2004

1
Пустота поглотила боль, тело стало невесомым и тёплым, словно мама укрыла её упавшим за ночь одеялом. Она дома, выходной, и не надо никуда идти. Так приятно поваляться подольше, если бы не эти голоса, они мешают, шушукаются, перекликаются, раздражают, как ноющий зуб. Наконец, Анна смогла разобрать слова, совсем рядом два женских голоса.
- И как только она выжила, говорят, была в «том самом» вагоне.
- Может она заговорённая. У меня бабка умела заговаривать от несчастных случаев. К ней все в деревне ходили, пока один заговорённый на тракторе по-пьяни в реку не съехал и не утоп. Но и потом некоторые приходили, лучше уж какой-никакой оберег, чем совсем без него. Эх, успей бабка передать свои секреты, не пришлось бы сейчас за копейки полы мыть, и те мой подлец пропивает. Выходила замуж, думала раз из деревни - работящий будет, ан нет.
- Городские не лучше, у моего родители интеллигенты, у самого высшее образование, а в выходные пару баклажек пива себе возьмёт и весь день перед телевизором сидит, фисташки жуёт и пультом щёлкает. Что, спрашиваю, сидишь-высиживаешь, а он – может рабочий человек расслабиться. Это он-то рабочий человек? У него работа - в конторе бумажки перекладывать, не то что я в операционной весь день на ногах, а ты ему ещё приготовь, постирай, уберись. Я говорю, жену в театр бы сводил, телевидение удел обывателей. А он баклажки свои возьмёт и к мужикам в гараж.
Разговор был такой забавный, что девушка улыбнулась.
Наверное, мама на кухне готовит завтрак и, как всегда, включила на полную телевизор, сколько раз я просила её дать мне нормально поспать в выходной. Девушка, с трудом преодолевая сонную тяжесть, повернулась на бок. Голоса стали приглушённее.
- Ты смотри, вертится. Ой, как подумаю, что произошло. Это кто ж мог такое сотворить? Души у них нет что ли?
- Пусть милиция разбирается, они за это деньги получают. Теперь побегают...
Бред какой-то, опять мама щёлкает пультом, не может смотреть одну программу. Анна попыталась открыть глаза, но веки были словно склеены. Странно, наверно я все еще сплю. Голоса переключились на обсуждение предстоящих выборов, теперь ещё и агитационная программа. Заснуть не получалось.
- Мам, выключи звук.
 Анна хотела крикнуть, но получился свистящий шёпот. Только бы опять не ангина. Девушка перевернулась на спину и открыла глаза. Слева от нее уходила вверх стена из белоснежного кафеля. Справа - размытым пятном две фигуры. Анна попыталась сесть, но голова закружилась, тело не слушалось. Что происходит, где я? Неужели ещё сплю? Изо всех сил девушка дёрнулась. Ей удалось немного приподнять голову, но удержать её она не смогла, голова рухнула на подушку, словно на острый камень. Яркий, режущий глаза свет, словно смотришь на солнце без тёмных очков, оглушительный грохот, сильный толчок, она падает назад, пытается удержаться, но что-то большое и тяжелое наваливается, острая боль в затылке, а дальше темнота, только бесконечные туннели и подкатывающая тошнота, а потом мертвая тишина. И снова тот же кошмар. Неимоверная тяжесть, и дышать нестерпимо трудно, воздух горячий, едкий. Анна пытается освободиться, но не хватает сил, ей удается повернуть голову, рядом лежит какое-то тряпьё, темно, она пытается позвать на помощь, закричать, но губы лишь еле слышно шепчут. «Помогите». Холодно и страшно, неужели я умерла. Издали слышатся голоса, они приближаются, вот уже совсем рядом, луч фонаря бьет по глазам. «Здесь живая». Спасена.

2
Кто-то трясет за плечо. Анна хочет сказать, чтобы ее оставили в покое, но получается только сдавленный стон, мучитель не отступает, снова и снова повторяет слова:
- Вы слышите меня, ответьте, вы меня слышите?
Анна хочет ответить: «Да, слышу, отстаньте от меня, я так устала, я так хочу спать», она прокручивает эту фразу в своей голове, но губы не слушаются.
- Вы слышите меня?
Надо собраться с силами и ответить, Анна повторяет: «Да, да, да, да, да», наконец ей удается еле слышное:
- Да
- Хорошо
Ее оставляют в покое. Спать, как же я устала.
Вернулась головная боль и звон, он все нарастает, и сводит ее с ума, это невыносимо, Выключите, выключите, выключите.
- Выключите!
- Что выключить?
- Звук.
- Сергей Владимирович, что с ней.
- Последствие контузии.
- Выключите, выключите...
Чьи-то холодные пальцы, прикосновение к сгибу локтя, и боль затихает, а с ней уходит и звон.
- Спасибо.
Приятный, бархатный, чуть с хрипотцой голос смеётся.
- В ее состоянии помнить о вежливости… Значит, поправится.
Анна хочет ответить, но мягкая уютная темнота наползает, растворяет в себе, лишает чувств и желаний. И рядом мама, она что-то тихо поёт, и от этого на душе спокойно. Мама, я тебя очень люблю.

