Романтики. Глава 14. Фея новокаиновой блокады

Романтики. Глава 14. Фея новокаиновой блокады

         На следующий день был намечен маршрут к западному краю ледника Гара-Баши. Гришка увязался за компанию, но когда осознал, что ему придётся целый день слушать интеллектуальные разговоры на тему структуры льда, состава конечных и боковых морен, слоистости флювиогляциальных отложений, то решил, пока не поздно, вернуться к станции канатки и там спокойно рисовать, дожидаясь возвращения группы. Марина, на которую резкий набор высоты подействовал угнетающе, робко глянула на Гришку – можно я снова к тебе в компанию? Гришка, который и сам чувствовал какой-то непонятный дискомфорт, забрал её с собой, рассудив – поплохеет – можно будет быстро спуститься на канатке.

         Солнце клонилось к закату, подсвечивая великую гору с юго-запада, фирн переливался всеми оттенками розового, и лёгкая дымка, наползавшая на вершины, придавала горам таинственный, романтический вид. Гришка доделывал подробный, многодетальный набросок ледника, когда с тропы послышались громкие крики. Гришка с Мариной бросились навстречу летящему сломя голову по красному флювиогляциалу Саше.
         - Семён подорвался на мине!
         Марина ахнула, бросилась к станции. «Аптечка, что у вас есть из аптечки?» Ошеломлённый сотрудник канатки выдал ей небольшой баул: «Вот, КСС-ники оставили, сказали на крайний случай всё есть». Велев Саше дозваниваться до медиков и искать машину, Марина побежала по тропе. Прихватив какое-то брезентовое полотнище, Гришка бросился следом, удивляясь, как это он не может её догнать.

         Когда они, задыхаясь, добежали до группы испуганных студентов, в середине которой лежал Семён, были уже густые сумерки. С ледника полз ночной холод. Марина скомандовала светить ей всем чем можно, и, расстегнув на Семёне одежду стала внимательно осматривать раны, по ходу ругая студентов что подложили под голову рюкзак и объясняя почему этого делать не надо. Семён был в сознании, и, похоже, раны были не тяжелыми, кровопотеря - не угрожающей. Всё выглядело неплохо, только глаза были дикими, безумными, и сердце стучало как будто он бежал марафон.
         Ей показалось вначале что ему невероятно повезло – череп цел, живот цел, и она уже было обрадовалась и хотела пожурить Семёна за слишком громкие стоны, но, заставляя его шевелить руками и ногами, вдруг увидела, что ступни у него нет, а рядом лежит окровавленный горный ботинок. Обрубок был перевязан тугим жгутом. Она на секунду закрыла глаза, покачнулась. В прозекторской были трупы посторонних людей, учебные пособия, здесь же часть тела живого, хоть полу-, но знакомого человека была от него отделена. Вероятнее всего, навсегда. С усилием оторвав взгляд от обрубка, она подняла глаза на студентов, охрипшим голосом спросила – лёд есть?
         - Там, на леднике, сколько хочешь, - мрачно ответил кто-то. Но другой голос вскрикнул:
         – Конечно, образцы же!
         - Мне нужен пакет. Анорак мешком свяжите. - Марина говорила тихо, но всё делалось мгновенно. - Гриша, что в сумке? Новокаин, шприцы? Что-нибудь для дезинфекции? Быстро! – Она приложила пальцы к вискам, пытаясь сосредоточиться. «Повреждение позвоночника, шок, заражение, внутренние повреждения, контузия»,  шептала она себе под нос, словно повторяя учебник.
         - Пять ампул новокаина по десять милилитров, с десяток шприцов от одного до десяти кубиков – отрапортовал Гришка. – Бутылочка перекиси. Одна. Борный спирт.
         - Чёрт, на блокаду не хватит. Всё равно, давай всё сюда. Борной плесни мне на руки чуток.
         Она вскрыла ампулу, набрала лекарство в шприц. «Свети в глаза!» - приказала Гришке, и, щёлкая пальцем, выгнала пузырьки воздуха. «Держи аккуратно, грей!» – она протянула шприц Гришке. Остальные получили стоящие рядом студенты. Последний Марина грела в ладони сама.
         - Так, все держим Семена. Шприцы – Кате. Гриша, ногу – строго горизонтально. Сеня, потерпи полминуточки, потом сразу станет легче, миленький!  Кать, шприцы держи наготове. Гриша, ногу. Андрюш, перекись сюда. Лей, прям так лей.
         Прикинув где была средняя треть когда нога была целой, собрав в складку кожу на голени, она решительно ввела под кожу кубик новокаина, и, молясь про себя чтобы её расчёты были правильными, вогнала лекарство прямо в зону кости. Нога дёрнулась от укола, и она выдохнула «слава богу!» Медленно вынимая иглу, она старалась равномерно распределить обезболивающее. Повторив процедуру с остальными шприцами, она помассировала обрубок и посмотрела на Семёна. Тот стонал меньше, и дыхание его стало немного ровнее, а взгляд чуть более осмыслен.
         Пока Марина бинтовала раны, чья-то ветровка была увязана мешком, в неё сброшены все образцы льда. Нашёлся и сравнительно чистый полиэтиленовый мешок. Марина замерла. Сглотнула, пытаясь справиться с подступающей тошнотой.  Потом медленно, дрожащими руками взяла окровавленный вибрам, расшнуровала. Её учащённое, хриплое дыхание было единственным звуком на поляне. Почти теряя от ужаса сознание, она вынула скользкий обрубок из ботинка. Какая-то девушка вскрикнула и заплакала громко, навзрыд. Марина сунула ступню в пакет, положила на лёд. 
         - Шансов почти нет. Если только вертолётом. – Она судорожно вскрывала ампулы анальгина, наполняла шприцы. -  Сюда ночью вряд ли полетят. Но попробовать надо, – она вколола в каждое бедро по полному шприцу. -  Везти надо в любом случае – неизвестно что там у него внутри, на самом деле. Бегом! И говорите с ним, всё время!
         
