Карлос Кастанеда. Сила безмолвия

   Отобранные цитаты из книги.



   Маги говорят о магии как о магической, таинственной птице, которая остановилась на миг в своем полете, чтобы дать человеку надежду и цель, что маги живут под крылом этой птицы, которую они называют птицей мудрости и птицей свободы, что они питают ее самоотверженностью и безупречностью. Он рассказал ей о знании магов про то, что полет птицы свободы всегда представляет прямую линию, поскольку она никогда не петляет, не кружит, не возвращается назад, и что птица свободы делает только две вещи — ибо берет магов с собой, либо оставляет их позади.



   Мы или любим, или ненавидим тех, кто является отражением нас самих.



   Воины не могут чувствовать сострадания, поскольку они больше не чувствуют жалости к себе. Без движущей силы самосожаления сострадание бессмысленно.
   Для воина все начинается и кончается в нем самом.



   Чтобы сны заставляли эту точку передвигаться, а сновидение контролировало это естественное движение, сновидению необходима сексуальная энергия.
   Либо ты тратишь свою сексуальную энергию на любовь, либо сновидишь, благодаря ей.
   Это правило для сновидящих. У сталкеров все наоборот.



   Трудность заключалась в нашем нежелании принять идею того, что знание может существовать без слов, объясняющих его.
   Знание и язык могут существовать независимо друг от друга.



   Смерть существует только потому, что мы намеренно делаем ее возможной с момента нашего рождения.



   И вот теперь стоит вопрос, как тебе нужно распорядиться с полученными выводами так, чтобы текущие переживания совпали с твоей схемой самодовольства.



   Безжалостность не является резкостью, хитрость не должна быть жесткостью, терпение отличается от небрежности, а ласковость далека от глупости.



   Обычный человек действует лишь в том случае, если есть шанс на прибыль.
   Воины говорят, что они действуют не ради выгоды, но для духа.
   Наши действия продиктованы безупречностью — мы не можем ни сердиться, ни разочаровываться относительно тебя.



   «Выслеживание» как искусство использования поведения по-новому для определенных целей. Он сказал, что обычным человеческим поведением в мире повседневной жизни была рутина. Любое поведение, нарушающее повседневный порядок, оказывает на наше полное существо совершенно необычный эффект. Именно этот необычный эффект маги и ищут.
   Необычное поведение заставляет точку сборки дрожать. Вскоре они обнаружили, что если необычное поведение практикуется систематично и целенаправленно, оно в конечном счете вызывает движение точки сборки.
   Любой, кому удается передвинуть свою точку сборки в новую позицию, уже маг.
   А чтобы сделать это, им нужна нравственность и красота.



   Дон Хуан выражал свою уверенность, что идея христиан об изгнании из райского сада звучала для него как аллегория потери нашего безмолвного знания, нашего знания «намерения». Поэтому маги идут назад, к началу, возвращаясь в рай.



   Идея смерти монументально важна в жизни мага, — продолжал дон Хуан. — я показал тебе массу вещей о смерти, пытаясь убедить тебя, что наше знание нашего предстоящего и неизбежного конца дает нам трезвость. Наиболее дорогостоящей ошибкой обычного человека является индульгирование на чувстве бессмертия. Мы как бы верим, что, не думая о смерти, мы тем самым защищаем себя от нее.
   Без ясного взгляда на смерть не будет ни порядка, ни трезвости, ни красоты. Маги борются для достижения этого критического понимания для того, чтобы на самом глубочайшем уровне они могли признать, что у них нет уверенности, что их жизнь продлится хоть на миг дольше. Это признание дает магам мужество быть терпеливыми, и, тем не менее, совершать поступки, мужество быть покорными, не превращаясь в глупцов.
   Идея смерти — это единственная вещь, которая дает магам мужество. Странно, не правда ли? Она дает магам мужество быть хитрыми, не становясь самодовольными, и прежде всего, она дает им мужество быть безжалостными без потакания собственной важности.



   Маги «выслеживают» самих себя, чтобы разрушить силу своих навязчивых идей



   — Смерть — не враг, хотя она им и кажется. Смерть не является нашим разрушителем, хотя мы и думаем о ней таким образом.
   — Что же она собой представляет тогда? — спросил я.
   — Маги говорят, что смерть — единственный достойный оппонент, которого мы имеем, — ответил он. — смерть — это то, что посылает нам вызов. Мы рождены, чтобы принять этот вызов — и обычный человек, и маг. Но маги знают об этом, а обычный человек — нет.
   — Лично я скажу, дон Хуан, что жизнь, а не смерть, является вызовом.
   — Жизнь — это процесс, с помощью которого смерть бросает нам вызов, — сказал он. — смерть — активная сила. Жизнь — это арена. И на этой арене есть только два соперника — ты и смерть.
   — А я думаю, дон Хуан, что именно мы, люди, бросаем вызов, — сказал я.
   — Вовсе нет, — возразил он. — мы пассивны. Подумай об этом. Если мы и начинаем шевелиться, то только тогда, когда чувствуем давление смерти. Смерть задает темп нашим действиям и чувствам и неумолимо толкает нас до тех пор, пока не ломает нас и не выигрывает схватку, или наоборот — мы поднимаемся выше всех возможностей и побеждаем смерть.