3
Когда их только начали привозить, больницу охватил страх. Сергей Владимирович лежал в ординаторской, отсыпался после смены, когда туда забежали практикантки, друг друга перебивая, щебетали, он прислушался и сквозь дрёму услышал, что утром взорвали поезд в метро. Сон сразу слетел. Сергей умыл усталое лицо, накинул халат и вышел в коридор. В коридоре шептались пациенты, затихая и приникая лицами к окнам, когда к воротам подъезжала очередная скорая: «снова взрывают... сегодня в театре… какой театр, ведь утро, взорвали автобус… не автобус, а метро… нет, школу… а я слышал, взорвали Кремль… да, нет, многоэтажку… точно метро, когда народ на работу ехал, тыща погибших, на куски разорвало… так уж и тысяча… смотри всё везут и везут… это живых везут, мёртвым куда торопиться, их после живых возить будут…».
Сергей не стал подниматься к главному, и так всё ясно, лишние руки сейчас больше нужны в приёмном покое. Машины всё приезжали, сначала привозили лёгких, они быстрее успели выбраться из туннеля. Были ссадины, синяки, ерунда, это можно было и дома зелёнкой помазать. Он так бы им это и сказал, если бы не их глаза, застывшие от страха, почти не мигающие, и ещё руки, нервные руки, хватающие всё, что к ним приближалось, его халат, локоть, карандаш на столе.
Привезли пару человек со сломанными рёбрами, одного с вывихнутым плечом, девушку в истерике. Тут нужен не хирург, а психолог. Сергея раздражало, что его знания не могут помочь успокоить и утешить. Быстрый осмотр, и надо переходить к следующему пациенту. Анальгин, зелёнка, и корвалол закончились в первые полчаса. Тогда же закончилась и ерунда. Теперь пошли сотрясения мозга, резаные от битого стекла руки и лица, с наспех размазанной по лицу кровью и грязью. Их больница была ближайшей, и сначала пострадавших везли сюда. Никто не предполагал, сколько их окажется. Когда стали привозить тяжёлых, в приёмном покое было не протолкнуться, и машины пришлось разворачивать в другие больницы.
- Сергей Владимирович, вас вызывает Юрий Анатольевич.
Чьи-то ловкие руки перехватили бинт, и продолжили накладывать повязку молодому парню лет двадцати. Парень покачивался и часто дышал. Было видно, что он держится, чтобы не дать волю слезам. Сергей улыбнулся и тронул парня за плечо.
- Всё будет хорошо.
Парень резко выпрямился, и в тот же миг зарыдал, как плачут по большой обиде малые дети.

4
Немного болит голова. Похмелье? Разве был праздник, ничего не помню. Анна открыла глаза. Небольшая комната, белый кафель на стенах, напротив кровати дверь, над ней часы. Она попыталась рассмотреть, который час, но часы прыгали, смазывая цифры. В воздухе чувствовался запах хлорки. Открылась дверь и вошла женщина в белом халате. Медсестра?
- Где я?
- Вы в больнице.
Девушка подошла к кровати, холодные тонкие пальцы прикоснулись ко лбу.
- Жар спал.
Медсестра достала шприц, пальцы пробежали по коже, едва заметно царапнул укол – «легкая рука».
- Что случилось?
- Вам не стоит разговаривать.
- Что со мной?
- Сейчас придет ваш лечащий врач, он вам все расскажет.
Почти сразу в приоткрытую дверь вошёл мужчина. Ему и сорока наверно нет, веселый прищур, короткие тёмные волосы, на висках словно в инее. Я наверно ужасно выгляжу…
- Ну, как чувствует себя наша новорожденная?
Мужчина подошел и сел на край кровати, широкая ладонь обхватила запястье. У него такие приятные руки, осторожные и в то же время сильные.
- Как себя чувствуете?
- Голова немного болит, и часы прыгают.
- Вот как? Какие интересные часы.
Анна ещё больше смутилась своего вида. Ладонь легла на лоб. Мягкая улыбка и искорки в серых глазах. Это, наверное, сон.
- Что со мной?
- Сейчас проверим, давай начнем с легких вопросов, как тебя зовут?
- Аня.
- Анечка, красивое имя. Какой сегодня год?
- 2004
- Хорошо, месяц?
- Январь, или нет, должно быть, февраль.
- Умничка, а число?
- Не помню. Давно я здесь?
- Не очень, а скоро поправишься и домой.
Мужчина встал. Он уходит, как жаль, если бы он остался, сидел рядом и держал за руку. На глаза навёртываются слёзы, да что это со мной, это всё лекарства.
- Что со мной случилось?
- Ты попала в аварию.
- В аварию? Я ничего не помню.
- Это последствия шока, память скоро восстановится.
-  Меня все время тошнит, голова болит, и этот постоянный звон.
- Внешних и внутренних серьезных повреждений, нет, это просто удивительно. А тошнота и звон — это последствия контузии. Полный покой и только положительные эмоции. Завтра переведем тебя в общую палату, а пока отдыхай.
Он снова улыбнулся.
- А я буду заходить.
- Спасибо.
Анна закрыла глаза, так было легче справляться с тошнотой. Авария. Почему я ничего не помню? Надо вспомнить, но мысли путались, ускользали и девушка, проваливалась в дремоту. Может, надо было рассказать врачу о сне? Нет, слово врач ему не подходит. Врачи все холодные и лечат по обязанности, на тебя им наплевать, а он доктор, как «доктор Айболит» из детской сказки. Добрый и чуткий, и красивый. В детстве именно таким я представляла себе папу. Он уехал в командировку в тайгу и там заблудился, но он обязательно вернётся, и тогда всё будет хорошо. Снова возвращается стук колес, ей не нравится этот сон, но он настойчиво ее преследует.

