БРеД. Пятница

1.
Нестор проснулся далеко за полночь. Если бы в Тамасе была полночь. Но наша психика непременно соотносится с временем, и устранить время из восприятия мира никак не возможно. Лунный свет пробивался в маленькое окошко под бревенчатой крышей. Раз есть Луна, значит, есть ночь. А раз есть ночь, значит, должна быть и ее половина. И вот эта половина ночи давно уже наступила.
«Деревянный» домик не радовал гостеприимством: кроватей не было, спать пришлось на земляном утоптанном полу. Час такого сна во Взвеси гарантированно подарил бы застуженную поясницу, боль в почках и набор заболеваний по мужской части. Но Тамас был добр к посетителям - коль уж сумели сюда пробраться, то не от цистита же помирать. Есть много других способов извести со свету. Например, головная боль.
Весь алкоголь, поступивший в организм еще в среду, схватил «за горло» каждый сосуд головного мозга. Организм призывал Нестора к ответу: почему до сих пор не пополнены стратегические запасы спирта? Алкогольдегидрогеназа требовала этанола, хотя альдегиддегидрогеназа еще не успела справиться с уже переработанными в альдегид спиртами. Четверг отвлек от проявления симптомов похмелья своей трагической суетой, зато пятничная ночь решила, что далее откладывать пытки нельзя. Другими словами, голова болела и нужно было с этим что-то делать.
Нестор дрожащими руками раскрыл планшетку и извлек из нее плоскую бутылку бренди. Первый глоток не помог, пришлось повторить его дважды, так что в емкости осталось не более трети напитка. В сложившихся обстоятельствах вкусовые и прочие качества «коньяка» не имели никакого значения – лишь бы лекарство вытащило из мрака. И лекарство вытащило.
Нестор наконец-то сумел осмотреться и оценить обстановку. Путники находились в «деревянном» домике Пёрси. Стены домика вырезали в земле квадрат пола, два угла которого занимали развалившиеся бесформенными кулями Питер и Патрик . Третий угол, опершись спиною о стену, занимал Пимен – Наг ушел в себя, остановившись взглядом на противоположной стене; он был сосредоточен и ждал дальнейшего развития событий. В четвертом углу приходил в себя Нестор.
Сам хозяин дома, поросенок Пёрси, метался от одного угла к другому, как дикий кабан во время гона. При этом он постоянно повторял с придыханием: «Наф-наф-на фига оно фсе? Наф-наф-на фига оно фсе?», оправдывая таким образом свое другое имя – Наф-Наф, - услышанное в прозрении Сергеем Михалковым. Рататоск кружился в центре помещения, уворачиваясь от стремительных проходов Наф-Нафа.
- Чего он суетится? – спросил у белки Нестор.
- Охотника ждет, - пояснил Рататоск. – Своего волка. Он уже на подходе. Пойдешь снова переговорщиком?
- А можно Пимен в этот раз? – безнадежно попросил Нестор.
- Можно, конечно! – вдруг согласился проводник. – Если только Пимен сам хочет. Хочешь быть переговорщиком, Пимен?
- Могу, - кивнул Пимен и легко, как будто и не было безумного четверга, вскочил на ноги. – Я бодр и полон сил. Кажется, даже успел вздремнуть.
- Ты спал с самого вечера, - подтвердил Рататоск, которому по долгу службы и мифической природе сон был абсолютно не нужен. – Как добрались до деревянного дома, так вы сразу опрокинулись – ты и Нестор. А вот и наш ночной гость! – объявил Рататоск чуть ли не радостно и повернулся к проему двери с жестом, с каким конферансье приглашает на сцену долгожданный «гвоздь программы».
В двери никто не вошел, но в лунной ночи прогремело рычание. Звук был настолько монументальным, что Нестор невольно втянул голову в плечи и - как ни стыдно было это признавать - порадовался, что не ему, Нестору, в этот раз вести переговоры. Пимен же вздохнул глубоко, повел плечами, потянул вправо-влево шею, размял кисти рук, после чего растворился в черно-белом мире за порогом хижины. Нестор и Рататоск высунули следом любопытные головы.
