двенадцатом часу ночи.
        В избе жарко, натоплено. Настя и Ира спят. Не зажигая верхнего света, Нестеров проходит в комнату – он хочет взять с письменного стола книгу, чтобы почитать за чаем. Однако книги он не находит, а вместо этого его рука натыкается на что-то мягкое и бумажно шуршащее.
        - Что за чёрт? – думает он и включает настольную лампу.
        На столе лежат гирлянды бумажных цветов – ровно такие же, какие он видел во время пожара на груди у Натальи.
        Свет лампы будит Настю.
        - О, ты вернулся, – говорит она. – Ужинать будешь?
        - Настя! – Нестеров внимательно смотрит ей в глаза. – Настя, что это?
        - О чём ты? – Настя приподнимается на локте. – А, это? Это мы с Ирой играли. Она учила меня складывать цветы из бумаги. А что?
        - Всё в порядке. Мне просто понравилось, - лжёт Нестеров. – Ты спи, я чаю попью и приду.
        Чтобы стряхнуть с себя неприятное чувство, он умывается холодной водой, наливает себе горячего крепкого чаю и выходит во двор.
        Ночной воздух бодрит и успокаивает. Нестеров с удовольствием вдыхает его полной грудью и понимает, что здесь, под покровом осенней ночи, в ветреной и влажной темноте он чувствует себя гораздо комфортнее, чем в доме. Дай ему волю, и он никогда не вернулся бы внутрь, или вернулся бы только затем, чтобы забрать с собой Настю и идти куда глаза глядят – в ночь, в холод, в осень – куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.
        «Ты демонизируешь ребёнка, - говорит он сам себе. – Неужели ты вправду веришь, будто Ира как-то связана с бандитами или, больше того, могла совершить убийство?»
        Нестеров ждёт, что его мозг произведёт обычную работу: взвесит информацию, выставит аргументы за и против, проанализирует их и сделает в конечном итоге выводы, позволяющие склониться к той или иной точке зрения. Однако мозг упорно не хочет работать по привычному алгоритму.
        «Это всего лишь девочка, - вновь повторяет про себя Нестеров. – Да, она странная: ходит гулять по ночам и не боится того, чего принято бояться. Возможно даже, что у неё не все дома. Но это вовсе не значит, что здесь есть что-то большее, чем то, что здесь есть».
        Вновь тишина – мозг не работает в заданном направлении, как ты ни бейся.
По опыту Нестеров знает, что в такие моменты нужно заставить себя успокоиться и подождать развития ситуации: либо что-нибудь прояснится, либо голова придёт в норму и выдаст требуемый результат размышлений. Однако усталость последних дней играет с ним злую шутку: ему начинает казаться, будто причина «пробуксовки» таится только в нём и это именно он не способен связать воедино обрывки находящихся в его распоряжении нитей, в то время как разгадка происходящего лежит на самой поверхности. Нестеров знает, что скоро это ощущение пройдёт и ситуация разрешится – однако он полон каких-то неясных, смутных сомнений.
«А ну как не разрешится? – думает он. – С чего я вообще решил, что всё всегда должно разрешаться?»
        Нестеров и сам не может точно сказать, что именно он имеет в виду. Он чувствует лишь, что жизнь проверяет его на прочность, и впервые в жизни он не уверен в том, что у него хватит ума, сил и удачи пройти эту проверку.
        Не так же ли чувствовал себя его однофамилец, авиатор Нестеров, когда выполнял свою знаменитую мёртвую петлю? Всё вроде бы сто раз просчитано, но всё равно, когда вниз головой с самолётом уходишь в пике, на душе холодок: а вдруг?..
        Так ни до чего с самим собой и не договорившись, Нестеров возвращается в дом, чувствуя себя совершенно сбитым с толку и выбитым из колеи. Несмотря на усталость, спится ему плохо, он всё время ворочается и поглядывает, на месте ли Ира. Но Ира спит, не просыпаясь, до самого утра.

© текст, фото - Министерство Луны