5
Анна очнулась от резкого шума. В дверях стоит незнакомый мужчина. Лицо словно лисья морда, прищуренные хищные глаза, узкая челюсть.  Мужчина подошел к кровати и представился.
- Капитан Собитов. Скажите, что вы можете рассказать о происшествии шестого февраля в Московском метрополитене?
Девушка моргнула и ничего не ответила, тогда капитан повторил вопрос. Анна не понимала, о чём её спрашивают, никак не могла сосредоточится на словах. После третьей попытки, которую лис прогрохотал ей в лицо, она выдавила из себя.
- Не знаю. Ничего.
- Вы хотите сказать, что ничего не знаете? А как в таком случае вы оказались здесь?
- Я попала в аварию.
- Какую аварию?
- Я не помню.
- Не стоит вводить в заблуждение следственные органы, погибло двадцать семь человек, более ста ранены.
Дверь открыла медсестра.
- Как вы сюда попали?
Мужчина полез в карман, вынул красную корочку и помахал ею в воздухе.
- Капитан Собитов.
- Это реанимация. Вам нельзя здесь находиться, я позову врача.
Медсестра поспешно вышла.
- Еще раз повторю вам вопрос, что вам известно о взрыве в метро.
Дверь распахнулась, на пороге стоял её доктор, сегодня он не был так мил, колющие ледышки глаз, губы сжаты в ровную линию.
- Немедленно покиньте палату.
Голос спокойный и твердый. Анна, немного испугавшись его грозного вида, снова залюбовалась. Капитан ушёл, а доктор посмотрел на Анну и улыбнулся. Лёд вмиг растаял, превращаясь в солнечного зайчика за стеклами очков.
- Он говорил о каком-то взрыве, это правда?
- К сожалению, да.
- Я думала, это только сон, то есть кошмар. Все было так нереально, свет, грохот, и потом какой-то писк, мне казалось - я падаю в пропасть, и меня заваливает камнями, я задыхалась, а потом кто-то вырвал меня из-под земли, и я парила в воздухе.
- Хотите, останетесь здесь еще на сутки, а перевод в общую палату оставим на завтра?
- Да, спасибо.
- Постарайтесь поспать.
- Хорошо.
Её оставили одну. Мерно тикали часы, десять двадцать, теперь она смогла сфокусировать взгляд на стрелках. Интересно, какое сегодня число, сколько я уже здесь, мама, наверно, волнуется, надо позвонить. Я же забыла кинуть деньги на телефон, и где он, я наверно его потеряла. Жалко, был совсем ещё новый, остался лежать где-нибудь среди осколков и мусора. Может его растоптали или он расплавился от пожара. По телу пробежал холодок. Какой телефон, как вообще можно думать о таких мелочах, погибли люди, и я была там, и осталась жива…
Зашла медсестра, Анна лежала тихо и наблюдала за ней. Женщина за сорок, крашеная блондинка, но видны уже отросшие чёрные корни и седина, не смотрит за собой, на ногтях кое-где по краям облупился бордовый лак, как некрасиво, никогда не буду так выглядеть. Когда медсестра уже направлялась к двери, девушка спросила.
- Мне можно позвонить? Мама наверно страшно волнуется, а я потеряла свой телефон и теперь не знаю, что делать.

6
Анну перевели в общую палату на шесть человек. Здесь все были «из метро». Женщины тихо переговаривались, косились в её сторону, но подойти никто не решался. Девушка лежала и смотрела в потолок. Разговаривать ни с кем не хотелось, ей хватало и своих голосов в голове.  Что мне теперь делать… Говорят, что серьезные потрясения меняют человека, могут даже свести с ума, а я осталась такой же. Во всяком случае не чувствую никакой разницы. Медсестры жалеют, сочувствие в глазах уже начало раздражать. Я теперь словно обезьяна в зоопарке. Все глазеют, утром к двери подходили люди, смотрели и уходили. Как хорошо было в реанимации, где не было столько любопытствующих. 
- Анюта, - в палату зашла мама, бросилась к кровати, - Солнышко мое, как ты себя чувствуешь, болит что-нибудь?
Мама пыталась улыбаться, но по щекам текли слезы.
 -  Мама, ну что ты, все хорошо, не плачь.
- Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что ты была в том поезде, а они ничего не говорили, и не пропускали, - мама закрыла глаза платком.
- Мам, успокойся.
Соседки по палате смотрели на них и качали головами. Анна села на кровати, погладила мать по голове.
- Видишь, со мной всё хорошо.
- Солнышко, тебе наверно еще нельзя вставать, ты лежи, отдыхай.
- Мне разрешили, голова только немного кружится.
Мама поправила подушку и помогла дочери лечь.
- Правда, мам, все хорошо.
- Ой, я же тебе тут вкусненького принесла, разве больничной едой наешься.
Женщина зашуршала пакетами, начала выкладывать на тумбочку привезенные припасы.
- Вот творожок, котлетки, сок, яблоки и бананы, ты скажи, если тебе чего-то еще захочется, я сбегаю.
- Мам, спасибо конечно, но я что бегемот, столько съесть.
- Соседок угостишь.
