Реванш

Фэндом: Булычёв Кир «Приключения Алисы»
Основные персонажи: Алиса Селезнёва, Павел Гераскин
Пейринг или персонажи: Павел Гераскин/Алиса Селезнёва, ОМП/Алиса Селезнёва
Рейтинг: NC-17
Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Флафф, Фантастика, Психология, Философия, Пародия, Hurt/comfort, ER (Established Relationship), Стёб
Предупреждения: ОМП
Размер: Макси, 265 страниц
Кол-во частей: 73
Статус: закончен

Описание:
Фанфик к фанфику к фанфику.

К моменту фанфика по эту часть -

https://ficbook.net/readfic/3932308/10584848#part_content

***

1. Самокритика
— Я не хотел тебе этого говорить…
Но всё же скажу.

Это самое важное.
Может быть, ты ещё сможешь что-то исправить.

Вряд ли, конечно.
Но для тебя мало невозможного.

Я солгал тебе, сказав, что…

— О чём?

Милодар задумался и наклонил свою когда-то кудрявую черноволосую голову.

— Милодар! О чём ты мне солгал?

Милодар не отвечал.

И тут Алиса ясно поняла, что их разговор не продолжится.
Милодар так и не скажет, о чём же он ей солгал.

И в самом деле — вскоре она увидела, как к нему пришли медики, стали что-то делать.

Алиса отключила связь и вздохнула.
Она слишком устала.

Так устала, что не могла злиться на Милодара за все дела, о которых он ей рассказал.

И не только потому, что ей было жалко Милодара, несмотря на то, что он ей рассказал.
Но и потому, что при таких масштабах деятельности злость неуместна.

Она не смогла злиться даже за то, что они сделали с Пашей.
Которого они по сути убили.
Добили.
Став соучастниками того, кто положил начало его уничтожению.

За это она тем более не могла злиться.
Ни злиться, ни тосковать.

Её чувству в данной ситуации не было названия.
Разве что … пустота?

У неё украли любовь.
Украли всю её жизнь.

Долгую и счастливую, как сказал Милодар.
Она могла прожить долгую счастливую жизнь.

Если бы ей вернули Пашу.
Если бы её просто не обманули.

Никому ничего не требовалось для этого делать.
Просто не мешать ей.

Как она могла им поверить?
Почему сама не перепроверила всё?

Получается, что могла.
Да, она конечно тогда уничтожена была.
Но всё равно должна была сама проверить.

А она этого не сделала.
Получается, что она сама отдала его в их руки.
Предала его, по большому счёту.

Вот и поплатилась за это разбитой жизнью.
Хотя это конечно пустяк по сравнению с тем, что у Паши жизни не было вообще.

***
Но она не только Пашу предала.
Она, получается, всю жизнь была соучастницей деятельности, которую не считала правильной.

Хоть и невольно. Но была же.
Она работала на них.
И очень старательно. Очень эффективно.

Значит, у неё нет утешения даже в виде сознания правильно прожитой жизни.
Жизни, направленной на улучшение благосостояния во Вселенной.

Не удивительно, что ей иногда так не везло, что её несколько раз возвращали по сути с того света.
Ей и не могло везти, раз она занималась неправедным делом.

Хотя… ей не везло и ещё по одной причине…
Она по большому счёту не хотела, чтобы ей везло.

Не хотела жить. Без Пашки.
Вот и искала подсознательно смерти.
Поэтому ей и не везло.

Но хватит о ней.
Разве это главное?

Главное другое…
То, о чём думать больно.

Сколько человек, гуманоидов и разумных негуманоидов лишились жизни по её невольной вине?
Разве она в детстве могла думать, что окажется орудием не спасения, а уничтожения?

Всё ложь.
Вся её деятельность оказалась чудовищным обманом.

Оказалась вредом, а не пользой.
Она оказалась не способна распознать обман.

***
Лучше бы она как можно раньше умерла на самом деле.
Лучше всего — ещё тогда, вместе с Пашей.

Лучше бы Рихтер не успел её спасти.
Раз не обоих — то никого.

Или не надо было спасать её потом, когда она заболела от горя.
Она же почти умерла тогда.

Так нет же — нашлись целители.
Вылечили.

Хотя сейчас трудно определить, что её вылечило — целители ли.
Или те сны с Пашкой.

В которых он говорил ей, что у них всё будет хорошо.
Что они будут вместе.
Что она должна верить в это.
Всегда.
Что бы ни случилось.
Что бы ни происходило.

Он был очень убедителен.
И она поверила.
Ему — поверила.

Это позволило ей продолжать существование.
Жизнью это нельзя было назвать, несмотря на внешнюю насыщенность её жизни и бурную деятельность.

В принципе, совершенно неудивительно, что у неё менялись мужья.
И что её дети и внуки считают её почти чужой.

Она и есть чужая для них.
Она сама виновата в этом.

Считая свою жизнь без Пашки как бы не настоящей.
«Понарошку».

Вот они все и чувствовали, что ей всё это несколько чуждо и понарошку.
А кто же долго выдержит, когда его считают понарошку.

Они все чувствовали, что по большому счёту они случайные люди в её жизни.
Что они не те, кто должен был быть в её жизни.

Не их она ждала и хотела.
Может, она вообще виновата перед ними за то, что связалась с ними?

Может, не надо было пробовать устроить свою «личную жизнь»?
Не надо было соглашаться на предложения «попробовать» жить вместе?

А дети?
Может, они просто родились бы в других семьях?
Там, где есть настоящая любовь у родителей?
А она лишила их такого шанса.

Она старалась быть хорошей женой и матерью.
И конечно любила мужей и детей.

Как умела. И умела немало.
Но чего-то при этом конечно не хватало.

Она слишком хорошо знала, что может быть совсем иначе.
Она успела в самой ранней юности узнать, что может быть так по-настоящему, что всё другое по сравнению с этим будет понарошку.

В общем… они правы. Они все правы.
Что не стремятся с ней видеться.
Она виновата перед ними.

И ещё больше перед … миллиардами? гуманоидов.
Что же она за человек такой?
Лучше бы она вообще не родилась.

Или не выросла.
Мечтали же некоторые поклонники её книжного образа о том, чтобы она никогда не перешагнула 12-летний рубеж.

Получается, что они правы.
Ей в самом деле лучше было бы не перешагивать его.

Она же столько раз могла погибнуть.
Вот и надо было погибнуть.
2. Тяжесть
От этих мыслей на Алису навалилась такая тяжесть, что она вынуждена была вытянуться пластом.
Наверное, давление упало.
И очень сильно.

Она могла позвать Полю.
Но не стала этого делать.

Зачем?
Она не собиралась продлевать свою жизнь.

Вот что-что, а это точно совершенно незачем.
Если она сейчас умрёт от коллапса сосудов — это будет очень, очень хорошо.
И очень правильно.

Она всё равно не знает, как ей жить с тем, что она узнала.
Можно было бы пожить для того, чтобы что-то исправить.

Но то, что она наворотила (ну или помогла наворотить)  — никак не исправить.
Или нужно столько времени, что она просто не успеет.

Не тот возраст.
Ей даже не семьдесят.

Не говоря уже о силах.

Даже от её разоблачений не было бы никакого прока.
Все просто решили бы, что она на старости лет умом тронулась.

Или решила раздуть внимание к своей персоне.
Скучая по прежней славе и популярности.

А даже если бы ей поверили — кто станет что-то исправлять?
И захочет ли?

Готово ли земное человечество довольствоваться своей планетой?
Или согласно отжимать чужие планеты для своего расселения?

Поздно. Слишком поздно что-то менять.
Милодар не просто исповедался перед ней.

Он такое ей сообщил, что утащит её за собой.
Она не сможет с этим жить.

***
А началось всё с того, что не стало Пашки.
Наверное, она сама в тот момент тоже вместе с ним умерла.

Не только эмоционально.
Но и потеряла часть своего интеллекта. Чутья.
Не говоря уже о везении.

Раз она превратилась в то, во что превратилась.

И самое примечательное — при этом она ещё и искреннее считала, что служит добру.
Какая убийственная ирония судьбы.

Она была чуть ли не главным орудием несправедливости.
А воображала при этом, что делает полезное дело.

Ну точно. Она потеряла чутьё. Напрочь.
То чутьё, которое могло защитить её от ввязывания в неправедное дело.

Вообще-то это главное, что она потеряла…

***
Было во всём этом ещё одно, самое неприятное обстоятельство.
Из-за того, что при возвращении её с того света применяли эликсир…

Получается, что она стала соучастницей ещё и …
В общем, то, что могло вернуть Пашку… было использовано не для его возвращения, а для неё…

Значит… все эти годы… лет восемьдесят… она живёт благодаря средству, сделанному за счёт Пашиной жизни…
Пашка дал ей дополнительные восемьдесят лет жизни.

Хотя она об этом не просила.
И его никто не спрашивал.

И вообще — с ним она и так прожила бы много лет.
Без всяких эликсиров.

А ведь когда-то она была в ярости от слов, что этим эликсиром кого-то спасут.
И совершенно не подозревала, что этим кем-то может оказаться… она сама!

Она бы никогда на это не согласилась.
Ни за что.

Но её никто не спрашивал.
И в известность не ставил.

Что «лечит» её тем, что могло вернуть жизнь Паше.
Вместо того, чтобы потратить лекарство на самого Пашу.

И всё равно у неё такое чувство, что она каким-то образом виновата перед Пашей и в этом тоже.
Что не догадалась.

Что ничего не заподозрила.
Что не почувствовала.

Что жила за счёт него.

***
Она почему-то ярко-ярко вспомнила их детство.
Особенно как они подслушивали педсовет, когда решался вопрос о том, что делать с Алисой из-за её неуспеваемости.
Когда она пропустила полгода в школе из-за поломки машины времени.

Как давно это было.
Словно не с ней. Не с ними.

Образ Пашки давно сжался в её памяти до ребёнка.
Хотя при их расставании он был почти взрослым.

А лично для неё — и героем-любовником.
Героем её грёз.
Недостижимой мечтой.

Но со временем в памяти остался только ребёнок.
По мере того как она взрослела.
По мере того, как 13-летние мальчики всё большие казались детьми.

Кроме того, как многие женщины, особенно имеющие своих детей, с возрастом Алиса видела в каждом мужчине, каким бы мачо он ни был, в первую очередь маленького мальчика.
Бесконечно трогательного. Беззащитного. Маленького.

Такого же мальчика она могла бы родить Пашке, если бы…
Если бы их ни разлучили.

Воистину — она прожила жизнь зря.

Откуда-то взялись силы.
Алиса даже не доползла — дошла до балкона.
Манили километры высоты.

Некрасиво, конечно, было бы.
Запачкать органикой тротуар…

***
И ещё этот вопрос останавливал её.
О лжи.

Интересно — в чём же Милодар ей солгал?
И зачем?

Может, он ещё скажет?
Если придёт в себя.

Попробовать выяснить?
Но как?

Похоже, стоило поговорить с врачом Милодара…
3. Догадка
Её гениальная догадка подтвердилась.
На этот раз она в самом деле имела право считать догадку гениальной.

Похоже, что она может быть по-настоящему гениальной, когда идёт в верном направлении.

Ну конечно же Милодар мог солгать именно об этом.
В чём же ещё.

Он же сказал, что это самое важное.
А что могло быть важнее?

Правильно, ничего.
Ничего важнее этого не было.
И не могло быть.

Он сказал, что они уничтожили то, что оставалось от Паши.
Но это неправда.
Они не уничтожили.

Нет, не потому, что не собирались.
Они собирались.

Сначала изучить объект.
А потом уничтожить.

От греха подальше.
Пока Алиса не добралась до него и не попробовала оживить.

Потому что было решено разлучить их.
Убрать от неё Пашу.

Чтобы он не мешал ей «служить человечеству».

А точнее — их организации.
Работать на них.

Чтобы она не прожила долгую счастливую жизнь с ним.
В которой не было бы места «служению» человечеству.

***
Но не удалось.
Уничтожить Пашку окончательно не удалось.

Врагу не сдаётся наш гордый Варяг.

Никто не понял, почему (учёные только руками разводили).
Но то, во что превратился Паша, не поддавалось уничтожению.

Оно не горело, не растворялось, не взрывалось.
И поэтому это можно было только спрятать.

Что и было сделано.

От неё спрятано.
А «уничтожили» вместо Паши какую-то подделку.

С одной стороны, это было радостно.
То, что Паша не уничтожен.
Это давало надежду.

Пока непонятно, на что.
Но давало.
А вдруг удастся его оживить?!

А с другой…
Она СТОЛЬКО лет потеряла.
Столько лет Паша мог жить.

Теперь она безнадёжно старая.
Даже если получится оживить Пашку.

Хотя это пустяки.
Он будет жить просто в другом времени.
И найдёт другую.

Может, она даже сама поможет ему найти хорошую девочку.
Да, конечно поможет.

Нельзя же такое важное дело пускать на самотёк.
Самое важное дело в жизни.
Поиск своей суженой.

Если он примет её помощь.
Она найдёт. Познакомит их. Словно невзначай.

Найдёт самую хорошую девочку.
Такую, какую Паша сможет полюбить.
Так же, как любил её.

И которая сможет любить его.
Так, как его любила она, Алиса.

Конечно сможет.
Ведь Пашку невозможно не полюбить.

Лишь бы получилось вернуть его к жизни.

Алиса старалась не надеяться слишком сильно.
Чтобы не сойти с ума, если не получится.

Хотя конечно она надеялась.
Все её жизненные силы сейчас сконцентрировались на надежде вернуть Пашке жизнь.

Если это удастся…
Можно будет считать, что самую большую ошибку она уже исправила.

И может… да, как знать — может, именно Пашке удастся исправить то, что она по неведению испортила в мире.

Каково ему будет узнать, что она столько дров-то наломала.
Она. При её-то стремлении к гармонии.

Но это потом. И хорошо, если узнает.
Значит, удалось главное.

***
Алиса не стала ждать, очнётся ли Милодар.
Чтобы спросить у него, что же такое он не успел сказать ей.
В чём лгал.

Она побывала у него. Поговорила с врачами.
Шансы, что он очнётся и сможет поговорить, были не велики: возраст.

Но она сама предположила, что он солгал, сказав, что Паша был уничтожен.
Просто потому, что ей больше всего хотелось, чтобы Милодар солгал именно в этом.

Больше всего хотелось, чтобы ложью оказалась именно информация об уничтожении Паши.
И тогда… если осталась хоть одна капля эликсира…

Она стала искать.
И Пашку. И эликсир.

И нашла.
Должна же была быть хоть какая-то польза от её талантов, навыков, репутации.
4. Удастся ли
Алиса впервые оказалась близко один на один с Этим.
С тем, что осталось от Паши.

Ей всегда было жутко и больно смотреть на это.
И думать об этом.
Потому что ей казалось, что это всё. ВСЁ. Конец.

Но теперь приходилось и смотреть, и думать.

Впрочем, теперь было легче.
Потому что теперь есть надежда, что Это может снова стать обычным человеком.

Поэтому теперь она сможет даже сделать то, что нужно.
Нанести эликсир на веки.
Затем лоб. Виски. Затылок.

И ждать.
Пока объект не станет полупрозрачным.
Потом смочить эликсиром всю поверхность.

Должно более-менее хватить.
Какое чудо, что на неё не израсходовали весь эликсир.

В ёмкости ещё больше половины.
Может, этого хватит?

Сколько раз его тратили на неё?
И сколько уходило за один раз?
И только ли на неё тратили эликсир?

Интересно — почему эликсир не израсходовали полностью?
Некому больше было возвращать душу?

Странно это всё.
Но сейчас не время искать ответы на второстепенные вопросы.
Сейчас надо узнать главное — удастся ли вернуть Пашку.

***
Когда Алиса намочила эликсиром пальцы, откуда-то из глубин памяти всплыли строчки песни:


Так пускай же по капле, по капле
Жизнь и силы вернутся к тебе!

Будет первая капля силою,
Будет радость каплей второй…


С этим настроением она прикоснулась влажными пальцами к вискам Паши…

***

Смачивая «тело» (то, во что оно превратилось) эликсиром, Алиса чувствовала что-то вроде усталой гордости за Пашу.
Что не дал себя уничтожить.

Выдержал.
Оставил надежду.
Стойкий оловянный солдатик.

И конечно она не могла не думать, что могла и должна была это сделать ещё лет 85 назад.
Или 80 хотя бы.

Хотя бы ради Пашки.

Но не сделала.
Не додумалась.
Не искала, не пробовала…

Может ей и не удалось бы…
Но она должна была хотя бы попробовать.

И тогда всё могло пойти по-другому.
Совсем по-другому.
Не было бы всей её никому не нужной жизни, работы, браков.

***
Долгое время ничего не происходило.
Но потом Алисе показалось, что объект медленно увеличивается.

Она стала ещё внимательнее наблюдать.
Так и было.

Объект медленно увеличивался и принимал вид обычного человеческого тела.
Только очень медленно.
Изменения можно было заметить, только сравнивая состояние и вид объекта с разницей в часы.

Неужели получится?

Несмотря на то, что Алиса больше жизни хотела и ждала возвращения Пашки, она не совсем верила тому, что видит.
Что прямо сейчас прямо перед ней происходит восстановление Пашиного тела.

Она просто отметила факт: объект изменился и теперь напоминает Пашку.
Но для полноценных эмоций должно было пройти время.

Да и Пашка пока не до конца вернулся.
Объект пока только напоминает Пашку.

Но признаков жизни он пока не проявлял.
Ни дыхания, ничего.

Алиса послушала сердце: тишина.
Словно в анабиозе.

И что делать теперь?
Тело вернулось в обычный вид.
Но этого мало.

Может, эликсира добавить?
Но где его взять?
Она и так весь эликсир уже израсходовала.

Почти весь.
Алиса перевернула бутылочку, чтобы хоть немного натекло со стенок.

Получились сущие капли.
Но может и это пригодится.

Куда капать?
На лоб?

Алиса легонька втёрла капли в кожу лба.
Коснулась висков.

Рука задержалась на лбу.
Тело в самом деле было совсем-совсем как настоящее.

Даже волосы такие же, как… как тогда.
Вообще не изменился.

Алиса словно впервые увидела его.
Какой же он красивый.

Сейчас она понимала это намного лучше, чем в детстве.
Тогда она просто влюблена в него была.
И уже поэтому он казался ей идеалом.

Теперь же она могла разглядеть его красоту с высоты большого жизненного опыта.
Красота архангела. Будущего. А пока только ангела.

И дело не только в физическом совершенстве.
Это красота доброты и гармоничности.
Невинности и чистоты.

Его всегда отличало такое поразительное чистосердечие.
Такая искренность.

Он так мечтал идти в патрульное училище после школы.
Чтобы спасать людей.

Смешно, если учесть, что именно эти силы посчитали, что ему не нужно жить.
Чтобы не отвлекать её от служения человечеству.

Какая потрясающая формулировка.
Они на самом деле решили, что она могла бы не служить человечеству.

Да она ещё больше служила бы, если бы у неё был Паша.
Только по-настоящему.

Впрочем, в этом всё и дело.
Их представления о настоящем служении человечеству не совпадают.
Их — это её и её начальников.

Если бы она знала, в каких делах помогает, то не помогала бы.
А то и мешала.

Хотя раньше она так им верила.
Считала их такими правильными.
Так гордилась, что помогает таким великим людям в таком важном деле, как защита человечества.
5. Удалось
Проходили секунды. Минуты. Пошли часы.
Но ничего не менялось.

Она добилась только появления тела.
Восстановления его облика.
И, возможно, внутренней структуры.

Что было делать дальше — оставалось непонятным.
На этот счёт инструкций не было.

А ведь на неё в прошлом за раз наверняка тратили всего лишь капли.
Значит, и сейчас могло бы хватить всего нескольких капель.

Главное — не отчаиваться.
Даже полученный результат — уже чудо.

Если бы Пашино тело поддавалось уничтожению, то даже этого у неё сейчас не было.
Она найдёт способ его восстановить полностью.

Если надо — сделает новую порцию эликсира.
Из себя, разумеется.

Тем более что она по идее уже давно носит в себе Пашину энергию или как там это всё называется.
Остаётся только вернуть ему его же энергию.

Один из способов она знает.
Через тот аппарат.

Может, есть и другие способы?

***

Она почти сразу подумала, какие это могут быть способы.
Но они ей не нравились.

Целовать мальчика в её возрасте?
Да ну.
Неудачная идея.

Ещё чего доброго перепугает ребёнка, если он в самом деле очнётся.
И увидит, что его целует бабушка. Древняя старушка.
Хотя лучше ребёнок перепуганный, но живой.

И вообще… она же без колебаний сделала бы кому угодно искусственное дыхание, если бы это потребовалось для спасения жизни?
И тем более Пашке.

Ну, если только так.
Если относиться к этому как к чисто медицинскому акту, а не как к акту чувственности.
Не как к поцелую, а просто как к прикосновению, через которое можно передать энергию.

Попробовать что ли?

Алиса включила запись, которую потом мог бы просмотреть Паша. Или прослушать.

— Паша, прости, но я вынуждена попробовать.
Так как другие способы ещё более трудные…

Я не знаю, где найти или как построить аппарат для получения эликсира.

Но даже если найду или построю — я просто не представляю, кому доверить его разрушение после.
А уничтожить его надо будет обязательно.
Да и долго это. Я могу и не успеть.

И главное… Я не знаю, кому доверить переливание эликсира в тебя, когда он будет готов.
Я-то уже не смогу перелить…

***
Её прикосновение к его губам в самом деле не носило чувственного характера.
Она не наслаждения в нём искала.

А думала о том, как было бы здорово, если бы таким относительно простым способом удалось вернуть Пашку.

Ну как простым.
Для неё это может закончиться смертельно.
А простым в том смысле, что не нужно строить никаких агрегатов.

И мысленно уговаривала:

«Пашенька, просто забери из меня свою энергию.
Свою жизнь.
Они по праву принадлежат тебе.

Мне они не нужны. Тем более сейчас.
Никогда не были нужны.

Я не хотела, чтобы меня оживляли твоей энергией.
Тем более вместо тебя»

***
Что-то изменилось.
Алиса остановилось.
Чтобы понять.
И поняла.

Паша стал теплее.
А был чуть тёплым, почти холодным.

Значит, он выходит из анабиозоподобного состояния?

Алиса решила продолжить.
Она не представляла, как направлять энергию от себя к нему.

И действовала по наитию.
Интуитивно.

Просто напрягая желание передать Паше жизненные силы.
Его же жизненные силы.

Которые столько раз передавали ей.
Она слишком долго ими пользовалась, хоть и по неведению.

***

https://www.youtube.com/watch?v=VOzQdUrW_VA

Сгинул в море твой бедный кораблик…
Но, один ты не сдался судьбе.

Так пускай же по капле, по капле
Жизнь и силы вернутся к тебе!

Будет первая капля силою,
Будет радость каплей второй…

Не должны умирать красивые!
Не должны умирать храбрые!
Не должны… не должны…
Не должны умирать!

Бьется море о черные камни,
Трудно людям в неравной борьбе…

Но, я верю, по капле, по капле
Жизнь и силы вернутся к тебе!

Будет первая капля силою,
Будет радость каплей второй…

Не должны умирать красивые!
Не должны умирать храбрые!
Не должны… не должны…
Не должны умирать!

;

***

Неожиданно Паша сделал вдох.
Алиса почувствовала такое счастье, какого давно уже не чувствовала.

Надежда подстёгивала её старания.
Алиса чувствовала, как что-то происходит.

Она не смогла бы описать ощущения.
Но что-то с ней происходило.
И, возможно, с Пашей тоже.

Возможно, что ей в самом деле удавалось передавать ему жизненные силы.
Забыв про фактор возраста, Алиса впилась в потеплевшие Пашины губы с ещё большей жаждой отдать ему через прикосновение губ к губам всё, что задолжала. Всю его энергию.

До последней капли энергии.
До последнего джоуля или в чём там измеряется эта энергия.

Алиса начала чувствовать что-то вроде невесомости.
И то, что она слабеет.

Надо было спешить.
А то вдруг она сейчас умрёт, не успев вернуть Паше его жизнь.

Неожиданно Алиса ощутила болезненность в области сердца.
Такую сильную, что ей пришлось остановиться.

Что это? Спазм? Ишемия?
Она хватала воздух, но не могла продышаться.
Кислород словно не поступал туда, куда надо.

Подумав, что надолго её может и не хватить, Алиса на всякий случай послушала Пашино сердце, чтобы узнать, есть ли прогресс в его состоянии.

И поняла, что её старания оказались не напрасными. —
Пашино сердце бьётся!
Что-то получается.

Алиса почувствовала, что может в любой момент потерять сознание.
От слабости. Или из-за проблемы с сердцем.
Или умереть.

Но она чувствовала себя абсолютно счастливой.
Ещё счастливее, чем когда рождались её дети.

У неё получилось.
Она смогла.

Она же не умела.
А всё равно получилось.

Так что это настоящее чудо.

Перед тем, как всё же потерять сознание, Алиса успела заметить, что у Паши ещё и веки дрогнули.

Ну точно. Её мальчик теперь точно будет жить.
Жизнь восторжествовала.
6. Узнаёшь?
И всё же ей было суждено ещё раз очнуться.
Потеря сознания оказалась не финишем её непутёвой жизни, а только небольшой паузой. Недолгой.

Так что ей посчастливилось увидеть, что Паша в самом деле восстановился.
Он открыл глаза.
И даже сел.

Значит, 87 лет неподвижности не повлияли на состояние мышц?
Ну да, он же в особом состоянии был.

От облегчения она улыбнулась.
Но сил радоваться пока не было.

Она просто знала, что чудо случилось.
Что она выполнила свою задачу.

А радость… наверное, потом придёт. Постепенно.

Когда отпустит сердце, которое ещё сильно «ныло».
Боль была уже не острой, а тянущей.

А может у неё вообще галлюцинации?
Или посмертные видения?

Может, это её персональный рай?
Если она умерла, и всё нынешнее ей только кажется.

***
Увидев её улыбку, Паша тоже неуверенно улыбнулся.
Наверное, не может понять, почему она так старо выглядит.

— Узнаёшь? — спросила она, понимая, что он наверняка с трудом её узнаёт.
И едва веря возвращению возможности говорить с Пашей.

— Алиса?
Это ты?

— Это я, Паша.

— А зачем ты сделала такой грим?

«Это жизнь его сделала, Паша», - хотела ответить Алиса.
Но об этом успеется.

— Паша, ты только не волнуйся.
Я всё тебе объясню.

— Я и так понял. Ты снова меня спасла как-то.

— Что ты помнишь?

— … То самое.
А перед этим я видел, что ты успела прибежать.
Так?

— Да, Паша. Так. Я прибежала.

— А потом ты меня вытащила и попробовала со мной спрятаться?
Для этого грим?

— Нет.
Паша… как ты себя чувствуешь?

— Да нормально.
А учитывая то, что помню перед этим — вообще отлично.
Только…

— Что?

— Я бы поел.

Алиса кивнула.
Да, это так по-Пашиному.
Аппетит по расписанию.

Она достала для него термос и бутерброды.

— Что это? — Паша не смог скрыть разочарования, когда Алиса протянула ему таблетку.

Алиса усмехнулась:

— Надави на неё.

От надавливания сухая масса размером с таблетку превратилась в сочный бутерброд.

— Ух ты. Как это делается?

— Тебе сейчас рассказать?) )

— Нет-нет, можно потом.
Сначала я это попробую.

Паша с блаженным видом откусил бутерброд.

— Ммм какая вкуснятина.
Алиса, ты представляешь?

Это не только очень удобно, но ещё и необыкновенно вкусно.
Как будто только что сделали.

— Представляю.) )

— Можно таскать с собой в кармане целую гость таких уменьшенных бутербродов — на целый день хватит.
Можно добавку?

— Конечно можно.
Только давай сначала посмотрим, как ты будешь чувствовать себя после первого бутерброда.

— Нормально.

— Вот и посмотрим ещё немного.

— Зачем?

— Затем, что ты очень давно ел в предыдущий раз.
Мы должны узнать, как твоя пищеварительная система принимает пищу после такого перерыва.

— Да, кстати.
Так сколько времени прошло с тех пор?

— Сейчас расскажу.
Паша, я вынуждена сказать тебе неприятные вещи.
Так что приготовься…

— Я готов.

— Паша, прошло более восьмидесяти лет.

— Сколько? Ты шутишь?

— К сожалению, нет.

— Я не верю.
80? Нет, ну точно не верю.

Может, 80 дней?
Как 80 дней вокруг света?

— Лет, Паша.

— Ну ладно. Тогда 8 лет.

— Ты думаешь, что удастся выторговать другую цифру, если спорить?

— Значит, это не грим?

— Нет, Паша.

— Тебе сто лет?

— Да.

— … А остальные?

— Кто как. Я обо всех тебе расскажу.
7. Мир изменился?
— Понятно…
Мир сильно изменился?

— Ну… как видишь — появились удобные бутерброды.

— А ещё?

— И много подобных новшеств.
А в главном…
Люди не изменились к лучшему, Паша.

— Это предсказуемо.

— И лично я сделала много ошибок.
Из-за которых пострадали и погибли многие люди.

— Ты? Этого не может быть.

— Может. К сожалению, может.
…Хотя я думала, что приношу пользу.

И не знала о теневой стороне деятельности моих коллег.
Которых я считала соратниками…

— Тебя использовали в тёмную?!

— Так бывает.

— Ты поквиталась с ними?

— Я поздно об этом узнала.
И мне в тот момент было не до них.
Потому что узнала, что есть шанс вернуть к жизни тебя.

— А ты не знала?

— Паша… я понимаю, что этому нет прощения.
Поэтому даже не прошу простить меня за то, что я поверила тем, кто мне сказал, что тебя невозможно спасти.

— Да ладно, это пустяки.
Тем более что ты же спасла меня.

— Но слишком поздно.

— Расскажи мне всё.

— Расскажу. Но это слишком долго.

— А мы куда-то торопимся?

— Пока не знаю.
Вроде бы оторвались. Нас пока вряд ли станут преследовать.

— А где мы?

— Не на Земле, Паша.
Но у нас есть шанс вернуться.

— А как мы оторвались?

— Ну… надеюсь, что пропажу тебя и эликсира обнаружат не скоро.
Я же не просто выкрала вас, а заменила подделками.

Если только за вами не следили ещё каким-то хитрым способом.
Но вряд ли это теперь кому-то надо.

…Ведь вы были просто на складе.
И вроде бы даже не охранялись как следовало бы, будь вы кому-то нужны. Кроме меня, разумеется.

И судно, на котором я улетела с Земли, благополучно исчезло в чёрной дыре.
Так что, если оно оттуда не вернётся, никто и не узнает, что мы его покинули.

— Да уж.
Не удивлюсь, что специально ради нас оно может и вернуться.

— Посмотрим.

— Так как ты меня спасла?

— Просто обработала тебя твоим же эликсиром.

— И всё?

— Почти.

— А не почти?

— Паш, это пока неважно.
Главное, что ты вернулся.
Давай я расскажу тебе важное.

— Давай.

— Одну минутку.

***
Паша подождал эту минутку.
Внимательно наблюдая за Алисой.

За её сосредоточенным погружением в себя.
Как она закрыла глаза и задержала дыхание.

А затем спросил:

— Что это сейчас было?

— Упражнение.

— Для чего?

— Для расширения сосудов.

— Тебе плохо?

— Нет. Просто для профилактики.

— Алиса, не обманывай меня.

— Я не обманываю.
Я предположила, что мне сейчас будут кстати меры по расширению сосудов.

— Я же знаю, что они нужны при повышении давления.

— Иногда и в других ситуациях.
И вообще — я же не скрываю свой возраст.

А в моём возрасте иногда нужно помочь сосудам расшириться.
Ладно, давай перейдём в насущному.
8. Жизнь не удалась
— Итак, Паша…
Я не спасла тебя вовремя.

Возможно, раньше мне и не дали бы спасти тебя.
Или сильно мешали бы…
Но я должна была попробовать.

Но я ведь даже не настаивала.
Я слишком быстро сдалась. Поверила.

Что спасти невозможно.
А потом поверила, что тебя кремировали.

А это тоже было неправдой.
Вот и всё.

— А как ты теперь догадалась, что это неправда?

— Я не сама.
…Один человек недавно сообщил мне, что меня обманули, сказав о невозможности возвращения тебя к жизни.

А потом… добавил, что хочет сообщить мне об ещё одном обмане…
Но не успел сказать, о каком…

— Почему?

— Ему стало плохо.

— Он жив?

— Возможно.

— И ты сама догадалась, что обман касался невозможности моего возвращения?

— Я предположила.
Потому что мне очень хотелось, чтобы именно это оказалось обманом.

Проверка предположения подтвердила, что оно верное.
Дальше дело техники.

— Ты в сто лет думала обо мне?

— А что?

— Ну… столько лет прошло.
Целая жизнь.
А ты обо мне вспомнила.

— Паша… ты не понимаешь, о чём говоришь.
У меня и не было нормальной жизни.

И не могло быть без тебя.

— Почему?

— Потому что без тебя не стало и меня.
Настолько не стало, что я наделала непоправимых ошибок.
Не поняла, для чего меня используют.

Но дело не только в этом.
Паша… проблема в том, что меня много раз спасали … тем самым эликсиром.

Вместо того чтобы вернуть к жизни тебя.
Я, правда, не знала об этом.

— Тебя спасали? Что с тобой случилось?

— Да это сейчас неважно.

— Алиса, это очень важно.
Ты пострадала?
Скажи мне.

— Ты слышал, что я сказал? Меня спасали ТВОИМ эликсиром.

— Ну и хорошо, что спасали.
Ради этого можно было и сделать эликсир.

— Что ты говоришь?
Паша, опомнись.
Ради этого - нет.

— А я не жалею.
Если бы я знал, что эликсир будет спасать тебя…
Я бы сам согласился его сделать.

— А мне оно надо было?

— Не знаю. Зато мне надо.

— Хотя … я понимаю тебя…

***
Алиса вспомнила о своей недавней готовности приготовить порцию эликсира…

— Паша, а знаешь, что мне сказали?
Что в случае твоего возвращения мы с тобой прожили бы долгую счастливую жизнь.
И эликсиры не понадобились бы.

— Ну да. Мы сами были бы друг для друга такими эликсирами.

— Что ты сказал?

— Что мы сами по себе были бы эликсирами. А что?

— Да так… Какая-то мысль мелькнула…
Что-то очень важное… А я не уловила…

— Потом уловишь.

— Ну может быть…

— Алиса, ты была счастлива?

— Не знаю, Паша.
У меня были моменты радости. … Были.

Но вообще-то мне кажется, что вся моя жизнь была огромной ошибкой.
Вместо пользы я принесла много вреда.
В моём понимании.

Даже мои дети и внуки (а они у меня есть) не стремятся со мной встречаться.
И они правы.
Потому что я и их предала.

— Ты слишком строга к себе.

— Нет. Я совершенно объективна. Это правда.
Я не должна была поддаваться доводам типа «каждый здоровый человек обязан оставить потомство, оставить свои гены в популяции».

Я должна была догадаться, что потомству это не надо.
Что ему надо прежде всего, чтобы его произвели влюблённые родители.

А не просто носители нормальных генов.
Даже если они симпатизируют друг другу.

Это и для генофонда было бы правильнее и лучше.

Так что мне ничего не удалось в жизни.
И не могло удаться.

Потому что со мной не было тебя.
А без тебя я оказалась полным нулём.

Точнее, отрицательной величиной.
Учитывая причинённый мной вред.
И моя жизнь была пустой.

Так что твоё возвращение — это первая моя удача за долгое время.
Теперь моя задача — помочь тебе устроиться в жизни.

Надеюсь, что моего опыта окажется достаточно для этого.
Тогда хоть какая-то польза от него будет.

— Устроиться?

— Да. Мне нужно многому тебя научить.
Ты же много не знаешь о теперешнем времени.

— Достаточно того, что люди не изменились.

— Да, это важно. И всё же.
Паша, ты не должен выглядеть так, словно проспал сто лет.
Чтобы не навлекать на себя подозрений.

Я … понятия не имею, как отреагируют, если узнают, что ты теперь живёшь.
Просто не знаю.

Я не хочу тобой рисковать.
Особенно после того как тебя чудом удалось вернуть.

— А разве я могу кому-то мешать?

— Паша, я не знаю.
По идее я теперь никому не интересна.

Меня давно не используют для выполнения разных миссий.
А значит и ты никому не мешаешь.

— А раньше кому мешал?
И как это связано с твоими миссиями?
9. Ты им мешал
— А я разве не сказала?
Представь себе — ты мешал, Пашенька.

— Я? Но кому я мог мешать?

— Тем, кого я считала стражами порядка.
Кому помогала спасать и защищать людей.
Как мне казалось.

— А чем я им мешал?

— Ты не поверишь.
Тем, что, по их словам, с тобой я прожила бы долгую счастливую жизнь.

— А что в этом плохого?

— То, что в этой жизни не было бы места служению человечеству.

— Что за чепуха?
Чтобы мы с тобой да не служили человечеству?

— Там есть нюанс. Мы-то может быть и служили бы.
Но в нашем понимании служения.
А не в их  (нем).

— В чьём ихнем?

— Моих начальников.

— Твоих начальников, значит…

— Паша, хочу тебя предупредить — почти никого из них уже нет на свете.
Так что разбираться давно не с кем.

— Их счастье.
Хотя… может быть, есть продолжатели их дела?

— Может быть.) )

— Чему ты улыбаешься?

— Вижу, что ты собрался с кем-то разбираться.

— Да. Мне надо много в чём разобраться.

— Я в твоём распоряжении.
Со всеми моими знаниями и опытом.

— Спасибо, Алиса.
Хотя — ты только не обижайся — чем больше ты рассказываешь — тем больше у меня впечатление… что и я смогу тебя чему-то научить.

— Не исключаю.) )
И чему же?

— Ты сама говоришь, что много ошибок сделала.

— А ты бы помог мне их не сделать?

— Я уверен в этом.

— Ну что ж… Может быть, ты прав.
У меня вообще… такое ощущение, что с тобой я была бы намного умнее.
Проницательнее. Мудрее…

Даже если бы ты вообще ничего не советовал.
А просто был.
А во время твоего «сна» я словно и сама тоже … спала.

— Ладно, давай начнём просыпаться.
С чего начнёшь посвящать меня в современную реальность?

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да.

— А как аппетит?

— Есть.

— … Ладно, давай рискнём с ещё одним бутербродом.
Хотя и подозреваю, что у тебя все системы работают нормально.
И тебя не придётся кормить, как младенца при прикорме.

Но пока будем рисковать постепенно.
Не хватало ещё потерять тебя от несварения.
Едва обретя способом на грани волшебства.

— Алиса, если бы мне было вредно пока есть — я бы это уже почувствовал.

— Да, наверное.
Так что подкрепись ещё.

— Спасибо.
Я бы памятник поставил изобретателям этих бутербродных таблеток.
Знаешь, отвлеки меня чем-нибудь, чтобы я не думал о добавке.
10. Увидеть тебя
— Что ты хотел бы услышать?

— Скорее увидеть.) )

— Что?

— Тебя, Алиса.
Только не подумай ничего.
Ты конечно прекрасно выглядишь, но мне просто любопытно, какой ты была раньше.

— Да брось. В сто-то лет?
Паша, я давно не нуждаюсь в комплиментах.
И сама знаю, что выгляжу не на двадцать.

— Не буду спорить, но я как раз про двадцать и хотел спросить.
Алис… у тебя есть возможность показать свои прежние изображения?
Мне жутко интересно, как ты росла.

— Ну… у меня конечно есть с собой база данных.
Там разное…

— Тогда показывай.

— Ну как хочешь.
Но вообще-то у нас есть более важные дела.

— Алис, но это же недолго.

— Хорошо. Смотри.

***
Алиса быстро нашла нужные файлы и включила голографический проектор.
Раз уж он хочет это увидеть.

Хотя вообще-то это очень грустно.
Что его не было рядом, когда она была юной.

И ещё грустнее Алисе стало, когда она увидела, каким восхищением загорелся взгляд Паши, когда он просматривал изображения.

Где ей было 14. 15. 16. И так далее. Год за годом.

— Я так и думал, что ты станешь ещё красивее.
Правда, не знал, что настолько.
Одно плохо — что у тебя почти везде в той или иной мере заметна печать горя.

***
Алиса отвернулась, стараясь не пустить слёзы.
Она и так стала сентиментальнее к старости.

Растрогать мог любой пустяк.
И тем более проявления такого искреннего сочувствия.

И по правде говоря… она давно его не получала…
Мало кому было до неё дело. Она давно никому не нужна.

