Путешествие в пространстве и времени

Было время - место рождения считалось предметом особой гордости... Приятно этак с вызовом
продекламировать: нам целый мир чужбина, Отечество нам Царское Село... А ныне все равно,
где человек родился: в Москве, в деревне Пупово, в Саратове, в поселке Погорелуша... Был бы
лишь, как говаривал Ильич, человек хороший...

Хотел поведать о путешествии в октябре 1941 года из Детского Села в Торопец, ссылаясь только
на рассказы матери - Валентины Алексеевны. Потом искушение заглянуть в интернет... И узнал
много интересного на сайте "Царское Село". Война: день за днем, цифры, факты, описания боев,
быта, документы, множество воспоминаний очень разных людей.

Мне еще не исполнилось два года, ничего не вспоминается... Вероятное можно представить. Прятался в
щель при бомбежках, бежал с мамой в подвал Екатеринского дворца, там больше всего спасалось
жителей города, наш дом недалеко - на другом берегу канавы сразу за оградой парка... И в любой
день жизнь могла круто измениться или исчезнуть совсем...

С первых дней войны начались эвакуации детей с матерями и без. Беспорядочные. В городе было
8 детских домов и 19 садов. С детдомами понятно, а из садиков отвозили на станцию и без ведома
родителей, матери в это время на работе или роют рвы противотанковые... Эшелоны застревали
в пробках, порой приближались к местам боевых действий. И возвращались, пробирались в Пушкин.

А тут новое постановление об эвакуации. Основной маршрут  через Ладожское озеро. Тетя Лида с
4 ребятишками - от 2до 11 лет - плыла на барже. Налетели самолеты. В бортах дыры, судно медленно
начало погружаться. Мать обхватила ребятишек, они прильнули к ней... На счастье, до берега было
уже недалеко, как только самолеты повернули, люди с берега бросились спасать тонущих...

Постановлений до 17 сентября, до сдачи города, об эвакуации множество... Легко можно было
сгинуть 17-го. Не знаю почему, но Валентину Алексеевну волна паники не захватила. Через город
катилась техника, бежали красноармейцы. К  ним, прихватив самое нелепое, присоединялись
штатские. Пушкин был окружен с трех сторон, для бегства оставался узкий коридор в сторону Шушар,
насквозь простреливаемый. Выжившие рассказывают ужасы - совхозные поля забиты техникой,
усеяны трупами...Видел это и Даниил Гранин.

Хочется остановиться на воспоминаниях Лидии Осиповой. Очень она напоминает блогеров, которые
от пяти звуков "Путин" теряют рассудок... Вероятно, имела отношение к литературе, по крайней мере,
с Ивановым-Разумником любила поговорить о стихах, о писателях, которых не издают.

22 июня 1941 года. Неужели же приближается наше освобождение?.. У всех такое самочувствие...
наконец-то то, чего так долго ждали и не смели надеяться... Мы все, вся Россия страстно желаем
победы врагу. Этот проклятый строй украл у нас все, в том числе и чувство патриотизма.

Свобода приближается. Минск заняли немцы, Псков, бои под Лугой. Свобода у порога, возвещает
о своем приближении - бомбы падают на Пушкин.
Осипова: Последние часы выхода из тюрьмы всегда самые тяжелые.

Подруга рассказывает об антисемитских разговорах в городе. Лида: какой антисемитизм? Есть только
антикоммунизм. Все страдаем от одного.
В Пушкине до войны проживало более 3000 евреев.
Не будь войны, я бы никогда не посмела показать кукиш. Даже в кармане.

Разговоры с Ивановым-Разумником о литературе, акмеизме, серебряном веке... Скольких замечательных
авторов не печатают при большевиках?! Можно теперь говорить обо всем.
Публика места не находит. С одной стороны - радость, скоро немцы придут. С другой - страх...
Звонкие вести освобождения: бомбы падают - окна вылетают, битое стекло.

Подобрали листовки. Немцы предупреждают о бомбардировке вокзала, советуют, что делать
жителям. Впечатления Осиповой: убожество, глупость и подлость. Главное, бездарность. "Морда
просит кирпича. Бей жида-политрука!" У интеллигенции кошмарное впечатление. Неужели ошиблись?
Разумник предположил, что так большевики компрометируют немцев, их работа с листовками.
С облегчением вздохнули.

