Сапоги

 На прошлой неделе был новый год а  за окном  уже второй день   лил безостановочный   грустный дождь.   Я проснулся с  мутным осенним чувством и долго смотрел в потолок,  лежать в  кровати было как то не радостно,  но вставать тоже не хотелось.  Увидев что я открыл глаза, рядом в такт дождю  замурлыкал кот, но его мурлыканье лишь сильнее нагоняло тоску. У меня мелькнула  мысль что я так и пролежу  весь день, от этой мысли стало совсем нехорошо и я резко встал.
     Что бы как то  взбодриться я решительно  начал разгребать свое заросшее  жилье. Ободряюще затарахтела стиральная машинка и от этого  вроде немного  полегчало.  Я  вымыл посуду,   отбиваясь от идиотических атак кота на веник, подмел пол,  как то распихал по полкам раскиданные по полу вещи, и уже совсем радостный полез в комод  за мешками  от пылесоса,  но вместо мешков на дне ящика  я неожиданно  наткнулся на старый палароидный снимок.  Такой самый типичный снимок, с мальчиком и девочкой лежащих  в обнимку в кровати и смотрящих в камеру, Ухх  это было совсем не нужно.   Что то внутри гулко хрустнуло, и хоть я   сразу взял снимок за хвостик  и  как дохлого мышонка выкинул  в помойку,  это  уже не помогло.  Дождь зашумел за окном как то громче,   а я  опять плюхнулся на кровать и  уставился в потолок,  тоска вернулась с новой силой,  но теперь захотелось не глушить ее,  а наоборот отдаться,  раствориться в ней. Почему то я включил  песню Тимура Муцураева, был такой  чеченский боевик и бард по совместительству. 
«Мама приезжай и меня забери, хоть живым  или мертвым но меня заберииии……мама я сгорел и голодные псы, растерзав мое тело  набьют свои животы» …пронзительно пел враг от имени убитого  русского солдата.

И я вспомнил войну на которой никогда не был, увидел грязь которой никогда не видел и почувствовал боль которую никогда не чувствовал,  это была война  связь с которой  я всегда ощущал, война моего поколения, на которой я  вполне мог бы, а может  и должен был бы  оказаться , но не оказался,  однажды я  был к этой войне ближе всего..


Мне как раз исполнилось 18 и я сидел в поезде, поезд шел на Кавказ  где шла вторая чеченская война. В поезде было много  таких же 18 летних парней, и большинство  из них ехали на эту  войну.    А я ехал совсем не на войну я ехал  на Эльбрус на  лыжах кататься.   Эта была типа экспедиция студентов геофака,  моих друзей и я ехал с ними за кампанию  на базу в Кабардино Балкарию. Еще на вокзале мы узнали что в нашем поезде едет целый вагон солдат, какой то рязанский что ли  полк.  Солдаты, которых мы с подачи бывалого  аспиранта  Каштана  презрительно прозвали «сапоги», первобытной  массой шарились по перрону  стреляя сигареты.  Они не особо нас интересовали,  и мы  совсем не думали о том что вот  они едут на войну и многие из них от туда не вернутся,  нам было похеру.  Мы затаривались на вокзале водкой и были в предвкушении отличного зимнего  путешествия. Но одна  колоритная парочка все же привлекла  внимание.     Это были два контрактника,   два этаких закадычных  друга ,  лет уже под  30 -один   огромный двух метровый  зверь с  жилистой шеей,  а второй маленький  в половину большого  но тоже жилистый с каким то жутким омертвевшим выражением лица.  Разодеты они были почти комично, в  черные  банаданы с черепами,  перчатки с обрезанными пальцами  и какие   то кожаные жилеты,  но глаза не давали ошибиться они были  как у  хищного животного,  неподвижные и проваливающиеся в черноту.   Контрактники  пили пиво заедая его  мороженным, и недобро  гоготали над шарахавшимися от них призывниками.

        Поезд тронулся, промигали  вокзальные строения, мы пронеслись над мкадом и помчались прямиком к Кавказу. Все стали понемногу подбухивать.  За окнами  уже летели занесенные снегом елки,  настроение было замечательным.    Всего в  нашей группе было  шесть  человек, четверо занимали одно купе в   плацкарте,  а  еще двоим  не хватило билетов в нашем вагоне и  они оказались в   соседнем, вместе  с солдатами.   Поначалу это показалось терпимым, мы сходили поглядеть как они разместились и  за исключением  запаха казармы все было в норме.    Солдатики  тихо сидели по своим углам,  по вагону чинно прохаживались слегка датые  офицеры. Помимо двух наших неудачников в солдатский вагон попали еще   две краснодарские девки.  Такие дебелые  молодые девахи,  одна мясистая  с пышными сожженными химией волосами, вторая худая костлявая, но обе с  какими то лихорадочными румяными щеками.  Они как ни в чем не бывало пялились в окно,  и  не предпринимали никаких действий что бы поменять свои места, как будто 200 солдат ехавших на войну это нормальная кампания для двух молодых телок ,  хотя  черт  их знает может они вообще специально эти места  достали.
            