Перед «деревянным домиком» стоял волк. Огромный, косматый, черный, с глазами без зрачков, залитыми кровавым заревом. Стоял волк, как и положено такому солидному зверю, - на всех четырех толстенных лапах, даже не пытаясь, как его коллега Оками, принять вертикальное положение. Из приоткрытой в тяжелом дыхании пасти свешивался через огромные белые клыки угольно-черный язык. С языка обильно стекала слюна. Выпрямившийся перед ужасающей мордой зверя Пимен казался трогательно хрупким и беззащитным.
- Куль с жиром – мой! – требовательно выдохнул волк.
- Ой, ли? – засомневался Пимен.

2.
- Это мой земеля, - горячо зашептал Рататоск на ухо Нестору. – Его зовут Фенрир. Порождение Железного леса. Брат Мирового змея и "красавицы" Хель. Плохо дело.
- Почему? – спросил Нестор одними губами.
- Сожрет он Пимена, - горестно констатировал Грызозуб. -  Даже с Гери и Фреки можно было бы договориться – волки интеллигентные, эскорт Одина, вот только пожрать любят, потому и прозвали их так – «Жадный» и «Прожорливый»…
При слове «эскорт» Нестор вновь загрустил, вспомнив Зоеньку. Как она там, на Онногоро? Что вытворяют с нею Идзанаги и Идзанами?
- Вот почему именно он? Совсем не бережет нас Тамас, - продолжал шептать Рататоск. – Послал бы кого-нибудь из братьев: Сколя или Хати. Это они только зовутся так облыжно: «Предатель», «Ненавистник». На самом же деле – обаятельные псины, им бы лишь за мячиком погонять. Или делегировал бы Тамас за Пёрси армянскую Мардагайл. Дама кокетливая, а наш Пимен – Наг видный, он бы с нею в раз-два договорился. Или японца! Мы же уже встречались с японцами? Вот и послал бы Райдзю – волка-молнию. С этим мы бы на чистом знании физики выехали…
Нестор уже не слушал проводника - нужно было спасать Пимена. Даже ценой одного из поросят. Тем более, что Фенрир начинал злиться:
- Куль – мой! Дай – мне. Сожру – тебя! – волк дышал в лицо Пимену и брызгал слюной.
- Он идет! – крикнул Нестор из-за порога. – Пёрси уже идет. Он только попрощается с братьями, или кто они там ему. – Нестор услышал за спиной душераздирающий визг – хозяин хижины понял, что его сдали.
- Не вер-р-рю! – прорычал Фенрир и сгреб Пимена передней лапой; инструктор-"силовик" даже не сопротивлялся.
- Отпусти Пимена, и поросенок выйдет, - настаивал Нестор.
- Не вер-р-рю! – рыкнул Фенрир снова. – Р-р-руку - мне в пасть!
Нестор вспомнил судьбу доблестного Тюра, сына Одина, положившего как-то свою правую руку в пасть Фенриру. С тех пор Тюр получил прозвище однорукого бога. Но Пимен, по всей видимости, с «Речами Вафтруднира» был мало знаком – он смело сунул руку в жерло Фенрировой пасти.
- На, собака, жри, - зло прокомментировал свой жест суровый Наг.
Нестор заторопился. Если следовать логике мифа, то волк руку не откусит, пока не поймет, что его обманули. Значит, обманывать нельзя. Нестор резко схватил Пёрси за переднее копытце и потащил к выходу. Поросенок осел безвольным мешком. Он не сопротивлялся, а только жалобно спрашивал: «Наф-наф-на фига?» - быстро и без остановок. Но Пёрси был тяжел, даже без сопротивления тащить его было задачей неподсильной для одного человека.
- Белка, помогай! – взмолился Нестор.
- Как знаешь. Ты тут главный, - пожал плечами Рататоск и ухватился за другое копытце. Дело пошло живее – вскоре Нестор и белка уже пытались протащить бесформенное обмякшее тело смирившегося Пёрси через дверной проем. Но, как тут же стало ясно, - мучились они зря.