19 сентября. Выглянули на улицу. Увидели немцев. "Свершилось, ПРИШЛИ немцы... КРАСНЫХ НЕТ!
СВОБОДА!"

23 сентября. Лида беседует с двумя молодыми офицерами - соотечественниками Гете и Шиллера.
Об Евангелие. Офицер безапелляционно заявил: "Мое Евангелие - труды фюрера и фюрер мой Бог!"
У них то же, что и у нас... Идиллия кончилась.
(Но она еще не замечает, что начинается ловля евреев, собирают мужчин трудоспособного возраста,
отправляют в сторону Гатчины, распределяют по лагерям военнопленных. Обьявляются, под угрозой
расстрела,сборы, эвакуации тех или иных групп населения. На мероприятия приходят не все, их
повторяют, ловят людей на улице. Приказ армейского командования: мирное население не кормить.
В городе создается гражданская администрация)

Осипову назначают квартальноуполномоченной. Следить за порядком в квартале, не пускать людей
в пустые дома. Оплата - суп с горячей водой и горошинкой.

14 октября. Жадны и падки на барахло. Вот тебе и богатая Европа! За меховое пальто 2 буханки и
пачку табаку,.. Мздоимство и взяточничество. Первейшие среди них переводчики... К требованиям
немцев прибавляет свою долю... Сказочные богатства наживают повара.

26 ноября. Продали золотые зубы. Зубопротезный врач, чтобы вынуть, взял один хлеб. Получила
два, пачку маргарина, пачку леденцов и полпачки табаку.
29 ноября. Продавать обручальное кольцо - плохая примета.... Но что делать?  За 15 граммов
чистого золота повар предлагает хлеб и полпачки табаку. Лучше помереть, чем потакать такому
мародерству...
Знакомый предлагает обратиться к молодому, только что прибывшему служить повару.  Тот,
увидев кольцо, начал высыпать в рюкзак остатки муки, добавил килограмма два сахара, три хлеба
и кусок мяса.

17 декабря. Перевели в баню. Полагается на неделю 1 кг муки, один хлеб, 36 граммов жира,
36 граммов сахара, стакан крупы.

19 декабря. Сильный бой. Придут большевики - отравлюсь.
20 декабря. Разумник не хочет работать на немцев. Уважаю, но последовать не могу. Умрем, а кто
будет работать против большевиков? (Натрудилась с кукишом, спрятанным неизвестно где)

31 января 1942 года. Опрос в кружке. Чтобы выбрали: советский тыл, белый хлеб или настоящее.
Нет, лучше так, как сейчас.

15 февраля. Очарована священником, который сидел при Советской власти. Освободили перед
войной. Из Ленинграда перебрался в Пушкин, к матери. Наговорились о духовных ценностях.
Вот таких нам надо!

28 февраля. Отец Василий разочаровал. Немцы разрешили ему перебраться в Гатчину, дали
машину. До предела нагрузил барахлом. Был предупрежден - больше в Пушкин не являться.
Явился, попросил еще машину, на первой не свез всё. Отказали, убирайся.
Зашел к Осиповым. Жаловался... Наивно рассказывал о трупах вдоль всей дороги до Гатчины,
о полуживых, бредущих мимо... Почему не подвез? Страшно удивился. А мы бы выбросили часть
барахла, чтобы кого-то подвезти. Так бы поступил протестантский или католический священник.
Ушел обиженный...

Несчастные барахольщики... Немцы хапают, отправляют в Германию вещи,которые не всякая
советская хозяйка купила бы в мирное время... И как они одеты?  Снимают валенки у прохожих.
Говорят, война, но обмундирование готовили до войны. Покорили Европу... Вся Европа такая?
Скучно становится жить, как подумаешь обо всем этом вплотную.

Болеет тифом.

28 апреля. Молодая крапива. Сытно и очень вкусно... В городе осталось около 2 с половиной
тысяч человек. Остальные вымерли.
1 мая. По случаю Пасхи большевики угостили очень горячей стрельбой.
5 мая. Надоело бояться, надоело голодать, надоело ждать чего-то...
И следы Лидии Осиповой в Хронике исчезают.