   Когда сомнений нет — возможно все.



   [Такие операции] трудны, когда мы по собственному настоянию размышляем о них. Если же о них не думать, все встанет на свои места.



   Глаза мага блестят. Чем больше блеск, тем более безжалостен маг.
   Глаза только поверхностно связаны с миром повседневной жизни. На более глубоком уровне они соединены с абстрактным.
   «намерение» переживается глазами, а не разумом.



   Пересмотр своей жизни, который совершает каждый маг, является ключом к движению точки сборки.



   Опасно не знать, что может случиться с тобой. А когда ты знаешь — это уже не реальная опасность.



   Древние люди знали, и даже более  прямым  образом,  что  делать  и  как  лучше  обходиться  с  этим.  Но  поскольку  они  все  выполняли очень хорошо, у них начало развиваться чувство самости, которое дало им веру,  что  они  могут  предсказывать  и  планировать  действия,  которые  были  нужны  им  для  использования. Так появилась идея об индивидуальном «я», и это  индивидуальное  «я»  начало определять природу и сферу человеческих поступков.
   А когда чувство индивидуального «я» стало сильнее, люди потеряли естественную связь с  безмолвным знанием.



   Борьба для воина не означает актов индивидуальной  или  коллективной  глупости  или  бессмысленного  насилия.  Война  для  воина  является  тотальной борьбой против этого индивидуального «я», которое лишает человека его силы.
   Затем дон Хуан сказал, что сейчас самое время поговорить о безжалостности — наиболее  основной предпосылке магии. Он рассказал об открытии магов, что любое движение точки  сборки означает удаление от излишнего интереса к индивидуальному «я».



   В инструкциях мало  проку.  Маги  утверждают,  что  только  передвижение  точки  сборки имеет значение.
   Каждый человек, который следует  определенной и простой последовательности действий, может научиться передвигать свою  точку сборки.
   — Нашей трудностью в этом простом продвижении, — сказал он. — является то, что  большинство из нас не желают признать, что для его достижения нам нужно очень мало. Мы  нацелены ожидать инструкции, учения, руководства и мастеров. И когда нам говорят, что мы  не нуждаемся ни в чем, мы не верим этому



   Магия —  это  путешествие-возвращение. Мы победоносно возвращаемся к духу, спускаясь в ад. И из ада мы выносим  трофеи. Одним из них является понимание.



   Маги никогда не смогут создать мост, который соединил бы их с людьми этого мира. Но если люди захотят, они смогут создать мост, соединяющий их с магами.
   Когда все рушится вокруг них, маги признают, что ситуация ужасна, а потом тут же убегают в сумерки «и все же...»
   Они делают все, что могут, а затем без зазрения совести и сожалений расслабляются и позволяют духу вершить исход.
    Маги никогда никого не ищут, — ответил он. — а я был магом. Я заплатил своей жизнью за ошибку незнания того, что я маг, и что маги никогда не становятся доступными для кого-то.



   Объяснения никогда не бывают лишними, поскольку они отпечатываются в нас для немедленного или более позднего использования, или помогают нам подготовить свой путь достижения безмолвного знания.
   По причинам, которые невозможно определить, точка сборки людей вышла из этого особого места и заняла новое положение, известное как «рассудок».
   Дон Хуан отметил, что эта новая позиция характерна не для каждого человека.    Точки сборки большинства из нас расположены не прямо в точке рассудка, а в ее непосредственной близости. То же самое было и в случае безмолвного знания — не каждый человек имел точку сборки прямо в таком положении.
   Он сказал, что «место отсутствия жалости», будучи другой позицией точки сборки, предшествует безмолвному знанию, также как другая позиция точки сборки, называемая «местом озабоченности», предшествует рассудку.



   Ягуар не обременен рассудком.
   Он читает наши мысли.
   Большие животные, подобные этому, могут читать мысли. Я не говорю о догадке. Я говорю о том, что они все знают прямо.
   Он не может думать. Он только знает.



   — Смерть мучительна только тогда, когда она влезает в твою постель во время болезни. В битве за свою жизнь ты не почувствуешь боли. А если и почувствуешь что-нибудь, так только ликование.
   Он сказал, что наиболее впечатляющим различием между цивилизованным человеком и магом был образ, в котором к ним приходит смерть. Только с магами-воинами смерть добра и ласкова. Даже будучи смертельно ранены, они не чувствуют боли. Но еще более удивительным было то, что смерть останавливается в ожидании до тех пор, пока маги сами не призовут ее.
   Единственной бесповоротной вещью в нашем мире была смерть. В мире магов, с другой стороны, естественную смерть можно отменить, но слова магов — ни в коем случае. В мире магов решения нельзя ни изменить, ни переработать. Единственное, что они могут сделать, это остановиться навсегда.