На поляне перед деревянным домиком Наг Седьмого дна «силовик» Пимен методично и жестоко убивал мифического волка. Пимен ритмично опускал кулак на разбитую в кровь огромную волчью морду и приговаривал, как видно, в воспитательных целях:
- На, на, сука косматая! Кусаться? На! Отучу тебя кусаться! На тебе – Бим! На тебе – Бам! На тебе – Бом! Жри по-ро-сят!
Волк жалобно скулил при каждом ударе, потом все же напряг последние силы и рванулся, упершись в землю задними лапами. Чудом, оставив клочья шерсти на траве и на руках Пимена, волк освободился от фиксирующего захвата – через мгновенье Фенрир пылил по полю, мчась к горизонту, к белой Луне.
Пимен поднялся на ноги, отряхнулся и показал окровавленную руку с отпечатком волчьих клыков и прилипшими лоскутами черной пакли.
- Он меня укусил, - попытался Пимен оправдать свое жестокое поведение. – Укусил. Ни с того, ни с сего. Ну, не сука?
- Да ладно! Чего уж там! Хотя Фенрир – не сука, он - определенно кобель, – широко оскалился Рататоск. Нестор вздохнул облегченно. Пёрси радостно и оттого фальшиво запел: «Слава Пимену! Слава Пимену! Пимену слава!»
- А что за бим-бам-бом? – поинтересовался Нестор не пользы ради, а лишь бы разрядить обстановку.
- Вспомнил телеспектакль отечественный, – признался Пимен, стабилизируя дыхание. - Из глубокого детства. Он назывался «Бим, Бам, Бом и волк». Те же три поросенка, только в профиль.
Нестор тоже знал эту постановку – одного из поросят, уже и не выяснишь какого именно, озвучивала незабвенная Клара Румянова. Ах, как забавно звучали слова: «Старая сказка нас не касается. В наше время волк не кусается». Ах, как жутко звучат они сейчас.
- Итак, второй охотник за кормой, - подытожил Рататоск. – Будем досыпать? Или в путь?

3.
- Да что-то не хочется больше спать, - угрюмо буркнул Пимен. – Домой хочу. Лучше, Нестор Петрович, Вас возить по улицам, чем водить по Тамасу. Давайте все это закончим как можно быстрее. Что там у нас дальше по программе? Или нет никакой программы?
- А как же! Программа у нас имеется. Не такая, как ваша, – телевизионная. Я бы назвал: импровизационная программа. Врата есть следующим пунктом, - сказал Рататоск и направил лапу в сторону черной стены на горизонте. – Отправляемся?
- Пни поросят, - попросил Нестор и зашагал, никого не ожидая, к следующей цели. – Пусть поторопятся.
Поросята пристроились в колонну без пинка. Сбоку шел Пимен, хмуро потирая руку. Замыкал шествие Рататоск.
- Понять не могу, - сокрушался Нестор, - почему волк Оками, потом остров этот, Онногоро, со стариком и старухой, где мы потеряли Зоеньку. Почему Фенрир… Но все эти страшилища хоть поименованы, все – составная часть соответствующих мифологий. А что за мерзость отняла у нас Соню и Фею? Как сказала Идзанами: «Дети страны Ёми»? Гудящая толпа разлагающихся тел, какая-то зловещая падаль…
- Помните, как хорошо описал падаль Шарль Бодлер? – И, выражая сочувствие невзгодам Нестора, Рататоск продекламировал:

Вы помните ли то, что видели мы летом?
 Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
 Среди рыжеющей травы?
 
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
 Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
 Зловонный выделяя гной…

- Вот это декаданс! – продолжил Рататос. – Представьте, ведь Бодлер как бы оживил дохлую лошадь, подарил ей бессмертие в своем стихотворении. Вы же не хотели, чтобы за нами по каньону неслись табуны дохлых лошадей с червями в брюхе?
Нестор мог лишь отрицательно покачать головой.