А может… вообще никогда не была никому нужна.
Кроме родных. И Пашки.

По мере просмотра Пашино восхищение сменялось серьёзностью и едва ли не суровостью.
Алиса гадала про себя о причинах такой реакции.
Всё разъяснилось Пашиными словами.

— Алиса… ты в самом деле так и не стала счастливой.
Неужели это из-за…

— Да. Из-за того, что я считала трагично погибшим самого прекрасного человека, какого только знала в жизни.

— Мне так жаль. Ты не представляешь.

— Я знаю, Паша. Я верю тебе.

— Получается, что по своей глупости я сломал тебе жизнь.

— Ты? Мне?

— Ну да. Если бы я тогда был хоть немного умнее… тебе не пришлось бы жить без меня.

— Паша… Я же тоже хороша.
Я тоже могла быть умнее … тогда. … И потом.
11. Личная жизнь Алисы
— Алиса… я понимаю, что ты не могла прожить одна всю жизнь…
Ты правильно сделала, что вышла замуж и родила детей.
Хоть и сомневаешься в этом.

Так что я не осуждаю тебя за то, что ты не осталась одна.
Но мне всё же хотелось бы знать… тебе удалось стать хоть немного счастливой с другими?

— Я пробовала стать.
И возможно, что стала бы.
Что имевшегося было бы достаточно для счастья.

Но я знала, что бывает совсем иначе.
Благодаря тебе.

А так, как с тобой, больше ни с кем не получалось.
Они были очень хорошими людьми.

Но они не были тобой.
Они не были моими людьми.

— А как ты замуж вышла?

— Ты уверен, что хочешь об этом знать?

— Очень.

— Ну что ж…
Мне не 20 лет, чтобы ты страдал из-за моей измены…

— Я не считаю изменой то, что ты вышла замуж.

— Ладно. Я расскажу.
…Он был очень хорошим.
И очень любил меня.

Он понимал, что я не смогу его полюбить.
Он сам так сказал.
И просил просто позволить ему быть рядом.

Я сомневалась.
Понимая, что не смогу ответить ему взаимностью.

Но потом согласилась.
И позволила ему быть рядом.

И он в самом деле никогда ни о чём не просил.
Он просто был рядом.
И очень старался помогать мне.

А потом…
Я не полюбила его так, как может полюбить женщина.
Но я была очень тронута его заботой.

И подумала — почему бы мне не отблагодарить столь благородного человека за такую преданность и заботу?
И предложила ему жить вместе.

Он согласился.
Но упросил не просто жить вместе, а заключить брак.

Я не нашла причин отказать в этом.
Так я оказалась замужем.

Мы прожили вместе несколько хороших лет.
У нас родились дети.

Это были хорошие отношения.
Добрые и честные.

— Он знал о твоей работе?

— Знал. Что она закрыта для непосвящённых.
И надо или принять это, или искать другую жену.
Он принял.

— И не постарался выяснить, не опасна ли твоя работа?

— Я ему объяснила, что будет намного опаснее, если я не буду делать эту работу.
Ну, так я тогда считала.

— Понятно…
То есть от этого он тебя не смог спасти.

— И никто не смог бы.

— Я смог бы.

— Ну, ты — особый случай.
С тобой вообще всё иначе было бы.
И спасать не понадобилось бы.

Паша, меня очень поддерживала его преданность и забота в перерывах между заданиями.
Он довольствовался тем, что я могла ему дать.

Иногда он месяцами не знал, вернусь ли я.
И мог надеяться только на то, что его хотя бы предупредят, если надеяться станет не на что.

И однажды его даже предупредили.

— А он?

— А он всё равно ждал моего возвращения.
И дождался.

— Какой благородный человек.
Хотя тебя любой стал бы ждать.

— К счастью, потом он встретил женщину, которая смогла полюбить его по-настоящему.
Так, как он этого заслуживал.
И он ушёл к ней.

— Ты переживала из-за этого?

— Наоборот. Я наконец-то смогла облегчённо вздохнуть.
Я же не могла дать ему настоящей любви.
А он нуждался в ней всё больше с годами.

— А ты? Как после этого жила ты?

— А я решила больше не портить ничьей жизни, вступая в брак без настоящей любви.
Даже если мужчине кажется, что он будет счастлив уже тем, что он рядом со мной.

Но через какое-то время снова уступила.
Цинику и авантюристу.

Мне показалось, что он именно такой человек, который не будет страдать из-за того, что я не люблю его.
И что поэтому с таким человеком мне будет удобно.

Но я ошиблась!
Цинизм оказался маской.
О чём не подозревал и сам новый муж.

— Это ты его цинизм разбила?

— Не знаю. Но постепенно оказалось, что он любит по-настоящему.
А я снова не по-настоящему.

Я его конечно уважала, ценила.
Даже привязалась к нему.

С ним было интересно.
Но не было того, что было с тобой.

Так что я снова вздохнула с облегчением, когда мне снова повезло: моему второму благоверному тоже встретилась влюблённая в него женщина.

В него и раньше влюблялись, и часто.
Но он смог ответить взаимностью только на этот раз.
Может, потому что теперь знал, как человек может нуждаться в любви любимого человека.

— А дальше?

— А дальше я поняла, что молодость уйдёт, а климакс придёт, а я так и не имела нормальной семьи.
В которой оба супруга влюблены.

Теперь я стала уже сама присматриваться.
Я стала искать.
Кого-то, с кем было бы что-то хоть немного похожее на то, что было у нас.

Не удавалось.
Однажды показалось, что удалось.
А потом оказалось, что только показалось.

Я поняла, что всё бесполезно.
Что мне никогда не обрести нормальную семью.

И тогда… можно сказать, что я пустилась во все тяжкие.
Не надолго.
Мне быстро наскучило.

И тогда наступила пустота.
И опыт подсказывал, что это навсегда.
И что иначе и быть не может. В моей ситуации.

…Ну, вот и вся личная жизнь.
12. Спецкурсы для спецагентов
— Алиса. Мне очень жаль. Что так получилось.

— Да ладно. Это давно уже не волнует меня так, как волновало в молодости.
Ах да… чуть не забыла. … Можно ещё добавить уроки в Академии.

Хотя это конечно не является личной жизнью в обычном смысле слова…
Но с непривычки…

— Уроки?

— Уроки, Паша. Курсы.

— …Надеюсь, что это не то, что я подумал.

— Это именно то, что ты подумал.
Курсы по подготовке агентов к различным ситуациям деликатного свойства.

— О нет.

— А без этого в агентуре просто нечего делать.

Иначе человек рискует подвести коллег и провалить задание из-за своей впечатлительности.
А вдобавок получит психологические травмы, не совместимые с дальнейшей профессиональной деятельностью. А то и жизнью.

— Да я понимаю.
Но есть в этом что-то неправильное.

— А отправлять на опасные задания девственниц — это правильно?
Туда, где может случиться всё, что угодно.
Или просто нежных впечатлительных девушек.

— Наверное нет.
Но всё равно все эти курсы… это как-то… неестественно.

— Возможно.
Но неестественно — для обычных людей.

Не знакомых с тонкостями.
А для агентов только так.

Паша, ты просто пойми: агенту необходимо уметь отчуждаться от своего тела, от своей впечатлительности.

Вплоть до полного отключения всех восприятий.
Сохраняя по возможности только соображение, холодный расчёт.

Агент должен быть по возможности готов к разным ситуациям.
И морально, и физически.
Насколько это возможно.

Да и то не всё возможно предусмотреть.
Но хоть что-то.
Это лучше, чем ничего.

— Я бы не пустил тебя в Академию, если бы знал об этом.

— Я знаю.
…И они знали.

Вот именно поэтому нас и разлучили.
Потому что ты меня не пустил бы…

А так… курсы как курсы.
Мне, честно говоря, как-то всё равно уже было.

…Мне не для чего и не для кого было беречь себя.
Тем более, что эти курсы реально необходимы будущему агенту.

А я тогда только этого и хотела. Стать агентом.
Чтобы хотя бы других спасти от горя.

Спасать, защищать…
Я ещё не знала, что как раз сама и принесу много вреда.

Но тогда я рассуждала так: если для спасения кого-то от горя надо было пройти и эти курсы — почему бы и нет?

Мне казалось, что я всё равно ничего при этом не теряю.
Так как всё, все надежды уже были потеряны раньше.

Мне казалось вполне правильной мысль пройти курсы, чтобы не терять самообладания при ЧП определённого типа и не провалить задание…

И чтобы преодолеть такие естественные для неопытной девушки, но такие совершенно самоубийственные для агента комплексы.

Точнее, может и не комплексы, а нормальные реакции.
Но в работе это точно могло бы помешать.

В итоге тело начинает восприниматься просто в качестве инструмента.
Просто как придаток к мозгу.

Просто средство для перемещения мозга в пространстве и совершения действий, которые мозг определил как необходимые.
Ну и аппарат по доставке мозгу питания и удалению продуктов его метаболизма.

В общем, как что-то отдельное от души.
И заботит только его работоспособность.
А не физические ощущения сами по себе.

— Алиса, у меня впечатление, что ты сама себя стараешься убедить в том, что ты говоришь.
А не меня.

А если ты думаешь, что я тебя осуждаю, то это не так.
У меня нет на это никакого права.
И оснований для осуждения я не нахожу.

«Я только скорблю, что у тебя так сложилась жизнь», —
добавил Паша мысленно.
Страдая от того, что ему рассказывала Алиса о своей жизни, и от того, что он мог её от этого уберечь, но не уберёг.

И стараясь не показывать, насколько он расстроен и огорчён её доверительными и честными откровениями.

— Спасибо, что не осуждаешь.
Но я понимаю, что для тебя слушать такие откровения наверное дико.

Ты невинный мальчик.
Неиспорченный негативным опытом.
А я тут вываливаю на тебя такое.

...Но знаешь,что главное.
Во время этих курсов я много раз думала о том, что, если бы я хотя бы теоретическую часть этих курсов прошла бы до 13 лет…
Даже без практических тренингов…

— У вас что, ещё и тренинги были? Практика, что ли?

— … Ну разумеется.
А ты думал, что я только о теории говорю?

— Кошмар...

— Паша, но ведь навыки должны быть отработаны до полного автоматизма.

— Я понимаю. Но это всё же ужасно.

— Ужасно было бы работать, не пройдя такие тренинги.

Ты уж прости, что приходится отмечать такие моменты.
Так вот. Я что сказать-то хочу —

Возможно, что при владении даже только теоретической составляющей курсов мне удалось бы соблазнить того, кто тебя … законсервировал.

— С

— Тихо! Не называй.

— Как скажешь.
Мы и так оба знаем, о ком речь.

— Вот именно.
Да. Его.
И тогда ты остался бы жив.

— Алиса, но это же … дико. Даже слишком.

— Возможно.
С точки зрения такого юного и чистого существа, как ты.

…А может это и есть единственная верная точка зрения. Твоя.
Но я давно уже не юное чистое существо.

Так что мыслю другими категориями.
Есть результат или нет результата…

— Ты всегда была слишком самоотверженной.

— Теперь неважно.
…Теперь всё неважно.
Кроме того, что ты вернулся к жизни, Пашенька.

***
При последних словах голос Алисы неожиданно сильно смягчился.
И помимо её намерения прозвучал так, словно она говорила с малышом-правнуком.
С высоты прожитых лет.
Как-то по-матерински.

— Алиса, может, ты и не поверишь, но у меня навязчивое ощущение, что ты меня разыгрываешь.
И чем дальше — тем больше.

— В каком смысле разыгрываю?

— Ну… что тебе сто лет.
У меня такое ощущение, что тебе тринадцать, как и мне.
И что ты просто решила сильно надо мной пошутить.

Ну или максимум пятнадцать.

— Пашка-Пашка. Ах если бы хотя бы пятнадцать.
Ну или двадцать. Да хоть тридцать. Сорок.

Но нет. Мне все сто.
И выгляжу я на все сто.) )

— Нет, правда.
Несмотря на то, что ты говоришь такие жуткие вещи.

Мне кажется, что ты просто в гриме.
Как в самодеятельном театре.

— Ну… потом убедишься, что я не в гриме.
Хотя… знаешь, мне самой кажется…

— Что ты в гриме?

— Да нет. Я про другое.
Мне кажется, что с твоим возвращением во мне словно тоже проснулось давно спавшее что-то.

Какая-то часть моего существа.
Которая 87 лет спала.
Которую не коснулось время.

— Ну и хорошо.

— Знаешь, Паша, у меня был очень трудный день.
И хоть я очень рада твоему возвращению и хотела бы общаться с тобой ещё долго-долго.

Но если у тебя нет срочных вопросов — я бы отдохнула.
Сам понимаешь — возраст.

— Конечно отдыхай.
… Хотя я не дал бы тебе больше сорока…

Если бы ты не настаивала на том, чтобы тебе все сто.
…Ты очень красивая, Алиса, — уверенно добавил Паша после секундных колебаний.

***
Почти утонувшая во сне Алиса решила, что последняя фраза ей скорее приснилась, чем прозвучала на самом деле.
И удивилась устойчивости женского тщеславия, желающего и в сто лет комплиментов своей красоте.
13. Впечатления от рассказа Алисы
Пользуясь сном Алисы, Паша внимательно рассматривал её.

Любуясь дорогими чертами.
И волнуясь от чувств, которые вызывал в нем её облик даже теперь.

Несмотря на то, что она в столь преклонном возрасте и конечно выглядит старше, чем в свои тринадцать, в которые он с ней виделся в прошлый раз.

Ну, а что делать, если она и теперь ему очень дорогА?
И вообще… лично ему она и сейчас кажется прекрасной.

И потому что она в самом деле хороша даже сейчас, хоть и отличается от себя прежней.
И потому что он пока не совсем привык к мысли, что ей сто лет.

У него такое чувство, будто она просто в хорошем гриме, как в школьном спектакле.
И если этот грим убрать, то под ним окажется привычный ему облик Алисы-девочки.

Только когда-то грим ей делал он.
А теперь грим сделал возраст. Прожитая жизнь.

Паша улыбнулся, вспомнив, какими романтичными моментами в их жизни были моменты наложения и удаления грима.
Да, даже удаления.

Он сказал, что лучше всех удалит грим тот, кто его накладывал.
Зная все нюансы наложения.
А Алиса согласилась с этим сомнительным аргументом.

Они тогда ещё не стали парой.
Но жутко тянулись друг к другу.

И использовали любой повод для того, чтобы прикоснуться друг к другу.
А не просто быть вместе, как раньше.

Теперь им было уже мало быть просто всё время рядом.
Теперь им хотелось ещё и касаться друг друга.

Так что грим стал для обоих настоящей находкой.
Поводом для прикосновений.

***
Он заявил Алисе, что именно он способен делать ей самый удачный грим.
Алиса сделала вид, что поверила.

А вскоре он в самом деле наловчился быстро делать отличный грим.
Правда, спешить он при этом не спешил.

Он растягивал удовольствие.
При наличии возможности. Если никто никуда не спешил.

Для этого он нарочно назначал Алисе время для грима заметно более ранее, чем необходимо.
И смаковал каждое прикосновение.

Стараясь не показывать испытываемых при этом эмоций.
Он сохранял выражение деловитого внимания.

Даже хмурился, делая грим.
От перенапряжения.

А внутри ликовал от счастья и удовольствия.
Что прикасается к Алисе.

Что она так смирно сидит и терпит его прикосновения.
Что разрешила ему это.

Он мог только предполагать, что ей тоже приятны его прикосновения.
А судя по тому, что потом у них всё-таки дошло до признаний и поцелуев.
И что только юный возраст удержал Алису и его от более глубоких контактов…

Судя по всему этому — моменты грима становились праздниками не только для него.
Но и для Алисы.

Но тогда он не знал точно.
И старался превратить сеансы грима в сеансы нежности.

Чтобы убедить Алису в том, что он способен быть очень нежным.
Чтобы она поняла, какой он аккуратный.

Чтобы это помогло ей довериться ему когда-нибудь и в сексе тоже.
Вообще в жизни вместе.

Отдать себя в его заботливые любящие руки, в благотворности которых она уже убедилась.

Чтобы его нежность будила в ней желание отдаться ему скорее.
Испытать его нежность не только на её лице.
Но и на всём теле.

А вот достиг ли он этой цели — он тогда так и не успел узнать.
Разве что по косвенным признакам.

Если считать за достижение цели тот взрыв чувственности и откровенности в их отношениях, который они успели пережить.
Перед тем как всё закончилось.

***
Конечно он не демонстрировал нежность при гримировании явно.
Но его касания были максимально бережны.
Деликатны и нежны.

Он и не мог прикасаться к её лицу без внутреннего трепета и внешней осторожности.

Сеансы грима позволили ему лучше изучить лицо Алисы.
До мельчайших подробностей.
Уже не только визуально, но и тактильно.

Он знал на ощупь каждый миллиметр её лица.

Алиса часто закрывала глаза.
Давая ему возможность не тратить силы на контроль за выражением его лица.

А потом он и сам стал командовать — «закрой глаза и не открывай, пока », «открой глаза».
Мол — так ему удобнее сосредоточиться.

И это было чистой правдой.
Ему в самом деле это помогало сосредоточиться.

И не только.
Ещё это давало ему возможность порадоваться виду её близкой груди.
Хоть и девичьей пока.

Но разве это имело для него значение?
Главное — это то, что он смотрел на Алисину грудь.

Да ещё и мерно поднимающуюся и опускающуюся.
Снова и снова.

Этого было тогда достаточно, чтобы сделать его счастливым.
Остальное не имело значения.

Однажды Алиса пришла на грим в доспехах.
Она часто делала грим уже в костюме.
А иногда и в парке.

Чтобы не испортить потом грим, надевая костюм.
Так вот в тот раз из-за доспехов он неожиданно был лишён некоторой толики удовольствия.

А доспехи на ней были потому, что в тот раз она играла роль Жанны д'Арк…

***

Рассматривая дорогие черты, Паша снова и снова удивлялся тому, что Алисе сейчас сто лет.
Он бы никогда сам не догадался, что сто.

Ладно бы пятьдесят. А лучше сорок. В крайнем случае шестьдесят.
Но сто? Нет, это было сложно представить.

Конечно и в его времени столетние люди нередко выглядели вполне ничего.
Особенно если хоть немного усилий к этому прилагали.

А с тех пор наука наверняка шагнула далеко вперёд.
Так что это теперь столетние люди должны выглядеть ещё лучше.

Вот Алиса и выглядела далеко не как старушка.
А как очень даже миловидная женщина средних лет.

Что бы она там ни говорила сама про то, что выглядит на все сто, имея в виду сто лет.
Она выглядела скорее на все сто в том смысле, когда хотят подчеркнуть, что человек очень хорошо выглядит.

Так что зря она так убеждённо и обречённо сказала о своём возрасте.
14. Впечатление 2
Но было в облике и состоянии Алисы ещё что-то.
Не связанное с успехами науки в деле продления молодости.

В его Алисе было ещё кое-что присущее именно ей и делающее её особенно привлекательной и раньше, и теперь. —

То сочетание доброты и чистоты, непосредственности и искренности, живости ума и чувств, которое придаёт особую прелесть.
И благодаря которому при общении с человеком от него возникает ощущение юности и свежести.

И это ощущение возникало от Алисы даже в её сто лет.
И продолжало волновать душу так же, как и раньше.

Так как чистота её души никуда не делась.
У Алисы оказалась способность сохранять это свойство десятки лет.

Её душа не заржавела за эти десятки лет.
Как не ржавеет золото.
Это способность сохранять душу — признак особого благородства натуры.

И теперь это благородство Алисы было ещё заметнее.
И вызывало особый трепет, как при соприкосновении с чем-то очень возвышенным.

Её явная зрелость, опытность и многомудрость нисколько не мешали основному впечатлению.
И служили дополнительным украшением.

А её печальность и трагичность её судьбы усиливали симпатию к ней нынешней.
Вызывали сострадание.
И даже скорбь.

Паша был потрясён незатейливым рассказом Алисы о её жизни без него.
Придавлен нелепостью и несправедливостью её судьбы.

И контрастом сложившейся судьбы с тем, какой она могла бы быть.
С тем, какой её судьба рисовалась ему в юности.

Чем-то потрясающим по красоте.
По удивительности.
По везению.
По счастью, наконец.

Да, его Алиса должна была быть очень счастливой.
Он всегда точно знал, что она будет счастлива.

Потому что так должно быть.
Потому что иначе быть не может.

И потому что с ней будет он. Рядом.
Хотя бы просто рядом.
Потому что он проследит, чтобы она была счастлива.

***

А что получилось вместо этого?
Что-то невообразимо нескладное.

Получилась жизнь, в которой не было настоящей радости.
В которой не было любви.

В которой не оказалось места даже для служения человечеству, как считает Алиса.
Если она конечно не преувеличивает.
Но что-то ему говорит, что нет.

Из-за этого Алиса оказалась лишена даже последнего утешения, которым могло бы быть для неё сознание правильности её жизни.

Но у неё нет и этой награды.
Которая была бы так важна для неё.

***

И горше всего для Паши показалось то, что Алиса как-то совершенно равнодушна к нескладности своей жизни.

В этом равнодушии и самозабвении было что-то пугающее его.
Леденящее его душу.

Равнодушие к себе конечно иногда очень даже помогает в жизни.
Помогая не огорчаться из-за личных неудач и промахов.
Даря спасительное самозабвение.

Но в данном случае Алисино равнодушие к своей участи не было спасительным самозабвением.
Оно скорее напоминало ненависть к себе.

Тяготело к ней.
К состоянию «так мне и надо».
И «я заслужила ещё худшее».

Это было несправедливо со стороны Алисы по отношению к самой себе.
Очень несправедливо.

Она преувеличивает свою вину в по неведению созданных проблемах.
Она не так уж сильно виновата в проделках своего начальства, как считает.

Она просто им доверяла.
Это же нормально. —
Доверять людям, которые кажутся правильными.

И если их цели и тайные дел оказались мутными — вины Алисы в этом нет.
Хотя она конечно так не считает.

И может отчасти даже права.
Но только отчасти.

Паша чувствовал, что Алису обязательно нужно вытащить из этого равнодушие к себе.
Которое граничило с желанием умереть.
И в самом деле могло привести её к смерти или так, или из-за несчастного случая.
15. Впечатление от курсов
Но конечно самым большим шоком для Паши стало упоминание Алисой особых курсов.
И того, что она проходила эти курсы.
И того, что они ей очень пригодились.

Паша постарался не показывать Алисе, насколько это всё его покоробило.
Не желая огорчить, обидеть её.

Но внутренне он напрягся. И очень.

Он и представить себе не мог ничего подобного.
И вообще. И тем более того, что это может коснуться Алисы.

Он в общем-то согласился с доводами Алисы в пользу необходимости таких курсов.
Формально она была права.

Но всё же Паша ощущал во всём этом какой-то подвох.
Разгадка пока ускользала от него, не давалась в руки.
Но он чувствовал, что она есть.

Его передёргивало от явления курсов как такового.
А от мысли, что это уже коснулось его Алисы, он готов был вообще кататься по земле от бессильного протеста.

И совсем уж дурно ему становилось от того, как убеждённо Алиса отстаивала курсы.
Паша боялся, что это могло означать только одно. —

То, что курсы Алисе пригодились.
То, что с ней случилось что-то настолько нехорошее, что она стала убеждённой сторонницей этих несчастных курсов.

Потому что только эти курсы помогли ей спастись.
И выжить.
И скорее всего не раз.

И это было хуже всего.

Пашу мутило от этого.
Получалось, что он тоже должен был признать целесообразность курсов, раз так.
Хотя что-то ему пока мешало.

А он не хотел признавать.
Он не хотел ни курсов, ни ситуаций, в которых мог спасти только опыт, полученный на таких курсах.

Он мог только догадываться, что это могли быть за ситуации.
И неизвестно, что было хуже — узнать подробности и ужасаться реально случившемуся.
Или остаться в неведении и метаться от одной предполагаемой подробности к другой.

В любом случае ему наверняка придётся остаться в неведении.
И метаться.

Так как он ни за что сам не спросит у Алисы, в каких ситуациях ей помог опыт курсов.
Неизвестно, насколько это тяжёлые для неё воспоминания.
Насколько травматичные.

Разве он может заставить её вспоминать такие неприятности?
Вдобавок он и сам боится узнать что-то конкретное.

Боится, что просто не выдержит этого.
Что это переполнит чашу горечи.

Что тогда случится — он и сам не знал.
Но ему казалось, что что-то страшное.
Он не знает, удастся ли ему с этим жить.
И как.

Он и сейчас-то не знал, как переварить уже полученную информацию.
Она не вмещалась в его сознание.

По большому счёту тут и переваривать было нечего.
Всё и так было ясно.

Тут не переваривать надо было.
А признать продукт неприемлемым.

Непереваримым. Негодным для переваривания.
И придумать, как всё исправить.

Это единственное, что могло бы спасти его от горя.
И от неспособности принять уже случившееся как данность.

Как-то сделать так, чтобы в жизни Алисы не было всего пережитого ею ужаса.
Которого она не заслужила.
Который был величайшей несправедливостью,

Но как это можно сделать?
Как?

Повернуть время вспять?
Вернуться в прошлое с помощью машины времени?

А где взять её?
Как до неё добраться?
Но допустим, добраться можно попробовать. Придётся.

Но поможет ли это?
Даже если удастся вернуться в прошлое — как сделать так, чтобы от его Алисы отстали?

Как сделать так, чтобы её снова не заставили пройти такой же путь, как в прожитой жизни?
Спрятать, что ли?
Как? Куда?

Ведь она же говорит, что его убрали, чтобы она работала на Них.
Значит, если они будут считать, что он мешает их планам — его просто снова попробуют устранить, попробуют разлучить его с Алисой.

А её отправят по выбранной ими для неё дороге.
Дороге, которую она не считает правильной теперь, когда знает о ней больше прежнего.

А главное — по дороге, на которой для самой Алисы одни беды и кошмары.
Такие, которые он не может принять. Категорически.
Начиная с особых курсов.

Он совершенно не мог спокойно думать даже он них.
Не говоря уже о их применении.

А воображение как нарочно время от времени подсовывало ему какую-нибудь предполагаемую ситуацию или картинки, от которых его воротило.
15. 2. Впечатление от курсов - 2
***
Ведь это для остальных людей прошло 87 лет с тех пор, как Алисе было тринадцать.
А в его памяти она была тринадцатилетней совсем недавно.

Только что.
Несколько часов назад!

Он ещё слишком хорошо помнит её девочкой.

Ещё слишком хорошо помнит взрыв в их отношениях незадолго до его … преображения, скажем так.
Раз уж это оказалось не окончательной смертью, а имело шанс на восстановление жизни.

В его-то памяти их пламенные признания и огненные поцелуи значатся как недавно случившиеся.

Он ещё не забыл и своего неистового желания как можно большей близости со своим божеством.

Не забыл и своих чувств, заставивших его смирить нетерпение.
И приготовиться терпеливо ждать того часа, когда его божество само сообщит ему, что готово.
Готово к полной близости. Созрело. Выросло.

Сколько в нём было обожания, преклонения, уважения, любви к ней.
Он практически молился на неё.
И только поэтому был способен ждать так долго, как нужно.

***

И что он узнаёт о судьбе своей драгоценной девочки, дороже которой для него не было ничего во Вселенной?

Которая казалась ему самым совершенным существом.
Которая казалась ему воплощением, сгустком всей благодати мира.
Которая была настолько милой, что иногда ему хотелось плакать от умиления.

Перед которой он так благоговел, что ради её благополучия и комфорта готов был отложить их близость.

А узнаёт он, что, оказывается, с его божеством не церемонились!

С его
божеством
не
церемонились.

Кто-то не понимал, какое она божество.
И обращался с ней совсем не как с божеством.

Начиная с того, что ей предложили пройти эти ужасные курсы.
Без которых в агентуре якобы нечего делать.

И возможно, что в самом деле нечего.
Но тогда не надо было вообще в агентуру идти.

Продолжая тем, что нашёлся кто-то, кто согласился «учить» его Алису.

И заканчивая тем, что какие-то события убедили Алису в полезности курсов.

Паше была непереносима мысль, что какие-то чужие Алисе люди прикасались к ней.
Люди, которые не понимали, что она божество.
И насколько.

А значит не могли прикасаться так, как нужно.
А значит совершали святотатство.

Он старался не думать, чем прикасались и к чему прикасались.

Ещё более невыносимой была мысль, что кто-то мог прикасаться к ней ещё и помимо её желания.

А ведь именно такое и случалось, судя по всему.
Судя по её словам о нужности курсов.

И это убивало его больше всего.
У него было ощущение, что он стал свидетелем невыносимого святотатства.

Он с трудом вспомнил это слово, не свойственное его лексикону.
Но очень точно обрисовывающее суть того, как он воспринимал ситуацию.

Он снова и снова повторял про себя это слово.
Не понимая, откуда эта потребность в повторах.

Неужели никто не понимал, что он делает?
Что с божеством нельзя обращаться так?

Что это навлечёт гнев небес.
Приведёт в ярость природу.

Что это вызовет ураганы, землетрясения, наводнения, пожары, засухи.
Что это разорвёт планеты.
Что от этого взорвутся звёзды.

Но ничего этого не случилось.
Почему?

Почему мир устоял?
Почему он ещё существует после такого святотатства?

Или это только временное промедление перед бурей?
Всё впереди?
Может, природа ещё проснётся и отреагирует, как должна?

Если так, тогда всё правильно.
А если нет… тогда он вообще ничего не понимает в жизни.

Более того — и не хочет понимать.
Ему такая жизнь неинтересна.

В которой есть место святотатству.
Такая жизнь не заслуживает того, чтобы продолжаться.

Она потеряла это право в тот момент, когда допустила святотатство.

Или конец света ещё не наступил потому, что ещё есть возможность всё исправить?
Это было бы самым лучшим вариантом.

Но если шанс исправить в самом деле есть — надо его найти.
Он будет искать.

И найдёт.
Обязательно. Иначе он просто не сможет жить.

Но сначала научится тому, чему собралась его учить Алиса.
Ему в самом деле придётся усвоить правила игры этого нового времени.

Но это всё потом. В скором будущем.
А пока всё же некуда деваться от невыносимой стужи уже сложившегося положения.
В котором уже совершено святотатство.

«Прости меня, любимая.
Прости, что не смог спасти тебя от всех ужасов, которые ты пережила…»

Паше казалось, что судьба Алисы сложилась намного трагичнее, чем его судьба.
По многим причинам.

Свою судьбу он вообще не считал трагичной.
Не находил для этого оснований.

Ну отсутствовал 87 лет.
Но само по себе это не беда, хоть и неприятно.

Беда в том, что это принесло горе его близким, которым сказали, что он погиб и не подлежит восстановлению.

А вот трагичность Алисиной судьбы он ощущал в полной мере.
Несправедливость её судьбы его возмущала.
Святотатство убивало и приводило в ярость.

Ему нанесли ущерб не тем, что не дали ему жить.
А тем, как обошлись с его Алисой.
Вот это в самом деле удар для него.

Ему казалось, что он стал старше, слушая её немного сбивчивые пояснения.
Будто он резко повзрослел.

Да от таких рассказов и немудрено повзрослеть.
От них вообще поседеть можно, а не то что повзрослеть.

Но дело не только во взрослении.
У него было странное ощущение, будто он обрёл долю того эмоционального опыта, которую обычно даёт проживание жизни.

Возможно, причиной этого ощущения было то, что он близко к сердцу принял рассказ Алисы о её жизни.

Тем более, что в его восприятии сообщаемые ею сведения дополнялись подробностями, о которых она пока не рассказала.

Или вообще не считает нужным рассказывать.
Например, она так и не ответила на его вопрос, из-за чего её восстанавливали эликсиром.

Точнее, и так понятно, что она не раз умирала или была близка к этому…
Но вот из-за чего — это пока неизвестно.
И это тоже не давало ему покоя.

Хорошо ещё, что эликсир помогал восстановить её.
Он на самом деле был рад этому.

Ради такого применения эликсира он был согласен.
Пройти через то, через что прошёл.
16. Ученичество
Проснувшись, Алиса взялась с помощью Паши за обустройство их быта на новом месте.

Она рассказала ему, что планетка эта небольшая, но уютная.
Здесь есть всё необходимое — вода, воздух, почва, фрукты, пищевые растения.

И при этом есть возможность найти места, где можно не мешаться животным.

Она взяла на заметку несколько таких объектов за время своих скитаний.
О которых пока вряд ли кто-то знает, кроме неё.

Она докладывать о них не стала.
На случай, если когда-то понадобится укромное местечко в космосе.

Но самое удивительное заключалось в том, что эта планетка была доступна не для всех.
Её невозможно было засечь приборами.

И невозможно было случайно на неё приземлиться.
Она пускала только тех, кого одобрила.

Для остальных она была просто невидима.
Не существовала для них.

Алиса оказалась первой за тысячи лет, кого эта планета пригласила в гости.

Ну как пригласила.
Она просто втянула Алису в своё поле.

А потом уже оказалось, что только для знакомства,
И что Алиса вольна в любой момент покинуть гостеприимную для неё планету.

***
Затем Алиса взялась за обучение Паши.

Учиться ему было очень легко.
Так как Алиса объясняла всё очень понятно.
Точно, чётко, лаконично, без лишних слов.

И знала, как добиться наискорейшего, наиточнейшего и наиполнейшего понимания.

Как она сказала — она много лет «в старости» занималась преподаванием.
Передачей опыта и знаний молодёжи.

Причём при необходимости она умела добиться абсолютного усвоения знаний и навыков.
Иначе было нельзя. —

Ставки были высоки.
Жизни учеников.

Так что с преподавателем Паше очень повезло.
Мастерству, энергичности и огненности Алисы мог бы позавидовать любой.
А у неё была ещё и сильнейшая мотивация.

А прилежания и способностей ему тоже было не занимать.

Если он сам желал чему-то научиться.
Когда сам считал это необходимым.

А сейчас он желал и считал.
У него была цель добиться восстановления статус кво. -
Вернуть Алисе её жизнь, дать ей возможность прожить жизнь заново.

Да и перед Алисой хотелось проявить себя с как можно лучшей стороны.

Паша собирался заниматься даже в свободное время.
И чтобы Алиса видела, как он старается.
И чтобы самому большему научиться и больше узнать.

Правда, свободного времени у него не оказалось.
Алиса заняла учёбой всё его время.

Так что возможности продемонстрировать своё прилежание дополнительными занятиями у Паши просто не оказалось.

Оставалось демонстрировать своё прилежание старательностью во время занятий с Алисой.

Вот он и демонстрировал.
Тем более что у Алисы оказался настоящий талант не просто учить, а учить, не истощая силы ученика.

Так, что его внимание не снижалось.
Чтобы не возникало утомление.

Она чередовала объяснения со специальными упражнениями на понимание и запоминание.

Объясняла, не просто вещая сама, а в процессе особых бесед, диалогов, серий вопросов Паше.
В результате он сам приходил к нужным выводам, а не просто получал их готовенькими.

Поэтому всё понималось и запоминалось на уровне непроизвольного внимания и запоминания.
Достаточно было просто не отвлекаться нарочно.

И вдобавок всё оказалось настолько увлекательно, что Паша получал величайшее удовольствие от их занятий даже самих по себе.

От получаемой информации.
От удобства подачи.
От поразительности сведений.

Можно сказать, что он к пристрастился к занятиям.
Настолько, насколько даже сам от себя не ожидал.

Он собирался опереться на прилежание.
А оказалось, что ему ещё и очень интересно.

Тем более что в самом процессе передачи информации оказалось что-то очень сближающее.

Паша ощущал, что его ученичество, взаимодействие его и Алисы в процессе обучения создают между ними дополнительную прочную связь очень тонкого характера.

А сблизиться с Алисой Паше очень хотелось.
Так что он пользовался и теми возможностями для сближения, которые давало взаимодействие ученика и учителя.

***
Вообще он переживал, что кажется ей наивным телёнком.
Что она воспринимает его, словно он дитя.

Нет, Алиса конечно не проявляла ничем пренебрежения к нему.
Совсем наоборот.
Она не скрывала самого наидобрейшего отношения к нему.

Но Паше казалось, что в нынешнем отношении Алисы к нему, в её нежности слишком уж много материнского.
Вроде бы и с любовью к нему относится, да ещё с какой.

Но это совсем не похоже на любовь к мужчине.
А вот на любовь к сыну или внуку — вполне.

И оказалось, что Пашу не совсем устраивает такая форма любви к нему со стороны Алисы.
Было в таком отношении что-то обескураживающее.

Хотя чего можно было ожидать в их ситуации?
Учитывая, что ему 13, а ей все сто.

Паша смутно догадывался, что обожание чисто материнского типа — это неизбежная форма выражения любви Алисы к нему при такой разнице в возрасте.
Что иного от Алисы вряд ли можно было бы ожидать.

Да, она его любит. Явно любит.
Уже само то, что она его вытащила из небытия — доказательство этому.

Но при всей своей любви она может теперь реализовать свою любовь только в виде любви, близкой к материнской.

Но это всё были теоретические понимания.
А вот практически Паша внутренне восставал против такого положения.

Ему хотелось быть интересным для Алисы не только как любимое дитя.
Не только как любовь давно прошедшей юности.
Не только как личность.

Он всё больше привыкал к новому облику Алисы.
И он ему всё больше нравился.

Дошло до невероятного — до того, что новый облик Алисы начал ему нравиться чуть ли не больше, чем облик Алисы-подростка, которую он знал недавно.

Облик Алисы-подростка конечно имел бесспорное преимущество в виде юности и свежести.

Но новый облик Алисы преклонных лет имел настолько уникальные качества, что выигрывал даже у мощи юности.
Причём сильно выигрывал.

Паша ежедневно и ежечасно открывал в новой Алисе всё новые грани натуры.
Всё больше погружаясь в восхитительный добровольный плен её обаяния.

Он не мог остаться равнодушным к её доброте и нежности, которые сквозили в каждом жесте.
Не мог не плениться её остроумием и сарказмом.

Не мог не оценить её энергетики, когда он о чём-то увлечённо рассказывала.
Она всё говорила и делала крайне обаятельно.

И чисто внешне — у неё и взгляд не был погасшим.
А совсем наоборот.

То светился ровным светом приязни.
То вспыхивал от острой мысли.

И пластика выдавала в Алисе человека с активным умом.

В итоге Паша решил, что при таких данных характера Алиса была бы неотразима, даже если бы в самом деле выглядела древней старушкой.
А не женщиной средних лет, как сейчас.

Ему вспомнился рассказ Бажова про бабку Синюшку.
Которая при всей старости твоего облика имела молодой голос и молодой взгляд.

Вот и Алиса может стать такой же.
Только наверное добрее, чем Синюшка.

При всём этом никуда не делось и его сострадание к трагичности судьбы Алисы.
И оно только подогревало его новое увлечение новым состоянием Алисы.
В роли внутреннего огня.

Алиса часто хвалила его успехи.
К его радости и гордости.

— Я конечно и раньше знала, что ты не глуп.
И можешь учиться не просто нормально, а превосходно. Если захочешь.
Но даже я не знала, что ты настолько прилежен можешь быть.

— Ты очень хорошо объясняешь.
17. Новые опасения
При всём прилежании Паши, иногда ему казалось, что Алиса слишком уж сильно спешит.
Буквально загоняет себя.

Ему казалось, что она переутомляется при занятиях.
Это было и немудрено при той самоотдаче, с которой она работала с ним.

Однажды он не выдержал и спросил Алису, в самом ли деле они хорошо спрятаны.
Алиса ответила, что да.

На вопрос Паши, какой тогда смысл так торопиться, она затруднилась ответить.
А затем ответила какими-то общими фразами про то, что чем скорее тем лучше.
Мало ли какие неожиданности могут случиться.

И тут на Пашу снизошло неприятное откровение.
Он каким-то шестым чувством уловил причину Алисиной спешки.

Похоже, что она просто боится ... не успеть.
Не успеть его научить всему необходимому.

До того, как... До того, как, в общем.
До того, как покинет его.

Никогда Паша не чувствовал такой острой тоски.
Даже тогда, когда умирал.
Точнее, когда думал, что умирает.

Тогда он знал, что на свете остаётся Алиса.
Это со многим примиряло.

А теперь?
Чем примиряться и утешаться теперь?
Если не станет её.

Неужели она настолько плохо себя чувствует?
Паша не мог этого знать.

Когда она чем-то вдохновлялась или работала с ним, то казалась довольно бодрой.

Но в остальное время, а тем более после нагрузок, она бывала какой-то ... притихшей.
Может, это утомление так проявлялось?

