11 вводных эпизодов к серии книг Эпоха четырёх лун

                Предистория главных героев.
                С частичной редакцией.
                «ПЕРВАЯ ЛУНА»

                «Колыбель»

                Эпизод 1 (Отредактирован)

                СантИ

   70 холодное Лето от Сотворения Мира и подписания мирного договора. Лето после битвы Богов и глобальной катастрофы прилетевшей огненными шарами осколков Лели-луны с неба в Асию и Африку и, пришедшей широчайшим многометровыми волнами и грязевым потоком с края Великого Царства Царств — Атлантии, Тартарии — до земель Таврики (Ныне Крым).
   999 год. н. э. по нынешнему — лунному летоисчислению.

   Женская часть обители друидов в лесистых горах Таврики у прохладного моря Яркий солнечный день накануне летнего солнцестояния. Холодно.
   По широкой тропинке через горы и долины, многочисленные поселения земледельцев и виноградарей, опираясь на витой белый посох, то ехала верхом на быке, то шла пешком очень рослая женщина. Современным людям она показалась бы гигантской.
  Белый жезл-посох с крупным кристаллом аметиста, вросшим в его напершие как цветочный бутон, и инкрустированный восемью печёночными сердоликами, казалось, был продолжением руки великой (большого роста) магини.
  Белые одежды верховной жрицы, расшитые красным орнаментом, говорили о древности культа, магических силах солнца, ветра, воды, камня и леса.
  Украшенные белыми перьями и цветами белые длинные косы — о владении знаниями об исцелении.
  Плечи покрывала голубая меховая накидка с капюшоном. Это означало, что женщина может переносить свою душу, дух в плоть любого животного.
  Заколка на плече с чертогом сокола говорила, что женщина обладает острым умом и даром предвидения. В небе над ней парил серый сокол.
  Серебряный амулет в виде свастики и чертога Макоши говорил об её знаниях о долголетии и статусе верховной жрицы культа Матери-Земли.
  Обручья с изображениями солнечной свастики, чертогов волка и медведя говорили, что она принадлежит древним Родам Ариев, Асуров и Расенов.
  В сопровождении двух посвящённых молоденьких жриц и их тотемных животных: росомахи и куницы она широкими тяжёлыми шагами отправилась на поиски ещё одной ученицы — волшебницы от рождения.
  Через несколько часов они въехали в белый горный пещерный город Усердная Белка, чтобы найти здесь рыжеволосую, зеленоглазую девочку, рождённую в рубашке в ночь Сварога Карачун в чертоге Велеса на Сваоре девять лет назад. Ею оказалась смышлёная Санти. Жрица-мать специально пришла за ней издалека. По праву рождения в день Великого перехода она была призвана к служению богине Матери. В этот день СантИ сама чувствовала её приближение, ждала и выглядывала с первыми лучами солнца. Жрица сразу узнала ещё одну избранную зеленоглазую арийку, улыбнулась, призвала, надела на шею талисман — Джиразоль опал голубого огня в серебряном витом кулоне. С уважением попросила её родителей отпустить девчушку в храм для обучения.
  Это была очень большая честь, и родители тут же благословили свою златокудрую стрекозу в дорогу. В благодарность за рождение и надлежащее воспитание дочери родители получили расшитые шерстяные одежды, мешочки с целебными травами и медные обручья – талисманы здоровья; а старшие братья — охотничьи ножи.
  На обратном пути Жрица–мать сразу начала готовить девочку к посвящению в культ богини Матери Земли — Макош. Настойчиво и терпеливо обучала Санти понимать лес, горы, животных, птиц. Понимать ветер, море. Рассказывала, что делать перед каждым омовением, как входить в воду озер, водопадов, рек, источников, ручьёв, родников, которые попадались по пути. Знакомила с их жителями, как со своими друзьями. Указывала, как выбирать у каждого потока камешек, цветок, веточку, гриб, ягоду или плод. Как входить в глубокие пещеры и слушать душу уснувших там хранителей, не нарушая их покой. Как читать знаки звёзд. И ночью девочке показала, каким путём прежде ходила по небу Леля-луна, куда и почему упала и рассказала, каким был её живой чарующий голубой лик. Наставница показала Санти ночное светило, откуда, прежде спустились на Вайтмарах и Виманиках на Мидгард-Землю Прародители и, куда потом улетели на больших кораблях Вайтманах. Верховная жрица — Чанди — открывала первые тайны устройства мира после подписания мирного договора и знания летописей, которые вскоре понадобятся юной волшебнице. Она пыталась распознать, какое тотемное животное может избрать душу девочки для служения Прародителям и стать ей на всю жизнь надёжным помощником и защитником.

                Эпизод 2 (отредактирован)
                Ставр

  Спустя два лета.
  Шестой раз лесами и горами возвращается сирота Диметрий в родные земли Таврики.
  Шестое лето не покидает отрока надежда найти отца своего. Грызёт-кусает душу змея – горькая печаль-кручинушка.
  Пятнадцатое лето скоро минует за плечами у отрока. Вскоре выйдет он из чертога Волка – Владыки Велеса – мужем станет, а с потерей отца-матери так и не смирился он. Шёл домой Диметрий, шёл пустынями каменными, степями зыбкими, горами голыми и лесами разросшимися, чтобы вновь расспросить кого-то об отце, услышать новую весточку, аль найти его самого на Великом празднике Круголета летнего в родном городе на берегу моря Руского(Черное море).

  За четыре дня перед священной лунной ночью Богини-Матери — Макош — одного из четырёх важнейших магических праздников со времени подписания Великого договора, угасания Великого Огня, возвращения светил на небосвод и отступления вод Великого Потопа.
  Пришедший вслед за войной Богов — Глад ушёл, Хлад — постепенно отступал. Земля вновь набирала и восстанавливала Жива-творящую силу, обрастала лесами да дубравами, наполнялась разного рода жизнью и живностью. Люди, рогатые, крылатые и пешие звери, птицы и племя драконье теплокровное — жили малым числом на этих землях пока в мире и согласии. Народы тщательно берегли заветы уцелевших старцев, слушали речи мудрые о прошедшем лихе и продолжали жить, соблюдая Коны и Веды Праотцов — Расичей — даАрийцев, хАрийцев, Расенов и Святорусов.
  Каждый год задолго до праздника чудом уцелевшие люди новых градов-звёзд-крепостей и селений — семьями от стариков до деток — изготавливали для него атрибуты, одежды и щедрые подношения-требы.
  До наступления дня летнего солнцестояния повсеместно звучали девичьи и юношеские хвалебные песнопения, звуки зурны  и дудочки. И стариковские подробные сказы под гусли или жалейку, о бывшей великой беде и великой победе Света над Тьмой — победе Небесных Отцов над тёмными кощеями, о том как взошёл теперь на небо сын Солара — Ра.
  Слушал и Диметрий в оба уха о том, какая несчитанная цена за жизни нынешних детищ заплачена.
  О том, что эти земли теперь — есть Великий предел между двумя мирами и, стало быть, надобно людям пребывать всегда во всеоружии и зорко границы договора держать.
  О том, что ежели снова падут в равнозначный год, день и час два Геркулесовых столба, что в граде Троя в устье трёх рек стоят у врат Кощеевых(Ныне Керченский пролив), то вновь придёт на Великие  земли руские со всех сторон беда неминучая.
  О том, что крепко помнить сие людям надобно, верно в летописях писать словом праведным. Сказывать сызмала чадам Рода свого словом истинным. Рать крепкую, мудрую, непобедимую с молодых ногтей растить в Праведности да воспитывать ловкостью, храбростью и примером непреклонного Духа и воли Великих отцов-богатырей славных витязей.
  Под сказы сии и песнопения трясут-собирают девы созревшее круглое красное зерно амарантовое и длинное белое овсяное. Плетёным ситом на ветру веют его жёны и старушки. Мелют его солнечные мельницы каменными тяжёлыми жерновами. Носят смеленное в дом мужи и отроки. Девы, жёны — родниковую воду в кувшинах на волах везут да зрелый хмель по дороге с собой в подол берут. Ставят на тень-солнышко люди хмельную опару на молоке, на высокий хлеб зреть-подниматися. Чтобы с хлебом тем, заговоренным амарантовым, впитали в себя люди память предков и знания, жили бы в мире долго сильными, здравыми, мудрыми.
  В ночи растущих лун в дом свой на белую печь отдыхать будут тесто то ставливать.
  Трижды будут так его на Рось выносить.
  Трижды станут тёплое тесто мужи да жёны под сказы и песни старцев с диким мёдом и с конопляным Царь-маслом вымешивать.
  Будут в ночь четвёртую хлеба ароматные выпекать люди добрые, да на тесто и в печь хвалебницы и здравицы припевать-приговаривать. Ляжет утром на широкий чистый стол румяными караваями сие оружие люда русского, люда непобедимого.
  С раннего утра в четвёртый день начнётся великое празднество. А пока достают из колод липовых опару хмельную жёны со всеми своими детишками. Сменяясь дружиной, умелыми руками усердно замешивают тесто созрелое. В горячую печку-матушку с поклоном до утренней зори в липовых коробах будут ставливать. Ставливают они тесто, да травами целебными дома окуривают. Окуривают, да благодарности Отцам Небесным за Мир приговаривают. Печь-матушку прашивают, рунами да цветами стены её расписывают, чтоб выносила она хлебное детище да высоким зрелым родила к утру.

  Босиком по ранней целительной росе ходя, снова в этот день у моря Руського, складывают люди три костра. Приговаривают мужи, улыбаются, силой и ловкостью меж собою в потешной битве на конях и пеши на кулаках меряются.
Девы свой костёр в стороне аккуратно складывают, целительные сухие травы пучками в дрова вкладывают. Украшают они его ткаными красными лентами да поют песни звонкие раздольные.
  Маги храма Сварога и Макош-Матери — третий костёр — Свадьбу вместе складывают. Три костра уже к полудню наизготовке стоять будут.
  Один сложен аккуратным колодцем ровно в девять скатных уровней. По числу уцелевших миров (планет). И другой – колодцем – в девять ступеней, по числу родников человеческих (чакр).
  Третий костёр — высокой острой горою – двуглавою палицей – башнею. Как те столбы, что были прежде страшной войною разрушены. (Геркулесовы столбы)
  Шумит, шутит, поёт-веселится народ да душой жизни и миру радуется. Баньки истопит горячие, паром весь хворый дух из себя дубовым веничком выгонит. Омоется народ потом водой ключевой с головы до ног, в расшитые к-Ра-сными рунами белые одежды стар и млад оденется. (свастичные руны: коловрат, живица и т.д.)

  В преддверие праздника гаснет тёплый длинный день. Засыпает сын Солара – юноша Ярило солнышко. Золотой зорёю, как шёлком с головой укрывается.
  Вечер-Вечерович в свои чертоги входит, тянет за собой синий плащ расшитый яркими зорями. Восходит над морем Руським большим ковшом белый крылатый дракон о семи звездах.
  Вот и Диметрий взобрался на высокое дерево, что стояло как раз рядом с кострами, чтобы издали всё видеть. Сел на толстую ветку достал яблоко, укусил и захрутел. А заплечный мешок над собою повесил.
  Простоволосые девицы-ведуньи в венках из целебных трав и цветов, в белых и красных нарядах подпоясанные травами-оберегами от сил нечисти гурьбою гордо хаживают. Медовую сурью глоточком попивают. Радостно заводят ведуньи быстрые шутихи-хороводы. Всё громче звучит разноголосье девичье, волшебные заговоры-песнопения на урожай, мир и долголетие. Искрятся их глаза юные. Блестят улыбками лица светлые. Струятся волной на ветру их золотые волосы ниже пояса.
  Добрые молодцы зыркают на них издали, примечают себе в жёны Весту Деву умницу, рукодельницу да красавицу. А влюблённые ищут ночью по лесам цветущий папоротник — колдовской ПерУнов красный цвет, чтобы невидимкой стать, да к любе своей незаметным в дом входить. Дык чтобы украсть-то у чудища цветочек тот аленький, надо ведь молитвы знать, лешему молиться надо, Вечер Вечеровичу. А как не знаешь тех слов правильных, то в лесу-то его навек неприкаянным останешься, лешему службу служить будешь, грехи свои и чужие отмаливать.
  Радуется род человеческий ясному небу, тёплому солнышку, земле-матери и горячему хлебу высокому. Радуется, не устаёт.

  Как стала заря вечерняя угасать, так и стали зажигать маги два священных костра от огня Круголета прошлого, что берегли они год в своих святилищах.
  Нежно звучат кугиклы, рели  и маленькие бубны с серебряными бубенцами. Зовут они резвых девиц танцевать. Пока огонь разгорается, магини храма Матери-Макош шагом заветный ленту-хоровод ведут. Собираются вслед за ними и простые девушки. Второю длинною пёстрою лентой становятся. Вьются, вьются ленты хороводов быстрыя весёлыя. Сплетаются белая и красная, да двумя кольцами вдруг становятся. Кружатся девушки зрелые не замужние, и с магинями вокруг Колодца в двойное кольцо сливаются. В противоходное кольцо, колдовское, водно-огненное.
  Верховная жрица Чанди с помощницами последние приготовления для встречи огня и воды, летнего Солнцеворота заканчивает. Вот подносит она священный огонь к костру-колодцу и травы в нём крест-накрест зажигает.
  А девочки-отроковицы пока в хороводах не участвуют, на свою голову венки из сорванных трав и цветов не кладут. В очельях они, поодаль от магии пока держатся. Не вызрели ещё. Издали учатся.
  Гуляет огневолосая Санти с подружками Иришей, Друдой и Агнией в тканых очельях-  оберегах с рунами «Коловрат», «коло Рода», «Солнце» и «Лотос». На хороводы-пляски поглядывают, пританцовывают и любуются. Собирают отроковицы цветы, плетут венки для зрелых дев и юношей. Раздают их прохожим, подпевают и наблюдают за празднованием.
  Пришло время, и остов солнечного костра крест-накрест зажигается. То Саам и его лучший ученик Гой стараются. Быстро, ярко расходится красно полымя. Там собрались крУгом и проводят ритуалы жрецы и ученики храма Сварожьего.

  Вот привстал и вытянулся во весь рост на своём высоком укрытии Диметрий – сирота переходная. Во все глаза в любую мужскую стать и лицо он вглядывается. Ищет отрок среди магов отца своего семь лет назад пропавшего. Ищет он, кулаки время от времени сжимает да волнуется. Трепещет в груди его сердце юное, одинокое. Надежда в его глазах то горит, то светится влагою. Плач зубами крепко в горле отрок сжал и зорко далёко выглядывает.

  А верховный жрец Солнца и священного огня — Саам с помощником Гоем — готовят к посвящению нескольких учеников у сплетенного из соломы божества с большим деревянным детородным органом, выкрашенным в красный цвет. Оттуда всё громче доносятся колдовские звуки варганы и бубнов, обтянутых козлиными шкурами. Это умудрённые опытом маги открывают тонкие врата, соединяющие здесь и сейчас уцелевшие девять миров. Чтобы Отцы Небесные сделали выбор ученика и даровали ему свой тотем.
  Гудит побережье и волненьем колышется, очаровывает разливающейся магией, зовёт и манит всех без исключения. Держатся лесной и небесный народы далече сего дня, словно не желают людям мешать.
  Вот девам послышались нарастающие издали звуки варган и глухие, словно дальний частый гром, удары больших и малых жреческих бубнов. Это воины-маги Сварожьего храма начинают мужской колдовской танец вокруг своего разгорающегося костра. Выходит первым к огню лучший ученик Саама — Гой — сильный, высокий боевой маг, затем други-маги. Хоть и младшие они, но дюжие и крепкие.
  Юноши-ученики шаг-в-шаг повторяют пляс за наставниками. Маги так бьют в бубны, что звук их, словно гром со всех сторон приближается, а с неба град сыпется. Дудочки так звонко играют-переливаются, будто слышны звуки летящих ночных стрел.