Женщина на соседней кровати с интересом стала рассматривать принесённые продукты. Анна отвернулась.
-  Есть совсем ничего не хочется, правда, а потом меня скоро выпишут.
Голова наливалась тяжестью, шум в ушах становился все громче, Анна закрыла глаза.
- Анюта, тебе плохо, позвать медсестру,
- Мам, все хорошо, я просто полежу, и все пройдет, голова немного разболелась.
- Хорошо, ты лежи, отдыхай, а я завтра к тебе приду, скажи, что тебе принести.
- Мам не надо ничего. Если только мою косметичку и расчёску.
- Хорошо, но наверняка что-то хочется, может курочку?
- Мам, пожалуйста, не надо, если мне что-то захочется, я скажу.
- Ты позвони тогда обязательно.
- Хорошо.
- Я тебе свой телефон оставлю, чтобы тебе в коридор не ходить, там сквозняки, простынешь еще, вот, ты с собой его носи, не оставляй только.
Головная боль стала почти нестерпимой. Анна тихо застонала.
- Солнышко, что с тобой?
- Голова болит.
- Я сейчас медсестру позову.
Женщина быстро выбежала из палаты. Анна лежала на подушке и старалась не шевелиться, даже не дышать, в висках стучало, словно сердце находилось в голове, тук-тук-тук, этот шум заглушал все звуки. Зашла медсестра, быстро ввела лекарство, и боль отступила, как отступает с отливом море…
Синие волны унесли её в другое место. Здесь было хорошо, сердце наполнялось радостью, рядом плавали стайками разноцветные рыбешки, и она, словно гибкая проворная рыбка, скользила, то поднимаясь вверх к прозрачной поверхности, то опускаясь в чернильно-темные глубины. Рядом проплыл дельфин, его холодная гладкая кожа на секунду коснулась руки. Дельфин устремился вверх и исчез. Девушка испугалась, что он не вернется, грудь сдавило, она не могла дышать – неужели она умрет здесь, нужно всплывать туда, где спасительный воздух. Девушка барахталась, изо всех сил стараясь плыть, но море не отпускало, и когда сил уже не было, дельфин вернулся, он подплыл к ней и его тело снова коснулся её кожи. Но теперь его прикосновение было теплым, она обняла его за шею. Спасена. Она снова могла дышать. Что за чудесные существа дельфины, руки её крепче обвили своего спасителя.
- Спасена.
- Я рад, – услышала она тихий шепот. 
Неужели дельфин может говорить, Анна открыла глаза, её руки обнимали кого-то, она разомкнула объятия. 
- Я рад, что вам стало лучше.
Доктор улыбался, и на душе становилось так тепло и хорошо. Анна не знала, что сказать, ей было неловко. Она огляделась, напротив на кроватях сидели две женщины и удивленно смотрели на неё.
- Я пришёл проведать, как моя новорождённая, а тут такой ласковый приём.
Анна от стыда хотела провалиться сквозь кровать и пол куда-нибудь в тёмные коридоры больничного подвала.
- Я бы не стал будить, но раз уж так получилось, я должен спросить, как себя чувствует счастливица?
Какой все-таки он милый, это, наверно, моя награда за то, что со мной случилось. Какие дурацкие мысли крутятся в голове…
- Всё хорошо, немного голова шумит.
- Ничего, это пройдёт, поправляйтесь.
Он слегка похлопал её по руке и улыбнулся. Интересно он так мил со всеми пациентами или я ему нравлюсь. Щёки сразу порозовели, хорошо, что он уже вышел и не видит её смущения. А я, пожалуй, могла бы в него влюбиться. Снова влюбиться. Никогда бы не подумала, что так просто всё забуду. Забуду предательство Вадима и своё обещание больше никогда не влюбляться. Ведь и в метро я оказалась по его вине. Ехала на ставшую из-за него бывшей работу забрать свои вещи. А если совсем честно, то увидеть его ещё раз, дать ему возможность всё объяснить. Как давно это было, словно сто лет прошло…

7
После школы она собиралась поступить в институт, но провалилась на экзаменах и в последний момент, чтобы не терять год, подала документы в колледж секретарей делопроизводителей. Это казалось хорошим выходом, всего год и у неё будет профессия, и, если после найти работу, можно будет оплачивать обучение в институте.
В фирму она устроилась легко, сразу после колледжа, хотя многие сокурсницы плакались, что без опыта их никуда не берут. Но Анна всегда добивалась того, что ей было нужно. Платили немного, но брали без опыта, и это было удачей. К тому же перспектива перейти в менеджеры по продажам, а там неплохие проценты.
Молодая симпатичная девушка сразу привлекла внимание мужчин. Все посматривали на нее, как коты на сметану. Коммерческий директор, за полтинник уже, а все туда же, по-отечески похлопывал её по плечу: «Ну как дела Анюта, как личная жизнь?», а сам косился на грудь. Юнец – курьер, тощий вертлявый, с веснушками, присущими всем рыжим, целыми днями простаивал под дверью приемной. Но, конечно, вне конкуренции был менеджер по продажам – Вадим, молодой человек двадцати пяти лет, обаятельный, остроумный,  от его взгляда из-под густых черных ресниц у девушки перехватывало дыхание.