Паша не на шутку перепугался.
Он впервые подумал о том, что сто лет - это всё-таки сто лет.
Даже в это время с его достижениями.

Так-то конечно сто лет - это далеко не предел для продолжительности жизни в этом времени.
Люди нередко и дольше прекрасно живут.

Но это если более-менее спокойной жизнью.
А жизнь Алисы могла быть на порядки опаснее и тяжелее, чем у обычных людей.

***
Если до этого основным содержанием его бытия было восхищение с Алисой и радость от возвращения к жизни и к общению с Алисой, то теперь основным стала его настороженность.

Он теперь стал ещё более пристально обращать внимание на разные мелочи.
Стараясь понять по внешним признакам, насколько благополучное или проблемное состояние у Алисы.

Паша попросил Алису дать ему больше знаний по медицине.
Она немного удивилась, но согласилась.

И ещё он упросил её давать ему больше времени на самостоятельные занятия.
Надеясь, что это поможет ей меньше уставать.

Алиса сначала не соглашалась, уверяя, что с её помощью он быстрее всё усвоит.
Но потом Паша добился своего.
Сказав, что уже усвоил методы быстрого и точного понимания и запоминания.

Алиса убедилась, что это так.
И позволила ему чаще самому разбираться в материалах, сосредоточившись только на проверке усвоенного.
Затем стало ясно, что и в проверках особой необходимости не было.

Паше достаточно было просто уточнять у Алисы некоторые нюансы.

***
Правда, чем больше Паша больше занимался самостоятельно, тем больше и Алиса занималась какими-то дополнительными делами.
И на все просьбы Паши больше отдыхать уступила совсем незначительно.
Говоря, что нет возможности сбавить темп работы.

Паше оставалось только с тревогой всматриваться в её состояние.
Он боялся заметить, что Алиса тает.
18. Стихотворение
Паша стремился ограничиться прикладными науками.
Считая, что их знание важнее для решения задач, чем знание литературы.

Но Алиса мягко убеждала его в том, что нужно уделять время и литературе тоже.
На сетования Паши о том, что это отнимет время от медицины и что за это время он мог бы больше узнать о медицине или геологии, Алиса отвечала, что литературу и вообще искусство тоже нужно знать.

Так как иначе не будет проку от всех его знаний медицины или физики.
Так как без знакомства с искусством, в котором воплощены чаяния людей и дана информация о людях, он не будет понимать людей и не сумеет с ними договариваться.

В конце концов Алиса просто посоветовала Паше искать в гигабайтах отобранных ею литературных произведений то, что близко лично ему.
То, что способно его зацепить.

Так что иногда Паша просматривал по диагонали и тексты художественных произведений.

И иногда что-то в самом деле задевало его за живое.

Одним таким произведением стало стихотворение.
Паша поразился тому, насколько оно оказалось близко его мыслям, его умонастроению.

Зову я смерть.
Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья.

Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье.

И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,

И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,

И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока,

Всё мерзостно, что вижу я вокруг,
Но как тебя покинуть, милый друг?


Паша прочитал его несколько раз.
Всё прочитанное слишком живо проассоциировалось у него с Алисой и её жизнью.

Это её простотой воспользовалась ложь.
Это она то совершенство, которому вынесли ложный приговор служить чуждым ей ценностям.

Это её мощь была в плену.
Это её прямоту посчитали глупостью её начальники.

Это её праведность была на службе у порока.

Это всё это было ему мерзостно.
И тоже до степени, когда хоть смерть зови.

Если бы не его потребность попробовать спасти Алису.
Если бы не его нежелание покидать её.
Покинуть её он не мог.

***
Паша посмотрел, кто автор этого чуда.
Оказалось, что Шекспир.

Паша конечно слышал и раньше это имя.
А в далёком детстве лет 90 назад он даже смотрел фильмы «Укрощение строптивой» и «Двенадцатая ночь», которые тоже сняты по мотивам произведений Шекспира.

И Паша был в курсе, что Шекспир считается гением и упоминают так часто, как разве что Пушкина.

Но теперь Паша впервые согласился, что имя Шекспира упоминают не зря.

После этого стихотворения Паша стал охотнее и чаще обращаться к литературе в поисках чего-то близкого ему.

И с нетерпением ждал, когда Алиса снова спросит его, не нашёл ли он чего-нибудь интересного.

Он конечно и сам мог бы просто рассказать ей о своих впечатлениях.
Но почему-то хотелось, чтобы именно она сама спросила.

Когда этот момент настал, Паша зачитал ей это стихотворение.
Которое уже успел запомнить наизусть после многократных прочтений и воспроизведений в памяти.

Алиса кивнула.
Паше показалось, что она с первых строк знала, какими будут следующие.
Наверное, тоже помнила это стихотворение.

И едва заметно вздрогнула, когда Паша сделал паузу после фразы «всё мерзостно, что вижу я вокруг».
Словно вспомнила, что после паузы будут слова «но как тебя покинуть, милый друг?».

— Но как тебя покинуть, милый друг? — закончил Паша стихотворение, не стараясь делать вид, что это просто завершающие слова стихотворения.
Не скрывая, что эти слова в порядке риторического вопроса он адресует Алисе.

— Но как тебя покинуть, милый друг… — вдруг эхом повторила Алиса. И добавила: — Интересный выбор.

— Закономерный.
Догадываешься, почему я обратил внимание на это стихотворение?

— Догадываюсь. Уж не хочешь ли ты сказать, что оно напоминает тебе мою жизнь?

— Ещё как.

— Понятно… Да, напоминает.
А знаешь, Паша… у меня у самой был момент, было состояние, в точности описываемое этим стихотворением.
Мне было так мерзостно, что впору было звать смерть.

И тоже останавливало от этого только нежелание покинуть дорогого человека.
Желание попробовать вернуть его к жизни… Долг перед ним. И вообще.

— … Ты имеешь в виду моё возвращение?

— Конечно.

— И ты меня не покинула.

— Не покинула.
19. О дорогах
— Алиса…, а знаешь, какая строчка задела меня сильнее всего?

— Предполагаю.
Похоже, что некоторые мои откровения были совсем лишними.
Раз ты до сих пор это переживаешь.

— Не лишними. Раз это было с тобой — я должен об этом знать.

— А я не должна была недооценивать твою впечатлительность.

— Дело не в ней.
А в несправедливости.

— Паша, это дела давно минувших лет. Преданья старины глубокой.
Это всё давно не имеет никакого значения.

— Имеет.

— Я же уже всё тебе объяснила.
Так было нужно.

— Да нет же, Алиса. Нет.
Не было это нужно.

Я много думал над этим.
И понял, как быть с девственностью агентов.

— Ну и как же?

— Очень просто.
Вообще не использовать в агентурной работе девственниц. И вообще женщин.
Пусть сидят дома.

Неужели без девственниц некому спасать мир?
А мы, мужики, тогда на что?

Женщины должны беречь себя.
И продолжать нашу жизнь в детях.
Обеспечивая этим самым наше же бессмертие.

— Паша, ты конечно прав.
Но, а если у какой-то девушки особенный талант агента?
Такой, что она оказалась незаменимой?

— Ты о себе? Ерунда.
От твоих талантов могло бы быть больше пользы в той же науке.
Которую ты подзабросила, насколько я понимаю.

— Прежде чем заниматься наукой — надо обеспечить безопасность людей.

— А разве успехи науки не могут помочь как раз в обеспечении безопасности?

— Ты прав. Могут.

— Ну тогда почему ты не на науке сосредоточилась?

— … Так получилось. Одно дело. Потом другое.

— Алиса, другими словами, ты поплыла по течению?

— Возможно.

— Ну вот. Ты мыслила тактически.
А если бы ты мыслила стратегически — ты занялась бы наукой.

— Паша, я не исключаю, что ты прав.
Но это просто рассуждать отвлечённо.

А когда нужно спасти конкретных людей, когда именно ты способен ПРИЙТИ НА ПОМОЩЬ — как-то не до рассуждений.
А берёшь и помогаешь, спасаешь.

— Алиска, — Паша впервые так назвал Алису за всё время после его возвращения, — это ловушка.
Такие рассуждения.
А на самом деле и прийти на помощь ты могла бы тоже благодаря науке.

Да ты только подумай, какие фантастические открытия ты могла бы совершить при твоей-то гениальности.
В биологии, на стыке биологии и психологии, психологии и физики.

Да ты вообще могла бы стать всемогущей.
Ты могла бы научиться спасать кого угодно от чего угодно одной лишь своей мыслью!

— Ты хотел бы, чтобы я стала волшебницей?

— По возможностям — почему бы и нет?

— Ну знаешь.
Меня и так уже…

— Что?

— Да так. Дело прошлое.

— Расскажи.

— Да что там рассказывать.
Любому невежде малейшее научное умение кажется ведовством.

— Ясно. Тебя обвиняли в том, что ты ведьма?

— Какой ты догадливый, Паша.

— Так ты же сама прямым текстом это сказала.

— Ну…

— Что было дальше?

— Как обычно.

— Они убили тебя?

— А других вариантов нет?

— Ты же сама сказала — как обычно.
Это был один из тех случаев, когда ты умирала? Да?
После которых тебя возвращали к жизни?

— Один из тех.

— Я их найду и убью. Всех.

— Поздно.

— Почему?

— Я уже.

— Ты? Ты их убила? Всех?

— Да.

— Ты правильно сделала. Молодец.

— Паша, что за мстительность?

— Это вопрос справедливости.
Зачем жить таким людям?

— Чтобы обрести мудрость и милосердие.
И стать добрыми. В других жизнях.

— Что-то я сомневаюсь, что они способны на что-то хорошее.
Только убивать людей.

— Паша, люди меняются. Хоть и медленно.

— А если не позволять им убивать людей, то они поменяются намного быстрее.
И не успеют испортить свою карму.

Ты же сама их убила, по твоим словам.

— Я не хотела этого. Просто это случилось, когда я жила без своей души.

— Как это?

— А так. Меня вернули к жизни. Но я оказалась жестокой.
После этого поняли, что не довернули.
И вот тогда-то попробовали применить эликсир, чтобы вернуть мне мою душу…

— И что? Получилось?

— Как видишь.
Когда мне возвращали душу, я уже не хотела уничтожать тех людей, которые меня убивали.

— Жаль.

— Паша, одно дело — пресечь убийство. Даже ценой убийства убийцы.
Здесь хоть какой-то смысл есть.
Если иначе спасти невозможно.

И другое дело убивать ради мести.
Когда смерть убийцы уже никого не спасёт.

— Это спасёт других людей.

— Спасти других людей можно и нужно, не убивая того, кто когда-то уже кого-то убил.

— Как?

— Перевоспитывая убийцу.

— А это возможно?

— Можно хотя бы попробовать.

— Ты всегда была идеалисткой.

— Не совсем.
Мной руководит не только доброта, но и прагматизм.

— И где же здесь прагматизм?

— А он в том, что, убивая убийцу, мы не решаем проблему, а усугубляем её.

— Почему? Он же теперь не сможет никого убить.

— В том-то и дело, что сможет.
А вот поймать и перевоспитать его будет уже намного сложнее.

— Не понял. Ты мистику что ли имеешь в виду?

— Для кого мистика, а для кого реальность.

— А для тебя?

— А я в стадии изучения этого вопроса.
Но наука пока не доказала, что после смерти убийцы в мире не появляется злой призрак.

— Ну, если только так…
Тогда в самом деле лучше не убивать даже убийц.
А перевоспитывать их…

— Паша, а ты представь, что все уважаемые тобой люди когда-то были злыми.
И только постепенно после многих воплощений (если предположить, что это явление есть в природе) стали добрыми.

— И ты тоже?

— Возможно, что и я.

— Нет. Ты вряд ли. Мне кажется, что ты всегда была доброй.
Ты не могла быть злой.

А вот я мог быть когда-то злым.
Я и сейчас иногда такую злость чувствую.

— Не путай злость и злобу.

— А какая разница?

— Злость — скорее просто протест против плохого.
А злоба — это стремление совершать зло.

— Алиса, это всё конечно очень интересно.
Но всё же я хочу вернуться к вопросу о том, что ты не ту дорогу выбрала.

— Теперь поздно что-то менять.

— Но почему бы не осознать ошибки?
Ты же сама жалеешь о многом, что ты совершила на своей работе.

— Да.

— Не значит ли это, что тебе полезнее было бы заниматься этикой?
Чтобы не было таких методов и целей работы, которые тебя не устраивают.

И вообще наукой.

— Паша, мне сложно дать ответ на этот вопрос.
Ты предлагаешь создавать средства глобальной безопасности.

Занимаясь этим в то время, когда нужно спасать людей, которые гибнут уже.

— Алис…, а разве прямо сейчас кто-то где-то не гибнет?

— … Я поняла, к чему ты.
Да, наверное гибнет.
А я вместо того чтобы спасти всех, кого можно, или хоть кого-то, сижу здесь.

— Вот именно.
Сидишь же.

— Да. Сижу.
Но только потому, что есть и другие спасатели.

Я уж лет десять как даже не консультирую.
Не говоря уже об аналитической или оперативной работе.

— Но ведь и раньше наверняка было кому спасать.

— Паша, ты опять за своё.

— Конечно.

— Ты прав, что часто работу могут сделать и без женщин.
Но ты понимаешь, что бывают ситуации, когда нужен именно агент-женщина?

— Какие?

— Сам подумай.

— Мужчина-агент по-любому всегда сильнее.
И не глупее.

— Холодно.

— Уж не намекаешь ли ты на ситуации, когда надо соблазнить мужчину в стане врага?

— Да хотя бы это.

— … Я не хочу об этом думать. Просто не хочу.
Я даже не спрашиваю, приходилось ли тебе соблазнять врага.

— Так и не думай в красках.
Достаточно просто понимания.

— И всё же заметить, что ты смирилась с тем, что можешь жить, не спасая всех подряд.

— ... Просто в этот раз мне тебя надо спасти.
Я и так слишком долго занималась чем угодно и спасала угодно, а не тебя.

Теперь настал твой черёд.
Давно настал...
20. Инструктор
— И что — ваши инструкторы на курсах и к такому готовили девушек-агентов?

— В том числе.

— Как-то это низко с их стороны.

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Что тут знать?
Пользовались невинностью юных девушек на всю катушку.
Кто-то просто дорвался до сладкого.

— Паша, ну ты точно не о том думаешь.
Неужели ты думаешь, что они ради своей похоти работали?

— В любом случае сладкое они тоже получили.

— Не думаю.
Сладкое несложно получить в личной жизни.

А у этих инструкторов такая работа, которая может скорее испортить здоровье мужчины.
И чисто мужское, и вообще.

— Почему?
Они могли бы сами агентами работать вместо того, чтобы девушек обучать.

— Придётся рассказать тебе немного об их работе, чтобы ты относился к ним более справедливо.

Они очень хорошие и сострадательные.

— Ну-ну.

— Нет, правда.
Ты сначала послушай.

Мой учитель поначалу вообще отказался со мной работать.
Понимаешь?
Никто там не ищет сладострастия.

— А почему он отказался?

— Потому что он решил, что меня не удастся обучить.

— Тебя?

— Да. Он сказал, что я полное бревно.

— Ты? Бревно? Он что — совсем не разбирается в девушках и их чувственности?
Как же он тогда работал инструктором?

— Погоди. Я просто не договорила.
Во-первый, бревно — это моё выражение.

А он просто сказал, что моё тело словно деревянное.
И что с таким телом невозможно работать в агентуре.

Потому что при такой деревянности я стану инвалидом после первого же контакта.
Если вообще выживу после него.

— Алиса… ты же знаешь о том, что лично мне отлично известно, что ты не только не деревянная, а совсем наоборот.
Что-что, а это я узнать успел.

— Я ещё не всё сказала.
Он имел в виду, что я деревянная не сама по себе, а в конкретных обстоятельствах.

— А именно?

— Что я деревянная при контактах с теми, кто не является моим любимым человеком.
И из-за того, что в моём анамнезе есть потеря любимого человека.

— … А дальше?
Ты же как-то всё равно стала агентом?

— Я убедила его учить меня.

— Подозреваю, что он не сильно сопротивлялся.

— Ты опять подозреваешь его в корысти и личных мотивах.

— А их и не могло не быть.
Алиса, от тебя у всех срывало крышу.

Не у меня одного. К тебе неровно дышали все мужчины.
Даже те, кто был влюблён и имел возлюбленных. Даже женатые.

Что-то заставляло всех хотеть и тебя тоже.
Даже тех, кто не собирался и не мечтал тебя соблазнить.

И это не из-за обычного мужского желания перепробовать всех женщин.
Которое может сойти на нет, когда мужчина встречает свою любимую.

Это нечто большее. Архетипическое.
Ты словно воплощение соблазна.

Особенность твоего обаяния чувствовали все.
Так что не мог устоять и инструктор.

— Он устоял, Паша.

— Он так и не учил тебя?

— Учил.

— Ну вот. А ты говоришь, что он устоял.

— Паша, но он учил меня только потому, что я его сама заставила.
Он не уговаривал меня учиться.
Наоборот, отговаривал.

— Что-то он неубедителен был в отговаривании, раз не отговорил.

— А он и не мог отговорить.

— Боюсь, что и не старался.

— Он старался. Очень. Он старался мне объяснить, что я должна ждать того, кого полюблю. Что мне противопоказан секс без любви.

— И почему же ты его не послушалась?

— Потому что ещё более противопоказано мне жить, не спасая людей.
Надежда спасать кого-то — это единственное, что помогало мне не сойти с ума от горя и не умереть.

— Ну и как ты его заставила?

— Очень просто.
Сказала, что всё равно добьюсь своего, даже если без его помощи.

— То-то он обрадовался.
Возможности получить желаемое и остаться с чистой совестью.

— Паша, это уже не смешно совсем.
Нет, он не обрадовался.
Он говорил, что я толкаю его на преступление.

— Это только слова.
А судить надо по делам.
А дела в том, что он всё же согласился.

— И очень хорошо, что согласился.
Без него мне было бы намного хуже.

А он был таким нежным и добрым, что я чуть не влюбилась в него.

— Почему «чуть»?

— Потому что разучилась влюбляться.
Не стало у меня способности любить.

— А он?

— Он это понимал.

— Понимал, но всё равно пользовался тобой.

— Это скорее я им пользовалась.

— Извини, но не верю.

— Паша, он очень долго со мной работал.
Очень долго.

Добиваясь хотя бы просто меньшей деревянности.
Раз уж невозможно добиться нормальной реакции.

Прежде чем…

— Прежде чем стал твоим мужчиной?

— Он не стал моим мужчиной.

— Ну твоим инструктором.

— Да.

— Ну вот. Добился своего.

— Да ничего он не добился.
Ничего радостного для него в контактах со мной не было.

— Не верю.

— Ну и зря.
Обнимать реальное дерево для него было бы намного приятнее, чем меня.

— Теперь точно не верю.

— Паша, я тогда была совершенно, совершенно пустой энергетически.
Чуть ли не трупом.

У меня не было ничего от нормального человека.
Никаких желаний, мечтаний, мыслей, стремлений.

Вообще ничего.
Я держалась только на потребности когда-нибудь спасать.

Прошли годы, прежде чем мой инструктор сказал мне, что у меня уникальный талант передавать энергию и дарить радость каждому, кто ко мне прикасается.

Даже когда я не думаю об этом.
И даже если не влюблена в того, кто прикасается.

— Годы?

— Годы, Паша.

— Это не он случайно твоим первым мужем стал?

— Как ты догадался?

— Элементарно.
Ты же говорила, что твой первый муж очень понимал, что ты не можешь никого полюбить.

— Ты и это запомнил.

— Я всё запоминаю, что касается тебя.

— Ну да. Это он стал моим первым мужем.
21. Пропасть
Паша старался как можно быстрее прочитать и просмотреть всё, что рекомендовала Алиса.

Но ему всё чаще казалось, что при всём старании он не сможет преодолеть пропасть времени между ними.
У него просто нет соответствующего жизненного опыта.

87 лет — это не полгода.
Это даже не 10 лет.
Это целая жизнь со всеми её трудами и достижениями.

Однажды Паша решился задать Алисе давно волнующий его вопрос.
Как можно непринуждённее он спросил:

— Алиса, а тебе не скучно со мной?

— Почему мне должно быть скучно?

— Не знаю.
Но у тебя же такой феерический жизненный опыт.

Ты столько интересного встретила.
А я в своём развитии так и остался тем, кем был.

— Паша, возраст — не главное.
Бывают люди, с которыми скучно и в их сто лет.
А бывают люди, с которыми интересно и в их пятнадцать.

— А наивным я тебе не кажусь?

— Нет. Не кажешься.
Мне кажется, что во многом это я наивнее тебя.

А тебе иногда просто опыта немного не хватает.
Да и то ты часто почти компенсируешь это проницательностью.
Ну, а остальное дело быстро наживное.

— Тогда я ещё больше благодарен тебе за то, что ты так со мной нянчишься.

— Паша, ты так говоришь, словно ты дитя.
Я не нянчусь с тобой.

Я считаю, что ты стоишь того, чтобы тратить на тебя время.
Я стараюсь сделать хоть одно по-настоящему доброе дело.
Самое главное дело в своей жизни.

— …Алиса, а между нами могло бы что-то быть?

— Что ты имеешь в виду?

— Отношения конечно.

— Могло бы.
Я уверена, что было бы.

— Ты о прошлом?

— Да.

— А я нет.
Я о настоящем спрашиваю.

— О настоящем?

— О настоящем.

— Паш…, но я же старая.

— Не наговаривай на себя.
Ты не кажешься старой.

— Даже если так. Этого мало.

— Алиса, ты до сих пор очень привлекательная.
Ты никогда не понимала, насколько ты красивая.
И раньше не понимала, и теперь не понимаешь.

Голос, взгляд, интонации — всё это создаёт впечатление сказочной красоты.
Раньше это было обещание будущей красоты.
А теперь факт состоявшейся.
Выкованной жизнью.

— И всё равно мне целых сто лет.

— Какое мне дело до цифр?
Главное — что видят мои глаза.

— …Ладно, это всё спорно.
Просто лично сама себя я чувствую древней-предревней.

— Алиса, это субъективно.
А мне кажется, что ты именно сейчас ещё более юная, чем раньше.

— В сто-то лет.

— Да.
Раньше ты была просто ребёнком.
У тебя была юность от возраста.

А сейчас у тебя та юность, которую даёт чистота души.
Души, способной любить весь мир.

И вообще мне кажется, что я старше и мудрее тебя.

— Интересные мысли конечно.
А если бы мне было триста лет, как черепахе Тортилле?

— Ты и тогда была бы прекрасна.

— Вот уж сомневаюсь.

— Алиса, главное — это то, что это была бы ТЫ.
Неужели ты не понимаешь?

— Паша, в тебе говорит молодость.
В тебе полно жизненных сил.

Тебе кажется, что все так же полны энергии.
Ты и представить себе не можешь, насколько дряхлым и обессиленным может себя чувствовать старый человек.

— Это просто усталость.
У тебя была очень сложная и тяжёлая жизнь.
Но ты отдохнёшь.

— Очень сомневаюсь.

— Это значит нет? Отказ?

— Это значит, что неестественно иметь отношения при такой разнице в возрасте.

— Для меня она ничего не значит.

— А для меня значит.
Я не хочу быть преступницей, растлевающей юного мальчика.

— Этого я и боялся.
Что ты примерно так всё воспринимаешь.

— Паша, если бы ты только знал про меня всё — ты сам не захотел бы никаких отношений.

— Мне достаточно того, что мне говорит моё сердце.
Я знаю, что ты самая добрая и красивая, а главное — самый родной мой человек.

— Пашенька, в тебе просто просыпается мужчина.
И это конечно важно.

Но я тебе обещаю — мы найдём тебе девочку.
Твою ровесницу.
У тебя будет всё хорошо с личной жизнью.

— Ты не поняла. Мне не нужны никакие «девочки».
Мне нужна МОЯ.
То есть ты.
Хоть в десять лет, хоть в триста.

— Давай не будем спешить.
Надо это всё хорошо обдумать.

— Вот и подумай.
А если бы мне было сто, а тебе почти четырнадцать?
Что тогда?

Тебе понравилось бы, если бы я тебя отверг из-за того, что стар для тебя?

— А это другое дело.
У меня был бы шанс подрасти и стать МАТЕРЬЮ твоих детей.

А в нашей ситуации у меня нет шанса стать матерью твоих детей.

— А я разве прошу об этом?
Мне нужна просто ты.

— Паша, давай не будет торопиться с решениями.
Надо всё обдумать.

— Я и так уже всё понял.
Извини, что потревожил твой покой.

Я должен был раньше сам понять.
Что ты меня вернула по доброте.
А не по любви.
Или не можешь себе позволить любить.

— Это не так. Я очень тебя люблю.

— Но не как мужчину.

— Пашенька. Да просто у меня нет права так тебя любить.
И ты сам это скоро поймёшь.
И тогда с благодарностью вспомнишь мой ответ.

И наоборот. Если я соглашусь — потом ты об этом пожалеешь.
И даже осудишь меня.

— Я знаю, что ты так думаешь.
Ценю твою добронамеренность.

Но всё же ты не поняла меня.
Лучше бы ты вообще…

— Что?

— Ничего.

— Договаривай.

— Я уже не хочу говорить то, что чуть было не сказал.
Это было бы несправедливо.

— Ты хотел сказать, что лучше бы я тебя не возвращала?

— Да. Но на самом деле я так не считаю. Это я сгоряча так подумал. От разочарования.

— Пашка-Пашка… я понимаю, как трудно тебе понять меня.
Но у меня в самом деле не та усталость, которая лечится отдыхом на диване.
Мою усталость старости можно вылечить только на том свете.

Вот оттуда все в самом деле возвращаются отдохнувшими и полными сил.
Рождаясь заново.

— Не говори так.

— Но это правда, Пашенька.

— Не думай так и не говори.

— Хорошо, Паша. Я постараюсь.

— … Извини меня за этот разговор.
Я правда не хотел тревожить тебя.

Хотел как лучше.
Думал —, а вдруг ты не против. Тогда я обязан задать этот вопрос.

На самом деле я ни на что не претендую.
Я уважаю твоё решение.

Не думай, я не в обиде на тебя.
И страдать из-за твоего отказа не буду.

— Ну вот и хорошо.
Прямо гора с плеч.) )

Только тебе не за что извиняться.
Можешь считать, что твой вопрос оказался для меня крайне лестным.

Я в самом деле совершенно не ожидала, что в сто лет ещё можно услышать такие слова в свой адрес.
И тем более от мужчины всей моей жизни.

— Ты и в двести лет будешь их слышать.

***
Алиса только грустно усмехнулась.
Но Паша прекрасно понял смысл этой усмешки.

Алиса явно не рассчитывала дожить до двухста.
Точнее, она вообще мало на что рассчитывала.

И Паша в очередной раз решил, что литература подождёт.
Медицина более срочная.
22. Передача данных
Однажды Алиса протянула Паше кристаллик.

— Что это?

— База данных.

— Наша?

— Нет, ещё одна. Но теперь тоже наша общая.

— А что на ней?

— Разное.
В основном личное.

— Тогда зачем ты даёшь это мне?

— На случай, если ты захочешь что-то узнать.
Ты имеешь право знать обо мне абсолютно всё.
Там вся моя жизнь до сегодняшнего дня.

— Спасибо.

— Паша, там есть разделы, посвящённые разработкам разных научных вопросов.

— Твоим разработкам?

— Да.

— Ты всё же успела позаниматься и наукой?

— Если это можно так назвать.
Там в основном теоретические разработки.
Проверять эти теории было некогда.

— Но и теоретические — тоже важно.

— Если они чего-то стоят.

— Твои не могут не стоить.

— Время покажет.

— Когда же ты успевала ещё и о науке подумать?

— После девяноста лет у меня было немало свободного времени.
Да и раньше находилась минутка записать мыслишку.

В общем, честно говоря, мне хотелось бы надеяться, что ты не обойдёшь вниманием эти записи.
Может, в них отыщется рациональное зерно.

— Конечно отыщется.

— Вот и поищешь.
А то и разовьёшь его.
…А то и проверишь.

— А я понять-то в них что-то смогу?

— Сможешь. Я умею доходчиво изъясняться.
Да и в порядок привела все материалы за эти дни, чтобы было ещё проще.
А когда подтянешься в науках за прошедшие десятки лет — тем более сможешь.

— Да уж. Это сколько же лет-то ещё всё это изучать и изучать.

— Ну… время у тебя есть.
Можно же и не спешить.

«А у тебя?» — подумал Паша.
Но вслух только вздохнул.

***
— Паша, я хочу попросить тебя.
Я не требую, чтобы ты выполнил просьбу.

Если не выполнишь — ничего страшного.

— Выполню.

— Папки с пометкой «Гипотезы» можешь хоть сейчас читать.
А вот папки «Личное» пока лучше не читать.

— Почему?

— Чем позже ты с ними познакомишься — тем лучше для тебя же.

— Почему?

— Потому что это информация не для детей.

— Я не ребёнок.

— Да, ты прав.
Я всего лишь имела в виду, что это информация требует большего жизненного опыта, чем твой сейчас.

— Хорошо.
А когда их можно читать?

— Чем позже тем лучше.
Или хотя бы когда меня не станет рядом.

— Что?

— Паша, ты же понимаешь, что я не вечна.

— Дело не в этом.
Я знаю, что ты можешь жить долго, если примешь мою помощь.

— Какую?

— … Энергетическую.

— Не поняла.

— Что тут непонятного, Алиса.
Я знаю, что могу продлить твою жизнь.

— Даже если можешь — в том нет смысла с моей усталостью.
23. Одна душа на двоих
— И усталость твою мы можем вылечить.
И ты прекрасно об этом знаешь.

— Нет.

— Но тебя уже восстанавливали эликсиром?
И жизнь возвращали, и душу?

— Ну да.

— Значит, эликсир и теперь мог бы и продлить тебе жизнь, и вернуть силы?

— Не знаю.

— Мог бы. Не отрицай.

— У нас в любом случае эликсира нет.
А такой ценой он и не нужен.

— Алис.
В том-то и дело. Что есть у нас эликсир.

— Где?

— Перед тобой.
Если уж эликсир был способен тебя оживить, то я тем более способен тебя если не оживить, то хотя бы вернуть тебе силы.

— Почему ты так думаешь?

— Алиса, неужели ты не понимаешь, что в эликсире действующее начало — это моя душа?
А раз так, то я сам — тоже эликсир.
Я ношу его в себе.

А раз так, то какая разница — из бутылочки отливать эликсир или получать от меня напрямую?

— Интересные рассуждения.

— Я тебе даже больше скажу.
Вот смотри.
Ты говорила, что тебе возвращали твою душу моим эликсиром? Так?

— Так.

— И вернули?

— Да. Вроде бы да.

— И ты думаешь, что в тебе ТВОЯ душа?

— Скорее всего.

— А тебе не кажется странным, что ТВОЮ душу тебе возвращали эликсиром, приготовленным из МОЕЙ души.

— Возможно.
А почему, по-твоему, это должно мне казаться странным?

— Потому что вернуть человеку ЕГО душу можно, только с помощью его же души.

— А если нет?

— А если да?
Влив в человека чужую душу — можно дать ему только чужую душу.
А если так, то чья в тебе душа, Алиса?

— …Твоя?

— Думай ещё.
Может, ты и права. — И после воскрешений в тебе моя душа вместо твоей.
Но это вряд ли.
Значит что?

— Что?

— Скорее всего в тебе твоя душа. Я же это чувствую.
А что из это следует?

— Не знаю.

— Ну Алиса.
Как могло получиться, что тебе вернули твою душу моим эликсиром?

— Как, Паша?

— Это могло получиться только в одном случае…

— Паша, не томи.

— Только в том случае, если … моя душа — это и твоя душа.
У нас одна душа на двоих.

Понимаешь?
И только поэтому тебе могли вернуть твою душу моим эликсиром.

— Ну что ж… то, что у нас общая душа — это я подозревала и раньше…
Ещё в детстве.
Кроме того, твоя гипотеза…

— Теория.

— Твоя теория объясняет один странный факт.

— Какой?

— То, что за десятки лет твой эликсир не истратили.
Словно тратили его только на меня.

Но неужели некого, кроме меня, было спасать?
Неужели не нашлось более ценных сотрудников?

— Вот-вот.
Это самое главное доказательство.

Наверняка пробовали оживлять и других.
Наверняка желающих было немало.
Да только ничего из этого не вышло.

Потому что он мог оживить только тебя. Ну или меня.
Потому что у нас общая душа.
И никого больше.

— Если это так… страшно даже подумать… что было с теми, кого не удалось восстановить эликсиром.

— Да что было… Шок какой-нибудь анафилактический, к примеру.
Если пробовали вылечить ещё живых.
А нечего тратить эликсир не на тех, кому он по праву принадлежит.

Ну что — ты поняла, что я могу тебе помочь?

— И каким образом?
24. Не оставляй меня
— Алис, ты только не отказывайся сразу.
Воспринимай это просто как лекарство.

— Что «это»?

— Чтобы тебя вылечить — я должен поцеловать тебя.
Я же не виноват, что энергия передаётся именно так.
Что простого рукопожатия недостаточно.

— Паша-Паша… ты опять об этом.
А я думала, что мы всё уже выяснили по этому вопросу.

— Нет, я не об этом.
Тогда речь шла об отношениях.
А теперь только о лечении.

— «Искушение суть велико есть. Вам не понять».

— Что ты сказала?

— Твои слова. Забыл?

— Нет. Не забыл.
Я в роли пилагейской туристки их придумал.
Просто не понял, что ты хочешь ими сказать.

— То, что искушение велико.

— Так поддайся ему.

— Только если бы это было правильно.

— Алиса, это правильно.
Это правильнее всего на свете.

— Старуха и мальчик. Это неправильно. Вам не понять.

— Ты опять об этом.
Тебя только это останавливает, Алиса?
Ну скажи мне — только это?

— Этого достаточно.

— Значит, только это.
Но это же вообще не повод. Вообще. Как ты не понимаешь-то.

— Поживёшь с моё — тоже поймёшь.

— Ррррр…

— Не рычи.

— Алиса, а я уверен, что я правильнее пойму.

— Паш… у меня же есть сын. Внуки-мальчики. Правнуки.
Поэтому я понимаю, что старая женщина рядом с кем-то из них в их 13 лет…

— Почти 14.

— Да хоть в 15. Это всё равно мезальянс.

— И что — ты запретила бы им связь?

— Не запретила бы. Но и не одобрила бы.

— Вот не пойму я.
Дразнишь ты меня или в самом деле так заблуждаешься.
Может, это кокетство такое?

— Нет. Я просто права.

— Разве это правота, если от неё страдает один человек (я) и может погибнуть другой (ты)?

— Я не знаю, как тебя убедить.
Потому что мне подсказывает мой жизненный опыт.

А у тебя его пока меньше.
Поэтому ты и не можешь пока в этом меня понять.

— Значит, у тебя какой-то не тот жизненный опыт.

— Уж какой есть.

— Что же делать…

— Иногда полезно просто смириться.

— Чего ради?

— Пашенька, ты просто не можешь понять то, что так ясно мне.
Я знаю, что тобой движет благородство. Благодарность, доброта.

Но с моей стороны согласие на твоё великодушное предложение было бы непорядочным.

— Но я же сам предлагаю.

— Всё равно. Непорядочным.

— Да почему?

— Потому что… это означало бы, что я пользуюсь твоей неопытностью.
Твоей наивностью. В корыстных целях.

— Извини, но чепуха какая-то.

— Я понимаю, что ты и не можешь меня пока понять.
Но потом поймёшь.

— Никогда я этого не пойму.
Ты хочешь как лучше, как благороднее.
Но ты не понимаешь, что на самом деле ты выбрала неблагородное решение.

— Почему?

— Да потому что.
Ты думаешь, что приняла самое бережное по отношению ко мне решение.
Ты ради меня такое приняла.

Но на самом деле это решение полезно только для твоей совести.
Для её спокойствия.
А для меня ничего полезного в твоём решении нет.

Ты же не понимаешь, каково мне будет остаться без тебя.
Каким это будет горем и ударом.

— … Ты справишься.

— Вот как? Откуда ты знаешь?
Ты понимаешь, что у меня вообще никого, кроме тебя, нет в мире?

— Это временно.
Потом появятся новые знакомые, новые связи с людьми.

— Да не надо мне этого ничего.
Мне ты нужна.
Я это УЖЕ знаю. По прошлому опыту.

Ты понимаешь, каково мне будет не просто потерять тебя, но ещё и зная при этом, что я мог бы спасти тебя.
И что ты просто отказалась от моей помощи.

Ради спокойствия твоей совести.
И что я не смог тебя уговорить. Убедить.

— Как же трудно с тобой спорить.

— Потому что ты не права сейчас.

— Нет, потому что ты пока не можешь меня понять.

— Ты повторяешься.

— Но дело именно в разнице опыта.

— Знаешь что, Алиса.
Думай что хочешь о своей правоте.
А только я тоже не стану жить, если ты не согласишься спастись.

— Почему?

— Не хочу. Не интересно.

— Это было бы неблагодарно с твоей стороны.

— Это потому что тебе стоило большого труда вернуть меня?

— Хотя бы.

— Извини, но я просто не умею жить без тебя.

— Учись.

— Ради чего?

— Жизнь бывает довольно приятной.
Ради красоты. Звёзд. Музыки. Ради потомков.

— Без тебя мне ничего этого не нужно.

Я люблю тебя.
Я знаю, как тебя спасти.

Алис. Пожалуйста. Не оставляй меня одного.

— … Я пока с тобой.

— Вот именно что только пока.

— Я постараюсь задержаться подольше.
Это самое большое, что я могу для тебя сделать.
25. Она уходит?
Алиса в самом деле старалась задержаться, как и обещала.

Но Паше казалось, что он видит, как она тает что называется на глазах.
И всё больше держится уже на чисто волевых началах.

Уговорить Алису он больше не старался.
Только напоминал иногда, что его предложение всё ещё в силе.

И что Алиса может в любой момент им воспользоваться.
Она в ответ только отрицательно качала головой.

Время шло.
И однажды час, которого Паша так боялся, наступил.

Это произошло ночью.
Днём Паша старался не упустить момент, когда Алисе может стать плохо.

Он знал, что делать в этом случае.
Как бы Алиса ни возражала, но он не мог бы дать ей погибнуть просто ради того, чтобы не нарушать её волю.

Живительный спасительный поцелуй оставался его главной надеждой в деле спасения Алисы.

Но это случилось ночью.
Ей стало плохо ночью.

Когда Паша спал.
Так что он упустил момент, когда мог немедленно принять меры.

Утром Алиса просто не встала, как обычно.
Встревожившись тем, что Алиса так долго спит, Паша ворвался в её комнату.

И понял, что опоздал.
Что он уже не сможет помочь Алисе тем способом, который был ему известен.

Он мог спасти её при остром приступе.
Но не знал, как помочь ей в таком состоянии, в котором она оказалась.

Было такое впечатление, будто её организм при возникновении проблемы впал в спячку.
С одной стороны, это было хорошо.

Так как оставалась хоть какая-то надежда.
Так как это был ещё не конец.

А с другой… неизвестно было, сколько продлится эта спячка.
И чем закончится.
А если, выйдя из спячки, организм просто разрушится?

Паша спросил себя, сколько в его распоряжении времени.
И понял, что не имеет ни малейшего понятия об этом.
Минута или час?
Или неделя. Или год.

Ему вдруг вспомнились разработки Алисы по вопросам природы времени.
Он многого в них не понимал пока.

Но у него сложилось впечатление, что Алиса считает возможным погружать предметы в особое состояние.
При котором время словно останавливается.

И если в таком поле окажется человеческое тело, то все процессы в нём просто замрут.
Не замедляется, а вообще прекратятся.

Точнее, тело словно вне времени будет.
На какое-то неизвестное Паше время.

Может, и сейчас Алиса оказалась именно в таком состоянии?
Погрузила себя в него, почувствовав, что ей становится плохо?

Вопросы, одни вопросы.
А задать их некому пока.

Паша думал, как было бы здорово, если бы сейчас удалось вернуть Алису в нормальное состояние тем самым поцелуем.

Ну не будет же она его ругать за это даже в такой ситуации.
А даже если и будет — пусть ругает сколько угодно.

Лишь бы жива была.
Лишь бы могла разговаривать. Думать, чувствовать. Жить.

А он ей скажет, что просто хотел спросить, верна ли его догадка про состояние организма «вне времени».

Но, несмотря на сильнейшее искушение попробовать вернуть Алису таким простым способом, Паша почувствовал, что Алисин запрет целовать её крепко сидит в его сознании.
И сковывает его решимость.