  Зорко глядит с дерева Диметрий на высокого мага Гоя и побратимов его, любуется. Любуется сирота, дивится танцу огненному и мастерству воинов, в лица мужские вглядывается. И мечтается ему о своём отце или друге верном таком, что ни грозы не боится, ни кощея, ни меча, ни полымя.

  Пространство у костра плотно заполняют волны и звуки музык, которые вводят всех мужчин в состояние восторженного Духа. Уже и горожане присоединяются к священнодействию, тем наполняют его и усиливают. Играющие на священных инструментах маги входят в раж. Наливаются огнём крепкие мужские тела и души. Сбрасывают свои рубахи маги, по пояс оголяются, длинны власы распускают по ветру, дружно танцуют плеч-о-плеч. Кружатся они, поют и прыгают, взлетают и зависают над землёй, словно птицы крылатые над морем. Показывают они Отцам Небесным силу, магию и ловкость Сварожьего племени. Легко играют они мечами и факелами. А за то, что лучший ученик Саама маг Гой высоко подпрыгивает и в полёте, как орёл зависает, в народе с почтением давно прозвали его Сигайлой Перуновичем «Прыгающий огонь».
  Городские мужи, селяне, воины, богатыри соединились за ними в хороводе во второй круг и, ускоряясь, двигаются плечом к плечу плотным потоком, как воины. Бегут они широким кругом вокруг костра с боевыми магами впротивоход. Так они вместе создают единый магический вихрь.

  А огонь так буйно разошёлся, будто ожил и человечью плоть обрёл. Он, словно дитя Перуна, мощной силой высоко вздымается. Кружится пламя и танцует в золотых доспехах вместе с людьми танец непобедимого воина. Огненным мечом поверх голов своих побратимов — детей Сварожьих — восемь кругов описывает. Объединяет их в славное воинство.

  А далее за женским и мужским полыхающими кострами, давно готов стоит и ожидает своего часа третий – Свадьба. На рассвете он примет в себя огонь от костров Макоши и Сварога, ознаменует союз Солнц и Лун. Боги зачнут на Земле, родят к осени урожай, наполнят чрева скота потомством и одарят людей здоровыми детьми и долголетием. И так зачнётся божество, Треглав — бог о трёх лицах. Ярило – юнец станет зрелым мужем – Купайлою, а к осеннему дню равноденствия – Свянтовитом – воином в доспехи оденется.
   К белым холодам Треглав — дедушкой-морозом, Мудрецом Хорсом представится. В Карачун — на три дня во Тьме исчезнет, вновь младенчиком Ярилою возродится, чтобы Ра давать.

  На исходе бурная святая ночь. Постепенно гаснут костры. Ослабевают хороводы и танцы обоих культов. Отдыхают люди, кто-как устроившись на берегу, дух переводят перед Свадьбою.
  И вот настал долгожданный момент – забрезжил зарёю рассвет. Гомон и народные песнопения замолкают. Слышится щебет ранних певчих птиц. Другие — разрезают небо крылом и бесшумно скользят далее. Затаил дыхание весь народ, поднялся молча и направился к тихому берегу. Ждёт он, когда небо после ночи первый раз вздохнёт.
Приподнялся и Диметрий на своём высоком укрытии, затаил дыхание, тишину слушает, первый вдох утра в этот раз с трепетом ожидает.
  Маги у затухающих костров тоже замолчали, остановились и повернулись лицом к восходящему солнышку. Женщины подняли руки к небу, создав руками и телом священную чашу – Грааль. Мужчины, раскрыв широко руки внизу, олицетворяют мужское начало – жезл. Так все вместе к тройному пределу меж землёй, небом и водами босыми пошли.

  А Санти с подружками побежала гурьбой на холм, чтобы видеть всё, что будет дальше. Лишь чуть оторвался от утреннего водного горизонта Ярило, как девочки увидели, как он словно купается: слегка вошёл и вышел, вошёл и вышел из дрожащих утренних девственных волн. И маги на входе солнца в воду восторженно запрыгали у кромки моря, и все вместе громким хором выкрикивали: «Хо! Хо! Хо!». На выходе солнца из воды: «Ра! Ра! Ра!». И так люди снова стали свидетелями скрепления священного союза между небом и землёй, рождения его сына Хо-Ра. Когда «купание солнца» было завершёно и Ярило, наконец, оторвался от водного горизонта, став Купайлой, девочки увидели как Саам и Чанди, расставив руки в стороны, медленно пошли ему навстречу прямо по глади спокойных вод.
  Прикрыв глаза рукой, Санти, как и все, увидела Крест из двух столбов света, в их центре солнце, и заметила появившееся вокруг нежное аметистовое свечение. То проявлялись так купола небесные.
  Она знала, что, так входя в центр креста – круга солнца — великие маги духом соединяются с богами, наполняются чудотворной силой и знаниями.
  Вот крест и фиолетовое свечение постепенно исчезли, и Саам с Чанди, получив благословение, скрестили руки на груди и возвратились с ним на берег. А с горы люди с радостными возгласами погнали в воду зажжённое восьмиосное расписанное рунами колесо – «Круголет». Крутилось-вертелось оно на красной расписной девятой оси, что было насквозь в самый центр колеса вставлено. Быстро вкатилось Коло, с шипением погасло и поплыло себе дальше в солёное море.

  Сопроводил глазами Диметрий горящее Коло в море, глаза закрыл, тяжко выдохнул и прошептал.
— Шестое Коло погасло без тебя, матушка. Восьмое укатилося в море без тебя, батюшка.
  Взгляд горестный поднял отрок и во все глаза глядел, как пьяные от Ритуала Любви маги возглавили шествие к седовласому старцу, чтобы народ его мудрость услышал.
  Остановились они рядом чуток отдохнуть. Народ столпился вокруг дедушки и, слушать его приготовился.
  Кивнул старец Сааму и Чанди, поклонился в пояс всему люду рускому, поклонился Солнышку и Мать-Земле. Плащ с головы и с плеча назад сдвинул. Сел он на большой морской камешек. Ударил гусляр по струнам три раза и запел звонким серебряным голосом:
Как во времена наши Великие давние
Тремя солнцами Мидгард освещалася.
В битве с Кощеями серыми хладными
Сестра — синяя Дэя живая порушена.
Люди добрые, Дэя живая порушена.

Ой, как на Землю-Даарию Живой цветущею
Лютой смертью части Дэи-луны опустилися.
Пали камни Огнем, вОды хладные — бедствием.
Страшной ценою над кощеями победа одержана.
Люди добрые, страшной ценою победа одержана.

Лютой смертью по миру лихо пустилося.
Частые волны по светам четырём покатилися.
Тучи чёрные, красные молнии, громы частые.
Рёвом ревела Мать-земля, в болях корчилась.
Люди добрые, Мать-Земля в болях корчилась.

Крокодилом зубастым проглочено солнышко.
Дней, ночей не видать. Твердь земли и небес перемешалися.
Льдами хлад пошёл, Глад — чёрной смертушкой.
Померла Мать-Земля, пеплом-льдами покрылася.
Люди добрые, померла Мать-Земля, жизнь прекратилася.

В битве змеев Кощеев с Ратью белой Сарожичьей
Страшной кровавой ценою победа одержана.
Благо Любовью Небесных Отцов к Яви воскрЕшена.
Люди добрые, любовью к жизни Чудом воскрЕшена.

  Отложил старец гусли за плечо, достал релю, поклонился и дальше пред людьми речь певучую держал.

Как во времена наши Великие давние
Чудо в новом небе Свати случилося.
Отцами Святыми в Ведах писалося,
Словом верным их по светАм разбежалося.

Как высОко летела Великая Матушка-Утица
Над молочным океаном, над рекою Ирия звёздною,
Лели хладный камешек приняла со дна в устьица.
К кисельным брегам понесла яйцо драгоценное.

Как Сварог увидал в зобу Лели камешек беленький
Слово сказал, стал расти он, тяжким делаться.
Оттого обронила то яйцо каменно Утица.
Полетел белый камешек с белым пламенем.

Как нашла то яйцо каменно Тара Перуновна.
Ни поднять, ни разбить не смогла его девица красная.
Подивилась тому чуду рунами писанному.
В том писании было Матерью-Утицей сказано,
Что в яйце сим игла, на конце её гибель Кощеева.

Вот случилося и в Таврике чудо похожее.
Воротилася из лесу девица-травница
Девица красная — Тара из Рода Перунова
С золотою густою косой ниже пояса.

Стала сказывать отцу, своей матери,
что нашла она бел горюч Чудо-камешек,
что пал в озеро громом с неба давича.
Что камень тот будто яйцо Матушки-Утицы.

Быстрее ветра побежала дворами та весточка,
что с златовласою девою Тарой случилося.
Будто сыскала она камешек Матушки-Утицы
Собралися тогда люди и Чудо своими очами увидели.

Поднатужились, из кипящего озера камешек вынули,
спустили с горы, привезли в городище яичко горячее.
Разделила на равные четверти оное красная курочка.
Белы камени Алатыри из него мастера-русичи сделали.

Собрались восемь магов вместе, во единый день
Поздней красной звездою Ореей(Марс) указанный,
сыскали для одной четверти место на бреге моря Руского,
для двух ещё в храмах Сварога и Макош-Матери.

Для четвёртой косушки место нашли в славном городе.
Чтобы звучал он голосом Праотцов наших праведных
и получали бы внуки их знания через ясные образы.
Так заложили крест Солнечной Матушки-Утицы,
ежели глазами птицы сверху из ступы глядеть.

Решили: пусть стоит он расписанный рунами,
на страже пределов Света белого от Ямы Кощеевой.
Как, летящее в небе яичко кощеи сами увидели,
Так и принялись лезть и лететь в земли руские.

Восемь чудодеев хрустальною силою заветных посохов
разогрели четверти каменны заново звуками-струнами,
запечатали руны в них, что были в Ведах указаны.
Звёздным железом оковали Алатыри кузнецы-литейщики,
Чтоб кощеи ни тронуть, ни сдвинуть их не смогли.

Мастерицы-девицы — белой глиною камни окрасили,
Красным соком трав Круголет на них выписали.
Восемь жриц Матери-Утицы глубОко Кола дарь запечатали,
Чтоб кощеи ни видеть, ни украсть Алатыри не сдюжили.

Дети Отцов Небесных перенесли камни по воздуху ступами.
Тару медную с четырьмя ушками на каждый поставили.
Лепестками лотосов чаши украсили, что в кипящем озере видели.
Серебра воды чистые кувшинами носили молодцы дюжие.

Девы — чаши медные той водицей святою наполнили.
Жёны — вложили в них камни-яйца Матушки-Утицы.
Чтобы силу камней для Рода Сварожьего брать.
Всяк труд свой отдал, любовь к Праотцам и умение.

  Встал старик, пошёл меж людьми и без музык теперь приговаривать стал:
— Ныне всем миром мы дружно так сделали,
как Матушкой-Утицей было завещано,
как Тарой Перуновной с камня белого считано.
Делайте так впредь, люди добрые.
Детушкам, правнукам словом предавайте.
Помните то, что вы племя Сварожее.
Коль сызнова лихо придёт от кощеевых —
никогда не сдавайтеся, ясные соколы.

  Вот и ясно стало людям, отчего градостроители над каждой четвертью Алатыря башню о четырёх золотых куполах-лотосах ставили, вокруг неё каменные ступени делали в восемь квадратных уровней и вход четырём ветрам оставили, почто(зачем) оковали их железом узорчатым. Дык чтоб звучал-пел Алатырь песню Рода победную и хранил в себе вечно погибель Кощееву. Так продлится мир, договор не нарушится.

  Поклонился весь народ старцу в ноги с благодарностью и к третьему костру — Свадьбе пошёл. Там вокруг Алатыря  будет Свадьбу играть.
  В этот год, как и прежде маги по завету Утицы сложили на берегу вокруг камня и чаши башню о четырёх головах, ступенями выложили вокруг неё четвёртую — меньшую, в девять квадратных скатных деревянных уровней.
  Старики меж брёвен сухие травы вставили.
  Старушки — снопы из золотых колосьев прошлого урожая.
  Жрица Чанди и магини всякого возраста сплели толстую соломенную верёвку, будто это Ирий Небесный. Разложили её вокруг скатного квадрата и соединили в кольцо красными лентами. Так камни те вновь горючими (горящими) и целющими (целебными) по сказам будут. И стали называть люди те сооружения Белыми Целющими Ступами Мудрости.

  Глядит Диметрий-Ставр, как размеренно за магами в синих одеждах (проводниками знаний Небесных Богов), выстроились два потока людей (красный и белый), и попарно общей весёлой гомонящей колонной направились к третьему священному алтарю. Видит он, как женский и мужской потоки сошлись и шествуют рядышком.

  Непосвящённые девочки и мальчики, не вышедшие из чертога Волка, держатся отдельно, но так, чтобы всё хорошо видеть и слышать.
  Ещё немного и начнётся венец солнечного праздника Круголета.
  Сидит Диметрий на высоком дереве, во все глаза в мужчин вглядывается, отцовскую стать не перестаёт разыскивать и всё-всё в таинстве в этот раз подмечает.
Вот видит он, как верховные жрецы обоих культов одновременно разжигают один общий костёр – Свадьбу. Великая Чанди подошла и подожгла соломенную верёвку Небесного Ирия с обеих сторон. Великий Саам с другой стороны поджёг вертикальную – деревянную башенку.
  Ярко разгорается Свадебка и оттого Диметрий вдруг ощутил, что и его тело теплом наливается. Услышал он, как оба великих жреца заклинания громко пропевают – и сам явно почувствовал, как дрожь по жилам его волной пошла.
  Вот увидел, как возглавил маг Гой мужское шествие, как понесли юноши в руках приготовленные небольшие факелы, направили их на женщин – так и Диметрий в своём теле напряжение мужское испытал.
  Удивился отрок, ощупал себя, осмотрел и подумал, что, видимо, из чертога Волка  только что вместе с учениками храма Сварога и он вышел.
  Встречаются и расстаются мужской и женские потоки. Плетут они замысловатые хороводы наподобие жгута их двух верёвок. Входят потоки один в другой, пропускают под руками друг друга юноши и девицы, крепко руки сжимают и не позволяют потокам разорваться.
  А Диметрий видит волшбу сильных мужей да красных девушек и в себе восходящую негу сладкую чувствует. Ощущает, как она в животе горячим трепетом разливается. Крепко за ветви Ставр взялся, чтобы от головокружения случайно на землю с высоты не свалиться. Подумал и сразу привязал себя плетёным шнуром к сильной веточке.

