Рассказ юрия петракова земляки

 Рассказ Юрия Петракова "ЗЕМЛЯКИ"

Командировка в Калининград свалилась на меня нежданно-негаданно. Не то, чтобы я не хотел побывать там. Нет! Совсем наоборот. Всю жизнь я стремился попасть туда, но все как-то не складывалось.
Вначале было не до того. То одно, то другое событие отодвигало меня от встречи с городом моего детства, с местом, где я когда-то сделал свои первые шаги по земле. Потом, после известных событий 91-го,  Калининград стал практически недоступным для меня. Дело в том, что я боюсь летать самолетами, и всегда делаю это вынужденно, когда обстоятельства буквально заставляют меня прибегнуть к этому виду транспорта. Вот и теперь эти обстоятельства заставляли меня лететь.
Я мало, что помнил о своей жизни в Калининграде. Да и жил я там, по правде говоря, всего около двух лет. Свидетельством тому осталась моя самая первая в жизни фотография, датированная сорок девятым годом  с трогательной надписью: «Привет из Калининграда». Да еще обрывочные детские видения, подтвержденные когда-то рассказами отца и матери. Но время, стремительно несущее нас по жизни, постепенно стирало их из моей памяти. А мать с отцом, к сожалению, были не вечны. Так что, к моменту моей поездки, я  помнил только то, что отец после демобилизации из армии был направлен в  управление милиции в только что ставший советским Кенигсберг для борьбы с «лесными братьями», действовавшими на территории Восточной Пруссии и Литвы. Из редких  рассказов матери помнил, что жили мы где-то неподалеку от зоопарка, о котором она вспоминала с восторгом. Помнил, что отец ездил по городу на трофейном автомобиле «Опель капитан». И о том, каким удовольствием было для меня сигналить на поворотах, за что мать постоянно ругала отца, отвечавшего ей с улыбкой,
- Пусть сигналит! Нас никто не остановит! Я ведь сам капитан! Капитан милиции!
Но сильнее всего в моей памяти сохранилось воспоминание о том, как мать однажды отправилась в кинотеатр без нас с отцом, и как отец, не в силах унять мой ор, связанный с ее отсутствием, вынужден был, схватив меня в охапку, двинуться в кинотеатр на ее поиски. К счастью, кинотеатр находился неподалеку.
Вот и все, что сохранила моя память о тех далеких годах, от которых меня отделяли шестьдесят с лишком лет жизни. Так что, честно говоря, я ни на что серьезное не рассчитывал.
Как назло, незадолго до этого в Москве произошло трагическое событие. В аэропорту «Домодедово» было взорвано устройство, унесшее жизни множества ни в чем не повинных людей, случайно оказавшихся в зале прилета пассажиров. Как всегда в таких случаях, были приняты экстренные меры безопасности. На входе в помещение аэропорта установили дополнительные рамки досмотра. В  накопительных отсеках пассажиров заставляли раздеваться и разуваться, тщательно прозванивая багаж и вещи. Впрочем, отъезжающие воспринимали эту процедуру, как должное. Может быть от того и возникала какая-то уверенность, что предстоящий полет пройдет нормально.
В салоне самолета рядом со мной оказался пассажир из Германии. В ходе короткой беседы выяснилось, что он летит в командировку в качестве международного наблюдателя на предстоящих выборах депутатов Законодательного собрания Калининградской области. Эта информация слегка развеселила меня. Дело в том, что и моя командировка была связана с тем же событием. Из разговора с ним, я сразу же понял, какие задачи должен был выполнять мой сосед. Стало ясно, что мы с ним отрабатываем интересы политических соперников.  Поэтому, я, как бы мимоходом, сказал Клаусу, так звали моего попутчика, что лечу в командировку по вопросам, связанным с координацией работы между Госдумой и  Законодательным Собранием области.
В разговорах и завтраком полтора часа полета пронеслись незаметно, и вот уже аплодисментами  пассажиры отметили безукоризненную посадку самолета.
Распрощавшись с Клаусом, я отправился к  стоявшему неподалеку от самолета недостроенному зданию аэровокзала, чем-то напоминавшему мне разрушенный берлинский Рейхстаг. В узком коридоре меня встретил руководитель областного избирательного штаба одной из партий и, подхватив сумку с агитационными материалами, повел меня в сторону видавшего виды «Мерседеса».
- Куда едем? - деловито справился я.
- Вначале в гостиницу.
- А место забронировали?
- Нет, но проблем не будет.
- А работать там хотя бы можно? – спросил я, удивленный таким ответом.
- Конечно! Это же «Москва» - одна из лучших гостиниц. При немцах там какое-то ведомство было. И адмирал наш в ней всегда останавливается. Да и находится она в самом центре. Напротив зоопарка.
Последняя фраза необычайно заинтересовала меня.
- Говорят, зоопарк у вас знатный.
- Да. Построили еще при Вильгельме. Один из первых в Европе.
Я едва успевал вертеть головой, тщетно пытаясь рассмотреть нечто знакомое мне по рассказам родителей.
Минут через двадцать мы были уже в гостинице, которая и впрямь оказалась напротив зоопарка. С номером проблем тоже не было.
- Ну, устраивайтесь. Отдыхайте. Завтра я зайду за вами часикам к одиннадцати, - сказал на прощанье начальник штаба и удалился.
Наскоро перекусив, я отправился осматривать город. Должен сказать, что  люблю знакомиться с городами «ногами». Улица за улицей. От дома к дому.