Паша решил не торопиться.
А пока просто присматривать за состоянием Алисы.

Если начнёт происходить что-то явно неладное — тогда поцелует.
А пока нормально — подумает хорошенько.

Времени было до вечера.
Вечером надо было что-то уже решить.

До того, как он уснёт.
Уснёт же он когда-нибудь.
А когда уснёт - не сможет держат ситуацию под контролем.

***

Паша вспомнил о том, что Алиса оставила ему запись о своей жизни.
Это были особые записи.
Алиса предупредила.

Что человек словно смотрит фильм, но в сжатом виде.
Получает информацию о десятках лет за несколько минут.

А главное — человек при этом считывает все ощущения тех людей, о которых он смотрит фильм.
Словно это всё с ним происходит.

Алиса советовала ему посмотреть фильм о её жизни как можно позже.
Год за годом.
Сколько лет ему самому — такой же год из её жизни и просмотреть.

Паша готов был послушаться этого совета.
При всём его интересе к Алисиной жизни и вообще ко всему, что её касалось.

Но Алиса таким голосом давала ему наставления о рекомендуемом режиме знакомства с её жизнью, что Паша проникся ощущением крайней желательности беспрекословного следования рекомендациям.

Да и то сказать.
Даже если учесть уже рассказанное Алисой.
Да ещё и в режиме «полного присутствия».

Но теперь ситуация изменилась.
Алиса оказалась в опасности.
А информация о её жизни может ему пригодиться для того, чтобы понять, как ей лучше помочь.

Паша включил режим «год за годом».
Решив, что для начала можно и так попробовать.
А десять лет или тем более вся жизнь подряд — это может оказаться и слишком.
26. "Кино" про жизнь Алисы
Пашины впечатления о первых годах жизни Алисы, о её раннем детстве с рождения были чудесными.

В них были свет счастья, просто свет солнца, свет звёзд, всякий разный свет.

И любовь. Много любви.
Мать Алисы в косынке, кормящая Алису.
Отец, баюкающий крошечную дочку на руках.

Умилённые бабушки и дедушки.
И так далее.

Паша даже представить себе не мог, что окунуться в детство Алисы может быть настолько приятно. И восхитительно.

Неудивительно, что в атмосфере такой любви она и сама выросла таким солнышком и такой доброй и любящей.
При таких-то корнях.

По-особому увлекательными были следующие годы.
Алиса быстро становилась совсем самостоятельной и взрослой в независимости суждений, эффективности решений.

А ещё… у неё крепла связь с другом детства.
Превратившись годам к тринадцати в обожание и абсолютную потребность в его присутствии, его благополучии.
И даже в его любви. К ней.

Паша узнал много новых милых нюансов об отношении Алисы к нему.
С раннего детства и до отрочества.

А потом был тот самый день.
Когда они решили быть вместе.

Который их соединил.
И который их разлучил.

Этот день Паша просмотрел отдельно.
И после него долго приходил в себя.
Пережив этот день на этот раз через восприятие Алисы.

Но нужно было просмотреть следующий год.
Паша прошёл и через это.

Через её горе, её тоску.
Которые она прочувствовала в полной мере.
Которые его самого только ожидают, если ему не удастся Алису вернуть.

И теперь намного лучше, полнее стал понимать, что он значит для Алисы и что она потеряла с ним.
И ещё больше начинал понимать, что она сама значит для него.

Ему было одновременно и горько, и сладостно узнавать, насколько сильно она его любила.

Сладостно — потому что приятно быть настолько любимым любимой девочкой.
И горестно — потому что такой любви не дали возможности продолжаться.

Неудивительно, что он сам тоже так любит Алису.
Разве можно было бы не любить всей душой человека, который так любит тебя?

Со страхом Паша открывал для себя те годы, на которые пришлось её обучение.
Из-за тех самых курсов, о которых он узнал со слов Алисы.

Но оказалось, что действительность оказалась намного мрачнее того, что он себе мог представить.
Как он и думал, всё было противоестественно с начала и до конца.

И сама идея курсов.
И то, что это коснулось Алисы.

И то, как она это всё переносила.
То, насколько ей это было чуждо, её природе, её сущности.

Несмотря на героическую деликатность её инструктора.
Которую теперь и Паша не мог не признать из чувства справедливости.

Несмотря на всю ревность и протест против подобного инструкторства в принципе.
Но он немного даже сочувствовал инструктору.

Так как тот надолго влюбился в Алису.
И так безнадёжно. Совершенно без взаимности.

Если не считать взаимностью просто доброе и благодарное отношение Алисы.
Ну ладно, даже с капелькой влечения к благородному человеку.

***

Но стократ хуже оказались последующие годы её работы.
Полные таких эпизодов, что даже противоестественные курсы теперь и Паша признал необходимыми.

И вообще курсы по контрасту с последующим можно было считать раем.
Даже их.

Паша удивлялся тому, что Алиса после всего пережитого умудрялась жить дальше.
И самое поразительное — не утрачивала способности любить людей.

Наоборот, к людям она после каждой очередной неприятности или беды относилась с ещё большей теплотой, заботой, любовью.

Потом Паша наконец-то понял, что она в этом-то и черпала силы жить дальше.

Что эта способность симпатизировать людям и жалеть их и спасала её и от ожесточения, и от безумия.

Просто в счастье людей Алиса находила утешение своим невзгодам.
И в том, что она лично много делала для счастья людей.

Несмотря на то, что некоторые из её достижений имели неблаговидную подоплёку, связанную с тем, как распоряжались её успехами её начальники.

***
А вот саму Алису, как казалось Паше, никто не любил так, как любила других она сама.
Нет, благодарны ей бывали. Иногда.

И привязывались некоторые.
И восхищались многие.

Но всё же чего-то не хватало.
Никто не испытывал к Алисе такой любви, которую испытывала она сама к людям.

Хотя это отчасти объяснимо — не всем дан такой талант любить, как Алисе.
Да и чтобы её любить так, как она заслуживает, надо быть им, Пашей.

И не было главного в жизни Алисы.
Счастья всё же не было.

Удовлетворение от хорошо выполненной работы, от достигнутой цели бывало.
Радость тоже бывала. Но чаще за других.

А вот собственной радости особо не было.
И наверное некоторые философы сказали бы, что так и должно быть.

Что счастье только в труде на благо других.
Но сейчас Паше было как-то кисловато думать о такой философии.
Ему не казалось, что в ней есть истина.

Истина в той философии, которая разрешает счастье каждому.
И личное тоже.
А не только счастье труда на общее благо.

И тем более счастливы должны быть такие, как Алиса.

Но Паша видел, как такая «программа» личности, как «личное счастье», в Алисе всё больше и больше «замораживается».

Она не искала его.
Не считала, что может обрести, оставшись без него — без Паши.

И не протестовала, когда что-то или кто-то делали это счастье ещё более недоступным.
Просто вычеркнув счастье из списка важных для себя вещей.

Паша едва сдерживался от желания попробовать вылечить Алису.
И чем боле он узнавал о жизни Алисы, тем труднее ему было сдержать желание попробовать.

Чтобы она жила.
Чтобы помолодела, если это так ей нужно.

Чтобы она хорошо себя чувствовала.
А главное — чтобы жила.
И чтобы на этот раз была счастливой.

Но надо было сначала уж досмотреть «кино» про жизнь Алисы до конца.
И Паша прилежно досматривал.
27. Грохот
***
Пришёл час, когда Паша добрался и до недавних событий.
Он видел реакцию Алисы на связанные с ним события.

И в диалоге с Полей, и в диалоге с Милодаром.
Прочувствовал вместе с ней, как ожила её тоска.

И наконец увидел, как Алиса стала искать и нашла его.
Как она его вернула к жизни. -
Что она сделала это за счёт того, что поцеловала его.

Неожиданно Паша убедился в верности своей догадки.
О том, что поцелуй того, с кем общая душа, в самом деле способен компенсировать недостающий эликсир.

Точнее, что такой человек — сам по себе эликсир.
Для того, кто имеет с ним одну душу.

Паша увидел, как Алисе удалось вернуть его, даже когда закончился эликсир.
Своим поцелуем.

Увидел, как она почему-то извиняется перед ним за то, что собирается сделать.
За то, что собирается поцеловать его.

Точнее, мотивы-то её извинений ему были открыты.
Вот только он не разделял её мнения о том, что это правильные мотивы.

Оказывается, она считала, что нехорошо целовать невинного мальчика, почти ребёнка — женщине, в жизни которой были некоторые эпизоды.
Женщине, которая кого только и как только не целовала в своём бурном прошлом.

***
После полного просмотра кино у Паши не оставалось ни малейших сомнений в том, что он может и должен тоже попробовать спасти Алису.

Он теперь точно знал, что это реальнейший шанс вернуть ей её жизнь.
Сделать её счастливой.

Она конечно не позволит ему делать её счастливой.
Придётся уговаривать.

***
Была ещё одна веская причина постараться вернуть Алису. -
Успех этой затеи позволил бы ему заниматься Алисой и её счастьем.
Вместо того чтобы заниматься местью за её испорченную жизнь.

Иначе он за себя не отвечает.
Точнее, отвечает.
Что многим не поздоровится, если ему не удастся спасти Алису.

Если удастся — тогда он ещё подумает.
Может быть и смилуется.
Сменит гнев на милость.

А если нет… Тогда не обессудьте.
Но он это так не оставит.

Он спросит со всех, по чьей вине Алиса раньше времени потеряла здоровье и силы.
Найдёт каждого.
И они сильно пожалеют, что не успели исчезнуть сами.

Паша вспомнил, что Алисе никогда не нравились его приступы мстительности.
Она удивлялась силе мстительности в таком добродушном существе, как он.

И всегда просила его не мстить.
Но в этом вопросе их мнения не совпадали.

Сейчас же всё зависело от того, удастся ли ему задуманное.

Паша склонился к губам Алисы, бывшей «вне времени».
Пора было вернуть её во время.
В состояние, для которого есть время.

И желательно не просто вернуть, а так, чтобы она вернулась в него живой.

«Ну же, Алиса, возвращайся.
В прошлые разы тебя вообще из ничего восстанавливали.

Всего лишь эликсиром.
А теперь вместо эликсира к тебе прикасается настоящий человек.»

Удача снова ему улыбнулась.
Или им?

Сначала он понял, что что-то получается, по тому, что дрогнули её губы.

А потом он перестал понимать, что происходит.
Обстановка вокруг поменялась.

Он пока не понял, на что она теперь похожа.
Потому что его больше занимала Алиса.

А перемены в ней произошли поразительные.
На такой эффект, на столь резкие изменения даже он не рассчитывал.

Он был бы рад, если бы Алиса хоть немного моложе стала выглядеть.
Потому что это было важно для неё.
Потому что иначе она отказывалась от отношений с ним.

А она... она снова стала выглядеть, как в их детстве!

Но Паша не успел подумать над причинами таких превращений.
Не успел вспомнить, чем собирался оправдываться перед Алисой за своё самоуправство с поцелуем, который она запретила.

Потому что его мысли были прерваны громовыми ударами.

Не успел он понять, откуда эти звуки, как Алиса, окончательно придя в себя, схватила бластер (откуда здесь бластер? чей он?) и полоснула по двери.
За сотые доли секунды до того, как дверь вылетела.
28. Дубль два
То, что произошло дальше, было так странно и так быстро, что Паша растерялся напрочь.

Чего позже очень стеснялся.
Но в тот момент он не мог не растеряться.

А вот Алиса не растерялась.
Она-то снова оказалась на высоте.
Как обычно.

А за дверью оказался не кто иной, как его преследователь!
Здесь. Сейчас.
Живой и здоровый.

Точнее, бывший здоровым до того, как его задел луч лазера, пущенный Алисой.
Но оставшийся живым.
Алиса даже в этой ситуации осталась верна себе.

И всего лишь обездвижила несчастного.
Того самого человека, который испортил всю жизнь и ей, и её любимому человеку.

А дальше стало ещё более странно.
Через секунду появился … ещё и Рихтер.
Который быстро иммобилизовал Стаса.

Так что у того не было в этот раз шансов воспользоваться ситуацией.
Это может и хорошо.

Но … откуда тут взялся Рихтер?

Мало того, что Стас тут.
Так ещё и Рихтер?

Хотя конечно чисто с практической точки зрения лучше уж, чтобы Рихтер тоже был тут, раз уж тут Стас.
Но КАК?

А Алиса уже надевала на Пашу дыхательную маску.
А потом и на себя.

Зачем маски-то?
Ах да, воздух после повреждения двери стал какой-то нехороший.

И тут Паша вспомнил, что обстановка вокруг — это обстановка, как на станции.
Той самой. Как внутри дерева на Эвридике.

Как на станции?
А если…
А если это и есть та самая станция?

Паша вынужден был подумать о том, что он просто попал в прошлое.
Вместе с Алисой.
Вот почему она выглядит, как девочка.

Но вот в этот раз она успела остановить его похищение...

А если это не прошлое?
Тогда он просто сошёл с ума?

— Он в порядке? — спросил Рихтер у Алисы, кивая на Пашу.

***
Рихтер не выглядел удивлённым.
Значит, для ничего ничего особенного в ситуации нет.

Значит, Рихтер не удивлён тем, что находится здесь и сейчас.
И с этими людьми, которые его окружают.

— Спросите у него, — сдержанно ответила Алиса.

***
Впервые взглянув на Пашу с того момента, как стала приходить в себя.
И так взглянув, что он снова вспомнил, что должен будет что-то сказать ей в своё оправдание.

Но сейчас совершенно не помнил, чем он собирался оправдываться.
И не мог вспомнить, как ни старался.

— Павел, ты в порядке? — обратился Рихтер на этот раз к нему.

— Да.

***
Паша решил пока не распространяться о своих идеях по поводу возвращения в прошлое.

— Алиса, и как ты только его не прибила? — покачал головой Рихтер, кивая на неподвижного Стаса.

— Рефлекс.

— Знаешь, где тебе место с такими рефлексами?

— Знаю.

— Только не говори, что в Патруле! — встрял Паша с непонятной для Рихтера горячностью.

— А я и не говорю этого.
Я имела в виду, что около тебя.
Раз ты вечно влипаешь в такие неприятности.

***
Паша обрадовался тому, что такое заявление, хоть и с оттенком иронии, означает, что Алиса собирается остаться с ним.

И не сердится на него за ослушание и нарушение её воли.
По крайней мере она разговаривает с ним.

— Посмотрим, — неопределённо отметил Рихтер. —
Ладно, у меня дела. Приходите в себя.

***
Паша и Алиса остались снова одни.
После всего случившегося им казалось, что он видят друг друга словно впервые.
29. "У, как она крещенским холодом окружена"
— Я просто поражён.
Супер реакция.
Не успела очнуться —, а уже хватаешься за бластер.

— Я вот думаю —, а в того ли я прицелилась.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе надо было целиться в меня.

— Не хочу. Но соблазн велик.
«Искушение велико есть».

— Так какие проблемы?
Возьми бластер снова и прицелься теперь в меня.

— Не говори чепуху.

— Это ты чепуху говоришь.

— Я просто очень сердита на тебя.
Вот и говорю такое.
И есть за что сердиться.

— И на что ты сердишься?

— Ты ещё спрашиваешь?
Ты ослушался меня.
Я же отказалась от твоего предложения лечить меня твоим способом.

— Значит, ты тоже помнишь всё?

— Конечно помню.

— Тогда скажи мне — что случилось?
Почему мы здесь?
Почему с нами … они?

***
Алиса вздохнула.

— Я не знаю.

— А версии?

— Ну какие тут могут быть версии, Паша?

***
Неожиданно Алиса взяла его руку и стала быстро рисовать под его ладонью буквы.

Паша вспомнил их игру и способ общения.
И отвечал ей тем же способом. — Рисуя буквы на ладони снизу.

Он понял, что Алиса не исключает возможность прослушки.
Вряд ли, конечно.

Но лучше перестраховаться.
Хотя бы на этот раз.

При таких-то ставках…
Когда на кону стоит судьба Алисы.

— Пашка, лучше не произносить эти мысли вслух.
Похоже, что мы снова оказались в прошлом.

— Я тоже так подумал.

— Или хором сошли с ума.

— И так я тоже подумал.
Но если мы снова в прошлом… значит, теперь у нас есть шанс всё исправить?
Алиса, это так?

— Не знаю, Паша.

— А что тут знать?
Тут ничего пока не случилось.

— Не так всё просто, как тебе кажется.

— Но я же теперь жив.

— Пока жив.

— Что значит «пока»?

— А то и значит.

— Но не станут же меня теперь убивать нарочно?
Тогда-то я уже был вроде как мёртв.
Это другое дело.

— Я не знаю. Будем думать.
А теперь говори что-нибудь вслух.

— Как ты можешь сердиться на меня за то, что я попробовал тебя лечить?

— Ты не должен нарушать мою волю.

— Но ты же меня лечила таким же способом.

— Это другое.

— И в чём разница?

— В том, что у меня не было возможности спросить твоё разрешение.
И твоего запрета у меня не было.

— А если у меня не будет твоего запрета — я могу делать то, чего ты не запрещала?

— Нет.

— Тебе можно, а мне нет?
Двойные стандарты?

— Может быть.
Дело в том, что у тебя и не было причин запрещать мне это делать.

— А у тебя есть?

— Есть.

— Какие?

— Моя испорченность.

— Что?

— Если бы ты знал всю мою жизнь, то понял бы, о чём я говорю.

— Я её знаю.

— … Ты что — успел просмотреть кино?

— Успел.

— До или после того как я…?

— После.

— А разве ты не сразу…

— Не сразу.
Представь себе - я не сразу стал тебя целовать.

Сначала я ознакомился с ситуацией.
Или ты думаешь, что я сразу бросился тебя лечить, пользуясь твоим беспомощным состоянием?

По-твоему, я поцеловал тебя только ради своей озабоченности?
Хорошего же ты обо мне мнения, дорогая.

— Извини меня.
Но мне в самом деле до сих очень неприятно думать, что ты целовал … такую, как я.
Тем более так вовлечённо и с такой отдачей, что я аж вернулась.

— Какую ещё «такую»?

— Ты же знаешь мою жизнь.
Сам суди.

— Нечего мне судить.
Ты… да ты вообще святая, если уж на то пошло.

И не смей говорить о себе уничижительно.
...Алиса, неужели ты отказывалась от моего лечения только из-за этого?

— Конечно.

— Офонареть можно.
Из-за твоей мнимой «испорченности» ты чуть не лишила нас обоих шанса быть вместе.

— Ты не понимаешь, насколько это важно для меня.
Я не хотела, чтобы тебя коснулась приставшая ко мне грязь.
Тем более что один раз мне уже пришлось целовать тебя, пренебрегая этим.

— А ты не понимаешь, насколько ты ошибаешься.
Не пристала к тебе никакая грязь.

— Ладно, ты всё равно не сможешь понять.
Хоть и видел "кино" про мою жизнь.

— Алиса, послушай меня.
Счастье — вот что главное.

Только счастье.
Только счастье мерило и критерий.
И больше ничего.

Что делает людей счастливыми — то и истинно.
То и полезно.

То и правильно.
Остальное — чепуха.

— Я давно не могу судить о счастье с такой лёгкостью.

— Значит, учись. Заново.
Раньше ты была гением счастья.

Это была твоя персональная йога, если хочешь.
Твой способ связи с Высшим.
30. Побочный эффект
— Паш, мне не даёт покоя странный побочный эффект твоего лечения.
То, что он вернул нас сюда.

— А может так и должно быть?
Может, лечение поцелуем любящего лечит не только тело, но и судьбу?

— Как это?

— Исправляет все неправильности в событиях.

— Не знаю-не знаю…

— А похоже, что так.
И на этот раз ты успела среагировать.

Не то что я. Растерялся, как не знаю кто.
А ты раз — и решила проблему.

— Просто… неужели ты не видел этого в "кино" о моей жизни?
Мне же сотни раз снился этот момент.

Только, в отличие от реальности, во сне я успевала… сделать то, что сделала в этот раз.

Вот и в реальной ситуации… чисто на автомате…
Говорю же — рефлекс.

— Видел. Вот, значит, в чём дело.

— Ну и к тому же мой опыт сыграл какую-то роль.

— Да уж. Мне никогда до тебя не дотянуться.

— Дотянешься, Паша.
Точнее, это мне до тебя не дотянуться.

— Это ещё почему?

— Я уже говорила…

— Ты опять о том?
Я же сказал — ты не права. В этом ты не права.
Ну не будь хоть ты сама к себе не справедлива.

— Это сильнее меня.

— Мне кажется, я знаю, чем смогу тебя переубедить.

— Чем?

— Просто своей любовью.
И ты поймёшь, что я прав.

— Какой ещё любовью?

— А как же…
Ты что — хочешь сказать, что любви у нас не будет?

— Паш… ты же знаешь, как мне этого хотелось бы.

— «бы»?

— … Ты должен понять меня.

— Ты опять?
Раньше ты говорила, что тебе мешает разница в возрасте.
…Каких-то полгода, — добавил Паша, подумав о возможной прослушке, зная, что Алиса поймёт, что речь не про полгода, а про 87 лет. —

А теперь этого препятствия нет.
Но ты придумала другое?
Что ты придумала на этот раз?

— Я не придумала.
Это жизнь придумала.

— Ты издеваешься что ли?
После всего … этого.
После кино.

После того, как мы получили новый шанс благодаря настоящему чуду.
Ты говоришь, что у нас не будет любви?

— … Я не могу. Я просто не могу.
И именно после этого.
… Ты же видел кино. Неужели ты не понимаешь…

— Алиса, я понимаю.
Честное слово, я всё понимаю.

Это последствие.
Но это пройдёт. Точно пройдёт.

— Хорошо… Посмотрим.
Но давай не торопить события.

— Хорошо, не будем торопить.
Но не отсекай все возможности с порога.

Алис…, а что, если всего, чтобы было в кино, вообще не было? А?

— Как это?

— Ну не знаю. Не было и всё.
Оно нам просто показалось.

— Да ну. Показалось нам.
Выдумщик ты.

— Нет, ну, а что?

Знаешь, а меня это ощущение вообще просто преследовало всё время, которое я знакомился с историей тех времён.

Я постоянно ловил ощущение, что этого просто не могло быть.
Не в нашем мире. Не с нами.

— Это просто защитная психологическая реакция.
Отрицание называется.
Нежелание смириться с очевидным.

— Да. Я так же думал.
А теперь вот думаю...
А может в самом деле ничего не было.

— Не знаю… Разберёмся.

***
— Алис, а здорово ведь, если ничего не было, правда?

— … Не то слово.

— И тогда тебе не надо выдумывать, что ты испорченная.

— …А куда деть память?

— Ты можешь считать, что это был просто психологический тренажёр.

— Ничего себе тренажёр.

— А что. Мы же и раньше их проходили.

— Сравнил. Но не такие же.

— Ну конечно не такие.
… Но если тебе хочется думать о худшем…

— Мне не хочется.
Но мне не хочется и в иллюзии погружаться.
Я хочу правду знать.

— Мы узнаем, Алис. Узнаем.

— Это что же получается…
Мы в самом деле получили новый шанс?

— Ага. Похоже на то.

— … Трудно поверить.

— Надо поверить.

— Я разучилась верить в хорошее.

— А в меня?

— Разве что в тебя верить.

— Ну хоть в меня верь. Для начала.
А потом и снова в жизнь поверишь.

— Я боюсь снова потерять тебя.
В этот раз я вряд ли с этим справлюсь.

— Ты и в прошлый раз не справилась.

— … А ты прав. И в прошлый раз тоже не справилась.
Ну, тогда тем более.

— Не думай раньше времени о плохом.

— Я просто думаю, что я могу сделать, чтобы тебя не забрали…

— Понимаю…

— Знаешь, есть вещи, которых мне будет не хватать…

— Какие?

— Если ничего не было…
И даже если было, но не будет теперь…

То мне будет очень не хватать детей…
Я же всё-таки очень их люблю…

— А если мы заведём детей?

— Мы?

— Ну да. Ты же девушка. А я мужчина.
Если ты захочешь детей.

— Разве что ты в самом деле собираешься со мной связываться…

— А с кем же ещё мне связываться?

— Достойных много.

— О боже. Ты так и не поняла, что ты для меня значишь?
Даже после того, как дважды убедилась в том, что мы оба способны друг друга «лечить»?

— Это я поняла.
Но я слишком хорошо понимаю и другое.
Что я уже неидеально тебе подхожу.

— О нет, только не об этом.

— Ты должен знать, что я не скоро перестану об этом.
Если вообще перестану.

— Надеюсь, что всё же перестанешь.
Я постараюсь убедить тебя.

И стереть весь негатив, который тебе в самом деле мешает.
Я понимаю, что это тяжкий груз для тебя.

Заметь — я не говорю, что это пустяк.
Я говорю только о том, что не надо считать это непреодолимым препятствием.

Ну ты сама подумай, ЧТО мы преодолели.
И что получили в награду.
А с остальным тем более справимся.

— «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл«…

— И от лисы уйдём.
Или вообще не пойдём к ней.
31. Новая редакция
— Алис… А когда мы снова поцелуемся?

— Тебе больше не о чем думать?

— От нас пока тут ничего не зависит.
Ждём транспортировки на Землю.

— И всё равно. У нас есть ещё много вопросов.

— Вот мне и хотелось бы получить ответ на вопрос о том, достаточно ли ты получила энергии от меня.

Или надо ещё добавить, чтобы закрепить успех полного излечения тела, души и судьбы.

— Паша… давай не будем спешить.

— Да я разве ради себя.
Представь, что без долечивания всё снова станет таким, как было. А?

Или не всё. А так, по мелочи.
Например, вдруг ты станешь выглядеть … эээ… старше.

— Ты думаешь?

— Предполагаю.

— … Это серьёзный аргумент.
И вообще запрещённый приём в разговоре с женщиной.

— Главное — чтобы риск остался в области гипотез, а не стал явью.

— Ты прав.

— Ну так что — можно мне подлечить тебя?
Или снова станешь угрожать бластером?

— Каким бластером?

— Ну вот. Она уже и забыла. А я тут сиди дуйся от незаслуженной обиды и угроз.

— А, ты про то…

— А про что же ещё.

— Ну… прости меня. Правда. Прости.
Я не хотела тебя обидеть. Просто…

— Не ищи слова, не повторяйся. Я помню твои объяснения.
Про невинного мальчика и твою мнимую испорченность.
Довольно.

Давай начинать новую жизнь.
Я жду ответа на мой вопрос.

— … Может, завтра?

— А если будет поздно?
А если меня не станет к тому времени?

— Типун тебе на язык!

— «Не знаете ни дня, ни часа».

— Вот уж точно…

— Ладно, больше не спрашиваю.
Теперь и так всё ясно.

— Что ясно?

— Что ты уже не станешь хвататься за бластер.

***
Паша бережно взял лицо Алисы в ладони.
Она не стала протестовать.

К немалому облегчению Паши, который был готов к тому, что Алиса и сейчас станет спорить.
И искренне считать, что именно она права.

Точнее, в самом деле чувствовать, что она не может.
Не имеет права целоваться с ним.

Паша посочувствовал противоречивой гамме чувств, отражающихся на лице любимой:
сомнение и надежда, желание и страх, любопытство и отблеск давнего горя.

«Я вылечу и твою израненную душу, любимая.
Как уже вылечил тело и даже судьбу.

Да, теперь я уверен, что в самом деле вылечил судьбу.
Выправил. Или вправил.

Но, похоже, вылечить душу труднее, чем вылечить тело и даже судьбу.

Но мы всё сможем.
Главное — любить друг друга»

— Алис… что бы ни случалось.
Главное — что мы любим друг друга.

Она кивнула.
А из её подозрительно блестевших влагой глаз потекли слёзы.
Паша стал собирать их губами, приговаривая первое, что пришло на ум.

— А вот этого не надо, моя хорошая.
Впрочем, если тебе от этого легче…
Тогда плачь, любимая.

Теперь можно. Теперь с тобой я.
Я соберу твои слёзы.

Для меня они — бальзам.
Я преобразую их в целебный напиток своей любовью.

И тогда твоя печаль нейтрализуется.
Или превратится в любовь и радость.

***
Вопреки Пашиным надеждам, Алиса стала плакать ещё сильнее.
И наконец разрыдалась основательно.

Сначала Паша растерялся от горя при виде её горя.
Испугался, что это он её огорчил.

А потом предположил, что ей нужны эти рыдания.
Что они принесут ей облегчение.
Помогут исцелиться.

И что плачет она от того, что с ней так долго не было того, кого она любит.
И кто любит её.

Ему оставалось только обнять её и ждать, когда она успокоится.
Поглаживая по спине успокаивающими движениями.

Чтобы она не забывала, что она теперь не одна.
Она и так была одна слишком долго.
Целых 87 лет.

Как жаль, что ей теперь снова только тринадцать.
А не шестнадцать, к примеру.

Потому что из-за этого он не может пока воспользоваться для возвращения ей радости жизни таким чудесным способом, как занятия любовью.
Ещё три года ждать.

Хотя девушке можно вернуть радость жизни и просто любовью.
Заботой и нежностью.
Пока без секса.

***
Не скоро, но в защитном кольце его объятий Алиса стала успокаиваться.
И постепенно частота всхлипываний становилась всё реже.
Сменившись редкими вздохами.

— Проплакалась?

Алиса медленно кивнула.

— Ну и хорошо.

— Из-ви-ни…

— Не надо извиняться.
Плачь, когда хочешь.
Теперь у тебя есть жилетка для слёз.

— Давно у меня не было такой истерики.

— Я знаю.

— Да, ты же всю мою жизнь теперь знаешь…

— Теперь мы напишем твою жизнь сами.
Это будет новая редакция.

— Если получится.

— Ты стала недоверчивой.

— Ты знаешь, почему.

— Теперь всё иначе будет.
Главное — что ты согласна быть со мной.

— Куда мне без тебя.

— Как хорошо, что ты тоже так считаешь.
32. На чём остановились
— Алис…, а ты помнишь, на чём мы остановились в прошлый раз?

— Помню. Я сказала тебе идти.

— А до этого?

— А до этого ты задавал мне глупые вопросы.

— Не такие уж и глупые.) )

— Смотря как посмотреть… — рассеянно проговорила Алиса, явно думая о чём-то другом.

— О чём ты думаешь?

— О том, что нам снова всего по тринадцать.

— И что?

— А то. Даже если бы я и смогла преодолеть свою убеждённость в невозможности пятнать тебя связью с такой женщиной, как я…
Теперь это нельзя делать из-за того, что нам всего тринадцать…

— Сделай одолжение — не говори мне больше про «пятнать».
Иначе я просто вынужден буду доказать тебе, что не считаю, будто связь с тобой меня как-то запятнала бы.

Причём делом, а не словами.
Думаю, что я был бы достаточно убедителен.

Да-да. И не надо на меня так сердито смотреть.
Всё зависит от тебя.
Если ты перестанешь говорить про пятнание, то и я буду держать себя в руках.

— … Ладно.
Я что сказать-то хотела…

В тот раз … я бессчётное количество раз жалела о том, что не поддалась тогда же желанию отдаться тебе.
Что не уступила твоему желанию.

Всё равно эта сдержанность оказалась в итоге напрасной…
А ведь я так была уверена, что поступаю правильно.

— Я знаю, что ты жалела.

— Точно.
Никак не привыкну к тому, что ты всё знаешь.

— Но ты правильно сделала, что не поддалась тогда и меня остановила.
Ведь знать заранее всё невозможно.
А нам в самом деле было рано.

— Не нам. Только мне.

— Что рано тебе, то вредно и нам.
Но если в этот раз ты захочешь поспешить, то я только за.

Только не сейчас. Чуть позже.
Всего два с половиной года осталось.

— Хорошо…

— Тогда договорились.
Алис, ты не хочешь в зеркало посмотреть?

— Зачем? Я и так поняла, что мне снова тринадцать.
И что выгляжу, как в тринадцать.

— И всё же посмотри.
Ты же большое значение этому придаёшь.

Мне-то ты нравилась и столетней.
Уже тем, что это ты.

Но зато для тебя твоё столетие было преградой к нашим отношениям.
А теперь-то этой преграды нет.

— Ты прав. Этой теперь нет.

— И другие уберём.
Алис, верь мне.

— Я верю.
33. Новая жизнь
И они в самом деле стали писать новую редакцию своей жизни.

Жизнь вернулась в то русло, которое было знакомо им раньше.

Это было удивительно.
Но Паша привык к чуду быстро.

И потому, что вообще адаптировался быстро.
И потому, что он не так уж много времени провёл там, где Алисе было уже сто лет.
Подумаешь — какие-то три года.

И вообще. Паша считал, что всё так и должно быть, как есть теперь.
Что он просто в очередной раз легко отделался.

Что они просто в очередной раз с Алисой спасены.
И живут дальше.
Жизнь продолжается.

Ну подумаешь, что всё получилось как-то более странно, чем раньше.
Даже очень странно.

Но ведь получилось.
Все живы.
Это главное.

Для Паши в текущей реальности всё было привычно.
Те же друзья и родные.
Та же Алиса.

***

А вот для Алисы всё было намного сложнее.
Ей долго не удавалось привыкнуть к мысли, что она получила шанс прожить жизнь заново.
Что она получила шанс не повторить прошлых ошибок.

А труднее всего было поверить, что теперь она может прожить жизнь с Пашей.
И что он вообще жив и здоров.

В её памяти была и другая версия событий.
Было целых 87 лет совсем другой жизни.

Такой другой, что Алиса только значительным усилием воли добивалась сходства своего поведения со своим прежним.

И старалась сделать так, чтобы не слишком заметны стали её мрачность и печальность.
Которые пока не отпускали её, несмотря на всю радость от получения шанса на новую жизнь.

Да и шанс этот пока казался Алисе негарантированным.
Эфемерным.
Она постоянно боялась, что у неё снова заберут Пашу.

Чтобы он «не мешал».
Чтобы он не отвлекал её от "служения человечеству".

Из-за этого она согласилась на предложение Паши не расставаться теперь совсем никогда.
И даже спать вместе.

В смысле — вместе в одной комнате.
Но в разных кроватях.

Или в одной, но не как муж и жена.
Всё же им сейчас всего по 13 лет пока.
Снова.

Но Паша был пока рад и этому.
Тем более после опасений, что Алиса станет держаться в стороне от него.

Главное что она рядом.
Что это даёт возможность оберегать её, рассеивать её грусть и тревогу.
А остальное приложится в своё время.

***

— Алис, знаешь, что я думаю?

— Пока нет.

— Ты и раньше была настолько взрослой по своему характеру, по своему развитию, что сейчас никто даже не удивляется тому, что после этого приключения совсем не тянешь на свои тринадцать лет.
Все и раньше знали, что ты весьма взрослый человек.

— Родители что-то чувствуют.
Они заметили, что это приключение повлияло на меня глубже, чем прежние.

— Ты им не рассказала про те годы?

— Конечно нет. Для их же пользы.
Никто не должен знать об особенностях этого приключения.

— Ну так-то верно конечно.
Я маме тоже не стал всего рассказывать.

… Мне так страшно было тебя спрашивать о ней.
Я боялся, что она не пережила моего исчезновения.
И потом только из твоего «кино» узнал подробности о маме.

— А я всё ждала, что ты спросишь о ней.
И не решалась сама рассказывать, понимая, что тебе будет больно узнать.

— Ну ничего, теперь я постараюсь не доставлять ей лишних хлопот.

— Но пай-мальчиком её сын ведь не станет.

— А это и не нужно.
Зато волнения если и будут, то уж точно не из-за моей глупости.

— Понятно…

— Так вот, я про твою взрослость.
Знаешь, о чём я подумал, учитывая то, что ты и раньше была не годам взрослой?
Вроде маленькая такая девочка, а серьёзная и ответственная, как взрослая.

— И о чём же?

— А может этот недавний случай с возвращением в детство из взрослости — не первый подобный в твоей жизни?
Может, ты и раньше уже проживала взрослую жизнь?
И поэтому была такой душевно и интеллектуально зрелой личностью?

— Прожила, но не помнила об этом?

— Ну да.

— И почему же я не помнила?

— Не знаю. Мало ли.
Защитный механизм психики. Амнезия.

— И у нас могли быть другие срывы в прошлом?

— Ага.

— Даже страшно представить, что это могли быть за срывы.
Мне и этого срыва пока хватило.

— Поэтому и прежних ты пока и не помнишь.
Защитная реакция. Вытеснение.
Кстати, может, ты ещё и о нынешнем срыве забудешь.

— Забуду? Я не хочу ничего забывать.
Помнить тяжело.
Но нужно.

— Зато ты, возможно, стала бы радостнее.
Без тяжёлых воспоминаний.

— Я и так стану. Со временем.
Ты мне очень помогаешь в этом.
35. Затишье
При первой же возможности Алиса побывала на Крине.
Чтобы лично убедиться, что и Ручеёк, и Речка, и Белка, и Кроты, и все-все криняне в полном здравии.
Что они не погибли.

После этого ей стало чуть полегче.

Паша, разумеется, составил ей компанию.
Он теперь вообще никуда не отпускал её одну.

— Я ничего не понимаю, — поделилась Алиса. —
Раньше криняне погибли.
А сейчас они в порядке.

— Может, мы не просто вернулись в прошлое?
Может, это какой-то какой-то параллельный поток?
Да ещё и исправленный.

— Думаешь?

— Вспомни наши путешествия по параллельным мирам, когда мы встретили Алисию.
Там даже Милодар был не такой, как в нашей реальности.
А … странный какой.

— Помню.

— Ну так вот.
Меня ещё во время изучения истории жизни без меня преследовало навязчивое ощущение, что все эти события не могли случиться.

…Что это не по-настоящему.
Что всего этого на самом деле не было.

А если и было — то это надо исправить.
Только тогда я не знал, как.
Не знал, что всё само выправится, если вылечить тебя.

— А что, если ощущение невозможности тех событий было просто защитной психической реакцией?

— А может быть признаком, что я прав.
Что событий в самом деле не было.

— Может быть и так.

Паааша…
А вдруг… мы-то попали в эту реальность, где мы в прошлом, и оно нормальное.
А вдруг при этом мы одновременно и остались в той реальности, а?

— Думаешь?
И в той реальности … я всё же потерял тебя?

— Ну почему потерял.
Может, там я просто не стала тринадцатилетней.
… А может и совсем потерял.

— Знаешь… мрачноватая версия конечно.
Но в любом случае проверить этого мы не можем, так?

— Или пока не представляем, как.

— Вот именно.
Алис, нам сейчас главное — лишь бы хоть в этой реальности всё нормально было.

— Это точно.

— Алис, а ты правда думала, что зря не отдалась мне, когда думала, что потеряла меня?

— Ты же сам всё про меня знаешь.
Зачем спрашиваешь.

— Затем, что мне нужно знать, как ты ТЕПЕРЬ к этому относишься.

— Ты и это тоже знаешь.

— Алис, а я ведь успел изучить часть файлов, которые ты мне оставила.

— Я рада.

— А среди изученных мне попалась написанная тобой инструкция.

— Какая? Там много инструкций было.

— Инструкция для юноши, вступающего во взрослую жизнь.
О том, как обращаться с любимой.

Как добиться взаимности у симпатичной девушки.
Как добиться лада в общении.

— Эта информация была не самой срочной.

— Может и не самой.
Но я не мог не уделить ей внимания или отложить на потом.

— Ну и ладно. Уделил так уделил.

— Я хотел поблагодарить тебя за эту инструкцию.
Там оказалось много нового для меня.
Хотя до этого я думал, что знаю достаточно.

— Ну так…
Я же при её написании пользовалась всем своим богатым жизненным опытом.
Опытом общения с детьми. В том числе с сыном.
С внуками.

И очень хотела, чтобы эти знания и тебе тоже помогли стать счастливым в личной жизни. В любви.
И твоей любимой девочке.

— Думаю, что они в самом деле мне помогут.
Вот только не с какой-то абстрактной девочкой.
А с тобой же и помогут.

— Ох Паша…

— А что Паша? Как будто это новость для тебя.
О том, что я только с тобой связываю свою жизнь.

Между прочим, изучая твою инструкцию, я только тебя и представлял рядом с собой в паре.
Как строю отношения именно с тобой.

…И как ласкаю именно тебя.
По твоим же советам.

Хотя не только по ним.
Но и по моим фантазиям тоже.

Хотя тогда ты возрастом отодвигалась.
Но теперь-то ты снова моя ровесница.
И теперь ты точно никуда от меня не денешься.

— Только на вид ровесница.

— Этого достаточно.
Да и не только на вид.
Да и дело не в этом.

А в том, что ты девочка.
И уже поэтому существо более слабое, чем я.
36. Ля мур
— Не стели мне, — остановил Паша Алису, когда она принялась застилать его постель.