- Но Вы, мой друг, продолжаете искать логику в поведении Тамаса, - пожурил Рататоск. – А лучше бы Вам искать логику в своем подсознании. Вся эта грязь, которой мы пачкаемся в дороге, - рождена именно Вашим подсознанием и подсознанием Ваших спутников. Насмотрелись и наслушались всякой чуши, а потом удивляются, что на них прут зомби по Большому каньону. Не кикишки с игогошками, не кикиморы болотные, не лешие, не карачуны синих тулупах, не Морганы, не Тифоны, не Горынычи, а зеленые человечки без души и с жаждой разрушения. Спросите себя – откуда все это в Вашем разуме?
- Рука болит, - пожаловался Пимен и показал посиневшую руку.
- А в целом, мой друг, вот Вам совет: не рефлексируйте, не лезьте в собственное прошлое, интересуйтесь только прошлым народов. Не теряйте масштаб. И помните, что всякое дело концом хорошо, а всякий Наг хвостом красен. – После чего зеленый зверь счел нужным обратиться к Пимену, выражая соболезнование его жалобе:
- Не печалься, Пимен наш отважный, одною рукою Фернира одолевший, жизнь Пёрси спасший в неравном бою. Не печалься, говорю тебе, ибо близко мы к вратам, а там, глядишь, и сказке конец.
Пимен все равно продолжил печалиться и еле слышно постанывать, хотя местность вокруг действительно изменилась. Рататоск сказал правду: путники приближались к вратам.
Справа и слева росли деревья. Не обычные – городские липы, каштаны или тополя. Деревья были сначала почти крошечными: казалось, что тропу сжимает с двух сторон полевой кустарник. Но с каждой минутой пути «кустарник» рос, как морские волны перед штормом. И вот уже на тропу накатывают черно-зеленые валы – так, будто бы колонна двигалась по дну моря, по узкому проходу, что разверзло на их пути некое могучее колдовство. Лапы деревьев тянулись вниз, к существам, дерзнувшим нарушить их вековой покой. Лапы были колючие, саднящие больно и зло. Вскоре, даже тот тусклый рассеянный свет, что царил в Тамасе, был укрыт под сводом – кроны деревьев сошлись воедино, образовав туннель. Свет исчез, наступил мрак.
Некоторое время шестеро передвигались наощупь в кромешной мгле, пока Рататоск звериным острым зрением не обнаружил вдали маячок. Он тут же сообщил об этом товарищам по походу.
- Я знаю! Там мой каменный домик! – взвизгнул Патрик и рванул в нужную сторону на всех четырех копытцах. Питер и Пёрси, не раздумывая, припустили следом..
- Свет в конце туннеля… - пробурчал Пимен, обхватив раненую руку здоровой. – Ох, не к добру это.
- Другого пути нет, - заверил Рататоск. – Нам – туда.

4.
Белка и два Нага медленно побрели, даже не думая догонять поросят. И набрели на поляну. На поляне Дремучего леса, на каком-то неопределенно-небольшом расстоянии от подножия горы Меру, находился гроб, сколоченный из грубых досок. Или сооружение, весьма напоминавшее гроб – формой, наличием крышки, размерами; главное, чтобы не функциональной принадлежностью.
Правда, подойдя к сооружению поближе, они поняли, как ошибались. Размеры оказались обманчивыми – гроб вполне мог вместить и Нестора, и Пимена, и Рататоска и трех поросят в придачу. Доски при приближенном рассмотрении превратились в могучие бревна. Крышка стала крышей. Да и форма изменилась: строение как-то выросло и сузилось, приняв более «квадратный» вид. В общем, гроб стал избой.
- Это то, о чем я подумал? – осторожно спросил Пимен.
- Думаю, да! – объявил всезнающий Рататоск. – Но стоит проверить.
- Как? – поинтересовался Нестор.
- Войти, найти хозяина и спросить, - просто ответил Рататоск.
Возле хижины резвились поросята. Они как-то уменьшились в размерах, стали похожими на обычных поросят.
- Это мой дом! – с гордостью объявил Патрик.