  Вот развязались хороводные ленты-верёвочки, пошли-побежали они рядышком вдоль разгоревшейся широкой Свадебки. Сомкнулись потоки мужской и женский в два круга и кружатся быстрее параллельно навстречу друг другу. Соприкасаются животами мужи и девушки, сталкиваются охотно плечами, грудями и бёдрами. Задорно кружатся и смеются они. Охотно друг другу во все глаза улыбаются. Радостным действием повторяют молодые маги мудрость и знания Отцов Небесных, которые получили в обучении чрез своих умудренных наставников.
  Не выдержали напряжения руки человеческие. Как должно, разорвался наконец хоровод со смехом и веселием. Разбежались, смешались люди, словно жемчуга бусины скатные, словно самоцветов камни оглаженные. Девушки – жрицы срывать с себя пояса – обереги стали и бросать их в костёр Свадьбы начали. Вздымаются искорки над пламенем, и оно от трав цвет меняет в цвета Ра-Дуги. Юноши-жрецы взяли и быстрее зажгли в этом костре маленькие факелы. Заигрывая да в глаза жрицам заглядывая, стали они разыскивать ту, что охотно согласится принять их огонь.
  А у Ставра у самого искорки-мурашки по спине как побежали, как защекотали. Кожа под волосами взъерошилась вся, спина вспотела у отрока. Растрепал рьяно Диметрий обеими руками волосы, распустил косы и так на ветру их простыми оставил. Глядит он зорко и видит, как девушки-красавицы веночки с голов своих снимают. Зарделся Ставр, частым дыханием стала грудь его подниматься. Почувствовал он, как дыхание перехватило и, одним движением развязал шнурок, что у ветки его сдерживал. Поднялся во весь рост отрок и пуще прежнего вглядывается. Увидел он, как кладут красавицы веночки на маленькие дощечки, на которых красным написано: «Хо Ра», символы Солнца и Лун, сплетённые в один знак — свастику. Подумал юноша: «Что бы это значило? Неужто любовная магия?». И увидел Ставр, как, наполненные чувствами маги разошлись и ищут огонь в глазах дев, которые им будут по нраву в этот раз. Увидел юноша как, поддавшись чарам любовного ритуала, стали создаваться пары, и сам на миг о том задумался.
  Девы, когда опустив взор, а когда стреляя глазками, начали подавать юношам-жрецам дощечки-венки из цветов и трав. Юноши, гордо выкатив грудь колесом, в центре каждого из них ставят в отверстие маленький горящий факел, зажжённый от Свадьбы. Ставят, друг другу на ушко шепчут что-то и хохочут от удовольствия. Торжественно понесли пары «Малые Свадьбы» к воде, песни поют – заговоры на зачатие и урожай приговаривают. Опустили веночки на воду и в путь их за душами деток своих те обереги отправили.
  Почувствовал Ставр тоску вместе с радостью. Не знал он, что в теле и в сердце его творится-меняется. А пары с песнями в воды  вошли. Держатся они за руки, с головой окунаются и, выныривая с брызгами, славят свершение летнего Солнцеворота. Кричат ликующим разноголосьем: «Зачни-и! Зачни-и!».
  Диметрий чуть с дерева от того крика не свалился. Сел он дух перевести, и видит, как селяне их с берега поддерживают и тоже радостно голосят «Зачни-и! Зачни-и!». Затрясло Ставра, подумал он: «Что ж это со мной дееться?! Матушка моя, подскажи!»
  Искупались в рассветном море маги, возвращаются парами на берег, берут заготовленные заранее спелые колосья прошлого года и начинают следующие хороводы. С их одежд на землю и на колосья, словно дождь струйками стекает вода, и маги другое кричат: «До-ождь! До-ождь!». И люди радостно им вторят: «До-ождь! До-ождь!»
  Сел Ставр на ветвь, обнял дерево и заплакал, не зная отчего.
  У самой Свадебки, Саам и Чанди прохаживаются, строго глядят, чтобы порядок в ритуале горожане не нарушали и далее ведут Великое действие. Наблюдают они, сколько в этом году совпало магических пар. Означает это, каким щедрым может стать год.
  И только после этого подают они знак, и к празднику, наконец, все жители ближних селений и городов присоединяются. Взрываются они быстрыми хороводами и громкими песнями. Как пошли-побежли девки в пляс женихов раззадоривать! А они-то, а они-то как хаживают: лбы мокрые, рубахи с груди срывают и очертя голову в танец бросаются. Голоса – будто гроза нарастают, улыбки – словно молнии сияют. Танцуют, глядят они то на девиц раскрасневшихся, то на Свадьбу высокую, а в глазах огоньки горят-разгораются. Будто святая нега Материнской и Отцовской Любви в них горячим родниковым ключом бьёт. Вприпрыжку подбегают люди и бросают с размаха в священный костёр Свадьбы свои подношения Матери-Земле и Отцу — Солнышку: поленья, травы, колосья, ягоды, плоды. Собираются гурьбой, плетут волшебные хороводы и многоголосьем широко на всё побережье поют-заливаются:

Как на ИвАна, ой да на КупАйла
красна девица гадала.
Марья девица гадала,
ПерунОв цветок искала.

Ой, как Ивана, ой да на КупАйла!
КупалА  ой, да на Ивана КупайлА!
ПерунОв цветок искала.
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

ПерунОв цветок искала
и его нашла, сказала:
Где ты, милый ненаглядный?
Где ж ты, Лада  моя?

Ой, как на Ивана, ой да на КупАйла!
КупалА, ой да на Ивана КупайлА!
Где ж ты, Лада моя?
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

Затвори окно и дом тихонько.
Вечер Вечерович входит в дом.
Вечер Вечерович входит в дом
Ночью кОзни прАвит Домовой.

Ой, как на Ивана, ой да на КупАйла!
КупалА, ой да на Ивана КупайлА!
Ночью кОзни правит Домовой.
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

Вот привиделся лик милый
Марье деве белоликой.
Цвет ПерУна отыскала,
К сине морю побежала.

Ой, как на Ивана, ой да на КупАйла!
КупалА, ой да на Ивана КупайлА!
К сине морю Марья побежала!
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

Слышен песен голос звонкий
Над кострами, над водой.
Все дороги засветились.
Как привиделось, так свершилось.

Ой, как на Ивана, ой да на КупАйла!
КупалА, ой да на Ивана КупайлА!
Как привиделось, так свершилось.
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

  Бездетные супружеские пары с надеждой бросают в огонь вырезанные из дерева большие детородные органы и сплетённые из трав и красных ниток фигурки новорождённых. Взамен, длинными-длинными ложками они стараются достать из самой середины костра, сварившиеся яйца и сразу съесть их, в надежде зачать и родить. Если яйцо красное досталось – девочка, если в травах не окрасилось и осталось белым – мальчик. А кто обронил свою ложку, обжёгся и не успел или не смог достать яйцо… Что ж, в следующий раз счастье будет.
  Они многоголосным хором продолжают:
Боже ж мой, боже
Пошли сына гожа.
Пошли детю деву –
Красную царевну.

Как на Ивана, ой да на КупАйла
С Богом Марья дитятко зачала!
КупалА, ой да на Ивана КупайлА!
Славься, ночь Ивана КупайлА!

Дай ей Коло тё, бело веретё.
А сыночку силу — Рода золотё.
Ся бы Свадьбы кратка ночка —
на долгая житьё!

Ой, как на Ивана, ой да на КупАйла!
КупалА, ой да на Ивана КупайлА!
С Солнцем Марья дитятко зачала!
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

Ой, как на Ивана, ой да на КупАйла!
С богом Марья чадушко зачала!
И на Пасхеть — Спаса-сына родила!
Славься, свята ночь Ивана КупайлА!

  Все молодые люди веселятся, поют и начинают водить свои хороводы с факелами, и всё повторяется почти так же, как у магов и бурно продолжается до следующего утра. После того, как разорвался быстрый двойной людской хоровод, незамужние девы, достигшие шестнадцати лет, в венках и красных одеждах, к ночи стали входить в воду по грудь и отпускать свои венки. А парни стали бросаться вслед за ними и пытаться их поймать, чтобы так найти себе достойную хранительницу домашнего очага, Весту, если только она будет согласна отдать ему свой венок и принять от него деревянный ритуальный нож. Больные или слабоумные в ритуалах не участвуют и не имеют права создать семью, тем самым сами не будут страдать, не передадут детям болезнь и ослабят горем воинство Сварожие. И если слишком увлёкшиеся поиском жены парни, сами не попадутся на соблазнения и чарующие голоса охотящихся сейчас за ними в море русалок и марен, то они прошли испытание на верность.
Весёлый праздник, хороводы и пения заполняют все окрестности. К рассвету, высоко задирая расшитые белые подолы и светя ножками, с задорным смехом через костёр-Свадьбу прыгают девы, чтобы зачать много здоровых детей, ну и конечно позаигрывать с юношами. А юноши, очертя голову, сигают за ними через самую середину пламени, чтобы ни в чём не уступить Девам, чтобы очиститься, глянуться  избраннице и, став к осени мужем, давать ей частое зачатие. Разорвёт юноша круг, отобьёт так из него деву, что ему по нраву пришлась, возьмёт её крепко за руку, в глаза её ясные глянет и, если люб он ей, то улыбнётся она в ответ и, держась за руки, через огонь вместе не раз пролетят. Уединившись после, обменяются они тремя свадебными символами: веночком, поцелуем и деревянным ножиком.
  Круговерть, песни и смех не смолкают. Задорные прыжки через костёр в одиночку и парами не прекращаются. Гаснет потихоньку великий костёр, а праздник не кончается.

  К исходу дня Солнцеворота к Сааму и Чанди подходят пары за благословением на испытания. Их помощники Гой – в народе Сигайло Перунович (прыгающий огонь) и Ириша – в народе Дарья Числобоговна (одаренная знанием числа), считают подошедших. Так маги знают, сколько совпало пар, так и понимают, как воспользуются люди благословением Богов. А ещё, насколько в следующем году увеличить посевы и хранилища надобно. Затем, взяв последний огонь Свадьбы, маги и новопосвящённые стали расходится и разъезжаться по своим обителям, чтобы встретиться только на следующем общем празднике. А народ  остался догуливать Солнцеворот до последней искры костра – Свадьбы, чтобы разобрать весь его пепел и сегодня совершить обережный ритуал для своего дома-очага и рода. Кузнецы-литейщики обязательно возьмут его столько много, чтобы на весь год хватило в горнило щепотью волшбу добавлять. Пахари — плуг весной овеивать. Бабки с дедками — в баньке от хворей мыльным пеплом мыться будут. Мно-ого на что такое богатство доброму человеку надобно.
  Через некоторое время счастливые пары, которые пройдут испытания рода-семьи  к следующему празднику разожгут свой костёр – Осеннюю Свадьбу. Тогда в день осеннего равноденствия Купайла станет Свянтовитом. И достойная, знающая Веды и Коны, Веста будет отпущена родителями из родного дома. Жених омоет ноги её родителей, одарит обоих подарками. Братьев и сестёр наградит сладостями. После будет Веста мужем через порог нового дома на руках перенесена и войдёт в чертоги  рода своего избранника в солнечных красных расшитых одеждах. Она с поклоном вручит матери избранника свой обережный пояс и гребень, а будущему мужу вернёт его нож. Свёкру и свекрови вымоет ноги да обует их в чистое. Старикам подаст новые расшитые одежды с поклоном. Братьям — пояса, сёстрам — украшения.
А Свекровь бережно расчешет ей волосы во всю длину, сплетёт в одну косу с тремя цветными лентами  и поверх очелья покроет высоким дорого расшитым головным убором. Теперь только, муж одарит молодую жену колечком, серьгами и бусами из скатного жемчуга и самоцветов. И после большие семьи сядут за один широкий стол: мёд сбитень пить, моченья и яства кушать.
  До-олго счастливую Свадьбу гулять будут, а потом родители с песнями снимут с них обоих пояса да уборы, наденут ладанки с пеплом от Свадебного костра и проводят молодых отдыхать-почивать. Молодой муж и жена его, сегодня до ночи голодными останутся, для того чтобы потом в первую ночь в светлице своими руками хлеб на двоих разделить, друг друга услаждать, нежить, медовой водой поить и сладкими яствами подчивать. В сладости той дыханья и ноги скрестить, и зачать. Утром домовой подождёт-подождёт да и стукнет в двери к молодым. Войдут бабушки, хвалить молодых станут. Потом вынесут они простынь с Купайлиным пятном, солнцу покажут его, чтобы радовалось. Гадать на пятно будут, кто родится. Хлеб после этой ночи молодым парням и девкам раздадут, а сладости – деткам. Так и завершиться обряд Свадьбы. Даст он начало следующему – Радению Созреванию Ожиданию.

  Санти восторженно размечталась, вдруг отвлеклась и почувствовала чьё-то горе. Она огляделась и заметила одну деву в белом одеянии. Увидела, как та плачет и не участвует в празднике. Покрыв голову белым платком, красавица одиноко сидит на камне у воды и ждёт себе любого мужа: вдовца, калеку, сироту или старика. Или помышляет обрезать ножом волосы и утопиться в эту ночь. Так смыть свой позор. Это Невеста.
  Санти вспомнила, как в её городе, Усердная белка (Эски Кермен), однажды девушка в белых одеждах  бросилась с горы в ущелье, а пришлый юноша был острижен, нещадно побит палками и изгнан. Теперь она хорошо знала почему. Санти было жаль её, но ничего не поделаешь. Кон есть Кон. Наставница Чанди часто и строго говаривала всем ученицам своим:
  «Ныне и всегда любой муж издревле ведает: раз дева с кем-то возлегла и оттого им порченая стала, то сколько б годов не прошло с тех пор как случилося, а не чьё она семя теперь в чреве носить не будет, а только того, от кого закричала и с кем первую кровь свою пролила. Потому, бейтесь на смерть девы за своё целомудрие. Бейтесь, никакому врагу-супостату и чужому мужу не открывайтеся, не здавайтеся. Лучше смерть принять, чем чужим семенем свой великий Род на веки испортить. Ибо каждая среди нас чистая горлица — Грааль, что несёт в своём лоне либо славу народу своему, либо позор и погибель. Потому и должны мы владеть знанием, мечом и всяким оружием, что для иродов первая цель – чистота грааля (лона) и крови нашей непобедимой. Помните: каждая из нас – второй рубеж между двумя Мирами меж которыми договор подписан. Первый предел – наши отцы, братья, мужья воины-витязи. А оружием против нас стать могут наши дети малые, что ворогом взрощены, вос питаны или от ирода зачаты. Потому чада сызмала Коны и Веды Рода нерушимо знать должны. Чтить стариков, сказы их в душу с молоком матери впитывать, с молодых ногтей с хлебом в живот  принимать».
  Отвернулась от Не-Весты Санти. Вернулась вниманием к подружкам и к празднику.