 Вадим держался с достоинством, не приставал, не пытался как бы нечаянно коснуться рукой пониже спины, как иногда делал директор, и всегда у него был заготовлен комплимент или шоколадка, «Да вот, зашел в магазин, смотрю – шоколадка, надо взять Аленушку для Аленушки». Почему-то он звал её Алёной, но выходило это у него так нежно, слегка растягивая гласные, словно тягучий мед, что Анна и не думала его поправлять.
Когда дружеские знаки внимания стали чем-то большим, Анна не смогла бы сказать – для неё все происходило по-настоящему. Вадим был внимателен, как-то раз, они до последнего поезда гуляли по ночным улицам, хотя собирались только дойти до метро. Ранняя зима завьюжила, закружила в идеальном романе, и девушка потеряла голову.
Она как-то не заметила, что он ей ничего не обещал и не клялся в вечной любви. Им просто было хорошо вместе. Вадим был очень занят делами, но раз или два в месяц они снова шли гулять и целовались на пустынных ночных платформах, а его замёрзшие руки привычно отогревались под её свитером. Она знала, что любит его, но не хотела торопить события, пусть он первым скажет главные слова. Её было девятнадцать, и это была её первая любовь, если не считать толстячка Женю в третьем классе, который один раз нёс до дома её портфель. 
Так прошли зима и весна. На всё лето он уехал к родным в Краснодар. Он сказал, что у него умерла бабушка, и надо было помочь матери заняться наследством. Анна считала минуты до его возращения, но оно затянулось. Всё это время они перезванивались и разговаривали о мелочах – ей было необходимо слышать его голос.
Вадим вернулся только в конце октября, и Анна поняла, что больше не может ждать, пока он осознает их большую любовь. Она решила его немного подтолкнуть, и сама напросилась в гости. Вадим сказал - Подумай ещё раз, чтобы потом не пожалеть. Она рассмеялась, какая глупость, как она может пожалеть, ведь он её судьба. Так они стали близки в его холостяцкой квартирке, которую Вадим снимал на двоих с другом. Друг уехал по делам за город на два дня. Маме Анна сказала, что ночует у подруги.
Анна ждала, что теперь мир измениться, всё уже не могло быть как раньше. Весь следующий месяц она парила в небесах, строила планы на будущее и ждала заветных слов. Но ничего не изменилось, кроме того, что больше они не гуляли. Теперь, пару раз в месяц, когда у соседа были командировки, Анна ночевала у Вадима.
На новый год ему снова пришлось уехать в Краснодар. Анна с боем курантов кинулась звонить, но Вадим сбросил звонок, Анна набрала снова, но абонент оказался недоступен. Вернулся Вадим не то, чтобы злой, но какой-то чужой, отстранённый. Не стало вечерних прогулок, ночных разговоров по телефону.
Была пятница, до конца рабочей недели оставалось пара часов, Анна собирала в папку документы, на автомате сняла трубку:
- Добрый вечер, компания «Фарфор-люкс», слушаю вас.
- Здравствуйте, позовите Вадима к телефону.
- Он сейчас на совещании, вы можете оставить для него сообщение.
- Передайте, пусть он позвонит домой.
- Возможно, вы ошиблись номером, это фирма «Фарфор-люкс», вы не могли бы назвать фамилию.
- Вадим Смолин, он работает менеджером.
- Простите, не могли бы вы еще раз повторить сообщение.
- Скажите, что звонила жена Алёна, пусть он перезвонит домой.
Анна положила трубку, но почему-то та упорно не попадала в отведённое ей место. Надо попить воды, девушка встала и вышла в коридор, потом вернулась в комнату, надо взять кружку, и подошла к буфету с посудой.
В комнату зашла Мария Ивановна из бухгалтерии.
- Анюта, не приходил факс из Оскола? Анюта, милая, что с тобой, что случилось?
Анна зарыдала. Мария Ивановна подхватила девушку под руку и повела к себе в кабинет.
- Деточка, ну что ты, успокойся, что случилось?
- Я не знаю… жена звонила Вадиму… сказала позвонить домой…. Я просто не знаю…
Женщина усадила Анну на стул и всучила кружку с холодным чаем, в котором плавал коричневый пакетик.
- Пей.
Пока Анна пила, Мария Ивановна гладила ее по спине.
- Все же видели, что у вас что-то затевается, я хотела сказать, да только как скажешь, вы ведь все сами взрослые. Непутевый он, не стоит из-за него реветь, бабник, это как помешанный, он бы и рад остановиться, да не сможет. Вот и молчала, дура старая. Любит он девок. Раньше и в офис приходили, а теперь звонят только, он трубку снимет и в коридор, говорит звонок деловой, а я что не слышу, стены то сама знаешь какие. Если б я знала, что у вас уже так зашло, предупредила бы, да вот только заранее не знаешь где упадешь, а то б соломки подстелить. Да ты не убивайся, глаза оботри, а то красные.
Анна и сама раньше догадывалась, что Вадим что-то скрывает. Если бы она была чуточку внимательнее, всё было на поверхности, – то трубку не берет часами, то пропадает на все выходные, но потом, обязательно перезванивает и извиняется, мол были ужасные пробки, пропала связь или сел аккумулятор. Анна взяла сумку, и раньше времени ушла домой, видеть Вадима сегодня было нестерпимо. Как он мог так поступить… Ночью она не могла спать и плакала в подушку. Днем, чтобы мама не увидела, ушла гулять в парк, ходила по аллеям, пока ноги не заболели. Главное - не останавливаться, все время идти. В груди щемило, словно внутренности сплелись в один тугой клубок. Телефон она отключила еще вчера, она просто не сможет вынести ещё одну ложь.