- Он же деревянный, - удивился Пимен. – А в сказке у последнего поросенка домик был каменный.
Патрик посмотрел на Пимена с укором и сожалением и сказал:
- Вот взрослый же человек, Наг Седьмого дна, а в сказки верит. Ну, я пошел. – И поросенок отважно направился к двери в избушку, открыл ее и скрылся в темноте дома.
Не было Патрика целую минуту. Потом он появился на пороге вновь - с округленными от ужаса глазами. Два других поросенка, взглянув на собратца, тут же осели на задние лапы, как собаки по команде хендлера, и замерли в ожидании.
- Там, там… - заикался поросенок. – Там лежит… На печке. Или на лавке. Или на полу…
- Так на печке, на лавке, или на полу? – не смог даже через боль сдержать улыбку Пимен.
- Везде! – и Патрик развел копытца максимально широко. – Вот так, от стены до стены, от пола до потолка! В одном углу одна нога, в другом – другая. А нос – будто бы в потолок врос. Во всю избу.
- Кажется, наш Нуф-Нуф познакомился с Алисой, которая выпила пузырек с надписью «Выпей меня». Кто же все-таки лежит? – нетерпеливо спросил Нестор.
- Да как понять – во всю ж избу! – оправдывался Патрик. – Но вроде – баба, потому как титьки!..
- Что – титьки? – заинтересовался Пимен.
- Титьки у нее через подоконник вывешены да на крюку замотаны! – ответил Патрик какой-то неимоверной тарабарщиной. – А еще – зубы точит и сажу языком загребает! И сопли… сопли – через всю грядку.
- А попа у нее не жилена? А п…да не мылена? – неожиданно спросил Пимен.
- Что? – в недоумении глянул на Пимена Патрик.
- Кажется, я знаю, кто в избе, - и Пимен подошел поближе к двери. – Эй, баба Яга, костяная нога! Выходи к добрым молодцам! Разговор есть!
Потом Пимен через плечо и тихо обратился к спутникам:
- Надо бы еще сказать «Избушка-избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом». Но она и так к нам передом стоит.
И в то же мгновение из дверей выскочила очень старая женщина. Нестор сразу же обратил внимание на несоответствие размеров хозяйки дома и описания Патрика. Но это же Тамас, где время и пространство - в том числе, и размеры - не имеют значения.
Передвигалась старуха странно: ноги ее не касались земли, хотя движения она совершала, как любой человек при ходьбе. Как хромой человек: одну ногу старуха заметно тянула. При этом старая женщина опиралась на деревянный посох.
- Кто? Кто здесь? – спрашивала старуха и водила носом из стороны в сторону. «Слепая, что ли?» - подумал Нестор. – Кто стража разбудил? Кто дел наворотил? – И Нестор решил, что пора говорить о деле:
- Мы, уважаемая, будить Вас не хотели. Нам бы пройти во врата – дело у нас там важное. – И как ни странно, бабушка успокоилась.
- Лежала себе на печи, на девятом кирпичи, - забурчала она. – Так нет, пришли, дорогу нашли. Теперь их поить, кормить, баню топить, спать укладывать да в пояс кланяться. – И действительно – старушка до самой земли поклонилась путникам.
- Для чего ты приставлена? Не приезжал ли тут кто? – вдруг неожиданно взял инициативу в свои руки Рататоск. И бабушка тут же затараторила:
- Поставлена границу стеречь, путников сечь. Да кто ж тут проедет? Мы и муху не пропустим. А приедет кто, так я ж людей ем, как цыплят.
- Не врет, - прошептал Рататоск в ухо Нестору. – Вот прям, как цыплят, так и жрет.
- Укажи дорогу нам к вратам! – приказал Рататоск, пытаясь не упустить преимущество.

5.
Да было поздно: бабушка уже плясала, припадая с одной ноги на другую и вращаясь вокруг вертикальной оси:
- Ох, и дарить люблю, и пожрать люблю, и ремней из спин понарезать.
- Так подари нам какой-нибудь клубок волшебный, - наудачу попросил Нестор, - чтобы путь-дорогу указал.