        Первые пару часов в солдатском  вагоне  были офицеры  и порядок.  Но  постепенно ситуация  менялась, офицеры появлялись все реже и  выглядели  все пьянее, а   в какой то момент исчезли совсем. Мы находились у себя и  вскоре мимо нашего плацкартного купе как оторвавшиеся  кометы  начали  дефелировать пьяные солдаты, которые устремлялись куда то в  глубь вселенной поезда в поиске водки и  приключений.   Одна из таких комет в виде  пьяного  калмыка  сбилась с маршрута и приземлилась к нам в купе.  Явно ничего не соображая и вращая бессмысленными глазами   солдат понес что то  бессвязное, -то ли выпить хотел то ли еще чего, понять было сложно.  Мы пытались выпроводить его но ничего не получалось, тогда  аспирант  Каштан, который служил и вообще был парень нормальный  попытался повлиять на бойца
-«Ну и чего ты тут уселся салага? давай ****уй к себе.». на секунду в раскосых  глазах вспыхнуло понимание.
-  «Не понял что ли?  я вообще старший сержант»   продолжил Каштан, искра  понимания в глазах  калмыка сменилась тупой злобой. 
-«Я тебя счас сук обьясню, я тебе счас сук»  затараторил он , багровея и поднимаясь, но к счастью для нас в этот момент за спиной  калмыка нарисовался настоящий сержант, которого привела наша проводница,   тоже в стельку  пьяный.
 
 Проводница видимо  сразу поняла к чему придет наше общение, и  пошла за помощью.  Сержант,  на удивление быстро, увел упиравшегося солдата к своим. Проводницы  вообще всячески старались восстановить спокойствие в поезде, они  в панике бегали между вагонами и пытались остановить солдат упорно прорывавшихся к вагону ресторану,  в какой то момент проводницам даже удалось  достучаться до господ  офицеров.  Появился  сильно помятый капитан,  с   виноватой и счастливой улыбкой,  и съехавшей на бок  фуражкой.  Загнав солдат , он вернулся  к нам в вагон и   нетрезво обратился к сидящему в проходе дядьке, мол не мог ли он в следующий  раз не пускать солдат в глубь поезда.  Когда дядька совершенно справедливо возмутился «как блять он себе это представляет?» офицер  почесал в затылке   пьяно и   как-то по детски улыбнулся и отправился в офицерское купе , видимо дальше готовиться к войне.  А мы продолжали  лихо нестись вперед,  пульсирующая тьма  постепенно заполняла  пейзажи за окном, и вместе с наступающей тьмой  начинал поухивать  и раскачиваться в волнах хаоса несущийся по России состав.
  Вскоре  нам  пришлось перебираться в вагон к  солдатам .  Надо было  поддержать сидящих там  ребят,   поскольку оставить  без присмотра вещи и перейти к нам  сами они не могли, а сидеть вдвоем в  вагоне полным пьяных солдат едущих на войну было неуютно.  Забрав остатки водки, нетрезво балансируя и чувствуя   ногами мощный ритм  несущегося поезда мы пошли к «сапогам».  Там шла гульба, в полумраке  с полок  свисали  черно зеленые тени, стоял плотный удушливый запах  водки,  портянок, пота и плохого курева, проводницы как я понял вообще сбежали.    Наши два друга сидели в плотной кучке солдат и пили водку  к чему и мы  тут же присоединились. Оставшуюся часть пути мы пили с солдатами водку, пели под гитару Цоя, и отвечали на наивные расспросы о Москве, Мгу и всем таком. Вокруг были какие то очень простые добродушные парни, из самых глухих мест: Урала, Сибири ото всюду.   Никакой агрессии или эксцессов типа того который был в нашем вагоне с пьяным калмыком не было.    Время от времени  кто то  из них  заговаривал  о войне и о том куда они едут, солдаты сразу притихали, их глаза становились какими то очень детскими.  Они пересказывали какие то слухи про Чечню,  и пугали друг друга страшными историями, некоторые наоборот хорохорились и говорили как они там всех  «чичей» порвут. Но было видно что  никто на эту  войну ехать не хотел.
   Главные же события  разворачивались,  через два  купе от нашего, где сидели краснодарские прошмандовки.   В их купе втиснулось,  добрых пол  вагона, солдаты стояли там  спрессованной монолитной стеной, протиснуться  было  не возможно. Стоящие в проходе могли только видеть отдельные кусочки баб и  слышать их голоса, но все равно не уходили,  в то время как  доминирующие  альфа солдаты общались непосредственно с девушкам.  На перебой травились анекдоты, бринчала  гитара,  пару раз вспыхивали драки.  Девки были очень довольны и грубо  хохотали тупым шуткам . Мы сидели достаточно  далеко но между нашими двумя купе, как самыми интересными точками в вагоне, постоянно шла ротация солдат . Это был единый   солдатский организм и  мы находились внутри, все что происходило в одном конце вагона мгновенно долетало в другой.  Девки оказались не слишком строгих нравов,  через несколько часов их  уже облапили,  а одна пьяно целовалась со здоровым конопатым малым, который запускал ей руку под блузку на глазах у  роняющих слюну и полу обезумевших сослуживцев.
Атмосфера в  солдатском вагоне начинала становиться томной,  и вот вот  готова была обернуться разнузданной оргией, пьяные и мятые девки млели на коленях  счастливых  солдат.  В этот момент две тени,   огромная и маленькая проплыли мимо нашего купе, мелькнули кожаные жилеты и банданы с черепами.  Пьяные солдатики  в страхе шарахались в сторону. Эта была  та  самая парочка которую я видел с мороженным на перроне. 

