Лжец поневоле

     Я всегда лгу. Тихо. Незаметно. Зимой и летом, весной и осенью. Дома и на улице. Своим и чужим. Мужчинам и женщинам. Глупым и умным. Отцам и детям. Учителям и родителям. Преподавателям и студентам. Начальникам и дворникам. Здоровым и больным. Молодым и старым. Живым и мёртвым. Себе и другим.
     Лгать в январе легче, чем, допустим, в июле. Шагая мелкими шажочками по коварному, скользкому, узкому тротуару, с лёгкостью думаешь: «Если я доживу до весны, всенепременно первого же марта начну заниматься йогой: если уж падать, то красиво и не слишком вредно для ног!».
     Цветёт сирень, отцветает черёмуха, и я цвету, иногда взлетая на сильных крыльях любви ко всему миру и к каждой частичке мира по отдельности. Какая уж тут йога, если каждый весенний день – танец?! Обманул я тогда сам себя. Так легко и непринуждённо. Только себя обманул, а мог и других. За самообман обычно грызёт личная совесть, а вот за обман других – общественная. И обманываешь. Приходится.
     Мелкошажочничаю я в вышеупомянутом январе с работы по знакомому читателю опасному тротуару и вижу: ко мне осторожненько, но неотвратимо приближается мой старый-престарый знакомый. О, как хочется внезапно развернуться и круто поменять направление! Зачем? Да затем, что снова и неумолимо придётся лгать:
     – О, привет! Ничё себе встреча! Что ты здесь делаешь? Как твои дела?
     – Здорово, дружище! Да с работы ползу. А дела, как всегда, путём!
     Да не путём, конечно! Жене денег не хватает на курсы дизайнеров по креативному оформлению туалетной комнаты, сыну нужен новый айфон для срочной связи с марсианами, а матери – лекарство, истолчённое в золотой ступке тремя папуасами, восседающими на самой высокой пальме в далёкой и непостижимой никаким умом Папуасии. Но к чему об этом знать ничего не подозревающему о твоих проблемах знакомому? Лучше широко улыбнуться и громко, будто тебе очень весело, сказать: «Да всё путём!». Вот так обманываешь других.
     О родителях и говорить не приходится: их обманываешь с самого детства! Как только родился, так сразу. Орёшь, будто тебя изнутри режут сразу тремя острейшими скальпелями импортного производства! Мама бежит, аки спортсменка, спасать своего дитятю от голода и неведомых интервентов, атаковавших его сразу и со всех сторон, а дитятке всего лишь хочется, чтобы она взяла его на ручки и побаюкала. Много шума из ничего, а такой спектакль разыгрываешь!
     Года через три-четыре, если ты младший ребёнок в семье, тебя начинают убивать, душить, замуровывать в диван, закрывать навеки в тёмной ванной старшие братья или сёстры. Но ты уже знаешь сценарий своего спасения: кричишь, словно в последний раз прощаешься с миром перед тем, как тебя, связанного по рукам и ногам, закопает в глубокую яму неисправимый и жестокий маньяк. Снова бежит мама и сама истерично вопит: «Отойдите все от него сейчас же и отдайте ему все игрушки! Меня не интересует, ваши они или нет!»
     С папой всё гораздо проще: он сам просит обманывать так, чтобы все тебе верили. Так спокойнее. И ему, и маме, и вам. Естественно, сперва он прочитает подробный курс лекций по ОБЖ, а потом… ну, сами знаете. И обманываешь. Сперва плохо получается: мама и бабушки не попадаются на мелкую наживку. А потом – как орехи щёлкаешь. А что делать? Приходится обманывать. До последнего, и после последнего – тоже.
     Стоишь на кладбище у знакомой оградки и говоришь тихо-тихо, знаешь: тебя услышат отовсюду, на любом языке, в любом диапазоне, тональности, и обманываешь: «Всё, пошёл я. Приду летом. Не скучайте!». И приходишь. Случается, что через десять лет, а случается – почти сразу и навсегда. Туда, где уже никого не нужно обманывать.