- Не подарю! – вдруг резко сказала бабка. – Обменяю!
- На что же, бабушка? – удивился Нестор. – Не видишь: мы же голые все. Менять нам не на что.
- Издеваешься над старой женщиной? – укоризненно покачала Яга головой. – Не вижу, что вы голые: слепая. А вот нюхом чувствую. Чую, например, что вот у этого, - и Яга ткнула корявым пальцем в Пимена, - рука гниет. Не жить ему.
- Ну, это мы еще посмотрим, - твердо пообещал Пимен. – Мне бы лишь до Конторы добраться.
- На что же менять нам право пройти к вратам? – настаивал Нестор.
- Есть на что, - заверила старуха. – Думайте.
Нестор порылся в планшетке и вот что там нашел: пивной костер Индрина, перочинный нож, треть бутылки коньяку, небольшую пачку наличности, мускатный орех (отбивать запах перегара), ключи, визитницу, где лежали права на вождение мотоцикла, кредитные карты и дисконты в разные заведения, в основном, - в рестораны, несколько ручек, пока еще пустой новый блокнот.
- Что-то из этого подойдет? – спросил он у бабушки с надеждой, разложив все это на траве поляны.
Нестор как-то не принял во внимание слепоту собеседницы, но видимо бабу Ягу это вовсе не смутило. Она провела носом вдоль цепочки предметов, вновь согнувшись до земли, и удовлетворенно заявила:
- Что-то тебе еще ой как пригодится, - пообещала Яга. – А мне дай нож.
- Берите, не жалко, - облегченно вздохнул Нестор. Он даже открыл главное лезвие, чтобы продемонстрировать, какую важную вещь отдает старушке и передал нож рукоятью вперед.
Старушка обнюхала лезвие и несколько раз умелым движением скользнула по посоху. Полетела стружка.
- Отличная штука, - ублажилась старая. – Вот тебе в ответ, - и протянула Нестору флакон алого цвета. – Я обещания держу.
- Что это? – Нестор осторожно принял флакон и теперь стоял, не зная что с ним делать – то ли встряхнуть, то ли глянуть на свет, то ли выпить залпом самому, то ли поделиться Пименом, белкой и поросятами.
- Ихор, - важно сказала старуха. – Кровь титанов. Только выпив ихор, сможешь стать богом. Только став богом, сможешь пройти через врата. А теперь собирай вещи, а то намусорил мне тут.
Нестор послушно закидал все в планшетку: безделушки, костер с призывной надписью «Похмелись!», флакон ихора, -  и вновь глянул на Ягу, ожидая распоряжений. А потом произошло неожиданное: рука старухи с ножом удлинилась в несколько раз, и лезвие вошло между ребер Пимена. Нестор стоял обескураженный, а Пимен оседал на траву, удивленно глядя то на старуху, то на место укола.
- Я же сказала, что не выживет, - утвердила старуха.
- Сука! – закричал Нестор и бросился на Ягу, стремясь задушить или разорвать – не успел еще выбрать. Но был остановлен молниеносным ударом посоха в разбитый еще в тренировочном зале нос и чуть не выпал из мира от болевого шока.
- Ты, Нестор, - можешь. Единственный, кто может достичь цели. А теперь, - произнесла старуха, и путники заметили, как налились ее глаза недобрым светом. - Прощайте!
И баба стала отбивать посохом такт. Посох накалился, но, похоже, Яга ничуть не заботилась об ожогах. При этом старуха пела:
- Где вы есть, где бы вы ни были, волки серые, волки лютые, - все бегите, все скачите и катитесь; мчитесь, ветром завывайте во едино место-поле, во единый круг-круженье, выбирайте промеж вами, что любого зверя больше, что опасней и едреньше – пусть бежит за чужаками!
В Дремучем лесу раздался вой тысяч и тысяч волчьих глоток.
- Я по верху, мне так сподручнее, - запищал Рататоск, отчего особенно стал похож на белку, и прыгнул в ветви деревьев с тылу избы. – Поспешайте за мной! Не ждите!