В понедельник Анна пришла на работу, Вадим был уже в офисе, но прошёл мимо, отвел взгляд, словно не заметил ее. В обед зашла Мария Ивановна.
- Деточка, ну как ты?
- Все хорошо, спасибо.
- Ох, уж я ему все высказала, ишь какой подлец.
- Мария Ивановна, ну зачем вы?
- Вот, помогай вам, всегда все лучше знаете.
Женщина развернулась и вышла. Так вот в чем дело, он все знает, и не хочет ей ничего объяснять. Анна взяла бумагу и быстро написала заявление об уходе. Правда придется выдержать две недели положенной отработки. Но директор сразу подписал заявление и выдал обходной лист, видимо, и тут уже побывала Мария Ивановна. До конца рабочего дня остался час, время ползло со скоростью черепахи, каждая секунда словно цеплялась за деления циферблата. Вадим так и не подошел, все было кончено.
Маме Анна сказала, что уволилась из-за сокращения, но, кажется, мама догадалась, в чем дело. Целую неделю Анна просидела перед телевизором, переключая каналы. Мать всё пыталась её накормить, но есть не хотелось.
 - Спасибо мам, я не голодна, - фраза повторялась как из заведенной шарманки, пальцы нажимали на кнопки пульта. Только не думать о нем, о чем угодно, только не о нем, но это заклинание не помогало.
К выходным мама начала не на шутку беспокоиться. Мама не виновата, я не должна ее мучить, Анна выключила телевизор, улыбнулась.
- Что у нас вкусненького?
Мама обрадовалась, поспешила на кухню накрывать на стол.

8
Когда Анна в тот день проснулась, мама уже ушла на работу. На столе лежал завтрак – яичница, бутерброды, вареный рис, жареная курица. Мама всегда считала, что дочь чересчур худая и ей необходимо больше есть: «А то жених убежит, кому нужна жена – кожа да кости, не на что посмотреть, не за что подержаться». Напрасно девушка объясняла, что стандарты красоты очень изменились и толстушки теперь не в моде, а молодые люди предпочитают стройных. Мама стояла на своем: «Если человек действительно любит, он будет заботиться о здоровье девушки, а морить себя голодом, словно самому копать себе могилу». Анна съела яблоко, в пакет отложила несколько ложек риса и кусок курицы, выбросит по дороге, пусть мама думает, что она поела.
На улице было пасмурно. Зима в этом году решила уступить место осени, всю неделю шёл дождь, и сейчас тёмные пузатые тучи ползли по небу, словно ожидая сигнала, чтобы пролиться. Может, вернуться взять зонт, тогда дождя точно не будет, и придется таскать его с собой. Сразу вспомнился Вадим. Он убедил купить зонт-трость, сказал, что так она выглядит изыскано. Нет, уж лучше промокнуть, девушка зашагала к метро.
Начало девятого, в это время на улице пустынно, только опоздавшие школьники торопятся, покачиваясь под своими большими портфелями.
На входе каблук попал в решетку и только чудом не сломался, потянутая щиколотка противно ныла. Может, зря она это затеяла, надо вернуться домой, по дороге купить газету и поискать новую работу. Ну увидит она его еще раз, зачем опять встречать его безразличие, только больнее будет, надо забыть, вырвать из сердца. Пока она рассуждала, ноги сами привели ее на платформу.
Подъехал поезд. Каблук зацепился за порожек. Да что ж это такое, нога заныла сильнее. Анна вошла прихрамывая. Ей навстречу поднялся со скамьи парень. Может, ему выходить, а я у дверей застряла, снесет и не заметит, но парень отошел и встал у дверей. Надо же место уступил, не перевелись еще джентльмены. Настроение сразу улучшилось, Анна улыбнулась парню и села. А он симпатичный, спортивный, хорошо бы познакомиться с ним, и чтобы Вадим увидел их вместе, пусть не думает, что разбил ей сердце, она не будет сидеть дома и реветь в подушку, он еще пожалеет, что потерял её…
 Двери уже начали закрываться, когда в вагон вбежал мужчина. Сомкнувшись двери защемили подол его куртки, мужчина дернулся, зло ударил по стеклу кулаком, китайский пластмассовый чайник, зажатый в другой руке, глухо стукнулся о перила. Из-под козырька кепки вошедший оглядел вагон. Не увидев свободного места, встал у дверей, с усилием откинулся назад, облокотившись на поручень.
Поезд медленно вполз в туннель, постепенно разгоняясь. Мягкий свет, плавно покачивающиеся вагоны. У дверей с разных сторон – мужчина в надвинутой на колючие глаза кепке, и симпатичный парень. Рядом с Анной девчушка лет девяти, белые банты в тоненьких косичках, розовая курточка и резиновые сапожки, она держит за руку женщину с усталым лицом и тонкими поджатыми губами. Мать погружена в свои проблемы, время от времени тяжело вздыхает и стискивает руку дочери.
На Коломенской вошли две старшеклассницы и полный мужчина, девушки встали у дверей, о чем-то шепчась, хихикая, и строя глазки парню, а мужчина, встал напротив Анны, и при малейшем движении поезда норовил завалиться вперёд.