— Я хочу, чтобы ты тоже спал в комфорте.

— Я с тобой лягу.

— С мной?

— Ты же не думаешь, что будешь спать одна?

— Именно это я и думала.

— Ты неправильно думала.
Мы вместе будем спать.

— Наша договорённость, что до шестнадцати ни-ни… отменяется?

— Ни в коем случае.

— А зачем тогда вместе спать?

— Чтобы ты привыкала ко мне.
И просто приятнее вместе.

— … А тебе не будет трудно?

— Пфф. Было бы что трудного.

— Я имею в виду… что тебе может захотеться…

— Чего?

— Близости конечно…

— Не может, а точно захочется.
Точнее, мне и так всегда этого хочется.

— Тем более.

— Алиса, это не значит, что я трону тебя.

— Ты не переоцениваешь свою выдержку?

— А ты её не недооцениваешь?

— … Я не знаю.

— Дорогая моя, а тебе не кажется, что, если бы у меня не было выдержки, то я давным давно уже соблазнил бы тебя?
А по твоей логике нам надо вообще не видеться до шестнадцати.

— … Ну ладно. Сорвёшься так сорвёшься.
… Значит, так тому и быть.

— Ну ничего себе настроение!
Хорошего же ты обо мне мнения.

— Самого лучшего.
Просто у меня больше опыта.
И в таких делах тоже.

— Да не будет у нас ничего.
Даже если ты сама ко мне приставать станешь.

Так что даже не уговаривай и не проси.
Всё равно у нас пока ничего не будет.
До шестнадцати, разумеется.

— А в самом деле… А если я сама стану к тебе приставать?

— Бесполезно.

— Надо же какой ты самонадеянный.

— А вот попробуй.
И тогда сама убедишься.

— Да нет. Пробовать я не стану.
Пока не стану.

— Значит, в мои силы ты не веришь.

— Я просто знаю свои.
А вот ты совершенно не представляешь, что ты предлагаешь.

— Неужели ты можешь быть ещё более обольстительной, чем есть?

— Могу.

— Как интееесно.

— Сейчас моя обольстительность, как ты говоришь, практически выключена.

— Ничего себе выключена.
Я и так всё время хочу тебя.

И удерживает меня железной рукой только нежелание сделать тебя инвалидом.
Я не хочу портить твоё здоровье ради нетерпения.
Лучше уж сейчас потерпеть, зато потом всю жизнь не иметь ограничений в сексе.

Что же будет, если ты включишь свою обольстительность.

— Вот и представь, какой она может быть, если её включить.

— Обязательно включи когда-нибудь на максимум.

— Договорились.

— После 16-ти.
До 16 я потерплю.
Но вот потом…

Потребую вернуть всё до последней капли удовольствия.
До самой последней капельки.

— Охотно верну.

— А пока окажи мне честь — не выражай больше сомнений в моей выдержке.
Это всё равно что сомневаться в моей любви.

— Пашенька, я не сомневаюсь.
Я просто понимаю, как это может быть для тебя трудно.

Я просто хочу заранее сказать тебе, что не обижусь на тебя…
Если ты не сдержишься.

— Ты опять?

— Просто не ругай себя, если что.
Не страдай.

— Ну хватит уже!
Сколько можно-то.
37. Пока всё
Паша схватил Алису и повалился вместе с ней на кровать.
Крепко прижав её к себе, Паша часто дышал.

Алиса пока не поняла, какие у Паши намерения и чего «хватит».
Ясно было только, какие у него желания.

И теоретически.
И по выдающимся участкам тела. И по характеру дыхания.

И она просто спокойно ждала, что будет дальше.
Слушая стремительное биение его сердца возле своего.

— Вот так мы и будем спать вместе, - наконец выговорил Паша, когда справился с волнением. - В обнимку.
…Просто спать.

— Как скажешь, Пашенька.

— … Мне спокойнее, когда ты рядом.
Мне почему-то кажется, что так ты лучше защищена.
Не знаю, почему.

— Мне тоже кажется, что так я лучше защищена.

— Потому что ты внутри моего «биополя».

— Может быть…

— Не может быть, а точно.
Алиис… тебя так приятно прижимать к себе…

— Мне тоже это приятно.

— И можно тешить себя фантазиями, что в любой момент … можно тебя поцеловать.
Ну что ты сразу напряглась?

Я же сказал только «можно тешить».
Я же не сказал, что поцелую.

— Ты думаешь, что я от страха напряглась?
А может быть я наоборот от предвкушения?

— … Зря ты это сказала.

— Почему?
Я думала, что тебе приятно будет такое слышать.

— Да приятно-то приятно…
Просто мне ещё сильнее хочется тебя, когда ты такое говоришь.

— Больше не говорить?

— … Сам не знаю.
Так-то мне конечно хотелось бы такое слушать.

Только думаю — ну, а вдруг не сдержусь?
А мне так хочется сберечь твоё здоровье.
Для себя же эгоиста.

— Паша, моему здоровью не навредит, если ты коснёшься моих губ.

— Верхних или нижних?

— Любых. Но я имела в виду верхние.

— …Кажется, ты права была.

— В чём?

— Да во всём.
Но в данном случае — в том, что я переоценивал свою выдержку.
Или скорее недооценивал твою обольстительность.

— С чего ты это взял?

— С того, что я всё же поцелую тебя.

— Я согласна.

***
Не успела Алиса договорить, как Пашин язык уже был между её губ.
Паша просто провёл им между губ Алисы.

Потом ещё раз, уже глубже, по внутренней поверхности губ.
Потом ему снова захотелось ощутить нежность внутренней поверхности губ. И ещё раз.

Потом впиться в губу, сдерживая желание впиться ещё сильнее.
Почувствовав, что заводится всё больше, Паша остановился.

Наконец, решив с этим закончить, он обнял её губу и замер, стараясь совладать с желанием продолжать.
И, сильно сжав напоследок, с сожалением совсем отпустил её губы.

— … Не могу я тебя спокойно целовать.
Сильно возбуждаюсь…

— Я понимаю.

— Алиса… А теперь точно всё.
Это напоследок.
Я хочу просто запомнить получше.

***
Паша просто коснулся уголка её губ.
И неожиданно оказалось, что больше он ничего не собирается делать.

— …Это всё.
Остальное после 16-ти…
Иначе я в самом деле не смогу остановиться…

— Всё так всё…

— … От тебя так трудно оторваться.
Алис, ну почему это так трудно?

— Не знаю…

— А главное — чем больше целуешь — тем больше хочется.
И вот уже хочется чувствовать не только твои губы, но и всё твоё тело.

Начинает дико раздражать наличие на нас одежды из-за того, что она мешает ощущать твою кожу.
Становится мало нежности твоих ласковых губ.

Хочется ощущать нежность и твоего ласкового лона и его сильные объятия.
Ощущать по его спазмам, какие ласки для тебя самые приятные.
38. Дать максимум
— Паша, ты решил обольстить меня уже сегодня?

— … Пока нет.

— Тогда зачем говоришь такие вещи?

— Просто так… Поделиться.
А они способны обольщать?

— Вообще-то да.
Я же тоже не железная.
Такие слова вызывают и у меня желание.

— Здорово.

— Здорово. Но пока преждевременно.

— Это да.
И что тогда делать? Не говорить тебе таких слов?

— … Лучше всё же говори.
Я просто уточнить хотела, с какой целью ты их говоришь.

— А как же то, что они тебя возбуждают?

— Нормально. Потерплю. Мне легче, чем тебе.

— Ну, а если бы я сказал, что решил тебя обольстить?

— Тогда пришлось бы обольститься.

— Ты не должна идти у меня на поводу!
Ты должна помочь мне дотерпеть до 16-ти.

— Ну извини.
Но ты же хорошо знаком со всеми моими ощущениями по «кино».

Поэтому должен знать, что я не могу тебе отказывать ни в чём.
Я могу только соглашаться с тобой.
И идти навстречу твоим желаниям.

— … Вот уж не думал, что такие слова могут быть неудобными.
Казалось бы — о таких можно только мечтать.

А вот нет. И неудобными они могут быть.
Когда нельзя немедленно воспользоваться даруемыми правами.

— После 16-ти они станут удобными.

— Ну потом-то конечно…
Ладно… Придётся самому … в одиночку беречь твою честь от самого себя.

— Да, Пашенька. Только самому.
Так что ты уж сам решай.
Беречь или нет.

Если тебе нужна здоровая жена, не страдающая женским болячками и способная рожать без осложнений, то сбережёшь.
Ну, а если не получится… значит, не получится.

— Получится!

— Как скажешь.

— … Ты в самом деле снова со мной.
До сих пор иногда не верится.
Я снова могу прижать тебя к себе.

Алис, а помнишь, каким был наш котёнок Мышка в детстве?

— Конечно.

— Я в детстве просто обмирал от ощущения его нежного тельца, прижатого к себе.
А тебя обнимать примерно так же упоительно.
Только на порядок волнительнее.

— Ну вот видишь.
Девочку-то обнимать поприятнее будет, чем женщину в возрасте.
А ты мне доказывал, что готов обнимать и пожилую женщину.

— Да не в этом дело-то. Не в том, что пожилую.
А в том, что тебя.
Тебя, понимаешь?

Меня-то тянуло обнять тебя и тогда.
Так ты же не дала.

— Ну ничего. Обнимешь меня ещё и в возрасте.

— Да.

— Если доживём до старости.

— Не если, а когда.
Теперь доживём.

Ты же сама знаешь.
Что вместе мы долго проживём. И счастливо.

— Если нас оставят вместе.

— Пока оставили.

— Надолго ли.

— Надо надеяться, что навсегда.

— Паша, я слишком хорошо помню, как это зыбко.
И как больно терять любимого человека.

— Что ты делаешь?

— Снимаю пижаму.

— Зачем?

— Если нас разлучат, то я хочу до этого момента получить максимум от общения с тобой.
И главное — дать максимум возможного тебе.

— Риск разлучения — не повод самим портить твоё здоровье.

— Не бойся, я не собираюсь его портить.

— Ты не собираешься отдаваться мне?

— Пока нет. Если ты сам не станешь настаивать.

— Не стану.
А что тогда ты собираешься делать?

— Хотя бы просто ощущать тебя рядом своей кожей.
Ты же хотел ощущать кожу кожей?

— Ну да…

— Вот и ощущай.
Прикасайся, гладь, целуй. Всё, что захочешь.

— Спасибо…
Только знаешь…, а брюки ты всё же одень.

— Нет.

— Ну хорошо. Так даже лучше.
Тогда я не стану снимать свои.

Только верх сниму.
… Чтобы чувствовать своей грудью твою.
Не упускать же такой шанс.

— Мудро.
Вот только у меня пока одно название, а не грудь.

— Значит, будем вместе её растить.
В моих объятиях теперь и будет расти.
Под моим чутким вниманием.

Но мне и сейчас тоже жутко нравится.
Очень миленькая.

Такие хорошенькие холмики.
Прямо как бутончики.

А главное — голенькие.
Ты же разрешишь мне хотя бы изредка их гладить?

— Гладить?

— Ну да.

— Чем?

— А что — есть варианты?
Ах да, точно, есть.
Тогда всем. Всем, чем только можно.
Так что? Разрешишь?

— И насколько изредка? Раз в месяц?

— Раз в час.

— Ладно. Тогда в неделю.

— В день.

— Посмотрим.

— Не посмотрим, а разрешишь.
Я же знаю, что ты всё готова разрешить, что можно.

Ты сама только что об этом говорила.
А сейчас просто кокетничаешь и дразнишься.

— Ничего не скроешь от твоей проницательности.

— Вот именно.
Хотя я конечно помню, какой твоя грудь станет у тебя позже.

— Какой?

— Умопомрачительной. Какой же ещё.

— Господи… как я мечтала просто вот так вот обнимать тебя без одежды.

— Я тоже.

— Но я дольше.

— Ну это да.
39. Начинается
— Алиса Игоревна, чем Вы планируете заниматься после школы?

— Поступать в МГУ.

— Биология?

— Да.

— А как насчёт служения человечеству?

— А разве наука — это не способ служения человечеству?

— Способ конечно.
Но есть более эффективные.

— Например?

— Работа в Патруле.

— Я думаю, что в качестве учёного я смогу сделать для человечества больше.

— А может Вы просто избегаете трудностей?

— В науке достаточно трудностей.

— Это не то. Вы же понимаете. Не та степень риска.

— Может, вы не всё знаете о работе учёных?

— Алиса Игоревна, но у вас же выдающиеся данные для работы в Патруле.

— Разве только у меня?

— Но у вас просто экстраординарные.

— У меня и для науки экстраординарные данные.

— Вас совсем не привлекает Патруль?

— В детстве привлекал.

— Вы хотите сказать, что только дети могут мечтать работать в патруле?

— Нет конечно.
Но с возрастом я поняла, что конкретно в науке могу сделать больше.

— Патрулю будет очень не хватает вас.

— Да бросьте.
Разве в Патруле не хватает кадров?
Разве нет более достойных, чем я?

— Вы особенная.

— Не думаю.

— Значит, вы отказываетесь?

— От работы в Патруле? Время покажет.
Я просто ищу сферу, где смогу принести максимальную пользу.

— И эта сфера — наука?

— Пока да.

— Ну что ж…
Ясно, что решение ваше твёрдое.

Слишком твёрдое.
И хотелось бы пожелать вам всяческих успехов на выбранном поприще.

Но, к сожалению, так просто не получится.
Вы слишком нужны здесь.

А раз сами вы твёрдо намерены идти в науку, а не в патруль, то придётся повлиять на ваш выбор с помощью тех средств, которых хотелось избежать.

…Вам же пятнадцать?

— Да.

— Хм… вы слишком спокойны и равнодушны для пятнадцатилетнего подростка.
Вам точно пятнадцать? Не сто случайно?

— Я с детства кажусь всем не по годам серьёзной и ответственной.

— Да… я в курсе…
И всё равно… такое странное впечатление при разговоре с вами… что вы намного старше паспортного возраста.

— Вы хотите сказать, что я так плохо выгляжу?

— Да нет, совсем наоборот. Все бы так выглядели.
Но я как раз не об этом.
А о том… что вы поразительно зрелая личность.

— У меня богатый жизненный опыт.
В том числе общения с самими необычными личностями.
Это вам тоже наверняка известно.

— Известно…
Собственно, об этих личностях и пойдёт речь.

В вашей биографии есть сомнительные эпизоды.
Вы в курсе, наверное, какие?

— Нет, не в курсе.

— Ничего, я напомню.
Эти эпизоды при желании можно вывернуть наизнанку.

— У вас есть такое желание?

— У меня? Нет конечно.
Лично я вообще ни в чём вас не подозреваю.

Но патрулю нужно заполучить вас.
И вам тоже патруль нужен.
Для наиболее полной самореализации.

Потом вы сами это поймёте.
Это ваше, Алиса Игоревна.

Вы созданы для этого.
Это ваше призвание.

Но у нас нет времени ждать до вашего сорокалетия, к примеру, когда вы сами это поймёте.

Поэтому приходится ускорить ваше приобщение к патрулю немного некрасивыми методами.

— Я не верю, что патруль стал бы вербовать сотрудников шантажом.

— Это вынужденная мера.
Только потому, что вы очень нужны.

— Завербованные шантажом сотрудники не слишком полезны?

— Да, поэтому мы редко привлекает шантажом.

— Тогда почему для меня сделано исключение?

— Потому что совершенно очевидно, что вы охотно захотите принести пользу человечеству, работая в патруле.

И ради человечества станете работать на совесть.
Вы не сможете не спасать.

— Какие эпизоды прошлого вы готовы использовать для шантажа?

— О, при умении таким эпизодом может стать буквально любой.

— Не сомневаюсь.

— А уж вы вообще наследили так наследили.
Вам легко что-то предъявить.

Нет, при объективном суждении совершенно ясно, что вы были совершенно бескорыстны.
Что вы совершенно невинны.

И что промахи простительны. Тем более ребёнку.
Тем более героически исправившему свои ошибки.

Но при немного необъективном подходе так же легко приписать вам корысть, предательство, измену интересам землян, сговор с пиратами и многое другое.

— Неужели такое возможно на Земле в наше время?

— Что именно?

— Такая предвзятость.

— В виде большого исключения.
И только ради общего блага.

Ради несомненной и огромной пользы.
При необходимости.

— И какие эпизоды вы собираетесь перевернуть?

— Не собираемся. Уверены, что этого удастся избежать.

— Не удастся. Вам придётся переворачивать.

— Не придётся. Вы сами поймёте, что ваше место в патруле.
Когда хорошо подумаете.

— Я уже думала.
Так что вам удастся привлечь меня в патруль, только если вы прибегнете к шантажу.

— Не спешите.
Познакомьтесь сначала с тем, как можно вывернуть ваши поступки в прошлом.

— Давайте.

— Ну вот например письмо к Крысу.
Понятно, что вы просто хотели спасти фауну Стеговии.

Вы ничего плохого не делали.
Но ведь сам факт, что вы обращались за помощью, за советом к Крысу, уже может вас утопить.

Вы понимаете это?
Или сомневаетесь?

— Нет, не сомневаюсь.

— Хм… у вас в самом деле богатый жизненный опыт.

— Вы даже не представляете, насколько.

— А тут вы ошибаетесь.
Я знаю вашу биографию досконально.
40. Перевернуть
— Чем ещё собираетесь топить?

— Чем? … Да вот хоть ваше согласие стать императрицей одной планеты.

— Ну и что? Я никогда не вмешивалась в жизнь этой планеты.
Императрица я там лишь номинальная.
Вроде почётного академика.
Даже во время почётного визита я была там обычной туристкой, обычной гостьей.

— Но при этом планетяне всерьёз готовы отдать в ваши руки бразды правления.

— И что плохого вы в этом находите?

— Как что. Это же противоречит нашим ценностям.
Мы чему учим с детства наших граждан?
Личной скромности, бескорыстию.

— Так у меня и нет корысти.

— Но вы не отказались от титула!
Уже одно это — можно подать как угрозу основам этики и общественной, социальной безопасности Земли.

— Можно… Да, можно. Всё можно.
Как мне это знакомо.

— В самом деле?

— Из истории.
История полна подобными ситуациями.

Вы же тоже изучали историю?
И Земли, и других цивилизаций?

— Я? Ну разумеется.

— Ну вот.
Правда, я не ожидала встретить такое даже на Земле даже в наше время.
Это полная неожиданность.

— Не преувеличивайте проблему.
Ну так что — вы поменяли своё решение?

— Нет.

— Как жаль. Вот честное слово.
Мне так неприятно настаивать.
Вы просто не представляете.

— Так и не настаивайте.

— Не могу. Долг. Служебный долг.

— Вы так убеждены в том, что я нужна патрулю и что допустим даже шантаж?

— Я? … Уже не знаю.
Но дело не во мне. Это система.
Если даже я поменяю мнение — всё равно кто-то сделает эту работу.

— А если нет?

— Как это?

— Ну —, а если все по зову совести решат не делать эту работу?

— Хм… сомневаюсь.

— «Никто поделать ничего не смог.
Но был один, который не стрелял».

— Вы тоже знаете Высоцкого?

— Кто же его не знает.
Но вы намёк-то поняли из цитаты?

— Да понял я. Что же тут непонятного.

— Что вы поняли?

— Что нельзя думать «если не я, то другой».
Достаточно самому поступать по совести.

А тогда может оказаться, что все поступят по совести
И беспредела станет меньше.

— Ну так и поступайте.

— Штука в том, что я пока сам не уверен, что по совести — это не уговаривать вас.

— Не шантажировать — это всегда по совести.

— Я так понял, что шантаж — это не очень всерьёз.
Главная ставка на вашу сознательность.

— И всё равно не стесняетесь шантажа.

— Тяжело с вами разговаривать.

— Только если спорить.

— Вот именно.

— Может это только потому, что я права?

— Я бы даже сказал, что опасно с вами спорить.
Того и гляди на свою стороны перевербуете.

— Только если вы честный неглупый человек.
И сами понимаете, на какой стороне справедливость.

— Вот и я говорю.
Знаете, я тут долго не мог понять, почему почти все, кто с вами знаком, готовы чуть ли не жизнь отдать за вас.

А теперь начинаю понимать.
Мало того что вы убедительны.
Так ещё и обаятельны до крайности.

Это и по видео ясно.
Но в личном общении куда заметнее.

— Я пойду?

— Каков ваш ответ?

— А знаете… я наверное пока не отказываюсь.
Я подумаю.

— Вот и хорошо. Подумайте.
41. После предложения
По дороге домой Алиса мечтала, почти молилась о том, чтобы ещё хоть разочек увидеть Пашку.
Чтобы он оказался там, где они договорились встретиться.

Сожалея о потерянном времени.
Ей ещё два месяца назад разрешили осторожный и редкий (не чаще раза в месяц) секс без фрикций.

Так нет же — вместо того чтобы немедленно воспользоваться этим подарком судьбы, они с Пашей решили ещё немного подождать: до его дня рождения.

Мол, день рождения — это особенный день.
И стоит до него подождать.

Так как в этот день всё особенное.
Тем более что всё равно пока можно немногое и желательно ещё подождать.

Как они могли быть такими самонадеянными?
Они же знали, что такие промедления — непозволительная роскошь для них.

Что не в их условиях тянуть время, дожидаясь всего и сразу.
Уж она-то точно понимала это слишком хорошо.

Расслабилась. Непозволительно расслабилась.
Их не трогали. Ни разу с тех пор, как они вернулись с Эвридики.

Ни разу "в этой реальности".
Так что Алиса и в самом деле начала надеяться, что обойдётся.
Что в этой реальности не окажется места таким разговорам, какой был только что.

Вот она и стала менее осторожной.

Ну ничего, она немедленно это исправит.
Если… если удастся встретиться с Пашей.

… Главное — не сбить ему настроение своей паникой.

***
Её молитвы были услышаны.
Они встретились.

Заметив, какой у неё взгляд, Паша спросил:

— Алис, что с тобой?

— Паша, пора. По-ра.

— Что пора?

— Переспать.

— Когда?

— Чем скорее тем лучше.

— …Сегодня?

— Даже сейчас.

— Мы же собирались на мой день рождения.

— Я помню. Но лучше раньше.

— А что за спешка?

— Есть причины.

— Это из-за твоего сегодняшнего разговора?

— Какого разговора?

— О твоей работе в патруле.

— А ты откуда о нём знаешь?

— Только не подумай, что я подслушивал или что-то в этом роде.

— Хорошо, не подумаю, но как-то ты ведь узнал.

— Понимаешь, какое дело.
Я иногда вижу и слышу то же, что и ты.
Словно я в тебе.
И вижу, где ты, даже если ты не рядом.

— Вот это да.
И ты ничего мне не сказал об этом?

— Я просто пока сам не понял, что это за странность со мной.
Думал — вот понаблюдаю за этим сначала. Может, пройдёт со временем.

— И не проходит?

— Нет.

— А давно это у тебя?

— … Честно говоря, почти с тех самых пор, как мы вернулись.
Но тогда это было редко.
Я сначала вообще думал, что что мне просто показалось.
А потом…

— И как часто ты меня теперь может видеть на расстоянии?

— Почти всегда, когда захочу.

— Тааак…

— Знаешь, я может и чаще бы тебя видел на расстоянии.
Но мы же теперь почти всё время вместе.
В эти моменты я и так вижу и слышу то же, что и ты.

— А мои мысли ты случайно не знаешь?

— … Я пока не понял. Иногда мне кажется, что я догадываюсь, о чём ты думаешь.
Но не уверен.
Для уверенности надо было бы спросить тебя, в самом деле деле ты думаешь то, что я «прочитал» в твоих мыслях.

— Понятно… То есть ничего не понятно.

— Знаешь, я пока не сильно старался «читать» твои мысли.
Это же почти как подслушивать.
А без твоего разрешения вроде как не следует читать.

— Паша, нам надо проверить, насколько чётко ты можешь читать мои мысли.
Это может очень нам пригодиться.
Разговаривать, не произнося слова — это же так удобно иногда!

— Да. Особенно если бы ещё и ты тоже смогла читать мои мысли.
Ты мои можешь читать?

— Да где там…

— Тебе надо попробовать. У тебя не может не получиться.

— Почему ты так думаешь?

— У тебя же всё получается.
И к тому же у нас же общая душа.
Наверное, поэтому я и могу слышать и видеть то же, что и ты, даже вдали.

— Но вот я-то пока не могу этого.

— Знаешь…, а мне кажется, что скоро ты тоже это сможешь.

— Когда?

— Когда мы переспим.

— Почему именно после этого?

— Элементарно, Алиса…

— Ты думаешь, что физический контакт может подстегнуть включение такой способности?

— Скорее всего.
Особенно если это не просто механический внешний контакт.
А соединение всех энергий двух организмов.

Как это происходит у нас даже при обычном общении и при прикосновениях.
И как наверняка произойдёт при сексе.

— Ну что ж…
Давай проверим твою гипотезу.

— Переспав?

— Да.

— Алис… это конечно весомый повод.
Но … ты уверена, что надо спешить?

— У тебя есть желание отказаться?

— Нет.

— Значит, поспешим.

— Зачем? Только для проверки гипотезы?

— Нет конечно. Хотя уже одно это весомый повод.
Но главное — из-за моего разговора сегодня.
Ты же сам об этом догадался.

— А почему именно этот разговор заставляет тебя спешить?

— Потому что… я не знаю, долго ли мы теперь пробудем вместе.

— Даже так.

— Паша, я боялась, что даже сейчас уже не застану тебя.
Но нам повезло. Пока застала.

Давай не будем рисковать ещё больше.
Я не прощу себе, если снова не успею сделать тебе этот подарок. Близость.

— Да разве я против. Меня и уговаривать не надо.
Просто понять хотел.
Ты думаешь, что нас могут разлучить уже сейчас?

— А когда же. В любой момент.
Я понятия не имею, что там у них на уме.

Но о патруле они уже заговорили со мной.
Значит, дальше они могут прийти к выводу, что именно ты мешаешь их планам.
И тогда…

Мы конечно постараемся избежать уготованной нам ими судьбы.
Но нужно подстраховаться.

Что бы там ни случилось дальше — я хочу, чтобы хотя бы близость у нас была.
Хоть раз.

— Ну уж. Всего раз?
Надеюсь, что успеем и больше.

— Я тоже.
42. Давняя песня
— Так… хоть у нас всё решено, но теперь… когда мы вплотную перед этим событием, я не имею права не спросить у тебя ещё раз.

— Неужели о том, что я думаю?
Опять старая песня?

— Да…

— Только не это.

— Паша, это только уточнение.
Я по-прежнему сомневаюсь, что у меня есть право на … близость с тобой.

Поскольку я считаю, что в прошлый раз… предала тебя…
И тем, что не попробовала найти и вернуть к жизни…

— Тебе всё равно не позволили бы.

— Возможно. Но моё дело было попробовать…
А ещё я предала тебя тем, что не умерла тогда же…
И согласилась работать в патруле…

И тем, что прошла те курсы…
И тем, что не поняла разрушительного характера моей деятельности.

— Что было то было.
К тому же это что называется — было давно и неправда.

— Для меня — было.

— Алис, теперь происходит исправление истории.
Понимаешь?
У нас есть шанс всё исправить.
Всё-всё.

— Но то, что уже было, настолько…

— Алис, того, что ты помнишь, просто не было.
Не было, понимаешь?

— Ладно, раз ты так в этом уверен…

— Абсолютно.
И более того… тебе не кажется, что всё случившееся даже повысило качество наших чувств?

— Кажется. Но сначала оно чуть не убило нас.

— Но теперь-то твоя душа ожила?
Душевные переломы зажили? Срослись?

— Более-менее.
Твоими стараниями, кстати.

— То ли ещё будет.
Я уверен, что секс поможет мне передать тебе ещё больше любви и энергии.

И тогда ты окончательно восстановишься.
И станешь даже лучше, чем раньше.

— Исцеление сексом?

— Любовью, Алиса.
Исцеление любовью.

Кстати, я же говорил, что изучил твои советы по отношениям с любимой.
Это относится и к советам по первому сексу с девушкой.
Я помню все твои рекомендации, как «отче наш».

— Ясно…
Приступим теперь к практическим занятиям?

— Ага. Пришло время сдать тебе экзамен.

— Да уж…

— Ну так что… примешь у меня экзамен?

— Это ещё вопрос, кто кого экзаменует.

— Ты конечно.

— Знаешь, мне жаль, что я уже имею представление о том, как это всё может происходить.
Я бы предпочла только теперь, с тобой это познавать.

— А я уверен, что со мной у тебя всё будет совсем иначе.
И всё будет по-новому.

— Это конечно.
Но было бы ещё лучше, если бы вообще всё-всё я узнала только теперь.

— Ладно, на деле разберёмся, так ли уж важен твой прошлый опыт.

— Да, давай.

— Хочу, чтобы бы знала, Алиса.
И хочу сказать это сразу, пока ещё соображаю.

И пока способен говорить более-менее связно…
А то боюсь, что потом забуду это сказать, а это очень важно.
Или напутаю…

Давно хотел сказать это, но уместно говорить только теперь, когда ты пришла ко мне для близости…

Я конечно хочу тебя. Хочу близости с тобой.
Но я хочу это не просто ради собственного оргазма.
И даже не только твоего удовольствия.

Меня тянет в тебя, в самые глубины твоего тела не только желание разрядки давнего вожделения.
Но и что-то намного более сильное.

Меня тянет в тебя жажда прикоснуться к твоей душе.
Погрузиться в неё. Слиться с ней.
Понимаешь?

— Кажется, понимаю.
Мне знакомы эти ощущения.

— Вот видишь.
И я чувствую, что близость при сексе может здорово помочь этому слиянию.

Мне не просто твоё тело хочется чувствовать, хоть и это тоже упоительно.
Но ещё больше, намного больше мне хочется через тесный контакт наших тел добиться особенно тесного и полного слияния с твоим духом.

Достичь того уровня полноты контакта, которого можно достичь именно с помощью физической близости при сексе.

— Невероятно.

— Что?

— Именно этого хочется и мне тоже.

— Наши желания и стремления и на этот раз, как и всегда, согласны.

— Тогда начнём?

— Да, пора.
Кстати, чтобы ты не волновалась, я должен сказать тебе, что помню о том, что пока нам можно только раз в месяц. И только без фрикций.

— Да, и мне очень жаль, что пока только так.

— Для меня и это — неслыханное богатство.
Думаю, что пока нам и этого хватит выше крыши.

Главное ведь не фрикции.
А полнота душевного контакта.

— Золотые слова.
44. На простыне пустого берега

Когда сердца наполнены любовью,
Тела умеют чувствовать сильней.

И ангелы слетятся к изголовью,
Чтобы воспеть возвышенность страстей!

(Петр Давыдов)

https://www.stihi.ru/14.02.2009/1250


Неожиданно Алиса поймала себя на том, что волнуется так, словно она неопытная девочка.
Точнее, намного сильнее.

Она волновалась как раз потому, что опыт у неё был.
И слишком большой.

Намного больше, чем ей хотелось бы и чем было нужно.
И это очень мешало ей сейчас.

И совсем не помогало.
Ничего полезного в её прошлом опыте не было для нынешнего события.
Ничего такого, что сейчас пригодилось бы.

Потому что в её прошлом опыте не было любви.
Не было занятия любовью, а не сексом.
Даже несмотря на то, что некоторые партнёры были ей дороги и любили её сами.

А в этот раз она занималась любовью.
Тем, чем раньше не занималась.
Никогда.

Сейчас всё было иначе.
Это было несравнимо ни с чем, что было знакомо ей раньше.

Настолько иначе, что Алисе казалось, что сейчас даже нервы работают какие-то другие.
Не те, что раньше.

Но даже если и те же самые, то работают они на этот раз совершенно иначе.
Словно только сейчас обрели способность воспринимать.
И проводить нервные импульсы.

***

До получения этого опыта, в свой «прошлый первый раз» она как раз и не волновалась.
Потому что ей всё равно было.

Её другое тогда заботило. Только одно —
Она знала, что при всём её согласии на акт и на обучение это может отравить её.
Поэтому она боялась, что сломается на этом так, что не сможет работать.

А теперь ей было далеко не всё равно.
Потому что теперь она была с Пашей.

И потому что теперь она боялась, что не выдержит счастья.
Которое окутывало и пронизывало её уже с момента, когда она убедилась, что Паша не передумал.

Но пока она не решалась отдаться этому состоянию и плыть по течению, которое несло их.
Ещё было рано радоваться.
Ещё ничего не случилось.

Ещё всё может перемениться.
Пашка может исчезнуть, и всё может оказаться сном или галлюцинацией.

Ей жутко хотелось попросить Пашу поторопиться.
Сделать главное. —

Просто войти в неё.
Поставив этим точку.
Положив конец её опасениям.

Что они не успеют.
Что им помешают.
Что их остановят.

Что она не успеет отдать Пашке то, что ему принадлежит.
Себя. Свою любовь. Свою энергию.
Опыт владения любимой женщиной. Единения с ней.

Поэтому мысленно она торопила его. Сделать главное.
И тогда уже потом постфактум можно и всё остальное.

Все эти ласки, которые её друг с такой любовью, с таким желанием и энтузиазмом принялся расточать ей.

Но она не хотела мешать ему сделать всё так, как он хочет.
Как он себе намечтал и нафантазировал.

Так, как он считает нужным, веря в то, что это поможет ему исцелить её раненую тяжёлыми воспоминаниями память.
Поэтому она не просила его поторопиться.

Тем более что он с таким упоением взялся за дело и с таким упоением его продолжал.

Это развеяло одно из опасений Алисы. —
Что в какой-то момент Паша может и передумать.
Расхотеть доводить дело до конца.

И она готова была отнестись к этому с пониманием.
Она скорее удивлялась тому, что он не останавливался.

И что он вообще хочет её.
После всего, что о ней узнал.

***

Она старалась не выражать своих сомнений много и насыщенно пожившей женщины.
Считающей, что она имеет основания для сомнений.

Но не имеющей права отталкивать дорогого ей человека и огорчать его.
А вдруг она не так уж и права в своих сомнениях?
Вдруг чего-то не учитывает?

Она по-прежнему так и не избавилось и от сомнений в своём праве соглашаться на близость.
Хоть и старалась не говорить об этом лишний раз с Пашей, так как эти разговоры его тоже огорчали.
Но сама-то всё время сомневалась.

Но она теперь не представляла, чем обосновать отказ.
Теперь, когда она выглядит Пашиной ровесницей, а не его бабушкой.

Пашка не понял бы отказа.
Смириться может и смирился бы с её решением.
Но от недоумения не избавился бы никогда.

Никогда.
И это нанесло бы ему рану.
А ей ли наносить раны самому дорогому человеку…

Вот поэтому она сейчас с ним.
Под ним.
А он в ней.

И она принимает его ласки и его нежность.
И старается сделать так, чтобы и он тоже почувствовал её любовь.

***

Словно догадываясь о нюансах её состояния, Паша умудрялся так вести свою партию, что все его жесты, слова, интонации ни разу не вызвали в ней даже тени диссонанса.

Наоборот, ей было очень уютно.
Он умудрялся как-то гасить все её невысказанные опасения и сомнения.

Она даже заинтересовалась было этим феноменом.
Как ему это удаётся.

Как он добивается такого комфортного состояния у неё.
В этом была какая-то магия.

***

И тут Алису осенило.
Это пришло, как озарение.

Всё просто.
Секрет такого сильного и чудесного влияния Пашиных ласк на неё — в его поразительной чистоте.

В чистоте его страсти.
В бескорыстии его стремления исцелить её его любовью.

«Мой чистый мальчик», — с волнением подумала Алиса, тая от его деликатности, ощущаемой даже в самых интимных его жестах.

Это открытие что-то поменяло в ней.
Её память о её жизни без Паши мягко тонула на дальних планах.

И стало казаться, что в постоянном Пашином заклинании о том, что «тех событий не было» есть какая-то истина.

Во всяком случае Алиса всё сильнее ощущала память о событиях без Паши так, словно это была память о просмотренном фильме, а не о собственной жизни.

***

Возникло ощущение, напоминающее её ощущение при их возвращении на Землю с Пашей.
С Эвридики.

С момента, когда на экране появилась Земля, с ней стало что-то происходить,
Смотря на Землю на экране и на неизменно весёлого Пашку рядом, Алиса начала как-то особенно глубоко чувствовать, что он в самом деле с ней.

Что на этот раз она возвращается не одна.
А с ним.

И в тот момент ей тоже показалось, что в самом деле жизнь без Паши в каком-то смысле привиделась.
Скорее всего она была на самом деле, но в таком смысле, что словно и не было.

А уж когда они подлетели и облетали Землю по орбите…
Она начала улыбаться.

Ей показалось, что она стала то ли просыпаться, то ли оживать.
То ли возвращаться из глубокого обморока.

Потому что всё снова так, как много раз бывало.
Когда они возвращались с Пашей вместе.

И так же вместе облетали Землю, любуясь ею.
Они оба всегда очень любили эти моменты.
И старались провести это время рядом.

Они приближались к своему дому.
К своей Земле.
К своему оазису.

Такому хрупкому в огромном Космосе.
И всё же служившему для них надёжным домом.

Оба чувствовали это очень остро.

А вот в тот раз, когда она вернулась одна, она не испытывала никаких эмоций от вида Земли.
Кроме контраста ситуации с прежними случаями, когда она была с Пашей.

И от этого контраста возникало странное ощущение, что всё это какая-то иллюзия.
Алиса списала ощущение на стресс.
Но может тогда не только в стрессе было дело?

Может, то прежнее возвращение было ненастоящим?
А настоящее только теперь?
Когда с ней снова Паша.

В любом случае любование Землёй в компании Паши при возвращении что-то в ней тогда оживило.

А теперь что-то похожее происходило и благодаря Пашиным ласкам.
Что-то, отдающее психофизической алхимией.
45.
Алиса отметила про себя, что в Пашиных действиях есть много такого, что она ему не подсказывала в «методичке».
Это были его собственные находки.

Так что ей, пожалуй, нужно будет переписать методичку…
Вместе с Пашей.

Когда она сообразит, как это подать.
Потому что дело было не в механике.
А в отношении к ней со стороны Паши.

Несмотря на его явное сильнейшее желание, ни разу Алисе не показалось, что к его чувствам применимо слово «похоть».

Пашка просто был несказанно счастлив тем, что получил возможность дарить ей свою любовь ранее запретным способом.

В эффективность и целебность которого он свято верил.
И давно лелеял мечту полечить этим способом свою Алису.

Веря, что это точно поможет её долечить.
А Паша страстно хотел её долечить.

И сейчас словно все время помнил о намерении исцелить.
И в самом деле врачевал её своей нежностью и любовью.

Счастливость Паши до глубины души трогала Алису, вызывая в ней желание поддержать его настроение, если уж пока не удастся усилить.
И уж тем более не погасить и не сбить.

И она старалась не сделать сама лишнего жеста.
Но и дать Паше понять, что она принимает его настроение.

В какой-то момент Алисе показалось, что она пропитывается каким-то светом.

Хоть и не замечала никакого света.
Это было просто внутреннее ощущение.

И источником этого света был конечно Паша.
И не только его лучистый взгляд.
Казалось, что он весь источает свет.

Было удивительно ощущать свет, не замечая никакого света зрением.

Наверное, какое-то излучение всё же имело место, — по многолетней привычке отметила про себя Алиса где-то краем сознания, на котором всегда работал регистратор и анализатор обстоятельств.

Невидимый, но ощутимый, этот свет сейчас соединял их, окружая единым полем.

Ощущение крепло, и в какой-то момент перешло у Алисы в ощущение, что через неё стали проходить всё более сильные волны.
Вымывая не только всё, что казалось Алисе грязным, но и даже само горе.

Даже те пласты, о которых Алиса не подозревала ранее.
Пока сейчас не заметила их уже при их удалении.

Куда же уносится это горе?
Уносится в пространство?
А не отравит ли оно его?

Нет, оно не просто в пространство уносится.
По пути горе совсем нейтрализуется.
Распадается на атомы.

И эти атомы не несут в себе негативного оттенка.
Наоборот. Даже эти атомы — это уже атомы счастья.

Алиса стало так легко, что казалось, будто она может взлететь.
Могла бы.
Если бы её не прижимал к земле собой Паша.

Она хотела сказать ему о появлении этой особой лёгкости.
И даже предложить проверить, в самом ли деле она может взлететь.

Но Паша приложил палец к губам, показывая, чтобы она пока не произносила ничего.

Как-то так получилось, что они мало разговаривали всё это время.
Словно слова могли нарушить атмосферу.