Нестор и три поросенка не заставили себя ждать – кинулись к скале Меру, пытаясь не упустить из виду мелькавшую средь ветвей белку.
Через каких-то несколько мгновений поляну вокруг избы заполонили волки – не стая, не легион, а тьма волков. И вся эта тьма устремилась за путниками. Впереди бежал особенно большой зверь. С его клыков, из его пасти ручьем текла слюна. Самое странное, что это животное периодически вздымалось на задние лапы и бежало так полсотни метров, широко размахивая передними. Если бы не трагичность ситуации, Нестор мог бы улыбнуться, в очередной раз обернувшись на преследователей: уж очень зверь был похож на легкоатлета, устанавливающего новый рекорд. Вот только был волк раза в три выше любого легкоатлета.
- Нуф-нуф-ну фсе! Нуф-нуф-ну фсе! – безостановочно повторял Патрик. Все-таки Михалков был чуток в своем прозрении, выбирая имена сказочным персонажам.
С ужасом Нестор понял, что до врат не добежать: расстояние слишком велико. Да и найдут ли они там спасение от зловещей стаи? Взглянув на резво скачущую по ветвям белку (уж она-то точно успеет), Нестор вдруг ощутил прилив озарения. Он оглянулся на поросят: нет, надо просто бежать, бежать изо всех сил. Способности Нага Седьмого дна у этих перепуганных зверушек, к сожалению, нет.
Огромный волк приближался. Времени почти не оставалось. Нет, времени не было совсем. Кто сказал, что время в Тамасе не имеет значения? Вруны!

6.
 Поросята от страха стали вовсе небольшими – как молодняк с выставки достижений народного хозяйства. Нестор достаточно ловко подхватил сначала одного, а потом другого себе подмышки и продолжил бег, как Михаил Самуэлевич Паниковский – вот только не с одним гусем, а с двумя поросятами. И преследователями были не возмущенные жители города Арбатова, а хищные и беспощадные звери. Эти не побьют и сдадут в милицию – эти сожрут и никуда сдавать не будут.
Нестор  выискал в горе Меру уступ, который счел ориентиром, и попытался его приблизить. Получилось! Способность Нага Седьмого дна не подвела и в Тамасе: Нестор и два поросенка неслись в воздухе к спасительной горе. «Сколько жертв за столь короткий срок», - с горечью подумал Нестор. Смотреть вниз он не хотел – мог не выдержать и повернуть.
- Ну, все, - в последний раз тихо раздалось сзади и снизу, а потом – лишь волчьи рыки и вой. В команде стало меньше на Патрика, Нуф-Нуфа, Бома…

Гора Меру возвышалась – нет, не возвышалась, а просто исчезала в бескрайности неба невообразимым склоном. Нестор, Рататоск и два поросенка Питер и Пёрси стояли у подошвы горы, задрав вверх лица-морды. В склоне чернел вход в туннель.
- Жуткое место, - прошептал Нестор.
- Бесстрастное и величественное, - согласился Рататоск.
Поросята благоговейно молчали. Рататоск запел:

Никогда, Гильгамеш, не бывало дороги,
Не ходил никто еще ходом горным:
На двенадцать поприщ простирается внутрь он:
Темнота густа, не видно света —
При восходе Солнца закрывают ворота,
При заходе Солнца открывают ворота,
При заходе Солнца опять закрывают ворота,
Выводят оттуда только Шамаша боги,
Опаляет живущих он сияньем, —
Ты же – как ты сможешь пройти тем ходом?
Ты войдешь и больше оттуда не выйдешь!

- Фальшивишь, - вдруг подал голос Пёрси.
- Шумерский эпос – не мое, - честно признался Грызозуб. – Могу спеть скальдическую песнь.
- Не надо, - жалобно попросил Питер. – И так страшно.
- Как думаешь, белка, мы оторвались от стаи? – спросил Нестор.
- Нам надо пройти туда, - Рататоск указал на разверстый зев туннеля. – Там мы будем в безопасности. Доставай ихор.