  А за шумным весельем, оставаясь незамеченным, наблюдает и всё подмечает Диметрий. Он заранее укрылся в густой кроне раскидистого дерева. Устроился сирота перехожая как можно ближе к Солнечному костру и к Свадьбе. Как часто это делал в лесу, теперь он сидел высоко на мощной старой известном ему дереве, липе. Гудела днём липа пчёлами, ночью сладко пахла она пышным цветом. А под липою расположились на траве у ствола, избранные девочки и издали наблюдали за праздником. Диметрий только изредка на них поглядывал. Сейчас отрок делал топориком ещё одну аккуратную, шестую зарубку на коре.
  Несколькими днями раньше он пришёл в это селение по зову родства крови и снова нанялся работником в литейную кузню к Михаилу с его четырьмя взрослыми сыновьями – ступы ладить, чтобы они снова летали. А мастера были и рады проворному помощнику подмастерье. Всё, что знал о себе Диметрий — так это то, что он родился именно здесь. Отец — витязь — угнан в рабство. Но люди говорили, что его очаровала и увела на дно марена. Мать умерла от тоски, когда ему исполнилось семь лет. И сегодня его пятнадцатый день рождения. Отрок приходил сюда уже шестой год подряд, в надежде, что море сжалится и отдаст ему отца. Всё, что мог этот голубоглазый молчун с чёрно-красными волосами и седой прядкой у лба, маг воды от рождения: так это владеть мечом, говорить с деревьями и животными, как отец, и «играть» с ветром и водой, как мать, пока никто не видит. И когда на дорогах разных земель люди перехожие встречали мальчишку в искусно расшитой чёрно-красными рунами рубахе, которая висела на нём как мешок, они спрашивали: «Какого ты рода, малец? Где родители? Откуда-куда путь держишь?», он опускал глаза, собирал сурово брови, сжимал кулачки, пряча за спиной нож отца и, отвечал только когда хотел: «С Таврики я. Свой собственный». Так он стал коротко называть себя: Ставр.
  Подросток сидел на ветке и дожёвывал оставшийся кусок хлеба с яблоком, запивал родниковой водой. Всё время внимательно наблюдая за действием, жадно вглядывался в мужские лица и вертел в руках клинок дамасской стали. У солнечного костра он видел и Михаила, и его сыновей, и его соседей. Теряя надежду найти отца, Ставр из года в год замечал, что именно в этот священный праздник Рода — день Ивана Купайлы — и его собственный день рождения, всё больше и больнее печёт в груди и, отчаянней бьётся там его огненная птица Рада-Душа. И от того тяжелее дышать, а лоб, ладони и грудь на рассвете покрываются солёной испариной.
  Только вода снимала его боль.
  Только уплывая далеко в море он забывался и не чувствовал себя одиноким.
  Не боялся Ставр ни русалок, ни марэн, ни драконов, ни глубины морской.
  С любым подружиться мог. Любого зов мог услышать. Любой гнев мог глубоким быстрым сном усмирить. Потому при случае всякому оказывал помощь и лечение. Потерянные оттого силы, тоже восполняла только вода.
  Рассмотрев всех мужчин, Ставр не заметил, как тяжело, глубоко выдохнул и плечами поник. Достал он нож узорчатый, уронил безнадежно голову на грудь и сделал чёрным лезвием на руке ещё один — шестой небольшой надрез. Обтёр юноша кровью зарубки на ветке и свои длинные густые волосы. Прошептал заговор, как мать учила, остановил кровь и точно знал, что и эта ранка к следующему утру полностью заживёт.
  Снова привязал себя Ставр к стволу и глядел на угасающий костёр счастливой Свадьбы. Сопротивляясь сну, он всё же засыпал. Сомкнув отяжелевшие веки, он яснее различил меж всех весёлых девичьих голосов под деревом, льющийся снизу вверх колокольчиком смех рыжеволосой задорной щебетухи. От того отрок сам чуть улыбнулся и уснул.


                Эпизод 3 (отредактирован)
                Счастливый случай.

   Три дня после дня летнего солнцестояния. Леса Таврики. Утро.
  От разоренного логова молодой серой волчицы уходил удачливый охотник, недавно обосновавшаяся здесь с выводком кормящая громадная кошка. Она напала сверху неожиданно, не без усилий расправилась с матерью, задушила щенков и сейчас уносила своим детям одного из задушенных ею трёхмесячных волчат.
  В самом дальнем углу логова во время отчаянного сражения матери-волчицы и саблезубой кошки обвалился пласт земли. Он едва не придавил полностью самого маленького щенка, который поленился сразу выйти за мамой на прогулку, а потом от страха спрятался как можно глубже в логове. Кусок земли едва держался на разветвлённом гибком корне. Волчонок, даже если б и хотел, не смог бы выбраться сам. Он был заперт и обречён. Слабому не место под солнцем. Перепуганный малыш дрожал в темноте, еле дыша в просвет размером не больше кротовой норки.
  Насытившись мясом матери, серебристая кошка слышала, что на запах крови уже слетаются и спешат. Она повернула уши, вывалив окровавленный язык, устало сыто задышала, глянула в небо и со свистом раздражённо рыкнула на приближающиеся из лесу звуки. Самка подобрала пастью тела двух волчат и торопилась покинуть это место, не потеряв добычу. В лесу никогда ничего не пропадёт зря, и через некоторое время не останется дармовой еды. Остатки семьи поверженной волчицы-матери растащат падальщики, которые успеют к пиршеству.
  Следующим утром этими звериными тропами бродил юный охотник Диметрий Ставр. Как всегда, незадолго до дня Солнцеворота он пришёл в родное селение. Это был уже седьмой раз, возможно последний. Он давно понял, что не найдёт отца, но поисков не прекращал, хотя внутренне уже смирялся с этим. А после Яркого праздника Круголета, которое в этот раз его особенно тронуло за душу, парень принимал решение, как жить дальше. В течение последних двух лет, когда ему выпадало достойное предложение, смышлёный мальчишка продавал свою ловкость, умение выслеживать врагов и сражаться. Он выживал, пользуясь силой мага, которую скрывал. Некогда мальчишка теперь превратился в крепкого умелого следопыта. В бою он знал, когда нужно и можно идти до конца, когда остановиться и отступить. Справедливость была превыше всего. Проливая чью-то кровь, он всегда знал меру и оставался независимым одиночкой. Сейчас Диметрий был свободен от военного найма и, переночевав в лесу после праздника Круголета, оставался под его ярким впечатлением. Во сне он будто ещё слышал песни, серебряный смех подростковицы-незнакомки; ещё видел костры, колдовской танец боевых магов Сварожьего храма. Шёл парень в лесу наугад, но понимал, что ходит кругами-петлями и, ноги несут его домой. Было хлипкое желание снова наняться в литейную кузню мастера Михаила и его сыновей. И появлялось устойчивое желание попытаться найти кого-то из магов в городе и может быть просить принять его в ученики.
  Какое-то время назад Диметрий наткнулся на редкий в этих местах след. Парень думал о своём, но по-привычке крадучись пошел по крупным кошачьим оттискам. Они говорили, что хищник не только очень большой, но и очень тяжёлый. Любопытства ради, Диметрий осторожно выслеживал того, кто, вероятно, выслеживал кого-то ещё. По привычке, отрок хотел спасти того, кто будет в этот раз нуждаться в помощи. Глубокие царапины на стволе дерева, рядом затвердевший помёт и высохшие капли крови показали охотнику, что зверь-чужак был здесь дважды. Значит уже ушёл. След уводил в две стороны. Ставр выбрал кровавый и прибавил шаг. Вскоре почувствовал сладковатый запах мертвечины. Потом нашёл его источник. Оказавшись у разорённого логова волчицы, понял, что опоздал. Спасать было некого. Парень присел на пень упавшего дерева, поник плечами, неохотно достал из заплечного мешка кусок хлеба, сыр и мех с остатками воды. Решил немного перекусить, но кусок совсем не лез в горло. Ставр вынул клинок, чтобы отрезать маленький кусочек сыра, а стал вертеть ножом, как делал мечом маг Гой в своём танце-полёте у Свадьбы и, вдруг что-то почувствовал. Ему показалось, что он стал целью чьей-то охоты. За ним кто-то наблюдал. Юноша понял, что опрометчиво потерял бдительность и расслабился. Он сполз с пня, укрылся под упавшим стволом и так защитил спину. Снял мешок, отложил, и приготовился к бою. Навострив уши и затаив дыхание, Ставр прислушался, осмотрелся. Никого. Опасности нет. Охотничье ведьмачье чутьё заставило его поскорее спрятать еду, положить руку на землю, закрыть глаза и послушать. Парень почувствовал чей-то страх и слабый призыв о помощи. Он шёл из-под земли. Парень подумал:
  «Что такое? Кто здесь?»
  Встал и решил более тщательно осмотреть место. Нашёл разрытый вход в логово. Заглянул. Ничего не увидел. Засунул открытую ладонь, закрыл глаза.
— Матушка Велеяра, покажи?
  И вдруг, схватив клинок, стал быстро и аккуратно копать вглубь. Остановился и прислушался снова. Услышал слабый писк.
— А… повезло кому-то! Вовремя я. Ну, и кто ты?
  И продолжил более бережно откапывать. Наконец отогнул корень, вытащил за шкирку еле живого волчонка на свет. Земля в ушах, глазах. Истощенный щенок, испачканный испражнениями, весь в муравьях, не открывал глаз, лежал, даже не скулил.
— Ну, что? Здоров будь, Велесово дитя. Сейчас, сейчас. Сначала воды. Вода всему начало. Пей.
  Очистил глаза и морду от земли, налил в ладошку последний запас воды и предложил щенку. Волчонок был слишком слаб даже для этого. Юноша приоткрыл ему пасть и аккуратно вливал по несколько капель на язык. Волчонок начал реагировать и сглатывать.
— Вот и славно. Теперь ещё чуток. Пей, дитя. Выживешь, возьму с собой.
Давай ещё глоточек. Вот и ладно. А сыр ты ешь? Мамка, небось, сыром тебя никогда не подчивала.
  Отщипнул ему маленький кусочек мягкого козьего сыра.
— Ты гляди-ка! Молодчага. Смышлёный малый. Нет, нет. Пока хватит. Гляжу, что ты тут дня два. Ну, ну. Не бойся, не обижу. Да я, как и ты, один, сирота. Дыши, малый, живи. Всё хорошо. Не обижу, я сказал.
  Парень услышал треск веточек, пригнулся, встревожено огляделся. Никого.
— Ну, всё. Полезай-ка, брат, в котомку. Нельзя нам с тобой здесь дольше оставаться. Уберёмся отсюда по-добру по-здорову. В горы идтить надобно. Воды набрать, на ужин что-то найти, и ночлег сладить. Думаю, на дереве волки ещё никогда не спали. Будешь первым.
  Улыбнулся, тощего щенка аккуратно засунул в заплечный мешок, собрался и, на ходу жуя кусок хлеба, отправился дальше.
  Удача ждала его впереди. Ставр ловко подстрелил зайца. Опытным глазом следопыта нашёл место одной из своих ночёвок у небольшого водопада. Достал щенка, привязал его к дереву за ногу. Привычно разжёг огонь, поставил в маленьком медном кувшине воду на угли. Взял перепачканного кутёнка и отправился к источнику. Нашёл мыльный корень, разбил его камнем о камень, растёр и стал мыть волчонка. И чем больше он мылил найдёныша, тем белее он становился. И, вымывая ему брюхо, Ставр обнаружил, что это волчица.
— Белая, ну это ладно. Ну, а вот это мне совсем ни к чему!
  Щенок висел на руках парня и едва ли пытался плыть по воде и по воздуху.
— Смешная. И что мне делать-то с тобой теперь? Помою, высушу и отпущу на все ветра. А может, отдам в дар или за ночлег. Ой, одни кости! Всё. Сиди, яга! Моя очередь к богине вод обратиться.
  Разделся парень, сложил одёжу.
— Прими моё тело и сбереги, сестрица.
  Встал на колени, поклонился, опустил в воду цветы и травы. Заметил, как ветер стих, воздух стал теплей и произнёс.
 Благодарствую за разрешение, щедрая хозяйка.
  И вошёл в водопад, чтобы искупаться.
  От слабости волчонок не мог стоять или идти. Голод и вечерний холод заставляли его ползти к огню и еде. Силы быстро иссякли. Не выбрав, что важнее, мокрый щенок лежал, дрожал и жалобно скулил, поглядывая то на зайца, то чуя тепло костра — на костёр.
 
  У огня двое. Ставр сидит, ест сам, а лёжа рядом, жадно давясь, глотает брошенные кусочки свежей печени отмытый пушистый волчонок.
— Здорово тебе досталось, ясноокая? Да? Не видал здесь прежде таких.
  Малышка постепенно подбиралась всё ближе и ближе к ногам парня. Она чуть повернула морду на бок, шлёпая языком, повизгивала, и ждала следующий кусочек мяса. Ставр, как стала бы делать волчица-мать, разжёвывал ей куски и скармливал изо рта. Волчица осмелела, влезла на руки и начала, чуть ли не выхватывать мясо изо рта, прикусывая парню губы.
— Так, так, так, Облако, тебе на сегодня хватит. Хитренькие глазки. Нет, всё, хватит, говорю, а то живот камнем станет, дух из тебя выйдет и Мара заберёт его в чертоги свои. С-с… Не кусайся! Больно же!
  Волчонок будто понял. Не сходя с места, обиженно отвернулся и прядал ушами, прислушиваясь к каждому движению человека.
  Солнце коснулось горизонта и быстро исчезало в густом пурпуре облаков. Это означало, что возможна гроза. Но если нет, то лунная ночь — отличная возможность для ночных хищников поживиться чьим-то выводком. И, значит, человеку пора уйти с их дороги и найти безопасное место.
  Ставр потушил костёр водой. Взял из него и положил в специальную котомку несколько небольших горячих камней, и повесил на шею впереди. Волчонка засунул в большую котомку с вещами за спину и влез на дерево.
  Парень расположился на привычном месте, высоко над землёй, в кроне старого дуба на ветке у большого дупла. Он сложил туда вещи, пристроил над головой меч, чтоб сразу можно было выхватить, рядом повесил лук и колчан. Под спину пристроил мешок с горячими камнями, привязал себя скользким узлом к дереву, чтобы сразу его можно было развязать, взял котомку с волчонком на колени, укрылся шкурой оленя по грудь. Глядя на длинный закат, думал: «Здесь маловато места для двоих. И что теперь с тобой делать-то?» А волчонок, чуть подрагивая, спокойно уснул, будто всегда спал в мешке на дереве у человека на руках.
— Намаялась, дурёха. А меня будто вёл кто, чтобы тебя успел найти. Завтра к утру было бы поздно. Могилою бы дом родной стал.
  И обращаясь к своим отцам, нежно говорил:
— Ярило-Солнышко устал.
Час и мне настал,
отдыхать, почивать.
Мать-Матушка земля,
Батя-Батюшка древо,
брат мой – Лес-Лесовище.
Сохраните тело,
оберегите душу мою,
кровь от крови вашей, могучей.
Владыка, Велес Велесович, рогатый витязь,
прими дух мой до утра в чертоги свои.
Коли не проснусь,
возьми себе его в благий дар с поклоном.
Мара-Марьюшка, не мари.
Кора-Корюшка, не кори.
Во здравии да в духе крепком
дайте увидать свята утро,
Явь Явную, Даждьбогом данную,
сыну вашему, Ставру Велеяровичу.