Февраль выдался теплым, и я  внимательно обходил лужи и лужицы, радуясь, что башмаки, надетые мною в командировку, оказались по погоде. Но февраль, есть февраль. Темнело, по-прежнему рано. Из всего увиденного мною во время первого беглого знакомства с городом, запомнился драмтеатр. Увидев его, я вспомнил, что мать как-то говорила, что мы жили где-то рядом с ним, на улице Комсомольской, вблизи от работы моего отца. Но до Комсомольской добраться в первый день мне не довелось. Хотя, как выяснилось позже, я не дошел до нее какую-то сотню, другую метров.
Отоварившись в ближайшем к гостинице гастрономе продуктами, с таким расчетом, чтобы мне хватило не только для ужина, но и для завтрака, я после легкого перекуса лег смотреть телевизор и уснул. Где-то во втором часу  ночи меня разбудила громкая музыка. На мое несчастье прямо под моим номером размещался ночной бар. Оставалось выключить телевизор и заставить себя заснуть еще раз.
На следующий день, как условились, мы направились в штаб. Освободившись только к вечеру, и предварительно расспросив - где  размещается управление ФСБ по Калининградской области, я отправился на его поиски.
Управление и впрямь оказалось почти рядом со штабом на Советском проспекте, 7.
«Где-то тут, в здании Полицай президиума. В средине 30-х властвовал Геринг.
Где то здесь в средине 40-х служил мой отец.», - думал я.
Перед прогулкой, я решил зайти в кафе, располагавшееся в здании Законодательного собрания, и увидел там Клауса. Он оживленно беседовал с двумя представителями избирательного штаба демократов. Судя по разговору, он обещал им информационную поддержку в ходе кампании. Они же все больше нажимали на финансовую поддержку. Увидав меня, он вежливо кивнул головой и улыбнулся.
Поздним вечером Клаус неожиданно постучал в дверь моего номера и спросил позволения войти.
- А вы конспиратор! – сказал он мне и достал  бутылку коньяка «Кенигсберг» и закуску.
- Если не возражаете? – справился он.
- Нет, нет, отчего же? Рабочий день давно кончился! Да и коньяк этот, как я понимаю, к месту. Хотя у меня тут есть початая бутылка «Багратиона». Давайте допьем его.
Я не боялся предстоящего разговора. За годы работы в избирательных кампаниях мне не раз приходилось встречаться, что называется, тет-а-тет со своими идеологическими конкурентами. Да и выпивая, я умел сохранять трезвую голову.
- А вы оказывается тот, кого здесь с нетерпением ждут? – спросил Клаус.
- Да, как видите.
- Тогда выпьем за встречу.
В ходе беседы, выяснилось, что Клаус родился здесь в Кенигсберге пятью годами раньше меня. Отец Клауса погиб под Орлом в 43-м
Мать растила Клауса одна. С детства Клаус, по его выражению увлекся историей Кенигсберга, входил в землячество немцев Восточной Пруссии.
Удовлетворяя мое любопытство, Клаус рассказал мне про кинотеатр, в котором я когда-то вместе с отцом искал свою матушку. Оказывается, при немцах он назывался «Скала» и был известен по всей Европе. Построил его Зигфрид Зассник еще в 38 году. А в гостинице, в которой мы остановились, до войны находилось страховое общество «Северная звезда». Кстати, этот кинотеатр ныне называется «Заря» и  находится совсем рядом с гостиницей.
- А вот жили мы с вами здесь когда-то на одной улице, - продолжил Клаус.      
- Только при мне она называлась Луизен аллея.
- И работали наши отцы когда-то в одном здании. Только мой в Полицай президиуме А твой в НКВД. Это. на вашем Советском проспекте, 7. А по нашему Штреземаннштрассе, 13. Он ведь до призыва на фронт был полицейским.
Так, вперемешку с коньяком,  за разговорами незаметно летело время. Два взрослых мужика, немец и русский вспоминали свое прошлое. Казалось, нам не за что любить друг друга. Мы и сейчас продолжали сражаться друг с другом. Сражаться по своему, с помощью информационных технологий. Но мы, тем не менее ощущали друг к другу какую-то неуловимую симпатию. Мирно пили. Мирно беседовали. Мирно разошлись.
Уходя раздобревший от коньяка  Клаус, махнул рукой и промычал, -
- Как делить будем?
-Что?
- Кенигсберг, Луизен аллею?
- Так все это уже давно поделили.
- Кто?
- Да наши отцы.
- И все-таки?
- А что нам теперь делить? Мы же земляки! – сказал я ему на прощание и, наконец понял то, что нас сближало в этот вечер.
- Земляки!
Больше мы с Клаусом не виделись.
Денег он демократам не привез. А потому уехал так быстро, сообщили мне в нашем штабе.
И все – таки Клаус ошибся. Наши отцы служили в разных помещениях.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись в Москву, я через интернет узнал, что первая городская милиция советского Кенигсберга находилась по адресу улица Кирова дом 17. Но больше всего я удивился тому, что нынче в этом здании работало Областное законодательное собрание.
Так, что выходит, что нас с отцом случай направил по одному адресу. А значит, сегодня мне отвечать за то, чтобы советский Калининград оставался советским.
На память о той поездке у меня остался специальный выпуск местной газеты, подготовленной с моей помощью, в которой 300 тысячным тиражом было опубликовано мое стихотворение. В нем и содержался мой ответ Клаусу.
Никакой на свете мерою
Нашу силу не измерить.
Никакой иною верою
Нас вовек не разуверить.
Никакие люты-вороги
Нам славянам не Мессии.
Нам такие дали дороги,
Что не хватит в небе сини.
Что нам тяжести несносные?
Что нам горести повальные?
Нам тесны просторы космоса!
Коротки дороги дальние!
Нас не вытравить,.не вывести.
Мы, уж, в этом постараемся!
Все невзгоды мира вынесем!
И на все века останемся!

А выборы мы все-таки выиграли.