         Парни очнулись, переложили Семёна на кусок брезента и чуть не вприпрыжку стали спускаться к базе. Девушки освещали дорогу. Марина с аптечкой торопилась позади, напоминая, чтобы по возможности Семёна не трясли. «На согнутых руках несите, тяжело, но так лучше амортизируется! Здесь близко!»  Навстречу скачками нёсся Саша.
         - Машина идёт с базы, скорая из Тырныауза. Преподы звонят в Москву, у Семёна дед генерал авиации, может удастся пригнать вертолёт.
         - Всё равно времени ждать нет. В Тырныаузе наверняка больница слабая. А до Нальчика сто восемьдесят километров – это те самые три часа в лучшем случае. Пока они там договорятся... В скорых есть рации, если будет вертолёт -  встретятся на трассе. Я надеюсь у него нет серьёзных внутренних повреждений. Похоже, что нет.
         - Ты помнишь трассу, там не особо есть где сесть – напомнил Гришка
         - В любом посёлке. Да вообще перегородим дорогу если надо. Не самолёт же.  Кастрюлю бы добыть...
         - Кан большой есть, подойдёт?
         - Отлично, годится. Кто видел лучше всех что случилось? – она обвела глазами студентов.
         -Я, - сказал Саша. – Я видел.

         Семёна загрузили в подъехавший «газик», Саша сел вперёд, Марина и рыдающая Катя кое-как примостились с Семёном, а в задний отсек непонятно зачем и как ввинтился Гришка, которому велели держать анорак со льдом и оторванной ступнёй, и водитель рванул с места. 
         -  Кать, пожалуйста, сейчас успокойся. У тебя будет ровно одна, но неимоверно важная задача – держать Сеню в сознании. Разговаривай, пой, целуй, соблазняй... делай что хочешь, но чтоб не отключался. Посвети, Саш. – Она вновь расстегнула на Семёне штормовку, осмотрела живот, понажимала – боли не было. – Слава богу, кажется и вправду всё цело. Всё нормально, пои его, понемногу но постоянно.
         - Это две задачи, - сквозь слёзы пробормотала Катя, и Марина впервые улыбнулась.
         - Молодец. Держись сама и его держи. Следи чтоб не спал. Всё время следи.
         Марина померила пульс, покачала головой.
         - Кать, нам с тобой обеим будет чем заняться. Главное – отвлечь его от боли, как только можно. И согреть. Обнимай его, крепче. Саш, рассказывай как всё было. Гриша, дай мне свой блокнот пожалуйста. И карандаш. Ой, подожди.Ты сможешь перепаковать ступню?
         - Что?
         - Ну, ступню правильно упаковать. Пожалуйста.
         - А-а-а. – Гришка порадовался что никто в темноте не видит его лица. - Говори как.
         - Вынь ступню из мешка со льдом, и положи в кан. Кан прикрой сверху пакетом и утопи во льду. В идеале температура должна быть плюс четыре, как у талой воды. Понятно что мерять нечем, ну хоть как-то. Сосредоточься.
         Гришка, чертыхаясь про себя, возился со ступнёй. Он убеждал себя - это всего лишь кусок мяса, который нужно спасти чтоб не протух. Ему пришлось до хруста сцепить зубы, когда сквозь полиэтилен он почувствовал смертный холод того, что должно было быть тёплым и живым. Но он слышал Катин воркующий, почти весёлый голос – она задавала Семёну какие-то вопросы, вытягивала из него ответы, утешала, заставляла глубоко дышать, уговаривала попить воды как ребёнка, ободряла – и под эту музыку нежности он справился с задачей.
Когда он доложил что всё получилось, Марина поблагодарила Гришку от всей души, понимая, каково ему было вот так, на новенького, касаться расчленённой, искалеченной человеческой плоти.
         - Так, всё, теперь пишем анамнез. Саш, ты жгут накладывал?
         - Я.
         - Молодец, какой же ты молодец. Рассказывай с самого начала, как услышал взрыв.
         Записав детали травмы, она обратилась к Сене.
         - Сенечка, милый, пожалуйста, вспомни чем ты когда-либо болел?

         Водитель гнал под девяносто. Редкие попутные машины шарахались от его озверелых гудков и отчаянного рёва мотора. Встречным он моргал дальним светом, гудел, и они жались к обочине, понимая, что не зря безумствует человек ночью на горной дороге. Марина допрашивала Семёна, заставляя его вспомнить и про ветрянку, и про свинку, и про вырезанные аденоиды – Катя тем временем смогла хоть чуток перевести дух.

         Вдруг водитель резко затормозил. К газику вплотную припарковалась скорая. Семёна перенесли в «таблетку», Марина села рядом. Скорая развернулась и завывая сиреной рванула в Тырныауз. Водитель глянул на ошарашенные, растерянные лица ребят, и пристроился в хвост.
         - В Тырныаузе больница так себе. Надо бы в Нальчик, - негромко сказал он Саше.
         - Может, будет вертолёт. Если до Москвы дозвонились.
         - Всё через Москву решаете...
         - Так никто же не знает куда обращаться надо.

         Возле больницы, в перекрестье фар четырех машин, стоял вертолет с работающими винтами. Гришка успел сунуть Марине кан со ступнёй, она забралась в кабину и борт ушёл в сторону Нальчика. Мальчишки остались возле машины с рыдающей Катей которая, заикаясь от слёз, повторяла «Мне надо в Нальчик, как он там один без меня?» Водитель, оглядев их, только махнул рукой: «Поехали».  И, покачав головой, добавил: «Во даёт Москва. Простому человеку вертолёт не пригонят». Саша тихо сказал: «Ради нас бы тоже никто не полетел. А дед его немцев бомбил, да так, что лоскуты летели. Уважаемый человек теперь, конечно, генерал, с возможностями. Только я этому деду-генералу сейчас ни капли не завидую. А ты, отец, ради своих детей и внуков разве наизнанку бы не вывернулся?» «Ладно, не до споров». «Спасибо, отец».