- Столько потерь, - скорбно сказал Нестор. – И все для того, чтобы я прошел неведомо куда, чтобы найти неведомо что. – Теперь флакон был в его руке.
- Старик Идзанаги спросил тебя на Онногоро, - напомнил Рататоск. – «Ты хочешь достичь цели?» И ты изъявил желание.
- Конечно же, я хочу достигнуть цели, - пожал Нестор плечами. – Меня для того и командировали.
- Не забывай: кто сказал «хочу», должен сказать себе «могу». Это вопрос ответственности. Что сказала старуха в Дремучем лесу? Сказала, что ты – можешь. Единственный, кто можешь.
- Эта старуха убила Пимена, - зло отрезал Нестор.
- Она страж врат. В этом ее функция.  Хранить то, что не должно быть доступно ни людям, ни Нагам. Благодари, что пропустила нас. Ее волки не пришли за нами сюда.
- Но я не ее волк! – раздалось за спиной. – Я вообще – не волк. Жалкие твари! Нигде вам не будет покоя, нигде не будет тишины!

7.
Первым среагировал Рататоск: он упругим мячиком запрыгал по уступам Меру, так что в несколько секунд оказался в относительно безопасном месте. Нестор обернулся и инстинктивно попятился. На задних лапах над поляной у подножия горы возвышался зверь. Или человек? Было в его облике что-то забытое, что-то на самом краю памяти. Собственно, это покрытое шерстью существо уже нельзя было назвать волком. Шерсть поредела, морда приплюснулась, уши спрятались у висков. И только глаза…
Ну, конечно: мистер Герман.
Питер и Пёрси отреагировать не успели: волк-оборотень, стоя на задних лапах-ногах попросту размозжил их головы, сплюснув друг о друга пяточками.
- Здравствуйте, мой юный друг, - осклабился волколак Герман. – Рады встрече? Надеюсь, что да, поскольку я рад несказанно.
Нестор молча пятился ко входу в туннель, Герман наступал, все еще сжимая в когтистых ладонях две поросячьи тушки. Потом отшвырнул их от себя – наверное, чтобы не испачкать собственную шерсть.
- Пей! – крикнул с высоты Рататоск. – Всегда за «хочу» и «могу» следует «должен». Я говорю тебе: ты должен, Нестор. Пей!
Герман не торопился: он знал, что Наг теперь в его власти. Тамас – место памяти, Нестор здесь – тело инородное, чуждое самому естеству этого мира Трилоки. Волколак приближался медленно, зловеще – нужно было вселить ужас в душу пурпурного Нага. Расстояние до врат оборотень мог преодолеть в один прыжок. Нестору понадобилось бы несколько секунд, которых у него не было. Герман растягивал удовольствие до последнего момента. Поэтому Нестор сумел медленно открыть пузырек, поднести его горлышко к губам и сделать несколько глотков. Пустой пузырек Нестор отбросил в сторону тем же жестом, что Герман отшвырнул тела истерзанных поросят.
Теперь Нестор понимал, что в образе вежливого Оками к соломенному домику, в личине грозного Фенрира к деревянной хижине подбирался все тот же мистер Герман. И только теперь он предстал в своем истинном облике - кровожадного оборотня. Видимо, бессмертие простиралось на все миры Трилоки, в том числе, и на Тамас.
Рататоск тем временем готовился к прыжку. Он увидел, что флакон ихора выпит и путь во врата, таким образом, открыт. И вот отважная белка готовилась выиграть такие нужные Нестору секунды.
- Беги! – наконец закричал зверек, выбрав удобный момент, и оказался на шее волколака. Герман взрычал, но было уже поздно.
Совместные испытания в лабиринтах Тамаса сотворили из двух все еще живых путников слаженную команду. Нестор прыгнул даже за мгновение до сигнала «Беги!» и оказался в полной темноте туннеля. Не было ни лучика света, ни звука, ни понимания, что делать дальше. Исчез даже абрис выхода и все, что было за ним.. Полная темнота. Конец пятницы. Или конец жизни.