 Может пьяный? Анна подняла глаза, и встретилась с маленькими глазками-бусинки, которые жадно пытались залезть ей в вырез расстегнутой до груди куртки. Девушка застегнула куртку и с вызовом посмотрела в лицо нахала. От резкого взгляда, мужчина отстранился и сделал вид, что читает рекламу на стенах вагона.
Поезд дернулся, покатился по рельсам, толстяк, успокоившись, взялся за старое, его пухлые ноги мягкой подушкой ткнулись в острые девичьи коленки. Всё с меня хватит. Анна встала, намереваясь пройти по вагону как можно дальше, толстяк увидел, что облюбованная жертва спасается бегством и предпринял отчаянный шаг. Когда девушка вставала, он всем телом, как бы оступившись, прижался к ней, и в этот момент раздался громкий хлопок, словно лопнула шина. Анне показалось, что она вдруг ослепла, как от вспышки фотоаппарата, уши заложило, и в следующую мгновение её швырнуло на пол, придавив весом толстяка.
Сейчас, вспоминая все это, Анна поняла, что обязана ему жизнью, его необъятное тело закрыло её от смерти. Если бы она встала на минуту раньше, она была бы мертва.

9
Голова все ещё болела если резко повернуться или встать, гулко отдавались звуки хлопающих дверей, девушка зажмурила глаза, руками растерла виски. Скоро придёт обход. Анна потянулась к косметичке, не важно, как сильна боль, я должна выглядеть хорошо, не хочу, чтобы он видел меня растрёпанной.
Сергей Владимирович, как всегда, лёгкой пружинистой походкой зашёл в палату, это сразу повысило настроение пациенткам. Все они были влюблены в него, в большей или меньшей степени, все тянулись к нему, как растения к солнцу.
Анна терпеливо дожидалась своей очереди, стараясь не показывать по-детски глупой ревности, но всё же капризно-обиженные нотки проскользнули в ответ.
- Как ты себя чувствуешь?
- Голова болит, сильно.
- К сожалению, я больше не могу назначать сильные обезболивающие, твой организм начинает к ним привыкать, максимум, что мне позволено дать - это анальгин, старайся не переутомляться, больше отдыхай, лучше поспи.
В палате никого не осталось, пациентки ушли на процедуры. Сергей Владимирович собрался уходить, а Анне так хотелось, чтоб он остался подольше. Она перебирала в голове слова, которые смогли бы его удержать.  Быстрее думай, или он уйдёт.
- Это так страшно, все эти люди погибли, а я осталась жива.
Это было нечестно – спекулировать своим положением, и Анна уже пожалела, что не сдержала слов. Но Сергей Владимирович будто не заметил фальши в её словах.
- Это не твоя вина. Иногда с нами происходит то, что происходит, без каких-либо причин. Я думаю, мы сами наказываем себя сожалениями, но горевать о уже прошедшем – нет смысла. Надо идти вперёд, чтобы не случилось.
Анна подумала, что на самом деле винит себя. Винит за многое: за то, что позволила Вадиму обманывать себя, за то, что сильно привязывается и не может легко расставаться с людьми, за то, что была слабой и доставляла беспокойство маме, и, возможно, за то, что жива, когда другие погибли.
- Но, даже если я перестану винить себя, я вижу, как все смотрят на меня - чем она заслужила жизнь, когда другие мертвы, что в ней такого особенного. Мне кажется, они завидуют, а ещё бояться, будто я могу навести на них порчу.
Он улыбнулся. 
- Можно долго мучить себя, изводить вопросами, зачем и почему, но они вряд ли разрешимы. Всё что мы можем – это принять то, что с нами происходит, как дар, который нам как раз в данный момент необходим.
Фразы были пафосные и тон шутливым, девушка поняла, что её манёвр раскрыт и в смущении опустила глаза.
Сергей Владимирович ушел, и Анна осталась одна. Какие мелкие беды и обиды были раньше, смерть все ставит на место, теперь поведение Вадима, его подлость казались не такой уж страшной бедой. Всё пройдёт.
Вечером приехала мама, привезла одежду и полные сумки еды.
- Мам, ну кто это все будет есть, тут же на роту солдат хватит!
- Солнышко, тебе нужны силы, чтобы быстрее поправиться.
- Всё-таки, ты меня до бегемота откормишь.
Мама улыбалась и гладила ее руку. Анна не стала спорить, положила сумки в тумбочку – отдам медсестрам. Она опустила голову на подушку и закрыла глаза – так хорошо, когда кто-то рядом и можно просто помолчать вместе.
 Потом мама ушла, и Анне опять стало грустно. Соседки по палате тихо беседовали в углу, они так и не приняли девушку. Все пострадавшие ходили на перевязки, раны под бинтами болели и чесались, а «эта», как они между собой переговаривались, отделалась легким испугом, хотя была ближе всех, неспроста. Странных нигде не любят, люди они как звери чуют чужака, раньше сожгли бы на костре или забили камнями, сейчас толкнут или ругнуться в след, и на том спасибо.