                Эпизод 4
                Двойной тотем

  Свежее раннее утро. Едва стали просыпаться птицы, щенок в мешке зашевелился. Ставр сразу проснулся и удержал его. Заглянул в мешок. Оттуда высунулась голова волчонка и зевнула.
— Ну, что? Здрав будь, Облак. То есть, будь здорова, ясноокая. Ох, и рано ты встаёшь!
  Щенок зашевелился активней.
— Да, да. Спускаемся. Мне тоже до ветру надо (слить утренние воды). Посиди ещё чуток.
  Оказавшись на земле, парень выпустил щенка, и они разошлись по своим утренним делам. Ставр, спрятав от прямого взора вещи, направился к водопаду. Щенок поковылял за ним. Парень нашёл удобную полянку, снял пояс, рубаху и стал упражняться с клинком, оттачивая силу и сноровку броска и удара. Потом взял большой камень и стал с ним раскачиваться в разные стороны, поднимать над головой, бросать и ловить.
  Щенку было непонятно, зачем он это делает. Он ждал, что человек, как мама, его накормит.
  Ставр закончил играть с большим камнем, посмотрел на свои руки. Они дрожали. Тогда он взял маленькие камешки и стал поочерёдно подбрасывать их перед собой, над головой и за спиной, стараясь не уронить.
  Щенок глядел на это и чуть дёргался за каждым из них, щёлкал языком, пытаясь поймать, как кусочек мяса или птичку.
  Теперь молодой воин отбросил маленькие камни и снова посмотрел, дрожат ли у него руки. Нагнулся, сел, встал, встряхнулся, позадирал ноги, размял кисти и взялся за меч. Он долго сражался с воображаемым противником, стараясь быть тихим и быстрым, плавным и резким.
  Голодный щенок не выдержал, встал, заскулил и спрятался за деревом.
  Закончив с мечом, Ставр подошёл к широкому ручью, в котором плавали рыбки. Зашёл в воду, завязал себе повязкой глаза, нагнулся над водой и застыл, слушая потоки руками.
  Волчонок в надежде поковылял за ним и, наклонив низко морду к воде, принюхивался и тоже застыл, глядя на парня.
  Один охотник, вдруг что-то почувствовал и, мгновенно пронзив ручей рукой, вытащил рыбку и второй рукой ещё. Тут же одну за другой бросил на берег. Открыл глаза Ставр, улыбнулся и увидел, как второй удачливый охотник уже набросился на одну рыбку и стал жадно её поедать.
— Э-э! Это моя добыча!
  Щенок быстро оттащил её подальше и, рыча, смачно чавкал.
— Ага. Пожалуйста! И тебе рАвно (так же).
  Парень вышел из ручья, поднял вторую рыбку, выпотрошил, промыл, насадил на прут и повесил на дерево повыше.
— Эта — моя. Поняла? На чужой каравай, ротОк не раззевай.
  Разделся, поклонился водопаду.
— Веда Вод, сестрица-матушка, прими, не застуди, силу дай, дух укрепи, хворь отведи.
  Нырнул, и вынырнул у водопада и долго стоял под струями недвижимо. Затем открыл глаза, искупался и стал приводить источник в порядок. Удалил из озерца упавшее в него мёртвое дерево, почистил русло и вырвал сухой камыш. Полюбовался высокими раскидистыми папоротниками и цветами, вышел. Лёг на травы и искупался в утренних росах, отдал приветствие солнцу. Сложил очаг из камней, развёл костёр. Набрал воды из источника, поставил на огонь. Зачерпнул глину у берега, обмазал ею рыбу, завёрнутую в лист лопуха, и положил рядом с кувшином на горячие угли.
— Ну, что, Облак, ты сыта?
  Волчонок, проглотив последний кусок, подошёл и облизал парню руки.
— Не, вот этого мне совсем не надо.
  Слизывая маленький кусочек с кончика носа, она щёлкала языком и ковыляя отходила к воде пить.
  Парень перевернул рыбу, снял кувшин с кипящей водой, бросил в него пару горстей крупы, закрыл сверху другим листом лопуха. Оделся, собрал вещи, оружие и лёг под деревом с ножом в руке. Он смотрел на небо через плотный шатёр могучего дуба, который этой ночью был их приютом. Парень слушал птиц, вслушиваясь в звуки леса, которые могут предупредить его об опасности.
  И вот он снова почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он поискал глазами волчонка и заметил, как над ним слишком низко пролетел охотившийся сокол. Почему-то его не тронул, вскрикнул и со свистом-хохотом исчез.
  Ставр с облегчением выдохнул.
— Гляди-ка, веселО ему. Слыш, Облак? Над ходОй (походкой) твоей даже сапсан хохочет.

  Солнечный ясный день. Горный лес.
  Ставр был уже несколько часов в пути. Поднимался в горы всё более крутыми тропами. За спиной мешок с вещами, лук и колчан со стрелами. На поясе меч, на плече нож. На шее сумка со щенком. А под ногами длинная дорога через перевал.
Волчонок был ещё слаб, чтобы поспевать за парнем. Он, то спокойно сидел, то спал, то ворочал голубыми глазами и наблюдал из мешка. Но вот засуетился и стал выкарабкиваться.
  Парень устало:
— Да, пора сделать остановку и чего-нибудь положить в рот.
  Снял сумку для горячих камней, выпустил из неё щенка и тот сразу поторопился справить малую нужду. Ставр снял с плеч вещи, растёр уставшую шею, слегка размялся, отошёл и, опершись о дерево головой, делал то же самое.
  Вдруг откуда ни возьмись, низко пролетел серый сокол и едва не схватил волчонка за шиворот. Тот взвизгнул, потом ощетинился и тявкнул на улетающую смеющуюся птицу. Потом быстро подковылял к парню и сел у его ног.
— Что? Слишком приметная шкурка? Тяжко тебе придется, пока не вырастешь.   Научись прятаться, Облак. Вижу, положил глаз на тебя этот сокол. Гляди в оба. Мамки нет, так что ты сам за себя. Я не всегда буду рядом.
  Послышался рёв молодого оленя. Волчонок повернулся, и напряг уши в ту строну.
— О, нет! Даже не думай. Какая с тобой охота? Зубы ещё малы. Распугаешь всех походкой, да и этого вряд ли — я подстрелю. От меня волчиной несёт за пятьсот шагов. Оленя нам с тобой много. Владыка Велес говорит: «Бери от меня, сколько нужно, но не боле. Не бей мать и не бей дитя. Благодари за данную пищу и проси прощения у каждого зверя за отнятую жизнь до срока». И ты поступай также, когда вырастешь. Пойдём, тут недалеко есть ещё один волос Веды Вод (Водопад). Надеюсь, она (Веда - богиня вод) подарит нам пищу. Если пойду охотиться сам — так тебя кто-нибудь утащит. Думаешь тот, кто убил твою мать, успокоился? Не так-то далеко мы с тобой ушли. Отдышимся и в путь.

                Эпизод 5
                Посвящение.

  Утро пред-предыдущего дня.
  Санти подняла глаза, поискала — в небе пролетело что-то круглое и яркое.
Красивая женщина, Чанди, в красном платье в пол, подпоясанная сплетённым шнуром и широким меховым поясом, с длинными белыми косами ниже ягодиц, продолжала обучение. Все избранные девочки должны были сегодня показать, как за четыре года уже научились переносить свой дух в тело своего тотемного животного или птицы, которые всегда уже находились рядом с ними. Так верховная жрица должна была понять, кто в этом (високосном) году в день летнего Солнцеворота достоин, пройти посвящение в культ. Девочки: Дуня (Ветер), Вила (Водная волна), Агидель (Воды рек) и Друда (Древо) уже знали, какие получат имена и волновались за самую младшую подругу и называя Санти — Агнией, говорили: (Агния-владеющая магией огня)
— Агни, ты одна осталась без имени и тотема. Что же будет?
— Сокол – это глаза Чанди.
— Выбери себе другие, иначе тебе придётся уйти из нашей семьи, сестра.
— Осталось лишь несколько дней. Поторопись.
  А она им отвечала:
— Разве только одного сокола создал из своего тела Велес? Не я избираю. Меня сам должен найти мой дух. Я чувствую, он уже близко. А у великой Ма-Чанди тысячи глаз, рук и большое доброе сердце.
  Мать наставница слышала и улыбалась, наблюдала, как именно это немного дерзкое дитя хранит в себе ещё не раскрывшуюся великую силу любви.
 Выложен крест Ра, очерчен круг, зажжён огонь, пролита вода, принесена жертва на священный каменный алтарь. Девочки начали произносить заговор на перенос духа в тела животных (Временных тотемов).
  Росомаха, куница, белка, маленькая дикая горная кошка отошли от «своих» девочек и быстро исчезли в лесу. Санти в этот раз не торопилась. Последней закрыла глаза, произнесла призыв, нашла сокола, вышла из тела, и он стал её глазами и крыльями.
  Санти снова испытывала наслаждение от высокого и крутого полёта. Играючи «управляла» птицей и была с ней одним целым. То резко направляла сокола вверх, то парила, то падала камнем вниз. Вдруг, она заметила внизу смертельный бой между Огромной рысью и большой волчицей. Сокол завис над полянкой и девочка видела его глазами, как быстро погибла волчица-мать и трое её волчат.
  Санти вдруг заплакала, потеряла связь с птицей, вздрогнула и раньше всех очнулась.
  Чанди наблюдала за всеми девочками, она видела быстрое возвращение младшей и её слёзы. Не остановила, не пожурила:
— Посиди. Не торопись вставать, упадёшь. Отдышись, после, поди, к хозяйке воды ВЕде, расскажи ей, что ты видела. Она поможет.
— Я не справилась, Ма-а?
— Ты сама поймёшь, справилась или нет.
— Я должна уйти, совсем? Сейчас?
— Нет, смешная. Тебе просто нужно поговорить с духами. Иди к Веде Вод, она знает, что ты видела. Она знает всё.
— И даже ты у неё спрашиваешь?!
— Конечно. Ма-а Веда Вод знает и помнит всё, всегда и обо всём.
— И что она отвечает?
— Она отвечает лишь на те вопросы, ответы на которые я не знаю сама или мне не нужно знать. Учись задавать вопросы и быть благодарной особенно, если ответа не будет.
— Почему?
— Санти, ты не веришь в себя?
— Иногда.
— Знаешь, что великие владыки небес наши родители?
  Девочка кивнула.
— Вот и владыки Земли и Звёздного Храма знают, что мы – дети их, обладая их силой и ведая мудростью — можем поступать по Прави.
— Я не понимаю. Ма-а, скажи: как может уместиться вся великая мудрость небесных владык в теле каждого из нас?
— Правильный вопрос, — улыбнулась жрица, вынула из своих кос белую озёрную лилию и заправила в косу девочки, — Не в теле мудрость. Мы их меняем время от времени. Но так было не всегда. Когда на небе было четыре Луны, мы жили вечно. Теперь, как цветы отрастают от одного корня, мы прорастаем из Нави в Явь бутоном, раскрываемся, расцветаем, увядаем, возвращаемся домой, и снова и снова приходим в этот мир. И так в своём Роду все похожи между собой. И мудрость хранится, как в корне, так и в каждом цветке. И каждый цветок помнит, откуда Родом. Всегда есть связь между родителями и чадами. Это стебель, пуповина. Так мы слышим голос владык праотцов в своей душе и по пуповине переходим из одного мира в другой, как эта лилия, что в твоих волосах. Корень в земле, стебель в воде, а цветок уже здесь.
— А где находится наша пуповина?
— Слишком много правильных вопросов, краса моя. С Небесным Звёздным Храмом связь вот отсюда, нитью Ра, — Чанди коснулась лба девочки, — Здесь у тебя такой же Звёздный Храм, только маленький. И в нём сияет маленький Ра, а сила ещё спит.
— А кто такой Ра?
— Вот он.
  Ма-а Чанди указала на солнце. Он там, за ним.
— Он — питает нас светом живы, а мы его — любовью своей. Его четыре сестры-луны поют нам песни по ночам и помогают познавать мудрость Душам.
— Как так, мы "питаем" Ра?!
— Тем, как исполняем свой путь в Яви, Нави, Прави и Слави. А с корнем – памятью мудрости Владык пуповина вот от сюда, — коснулась сердца.
— Ой, а там что-то стучит!
— Это и есть Сердце, Санти. В нём Храм Радости Мира. Мы даём Ра силу Великого Света своей любовью. Потому и К-Расно Солнышко.
— И так будет всегда?
— Было так от Рождения самого Ра и Звёздного Х-Ра-Ма, и будет, пока живы его чада. Это и называется Ра-до-с-ть. Дух уже с тобой?
— Да. Вернулось «я».
— Возьми подношения, иди к Веде, тебе пора.
— Ма-а, а пуповина это что?
— Связь между Ма-Матерью и дитя в лоне. Ма, так питает своё чадо.
— Так же, как Ра питает нас?
— Да. И эта связь неразрывна.
— Поэтому я скучаю по моей маме Анахате?
— Поэтому.
— А что означает: Ма?
— Дающая выбор.
— А, мама?
— Это имя Богини Макошь. Она дарующая жребий Мать Земля. Каждая мама, какое бы имя она ни носила, и есть Макошь во плоти.
— А?...
— Санти, есть время вопросов, а есть время деяний. Иди. Ра уже спешит на отдых. Бери требу и торопись вернуться до Зори.
  Санти с сожалением выдохнула, опустила голову, вытерла остатки просохших слёз, заметила, что её подруги стали «возвращаться». Она тяжело встала, и, взяв требу, не торопясь, пошла по тропинке в горы к Священному Источнику Знаний с Водопадом Душ. Ей было очень жаль щенков, возможно из-за того, что она впервые увидела, как по-настоящему живёт лес. Слышать рассказы и видеть своими глазами — это разные вещи, и девочка обращаясь к Владыке-Защитнику Лесов Велесу, возлила ему на алтарь как жертву свою кровь (начертала имя бога), положила хлеб, завязала на веточке красную нить и попросила чуда. У Веды Вод Водопада Душ смиренно просила понимания и умиротворения. У воды на камне оставила яблоки, сыр и повязала на ветку полоску красной материи.
  День спустя, продолжая готовиться к посвящению в жрицы Матери Земли, она снова избрала себе сокола и вернулась к этому месту, парила и видела, как появился крепкий темноволосый юноша с седой прядкой у лба и откопал выжившего щенка. И, поминая имена Владыки Леса и Веды Вод, была им благодарна. Севший на ближнее дерево её сокол всё время наблюдал за парнем. Лишь к закату маленький небесный охотник вспорхнул и оставил это место. А Санти, «проспав» весь день, едва пришла в себя, нашла Жрицу-Мать в покоях у огня, дождалась, когда она её заметила и обратилась.
— Скажи Ма-а, зачем мне тотем? Что мне с ним делать? И что я вижу в своих снах?
— Это не совсем сны. Ты поймёшь позже. Это откроется, когда ты перейдёшь из чертога Хорса в чертог Велеса, станешь Вестой, и меж твоих ног каждую полную луну станет течь чистая кровь.
— И тогда я стану такой, как ты? Я стану Агни?
— Такой как сама должна быть. Ты вспомнишь, зачем спустилась из Нави в Явь по нити между Великим Светом и Тенью, и сделаешь то, что должна сделать. Тотем будет тебя беречь и направлять. Запомни: в видениях ты видишь свою судьбу.
— А если дух-тотем не найдет меня и я его не изберу, что будет тогда?
— Всему своё время. Научись спрашивать у Веды Вод. Она знает больше, чем я. Сейчас Куница Дара собираются идти в горы за целебными травами. Иди с ними. Наблюдай. Не молчи. Спрашивай. Запоминай. И не отчаивайся.
  Санти вышла за пределы селения храма, устроилась на упавшем в грозу дубе, и нарушая запрет Ма-а Чанди, закрыла глаза, призвала сокола, перенесла в него своё сознание и решила разыскать парня с милым белым волчонком.

                Эпизод 6
                Алатырь.

