Поднебесная. 6. Любовное томление. ai-qing

Начало здесь: http://www.proza.ru/2016/10/07/872

6. Любовное томление (ai-qing).

Розово-пенный май заполонил город до верхушек самых высоких небоскребов.
Крохотные лепестки мэйхуа царили всюду: припорошивали головы, ложились хлопьями на плечи, забивались в сумки и карманы, незваными гостями пробирались в дома на подошве обуви.
Ветер гонял по улицам вихри бело-розовых облаков, вырывался на открытое пространство и запускал смерчи в центре площадей.

В некоторых парках и садах выпустили журавлей.
Большие бело-черные с красными шапочками на головах птицы важно и неторопливо танцевали в пенном кружеве цветущих деревьев. Высоко вскидывая длинные ноги и взмахивая крыльями, эти сказочные создания поднимали вокруг себя новые и новые облака розоватой дымки.

В центральном парке открылась выставка пионов – еще одного символа Поднебесной. Бутоны величиной с грецкий орех и до огромных розовых шапок, едва умещавшихся в охапке, клонили головы на тонких стеблях.
Здесь же продавались изделия местных мастеров, основной тематикой которых были все те же журавли, пионы и цветущая мэйхуа.
Вышитые шелковыми нитями панно, вырезанные из тончайшей бумаги рисунки, которые было страшно взять в руки, изображения на плотной бумаге и срезе камней, вышитые шелковые халаты, пижамы и шарфы.
Сухонькие старички на светлом асфальте рисовали огромными кистями, смоченными обычной водой, гигантские иероглифы. Солнце высушивало каллиграфическое чудо, стоило мастеру закончить выписывать "букет" из черточек, крючочков, точек и запятых...

Город словно погрузился в медовый раствор, звуки стали приглушенными, краски утратили вульгарную яркость, движения людей замедлились, исчезла суета и появилась, не замеченная ранее Лизой, плавность и умиротворенность.

Создавалось впечатление, что весь окружающий мир разделился на две половины и сейчас в безумной гонке стремился слиться в единое целое.
Воркующие голуби, обитающие только в границе парков; перепархивающие парами сороки; заполонившая всё пространство рассыпающаяся на парочки молодежь, с раннего утра и до вечера целующаяся на всех скамейках; пожилые пары, неторопливо и чинно танцующие по вечерам под звуки духовых оркестров.

Любовь была всюду. Осязаемая. Волнующая. Сводящая с ума.

Начало пенной весны совпало с Первомайскими праздниками и, как следствие, с тремя выходными днями.
Городские автобусы украсились огромными красными бантами. Всюду на улицах продавались традиционные китайские сладости – клубника, маленькие китайские яблочки, кумкват - нанизанные на палочки и залитые сахарным сиропом.

В связи с выходными днями, все занятия были отменены, и ребята денно и нощно пропадали на территории кампуса Международного института бизнеса, объединяющего всеземное братство студентов и студенток.

Незаметно для себя Лиза осталась одна.
Ночи были такими темными, звездными и тоскливыми, что сон улетучивался, а призываемый Морфей был глух к мольбам.
Не спасали ни перечитанный несколько раз томик Марины Цветаевой, ни записанные заранее русские песни, ни видеофильмы, ни контрастный душ.

Пытаясь справиться с этой сумасшедшей любовной истомой, проникшей во все уголки и трещинки, Лиза постаралась с головой окунуться в изучение китайского языка. Через час она поймала себя на том, что сидит за столом с ручкой в зубах, уперев взгляд в окно, за которым виднелись покрытые зеленоватой дымкой горы.
Как была, в потертых джинсах, клетчатой рубахе с длинными рукавами и спортивных тапочках, Лиза подхватила небольшой рюкзачок и покинула свой номер.
В кабинете коменданта, куда нужно было сдавать ключи, дверь, в нарушение всех традиций, была заперта. На ее стук выглянул взлохмаченный и сконфуженный "надзиратель за соблюдением дисциплины и порядка", протянул руку через чуть приоткрытую дверь, кивнул и исчез, щелкнув замком.