         В воздухе, пока врач менял жгут на давящую повязку, Марина отрапортовала что случилось, во сколько, что сделано со ступнёй и когда, чего и сколько она вколола. Услыхав про проведённую третьекурсницей на горной тропе попытку футлярной блокады конечности по Вишневскому с пятьюдесятью кубиками новокаина, врач посмотрел на Марину с недоверием, потом сказал – слушай, девушка, я тебя прям сейчас операционной сестрой возьму если ты расскажешь, как ты это делала. Впрочем, добавил он помедлив, не надо – результат я вижу, взрывная ампутация без выраженного болевого шока, пациент в адеквате.

         Из Гришки, у которого оказалась группа «А+», выкачали два стакана крови, взамен налив сладкого чаю и выдав каких-то пряников. Это пустили по кругу, и потом все четверо сидели перед операционной, по очереди отходя покурить. Катя плакала беспрерывно, не реагируя ни на утешения парней, ни на Маринины разумные доводы. Она израсходовала весь запас воли, пока держала Семёна в сознании, не давая уплыть в рискованное забытье. Марина гладила ее по спине, утешала, говорила что Семён непременно выкарабкается, что всё будет хорошо. В конце концов, окончательно обессилев, Катя заснула на жёстком больничном топчане.
         На исходе седьмого часа ожидания вымотанный до черноты хирург вышел к ребятам. 
         - Жить конечно будет, осколки - повезло ему! – все в мясе, не в органах. С голенью... боюсь, не выйдет.
         - Почему? – Марина с отчаянием смотрела на хирурга.
         - Во-первых, много костных осколков, полный разрыв нервов. Во-вторых, прошло много времени – прежде чем ногой заниматься, надо было повытаскивать железо из более перспективных мест. В-третьих, возможно, переохлаждение тканей. В-четвёртых... В-четвёртых, ты знаешь что вообще никакого опыта по таким операциям у нас нет? – он отвернулся, и Марина поняла, что ему, профессионалу с парой десятков лет опыта, это поражение не менее болезненно чем им всем, сидящим здесь.
         - Но что-то всё-таки получилось? – с робкой надеждой спросила она.
         - Что-то. Именно что что-то. Здесь и микроскоп нужен, и нитки специальные, для тонких сосудов, нервов, а мы что – аппендицит, переломы, рваные да огнестрельные, камни из желчника, да рачок если вырезать – пошире, чтоб наверняка... – он махнул рукой. – Мне конечно хотелось попробовать ступню спасти, но уже сейчас я понимаю, что это практически нереально. Ты на каком курсе?
         - На третий перешла.
         - Ну так видела небось как сосуды, нервы надо сшивать правильно.
         - Нет пока, на операции не стояла.
         - Тебе как раз и надо бы. Ты всё, девушка, правильно сделала. Всё, что могла. Ему даже кровь переливали скорее для порядка, чтоб тромбоцитопении не было, а кровенаполнение сосудов было почти в норме.
         - Это не я, это Саша жгут наложил сразу. Да и поила его Катюша всю дорогу.