Перед войной в Пушкине проживало 56 тысяч человек.  24 января 1944 года город освободили.
По разным оценкам, оставалось от 50 до 250 жителей. Юрий Никулин вспоминает, что в городе
никого не было. На третий день стали появляться из деревень и землянок местные жители...
К маю возвратились 670 человек.
За оккупацию погибли 18368 человек (от бомб - 285, от голода - 9514, расстреляно - 6267,
50 детей, повешено - 1105, умерли после истязаний - 1214). Угнано в рабство 17968. Часть жителей
эвакуировали до 17 сентября 1941 года. многие разбрелись, кто куда.

Мать со мной отправилась из Пушкина 9 октября. Она поверила слухам, что из Вырицы ходят поезда.
Признавалась, что иначе не тронулась бы в дальнюю дорогу. Остались бы, пожалуй, на верную
гибель. И не в ее воле выбор. Порядки суровые. Много запретных зон в самом городе, а тем строже
на выходах из него. В Павловске (в трех километрах) работала барахолка. Пушкинских, если попались
по дороге туда или обратно, расстреливали.

Немцы избавлялись от бесполезного населения, от тех, кто не устроился на службу к немцам, не
входил в категорию военнопленных (мужчины трудоспособного возраста) или евреев. Время от
времени открывался коридор для выхода в Павловск и соседние деревни - побираться, менять вещи
на продукты, подбирать на полях капустные листья... Поблажки ввели для местных немцев, латышей
и эстонцев. Им давали пайку, сходную с ленинградской, блокадной. Позднее предложили выезд
в эти страны. Но с какими-то условиями. Например, Осиповы попытались выехать в Германию, но
им отказали.

В начале октября армейское командование еще раз подтвердило отказ кормить местное население,
предложило открыть 8-10 октября выход в сторону Выры...
Вот в это окно мы и попали. Валентина Алексеевна рассказывала, что я старался идти сам. Возможности
двухлетнего я проверял на своей дочери в зимней одежде на зимней дороге. Три-четыре километра
без проблем...

И морозы ранние, и снег выпал до Покрова. Немцев мать не боялась (до их поражения под Москвой,
потом они, по ее впечатлениям, стали другими). На станциях подходила к ним, просила хлеб. Давали.
Люди в деревнях пускали на ночлег. В Вырице выяснилось, что никаких поездов нет, но можно,мол,
уехать с Сиверской. Пошли туда. Увы... И тогда оторвались от железной дороги, добрались до Выры,
на шоссе к Луге.

Вспоминая Выру, Рождествено, мама всякий раз повторяла, какие там красивые места, река.
дворец на горке... И меня тянуло на них взглянуть... Рождествено, Рождествено... И потом интерес
дополнительный, симпатии к Набокову... В первый раз увидел дворец из кабины грузовика летом
1963 года... Мелькнул, как из сказки, легкий, голубоватый, на вершине, на фоне облаков...
А когда прочитал стихи Набокова, связанные с детством и юностью, то некоторые из них можно
приставить к моему беспамятному путешествию.

Люди попадались хорошие из местных жителей и попутчиков. Пускали ночевать, подкармливали.
Порядочно подвез мужик на возу сена. Положил меня наверху, привязал, чтобы я не скатился.
С Валентиной Алексеевной шли рядом с возом. Время от времени крестьянин волновался:
что-то никакого голоса не подает, что он там? Останавливал лошадь, становился на оглоблю,
заглядывал наверх. Ничего, лежит, глаза открыты, смотрит в небо, молчун...

В одной деревне дали тачку. Можно катить меня и пожитки.

Попутчиком оказался парень из Пскова. Он хотел служить в Красной Армии. Пробирался к линии
фронта. Перейти ее, попасть к своим. На его плечах я преодолел часть пути.

Добрались до станции Дно. Отсюда железные дороги действовали. И народ собирался. На ночлег
пустили в баню хозяева, жившие напротив вокзала. Из ночевавших мать вспоминала беременную
женщину с тремя детьми... И всегда вздыхала: дошли ли, выжили, интересно узнать... Им нужно
было пробираться в Вологодскую область, через линию фронта... Им нужно к Старой Руссе...

Примерно две недели ушло на дорогу до Дно. Отсюда было проще. Провезли и немцы на
дрезине. Немцы играли со мной. Подбрасывали и гоготали: "Сталин киндер! Сталин киндер!"

... У матери опухли ноги, у меня болели уши... 21 января 1942 года из Торопца выгнали немцев.
В марте родилась моя сестра...