  Преодолев перевал к закату, Ставр устало спускался в долину, обходя знакомые ему звериные тропы. Охотиться он не хотел, как и не хотел сейчас стать чьей-то добычей. Пора было выбрать безопасное укрытие, дуб постарше. Уходя всё дальше от побережья, он рисковал оказаться в незнакомых ему местах. Запас воды закончился. Парень устал. Отпустил волчонка, сбросил вещи и присел на камень. Вырвал в его тени прохладный мох и приложил к натруженной шее, закрыл глаза и потерял счёт времени.
  Подломилась веточка. Парень огляделся, прислушался.
— Облак?
  Рядом никого не оказалось.
— Облак?
  Встал, осмотрелся.
— Облак! Ты где, мешок с костями. Облак!
  Над головой вскрикнул и сделал круг знакомый серый сокол сапсан и стрелой метнулся вниз. Ставр схватил лук со стрелами и стремительно побежал с горы за ним.
— Облак! Коза тебя задери, прячься!
  Через пять десятков шагов парень оказался на открытом месте и увидел деревянного идола у святилища Владыки Велеса. Волчонок что-то ел у его алтаря. Парень набегу искал глазами в небе серого сокола, приготовившись натянуть лук. А белого волчонка уже видел и свысока атаковал крупный горный красный коршак. Он сложил крылья и нёсся на него. Едва хищник поравнялся с верхушками деревьев, как на него молнией напал серый сапсан и обе птицы, борясь, свалились на землю рядом с волчонком.
  Щенок перепугался, бросил еду и что есть силы, побежал от обоих дерущихся хищников в лес. Ставру на мгновение показалось, что сокол намерено, сбил в сторону коршака, но он сомневался. Обе птицы были под прицелом острия стрелы, и парень медлил, выбирая цель. Два хищника боролись на земле, и красный коршун, который был почти втрое больше сокола, быстро одерживал верх. Охотник оказался от них шагах в пяти, когда различил на лапе у сапсана красный лоскут. Он остановился, натянул лук, прицелился и, когда было уже почти кончено с спсаном, поймал момент и выстрелил в коршуна. Попал в шею. Ставр подбежал и осмотрел птиц. Поднял сокола. Тот трепыхался, глядя с открытым клювом на парня, и быстро слабел. Маленький небесный охотник был серьёзно ранен. Его сердце выбивало бешеный ритм, который ощутимо замедлялся. Клюв облип кровью и красными перьями противника. На голове рана, крыло сломано, но лапы продолжали цепко удерживать коршуна. И на них, действительно, были красные лоскуты-обереги.
— А, так ты чьи-то глаза. Какой взгляд! Тяжело дышать? Бедняга. Облак! Облак! Поди сюда! Погляди, кто тебя спас. Смелое сердце.
  Щенок, опасаясь, бочком подковылял и пытался схватить окровавленную птицу зубами, думая, что парень предлагает ему еду.
— Нет. Погоди. Таких витязей не едят. Хозяин или хозяйка умрёт, если не успел увести из тотема свой дух. Нужно помочь. Жизнь за жизнь.
  Парень аккуратно сложил раненную птицу, закрыл глаза.
— Проведи меня, матушка Велеяра. Нужна живая вода и живица.
  Ставр поклонился деревянному Велесу, увидел на алтаре недоеденный Облаком жертвенный хлеб, закрыл глаза. «Увидел путь», завернул сокола в тряпицу, положил за пазуху, оставил на дереве зарубку в направлении оставленных в лесу вещей, заправил за пояс подстреленную дичь, волчонка взял на руки и, придерживая сокола, быстро пошёл в указанное духами место. Оно оказалось почти рядом.
  Найдя тонкий ручей, Ставр вдоль него вышел к неприметной расщелине в горе. Увидел на склоне старую кривую яблоню одновременно цветущую и плодоносящую. На её ветках трепетали от лёгкого ветерка завязанные белые и красные полоски ткани. Заметил, что есть одна такая же, как на соколе. Прошёл по ущелью чуть дальше. Увидел, что ручей вытекает из пещеры, услышал тихий плеск водопада, вошёл. Святилище напоминало пирамиду. Откуда-то сверху, через дыру, сквозь свисающие лианы и корни, струились высокие прозрачные струи. Освещённые остатками солнечных лучей, они искрились и играли небольшой радугой под сводом пещеры.
  Второй поток струй скользил по дальней чёрной стене в темноте. Там догорали оставленные кем-то два факела. По левую руку в углу с потолочного наплыва, похожего на материнскую грудь, еле слышно монотонно шлёпали в широкую природную каменную чашу мутные жёлтые капли и, тихое эхо, вторя им, разбрызгивало звуки по стенам и проникало Ставру в душу. По правую руку мокрая стена от пола до верха искрилась фиолетовыми кристаллами. Все потоки сливались в озерце. Оно было удивительно тихо и спокойно, как зеркало. В самом центре его на естественном возвышении стоял алатырь, на нём в ниспадающих лучах света — свежие цветы, сыр и разрезанное на четыре части яблоко. Чуть дальше за ним холодная прядь Матери Веды Вод стекала за каменный «гребешок», и там её украшали водяными лилиями всплески вод. Ставр остолбенел и затаил дыхание. Огляделся, рассмотрел расписанные древними символами стены и своды нерукотворного святилища. Прочитал руны: Священный Водопад Душ Матери Веды Вод, «Оставь все помыслы, всяк сюда входящий».
  По спине пробежал холодок. Парень кое-где распознал знакомые с детства от матушки резы-черты и руны, означающие молоко, кровь, силу, бессилие, дом, вход, выход, жизнь, смерть, белый дракон. И тщательно вырезанный на алтаре Круголет.
— Да это же!… Одна вода отнимет, другая даст, третья вернёт, четвёртая наградит. Да, мам… как ты тогда пела мне об этом месте? «Капля света, капля тьмы… Капля Ра и капля силы…» Не помню. Не помню!
  Сокол пискнул.
— Сейчас, погоди. Мне придётся сделать выбор. И только один раз. Это значит… Одна отнимет жизнь, вторая даст её, третья вернёт утраченное или можно вернуться во времени назад. Но только на сколько? А четвёртая наградит тем, чего раньше не имел. Вечную жизнь? Знание? Чего я не имел?!
  Сокол почти не двигался. Парень волновался и торопился сделать выбор.
— Ты понимаешь, Облак, если я сейчас ошибусь, умрёт птица, а с ним и тот, кто тебя спас. Зачем спас? Хотел бы я знать. Если я вернусь во времени, окажусь, не знаю где и когда, не успею спасти тебя, но выживет сапсан. Но я бы хотел оказаться тогда, когда чуть не уснул и не видел, куда ты ушла. А награждать-то меня за что?! Это священный Водопад Душ Матери Веды Вод. Он видит и знает всё обо всех во все времена. Облак, что делать?! Я ничего об этом не ведаю!
  Щенок просто подошёл и стал лакать из озерца. И с ним ничего не произошло. Парень вынул и развернул сокола. Его крылья распались и недвижимо висели, голова тоже. Сапсан был почти мёртв. Ставр закрыл глаза, выдохнул и увидел то, что увидел.
  «У него сломанные кости. То, чего я не вижу. Мёртвая вода… Эта?!»
  Подошёл к источнику в темноте. Набрал в ладошку, окропил крыло и стал ждать.
  Капли стекли по перьям и упали. Ничего не произошло.
— Ах, да! Мысль! Слово! Дух! Действие!
  Он положил сокола на колени, растёр руки, закрыл глаза. И, обладая врождённой силой воды и воздуха, перенёс своей магией несколько капель из этого же источника на тело сокола, вкладывая в неё чистое намерение спасти. Капли сразу же впитались, но сокол не сдвинулся с места.
— Владыки! Я опоздал?!
  Прислушался. Сердце птицы отсчитывало последние удары.
— Погоди, смелое сердце. Погоди, витязь!
  Ставр решился не испытывать судьбу и не использовать силы четырёх источников священного водопада душ, а обратиться к собственным магическим целительным силам. Он поторопился к алтарю. Аккуратно положил птицу на цветы, заметил: «Те, что нужны», разъединил яблоко, расставил четыре кусочка остриём вверх с четырёх сторон. Отошёл подальше и встал у озера.
— Великая Мать Веда Вод. Я сын Мага Леса Влесеслава и Магини Веды Вод и Веи, дочери твоей, Велеяры! Из Рода Ариев. Моё имя: Деметрий. Кличут Ставром. Четвёртое… Не по своей воле здесь я, спасения тела и духа крепкого ради. Прошу, помоги мне спасти дух витязя, что вступил в бой с воином втрое сильнее и заступился за жизнь дитя Владыки Велеса. Вот он здесь перед тобой в теле серого сокола. Последними каплями жизнь источает из жил своих.
  Последним вдохом приветствует тебя, Великая Мать. И я перед тобой. Прими, помоги или убей. Великой силой Господа нашего Ра исцеляющей поделюсь с соколом, как с братом или отцом единокровным.
  А дальше он делал то, что делала мама над умирающими детьми, когда их родные молили её о жизни. Ставр принял решение, закрыл глаза, открыл объятия и сердцем чеканил вслух заученные с детства священные заклинания:
— Атм! Кем! ДЭу! ПрИя! САнти! КЕкх! Эту! БрАу! Юкк! Ма!
  Воды задрожали. У парня во лбу появился знак Треглав, в руках фиолетовое свечение. Волосы взметнулись, и седая прядка у лба мальчика засияла.
— ТЭллем! ВИта! ЖИва! Ять! ДЕло! Будь!
  В пещере появилось многократное эхо, оно переплеталось и усиливалось в хор. Отдавая часть своего здравия и времени жизни, Ставр соединил три своих потока в один, направив на бездыханную птицу. Открыл глаза и…
— Ра! Эхм! ПрИя! САнти! Свят! ЖИва! Ра! Рать! Мир! ТАрта! Будь!
  Вспыхнули почти угасшие факелы. Вокруг птицы появилась светящаяся, как радуга, сфера. Парень, как воин, точно знал, что мёртвое к жизни уже не вернуть, и думал:
  «Я никто. Моя жизнь – рассвет, закат, отсчёт лет и бед. Но тот, чей дух сейчас в соколе, он ради щенка сражался с тем, кто втрое сильней. Храбрый витязь с большим добрым сердцем. Если он будет жив, то сможет сделать то, ради чего родился. Уж это он точно помнит! — И думал о таком, как отец. — А моя жизнь? Что она? Зачем?».
  Не сомневаясь в правильности решения, юный маг переносил свои жизненные силы в сапсана. Шаг за шагом приближался к алтарю не замечая, что идёт не по дну, а по воде.
  И вот Ставр накрыл сокола руками, коснулся самого алтаря и священных символов. Почувствовал, что кто-то стоит за спиной, и положил ему на плечо тёплую руку. И вдруг из факелов в глаза и грудь ударило ярким бело-голубым светом и отбросило тело далеко назад. А сознание отшвырнуло в какое-то время.
  Он стоял на берегу чистейшего горного озера, которое было, казалось, абсолютно круглым.
  Вода еле колебалась в нём. В самом центре на каменном островке стоял небольшой деревянный резной домик-арка с прозрачными красными занавесями. У самой воды сидела дева в длинных широких белых одеждах. На голове её угадывалась тиара с белыми лилиями. А рядом мирно спали, склонив головы у ног два прекрасных дракона. Громадный оранжево-красный и сине-зелёный чуть поменьше. Тела их лежали в воде и на воде, и она, чуть подрагивая от их сонного дыхания, создавала аккомпанемент для песен колдовской красавицы.
  Ставр даже забыл дышать, глядя на это волшебство, и исподволь подумал:
  "Кто же ты, очарование природы?"
  Дева - сестра драконов - услышала, перестала петь, обернулась. Томясь тоской в сердце прошептала:
  "Где бы ты нибыл, будь здрав, любый мой?"
  Но парень не успел увидеть лица чародейки. Только её огненно красные волосы и аметистовые глаза.
  Ставр замёрз и очнулся. Открыл глаза, огляделся. Он лежал, накрытый оленьей шкурой на сухом камне у входа в святилище Душ Веды Вод. Рядом находились аккуратно сложенные вещи, меч, мех с водой, хлеб, кусок жареной оленины. Парень соображал — что же произошло? Взглянул на алтарь. Там не было и следов сокола. Снова лежали свежие цветы, разрезанное накрест яблоко и сыр. Так же струились потоки, капали капли, блестели кристаллы, горели факелы, и было спокойно почти круглое озеро. Ставр встал и не почувствовал себя уставшим. Выглянул поискать свою маленькую белую спутницу. Она спала у входа на небольшом каменном уступе, освещённом солнцем. Услышала парня, проснулась и нехотя неуклюже сползла с тёплого местечка.
  Судя по положению солнца, было уже давно не ранее утро.
  Что ж, делать нечего. Молодой маг собрался, поблагодарил всех, кого мог, и вышел из ущелия. Облак вполне крепко стояла на ногах. Судя по всему, она была сыта.    
  Ставр заметил, что на её шее появился точно такой красный оберег, какой был на соколе. Теперь он лучше разглядел его. Но на нём был пока только один символ, принадлежащий магическому культу Матери Макошь.
— Ну, здорово! А если я тебя им не отдам? А если ты мой? Моя?!
  Над головой вспорхнул и исчез другой серый сокол с голубыми оберегами.
— Ладно. Что ж? Моя дорога под моими ногами, а твоя… Хм, какие были её драконы... А какие у той девы глаза...
  Парень и волчонок вышли из яблоневого ущелья. Молодой охотник едва разглядел другую тонкую тропу, а Облак уже уверенно трусила по ней, сбивая задержавшуюся росу с трав и попадающиеся переспелые ягоды малины. Они обошли горку и вскоре оказались у входа в папоротниковое ущелье. По всему было видно, что этой дорогой пользуются редко, или умело скрывают следы. Кое-где на стволах деревьев Ставр видел едва заметные священные символы, знакомые по маминым урокам. Теперь он понимал, куда несут его ноги. Парень видел, что Облак идёт по свежему следу. И тропинка скоро вывела в небольшую цветущую ягодную долину с двумя озерами и вдруг резко увела в сторону и вверх старыми каменными ступенями. Охотник восходил по замшелым камням и ощущал этот знакомый холодок под кожей, когда уже не чувствуешь, а точно знаешь, что цель чьей-то охоты ТЫ. И, как минимум, одна пара глаз читает каждый твой вдох и выдох, понимает взгляд, поворот шеи, чувствует, как напрягается каждый твой мускул, а треснувшая от неосмотрительного шага веточка может отпустить в краткий шёпот-полёт твою Смерть. Ставр чувствовал, но никого не видел. Думал, что если бы жрицы культа хотели бы его убить за нарушение территории, они уже бы это сделали у святилища Матери Веды Вод Водопада Душ. Он помнил, как мама рассказывала о строгих правилах этих культов и ограничениях для обычных людей, особенно мужей. У витязей-магов здесь недалеко свой культ, Владыки Велеса и Сварога. Хотя верховные жрецы и поддерживали постоянную связь, оба культа встречались только для отправления особенных священнодействий. Молодой маг думал, что если кто-то из них застал его в святилище во время ритуала переноса, то, возможно, не всё так плохо. И у него допуск – Облак.
  Взойти к месту, с которого был виден храм и поселение жриц ему не дали. Путь преградили вооружённые крепкие девушки-воины в одеждах, сливающихся с лесом.
  О, да! Это были те самые, о которых слагали легенды далеко за пределами Таврики, последние амуженки (амазонки). Ставр придержал волчонка, остановился, поклонился, сложил оружие и снял капюшон. Одна из воительниц спустилась, внимательно осмотрела чужака и волчонка, вернулась наверх и ушла. Вскоре над Ставром пролетел серый сокол с голубыми повязками. Парень ему поклонился в приветствии. Вернулась воительница и молча, проводила Ставра к верховной жрице. Проходя через поселение, парень внимательно рассматривал всё. Заметил, как иначе здесь дышится, легко. Узнал тех жриц, которых не раз уже видел на берегу моря в летний Солнцеворот, потом подросших непосвящённых девочек-учениц. Все собрались, с любопытством рассматривая его. Ставр заметил:
  «Слишком много дев и слишком много материнской магии».
  Расслабился, почувствовав знакомый запах курений и трав, которыми иногда пахла мама. Увидел как, быстро минуя всех жриц, выскочила девчушка с длинными солнечными волосами и аметистовыми глазами. Остановилась, взглянула на волчонка, улыбнулась и губами произнесла:
— Облак! Облак!
  Раскрыла ладони щенку, присела и, смутившись взгляда незнакомца, спрятала под волосами свежую ссадину на лбу и порезы на руках и груди. Щенок и не слышал, и не понимал слов Ставра, но очень хорошо чувствовал призыв девочки и тутже набросился на неё с ласками.
  Наблюдательный глаз охотника сразу подсказал ему, чьими глазами был тот сокол, который сражался с красным коршуном. «Ну-дык, вот тебе и могучий витязь! Это что же, мы теперь с тобой побратимы? Твоих драконов я видал?»
  Подростковица, услышав его мысли, улыбнулась и кивнула. "Угу"
— Ну что ж, иди, Облак. — выдохнул парень, — «Я сам бы тебя отдал ей в дар. Капля Ра воплоти! Знать бы, как кличут-то тебя, смарагдовые глаза?»
  И услышал в душе: «Я Санти. Здрав будь, Ставр. Многие лета».
  «О! О! О!.. Да тут нужно крепко подумать, прежде чем думать, а потом уже думать!»
  Санти устало улыбнулась глазами, взяла на руки волчонка, прижала его к сердцу и тяжело ступая, ушла. Она хоть и страдала от ран, как её сокол, но была счастлива. Она успела, и Облак успела. Завтра ночь посвящения.