Спать не хотелось, и Анна по привычке стала перебирать в памяти людей и события, переигрывать диалоги – как можно было лучше ответить и как следовало поступить. Ей вспомнился мужчина с колючим взглядом из вагона, что у него была за жизнь до того рокового дня. Он был сильно раздражён, наверно ссорился дома с женой, только на самых родных людей мы позволяем себе так яростно раздражаться. Школьницы, беззаботно радующиеся приятным мелочам жизни. Симпатичный парень. Девочка с белыми бантами и её настороженная мать. Назойливый толстяк. И ещё много людей, которых она не помнит. Их нет больше. Жизнь приходит и уходит из этого мира, словно волны принося песчинки и смывая их обратно в море. И она такая же маленькая песчинка. И это пройдёт.

10
Через пару недель Анна уже спокойно ходила по коридорам больницы, умирая от скуки. Подруг она себе так и не завела, соседки её сторонились, да и темы их: сплетни и обмусоливание событий того дня, были ей неинтересны. В холле больные смотрели сериалы.
Она нашла уединение на лестнице, там было прохладно, зато никого, кто мог бы потревожить её. Девушка часто стояла у окна, на улице капли дождя чертили на стекле ломаные линии.
Выше на лестнице послышались шаги, и Анна увидела Сергея Владимировича. Короткие встречи с ним были радостью и наградой за долгие часы скуки.
- Как себя чувствует наша Аннушка?
Он покраснел, или ей только это показалось. Доктор был для неё единственным человеком в больнице, которого, как ей казалось, волновала её судьба. Для других врачей и сестер пациенты были лишь неприятной, но обязательной работой. Наверно, это всё из-за привычки: болезнь и смерть страшны, пока к ним не привыкнешь, тем более если это чужие болезни. Но Сергей Владимирович был другим, он искренне переживал за каждого, интересовался их делами – пациенты чувствовали это и постоянно ему надоедали, рассказывая о своей жизни, о детях или внуках. 
Анна отвлеклась от мыслей.
- Всё хорошо.
- Наверно, устала ждать. У меня хорошая новость, пришли результаты обследования, завтра поедешь домой.
- Сергей Владимирович, а вы завтра будете здесь, я бы хотела попрощаться.
- Дежурство у меня до девяти, потом планёрка, думаю раньше полудня не убегу. Тебя приедут встречать?
- Нет, я не хочу маму беспокоить, пусть сюрприз будет, только… Завтра мне надо будет спуститься в метро, я не знаю смогу ли…
- Пойдем вместе, я помогу, если что случится.

11
Следующее утро выдалось солнечное, или у неё было такое настроение, что все вокруг становилось цветным и радосным. Быстро прошел завтрак и обход, она получила выписку, собрала вещи и вышла в коридор, Сергей Владимирович сидел в ординаторской. Увидев её, широко улыбнулся.
- Ну что, готова?
- Да. Я правда вам не помешаю?
 Он отложил бумаги.
- Много работать вредно, ну, пошли.
 Она взяла Сергея Владимировича под руку, и они пошли к выходу. Анна успела заметить, какими завистливыми взглядами проводили ее другие пациентки.
На улицы было сказочно хорошо, настроение зашкаливало, пока они не дошли до входа в метро.
Перед ступенями девушка остановилась. Не могу!
Анна сжала кулаки, коготки впились в ладони, глубоко вздохнула несколько раз и сделала первый шаг. Мрамор под каблуком не рассыпался, и конец света не наступил. Второй шаг.
Сердце колотилось. Шаг за шагом они спустились на платформу.
Медленно подъехал поезд, двери с легким шипением открылись, выпуская пассажиров, последним шел парень лет двадцати, высокий, стройный, легкая улыбка на губах. Совсем, как в тот день, симпатичный, совсем еще юный. Сердце кольнула болью, хотелось развернуться и бежать не останавливаясь.

12
Звенящей нотой разбилась о кафель любимая чашка, словно в замедленной съемке Анна наблюдала, как тонкий фарфор покрывается сетью трещин, на мгновение замирает, как бы втягивается внутрь, и тут же разлетается в стороны.
Девушка села на кровати, неужели сон? Из кухни тянулся аромат жарящейся яичницы, тихо бубнил телевизор, мама вышла в коридор.
- Солнышко, я тебя разбудила?
- Нет, мам, я сама проснулась.
- Ты меня простишь, я мыла твою чашку, и она выскользнула из рук.
- Да ничего страшного.
Девушка встала, подошла к матери,
- Ты же знаешь, я тебя очень люблю, а чашка – это пустяк.
Анна обняла мать.
- Давай я помогу осколки убрать. А чем так вкусно пахнет?
- Ой, у меня же сейчас сгорит все.
Женщина поспешила на кухню, девушка взяла веник и принялась убирать пол.
По телевизору шли новости, очередная показуха в преддверии выборов, показывали одну из городских больниц, куда правительство пожертвовало несколько медицинских аппаратов.
Девушка домела пол, выпрямилась, глаза скользнули по экрану, среди врачей больницы мелькнул знакомый облик, Сергей Владимирович, да нет, теперь её Серёжа. Камера переключилась на другой сюжет. Надо будет вечером сказать ему, что он чертовски фотогеничен.
Мать поставила на стол тарелку с яичницей, Анна взяла вилку и начала есть. Давно уже она так плотно не завтракала, все старалась фигуру блюсти, но теперь это не имело для нее большого смысла.
- Мамуль, спасибо, все было очень вкусно, убегаю на работу.
Анна снова обняла мать, та просто не узнавала своей дочери, откуда в ней появилась эта уравновешанность, наверно, взрослеет. Женщина улыбнулась.