Мемуар...

С шести лет я стал коротать вечера у своей неродной бабушки-украинки, Дзявры Анастасии Кирилловны. Мать - одинокая гордячка, мыкавшейся по углам с ребёнком - была рада такому соседству. Бабушка жила, как и мы, на Саксаганского 20, в сыром подвале, который достался ей от польской четы, бежавшей из Львова в 1939-м, когда в город входили части НКВД. Старый австрийский дом напоминал пудинг: верхние этажи, господские, с лепниной на фасаде и широкими оконными ставнями - взбитый бисквит; а нижний, цокольный этаж, с крысами и плесенью - прогорклый корж. В дворницкую эту я и спускался по крутой лестнице с первого этажа, где мы ютились в узком аппендиксе большой еврейской квартиры. Чего только не было в бабушкиной кухоньке и крошечной спаленке: и пузатые немецкие шкафы; и резные буфеты; и дубовый стол, покрытый красной скатертью с кисточками и бахромой; и ларцы с секретом; и крутящееся круглое зеркальце на медной подставке; и узкая, как баклажан, ваза для искусственных роз. Вдоль стен, выкрашенных однообразно и без изыска, висели религиозные картины в тяжёлых рамах, и светские виньетки (на одной из них араб, склонившись в поклоне, подавал барышне, путешествовавшей на верхней палубе океанского лайнера, бокал красного вина). А ещё там была изразцовая голландская печь, которую я топил ящиками из-под водки, гуцульский ковёр с причудливым орнаментом, и изогнутая, как арабское седло, оттоманка. На шкафу, хранившем в утробе чугунные утюги, разогревавшиеся углём, чаны с мукой и базарные весы с целой армией медных гирек, стоял вырезанный из чёрного дерева верблюд с бедуином-погонщиком в седле, в торбе которого был устроен тайник - поднимешь суму, а там - колечко: серебряное, мужнино! Даже, умирая, бабушка отказывалась отдать мне верблюда. Он был чужой! И позволила взять на память синего стеклянного лебедя, - он ни стоил и гроша, но мне был дороже всего на свете: в толстом слоистом стекле, служившим ему "озером", плавали вспученные пузырьки воздуха, глядя на которые я представлял себе небосвод, усеянный мириадами звёзд, и мечтал о путешествии по галактике, которую нельзя было разглядеть в узкие, как бойницы, подвальные окошки.