         - Значит все молодцы. Дела это к сожалению, радикально не меняет.  Короче говоря. Я вижу ситуацию так – в самом – самом лучшем случае ступня будет болтаться для красоты, если нервы каким-то чудом не срастутся сами собой правильно. Если вдруг так безумно повезет – съездят потом в Курган к Илизарову, поставят растягивающий кости аппарат. Но это вряд ли.
         - А какой самый вероятный сценарий?
         - Вероятнее всего, голень не приживётся вообще. Тогда очистим культю, сформируем её как надо, будете потом в Москве протезировать. Если бы кто-то из родных был – я бы убеждал сразу отрезать всё обратно, шансов, повторяю, нет. А так выше риск гангрены, и светит более высокая ампутация. Если ступня останется нефункциональной, это даже менее удобно чем протез. До завтра подождём, там будем решать. Может, родители приедут. Всем спать. Ординаторская пустая.
         Он снял шапочку, вытер мокрое от пота лицо.
         - Извините, может есть кто-то из врачей кто ещё не так устал? Мне бы руку показать... – Саша снял штормовку в рукаве которой зияла дыра. Левая рука была обмотана полиэтиленом.  Свитер под плёнкой был красным от крови. Марина ахнула:
         - Что ж ты молчал? А я дура не заметила!
         - Да не до того было. Это ж рука, она работает, всё в порядке, просто промыть наверное надо.
         - Почти полсуток! Ты что, парень, жить не хочешь? Да ещё компресс себе устроил. Пошли. В соседнюю операционную, быстро. Девушка, тебя как зовут-то? За мной.
         - Марина.
         - Выдержишь?
         Она кивнула.
         - Местную сделаешь?
         - Да.
         Хирург объяснял Марине каждое своё действие. Она подавала ему то один, то другой инструмент, смотрела как врач делает надрезы, потом длинным пинцетом вытаскивает осколок из Сашиного плеча и тщательно промывает рану.
         - Сошьёшь?
         - Не знаю. Не пробовала, не учили ещё. Но вообще да. Если Саша не будет возражать. Криво может получиться.
         - Шей, Марин, конечно. На ком-то ведь надо тренироваться. А мне всё равно какой шрам будет.
         - Спасибо, дорогой, но что ж ты молчал всю дорогу, я б тебе хоть снаружи рану обработала!
         - Тебе было чем заняться. Не переживай, заживёт как на собаке.
         - Доктор, столбняк надо?
         - Сама скажи.
         - Не обязательно. Коровы там не пасутся, правильно ведь?
         - Не пасутся. Но прививку делали наверняка в третьем классе, титровать времени нет, поэтому я бы сыворотку вколол.
         - Давайте. Так спокойнее.
         - Так, антибиотики этому герою-молодогвардейцу обязательно. Сейчас напишу. Ты далеко от взрыва был-то? – спросил хирург Сашу.
         - Метрах в пятнадцати, а что?
         - Повезло вам, ребята, обоим. Это, похоже, была не мина, а граната, причём наступательная, переделанная в мину – взрыватель выкручен не до конца, зацепишь – взрыв, но большая часть поражающих элементов идёт в землю. Была бы настоящая противопехотная мина... незачем было бы тянуть из тебя осколки. 
         Марина поёжилась.