   Благодаря движению своих точек сборки они могут манипулировать своими чувствами и изменять вещи.
   Уйти от пут условностей.
   Минуты восторга может хватить для сдвига наших точек сборки и ликвидации наших условностей. Точно так же и с моментами испуга, болезни, гнева или горя. Но обычно, в момент, когда у нас есть шанс сдвинуть наши точки сборки, мы становимся испуганными. В игру вступает наш религиозный, академический, социальный фон. Он убеждает нашу безопасность вернуться в стадо, возвращая наши точки сборки к предписанной позиции, позиции нормального жития.
 Он сказал мне, что все мистики и духовные учителя, которых я знал, поступали следующим образом: их точки сборки сдвигались либо с помощью дисциплины, либо случайно до определенной точки, а затем они возвращались в нормальное состояние, имея при себе воспоминание, которое служило им всю жизнь.
   Нет колдовства, нет зла, нет дьявола. Есть только восприятие.



   Он сказал, что мое шаткое положение в мире магов проистекает из-за недостаточного знакомства с ним. В этом мире я связывал себя со всем совершенно новым образом, который  бесконечно более труден, поскольку он имел очень мало общего с последовательностью моей повседневной жизни.
   Он обрисовал характерную проблему магов, как двойную. Первая сторона представляла собой невозможность восстановления разбитой вдребезги последовательности, вторая — невозможность использования последовательности, продиктованной новой позицией их точек сборки. Эта новая последовательность всегда слишком слаба, слишком нестабильна и не дает магам уверенности, в которой они нуждаются для того, чтобы функционировать так, словно они находятся в мире повседневных дел.



   Глупость  заставляла  нас  отбрасывать  все,  что  не  устраивало  наши  ожидания,  построенные на самоотражении.
   Рациональный человек, упорно придерживаясь образа самого себя, как  бы страхует свое вопиющее невежество. К примеру, он игнорирует тот факт, что магия — это  не магические заклинания и не фокус-покус, а свобода познавать не только мир, как само  собой разумеющееся, но и все, что возможно для человека.
   — И здесь глупость обычных людей наиболее опасна, — продолжал он. — они боятся  магии.  Они  дрожат  от  возможности  быть  свободными.
   —  Но  ты  сам  говорил  мне,  что  передвигать  точку  сборки  настолько  трудно,  что  это  является истинным достижением, — возразил я.
   — Все правильно, — заверил он меня. — это другое противоречие магов: это очень трудно, и  тем не менее это самая наипростейшая вещь в мире. Я уже говорил тебе, что точка сборки  может сдвинуться от сильной температуры. Голод, страх, любовь и ненависть могут вызвать  ее движение, сюда входят и мистицизм, и «непреклонное намерение», которое является  предпочтительным методом магов.



   Имеет значение только безупречность.
   Безупречность, как я говорил тебе уже много раз, не является нравственностью, — сказал он. — она только похожа на нравственность. Безупречность — это просто наилучшее использование нашего энергетического уровня. Естественно, она требует умеренности, содержательности, простоты, невинности, и превыше всего она требует отсутствия самоотражения. Все это звучит как учебник по монашеской жизни, но это не так.
   Единственной вещью, которая снабжает нас энергией, является наша безупречность.



   В передвижении точки сборки или в разрушении своей последовательности нет реальной трудности. Реальная трудность заключается в обладании энергией. Если есть энергия, точка сборки перемещается, выдавая невообразимые вещи.
   Затруднение человека состоит в том, что он интуитивно чувствует свои скрытые ресурсы, но не осмеливается использовать их.



   Течение унесло его на далекое расстояние. И пока дон Хуан барахтался, изо всех сил  пытаясь выжить, у него появилось приподнятое настроение. Он знал свой недостаток. Он  был  очень  сердитым  человеком,  и  его  сдерживаемый  гнев  заставлял  его  ненавидеть  и  сражаться с каждым в своем окружении. Но он не мог ненавидеть или сражаться с рекой или  быть с ней нетерпеливым или беспокоиться о ней, то есть вести себя так, как он обычно вел  себя со всем и каждым в его жизни. Все, что он мог делать в реке, это отдаваться ее потоку.



   — Если бы ты думал о жизни, как о периоде часов, а не лет, твоя жизнь была бы намного  длиннее, — сказал он. — даже если ты будешь думать о ней, как о нескольких днях, жизнь  все равно покажется тебе бесконечной.
Это было точно тем, о чем я думал.
   Он сказал мне, что маги считают свои жизни на часы. И что один час жизни мага может  быть  равен  по  интенсивности  целой  обычной  жизни.  Эта  интенсивность  является  преимуществом, когда она подходит к информации, заложенной в движении точки сборки.
   — Ум в равной степени неясен, и все же ты доверяешь ему, благодаря своему знакомству  с ним, — возразил он. — у тебя пока нет такого знакомства с движением точки сборки, а так  это то же самое.