  Как я понимаю, Вторую Чеченскую войну мы выиграли  во многом при помощи наемников, именно тогда в Чечне,  за войну стали платить деньги, причем такие деньги которые в России тех времен заработать было практически невозможно. И вот помимо несчастных призывников,  в Чечню потянулись тысячи   готовых и  умеющих убивать людей. В нашем поезде тоже были такие персонажи, ехали они не в плацкарте и даже не  в купе  как офицеры, а как старший командный состав в СВ, они могли себе это позволить.  Видимо  отловив какого то салагу-комету в  тамбуре,   контрактники прознали что у солдатиков завелись две давалки, и пришли забрать свое.   

Пьяный гогот и бессвязная болтовня, мгновенно прекратились, часть солдат  сразу сдуло. Девки испуганно и покорно  глядели на  контрактников. Громадный  с ухмылкой оглядел баб, которые надо сказать были не особенно хороши разве что молодые, и улыбнулся: «Так девчонки, на выход», скомандовал он. Девки без единого слова покорно встали  и отправились по проходу   вслед за коренастым, обнимавшие их руки  бессильно упали с плеч,   громадный на последок  оглядел притихших призывников, гоготнул и закрыв своей необъятной спиной коридор двинулся  прочь.  Все произошло без лишних слов и движений, ни девки ни солдаты ничего не говорили, все все сразу поняли сами, автоматически.    Контрактники увели баб,  хоть их было только двое а призывников 200,  но право старшего   и уверенность убийц была на их стороне. Их  превосходство было очевидным, как  превосходство уголовника  рецидивиста перед  толпой  школьных хулиганов. 
Атмосфер в нашем  вагоне помрачнела. Сапоги уныло  разошлись по углам и притихли.   Но первый шок вскоре прошел, обида стала вытеснять страх.  Многоголовый солдатский организм снова заволновался, больше всего расстраивались неудавшиеся любовники и в том числе  конопатый курносый громила.  Постепенно  из всего вагона  набралось человек пять самых здоровых и решительных готовых идти отстаивать честь полка. Громко подбадривая  самих себя матерком они удалились. В вагоне воцарилась напряженное ожидание, за окнами уже была глухая  ночь,  свет в поезде давно не горел,  пьяные  солдаты  начали расползаться по койкам.    В нашем купе продолжала теплиться жизнь , все напряженно  ждали возвращение своих, но те никак  не возвращались.   Одно предположение сменяло другое, кто то предлагал пойти  на разведку,  прошло уже минут сорок. Но вдруг по вагону  прошла волна  какой то темной энергии который  материализовался  в виде коротышки в бандане,  в темноте глаза чернели провалами на лице. 
«У кого тут еще есть  вопросы, выходите в тамбур», бросил он и ушел.
Солдаты взволновались «А где наши?»,  «А что делать то?», «Да ну на ***», «Бля пошли все вместе на них прыгнем»,  и т.д.  В результате все таки  набралось еще несколько отчаянных, которые  набрались смелости и отправились в тамбур. Но счастливой развязки не последовало.  Когда  первый призывник вошел в тамбур, коротышка  приставил   лезвие невесть откуда взявшегося огромного ножа  к горлу и  рывком прижал того  к стене почти оторвав от пола. Вошедшие опешили,    в глазах появился  страх,  из бойцов они мгновенно  превратились в обсосанных щенков, тут действительно запахло смертью.  Громадный тролль контрактник отделился от стены  и  с рыком начал крушить вошедших кулаками,  локтями и коленями… Стояла глубокая ночь, солдаты постепенно успокаивались,  кто то лежал в тамбуре с пробитой головой, кто то блевал пьяный ,  кто то  спал, а  кто  то просто лежал под одеялом и смотрел немигающими глазами в темноту, поезд вез их на войну и не все из них вернулись домой.

На утро, поезд стоял в Минеральных Водах, мы прошли через залитый запекшейся коровью и засыпанный стеклами тамбур и  вышли на перрон.    Шло построение, бегали опять появившиеся офицеры с испитыми мятыми лицами, строились зеленые «сапоги». Офицеры выглядели озабоченными и матерились,  с утра  недосчитались 3 солдат. Что  с ними стало я так никогда и не узнал, скорее всего  они спрыгнули с поезда что бы не попасть на войну, хотя  может быть кого то из них  с пробитой головой выкинули в окно добрые контрактнички.   Они кстати тоже были на перроне ,  опять с пивком, правда без мороженного, но  со вчерашними девками,  девки обнимали их и  рыдали.