         - Ну что, Марина-героиня, повторим травматологию вместе, а то у меня вторые сутки заканчиваются, башка не варит?
         - Конечно!
         - Имеем пациента с реплантированной голенью. На что нужно смотреть в первые несколько суток?
         - Интоксикация, сосудистые осложнения, опасность сепсиса, почечная недостаточность.
         - Молодец. Что будет дальше?
         - Ну, первое что отпадёт – почки, - врач хмыкнул, и Марина поправилась, - в смысле почечная недостаточность, и возможность интоксикации. 
         - Ну за почки-то я не очень беспокоюсь, благодаря твоему новокаину. Дальше?
         - Потом сепсис – или разовьётся или нет. Сосудистые осложнения могут начаться в любое время, но через примерно две недели можно считать что их риск минимален. В долгосрочной перспективе если нервы не восстановятся голень вероятнее всего некротизируется. Так?
         - В основном так. Что бы ты для себя в такой ситуации решила? Как врач, не как красивая девушка?
         - Я бы всё же подождала, посмотрела, нет ли опасности для жизни. Если есть, то конечно реампутация. Но вдруг...
         - Эх, не бывает - ну почти не бывает – этого вдруг. Один раз – один раз – у нас в стране успешно пришили голень. Десять лет назад. Это «вдруг» сработало. Знаешь как я оперировал? В линзах часовщика. Все нормальные люди такие вещи шьют под микроскопом – а я своего дядьку поднимаю и гоню сюда через весь город с его драгоценными линзами. Снять, надеть их – сто раз приходится. И всё равно скорее всего без толку. Крупные и средние сосуды-то я сшил, что там - артерия – две вены, да и большинство мелких удалось соединить, не зря я у Петровского работал. А вот за нервы я очень опасаюсь, не та у нас здесь техника, там ведь чуть перекрутишь – и всё. Жизни спасаем, а качество – не можем. Да ещё возможность остеомиелита, но он молодой, тут шансы получше. Ладно, посмотрим. Надо посадить сестру понадёжнее следить за ним.
         Он уже ушел было, но обернулся.
         - Парень этот ваш, с плечом... Можно в разведку брать.