Побродив по вертлявым улочкам, Лиза вышла к набережной. Перемахнув через парапет, она спрыгнула на покрытый галькой пляж и медленно побрела вдоль полосы прибоя в сторону от города.
Относительно ровный пляж сменился нагромождением больших валунов и, выбрав тот, который был наименее облюбован чайками, Лиза вскарабкалась на теплый камень.

Далеко за спиной шелестело шоссе, легкий ветер перебирал волосы, высоко в вышине жалобно кричали чайки.
Откинувшись на спину, она смотрела в высокое чужое небо и, несмотря на подступившую тоску, чувствовала, что не хочет ничего менять. Вот она, лежит на теплом камне, на берегу далекого моря, в чужой стране, которая всеми силами стремится ей понравиться, в рюкзаке – любимая книжка, и никаких забот на целых два дня.

Вернулась она, когда сумерки сменились ночной темнотой и в городе зажглись уличные фонари. Постояв в безмолвном коридоре и не уловив ни одного звука из-за закрытых дверей, она со вздохом, отправилась к коменданту.
…
Проведя очередную бессонную ночь и измучившись от заполонивших сознание мыслей и желаний, Лиза, едва приняв душ и схватив на лету пакетик с курагой, вывалилась в бьющее солнцем утро.

Пять утра.
Ранние торговцы быстрой едой только-только начали разжигать конфорки под своими огромными вок-сковородами. В них будут жариться начинка для вкуснейших блинчиков и креветки, которые, шевелящейся массой, ящиками складывались прямо на землю и обильно поливались водой из шланга.

Завернув на небольшой рынок, Лиза подошла к знакомому продавцу. Увидев ее, высокий китаец, бросился вскрывать огромные мешки с овощами.
Ради того, чтобы продать Лизе две пахнущие сахаром морковки, господин Ли готов был вскрывать мешок за мешком, пока сам не удовлетворялся видом товара. В отличие от больших рынков, на таких маленьких, где все друг друга знали и мгновенно запоминали даже редких покупателей, торговаться было не нужно – незачем.

Уложив в рюкзак два яблока "фуджи", три тупоносых морковины и печеный топинамбур, Лиза отправилась «вытравливать» душевную смуту.

Проведя полдня в усыпанном лепестками городе, а затем еще три часа в книжном магазине, она вернулась к морю.

… В привычный отдаленный шелест автомобильных покрышек за спиной вплелся новый звук – кто-то остановился.
Сидящая с книжкой в руке Лиза чуть повернула голову: с автострады спускался мужчина в светлом костюме. Пока он шел к пляжу, она успела доесть яблоко, выпить остатки воды из пластиковой бутылки и снова растянуться на плоском камне.

- Я вижу вас здесь второй день, – проговорил он на вполне приличном английском. – У вас всё в порядке?
Лиза повернула голову, окинула взглядом мужчину лет пятидесяти и отвернулась: она не обязана разговаривать с каждым, кому захочется поболтать с ней.
Он снял пиджак и, расстелив его на камнях, уселся сверху.
- Просто странно видеть здесь, в этом глухом месте женщину, в то время как весь мир сходит с ума. Вы здесь работаете, – не спросил, а констатировал он.
Она сверху покосилась на его макушку.

- Вы сидите со своей Цветаевой так же, как и я когда-то со своим Ли Бай, - проговорил он на чистейшем русском. – Пойдемте, - он поднялся, - я угощу вас таким лакомством, которым вряд ли кто здесь угостит.
Увидев настороженность в ее глазах, он рассмеялся:
- Я пятнадцать лет провел в России. И знаю, что значит быть одному.
- Я никуда не поеду, - уперлась Лиза. – Мне и здесь хорошо. Вы же куда-то ехали, вот и не меняйте своих планов ради меня.

Он достал из кармана пиджака телефон, дважды щелкнул по кнопкам, что-то пробурчал и, закончив разговор, вернул телефон в карман.
- Машину я отпустил. Поймаем такси.

… В полуподвальном помещении крохотного ресторанчика  царил сумрак. Официанты появлялись и исчезали незаметно, оформление и обстановка погружали в атмосферу древнего Китая и щемящая, берущая за сердце мелодия, которую исполнял на двухструнном эрху старенький китаец, заставляла вспоминать знаменитые пейзажи Гуйлинь.