                Эпизод 7
                Магия сердца.

  Солнечный день. Поселение женского культа Богини Макошь.
  Санти сияла от счастья. Она и Облак, наконец, встретились и знакомились ближе. Завтра станут едиными. Обе готовы. Санти спокойна и уверена. Вот только ЕЁ сокол, ВишАя, ещё не здоров.
  На рассвете ученицы и их животные получат испытания. И только справившиеся станут на шаг ближе к священным знаниям Макошь. Жрица-Мать каждую в отдельности проведёт через посвящение и огласит четвёртое имя ровно в тот час, когда Ра будет высоко сиять над их головами. И если всё верно, то ещё до заката прольёт на землю своё молоко Великая Мать Макошь и Господь Ра даст согласие на их обучение, подперев небо своим мостом, Дугой Ра. Девочки обретут Тотем и поднимутся на следующий уровень обучения и будут допущены к отправлению священнодействий.
  Чанди уже знала, что в сопровождении воительницы к ней направляется Ставр. Когда-то она слышала предание о трёхцветном маге-воине-одиночке. О его рождении и предназначении. Вовремя прервав ритуал переноса Духа, она фактически спасла троих: Вишаю (Вишая озн. на санскрите озн. компас), Санти и самогО юного мага. Его решимость, крепость сердца, сила, доброта, высокий Дух, трёхцветные волосы наводили на мысли, что это, возможно, и есть тот, кто однажды станет защитником следующего воплощения Ра, Радомира. Сейчас Чанди ещё раз прочитала описывающие это предсказание фолианты и летописи, вышла из библиотеки и ожидала парня в священном месте над пропастью на самом краю утёса. Она хотела знать, откуда у мальчишки сила нескольких Владык и кто его родители. И вот он предстал пред местом, где с высоты открывался чарующий вид на зелёно-голубые горы, а внизу у подножья втекало в озера лотосов Ярило.
— Здрава будь, Жрица-Мать Чанди. Долгие лета. Крепкого Духа и да осветят твою тропу Великая Макошь и Господь Ра.
— Всё верно. И ты здрав будь, Ставр. Долгие лета. Благодарю за помощь.
— Так сапсан тот жив?
— Почти. Хочешь помочь?
— С радостью.
— Хорошо. Хочешь ли отдохнуть или поесть?
— Благодарствую за твою заботу, мать.
Я сыт и полон сил.
Скажи: ты меня остановила?
  Чанди не ответила, а спросила:
— Почему стрелу удерживал так долго
и медлил сделать выбор?

  Ставр не ответил, а спросил:
— А так ли, что с огневолосой теперь мы побратимы?
— Забудь о ней.
Скажи, кто мать, отец твой?
Какого ты Роду-племени?

  И отрок ответил, как и всем раньше.
— С Таврики я.
— Что ж замолчал? РекИ.
— Да я б сказал, но больно помнить.
— Что так?
Ты сирота иль брошен?
Отец твой кто,
какой фамилией он наречён?
И чьих кровей твоя есть мать?
Не бойся мне ответить.
Никто тебя здесь не обидит.

— Обидит?
Ой, ли!
Я уж всего лишён.

Мой дед Сварога Храм построил в скалах.
Разрушен он до основания набегом супостата
пришедшим из-за моря на  лодьях, кораблях.

Все витязи и дети обезглавлены и оскоплены.
Тела в огне со скал упали камнем,
взлетели души в небо к праотцам.

Святилище до тла сгорело.
 
Отец мой, маг прибрежных вод,
и древ священных охранитель.
 
Он в Храме древнем Велеса Владыки,
что был обрушен землетрясением,
пришедшим с моря,
прошёл все посвящения
и признан высшим магом был.

Услышал как-то голос сердца девы белоликой,
ушёл от братьев за любовью
к жрице Матери Макошь.

Быть может этот светлый храм
ей домом был летА.
Огня и воздуха двойное посвящение Владык
в крови она имела.

— Вот как?
Я знала в юности одну такую.
Велеярой дЭви звали.
То младшая сестра моя по крови. Одна из трёх.

— Да, так и есть.
Велеяра — святое имя матери моей.
Отца все имена святые:
Радигост Влесеслав
и Друда — имя матери его…

— Достаточно.
Я верю.
Моей ты крови, сын.
Ты Рода моего,
Даждьбога племя Ра.

Скажи, с каких ты пор
тройной окрас волос имеешь?

— На свет родился,
красный волос голову венчал, как у отца.

Как мать ушла на Свет Луны,
так свет Луны моё чело украсил белым.
 
А перед тем,
как Влесеслава защекотала Мара моря
в ночь тёмную безлунья
и в воды чёрны увела,
мой волос почернел до тла.

Так мать моя по мне узнала,
что он погиб иль голову сложил
на бранном поле.
 
Но веры было мало в это.
Никто ведь не видал,
как сталось это
А люди просто говорили.
 
Набегов частых череда пошла.
Разбойники,
что угоняли в рабство рОсых дев
глумились над землёй Росеи,           (Росея – солнечные земли)
угоняли скот и урожаи отбирали,
смеясь над нами: Сеятели-Гои!

Она надеялась, что жив отец мой Влесеслав,
и силой магии своей
он защитить себя сумел и всё же спасся.

Так мать ждала его из рабства много лет,
не ела, не пила
и слёзы проливала еженощно
пока не выцвели глаза
и голова не побелела вовсе.
 
И после мама бросилась с утёса,
с камня-сердолика полетела в море
с криком-песней о его любви.

— Да-а, велИко и солЁно горе...
И с тем, как волос цвет менял
ты получал всё больше сил,
и магия в крови росла?

— Да, Ма-а.
Всё точно так и было.

Животных исцелял
и духам древ-хранителей залечивал я раны.

Мать отдала огонь холодный.
Отец душе открыл законы Тьмы и боли,
тоской и одиночеством её в крови.

Так, не попадаюсь в лапы смерти я,
и плоть мою не режет сталь чужая.

Скажи мне, жрица,
отчего так может мать дитя покинуть?
И как отец — забыть на веки может
своё единственное чадо?

И юноша навзрыд слезами залилсЯ.

Чанди:
— Плачь, витязь юный. Плачь.
Очисться солью слёз с души.
На этом месте чистом
никто не может мне солгать
и утаить души порывы.

Здесь нашим горлом
Владыки сердца говорят.
Орак и Ул здесь           (Орак и Ул — две составляющие дара прорицания)
с нашею Душой едины.

Жрица обняла и приласкала.
Ставр:
— Ты мне сейчас как мать.
Её я лик святой в тебе и чувствую и узнаю.
Я от рождения…

— Деметрий... —
Сказали вместе жрица и охотник.

Чанди:
— Я знаю, знаю. Сказала Велеяра.
Моя сестра тебя богине Таре посвятила.
Светилась счастьем вся,
пока тебя, как плод, носила в чреве и,
когда под утро Круголета               
без боли в воды моря родила.

Сказала, улыбаясь, так:
"Жить будет сын мой столько,
сколько будет радовать собою Ра
наш лес и небеса, и море.

— Она сказала: радовать?!
О, нет!
Я убивал уже не раз!
— Чтоб выжить?
— Нет. За плату.
— Что это было?
Золото? Шелка?
— Нет, нет.
Лишь хлеб,
быть может сыр, крупы немного, соль.
 
Мой меч, и нож, и стрел удар-полёт
служили нещадным воздаянием в бою тому,
кто сек мечом холодным рОсых дев
и стариков седых, хранящих мудрости Народа.
 
Кто, обесчестив деву или мать,
их продавал, как тварь, на рынке!

— Ты витязь, не убийца, Ставр!
Гордились бы тобою Велеяра, Влесеслав.
Ты в полной мере силой обладаешь их.
Но можно возвести их выше, и отплатить тому,
кто Род-семью твою разрушил.

— Как?!

— Познать всю силу магии Отцов
и с ней стоять на страже Мира и Любви великой
оружием иным.
— И ты научишь?!
— Нет.
То больше магия мужская.
Мой побратим, Саам,
из храма Велеса Владыки может.
Балий и витязь славный он.
Своих собратьев научает силе трав,
металла, духа, тела и огня.

— А… седовласый старикан?
Его я видел.
— Когда и где же?
— А можно умолчу?

Чанди уста сомкнула, миг и вдруг сказала:
— Солнцеворот твой день прихода в Яви мир?
На берегу, ты ждал отца из синих вод?
И уж как восемь Круголетов
ты видишь таинство зачатия Треглава
от самого начала до развязки и финала?

Ставр кивнул, подумал, покраснел.
"Да, так и было".
Чанди признанье услыхала:
— Тем лучше!
Ты маг воды.
Об этом знаешь?

— Возможно, только лишь чуть-чуть.
— И от рожденья сколько лет теперь тебе?
— Исполнится пятнадцать скоро.

— Достаточно, чтоб принимать решенья самому.
Раз дух заложен и взращён,
так грех не пользоваться им
во благо люда и Народа.
— Так я согласен!
Жизнь моя…
— Без цели не имеет смысла?
— Признаться, да.
— О, Ставр, дитя!
Есть в древних предсказаниях
прописанный твой путь.
Ты хочешь знать его?
— Чуть-чуть.
А если не достоин я?
И кровью пролитой
утяжелил себе я душу?

— Тебе решать.
Господь наш Ра Ярило
даёт всем равный выбор.
Опробуешь себя?
— А можно?
— Выбор за тобой. Сказала.
— И что мне делать?
— Закончи жизни ритуал.
Его ты только начал.
Тотем послушницы моей — сапсан Вишая ,         
её глаза и компас — в сей час ни жив, ни мёртв.
И торопиться надо
до первого закатного луча
вернуть скорее Дух в израненное Тело.
— Мой ритуал?!
— Да, но он неполный.
Видать, что не успела Велеяра
окончить обучение твоё.
Так я возьмусь, коль ты решишься?
— Да, да, решусь. Сейчас?
— Как раз пора.
Уж полдень близко.
— А Облак и СантИ?
— Уже ты знаешь имя девы?
Ведь я сказала, позабудь её.
Сейчас идём.
— Куда?
— Я покажу.
Вопрос последний.
— Мне нечего скрывать.
— Ты девственник, Деметрий?
— О, да!
И буду им вовеки!
Чтоб не познал мой сын иль дочь
потерь и потрясений
таких же, как я.
— А крови вкус
иль плоти человечьей знаешь?
— Нет, нет! Как можно?!
— Ну вот и славно, отрок.
Закрой глаза,
я повяжу, чтобы сокрыть дорогу
к святому месту от очей мужских.
Ступай уверенно, я поддержу.

  Когда Чанди сняла повязку с глаз Ставра, он увидел, что стоит в круге из двенадцати высоких гладких зеленоватых камней, перед ним тринадцатый камень-алатырь, на котором лежит раненый сапсан.
— Что ж, начинать? Пора?
— Нет. Ты не готов.
Твоё ведь сердце неспокойно.
И дух витает где-то в облаках.
Дай руку ветру,
положи на сердце ты другую,
и успокой в себе грозу и страх.
Дыши сейчас, как дышит ветер.
— Как?
— Легко.
Почувствуй дуновенье
и слейся с ним,
да так, чтоб ощущенье
тела своего исчезло вовсе.
Да, так.
Теперь водой источника святого
из Водопада Душ наполнись.
— Как?
— Что помнишь ты о нём?
— Вода и радуга такая.
И сверху капли молока, как сердца ритм.
Огонь, кристаллы, надписи...
— Не то, что видел,
что чувствовал на коже и в душе.
— Там было так: вода,…
она такая…
Кап, кап…
как сердца ритм живой,
мой собственный, как будто.
И тело стало с ней соединяться...
— Да, это. Вот! Полёт души держи легко.
Ужели начинай, готов.
Не открывай глаза.
И я с тобой.
Соединим потоки и нежно, дыханием одним,
как солнца луч, направим на сапсана.
И не кричи, как прежде в храме Веды Вод.
Шепчи и пой заветные слова
ты ритмом сердца — не устами.

Вдохнули и вот запели оба, как один
Под целительное пенье волшебной чаши,
что были на руках сестёр-магинь:
— Атм… Кем… Дэу… Прия…
Санти… Кекх… Эту… Брау… Юкк… Ма…
Теллем… Вита… Жива… Ять… Дело… Будь…
Ра… Эхм… Прия… Санти… Свят… Жива… Ра… Рать…
Мир… Тарта… Будь…

  Ставр чувствовал, как ему становится тепло и легко, дрожит тело, на глаза накатывают слёзы, но вместе с тем всё вместе приносит ощущения полёта птицы, радости, любви и счастья. В каменном круге появилась устойчивая еле уловимая сфера Света Дуги Ра и опустилась на тело сапсана.