         Ребята пошли отсыпаться в ординаторскую, уведя под руки ничего не соображающую Катю. Врачи старались говорить негромко пока не поняли, что студентов пушками не разбудишь. Но вскоре после полудня Марину подбросил с диванчика рассерженный бас из коридора:
         - Я вам сказал, было сделано всё что возможно в данной ситуации. Единственный врач в республике который близко знаком с практической микрохирургией на ваше счастье оказался здесь. Не было потеряно ни минуты – учитывая ночь и расстояние. Мы следим за состоянием голени, и пока всё нормально, но я бы крайне не рекомендовал сейчас его трогать. Если в воздухе пойдут сосудистые проблемы или острая интоксикация – потеряете сына.
         Марина тихонько выбралась в коридор. Завотделением разговаривал с бледными, несчастными мужчиной и женщиной – судя по всему, родителями Семёна. Мать всхлипывала, отец - военный - допытывался у врача, когда можно будет увезти сына в Москву.
         - Поймите, - бас чуть смягчился, потеплел, - мне просто нечего вам сейчас сказать. Каждую минуту что-то может измениться – пойдёт тромбоз, и ничего кроме ургентной операции не спасёт. Я категорически против того чтобы куда-то везти этого пациента в ближайшие дни, слишком велик риск. Конечно если вы хотите рисковать сыном – ваше право. Но очень советую вам подумать. А сейчас меня ждут на операции. Тоже срочной. Давайте поговорим позже. А пока – он заметил Марину, показал на неё родителям – вон она, ваша благодетельница, фея новокаиновой блокады и спасения от болевого шока. Она всё самое важное сделала вовремя, она вам всё и расскажет в деталях. – И исчез за дверями оперблока.
         
         Марина не ожидала такого подвоха. Шансов тихо улизнуть у неё не было. Но она ловко перевела стрелки с себя на Сашу, который, сам страдая от ран, бежал за помощью и всё организовывал, рассказала, как помогали все кто мог. Родители Семёна немного успокоились, видимо наконец осознав, что в сложившихся обстоятельствах их сыну несказанно повезло. Марина же считала самым важным объяснить суть проблемы, чтобы их решения были менее эмоциональными и более обдуманными. Она попросила в ординаторской справочник, нашла соответствующий раздел и посадила их штудировать медицинскую теорию. Когда заведующий вышел из операционной, он обнаружил родителей пациента с реплантацией голени сидящими голова к голове над учебником по хирургии острой травмы. На соседнем топчане, положив голову на сложенные ладони, дремала Марина, укрытая парадным кителем майора авиации. Врач подошёл и, смиряя свой бас, тихо, но очень внятно объяснил родителям Сени на каких святых им следует молиться.

         Сашу, перевязав, с упаковкой тетрациклина отпустили под Маринин надзор обратно на базу. Отец Семёна лично нашёл машину и заплатил водителю чтобы ребят довезли прямо до места. Тихие, несчастные, объединённые переживаниями последних суток, они забились на заднее сиденье плечом к плечу. Саша негромко уговаривал дрожащую, тихо плачущую Катю не терять надежды. Марина спала всю дорогу, а Гришка был занят тем, что следил чтобы ей было тепло и удобно. Он то ловил её сонно качаюшуюся голову, чтобы устроить у себя на плече, то укутывал своей штормовкой колени, то натягивал рукава свитера на исхудавшие за сутки голубоватые пальцы.

         И студенты, и преподаватели были подавлены случившимся. Кто-то сходил на ледник за образцами ещё раз, остальных никто не упрекнул. Результаты маршрутов и анализа образцов обсудили неформально, а потом преподаватель сказал: «Вы узнали более важную, чем наука, вещь: как можно и нужно правильно себя вести в критической ситуации. Вы видели, что надежный человек рядом – шанс на спасение жизни. Спасибо Саше, что всё правильно сделал, о себе не думая. Спасибо Оле, что привезла сюда такую подругу. Спасибо всем, что несли Семёна. Всем удачи, и берегите себя».