Самыми вкусными оказались байсай, отдаленно напоминающие русские голубцы и крохотные пирожки, вроде начиненной мясной и овощной начинкой питы. Жасминовый чай, засахаренные в карамели фрукты, жаренное «молоко», смутно похожее на нашу сгущенку.

- Мы так и не познакомились, - заканчивая трапезу, заметил ее новый знакомый. – Меня можете звать просто – Ван.
- Спасибо, Ван, - поблагодарила Лиза, - всё действительно было очень вкусным. Могу сказать, что ничего вкуснее здесь я еще не ела.
- Спасибо мало, - усмехнулся он. – Почитайте мне что-нибудь из вашей Цветаевой.

Лиза полезла в свой рюкзачок, только сейчас заметив насколько ее одежда не вписывается в интерьер этого элитного ресторанчика: потертые голубые джинсы, кроссовки и рубашка почти армейского покроя.

- «Другие – с очами и с личиком светлым,
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем – италийским
Земфиром младым, -
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!...»*

… Они ехали по ночному городу и Ван, сидя рядом с ней на заднем сидении такси, рассказывал о тех местах, которые они проезжали.
Время от времени, он что-то говорил водителю и тот, кивнув головой, делал новый поворот, вынося автомобиль на недосягаемую высоту радужных дорожных развязок, с которых был виден залитый светом центр города.
Они неторопливо ехали мимо крохотных китайских пагод, окутанных маревой тусклой дымкой старинных фонарей, мимо центральных улиц с прячущими свои макушки небоскребами, и Лиза с удивлением узнавала места, по которым она ходила днем. Сейчас, в этом фантастическом разноцветном освещении пустые улицы выглядели совсем иначе.

Рука Вана незаметно переместилась ей на плечо и, показывая на то или иное здание, он все ниже наклонял к ней голову.

Глядя на его почти европейский профиль, смешливые глаза, ровные, без единого изъяна зубы, Лиза, уже не слушая его рассказ, пыталась лихорадочно ответить самой себе на единственный вопрос, который мотыльком бился в висок: «Да или нет?»

Такси плавно остановилось у высоких ворот кондоминимума.
- Хочу угостить Вас кофе, Лиза, – Ван смотрел ей в глаза. – Такой кофе вы в Китае не купите.
- Я не пью кофе на ночь, - прошептала Лиза, понимая, что только что ответила на собственный вопрос.
- Вино, чай, сок, вода… Всё, что пожелаете.
- Нет, спасибо.

Он откинулся на спинку сидения, вздохнул:
- Куда вас отвести?

Лиза молчала, испытывая чувство вины за то, что расстроила такого замечательного человека как Ван. Но, сказав «а», иди дальше.
- Я доеду сама, Ван, – увидев, что он готов возразить, она быстро добавила: - вы можете записать номер такси и дайте мне номер телефона, я перезвоню, если что-то будет не так.

Заглянув ей в глаза, он взял ее руку, перевернул ладонью вверх и поцеловал, чуть касаясь губами. Распахнул дверцу:
- До свидания, Лиза.
- Прощайте, Ван.

… В полночь, когда она с распахнутым окном лежала в постели, телефон «блямкнул», оповещая, что пришло новое сообщение. Отправитель: "муж". Первое сообщение с момента её отъезда.

« В наши края вновь приходит весна.
Долгие ночи в раздумьях, без сна.
Снова мечты быть с тобой, о тебе,
Звездочка синих далеких небес.

После того, как расстался с тобой,
Вид других звезд причиняет лишь боль.
Я убедился – нет в небе других,
Так же как ты, для меня дорогих.

Ты подарила надежду и свет,
То, без чего в слове «быть» смысла нет…
Глядя на яркую в небе звезду,
Каждый свой миг тебя помню и жду…»** ©

От нахлынувшей нежности у Лизы защипало в носу, и она тихо рассмеялась сквозь слезы: представить убелённую голову грозного Вованыча, склонившуюся над листочком с виршами… Это было что-то из раздела космической фантастики!

Как знать, быть может, эта запланированная разлука сможет сохранить их рассыпающееся «Мы», пока оно не разлетелось на чужие «Он» и «Она»…

***
------------
*Марина Цветаева «Другие - с очами и личиком светлым…»
** Стихи С.В.Н.
------------

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/10/21/1838