Но они отлично понимали друг друга и по другим сигналам.
И в том числе благодаря особой чуткости от сонастроя друг друга.

Алиса упустила момент, когда оказалась в положении девочки в руках опытного мужчины.
Казалось бы, могло быть наоборот — она опытная женщина, а он юнец.

А получилось иначе.
Впрочем, в этом была своя логика.

Так как тот опыт, который был у неё, сейчас и не был нужен.
Он был "в минус".

Потому что в том её опыте любви не было.
А нужно было что-то, близкое любви.

Сейчас требовалось именно нащупывать эту любовь.
Находить интонации, угодные любви.
Чтобы приманить эту чуткую и взыскательную субстанцию.

И у Пашки это отлично получалось.

У него не было опыта "в минус".
Вот и получалось, что он как бы ведущий сейчас в их паре...

И вообще он словно воплощал собой любовное начало в природе.
Начало юного бога весны.

Это и раньше улавливалось.
А в этот момент стало особенно явно.

Но ему удавалось и Алису настроить на тот же лад, настроить на любовь и обмен любовными энергиями.

Втянуть в найденное им любовное состояние.
Волшебное состояние.

В котором огорчения гасятся.
А вот счастье, наоборот, чувствует себя вольно.

Алисе стало казаться, что теперь и она тоже стала излучать то ли свет, то ли энергию.
Теперь ей было проще это делать.
После тех «волн».

Постепенно Алиса всё больше воспринимала потоки энергии между собой и Пашей.

Затем потоки стали такими интенсивными и всеохватными, что Алиса потеряла ощущение границ между собой и Пашей, ощущая его и себя некоей общностью.

А то и весь мир заодно - единым с ними.

Впрочем, это условные выражения.
Так как восприятие стало к тому времени вообще в принципе уже настолько условным по обычным меркам и имело совершенно другие свойства и другую природу.

Странности дошли до того, что Алиса казалось, что она ощущает такие моменты, которые по идее мог ощущать только Паша.

На пару секунд Алиса и вовсе потеряла сознание.
Чего раньше никогда с ней не случалось во время секса.

Впрочем, и такого секса у неё раньше тоже никогда не случалось.
Нынешний секс и сексом-то можно было назвать условно.

Формально-то и внешне само собой секс.
Самый что ни на есть явный.

Но уровню пережитого это просто мистерия какая-то.

Причащение.
К Вечности.

___________________


На простыне пустого берега
Ты отдавалась мне и верила,
Что бесконечность нам отмерена
Такой негаданной судьбой.

Твоя любовь — моя религия,
А ты сама — моя реликвия.
И не хочу прожить ни мига я,
Не разделив его с тобой.

https://www.stihi.ru/28.11.2001-01
46. После
— Всё, — первое, что сказала Алиса, когда поутихли страсти.

— Что всё? — уточнил Паша.

— Всё.
… Что бы ни случилось дальше — это уже случилось.
Это теперь не отменить.

— Это точно.
…А что «это»?

— Ты. Во мне. Кончил.
Я. Тебе. Подарила. Оргазм.

— А, это…

— А ты что подумал?

— Ой Алис, тут много чего можно подумать.

— Да, много.

— Но ты подарила мне не только оргазм.

— А что ещё?

— Что? … Сам не знаю, как это называется.
… Душу, что ли.

У меня было ощущение, что ты хочешь отдать мне все свои жизненные силы.
И как сильно ты хочешь быть со мной. Близости со мной.
Как ты нуждаешься во мне и нашей близости.

Как сильно ты хочешь отдать мне всё самое ценное.
Как сильно ты желаешь мне счастья.

И хотел вознаградить тебя тем же самым.
Вернуть тебе все силы.

— Я почувствовала это.

— Ну вот и обменялись … энергиями.

— Паша, твои энергии для меня — как очищающий душ.

— Ты не нуждаешься в очищении.
Ты самое чистое существо на свете.

— Но я не чувствовала себя чистой. Давно.
А теперь наконец-то почувствовала.

— Алиса-Алиса.
Ты же смогла вернуть меня из небытия.

Это главное доказательство, что ты и раньше была чиста.
Иначе вряд ли что-то получилось бы.

— Возможно.
Но я-то о субъективных ощущениях говорю.
А для них даже такие доводы зыбки.

— Ладно.
Это хорошо, что ты хоть теперь почувствовала себя так, как хочешь.
Главное, что ты получила то, что хотела.

— Да.
… Теперь можно и твоего ребёнка зачать…

***

— Сейчас?

— Да хоть сейчас.
…Было бы совсем хорошо, если бы твой сперматозоид ещё и в ребёнка начал превращаться уже сегодня.

— Ты хотела сказать — если бы мой сперматозоид начал превращать в ребёнка твою яйцеклетку?

— Ну да.

— Ты же пока не готова к беременности.

— Да знаю я.
Я имею в виду — было бы хорошо, если бы я уже была готова.

Ну, а раз не готова, то хорошо, что день сегодня совсем незалётный.
Паш, мы пока только несколько дней перед месячными можем уделять сексу.
Чтобы пока не было беременности.

— Я помню.
Но это приемлемо. Тебе же пока и самой не рекомендованы частые акты.

…Ты как себя чувствуешь-то сейчас?

— Как в раю.
У меня такое странное ощущение сейчас.

Никак не могу постичь его.
Словно… словно я наконец-то освободилась от чего-то.

— Алис, это конечно очень важно.
Но я пока спрашивал про другое.

— Да? А про что?

— Как ты… там? Не болит?

— Там-то? … Да вроде нет.

— Ну слава богу тогда.

— И самого себя не забудь похвалить.
Дефлорировал-то все же ты.

— С божьей помощью.

— Ладно, как хочешь.

— Значит, в самом деле терпимо?

— Да терпимо конечно.
Было бы странно, если бы болело.
С твоей-то осторожностью.

— Ну так я же наученый мужчина.
Знаю, как не травмировать девочку.

— Пашенька, ты конечно молодец, и механика тут тоже важна.
Но самое главное — что на этот раз со мной ты.
Остальное всё же второстепенно.

— Почему?

— Потому что секс с нелюбимым убивает душу девушки.
Отравляет.

Даже если нелюбый предельно корректен, бережен и ласков.
Даже если девушка сама хочет секса с ним.

— Хочет с нелюбимым?

— Ну нет конечно.
«Хочет» — это неправильное слово тут.

Не хочет, а просто согласна по какой-то причине.
Хотеть секса с нелюбимым она не может.

…Так что пережитое с тобой и благодаря тебе стало для меня настоящим откровением.
… Я только теперь и узнала, что может чувствовать женщина с любимым.

… Господи, до чего же пустой была моя прежняя жизнь без этого.
И какими пустыми были все мои связи, включая и так называемые законные браки.

— «Она жила под солнцем - там,
Где синих звезд без счета»

— «Но он и там её настиг,
и счастлив единый»

— Ты считаешь, что настиг?

— А разве нет?
…До самой шейки, — задумчиво проговорила Алиса.

— Ну это да…
Но я имел в виду другое...
Ты же такая крутая, Алиса.
Иногда я думаю - а достоин ли я тебя.

— Вот зря ты так думаешь!
Разве то, что я тебя люблю - не должно убрать твои сомнения?

— Это помогает конечно.
Но вот вспоминаю хотя бы тот случай.

Когда ты так резво и вовремя бластером полоснула.
Ты же спасла нас от повторения истории.

— Я же уже говорила.
Это просто рефлекс.
Если бы у тебя было хоть немного опыта, то и ты не растерялся бы.

— Но я растерялся.

— Это тогда. Но теперь ты же уже более собранный?

— Ну так то теперь.

— Вот погоди.
Во время беременности я может таким тормозом стану, что геройствовать только ты будешь за двоих.

Защищая меня и плод так же, как наши пнуты на Стеговии защищали своих жён над яйцами.

— Ты? Тормозом?

— Запросто.

— Не могу себе такого представить.

— А ты попробуй.
Нужна ли тебе будет тогда такая заторможенная подруга.

— Алиса, не кощунствуй.
Ты мне любая нужна.

А уж беременная тем более.
И вообще. Я же люблю тебя не за крутость.
Хотя это конечно тоже восхищает.

— А за что тогда любишь?

— Не знаю. Просто не могу без тебя. За всё.

***

— Паш… А как насчёт:

«Да только был тот яркий миг
их песней лебединой»?

— Наша не лебединая.
Мы счастливцы не только одночасья.

И всегда будем на высшем небе счастья.
Никуда мы не упадём.

— Но к земле-то направимся?

— Обязательно.

«Крылатым ангелам сродни,
К земле направились они»

— «Опасная повадка,
Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

— Пускай себе следят.
И за ними следящие найдутся.

— Ладно, наше дело — постараться воспользоваться тем временем, какое нам отпущено.

— И сделать всё от нас зависящее, чтобы этого времени оказалось побольше.

— Хорошо, что теперь мы точно не потеряем друг друга.

— Ага. После сеанса близости нам будет проще находить друг друга, где бы мы ни оказались.
Кстати, ждём развития и в тебе тоже способности к телепатии и прочему.

— Кажется, что-то в самом деле начинается.

— Да? А что именно?

— … Мне иногда казалось, что я воспринимаю не только свои ощущения, но и ощущения в твоём теле.

— Интересно.
Надо будет потом ещё раз попробовать.

— И не один раз.

_______________________

Ребята цитируют эту песню:

https://www.youtube.com/watch?v=XZO5nJlHydE
https://www.youtube.com/watch?v=NqDx9E-tWqI

Не 1 к 1, но отдалённо похоже по интонации:

http://helpster.ru/pic/misc/pic/15189/com/398206.gif
47. Новые обстоятельства
— Паша, ты слышишь меня?

— Да.

— Здорово.

— Да. Наша связь принесла свои плоды — секс помог нам включить способность разговаривать без звуков, одними мыслями.
Теперь даже ты меня можешь так слышать.

— Так вот, Паша.
Пока отбой.

— Ты о чём?

— А ты не в курсе?

— Я пока не всегда знаю всё, что с тобой происходит.

— У меня опять был особый разговор.

— Они?

— Да.

— Снова приглашали в патруль? То есть заманивали?
Ты знаешь, что я не допущу этого.

— Как ни странно, но нет, не приглашали.

— А чего тогда хотели?

— Принесли извинения.

— Извинения?

— Да.

— За что?

— За прошлый разговор.
Дескать, подчинённые неверно поняли задачу.

Якобы никто не собирался меня шантажировать.
А разве что сообщить о готовности принять в свои ряды, если на то будет моё желание.

— В самом деле странно.

— Да, а человек, который делал мне предложение от имени патруля в прошлый раз, сказал, что, счастлив, что ему больше не придётся уговаривать меня.

Очень извинялся за сломанный телефон, из-за которого вообще завёл речь о возможности шантажа.
И даже добавил, что рад будет помочь, если мне понадобится.

— Ты им веришь?

— Хотелось бы. Очень хотелось бы.
Ведь это же означает свободу для нас.

И возможность спокойной жизни.
А ещё это просто приятно - верить людям.

— Но ты не веришь?

— Частично.

— Поясни.

— Я вот что предполагаю.
Скорее всего они понимают, что шантажировать меня — это всё-таки плохая идея.
Во всех смыслах.

И отказались от неё.
А скорее всего вообще не собирались шантажировать.
Мне самой показалось при прошлом разговоре, что сотрудник искренне сожалеет, что вынужден вести речь о шантаже.

— А зачем тогда шантажировали?

— Не знаю. Может просто пробный камень.
А скорее всего… чтобы потом благородно принести извинения за неверно понятое подчинёнными задание.

Надеясь, что после такого контраста я на радостях расслаблюсь, убавлю бдительность.
А заодно проникнусь к ним дополнительной симпатией.

— Симпатией? За сломанный телефон и такие его результаты?

— Они знают, что я снисходительна к человеческим промахам.

— Ничего себе промах.

— Да ладно, ничего же не случилось.

— А надо, чтобы ещё и случилось?

— Паш, тебе рассказать о моей версии об их мотивах?

— Да, конечно.

— Я полагаю, что они даже тебя трогать не станут.

— Почему?

— Мне кажется, что они понимают, что я не поверила бы в случайность твоего исчезновения.
И подозревала бы их в причастности к этому.
Что конечно не способствовало бы моему желанию помогать им.

— Но если они всё равно рассчитывают на твоё сотрудничество и захотят меня убрать?

— В таком случае они вряд ли станут действовать грубо.
Они не захотят вызвать моих подозрений.
А поищут способ разлучить нас так, чтобы невозможно было заподозрить их участие в этом.

— Ну и как же нас можно разлучить?

— Сделать так, чтобы я сама захотела с тобой расстаться.
Чтобы мне невыносима стала мысль об общении с тобой.

— Но это же невозможно.
Тем более теперь.

— Но они-то этого не знают.
Зато хорошо знают, что я не вытерпела бы, к примеру, твоей измены.

— Я же не могу тебе изменить.

— Я знаю, Паша.
Но они могут думать, что есть возможности инсценировать измену.
Подстроить.
Да просто подсунуть тебе кого-то похожего на меня.

— Я понял. Подстроить можно что угодно.
Алиса, если тебе покажется, что я изменил тебе — ты должна думать, что это какая-то ошибка.

Мы потом во всём вместе разберёмся.
Ты главное не спеши огорчаться.
И главное … не совершай ничего … непоправимого.

— Например?

— … Ничего.
… Не сбегай от меня.

— Постараюсь.
Я тоже уже думала об этом.

А ещё о том, что тебя тоже могут спровоцировать на какие-то неадекватные поступки.
Так что ты тоже не должен действовать сгоряча.
А сначала всё выяснить.

— А я-то что могу сделать сгоряча?

— Да что угодно.
Так что ты тоже должен думать, что это какая-то ошибка, если узнаешь, что я тебе изменила.
Даже если увидишь это собственными глазами.

— Я понял.

— Тебе могут сказать, что у меня пробудилось прошлое.
Что потянуло на прежнее (если узнают о тех 87 годах).
Не верь.

— Я понял.
Алис, а если я стану вести себя, как придурок, ты тоже не верь, что это я по-настоящему.

— Хорошо, буду думать, что неадекватное поведение — из-за отравления.

— Да. Есть же яды, портящие поведение и делающие людей психопатами.

— «Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.»

— «Когда любовь сильна ей нет преград.
Она не оробеет, не отступит.
Пусть умоляют, пусть грозят,
Пусть горы злата ей сулят -
Её никто не сломит и не купит»

— Зато любящих обмануть легко.
Они хоть и не хотят верить в плохое.
Но зато боль чувствуют до того, как поверят.

— Значит, нам пока главное — не поддаваться на провокации.
И верить только друг другу.

— И помогут нам в этом наши новые способности.

— Ага. Будем надеяться, что по мере увеличения числа контактов и способности будут прогрессировать.
48. Как было в прошлом
Приобретение чудесного, благополучного опыта близости с любимым человеком побудило Алису снова подробно вспомнить, как она приобрела опыт близости с нелюбимым.

И как вообще развивались её отношения с первым мужчиной в прошлый раз.

Чтобы окончательно разделить ту и эту реальность.
И прочувствовать разницу двух «первых разов».

Хотя потом первый мужчина и стал её мужем и отцом её детей.
И даже в каком-то смысле дорогим ей человеком.

Но это потом.
А на момент первой близости она не знала, что потом её первый мужчина станет её мужем.

Тогда конечно не было ни малейшего желания близости.
Было только понимание необходимости получить определённый опыт ради возможности получения вожделенной для неё работы.

Хотя сейчас в этой необходимости есть большие сомнения…
Может, и не было необходимости.

***

Поначалу он был её телохранителем.
Она тогда ещё не знала, что это только прикрытие для его главной задачи. —

Обучить её.
Подготовить морально и материально к работе агента.
Но в самых интимных аспектах.

И потом, когда узнала, сильно на него обиделась за это.
Ей это показалось предательством.
Тем более обидным, что она уже начала привязываться к нему...

Хоть она и понимала, что это эффективный подход.
Так как девушке проще привыкнуть к будущему учителю, когда она не догадывается о том, что он её потенциальный учитель.

Проникнуться к нему симпатией.
Тем более что мнимый телохранитель делал для этого всё от него зависящее. —

Был мил, заботлив, непринуждён, внимателен, чуток. Обаятелен.
И ооочень привлекателен.

И к тому же заранее подбирался так, чтобы понравиться конкретной девушке.
Так сильно, что ей впору было задуматься о вступлении с ним в брак.

Настолько хорошей получалась совместимость.
Душевная, интеллектуальная, эмоциональная. И сексуальная.

На таком фоне не так уж и много времени нужно для того, чтобы девушка и сама страстно захотела близости со своим телохранителем.

И он легко становился её первым мужчиной.
И учителем.

И только потом уже девушка узнавала о том, что это и было его основной задачей — стать ей инструктором.

Когда дело доходило до обучения таким вещам, что невозможно было не открыть настоящей цели знакомства с ними.

А открывали обычно так.
Через какое-то время после того, как у девушки возникали близкие отношения с телохранителем, ей сообщали, что она не сможет быть допущена к работе агента, если…

Если не пройдёт деликатные курсы.
И знакомили с программой курсов.

Программа повергала обычно в шок.
Несмотря на то, что многие девушки сами догадывались, что какие-то подобные курсы могли бы быть полезны будущему агенту.

Но то, что они встречали в программе…
Это слишком.

Некоторые после этого прекращали учёбу.
Но находились и такие девушки, кто, стараясь не выдавать смущения и обескураженности, спрашивали — кто же будет их учить.

И тут испытывали громадное облегчение.
Узнавая, что они сами могут выбрать себе учителя.

Например, если у них есть на примете симпатичный им молодой человек, которого можно сделать её инструктором в таком деликатном деле.

И конечно такой человек уже был — телохранитель девушки.

Девушка робко докладывала своему бой-френду ситуацию, боясь, что он не согласится играть роль учителя в таком деле.

И тут оказывалось, что он согласен.
Разумеется, только ради неё.

Так что девушка относительно спокойно приступала к обучению.
Всей душой надеясь, что многие уроки никогда не пригодятся ей на практике.

И только потом девушки нередко догадывались (всё же наивных и недогадливых среди агентесс не водилось), что всё было подстроено с самого начала. -

Что телохранитель и возлюбленный с самого начала и был кандидатом в инструкторы.

Слишком уж умелым и ловким оказывался возлюбленный.
Слишком хорошо справлялся с ролью инструктора.

Кто-то относился к этому с обидой, а кто-то нейтрально - мол, и так ясно, что не в институт благородных девиц собирались.

Для некоторых отношения с инструктором постепенно переходили в сугубо деловые, профессиональные.
Не у всех девическая увлечённость выдерживала истину о том, что возлюбленный изначально имел на них "виды".
Но не те виды, которые вдохновляют девушку.

Впрочем, все признавали, что система построена максимально бережно —
девушке заранее давали возможность поменять телохранителя, если первый не понравится хоть немного.

Всячески как бы ненавязчиво отмечая, что он должен быть достаточно приятен для девушки.
Некоторые уже на этом этапе догадывались, что неспроста такое внимание к тому, чтобы телохранитель был максимально симпатичен.

Другой особенностью системы было то, что телохранителям не только не предписывалось врать девушкам про влюблённость, но даже запрещалось.

И предписывалось умалчивать о своей влюблённости.
Даже если они в самом деле чувствовали влюблённость к симпатичным и талантливым девчонкам.
Готовым к тяжёлой и опасно работе, этаким камикадзе.

Это уже потом они могли хоть жениться на них, если сильно хотели.
Но не сразу.

Они должны были наоборот держать некоторую дистанцию с будущими ученицами.
И честно говорить, что при всей услужливости и приветливости не питают настоящей любви к своим подопечным.

Хоть и очень их ценят и по-человечески любят.
Но только по-человечески.

Бедные девчонки нередко из-за этого плакали, не в силах справиться с зачастую первым сильным чувством.
Равному которому по силе в жизни этих амазонок часто и не было. -
Слишком редко им среди ровесников встречались юноши, способные сильно их увлечь.

А потом смирялись и мечтали хотя бы о близости с полюбившимся мужчиной.
Что и требовалось.

Так что никакого особого обмана как бы и не было.
Тем более что никого не держали.

Те, кто хотел уйти - мог свободно уйти на другую работу.
Тем более что способности и подготовка позволяли.
И делали девушку желанным кадром во многих трудных и нужных сферах.
49. Эледар
Алисин будущий инструктор явился к ней в качестве курьера, уполномоченного узнать, кого из кандидатов в её телохранители она выберет.

И принёс ей файлы с исчерпывающей информацией о них, включая даже показатели типа группы крови.

Алиса равнодушно ответила, что ей не нужны телохранители.
И думала, что на этом визит закончится.

Но курьер настаивал, что она должна кого-то выбрать.

Тогда Алиса заявила, что она согласна только на его кандидатуру.
На кандидатуру курьера.
Рассчитывая, что курьер не числится среди кандидатов.

Оказалось, что она просчиталась.
Он тоже числился.
Просто она не успела этого узнать, так как не стала даже смотреть файлы.

Более того, он и был кандидатом номер один.
А все эти сцены с выбором были просто для порядка.
Несмотря на то, что девушке в самом деле давали возможность выбрать любого из предложенных.

***

Так у Алисы появился личный телохранитель.
С прицелом на инструкторство в будущем.
О чём она пока не знала конечно. По традиции.

Имя у телохранителя оказалось символичное. -
Эледар.

Она так и не узнала, настоящее это его имя или нарочно подобранный псевдоним в тон её имени.
Или на самом деле его звали каким-то простым обычным именем.
Ваней или Борей. Романом или Тихоном.

Так он и остался для Алисы только Эледаром.
Эле-Даром — даром Алисе.

Он в самом деле оказался настоящим даром судьбы ей.
Хотя Алиса оценила это только намного позже.

И искренне сожалела, что не может дать этому хорошему человеку того отношения, которое он заслуживал.

Но ей просто нужен был другой дар.
Которого её лишили. — Пашка.
А другие дары её не интересовали.

Даже самые роскошные.
Даже в виде по-настоящему преданных ей людей с золотым характером.

Может судьба и старалась такими дарами сгладить суровость прошлых обстоятельств.
Но Алиса такие заглаживания не принимала.

Всё или ничего.
Или Пашка, или никто.
Если нет Паши, то и никого не надо.

***

Эледар сначала держался в тени, не претендуя на общение.
Сам словно был тенью.

Но на самом деле всё это время он наблюдал за ней. Изучал её.
Много думал и многое понял про неё.

Вдобавок к тому, что узнал о ней раньше, ещё до встречи.

О чём потом Алиса конечно догадалась.
Но поначалу не думала об этом вовсе.

Стараясь не думать о присутствии постороннего человека рядом.
Эти думы отвлекали бы от работы.

Но и не забывать о присутствии настолько, чтобы позволить себе, к примеру, расплакаться по привычке.

Хотя навзрыд она давно уже не плакала.
В том числе потому, что знала — если всё же начнёт, то не остановится долго.

Но до сих пор иногда ловила себя на том, что лицо вдруг оказывалось мокрым от слёз.
Это слезы сами вытекли, когда она забылась.

Если не считать этого, то в остальном появление постоянного присутствующего рядом постороннего человека Алисе не мешало.

Она просто забывала о нём.
50. Как Чёрное море
Но постепенно Алиса созрела до мысли, что с живой душой, которая оказалась рядом, нужно общаться.
Тем более если у этой души такая опасная и благородная работа, как у телохранителя.

Тем более что это её личный телохранитель.
То есть человек, готовый спасти её жалкую жизнь ценой своей жизни.

Вообще-то Алиса всегда была тактичным человеком.
И очень внимательна ко всем, с кем сводила судьба, с кем она оказывалась рядом.

Всегда знала предпочтения окружающих, если они хоть раз потрудились их выразить.
Знала, кто предпочитает мороженое с вишней (Аркаша), а кто с абрикосами (Джавад), к примеру.

Но после возвращения с Эвридики она сильно изменилась.
Что называется, была вне себя.

И теперь простые любезности стали для неё довольно трудны.
И она просто заставляла себя быть хоть немного внимательной к окружающим.

Ради приличий.
И ещё более - во имя милосердия.

Ей до сих пор стоило некоторого труда просто произносить звуки, а не то что любезничать с кем-то.
Ей было трудно всё.
Воспринимать, слышать, видеть, слушать и смотреть.

Помнить.
И просто быть.

Так трудно, что она и не хотела ничего.
Не хотела быть.

И с радостью перестала бы быть.
Если бы не жалела родителей и близких.
Ради них она терпела продолжение существования, ставшее без Паши невыносимым.

И ради них же постепенно сумела надеть маску "я в порядке".
И адекватно себя вести.

Хотя родителей это не могло обмануть, но они как-то поняли, что это максимум, на что она пока способна.
И не требовали от неё большего.

Не требовали стать прежней хотя бы ради них.
И не мешали ей стараниями развлечь.

Они поняли, что она потеряла с Пашей.
Поняли, как это серьёзно.

И надеялись только на время. Или на чудо.

Они понимали, что мало чем могут помочь при всём своём желании.
И просто молча сострадали.

***

Душа Алисы стала похожа на Чёрное море.
В котором на поверхности кипит жизнь.

А под поверхностным слоем - замершая зона.
Слой сероводорода. Где нет никакой жизни.

Вот в таком состоянии Алиса и обрела подобие равновесия.
В таком состоянии и находилась к моменту встречи с Эледаром.

Теперь она держалась на плаву только стремлением спасать других от горя, подобного тому, которое пережила она сама.

Ей казалось, что в этом она может найти утешение и поддержку.
И оправдание своему ничтожному и не нужному ей теперь существованию.

Оказалась, что без Паши она не умеет жить.
И даже существовать.

Иногда ей казалось, что она даже дышать может просто перестать.
Забыть. Из-за ненужности и бессмысленности.

Настолько трудно иногда было дышать.
Из-за какой-то усталости, надорванности.

Нервные клетки дыхательного центра головного мозга словно из последних сил посылали нервные импульсы к дыхательным мышцам.
А те словно из последних сил сокращались и расслаблялись, заставляя лёгкие выдохнуть воздух или вдохнуть порцию нового.

Особенно это всё проявилось после того, как Алиса "узнала" о том, что Пашу якобы невозможно вернуть.

Она не хотела в это верить.
Но и не верить не имела сил.

Да, она просто выдохлась.
Осталась без топлива.

Ещё тогда.
Когда получила на руки то, во что превратился Паша.
Когда увидела ненавистный эликсир.
Когда слушала Пашу.

Её нервы тогда тоже словно перегорели.
Как провода.

И что она могла с перегоревшими проводами?
Странно, что она тогда вообще не умерла на месте.

***

Какое-то время после этого её жизнь поддерживалась надеждой, что можно как-то спасти Пашу.
Как-то всё восстановить.
Она очень надеялась на эликсир.

А ведь ещё у неё были десятки знакомых волшебников и учёных, сравнимых с волшебниками.

Казалось, что любой из них способен помочь даже в одиночку.
И уж тем более - все вместе.

Но "никто поделать ничего не смог".
Или не был допущен.

Алиса добилась, чтобы ей разрешили лично попробовали вылечить Пашу эликсиром.
Как она волновалась!
Как надеялась.

Понимая, что решается вопрос и о её жизни.
Но больше конечно переживая за Пашу.

А ещё за его маму, встречи с которой она дико боялась.
Чувствуя личную вину перед ней за то, что не уберегла Пашу.

Не находя утешения даже в том, что его мама не винит её.
Сама прекрасно зная, какой бедовый характер у её сына.
И зная, что, если бы не Алиса, то он уже давно мог бы погибнуть.

Его мама прислала ей письмо с заголовком "не вини себя!"
Алиса так и не набралась сил его прочесть полностью.

И долго не знала, что там Пашина мама просит её поберечь себя.
Не разрушать себя несправедливыми самообвинениями.

Пока однажды не набралась сил встретиться с Пашиной мамой, чтобы поддержать её.

Но это уже потом.
А пока Алиса надеялась, что у неё получится вернуть Пашку.
Более того, она имела иррациональную уверенность, что у неё всё должно получиться.

Откуда же ей было знать.
Откуда же ей было знать, что выданные ей и "Пашка", и эликсир - поддельные.

Ей не решились дать даже что-то одно из них настоящее.
Боясь, что она каким-то чудом умудрится восстановить Пашку даже при "неполном комплекте".

Да, она не заметила подмены.
Изменённое состояние сознания, в котором она пребывала тогда и которое могло обострить интуицию, в тот раз не обострило.

Может, потому что она была на пределе сил.
И с трудом даже передвигалась.
Передвигаясь в основном за счёт какого-то нездорового нервного возбуждения.

К тому же она просто не подозревала, что может быть такая подмена.
Это было выше её понимания.

Так что Алиса потом зря обвиняла себя в том, что не смогла довести это дело до конца.
Что не пробовала снова.
Что не пробовала тайно.

Зря говорила и думала так, будто вообще не попробовала.
Впрочем, она так говорила, потому что так ей было немного проще.

Думать, что неудавшееся - и вовсе не предпринятое.
И не вспоминать боль и потерянность после неудачи.
Не вспоминать крушение надежд и разочарование.

***

После неудачи с подделками Алиса окончательно застыла от отчаяния.
Её душу словно парализовало. Заморозило.

Так замораживают повреждённое, если пока нельзя вылечить.
Чтобы не разрушилось окончательно.
А в ней само заморозилось.

Вот такой экземпляр достался Алисиному инструктору.
Не девушка, а по сути калека.

Человек с парализованной душой.
Не подлежащей восстановлению.

"Психометаллолом", как называла своё состояние сама Алиса.
51. Развитие отношений с Эледаром
Алиса, набравшаяся сил для того, чтобы замечать Эледара, сама немного помогла ему начать общение.

К большому удовлетворению Эледара.
Он конечно и сам мог начать сближение, но с инициативой от Алисы было удобнее.
Иначе пришлось бы прибегать к хитростям.

Вплоть до того, чтобы разыграть нападение на неё и ранение у него.
Тогда Алиса точно очнулась бы от незамечания спутника.

Она прямо ему сказала, что очень сосредоточена на учёбе.
И что по некоторым другим причинам она с некоторых пор в некотором роде флегматик, интроверт и почти аутист.

И чтобы поэтому он сам прямо говорил, какого поведения от неё ожидает.
Чтобы подсказывал, что она должна делать и чего не делать, чтобы ему было комфортно в её обществе.

Алиса не подозревала, что причины, о которых она не говорила, прекрасно известны Эледару.

Эледар ответил, что это не она должна заботиться о нём, а наоборот.
И что это он к её услугам.
И что она может не утруждать себя заботами о нём.

Эледар добавил, что слышал её редкую игру на скрипке.
Алиса уж было подумала, что он хочет попросить её не играть.
Всё же скрипка не всем нравится.

И тем более те заунывные вещи, которые она играла.

Или наоборот попросит играть?
Или играть, но что-то не такое грустное?

Но Эледар неожиданно для Алисы сказал, что был бы ей признателен, если бы она поучила его играть на скрипке.
Хотя это совершенно необязательно.

Алиса чего угодно ожидала, но не этого.
Как-то очень странно прозвучала просьба.

Потом задумалась о возможностях выполнить просьбу.
Учить играть на скрипке? С нуля? Взрослого человека?

Впрочем, что пальцы и слух у него были развиты вполне.
Как у любого человека их времени, с детства балующегося игрой на пяти инструментах, а нередко серьёзно играющего на парочке из них.

Ещё неизвестно, сможет ли она сама играть и учить.
Это большие затраты энергии.

Она прямо физически почувствовала усталость от одной мысли об обучении.

Она ответила, что подумает.

И стала думать.
Она в самом деле редко играла теперь.

И не слишком хорошо.
Пережитое ранее и нынешнее состояние организма отразились и на её технике.
Ей стало трудновато играть быстрые пассажи.

И поэтому она сомневалась, что может чему-то учить.

***

То ли дело раньше. До Эвридики.
Она года за полтора до этого много играла.

А эмоциональное состояние, в котором она находилась, помогало технике.
Ну как помогало. В периоды подъёма.

В периоды спадов она конечно не так бодро играла.
Или вообще не прикасалась.

Хотя чаще просто играла что-то тоскливое.
Такое, что даже Поля выключал слух.

А в некоторые периоды она играла много быстрого.
Это успокаивало.
Помогало пережить распирающие эмоции.

***

И всё же она сказала, что попробует учить.
Просто не обещает многого.

Оказалось, что учить надо далеко не с нуля.
Эледар прекрасно знал, как инструмент держится и тому подобное.
И вообще играет едва ли хуже Алисы.

Алиса растерялась, не зная, чего тогда ему надобно.
Эледар признался, что ему нужны уроки не столько техники, сколько интонации.

Увидев, что Алиса снова не поняла, он пояснил, что у неё есть способность не просто водить по струнам, а водить так, что обычные вещи звучат не так, как у других.
А так, что это надрывает сердце слушателям.

Алиса усомнилась в том, что надо уметь надрывать людям сердца музыкой.

Эледар ответил, что иногда это очень даже нужно делать.
Что музыка — это один из лучших, а иногда единственный способ разбудить душу в человеке.

Тогда Алиса совсем растерялась и сказала, что не представляет, как научить этому.

Эледар предложил ей просто играть чаще, если её это не затруднит.
Потому что многому он может научиться, просто слушая её игру.

Алиса решила, что на такое она может согласиться.

И радовалась.
Тому, что удержалась от импульса признаться в том, что так играть, как она, можно после пережитого горя.

Потому что не собиралась ни вспоминать, ни тем более обсуждать это.
Тем более с едва знакомыми людьми.
Тем более что они могли начать жалеть её после этого.

Она не знала, что Эледар и так знает о ней почти всё.
Что возможно.
Даже что-то из того, что она сама давно забыла.

Она понимала, что он может знать внешнюю сторону её жизни из досье.
Но рассказывать о внутренней не собиралась.

А её слова о горе он конечно сразу связал бы с трагедией на Эвридике.

Ещё больше Алиса радовалась, что не дошла до совета пережить что-то тяжёлое.
Вовремя поймав себя на мысли о том, что совершенно не представляет, чем живёт Эледар.

И какие драмы за его плечами.
А ведь она до сих пор не удосужилась познакомиться даже с официальными материалами о нём, которые были ей выданы и содержали очень многое, начиная с детских фотографий Эледара.

Упрекнув себя за такую невнимательность, Алиса решила поскорее устранить недоработку.
Поскорее изучить материалы о Эледаре.
***
52. Трудности Эледара
Алиса стала играть чаще.

Она не догадывалась, что Эледар таким способом старается помочь ей восстанавливать психику.
И физическое состояние тоже.

Считая, что исполнение музыки ей поможет.

Ну и конечно другой целью затеи было медленное сближение с девушкой.

Эледар знал, что с Алисой ему или кому-либо другому придётся сближаться очень долго.

Ещё до того, как стал её телохранителем.
Внимательно изучив её дело.

А начав наблюдать за ней в непосредственном присутствии, Эледар быстро пришёл к выводу, что сблизиться и вовсе не получится.

И более того - что затея сделать из неё агентессу и провести через особые курсы ... мягко говоря сомнительная.

Ему было совершенно ясно, что эта затея провальная.
И даже преступная.
Особенно учитывая анамнез Алисы.

***

Он доложил об этом как положено и кому положено.
Что бессмысленно и бесчеловечно делать агентессу из калеки.

Ему ответили, чтобы он не превышал свои полномочия.
Что ему поручили выполнить задание, а не решать вопрос о выполнимости или этичности задания.

И что в случае, если он станет упорствовать, ему просто найдут замену.

В отличие от начальства, Эледар понимал, что никого они не найдут.
Его опыт и квалификация психолога и врача позволяли это понимать.

Заменить-то его разумеется можно.
А вот выполнить задание - нельзя.

Но начальство не собиралось считаться с мнением специалиста.
А само не имела квалификации в эти вопросах.

Вероятно, очень сильно не хотели отказываться от своих планов на Алису.
И чем только эта девушка их заинтересовала?

Только талантами?

***

Эледар решил не спешить доказывать начальству свою правоту.
Не конфликтовать пока.

Пока ему позволяют спокойно работать с Алисой.
Нужно было тянуть время, чтобы сделать максимум для восстановления психики Алисы.

Благо что его пока никто и не торопил.
Хоть на это понимания хватало.
У тех, кто был в курсе Алисиной истории.

Ему было ясно, что девушка не получила всесторонней реабилитации после травмы.
Прежде всего потому, что она сама уклонялась от этого.

И возможно, что не напрасно.
Лично для неё лучшей реабилитацией было то, что она сама по наитию выбрала - освоение профессии спасателя.

В любом случае к данному моменту реабилитация далеко ещё не завершена.
И не скоро будет завершена.

В таких условиях не может быть и речи даже о подготовительной работе к курсам.

Сначала Алису нужно было восстановить.

***

Но в её деле значилось, что её состояние приемлемое и постоянное улучшающееся.
Эледару очень хотелось поговорить с автором такого вывода.

Выяснить, почему это тот написал такое заключение.
То ли от непроницательности, то ли под чьим-то давлением.

Или, что весьма вероятно, это Алиса так хорошо маскировала своё неблагополучие, что смогла ввести специалиста в заблуждение.

Приемлемым состояние можно было назвать с натяжкой.
Оно было приемлемо и более чем для человека после травмы.
Но не для будущего агента.

И постоянно улучшающимся состояние тоже было, но не настолько быстро улучшающимся, чтобы говорить о скорой возможности приступить к работе агента.

В любом случае пока лучше было не делать лишних шагов.
По крайней мере пока его не торопят.

А уж если станут торопить или сообщат об увольнении - тогда он попробует внести ясность в ситуацию с девушкой.

Эледар не думал, что его могут вообще устранить с помощью несчастного случая, чтобы заменить неудобного инструктора менее неудобным.

И только надеялся, что другой окажется не менее профессиональным и так же поймёт, что к чему.

Но на всякий случай отправил паре надёжных людей свои наработки с просьбой довести их до сведения родителей Алисы в случае его внезапного исчезновения.

***

Впрочем, отчасти мнение о своём мнимом благополучии создала сама Алиса.
Ей удавалось сохранять завидное равновесие.

Она хоть и была молчалива, но совершенно адекватна.
Типичный флегматик.

Для тех, кто не знал, какой она была раньше.
Но все понимали, что прежней она пока и не может быть.

К тому же она отлично училась.

И далеко не каждый мог понять, что с девушкой не всё ладно.

А Эледару нелады в её состоянии были очевидны.
Особенно по её игре.

В которой Алиса позволяла себе приоткрывать свои чувства.
И от тоскливости её чувств разве что цветы не вяли.

Ему было ясно, что она только внешне благополучна.
А под тонкой корочкой затянувшей душевной раны до сих всё ещё болит.

Никто не понимал, что последствия этого могут быть непредсказуемые.
Вплоть до самых крайних.

В лучшем случае Алиса одна погибнет.
Если ничего не сделает нарочно с собой, то может подсознательно стать невнимательной и дойти до несчастного случая.

А в худшем... она утянет за собой множество людей.
Нет, необязательно преднамеренно и осознанно.
Возможно, что просто из-за ошибки или невнимательности, или невезения.

Разве можно было говорить девушке, находящейся в таком состоянии, что она должна проститься с мечтой работать агентом, если не пройдёт специфические курсы?

Да это просто опасно для жизни того, кто ей такое скажет.
Учитывая, что она только этой мечтой живёт.

И что идея пройти курсы её тоже вряд ли вдохновит.
Да ещё и при её истории.

53. Уступки начальства
Однажды...
Однажды случилось очень неожиданное.

У Эльдара в тот день было очень хорошее настроение.
Он добился от начальства феноменальной уступки.
Что многое меняло в его положении и в его отношениях с Алисой.

Хотя началось всё с того, что его вызвали "на ковёр".
Отчитывать за "промедление, выходящее за все мыслимые рамки".

Эльдар понял, что терпение начальства всё же закончилось.
И скорее всего потом, что что-то случилось.
Или может случиться.

Что-то такое, что им нужна была как можно скорее подготовленная Алиса.
А он ещё даже не начинал "непосредственной" подготовки.

Он невозмутимо ответил, что его конечно могут и уволить, и вообще не слушать, но делу это не поможет.

И что на успех они могут рассчитывать, только если прислушаются к его советам, так как дело очень трудное.

И он стал давать советы для своего вероятного "преемника".
Так, словно вопрос о преемнике давно решён, и он уже сложил с себя полномочия.

Он проиллюстрировал свои выводы графиками, диаграммами, томограммами коры мозга и т.д.
Всеми теми штуками, которые гипнотически действуют на начальство.

В частности, он показал снимки, на которых было видно, что многие нейроны коры мозга Алисы до сих пор сильно угнетены.
Целыми ансамблями, зонами.

И отметил, что делать агента из девушки в таком состоянии - почти то же самое, что делать агента-акробата из лежачего инвалида.

И что поспешность может привести к нежелательным результатам.
Что он и так форсирует восстановление Алисы.

И ещё быстрее просто невозможно.
Что шанс на получение полноценного агента возможен только при соблюдении всех правил природы.

Эльдар отметил, что это тот случай, когда вред от курсов заведомо превышает гипотетическую пользу и необходимость.

Что у Алисы есть все шансы избежать ситуаций, в которых опыт с курсов мог бы оказаться полезным.

А вот вред от курсов будет точно.
Даже если провести их намного позже.
И уж точно недопустимо теперь.

Потому что Алиса не готова и могла быть никем подготовлена к курсам даже физически.

В итоге ему разрешили не только работать над восстановлением Алисы в выбранном им темпе, но и даже... вовсе оставить Алису без курсов.

Точнее, сказали, что "потом видно будет".
Надеясь на то, что всё может и перемениться.

Но он-то знал, что и потом будет видно то же самое, что сейчас.
54. Кризис
Счастливый достигнутыми уступками, Эледар едва не бегом примчался к Алисе.
Хотя пока не мог рассказать ей о достижении и порадовать её этим.

Она должна была остаться в неведении о выигранном за неё сражении.
По крайней мере ещё долго.

Но всё неожиданно сильно поменялось.

Сначала его насторожило, что Алиса играет что-то нервное.
Типа рондо эльфов.

А когда он её увидел, то она так выглядела, что он и не узнал бы её, если бы не знал, что это она.
Если бы она не держала скрипку.

Узнаванию мешал сделанный ею макияж.
И то, как она убрала волосы, залив их лаком.

Когда она его увидела, её взгляд так странно полыхнул внутренним огнём, что он поёжился.

Прекратив играть, она немного подёргала струны.

Но этот раз это не было приёмом игры.
Эледару показалось, что Алиса словно хочет порвать струны.

И только какое-то крошечное сомнение её останавливает.
Потом оказалось, что так и было.
Что ему правильно показалось.

Наконец она оставила струны в покое, словно приняв какое-то решение.

— Наконец-то Вы пришли.
А то я совсем уже заждалась.

— …Дела.

— Да, я понимаю.
Начальство не спрашивает, не ждёт ли девушка, - с подтекстом ответила Алиса.

— Алиса, что с тобой?

— А что со мной? Ничего.
Говорят, что начальство сильно Вами недовольно?
Что Вы всё никак поручение не выполните?
Тяните с дефлорацией девушки.

— Ты подслушивала?

— Да.

— Зачем?

— Теперь и не вспомню сразу.
Но оказалось, что подслушивать очень полезно.

— И где жучок?

— Да какой там жучок. Прошлый век.

— А как тогда?

— Это мой секрет.

— Ты до конца дослушала?

— Неа.
Надоело. Одно по одному.

Начальство всегда такое начальство.
Когда думает, что есть повод отчитать кого-то.

— Ясно. И ты сделала неверные выводы, раз не дослушала разговор.

— А что там делать?
И так всё ясно.

— Если бы ты дослушала, то было бы по-настоящему ясно.

— Ну нет.
У меня появились более срочные дела, чем слушать одно по одному.

Например, принять душ.
Нарядиться. Накраситься.

Чтобы подготовиться к выполнению ответственного задания по лишению девственности.

Вам нравится, как я накрасилась?

— Без макияжа ты симпатичнее.

— Эх вы. Могли бы сказать, что нравится.
Чтобы я не думала, что зря старалась.

Может, хоть причёска нравится?

— Обычная тебе больше идёт.

— Ладно, к делу.
Вы же не станете отрицать, что нанимались дефлорировать меня?

— Всё не совсем так.

— Да или нет?

— Алиса, я всё объясню.

— А что тут объяснять?
Нет, ну что тут ещё объяснять?

Нанимались.
А раз нанимались — то делайте то, что обещали.

Разве что одно мне объясните.
Объясните, почему Вы до сих пор не выполнили задание?
Начальство недовольно, собирается Вас увольнять.

Надо срочно исправить ситуацию, чтобы Вас не уволили.
Давайте порадуем начальство.
Оно так этого ждёт не дождётся.

— Алиса, дай мне нормально всё объяснить.

— Дам. Обязательно дам.
Но сначала дам то, зачем Вы здесь.
Вы и так слишком долго этого ждали.

— Алиса, перестань.

— Что перестать?

— Ты не знаешь, о чём говоришь.
Я наоборот считаю, что тебе не нужно всё это.

Тебе не нужны эти курсы.
Не соглашайся на них.
И я тоже не хочу в них участвовать.

— Но Вас же тогда уволят.

— А вот это неважно.

— Так, всё. Хватит.
Переходим к делу.

***
Алиса сбросила халатик, а под ним оказалось…
Под ним почти ничего не оказалось.

Только футболка и галстук.
Точнее, косынка, повязанная так, что напоминала пионерский галстук.

— Вам нравится? Жаль, что галстук не красный.
Но может и такой сойдёт?

Говорят, что многие балдели от образа Алисы в пионерском галстуке.
А Вы?

— Алиса, оденься.

— Сами оденьте.

— Лучше ты оденься.

— А что так? Боитесь, что не устоите?
Так нам именно это и нужно.

Хватит уже раздражать начальство промедлением.
Действуйте, - пригласила Алиса, грациозно присев на диван.

— Алиса, я не могу в этом участвовать.

— Не можете? Неужели?

***
Алиса с добродушной улыбкой потянула вниз резинку тренировочных штанов Эледара.

(иллюстрация)
http://s02.yapfiles.ru/files/25198/bazarit.gif

— Ну вот. Что и требовалось доказать.
Всё Вы можете.
55. Оправдания
Эльдар поправил штаны и невозмутимо ответил:

— Это не считается.

— Как это не считается?
Если есть эрекция — значит, акт может состояться.

— Этого недостаточно.

— А чего ж вам ещё надобно-то?

— Для акта нужна ещё и готовность женщины.

— Можно и обойтись.

— Нельзя.
К тому же я другое имею в виду, говоря, что не могу.

— А как же эрекция?

— А это просто рефлекс, о чём тебе отлично известно как биологу.

— Именно как биологу мне известно, что это признак желания.

— Желание и намерение — разные вещи.

— Но желание-то есть?

— Алиса, если ты очень хочешь пить, то ты же не станешь забирать лимонад у ребёнка?

— … Нет.

— Вот и ответ на твой вопрос про желание.

— Вы хотите сказать, что и хотите, и не хотите?
Хотите секса со мной, но не хотите … секса со мной?

— Почти.
Я хочу сказать, что ты хочешь пить, но ты не хочешь отнимать напиток у ребёнка.
Желание пить есть, а желания отбирать напиток нет.

— То есть секса Вы хотите, а отнимать его не хотите?

— Примерно так.
Потом подробнее объясню. Оденься.

***
Алиса задумчиво оделась.

— Ну попробуйте объяснить…

— Давай сначала ты обрисуешь ситуацию, как она тебе представляется.

— … Зря Вы это предложили.
Я уж только начала остывать…

— Докладывай.

— …Вы нанялись дефлорировать и обучать.
Меня.

Мне представились телохранителем.
Очень ловко, надо признать.

Чтобы я могла вас спокойно рассмотреть, привыкнуть к вам, а то и влюбиться в вас.
Не психуя от того, что общаюсь с человеком, который собирается меня дефлорировать и специально для этого оказался рядом.

Провели вместе со мной кучу времени.
На скрипке якобы хотели играть.
Стихи мне хорошие находили.

В доверие втёрлись.
Я к Вам стала привыкать.
Симпатией прониклась, можно сказать.

Ещё немного — и наверное даже близости захотела бы.
Вы же очень симпатичны.

Захотела БЫ.
…Если бы не одно «но».

…А сегодня вдруг узнаю, что мой заботливый рыцарь с самого начала — мой потенциальный дефлоратор.
Что всё это время он думает о том, как будет заниматься со мной сексом.

И всё его внимание и вся забота — это просто охмурение.

— Я не охмурял тебя.

— Я даже охмурения не заслуживаю?

— Ты передёргиваешь.

— Да нет же.
Это вопрос неуверенной в себе девушки.

— Какой ответ тебя не огорчит? Да или нет?

— Тот, который дадите вы. Но угадаете.

— Ты заслуживаешь самого лучшего.
Но я имею в виду, что не собирался тебя охмурять.

— А зачем тогда охмуряли?

— Алиса, я в самом деле питаю к тебе симпатию и мне нравится о тебе заботиться.

— Да? И вы никогда не представляли, как выполняете задание и обучаете меня?
Никогда не представляли, как входите в меня?

— Не говори такие вещи.

— Отвечайте без увиливаний, если хотите вернуть моё доверие.
Вы никогда не представляли, как раздвигаете мои ноги?

Не представляли, как раскрываете нижние губы?
Не представляли, как вталкиваете в меня свой член?
56. Прекрати
— Алиса, прекрати.
Никогда не говори ни одному мужчине ничего подобного, если это не твой муж.

— Почему?

— А разве ты не знаешь?
Потому что любой недостаточно щепетильный мужчина после подобных слов предпримет попытку…

— Какую?

— Попытку овладеть тобой.

— А если я не захочу овладевать?

— Не ты, а он.

— А если я не захочу?

— Значит без твоего хочу.

— Да что вы говорите.
Но это же…

— Да.

— Значит, вы тоже…

— Что?

— Предпримете попытку?

— Алиса, я же сказал — если мужчина недостаточно щепетильный.

— А вы значит щепетильный?

— А я хочу помочь тебе.

— Да-да, я в курсе.
Приготовить к некоторым пикантным ЧП в жизни агента.

— Нет.

— А чем же тогда вы можете мне помочь?
… И не смотрите на меня с такой жалостью, словно мне уже ничем нельзя помочь.

— А ты тогда не веди себя так, чтобы тебя приходилось жалеть.

— Чего конкретно не делать?

— Не веди себя так, словно у тебя истерика и ты в полном отчаянии на грани.

— … Я поняла. … Спасибо.
Но вы ушли от ответа.
Не ответили на мой вопрос.

— Который из?

— Про представления…

— Я думаю, что ты сама знаешь ответ.
И что ничего плохого в нём нет.

— Значит, вы в самом деле меня хотели…

— Это ещё ничего не значит.

— Это значит очень многое…
Например, что никому нельзя верить.

— Разве я обманул чем-то твоё доверие?

— Я думала, что вы друг.
А вы…

— А я предатель?

— Нет, но…
Как я могу вам теперь доверять, зная, что вы хотите меня?
Или уже не хотите?

— Алиса, если мужчина хочет женщину, это ещё не значит, что ему нельзя верить или он не друг ей. И тем более что он предатель.

— А что это значит?

— Ничего. Кроме того, что он мужчина.
Но если он мужчина порядочный, то никаких неприятностей своим хотением женщине не доставит.

— А как узнать, порядочный ли?

— Ну я же не домогался тебя?
Даже когда ты наговорила слов, после которых только порядочный мужчина сдержится.

— Но собирались же? Просто считаете, что пока рано.

— Нет, не собирался.

— Ну не домогаться, а влюбить в себя.
Но чем это лучше?

— Всем.

— Ага. А потом как? Бросить?

— Я не собирался тебя бросать.

— Ну надо же.
А как тогда вы собирались?

— Или влюблять и не бросать.
Или не влюблять.
Алиса, я не влюбляю в себя девушек, на которых не собираюсь жениться.

— И на многих вы женились?

— На одной.

— Так вы ещё и женаты?

— Был.

***

Алиса моментально примолкла, боясь спрашивать, что случилось с его женой.
И снова пожалев, что так и не познакомилась с его досье.
Он понял её.

— Алиса, не бойся, ничего страшного с моей женой не случилось.
Она просто полюбила другого мужчину.
И теперь давно счастлива с ним в браке.

***

Алиса с облегчением вздохнула.
Ну слава богу.
Не хватало ещё, чтобы у Эледара тоже была в прошлом потеря любимого человека.

— И какой вариант вы мне отвели?
Не влюблять?
Или влюбять и жениться?

— Честно?

— Обязательно.

— Алиса, я был бы счастлив жениться на тебе.

— Но что-то мешает?

— Только одно.

— И что же?

— Я знаю, что ты не сможешь меня полюбить.
И никого не сможешь.

— Вы так думаете?

— Да. Хотел бы надеяться, что ошибаюсь.
Но… боюсь, что прав.

— … Наверное, вы правы.
Но как вы-то догадались?

— А я давно увлекаюсь женской психологией.

— А дальше?

— Я читал твоё досье.
… И слышал, как ты играешь.
Такое не сыграть, если в душе нет незаживающей боли.

— Эледар… не обижайтесь.
Мне надо срочно остаться одной.

— Я понял. Позови, когда проплачешься.

— Это нескоро.
…Идите же уже.
57. Извинения
— Эледар, я хочу извиниться перед вами за своё поведение.

— Я не в обиде.
Я хорошо понимаю, почему ты так себя повела.

— Даже не знаю, хорошо ли, если вы в самом деле понимаете.

— Может, не так хорошо, как женщина. Но понимаю.

— И что же вы понимаете?

— Ты была оскорблена ситуацией до глубины души.
Точнее, тем, как ты себе её нарисовала.

В рисунке оказались неточности.
Но если бы рисунок был точным, то у тебя в самом деле были бы основания для праведного гнева.

— Вот как?

— Да. В тебе восстали практически все ключевые женские архетипы.
И Артемида, и Гера, и Афина.

— А Афродита?

— А Афродита … наверное, в шоке.
Но именно поэтому и восстали остальные.

— И почему же вы считаете гнев праведным?

— Ну… это же глубоко природное.
Голос природы.

Любая женщина глубоко понимает, что природное право даже на мысли о вторжении в её святая святых есть только у её мужа.
То есть у мужчины, который женщине приятен и желанен.

— Почему?

— Потому что только от желанного мужчины у женщины могут быть здоровые дети.
По генетическим и физиологическим причинам.

И к тому же муж — это залог того, что дети выживут.
Благодаря его защите и заботе.

Поэтому любая другая ситуация, в которой мужчина претендует на вторжение, является нарушением законов природы.

— В каком смысле?

— В том смысле, что в такой ситуации шансы на рождение здоровых детей и их выживание сильно меньше.

— Однако мы знаем, что на протяжении всей истории при войнах и конфликтах всегда был разгул насилия.

— Да. И это долго тормозило развитие землян.
Даже научное и техническое, не говоря уже о культурном, тонкодушевном, поэтическом.

— Почему?

— Потому что дети, рождённые после таких зачатий — это дети, выношенные в стрессе и часто в ненависти.
Ты же биолог. И наверняка знаешь, что гормональный фон при таком настроении не самый благоприятный для здоровья будущего ребёнка. Всякого здоровья.

— Да, я читала.

— Ну вот.
И врачи давно заметили связь между характером зачатия и характером рождённого в итоге человека.

И стало ясно, почему одни люди — ангелоподобны.
Вот как ты, например.

И почему другие люди создают столько проблем другим людям, постоянно склонны покушаться на чужую жизнь, имущество, здоровье.

— Неужели так много зависит от стиля зачатия?

— Представь себе.
Врачам стало ясно, что лучшая профилактика психопатий, социопатий и тому подобного — это не только гуманное воспитание и любовь к ребёнку с детства.

Но и прежде всего — счастье матери при беременности.
А это означает и счастливое зачатие в первую очередь.

О котором женщина вспоминает без ненависти.
А лучше с радостью.

В общем, залог благополучного общества — это отсутствие насилия в деле рождения новых людей.
Иначе потом воспитанием уже или не поможешь, или очень трудно.

— Судя по тому, что наши люди теперь довольно гуманны —
земляне теперь многого добились в решении этой задачи?

— Да. По сравнению с прошлым — очень многого.

По крайней мере, теперь все взрослые прекрасно осведомлены о том, что насилие в семье грозит рождением менее жизнерадостных, добрых и просто здоровых детей. Ну и талантливых.

И наоборот. Хочешь ребёнка счастливого? — Заведи его в счастливых обстоятельствах. Для его матери в первую очередь. Сделай жену счастливой.
И будет тебе счастливый наследник.

— … Я как-то недостаточно изучала этот раздел социологии.

— Изучишь ещё.

— Мне, наверное, вообще стоило бы больше внимания уделять социологии.

— Возможно.

— Вы подберёте мне источники?
Вы же наверняка знаете самые лучшие.

— Подберу.
58. Тебе необходимо восстановиться
— Ладно, про гнев мне теперь понятно.
И вы правы, сказав, что я совершенно несправедливо высыпала на вас незаслуженные обвинения.

— Ты же просто не знала всего.
А поэтому ситуация выглядела именно так, как ты её себе нарисовала.

— Кстати, я пока не до конца поняла, как всё на самом деле.
Я поняла, что соблазнять вы меня не собирались.
И что жениться рады бы, но считаете, что я сама не захочу.

— Да, я считаю, что это всё тебе не подходит.

— А что тогда вы собирались со мной делать?
Тем более учитывая совершенно конкретные указания начальства — подготовить меня даже к ЧП такого плана.

— Во-первых, я посчитал, что тебе необходимо восстановиться как можно полнее.

— Восстановиться?

— Да, Алиса.
Ты же понимаешь, после чего?

— Не начинайте по новой.

— Можно и не начинать.
Но упомянуть нужно было.

— … Вы считаете, что я не восстановилась?

— А ты сама как считаешь?

— Честно? Я сама не знаю.
Я думаю, что вполне дееспособна.

— Это так.
А счастливой ты можешь быть?

— А разве это обязательно?

— Это желательно.
Если не можешь — значит, ты не полностью восстановилась.

— И что с этим делать? До конца жизни восстанавливаться?

— В общем-то, столько, сколько понадобится.

— У меня нет такой возможности.
Я должна работать.

— Чтобы хорошо работать — сначала надо восстановиться.

— Значит, обойдусь малым.

— Это риск.

— Не проблема.

— А если это риск для других людей?

— Тогда проблема.
Но вы же не предлагаете мне вообще теперь ничего не делать, пока я не восстановлюсь?

— Я предлагаю просто не спешить делать.
Пока не восстановишься настолько, чтобы свести риск к минимуму.

— …Вы же знаете, как это сделать?
Знаете, как восстановить меня?

— Я работаю над этим.

— Скрипка? Вы поэтому побуждали меня играть чаще?

— В том числе.

— Знаете, мне кажется, что вам удалось достичь некоторого прогресса.
По крайней мере я снова могу долго разговаривать.
Хотя бы с вами.

Полгода назад для меня даже говорить долго было трудно.
От силы фраз пять подряд.

— Да, тут есть прогресс.
Говоришь ты теперь много.

— Это ирония?

— Это удовлетворение.

И это не предел прогресса.
Ты ещё многого добьёшься.

— … И даже смогу когда-то любить?

— А ты хочешь этого?

— … Я понимаю, что наверное надо было бы этого хотеть.
Но мне кажется, что я не хочу…

— Уточни — не вообще не хочешь, а кого-то другого.
Кроме одного.

— Не надо продолжать эту мысль.
Я и так поняла вас. Да, вы правы.

— Ну вот и ответ на твой вопрос.

— Как вы считаете — это правильно?

— Я не могу этого знать.
Как ты можешь - так и чувствуешь.
Возможно, что ты совершенно права.

Более того, я бы вообще не стал говорить, что ты не сможешь полюбить.
Потому что ты уже любишь.
И поэтому любить кого-то ещё в этом смысле и необязательно.

— … Может вы и правы.
Да, наверное, так и есть.

… Я просто и сейчас люблю.
… И наверное… это будет долго…

— И пусть будет. Это хорошо.
Несмотря на обстоятельства, из-за которых вы не вместе.
Несмотря на боль потери.

То, что вы вообще встретились и смогли услышать, почувствовать друг друга — это огромная удача.
Она не каждому вообще выпадает в жизни.
Не просто увлечься. А полюбить так.

— Вы правы, но давайте сменим тему.
Что делать с курсами? … С практикой.
59. Что делать с курсами?
— Вы правы, но давайте сменим тему.
Что делать с курсами? … С практикой.

— Я уже говорил.
В этом я участвовать не собираюсь.

— Но тогда мне не разрешат работать агентом.

— Разрешат.

— Как?

— Я уже обсудил этот вопрос с твоим начальством.
Они согласились, что с учётом обстоятельств вреда от курсов было бы больше, чем пользы.
И что у тебя есть шансы обойтись без курсов.

— Вы об этом хотели сказать мне вчера?

— Да.

— А я набросилась на вас с упрёками.

— Пустяки. Мы уже обсудили это.

— Значит, для меня сделали исключение…

— Да.

— То есть теперь я сама решаю, быть или не быть курсам?

— Да.

— А вы что посоветуете?

— Я советую воспользоваться разрешением начальства.
И обойтись без курсов.

— Они в самом деле не нужны?

— Для тебя они вредны.

— Но всё равно нужны?

— Я не знаю.
Сложный вопрос.

Я хотел вообще уклониться от такой чести.
Но меня попросили присмотреться, не спешить с решением.

А потом я узнал тебя и понял, что тебе нужна помощь в реабилитации после травмы.
И решил задержаться хотя бы для этого.
Для реалибитации.

— И только ваши рефлексы решили не уклоняться от задачи.

— Алиса, я думал, что это мы тоже уже выяснили.
Придётся объяснить иначе.

Неважно, какие у меня рефлексы.
Важно, что я об этом думаю и что собираюсь с этим делать.

Что думаю и что делать — ты знаешь.
Я думаю, что мне не нужно становиться твоим инструктором по практике.

А что касается рефлексов — неужели ты не понимаешь, что для мужчины желанна почти любая женщина.

А тем более юная девушка.
И тем более такая соблазнительная, как ты.

И тем более если она неожиданно предстаёт в таком соблазнительном виде, как ты вчера.

— Таком уж и соблазнительном?

— Ты в самом деле не понимаешь или кокетничаешь?

— И то и другое. По-немножку.

— Ты поразительно наивна в этих вопросах. Почти как ребёнок.
Что точно несовместимо с твоей будущей работой.

— Да, я что-то упустила.

— Потому что в те годы, когда девушка открывает для себя нюансы отношений между полами, в том числе при непосредственном общении с представителями противоположного пола, ты отключилась от этой сферы жизни.
Разумеется, в силу крайне веских причин.

— Как теперь-то это исправлять?

— Для начала, если хочешь, то я попробую сделать тебя достаточно осведомлённой.
Тем более что у нас уже, похоже, сложилось понимание.

— Хочу. Спасибо.
60. Мне раздеваться?
С теорией Алиса и Эледар расправились быстро.

Но по мере углубления в теоретические аспекты подготовки Алиса всё чаще стала задумываться о том, в самом ли деле целесообразно обойтись без практики, несмотря на то, что ей разрешили стать агентом и без практики.

Идея практики конечно не вызывала у неё энтузиазма, по многим причинам.

Но Алиса понимала, что без практики в самом деле опасно работать.
И она сама может утратить работоспособность в случае ЧП.

Но главное — она могла подвести других людей.
С фатальным исходом для них.
А этого Алиса не могла допустить.

Поэтому она пришла к выводу, что без курсов может работать только в пределах Земли.
Да ещё десятка планет типа Пенелопы или Фикса.
А на многие планеты путь будет закрыт.

Оставалось решить вопрос о том, сможет ли она принести достаточно пользы в пределах этой зоны относительной безопасности.

Когда она посоветовалась, поделилась новыми выводами с Эледаром, то он сразу сказал, что по-прежнему считает, что ей курсы навредят.
И советовал работать в пределах Земли.

Он почти убедил Алису в том, что она может много пользы принести именно на Земле.

Но потом Алиса представила себе, что в какой-то ситуации не сможет броситься туда, куда необходимо, только потому, что когда-то не прошла практику.

Или скорее всё же бросится, но не сможет помочь или не справится, или пострадает при ЧП сильнее только потому, что не прошла курсы.
Они всё же были задуманы для того, чтобы защитить агентесс при ЧП, снизить риск неудачи или травм для самих агентесс.

В итоге однажды Алиса сообщила Эледару, что решила пройти и практику тоже.

Объясняя это тем, что не сможет сидеть только на Земле и ни во что не лезть, если понадобится.
Для спасения кого-то.

Эледар вынужден был согласиться с Алисой в том, что в такой ситуации без курсов не обойтись при всей их нежелательности.

— Вы поможете мне выбрать инструктора?
Познакомите его с тонкостями моей натуры?
... Дадите советы по работе со мной?

— Придётся.

— Честно говоря… учитывая, что когда-то я была для вас привлекательна… я бы выбрала инструктором вас.
Но вы говорили, что не станете в таком участвовать.

— Я говорил, что не хочу в таком участвовать.
Но если ты решила пройти через это и считаешь, что я могу тебе помочь, то я не могу тебе отказать.

— Значит, вы всё же поможете мне?

— Я постараюсь. Хотя я не уверен, что у нас получится.

— Давайте попробуем. Пожалуйста.

— Несмотря на то, что я посторонний для тебя человек?

— Уже не посторонний. Вы стали для меня настоящим другом и очень близким человеком.

— Алиса, этого мало.
Желательно иметь влюблённость в первого мужчину.

— Вы же знаете, что это для меня невозможно.

— Ну тогда ты должна хоть немного увлечься человеком, который станет твоим первым мужчиной.

— А я и увлеклась вами.
Насколько могу.

— Это просто привязанность.

— Понимаете… я чувствую, что с вами я могла бы…
А с другими… я уже пробовала представить…

Но пока не получается… они такие мне посторонние в этом смысле…
Хотя в остальных ситуациях вполне милые.

Общаться с ними мне нравится.
А вот это...

— Я понял тебя.

— Значит, решено?

— Не торопись.
Может, подождём немного?
Может, ты всё же встретишь мужчину, которого полюбишь?

— Не думаю.
Мне кажется, что, кроме вас, никто и не смог бы вызвать во мне даже таких чувств.

— Каких?

— Мне легко с вами.
Вам я доверяю.

Я чувствую, что вас в самом деле заботит моё благополучие.
Ваше отношение ко мне бескорыстно.
Вы не о своём удовольствии думаете.

Благодаря знаниям, которые вы мне дали, я понимаю, чего вам стоит со мной общаться.
Учитывая, что вас тянет ко мне.

Но вы даже не пробуете добиться от меня расположения.
Ни на что не рассчитываете.

— Я просто реалист.

— Не только.
Я знаю, что только порядочный и сильно любящий мужчина мог бы делать для меня то, что вы делаете.

И знаете… я наверное могла бы в вас влюбиться.
Если бы могла вообще влюбляться.

— Не думаю. У тебя есть настоящая любовь.

— Я имею в виду — если бы вдруг я не знала её.

— Мне лестна твоя оценка.
Но я подумаю. Посмотрим, как пойдёт дело.

— Когда мы начнём?

— Считай, что уже начали.

— ...Мне раздеваться? Или вы сами разденете?

— Не торопись. Я не имел в виду, что мы с этого начнём.

— А с чего?

— Сначала мы попробуем подготовить тебя.

Я попробую за тобой поухаживать.
Официально, с твоего согласия.

Обольстить тебя.
Если это возможно, в чём я сомневаюсь.

Ну и вообще посмотрим, можно ли вернуть тебе вкус к таким удовольствиям.

А потом посмотрим, что получится.
Там и решим по итогам.
Стоит ли раздеваться.
61. Про фильмы NC
Одним из пунктов программы сближения был совместный просмотр красивых кинофильмов о романтичных отношениях.
С рейтингом NC.

Пару фильмов Алиса посмотрела с интересом.
Но потом попросила больше не показывать подобных фильмов.

— Почему?

— Трудно объяснить.

— Может, попробовать с рейтингом PG-13?

— Да нет. Не в этом дело.
Да и какой смысл искусственно ретушировать действительность.
Тем более ретушировать самое красивое.

Нет, с фильмами всё в порядке.
Они прекрасны.

Это так замечательно, что люди бывают так счастливы.
Я рада, что посмотрела эти фильмы.

— Тогда … в чём дело?

— … А вы психолога включите… и сразу поймёте.

— Уже понял.

— Ну вот.
Это же не просто откровенные фильмы.

В первую очередь… в них в самом деле отношения показаны так… что возникает безоговорочное «верю».

И самое главное — им удалось показать, насколько любовь красива.
Но несмотря на это… точнее именно из-за этого… понимаете, я не могу их смотреть…
Потому что…

— Можешь не объяснять.

— Потому что … я всё время думаю о том, что так же мог бы быть счастлив и он тоже…
У него такой был большой талант быть счастливым…

Он так умел наслаждаться жизнью…
Поэтому он и от любви тоже получал бы величайшее наслаждение.

— Не сомневаюсь.
Ты позаботилась бы об этом.

— Да… Поэтому спасибо за эти фильмы.
Но больше не предлагайте подобные.

— Как скажешь, Алиса.
62. Проба
— Эледар, мне кажется, что я уже вполне готова.
Может, попробуем?

— А я уверен, что рано.

— Но попробовать-то можно?

— Раньше времени не желательно.
Если ты не готова, то после таких преждевременных проб потом может понадобиться ещё больше времени.

— А если я готова?

— Алиса, когда девушка готова, она совсем другая.
По ней видно, что она тает от желания.

— Я не тот человек, который стал бы таять.

— Ой не зарекайся.
Я уверен как раз в обратном.

— … То, от чего таят, мне недоступно.
Придётся обойтись малым.

— Ну хорошо. Давай попробуем обойтись.
Но такой деловой подход тут не совсем уместен.

— На какой способна.

— Только учти.
Если я замечу, что тебе слишком некомфортны мои действия, то я остановлюсь, и продолжения не будет долго.

— Ладно.

***

Через несколько минут Алиса не выдержала и решилась задать вопрос, о нежелательности которого догадывалась.
Но не задать его она не могла.

— Эледар, а можно сразу к главному?

— Нет, нельзя.

— Но почему?

— Мы это проходили на теории. Вспоминай.

— Я помню. Но мне это не нужно.

— Значит, и остальное не нужно.

— Нужно.

— Извини, но мне лучше знать.
Я так и думал, что ещё рано.

Ты пока даже к прелюдии не готова.
Прикосновения тебе неприятны.

— Приятны.

— С кем ты споришь?
В лучшем случае они для тебя нейтральны.

Когда они приятны, то реакция на них совсем другая.
Мы постепенно этого добьёмся. Попробуем хотя бы.
Но уже не сегодня. Я же предупреждал.

— Надо ли вообще разводить такие церемонии?

— Надо.
Я не имею права нарушать естественный ход приобщения девушки к сексу.
Тем более что он и так уже нарушен.

— Люди тысячи лет не думали об этом.
И как попало приобщали девушек.

— Верно. Но зачем нам повторять их ошибки?

— Но я же сама согласна.

— Алиса, ты забыла теорию?
Секс для тебя пока невозможен.
Потому что ты не хочешь меня.

— Раньше девушек вообще никто не спрашивал, кого они хотят или нет.

— И расплачивались за это их холодностью.
И менее здоровым потомством.

— Ну как-то ведь люди жили.

— Плохо жили.
Мы же это проходили

Если девушка не хочет мужчину, то его настойчивость при сексе может в лучшем случае привести к вагинизму и фригидности.
А в худшем — к травмам. Не только душевным.

Ты это мне предлагаешь сделать?
Ты считаешь, что я способен на такое?

— … Нет.

— Тогда разреши мне самому в следующий раз решать, готова ты или нет.
И с чего начинать.
63. Новый подход
— Опять ничего не получилось…
Я как была бревно бревном так и осталась.
Неужели так и не получится?

— Я полагаю, что да.
Так и не получится.

— Но почему?

— Потому что мы так вас, девушек, воспитываем в нашем обществе.
Что в вас мощно расцветает изначальная природная установка на то, что вы — храмы.

В которых творится новая жизнь.
Каждая из вас чувствует себя священным пристанищем, в котором может произойти появление нового человека.

Поэтому вы ответственно относитесь к своему потенциальному материнству.
Это проявляется и в том, что вы расположены отдаваться только отцу детей.
Любые другие связи вы не воспринимаете.

— Мне кажется, что эту установку я могу преодолеть.

— Ну допустим. Но есть и другое.

— Что?

— Чтобы ответить на твой вопрос, мне пришлось бы коснуться запретной темы.
Ты согласна на это?

— Согласна.

— И плакать не станешь?

— …Попробую.

— Алиса, у нас ничего не получается, потому что в глубине души ты уверена, что это измена.

— Кому?

— Ему.

— …Может, вы правы. Наверное, я в самом деле так считаю…

— Ну вот. Поэтому и не получается и не получится.
И самое главное — ты права, считая это изменой.

Но дело не только в этом.
Ты чувствуешь, что, изменив ему… ты отдалишься от него.
Что ослабеет ваша связь, которую ты до сих пор ощущаешь как реальную.

Тебе кажется, что, изменив, ты станешь соучастницей его гибели.
Что, пока ты ему верна, он немного с тобой. А ты с ним.
А тебе очень хочется быть с ним хоть в этом смысле.

Тебе хочется сохранить память о его поцелуе.
Ты боишься, что эта память побледнеет, если ты поцелуешься с кем-то другим.

И я не могу сказать, что это иллюзорные ощущения.

— Откуда? … Откуда вы всё это знаете?

— Специальность такая.

— Какая? Алисоведение?

— Женская психология.

— Судя по тому, как вы понимаете мои мотивы… вы знаете обо мне больше, чем я сама.

— Вряд ли больше. Но некоторые вещи могу понять.

— Эледар… что же с этим делать?

— А надо ли?

— Вроде надо…

— Подумай хорошенько сначала.
Алиса… ты знаешь, какая мелодия постоянно в тебе звенит, не прекращая?

— Боюсь даже услышать ответ.
Если вы и сейчас угадаете…

— Это не угадывание.
Это ясно любому внимательному человеку.

— Ну и какая?

— Опустела…

— Не надо!

— «Опустела без тебя Земля»

— … Вы угадали…
Что вы за волшебник такой… Что даже об этом догадались.

— Это не трудно.

— Не трудно?
Я даже играть это не пробую.

Хотя хочется. Но не могу.
Могу только эту:
https://www.youtube.com/watch?v=fKdc-LGuPJ8

— У меня и от этой душа…

— Что?

— Ну что… Сострадает тебе.

— И всё же.
Эледар, попробуйте что-нибудь придумать.

— Алиса, это невозможно.

— Мне очень надо иметь возможность работать где угодно, а не только в зоне безопасности.
Как раз в память о нём.
Мне кажется, что мне будет легче, если я смогу кого-нибудь спасти.

— Извини. Я не знаю, как ещё помочь тебе в этом.

— Должно быть какое-то решение.

— Честно говоря, есть у меня одна идея.
Но я никак не могу понять, не слишком ли она сомнительная.

— Давайте вместе понимать.
Озвучьте её пожалуйста.

— Но очень странная.
И скорее всего не понравится тебе.

— Говорите же.

— Раз ты не можешь только с ним, то можешь попробовать представить, что другой — это он.

— Что?

— Я предупреждал, что идея спорная.
Более того, я не уверен, что она безопасная.

— Нет, это слишком.
… и по отношению к вам тоже нехорошо.

— Главное — каково это по отношению к тебе и к нему.
Я-то ладно.

— Вы слишком пренебрегаете собой.

— Просто у меня задача такая. Тебе помочь.

— А почему вы так помогаете мне?

— Потому что любой человек, который знаете столько же, сколько я, не смог бы не захотеть помочь такому существу, как ты.

Но то, что я делаю, это малость.
Я понимаю, что тебе по-настоящему только одно нужно. Он.

И я рад был бы дать тебе его.
Но не представляю, как.
Но зато хорошо понимаю, что его тебе никто не может заменить.

— Эледар, спасибо за новую идею.
Я обязательно над ней подумаю.
А пока… можно мне побыть одной?

— Конечно. Позови, когда понадоблюсь.

__________________________


https://www.youtube.com/watch?v=1ZvIK4M5SEo
64. Алиса обдумывает идею
Алиса нервно ходила по своей комнате, думая над ситуацией.

Эледар был прав.
Как всегда.

Она в самом деле ощущала, что, переспав с другим, даже в рабочем порядке, даже ради возможности делать работу, она предаст Пашку.

И уже одного этого было достаточно, чтобы напрочь выключить в ней способность хоть получать хоть немного удовольствия от чужих прикосновений.

Она в самом деле просто деревенела от них.
И ничего не могла с этим поделать.

И Эледар не мог.
При всей его нежности и симпатии его старания оставляли её равнодушной.

Она замыкалась в такие моменты.
И с каждой секунд ласк всё больше.

Желая только поскорее закончить это.
Хотя такой настрой наоборот отдалял от возможности даже начать.

И Эледару, понимающему бесполезность и бессмысленных дальнейших ласк, приходилось всё прекращать.

Алисе было очень неудобно перед ним.
Она искренне сожалела, что не может иначе.

Что все его старания, всё искусство, обаяние и доброта бессильны перед её выключенностью.
Но в самом деле не могла это изменить.

Она очень его ценила и даже любила.
Но как человека, а не как мужчину.
И, несмотря на все старания и на собственное старание принять его ласки, не могла пока не ощущать их чем-то посторонним и ненужным.

Но Эледар не только не обижался на неё, но ещё и сам подбадривал и поддерживал её.
И говорил, что всё понимает.

Что у неё нормальная реакция.
Что он другого и не ожидал.

Что она не должна чувствовать вину перед ним.

***

Вдобавок Эледар советовал ей представить, что у них может получиться так же, как в фильме «Призрак», когда девушка и её возлюбленный смогли вступить в контакт благодаря посреднической помощи медиума.
И предлагал себя в качестве такого медиума.

Алиса посмотрела этот фильм.
И подумала, что в этом что-то есть.

Даже если такое, как в фильме, и невозможно, то вот в их деле помочь вполне может.
Если вообразить, что показанное в фильме возможно.

Хотя сам Эледар не собирался всерьёз играть в подобные игры.
Считая, что это опасно, если не понимать всю природу и всю подоплёку таких явлений.

И собирался оставаться собой во время контакта с Алисой.
Он честно рассказал это Алисе.
Она с ним согласилась в этом.

Играть достаточно было только ей.
Суметь представить на месте Эледара Пашу.
Или контакт с Пашей посредством Эледара.
65. "Опустела тез тебя..."
***
Прав Эледар был и в том, что в её памяти в самом деле до сих пор часто прокручивается мелодия названной им песни.

https://www.youtube.com/watch? v=1ZvIK4M5SEo

Вот как появляется свободная от учёбы и занятий минутка — так и прокручивается.
А когда-то прокручивалась вообще непрерывно.

Особенно первые две строки:

«Опустела без тебя земля…
Как мне несколько часов прожить?»

Они повторялись у неё, словно у сломанной пластинки.
Ей очень хотелось сыграть их.

Но она каждый раз нерешительно откладывала попытку.
Да и физически не могла бы это играть.

Алиса снова гладила скрипку.
Или в этот раз рискнуть?

Если что — рядом есть Эледар.
Возможно, ему удастся … вытащить её… если она не справится.

Из чего вытащить?
Из того состояния, в котором она рискует оказаться, дав голос этой мелодии

Алиса подняла смычок.
Неожиданно руке было так тяжело при этом, словно она не смычок подняла, а … ну, скажем, двухпудовую гирю.

Она опустила смычок и попробовала снова собраться.
«Опустела», — пропела скрипка.

Не звонко и не напевно.
А как-то болезненно.

Алиса замерла.
Звуки показались оглушительными.

Руки сами опустились.
Дрожащими руками Алиса положила скрипку и смычок, чтобы не уронить.

А внутренний слух заставлял Алису слушать продолжение недоигранной музыкальной фразы:

«… без тебя Земля»

На секунды накатило состояние тех первых часов с их пустотой и отчаянием.
Словно и не прошло несколько лет с тех пор.

И это называется — время лечит?
Если несколько звуков способны ввергнуть в прежнее состояние.

Алиса зачем-то обхватила голову руками.
Словно без этого голова не справилась бы.
С лавиной переживаний.

Алиса в который уже раз отчётливо поняла, что она тогда вместе с Пашкой … ушла.
Она ему сочувствовала. Сострадала.

Она разделила с ним всё, что он пережил.
И её тоже не стало.

Как полноценного человека, с душой и здоровым телом и мозгом. Не стало.

Осталась только тень прежней Алисы.
Вот в чём истина.

И эта тень пока ещё имеет страстное желание.
Единственное.

Точнее, не столько желание.
Сколько потребность.

В чём-то таком, что кажется ей спасительным.
Чем-то органически ей необходимым.

В возможности спасать других от горя и страданий.
Алиса не заметила, как в руках снова оказались скрипка и смычок.

«Как мне несколько часов … прожить…»

Алиса долго слушала эхо фразы.
Неужели она смогла это сыграть?

Она начала заново:

«Опустела без тебя Земля…»

И каждый раз после второй строки начинала сначала.
Словно при очередном повторе сможет понять.
Как прожить несколько часов.

И дней тоже.
И лет.
Если будут эти годы вообще.

***
Эледар слушал эти две строки, их мелодию в исполнении скрипки Алисы несколько часов.

Нет, это не было однообразно.
Наоборот, слишком разнообразно.

На разные лады.
В разных тональностях.

То поднимаясь всё выше на вершины фальцета и обрываясь там.
То спускаясь в пропасти басов.

То чередуя повышение и понижение тона.
С разной скоростью.
С изменением скорости в течение одного повтора.

Алиса словно что-то рассматривала и рассматривала в себе.
Или что-то бередила в своей душе.

Иногда скрипка надолго замолкала.
А потом пела вновь.

Или скорее плакала.
Или стонала от бессилия.

От неспособности ни принять ни принять ситуацию и смириться с ней, ни исправить.

Интонации скрипки напоминали больного человека.
Полностью потерянного.

Не знающего смысла жить дальше.
И не знающего способа жить.

***

Эледар сострадал своей юной подопечной всем сердцем.

И сожалел, что ничем не может помочь такой чудесной девушке, которая основательно запала ему в душу.

Не может помочь, несмотря на все его немалые знания и опыт.
Хотя как раз благодаря им-то он и понимал, что помочь ей, вернуть её к жизни могло бы только чудо.

Которое не возможно.
Чудо возвращения её мальчика.

***

Закончилось всё тем, что уже поздней ночью Алисы сыграла мелодию полностью.
Очередное повторение первых строк неожиданно продолжилось остальными.

И звучало это уже не вымученно, а ровно и наполненно.
66. Результат
***

А на следующий день Алиса сказала, что хотела бы попробовать подсказанный Эледаром способ.
При котором она попробует представить, что с ней не он, а Паша.
Если Эледар всё ещё согласен на такое.

Она сообщила это без тени энтузиазма и вообще казалась какой-то уставшей.
Так что Эледар сначала не верил в успех новой попытки.

И склонен был отложить повтор на неопределённое время.
Но Алиса сказала — или сейчас, или скорее всего никогда уже не получится.

И в самом деле в тот раз всё же получилось.
Впервые.

Насколько это вообще было возможно в их ситуации.
Впрочем, учитывая прошлые тотальные неудачи и безнадёжность попыток, на этот раз получилось вполне складно.

И главное — минимально травматично для Алисы, как и надеялся Эледар.
По крайней мере физически.

Что там творилось у Алисы в душе — даже он пока не представлял.
Пока.

Но догадывался, что мало хорошего.
А вскоре и убедился в этом.

***

Эледар снова оказался прав.
В темноте Алисе удалось представить, что к ней прикасается Паша.

А Эледар сделал всё от него зависящее, чтобы не нарушить эту внушённую Алисой самой себе иллюзию.

Под конец Алиса благодарно поцеловала его руку и сказала:

— Спасибо. … Эледар.

Он вздрогнул.
Раз она назвал его по имени — значит, игры и воображение закончилась.

Но потом добавила:

— Можно попросить тебя…

— Оставить тебя?

— Да. Прости.
Мне очень нужно остаться одной.

— Не извиняйся. Я знаю, что тебе это нужно.

Эледару пришлось оставить её.
Он пока не мог помочь ей в такой ситуации своим присутствием.
67. ХХ век. Такой же вечер, как у них
«Такой же вечер, как у нас», — думала Алиса, наблюдая, как сгущаются сумерки.
С каждой минутой темнота нарастала.

И чем темнее становилось вокруг — тем лучше чувствовала себя Алиса.
Потому что это приближало её к тому, что казалось ей выходом.

Она впервые чувствовала себя спокойнее и лучше.
Благодаря принятому решению и приближению к его осуществлению.

Несмотря на всю сомнительность задуманного.
На грани безрассудства.
Да пожалуй и за гранью.

Публика в парке постепенно менялась.
Всё меньше становилось ребятишек и людей с колясками.

Всё реже встречались прохожие, которые возвращаются с работы.
А те, которые припозднились, проходили парк всё торопливее.

Приближался час иск.
Когда парком завладеют искатели приключений.

Алиса знала это, но это её не смущало.
Наоборот, это и было её целью.

Она гадала, где произойдёт то, ради чего она сидит в этом замусоренном парке.
На грязноватой скамейке, где она сидит?

Или прямо на ещё более грязной земле?
Вот это её немного смущало.

***

Со дня удачной попытки прошёл ровно месяц.
И Алиса решила отметить это сегодняшним выходом.
Выходкой.

Весь этот месяц Алиса с каждым днём чувствовала нарастающее недовольство.
Оно становилось таким сильным, что она с трудом сдерживала рвущееся наружу раздражение.

Особенно она боялась сорваться при Эльдаре.
И при нём же её раздражение зашкаливало.

Она понимала, что он ни в чём не виноват.
И поэтому держалась.

Но на морально-волевых.
Они помогали сдержать проявления раздражения.
Но не помогали погасить раздражение совсем.

***

А поначалу всё было так гладко.
Алиса почти радовалась, что лёд тронулся.

Что наконец-то преодолена первая ступень, оказавшаяся такой трудной.
Это открывало доступ к курсам.

И ждала развития первого успеха.
Через положенное время.

Эледар сказал, что теперь они сделают перерыв не менее чем на неделю.
Для заживания.
А потом им придётся подождать, когда у неё пройдёт овуляция, и снова наступят безопасные дни.

Несмотря на применение контрацептивов, никто не планировал устроить будущему почти готовому агенту внезапную незапланированную беременность, из-за которой агентессе пришлось бы отложить начало работы как минимум на год.

Но по мере того как шло время, спокойное рабочее состояние Алисы сменялось нарастающим раздражением.

Алиса злилась на себя.
И на Эльдара, хоть и понимала, что злиться на него несправедливо.

Она начала жалеть, что сделала это.
И при этом понимала, что всё равно это сделала бы, если бы у неё появилась возможность заново решать — делать или нет.

Но у неё появилось сильнейшее желание как-то погасить своё недовольство.
Что-то придумать.

И она придумала.
Совершенно нелогичный выход.

Но именно он казался ей эффективным.
Ей казалось, что он принесёт ей освобождение.

Алиса решила приступить к практике курсов в условиях, максимально приближенных к тем, ради готовности к которым проводятся курсы.
Чтобы это как-то оправдало то, что она натворила, решившись на курсы.

А ещё ей казалось, что это каким-то образом сотрёт накопившееся недовольство.
68. ХХ век. Те, кого она ждала.
Наконец, когда темнота стала чернильной, появились те, кого Алиса ждала.
Обычная компания подростков. Лет от 14 до 16.

Она надеялась, что они заметят её.
И что её хвалёная привлекательность не подведёт её.

Но были и сомнения.
А вдруг они окажутся джентльменами?

Пока что джентльмены напропалую сорили.
Но это ещё ни о чём не говорило.

Сорили тут почти все, словно это была обязанность — оставить после себя в парке хоть какой-то мусор.
Несмотря на то, что кое-где имелись и специальные ящики для мусора.

И даже иногда пустые.
Впрочем, ветер всё равно разносил мусор из переполненных урн по всему парку.

— Кого ждёшь, красавица?

***
О, её наконец-то заметили.
Голос раздался сзади.

— Вас, — просто ответила Алиса, не оборачиваясь.
Надеясь, что сами обойдут скамейку.

Сзади нестройно засмеялись.
Слегка нервно.

Вероятно, от неожиданности её ответа.
Она вела себя не так, как от неё ожидали.

Но в то же время в смехе были и нотки удовлетворения.
От предчувствия приключения, а то и развлечения.

«Интересно, до моего времени кто-то из них дожил?
К сожалению, вряд ли. Судя по напиткам, которые в их бутылках».

— Давайте знакомиться, прекрасная незнакомка, — предложил парень, представ наконец напротив.

— Алиса.

— «Алиса, миелофон»? — уточнил парень, не подозревая о том, насколько его ироничный вопрос близок к действительности.

— Именно так, — не стала врать Алиса.

— А вот врать нехорошо, — притворно обиделся парень.

К ним уже подошли остальные.
Алиса насчитала восемь персон.

Они чувствовали себя здесь в это время хозяевами.
Короли ночного парка.

Сегодня у них будет развлечение.

— Я не вру, — равнодушно возразила Алиса.

— А чем докажешь?
Ты учти. - Мы такого вранья не потерпим.

Ты на святое замахнулась.
И если врёшь, то нам придётся тебя наказать.

— А если мне это и нужно?

***
Алиса рассчитывала, что такой ответ спровоцирует на искомые действия.
Но неожиданно оказалось, что она ошиблась.

Не нужно было быть такой спокойной и прямой.
Нужно было притвориться немного растерявшейся.

— Да ладно тебе, Димон.
А вдруг она правда… того.

— Алиса-миелофон?

— Ага.

— Не, ну, а что. … Симпотичная деваха.
Только та маленькая была в кино.

А если представить, что она подросла, то вполне могла бы и такой стать.
Да, Алиса?

— Возможно.

— Выпьешь с нами? — предложил заступник.

***
69. ХХ век. "Выпьешь с нами?"
На такое гостеприимство Алиса не рассчитывала.
А надо было.
И принять заранее препарат для нейтрализации алкоголя.

Впрочем, возможно, что хватит и простого универсального противоядия и гепатопротектора, который принимал каждый путешественник во времени перед прыжком-перемещением.

А на что она рассчитывала?
Что озабоченные подростки сразу молча набросятся на неё?

А может им коммуникативный компонент тоже интересен?
Может, они не прочь поиграть сначала? Чтобы распалиться?

Эледар постарался познакомить её с азами подобного.
С нюансами поведения и мотивации, реакций другого пола.

Но дефицит практики общения Алисы с ровесниками пока сказывался.
Слишком уж много времени она игнорировала это общение.

— Что пьёте? - спросила Алиса, пока не отказываясь от угощения.

Ей протянули несколько отпитых бутылок.
Но едва она хотела взять ближайшую, как тот, кто говорил «да ладно», сказал:

— Погодите, у нас есть не начатая.
Я ещё не успел отпить из своей, — пояснил он, — видя на лицах товарищей недоумение при виде его открытой бутылки.

А потом добавил, словно в ответ на выражение недоверия и сомнения:
— А половина бутылки потому, что я по дороге разлил.

Он никого не убедил, но и спорить с ним не стали.

***

Алиса молча взяла его бутылку.

— Ого. 11%?

— Меньшего не держим.

***
Алиса понюхала содержимое.
Потом сделала вид, что собирается пить, прикоснувшись к горлышку.

Раздались одобрительные звуки.
С едва заметными нотками разочарования.

А затем, понимая, что, возможно, делает это слишком преждевременно, демонстративно медленно перевернула бутылку горлышком вниз.
Жидкость бодро устремилась вниз, увлажняя почву.

Кто-то охнул. Кто-то сматерился.

— Ты что? — закричал один из них. — Ты знаешь, сколько это стоит?
Да мы тебе за это знаешь что сделаем?

— Мы? — уточнила Алиса, отметив про себя, что человек говорит не от своего имени, а от имени группы. Словно закрываясь группой и снимая с себя ответственность за решения и поступки. — А почему ты не говоришь «я»? Стесняешься?

— Да мы… — разозлился говоривший, но не ответил на вопрос, — да мы тебе самой теперь эту бутылку…

— Тихо! — крикнул тот, который и в прошлый раз заступался. Недовольный ропот неуверенно стих.
— Зачем ты это сделала? — обратился он к Алисе.

— Сколько стоит этот напиток? — спросила Алиса у него.

— Зачем тебе знать?

— Я верну деньги за вылитое.

— А ты теперь не деньгами расплачиваться будешь.
Варварство деньгами не окупишь, — снова высказался крикун.

— Погоди, — остановил его заступник. — Пусть она сама скажет.

— Я верну деньги, — повторила Алиса и аккуратно водрузила бутылку в кучу мусора наверху урны.

— Дело не в этом.
Если не хочешь пить — так и сказала бы.

Мы не прочь угостить.
Но заставлять никто не собирается.

— Пашка, вечно ты добреньким притворяешься! — не выдержал крикун.

— Скажи спасибо, что добрым, а не злым, — ответил тот, кого назвали Пашкой.
Или ты хочешь, чтобы я злым притворялся? — задал он риторический вопрос и снова повернулся к Алисе в ожидании ответа от неё.

Не понимая, что за выражение появилось в её взгляде на него.
С оттенком раскаяния.

И совершенно не представляя, кому и по какому поводу адресовано её раскаяние.
И какое значение при этом имело его имя.

— Вы уверены, что девушку надо угощать ЭТИМ? — спросила Алиса.

— А что такого?

— А дети вам нужны какие? Здоровые или не очень?

— А причём тут дети?

— А чем будете поить девушек — такие и дети будут.

— Многие пьют и ничего.

— Уверены, что ничего?

— И чем тогда девушек поить? Молоком? Или кофием?

— Хотя бы не градусами.

— Ты точно словно не отсюда.
У нас считается: как напоишь — так и поимеешь.

— Так вы, говорите, кино смотрели про Алису?
А желание попасть туда ни у кого не возникло?

— Куда? В будущее Алисы?

— Да.

— А причём тут это?

— А при том, — понесло Алису. Она понимала, что выходит из задуманной роли, но решила пренебречь этим.
— Как вы считаете — если вы будете пить ЭТО — поможет это вам туда попасть?

— А какая разница, что пить?

— Малюсенькая.
Есть пить это, то шансы меньше.
А есть пить другое, то больше.

— А тебе не всё равно, доживём мы или нет?

— Нет, — тусклым голосом ответила Алиса.

***
Ей было не всё равно.

Никогда не было всё равно.
А теперь тем более.

После того, как она потеряла Пашку.
Она не могла спокойно относиться к тому, что кто-то добровольно сокращает и портит себе жизнь.
Что кто-то рискует из-за пустяков.

Но она не знала, как это всё объяснить им.

— Ты говори да не заговаривайся.
Думаешь, что самая умная?
Никто из нас всё равно не доживёт до твоего времени, даже если ты та самая Алиса.

— Почему?

— Потому что. У нас тут то Афган, то ещё что.
Так что без вариантов.
Нас кого через год, кого через два забреют. И всё.

— Что всё?

— А то. Никто не знает, вернёмся мы или нет.
Доживём ли до старости.

А кто останется вечно молодым.
А кто даже детей не успеет сделать.

— Вы… вы поэтому пьёте? — упавшим голосом спросила Алиса.
Она много читала о судьбах подростков ХХ века.

В первую очередь в связи с интересом к судьбам своих друзей из шестого «Б».
И иногда уже думала, что некоторые ребята могли пить и из-за этого.
Из-за того, что считали, что у них нет будущего.

— Не твоё дело, — грубовато ответил Пашка.

— Моё.

— Вот только… «нас не надо нас жалеть».

— «Ведь и мы б никого не жалели?»

— А ты откуда знаешь эту песню? — удивился Пашка.

— Слышала.

— Странно. Зачем такой красивой девушке слушать такие песни?
Зачем забивать память такими словами?

— А чем забивать?

— Ну там… Гуччи… Я не знаю…
Мужики, кто-нибудь помнит ещё какие-то названия?

***
Никто не помнил.

— Алис, — сказал вдруг кто-то, —, а ты скажи нам что-то из ближайшего будушего.
Чтобы мы могли поверить, что ты правда та Алиса.
Когда это событие произойдёт.

— Да пошутила она.
Неужели ты не понимаешь.

Не из будущего она. И может быть даже не Алиса никакая.

***

Алиса хотела ответить, привести какой-нибудь пример, но тут кто-то сказал:

— Мужики, атас.

Все повернулись в сторону.
70. ХХ век. Новички.
***

— Бл… блииин. … Принесла же нелёгкая.
Ну почему именно сегодня?
А может и обойдётся…

***
К ним шла ещё одна компания.
Алисе несложно было понять, что новым гостям тут не очень-то рады.

«Её» парни инстинктивно или намеренно встали так, чтобы её было не видно.
Между скамейкой и асфальтированной дорожкой.

— Оденься, — процедил ей тот, который Пашка, не поворачивая к ней головы и не сводя взгляда с новеньких.

Алиса подчинилась.
Она некоторое время назад сняла свой скромный длинный плащ, под которым была более провокационная экипировка.

Приготовленная специально в расчёте на то, чтобы продавить свой план.
Коротчайшая юбочка и блузка с декольте.

Она заметила, как сглотнули парни, когда она предстала в таком виде.
Когда она расстегнула плащ. Потом совсем сняла.

А теперь вот ей велели одеться.

— Кого вы там прячете? — спросил один из подошедших, заглядывая через головы. - А, понятно.

Ночная бабочка? Новенькая, кажись?
Думаете, что одни попользуетесь?

— Замолчи, — сказал Паша.

— Сам сейчас замолчишь. Навеки.
Короче. - Или делитесь по-хорошему.

Или … мы без вас будет оприходовать новенькую.
Она скидку делает, если оптом?

***
Паша достал поставленную Алисой бутылку.
Облизал горлышко.
А потом резко ударил бутылкой по краю урны так, что дно отбилось, но образовались неровные битые края.

Другие последовали его примеру, не обращая внимания на вытекшую жидкость.
А ведь недавно так переживали за вылитую Алисой.

С другой стороны лязгнули раскрываемые складные ножи.

Алиса с ужасом поняла, что натворила совсем не то, что планировала.
Она не собиралась становиться поводом для драки.
Тем более такой.

Понимая, что в любой момент две стены схлестнутся, но не зная, что сделать, она крикнула первое, что показалось ей эффективным, но совершенно не имея уверенности в том, что она правильно делает:

— Мальчики, не надо драки!
Я всем дам!

***

— Заткнись, дура! — прошипел Паша.

На другой стороне загоготали.

— Слышали? Она всем даст.
Раз уж девушка такая щедрая, то вы-то тем более не выёживайтесь, защитнички.
Может, даже бесплатно даст.

— Заткнись, — сказал оратору снова овладевший собой Паша.
— Последний раз говорю — идите мимо по-хорошему.

— Ты вообще последний раз говоришь.
Или по-хорошему делитесь.

Или нам одним всё достанется.
Девочка-то кажется вполне даже.

***

Неизвестно, чем бы всё закончилось.
Хватило ли бы у Алисы находчивости найти решение, спасительное для всех.

А ей не хотелось, чтобы хоть один волос упал даже с противоположной стороны силы.
Но в события вмешалась третья сила.

— Брысь отсюда. Все, — сказала выступившая из тени фигура.

— А ты кто такой?

— Тот, кто перестреляет всех, кто останется здесь.
Считаю до пяти. Пять. Четыре. Я непонятно выразился?

***

Выстрел.
Пока в почву. Все невольно отпрянули.
Некоторые попятились прочь и, развернувшись, побежали.
На ходу крикнув противникам: «Ещё встретимся!»

— Кроме девушки, — добавил стрелявший.

— Алиса? — спросил Паша. Явно не собирающийся никуда уходить без неё даже под угрозой нового выстрела. Уже не в почву.

— Всё нормально, — поспешно откликнулась Алиса, уловившая его настроение.
— Он со мной, — соврала она о появившемся.

— Три. Два. Тебе особое приглашение надо? — спросил он у Паши, оставшегося в одиночестве.

— Ты можешь идти, - сказала Паше Алиса, молясь, чтобы он не упрямился и уходил. Не рискуя получить пулю.

— Прощай, Алиса, — неохотно выговорил он.
И, бросив в урну остаток бутылки, медленно пошёл прочь, не оборачиваясь.

Алиса с непонятной ей тоской смотрела ему вслед.
Встреча оказалась слишком короткой.
И она явно могла оказаться богаче на открытия.
71. ХХ век. Незнакомец
— Похоже, что добыча досталась мне одному? — спросил Алису незнакомец.

Она не сразу поняла, о чём он говорит, думая о своём.

— Что?

— Ты — моя добыча.

— Ах да… — Алиса поняла намёк мужчины.
И вспомнила, зачем она сюда прибыла.

И оценивающе взглянула на мужчину.
Раз уж и он туда же…

Почему бы и нет? Этого она и искала.
Именно таких приключений.
Какая разница, кто будет их источником?

Компания подростков или этот тип.
В любом случае ребят-то он спас друг от друга.

И этого Пашку тоже…
Уже за одно это он заслужил даже её благодарности.
Даже в такой форме.

— Раздевайтесь, — велела Алиса.

Мужчина усмехнулся.

— А тебе есть восемнадцать?

— А вас остановит, если мне нет 18-ти?

— Нет. Но от этого зависит, насколько большим негодяем я буду себя чувствовать.

— Женщине столько лет, насколько она выглядит.

— Тогда ты совсем ребёнок.

— Почему?

— Потому что ты ведёшь себя, как ребёнок.

— Это не ваше дело.

— Я пошутил про добычу.
Проводить тебя домой?

— Спасибо. Не надо.

— Ты собралась ночевать здесь?

— И это не ваше дело.
Идите своей дорогой, если от меня вам ничего не нужно.

— Ты решила здесь заработать?
Тебе нужны деньги? Если да, то скажи.
Я дам тебе деньги. И ты сможешь уйти.

***
Алиса поначалу чуть было не отказалась, но тут же решила, что это шанс, и его нужно использовать.

— Да. Нужны. Но даром я их не возьму.
И никуда не уйду, пока не заработаю.
Если вы не собираетесь дать мне возможность заработать, то уйдите и не мешайте заработать.

— Ну что ж…

***

Сев на скамейку, мужчина распахнул плащ.
А там… ни брюк, ни рубашки…

И Алиса вспомнила, что в это время бывали такие случаи.
Когда некоторые мужчины специально гуляли в таком виде по таким местам.

И могли перед женщиной или ребёнком распахнуть плащ, под которым ничего не было.
Они так развлекались.

Иногда они этим ограничивались.
Но на этот раз…

— Ты сама или тебе помочь?

***

Алиса поняла, что всё это не так просто, как она думала.
Но, подумав, хочет ли она сейчас исчезнуть отсюда, решила, что не хочет.
Она нашла то, что искала.

— Сама.

***

Мужчина всё же вынужден был помочь ей, заметив её неопытность.
И, к удивлению Алисы, оказался не настолько нетерпелив, как она ожидала.

Наверное, решил, что она новичок в этом деле.
И не стал особо буйствовать.

Она была готова (не физически, а морально) к грубости и резкости.
А мужчина оказался довольно бережен.

Скорее она сама была излишне активна, насколько сумела.
Используя случайного партнёра для решения своей задачи.

Стереть, погасить, насколько возможно, то непонятное ей недовольство, которое копилось за прошедший месяц и стало настолько невыносимым, что она решилась на эту авантюру с визитом в парк ХХ века с целью найти случайного партнёра.

В своём времени она даже не стала искать мужчину на роль разового партнёра.
На Земле её времени никто из мужчин не стал бы играть такую роль.

И не позволил бы себя просто соблазнить ради разового секса.
Не женившись сначала на охотнице до таких развлечений.

***

Закончив, Алиса едва не поблагодарила партнёра.
И едва не забыла деньги.
Он сам догнал её и засунул их ей в карман.

— Проводить?

Алиса отрицательно помотала головой.
Она хотела побыть одна.
72. Нагулялась?
— Нагулялась? — спросил Эледар.

Алису вопрос не задел.
И привычного за прошедший месяц раздражения она не ощущала.

Как ни странно, но она отлично себя чувствовала после вчерашней выходки.
Способ в самом деле ей помог.

Вернувшись, Алиса приняла душ и сразу после этого крепко уснула.
И теперь ей было впервые за долгое время спокойно.

— Вы уже в курсе?

— Конечно.

— … Осуждаете?

— Нет. Понимаю.

— Что вы понимаете?

— Тебе это было необходимо.

— Вот как?

— Ты злилась на то, что сделала.
Что пошла на первый контакт.

Недовольство росло.
И ты решила, что контакт с другим поможет тебе стереть осадок от первого контакта.

— Всё-то вы понимаете.
Есть ли хоть что-то, чего бы вы не понимали?

— Многое.

— Я имею в виду моё поведение.

— Я тоже.

— И чего же вы не понимаете?
Постойте, — Алису осенила догадка, — это же… это же были вы?
Тот незнакомец в парке.

— Догадалась, значит.

— Да сразу должна была.

— Значит, не до того тебе было.

— Точно, не до того.

— Зачем… зачем вы туда явились?

— Жалеешь, что мальчишки не подрались из-за тебя?

— Нет конечно.
Но мне надо было, чтобы… чтобы это были не вы.
Чтобы я с кем-то другим…

— Ну извини. Если бы не намечавшаяся драка, то я бы может и не вмешался.

— Хорошо, что вмешались. Раз уж так получилось.
Было бы ужасно, если бы хоть один из этих мальчиков пострадал.

— Да. А там не один мог пострадать.

— Вы думаете, что они в самом деле подрались бы?

— Уверен. Твои готовы были стоять за тебя до конца.
То есть до последнего.

По крайней мере тот, который Паша, — точно.
Раз уж он даже после выстрела готов был остаться с тобой.
Пока ты не сказала, что со мной.

Ну, а те вторые не скоро отступили бы.
В стремлении получить тебя.
Тем более что их было больше.

И они наверняка рассчитывали на численный перевес.
На то, что твои уступят тебя им.

— Какой кошмар.
Если бы я знала, что так может получиться…
Что может возникнуть такой конфликт...

— То что?

— Не знаю… Я не хотела такого. Ни за что.

— И не устроила бы шоу в парке?

— Наверное. Придумала бы что-то другое.

— На квартире?

— Возможно.

— Безрассудство часто заканчивается нескладами.

— Вы ещё скажите, что это знаковая ситуация.
И что она совершенно не случайная.

— Не исключаю. Что она закономерная.

— … Я очень испугалась. За них.

— За Пашу?

— И за него тоже.

— Но ты же не оставила бы их без своей помощи?
Что тебе стоит раскидать десяток противников.

Не особо подготовленных.
Даже не сильно им навредив. А просто выведя из строя.

Тем более что юбка такая, что не мешает действовать.
И твои мальчики остались бы целы.

И тогда они точно поверили бы, что ты та самая Алиса.
Ну или другая не менее примечательная девушка.

Разве что их самолюбие было бы глубоко уязвлено тем, что какая-то девочка круче их.
Хотя и в этом есть плюс — у них появился бы стимул для совершенствования.

— Почему вы не остановили меня, поняв, что я замыслила?

— Ты всё равно сделала бы по-своему.
Не сейчас так в другой раз.

— Я должна была раньше догадаться, что это вы. В парке.

— Хорошо, что не догадалась.
Это помешало бы тебе осуществить задуманное и обрести покой.

— Вы следили за мной?

— Конечно. Я же твой телохранитель.
Лучше было сразу проследить.
Чем потом лечить тебя от чего-нибудь.
73. Разговор по душам
— Эледар, а ведь есть и плюс в этом, что мужчиной в парке оказались вы.

— Какой?

— Нам не придётся ждать результатов анализов на ИППП, а то и лечения.

— Ждать до чего?

— До наших новых контактов конечно.
Если вы конечно не захотите от них отказаться.

Я собиралась сказать вам после возвращения, что у меня был контакт на стороне и что мне нужна сначала сдать анализы.

— Очень благородно с твоей стороны.

— Не благородно, а просто нормально.
Я не собиралась подвергать вас риску чем-нибудь заразиться от меня после моей вылазки.

— Спасибо, Алиса.
Ты настоящий друг.

— А вам спасибо за то, что … были аккуратны со мной… в парке.

— А за что тут благодарить?
Я же был в курсе, что ты пока новичок.
И что твоему телу пока нужно особо бережное обращение.

— Вот-вот. А я переоценила свою готовность.
Думала, что, раз уже не девственница, то нормально перенесу любые контакты.
Если бы там были не вы… мне наверное не очень хорошо было бы.

— Наверное. Я вообще не понимаю, почему ты не учла этого.
Вроде знала же, что первое время осторожность нужна, пока не привыкнешь.

В чём и состоит одна из главных задач курсов. —
Снизить травматизм для агентесс такой подготовкой.

— Знала, но как-то абстрактно.
И только уже в парке… в процессе… поняла, что пока не готова…

— Наверное, ты просто не подумала заранее об этом.
Думая только о том, как бы стереть впечатления о первом контакте.

— Вы должны знать, что мне не из-за вас этого хотелось.
А вообще…

— Я понимаю. Из-за того, что контакт был не с Ним.

— Да…

— Я понимаю это, Алиса.

— Но всё равно…
Мне кажется, что по отношению к вам это не совсем хорошо.
Но у меня так было бы с любым. Кроме него.

А вы… а сами по себе вы просто святой.
Терпите мои выходки.

Не обижаетесь на моё ужасное поведение.
Но к вам я отношусь очень, очень хорошо.

— Алиса, я не такой уж и святой.
На самом деле причина моего терпения в симпатии к тебе.
И в том, что я понимаю, чем продиктовано твоё поведение.

Я был бы счастлив помочь тебе по-настоящему. Дав то, что тебе нужно на самом деле.
Но, к сожалению, это не в моих силах. Я не господь бог.

— Мне невероятно повезло, что вы мне встретились.

— Рад, что ты так считаешь.

— Нет, правда.
Вы так сильно мне помогаете.

Я была бы рада отплатить вам за ваше чудесное отношение взаимностью.
Полюбить вас. Вы этого заслуживаете.

Я чувствую к вам благодарность и даже нежность.
Но в то же время я чувствую, что на более сильные чувства я просто не способна.
Ни к кому.

Эледар, в этом смысле я просто … калека.
Вы же наверняка знаете это как специалист, всё это как-то называется в ваших терминах.

— Посттравматический синдром.

— Ну хотя бы так. Вы потом научите меня этим премудростям.
Так что … мне очень жаль, но при всех ваших достоинствах и при всей моей симпатии к вам я не смогу отблагодарить вас настоящим чувством.

— Я давно это знаю.

— И всё равно не оставляете меня.

— Пока я могу быть тебе полезен — я буду с тобой.
Пока ты этого хочешь.

— Вот и говорю, что вы святой.

— Не преувеличивай.
Ты должна понимать, что в моём положении есть и большие плюсы.

— Какие?

— Возможность общаться с таким существом, как ты.
Хотя, к сожалению, сейчас ты … несчастна.

А ещё… при всей специфике наших контактов… они всё же являются источником большого удовольствия для меня.
И совершенно упоительны из-за особенностей твоего характера и отношения к людям.

Несмотря на то, что у меня очень условные права на эти контакты в виде твоего условного согласия и даже желания.

Но я надеюсь, что со временем твоё желание станет менее условным.
И не только ради работы.
Хотя решать только тебе.

— И я на это надеюсь.
Хотя бы потому, что рада буду отблагодарить вас.

Хотя было бы ещё лучше, если бы вы полюбили не меня, а нормальную женщину.
… Способную любить.

— Но я полюбил тебя.
И это полностью меня устраивает.
И омрачается только тем, что у меня нет возможности вернуть тебе твоё счастье.

— Эледар… я буду стараться быть вам доброй спутницей.
И подарить вам столько нежности, сколько сумею.
Я хочу этого. Очень.
Другой вопрос — смогу ли.

— Не переживай об этом.
Пусть твои чувства будут такие, какие будут.

— Они уже сейчас очень хорошие.
Только какие-то… бессильные.

Я не знаю, как это назвать.
Но в них энергии словно нет.
И я не знаю, что с этим делать.

— Время, Алиса. Много, много времени.
И тогда может быть очень нескоро получится и иначе.

— Вы думаете, что нескоро?

— К сожалению, уверен в этом.
И ты знаешь, почему всё так.

— Не знаю, приятно вам будет это услышать или наоборот.
… Хотя с моей стороны это гигантский комплимент…

Иногда мне кажется, что таким, как вы, мог бы стать Пашка…
Через много лет…

Вы чем-то неуловимо мне его напоминаете.
Своим отношением ко мне. Своим бескорыстием…

Вам не неприятно это слышать?

— Нет.
Это в самом деле гигантский комплимент.

Но поверь мне — я в самом деле знаю, что твой настоящий мужчина — это он.
Он единственный человек, с которым ты могла бы быть по-настоящему счастлива.

Мне это настолько ясно, что я даже не чувствую горечи от того, что ты не полюбишь меня так, как его.

Только печаль. Большую, большую печаль.
От того, что вы не вместе.

Так что не майся чувством вины передо мной.
Я и так получил сокровище, которое должно было достаться не мне.
На которое у меня нет права. —

Твоё внимание, твою нежность.
И твоё стремление к контактам. К связи.
Хоть и вызванное не влюблённостью.

Лучше продолжай любить его.
Ведь в любви к нему — вся жизнь твоей души.

Смертельно раненой, но всё же пока ещё живой.
И она жива, пока ты его любишь.

И поступай так, как подсказывает тебе твоё сердце.
Чувствуй те чувства, которые возникают в твоём сердце.

— Вы правы. Вы даже не представляете, как вы правы.
Какие нужные слова вы мне сказали.

Это именно то, что мне нужно.
Продолжать любить его.
Несмотря на то, что… на всё, в общем.

И работать ради него. И в память о нём.
В память о нём беречь людей. Кого смогу сберечь.

И вас тоже сберечь. Насколько это в моих силах.
Вы стали мне тоже очень дороги.
Несмотря на то, что моя способность чувствовать стала — по моим ощущениям — ущербной.

— Алиса, я понимаю, о чём ты говоришь.
Но ущербность — это не совсем подходящее тут слово.
Давай называть это замороженностью?

— Да, давайте.

— Поверь, что мне очень дорого и то твоё отношение ко мне, которое у тебя есть.
Я даже на такое не рассчитывал.

***

Алиса обняла Эледара.
Впервые за всё время их знакомства.
Человека, ставшего ей очень близким.
74. Мысли Алисы о Паше из ХХ века
После вылазки Алисы в ХХ век её отношения с Эледаром стали во всех смыслах ровными.
Больше её на подобные выходки не тянуло.

Но время от времени Алиса с сожалением думала о том, что не удалось побольше пообщаться с теми ребятами из парка.
С первой компанией.

Особенно ей было жаль, что не довелось дольше пообщаться с тамошним Пашей.
И конечно не только потому, что он приходился тёзкой её Паше.

А потому, что она уловила в нём что-то близкое.
Ещё до того, как он проявил готовность не бросать её даже под угрозой выстрела.

А уж после этого и подавно.
Её мучил вопрос, почему он не захотел бросать её там.
Она же ему была совершенно чужой.

Ей хотелось просто знать о нём больше.
Чем он увлекается, чем интересуется, что любит.

Иногда она с удивлением ловила себя на совсем странной и крамольной мысли.
О том, что с ним у неё могло бы получиться.

То самое. В постели.
Что с ним ей было бы проще, чем с Эледаром.

Несмотря на то, что у того Паши едва ли есть хоть сотая часть знаний Эледара.
А просто тот Паша был из того же теста, что и её Паша.
Или очень близкого.

В Эледаре она тоже улавливала иногда отголоски Пашиной натуры.
Но именно отголоски.

Этого было достаточно, чтобы усиливать симпатию.
Но недостаточно для того, чтобы превратить симпатию в настоящее чувство.

Алису удивляло, что она за такое короткое время успела привязаться к тому Паше из ХХ века.
Хоть и не настолько, чтобы предпочесть его своему.

Впрочем, этот вопрос ставил её в тупик.
Специфический тупик.

Дело в том, что вообще-то этот нужный вопрос приводил её к предположению —
уж не являются ли эти два Паши одним и тем же человеком.
Настолько Паша из парка напоминал ей её Пашу.

О доктрине перевоплощений она конечно слышала, хоть и не относилась к ней как к непреложной данности.

Вот и в такой ситуации доктрина пришла на ум.
А что, если Пашка из ХХ века — это её Пашка в прошлом воплощении?

Она не представляла, как это выяснить.
И даже как найти того Пашку.

Можно конечно снова в тот парк в те дни наведаться…
Теоретически.

Если получится.
А получается-то не всегда.

Иногда в какие-то отрезки времени или места не удаётся попасть.
Не работает машина почему-то.

Или совсем чуднО:
одного человека машина времени пропускает. Переносит.
А другого нет.

Вопрос о причинах и природе этого явления в МИВе изучали.
Но пока копились только данные о феноменах.

И конечно гипотезы.
Но разгадок не было.

Но даже если бы удалось ей найти Пашку из ХХ века и выяснить, её ли это Пашка, то что тогда?

Она стала бы жить в ХХ веке, чтобы быть там с ним?
Со своим Пашкой в его прошлом воплощении?

Или притащила бы его в своё время так, как притащила Эдуарда и Дика из древней Англии?

А может, в его времени есть не только прошлое воплощение Пашки, но и прошлое воплощение её самой?

Но тогда она своим вмешательством из XXI века могла бы испортить ход событий в ХХ веке и помешать своим же отношениям с Пашей в прошлом воплощении?
То есть его отношениям со своим прошлым воплощением?

Например, увезла бы Пашку из прошлого в своё время, а её же воплощение в прошлое осталось бы без Пашки.

***

Был ещё один момент.
Алиса подозревала, что у Паши из ХХ века остались не самые лучшие впечатления о ней.

Что он о ней подумал, когда она сказала, что разогнавший мальчишек мужчина — с ней?

В лучшем случае — что у неё есть муж. Ну или жених.
А в худшем… Неизвестно что.

Она же сама там крикнула, что всем «даст».
Понял ли он, что она просто любой ценой хотела предотвратить драку.

Между прочим, чтобы и он тоже не оказался среди пострадавших.
И чтобы среди виновников чужих травм не оказался.

Неизвестно, что он понял.
Хотя он ведь и после этого не бросил её.
Даже несмотря на угрозу выстрела.

Он-то не знал, что стреляющий — Эледар.
И что Эледар никого убивать там не станет.

Что он просто драку хочет остановить.
Она тогда и сама этого не знала.

А тот Пашка готов был остаться с ней при любом раскладе.
Может, надо было с ним и остаться?

Сказать Эледару (а тогда для неё просто незнакомцу), что она с Пашкой?
Вместо того чтобы Пашке говорить, что она с тем мужчиной.

Но это сейчас легко так думать.
А тогда она думала только о том, чтобы никто не пострадал.

После того, как только что испугалась, что будет драка.
И потом — что незнакомец, отдавший приказ расходиться, кого-то ранит.
Она же не знала, что у него на уме и кто он.

Вот и позаботилась только о том, чтобы все ушли.
И Паша тоже.

А как он ушёл — медленно и независимо.
Без малейшей спешки.

И ясно дав понять, что только с её согласия.
И что он остался бы, если бы она попросила.

И не обернулся ни разу.
А ей так хотелось, чтобы он обернулся.

Почему ей так хотелось поймать ещё хотя бы один единственный его взгляд?
Что ей в том взгляде?

А потом она переключилась на первоначальную цель своего визита в прошлое.
На поиск случайного партнёра.

Хотя не факт, что это всё ещё было ей нужно к тому моменту.
Но она поддалась инерции.

Копившейся месяц до этого.
Цели, к которой она зрела месяц.

***

Алиса не понимала, что за искра проскочила между ею и Пашей.
И не заметила, когда возникла ниточка между ними.

Может, тогда, когда нашлась песня, знакомая обоим?
Цитаты из которой прозвучали для обоих, как пароль.

Или тогда, когда она вылила из его бутылки содержимое?

И зачем он облизал горлышко бутылки, к которому она прикасалась?
Ему этого захотелось потому, что она прикасалась?

Он хотел этим показать ей, что хочет касаться того же, что и она?
Что она ему близка и дорога?

Бред конечно.
Но чем ещё можно объяснить его поступок?

И ведь когда он это сделал — как раз аккурат перед тем, как отбить дно, сделав из бутылки орудие драки, которую он предложил в качестве преграды между ею и компанией, пожелавшей не разговоров, а других развлечений.

Вопросы, одни вопросы.
Что с ним было потом?
Нашёл ли он свой путь в жизни?

Он вроде лидер.
Ребята почему-то считались с ним.

Даже бузуны вроде того крикуна, который словно по ошибке оказался в Пашкиной компании.

Настолько считались, что все как один проявили готовность поддержать его, когда он приготовился к драке.

***

есть там - https://ficbook.net/readfic/4080845