                Эпизод 8
                Светлая голова

  Двенадцать лет спустя.
  Побережье Таврики. За несколько недель до летнего равноденствия.
  Впервые за восемь лет Ставр ехал знакомыми дорогами домой. Здесь многое изменилось. Реже стали леса, шире дороги, пугливей зверьё, опасливей и недоверчивей люди. Он замечал больше страданий в их глазах.
  Как велено было верховной жрицей Чанди, юноша год обучался владеть собственными силами и овладевал новыми у мага Саама. А далее отправился навстречу своей судьбе. Дороги исканий, испытаний и открытий пролегли на север через Тарту, вглубь земель Великой Тартарии к священной реке Ра — Итиль и далее на север и восток.
  Там где-то у истока Ра, во граде оружейных мастеров Ставр овладевал древними тайными знаниями изготовления мечей богов из звёздного металла. Ему нужен был как раз такой для того, чтобы стать несокрушимой защитой для младенца Радомира и его семьи. Молодой маг чуть не поплатился жизнью за попытку купить такой меч и вынести за пределы града-столицы. Бежал с одним из них, всё же оставив плату — исцелив от корчей первенца мастера-кузнеца. Закрыв глаза, тот мастер принял плату — жизнь за меч — и отпустил Ставра с миром.
  Услышав о великом сооружении Арийцев, Великой  Кий  Тай , витязь отправился туда на рудники. Сбился с пути. Дремучими непроходимыми высокими лесами, полными дичью, прошёл в горный край сине – бело – красных градов деревянно-каменных столиц называвшихся Ягинь, что расположены меж реками Ягиль и Гой. Здесь Ставр заметил ритм в словах своих и в думах — откровенье. Сложенные по особым геометрическим законам и балансам все крепости и стены градов будто пели. В центре восьми белых странных формой святилищ и светлиц стояла башня на четырёх опорах, с четырёх-голосым колоколом. Над ним сиял остроугольный кристалл, золотой и в небо устремлённый. А вокруг порядком стройным — пирамиды, как оттиск звёзд рисунком на земле. Его хранителями были трое Ма и трое Ба  и через звёздные кристаллы в тех пирамидах говорили с Праотцами, преумножая знания свои. И в небесах парили на свистящих ступах иль колодах, используя в построении такое знание, что называли странно: виман-и-ки шакти. Весь город Ягинь ночью был освещён сиянием таким, как будто день под сводом ночи был. Но не огонь костра освещал его, иное. Здесь стар и млад был крепок и умён числом (математикой), и грамоте богов обучен, силён и гибок телом, как лоза. Живущие здесь люди, знание о долголетии «Я-гой иль я-га» (йога) называли.
  Матери ягини детей на свет родили в песнях, в счастье и без боли, стоя на четвереньках в воде бурлящей источников целительных родильных. Мужи, единою семьёй встречали чадо, и, не обрезав пуповину, с яслями (детским местом) в чаше, возносили сразу к солнцу, высоко над головой. Чтобы оно продолженье увидело б своё, и вместе с Родом хором говорили:
  «Си Аз Есьм Ра.
Я первое твоё дитя от плоти и от крови.
Дари ему, Владыка Мира,
Любовь свою на многие летА».
  Отец и Матушка после рождения первенца нарекались пятым именем, стремясь к седьмому «Я». Все люди были невероятной силы и ликом красны. В одеждах белых, расшитых именами Владык небесных, ходил здесь стар и млад. Те, кто имел немалое потомство, преумножая силу от рода в род, перемещать предметы и детей по воздуху могли. Воспламенять костры в печах дыханием и умиротвореньем, иль гневом управляемым своим призвать на землю гром небесный, чтобы кристалл на башне от молнии перуновой зажечь.
  И дичь без стрел здесь добывали. Жизнь отнимали ОЧЕНЬ редко. Как будто издалече прикасаясь к сердцу взглядом, остановить и усыпить его могли. Обрушить плод с деревьев звуком голосов серебряных своих, иль пеньем струн искусных малых инструментов духовых. Здесь крест-яне растили травы Живы-Живицы чудесной, пекли душистый хлеб, давили масло из амаранта зёрен, вкушали мёд от пчёл домашних ил диких, и кислым молоко кобылье пили.
   И Ставр был рад всему и вдохновлён величьем,
и дерзкой мыслью мудрых старцев окрылён,
ведь те, от мала до велика,
с Х-Арийской арифметикой дружили.
  Хоть сколько б не искал — не видел Ставр
здесь седовласых и согбенных стариков,
как в землях раньше.
Лишь кто-то был моложе среди них,
а кто-то старше.
И ростом велики. Все воины-витязи-мужи!

  Ставр думал так:
  «В ком дух иссяк, оставив тела-тлен,
они возносят Кродом в небеса,                (Крод - погребальный костёр)
не отравляя тленом землю.
Чтоб поскорей спустившись через лоно в тело новое своё,
Душа могла продолжить обученье —
свой длинный путь по тверди Яви снова.
А пепел тлена — стать основой
для прорастанья молодого Родового древа,
в коем память обо всех, кто прежде жил, жива.
Как всё чуднО, разумно, чисто, сердцу любо!
 
  О, если б только знанье это раньше знать,
я б мать вернуть сумел, как дочь свою родную.
Вот почему,
здесь рощи и леса ухожены, чисты,
как храмы знаний.
И вот зачем,
с древами яги, ягини говорят
и научают чада древа почитать,
как пращуров своих святые души.
Они, как Друды наши!
В тех деревах вся память предков.
Эва, как!»

  Едва хватило Ставру сил покинуть эти земли Ариев,
в которых люди жили в мире и согласии
со слонами, тиграми, медведями,
волками и драконами, змеями, орлами...

  А на востоке Ставр ещё услышал
о воплощении Господа Ярилы Ра.
Здесь люди, приходившие торговыми путями из Пха-Раты,    (Пхарата - Индия)
называли правителя свого
Великим Красным Господом Сурьей.
От них Ставр многое узнал о Любви великой силы
к Отцам Небесным, Матерям
и Женщине хранящей лона чистоту.
 
Люди красной кожи — применяли ту же мудрость Яги,
и трав целебных силу применения знали.
И помня о великой битве,
что на небе и земле когда-то приключилась,
вели свой Род от Сурьи Рамы.
 
В той смертной брани меж сынами одной семьи богов
по наущеньем хитрых змеев пришлых,
луна одна упала и разбила на осколки Землю МА, 
Род Ариев большою кровью всё ж одержал победу,
но еле выжил.
 
Огнём, водой и страшным громом с неба
смело с лица земли бесчисленно народы.
Погребены под толщей грязи их тела и города,
столицы, храмы знаний, книги.

  Далее маг Ставр пришёл в страну,
где обучался исцелению у белых мастеров магии Чи,
очень высоких голубоглазых женщин и мужчин.
Они обучали жёлтых людей малого роста этому мастерству,
а те тщательно зарисовывали и записывали каждое деянье
на дощечках, глине и камнях.
 
  Узнав секреты ядов, противоядий и оживления умерших рано,
Ставр спас неистового черного коня, убитого молнией в грозу,
и тем нарушил кодекс применения знаний.
Так он бежал с конём и днём, и ночью безоглядки.
Прошёл через пустыни, реки, горы и дола.
Попал в прекраснейшие земли.

  Здесь многочисленные маленькие люди
с жёлтой кожей чтили страшного дракона,
пришедшего с небес на колесницах с войском.
Говорили о великой битве между белыми гигантами
и войском огнедышащих крылатых змей.
Сказали, что богам Тартарии Арийской,
где в невиданном сражении
сотрясались и горели воды, твердь и небеса,
пришлось всё ж уступить врагу свои пороги
и выстроить великую Кий Тай, чтобы пределы защищать
и рУды в грады той дорогой быстрой отправлять.

  Эти люди с жёлтой кожей и чёрными глазами
говорили, что род ведут от крови тех драконов.
И в восхищённом страхе называли
Великим Золотым Драконом императора свого.
Отсюда Ставр ушёл и быстро, и легко.

  Через горный перешеек, вдоль бурных рек,
озёр с цветами красных лотосов он долго ехал.
В рощах и лесах маг видел стаи птиц в ярчайших опереньях.
Слонов, единорогов разных, тигров, львов, грифонов
на раскидистых равнинах и горах — не раз встречал.
А дальше через горы, лес, ущелья
случайною стезёю Ставр ехал наугад.

Когда уже угасла ночь при свете полных лун —
заночевал в, открывшейся пещере на рассвете.
И так попал наш маг в иные колдовские земли.
Они разнились от всего, что раньше видел Ставр.
Там будто обитали Владыки Времени,
и Мастера межзвёздных Врат-Зеркал.

  Так оказался путник в крае Белых вод,
кристальных храмов, водопадов, в граде белых пирамид.
Здесь волос на руках и голове вдруг дыбом встал,
и щекотало на языке как от железа звёздного меча в грозу.
Свет нежный белый источали люди, звери, птицы, травы и древа...
Дышалось тяжелей и реже, и ритм у сердца был иной,
но мысль простая осуществлялась без усилий.
 
  В столице мудростей Ассуров маг-Ставр узнал
о звёздном происхождении всего живого рода, 
о существовании двух солнц и малых четырёх светил.
И четырёх священных реках Дарии Великой,
в которой Ра-Итиль одна из них, вторая — Нил.
ещё Таман Рассэт и Нигер.               
                (В древнейших текстах четыре реки: Фесон, Гехон, Хидекель, Ефрат)

  А знанье об огне первичном называли — Ингли.
От Да-Арийского происхождения понятия и слова,
что есть Огонь Первичный, породивший во вселенных
Волны, Звуки, Свет, Эфир — Перво-язык всяк измерений, сфер.
  Здесь жили равно люди разна роста и всякого людского рода,
что крылья от рождения имели,
и те, кто водный мир своим считал,
или подземный храм своим имели домом.

Ох, что за дети эти, когда они играют равно вместе!
Такое счастие для всех,
что пеньем мелодичным звучит вокруг Эфир.

  Ставр видел рослых витязей и дев,
что высоко над лесом запросто летали.
Их светлы малы ступы небо звуком не трясли.
Их лодьи на серебряных крылах, на небо в грады улетали
и снова тихо в звёзды-грады в дом свой возвращались.

  Здесь врачеванье от недуга, коль оно случалось,
другого рода было.
Ставр видел, как исцелял:
хоть маг, хоть человек любой — другого
так же "звуком древних" — мелодичным хором сутр,
дыханием иль наложением сиянья рук.
А зверь иль птица — объятием тел.
   
  И видел Ставр живыми тех,
о ком рассказывала много в сказах мама.
Драконы с человечьими детьми водились
и обучали помнить быль от сотворенья Перво-мира.
Растили дружно вместе с матерями и отцами.
И были с витязями, едины сердцем, духом,
знаньем общих Вед и Конов Прави.

  И те драконы не откладывали в улье яйца,
как прежде хищны змеи.
А рожали чад, как люди.
Воспитывали их в любви и верности навек.

  И теплокровные крылатые драконы
извергали пламень на мечи и устройства ступы
Число-Агни-Мастеров ви-ман-и-ки шакти!
Как и другие многочисленные твари,
говорили понятным слогом с человечьими сынами.
 
  О, там чудес не счесть,
и не охватить умом широким
всю силу и любовь, и мудрости,
живущих ныне мирно здесь.

  Об обучении "числу" просил смиренно Ставр
у здешних магов-мастеров,
но получил нежданно бОльшие подарки.
Один из очевидных, другой сокрытый с глаз его.

  Старик-мудрец титан (глаз голубой и белый длинный волос),
старик дракон мудрец (с иссиня-золотой мерцающею кожей),
крылатый юноша (зелёные глаза и чёрный длинный влас),
орёл-грифон его великий (злато-красный),              (Великий — большой)
узрев у Ставра — одиночки-мага — нелёгкие пути,
в один тотем соединили дух коня и Душу человека.
Их нарекли арийским знаньем Райдо.    (Райдо - славяно-арийская руна - путь)
Удачей наградив такой,
что вдвое всяких сил прибудет у обоих.

И так защитник-витязь был готов
принять ответственность и ношу —
хранить от бед священное дитя
и мать его с отцом.

  Сколь ни хотелось здесь остаться Ставру,
он был выслан.

  Проснулся утром на пустой сырой дороге.
Не зная путь обратный в Беловодье,
направился вперёд — куда глаза глядят,
смирившись с назначением своим.
И снова он заметил,
что в думах слог певучий
и ритм из мыслей вдруг пропал.

  И вот Ставр с Райдо пришли в опасные земли, некогда принадлежавшие скифам, амазонкам, хазарам и роксаланам, где и ныне в неспокойных местах, теперь правили руссы, защищая свои исконные земли, каменные Грады-Звёзды. Ставр иногда слышал имена князя Владимира и его двенадцати сыновей. Чаще Мстислава, Ярополка и мудрого Ярослава.
  Он столь был рад и изумлён величию и мощи живущих на святых землях, что понимал — а действительно, где же ещё возродиться Ра, как не здесь, на землях Великой Тартарии. Тут большими Родами живут свободно, по святому круголету Владык Небесных в Прави и конах Вед. Перед Владыками-родителями — все чада равные и любимые.
  В разных землях, народы помнили, чтили, записывали и сказывали из уст в уста великие деяния многоимённого и вселюбящего светлого Владыки Ра. На этих бескрайних щедрых землях молодой странствующий воин-маг чувствовал себя дома. На путях-дорогах приходилось постоянно быть начеку из-за обилия всевозможных божьих тварей, и применять все навыки равновесия и выживания. Но главное — делать то, что он умел и любил делать сердцем – исцелять, и оказывать любую посильную помощь, и люду, и зверью, и лесу. И люди воздавали хлебом и ночлегом обоим Райдо за добро и исцеленье.

  Когда-то, прочитав в сутрах и указав Ставру его предназначение, Маа Чанди указала юному магу именно эти места, где нужно было искать Учителя и ждать его рождение. Но всё же, время и место прихода в плоть выбирал сам Господь. Оставалось набраться терпения и быть внимательным.
  Несколько лет ожидая знака с небес — Звезду, которая укажет точное место следующего воплощения сына Ра, молодой маг продолжал учиться волхованию и чтению священного языка Небесных Учителей — Рун. Благодаря доброму нраву и бескорыстному сердцу он прижился в стольном граде Новом-Городе  в большой семье тесляра.   Однажды во сне, услышав крик сокола Санти, утром Ставр просто исчез и торопливо возвращался землями РАсии, Тарты в Таврику туда, куда необъяснимыми тревогами звала его кровь и сердце.
  Тоска по родным землям с каждый днём сменялась нарастающей тревогой.
  За семь лет в Таврике  многое изменилось. Ставр сам изменился. Это был уже не мальчик, а витязь, могучий маг-волхв-балий.
  Дорогами встречалось слишком много чужих лиц, маленьких людей с оружием, умерших от болезней великанов таких, как Ставр.
  От каких-то селений остались руины. В других местах, на перекрёстках лесных путей вырубили родовые деревья, на их месте появились крепости. Закладывались иные каменные грады, а в них сияли чужие храмы, на алтарях чужие идолы.
  Слова торговцев и священнослужителей из Рима расходились с их мыслями и делами. С торговцами иудеями-византийцами на земли Таврики пришли иные За-Коны, вера, налоги и обременения.
  Появились бедные и сироты. (Чего прежде никогда не было) Бедные становились беднее, богатые — богаче. Сироты оказывались в рабстве, а там поруганными и сломленными.
  И видел Ставр, как золото стали ценить выше, чем человеческую жизнь и добродетель.
  Юных дев насильно лишали целомудрия, обучали распутству и без согласия продавали за море в Римское рабство дешевле, чем скот. Туда же везли в клетках диковинных зверей на смертный бой, а райских птиц — на пропитание императорам.
  Росских мужей соблазняли дурманящими дух и ослабляющими тело возлияниями и курениями, соитиями без меры, запретов и ответственности.
  Детей великих Россов (большого роста) учили чужому языку, крестили водами, нарекали иными именами, запрещали родные. За несогласие и непокорность чужеземцы жгли всех и распинали на крестах, остальным в устрашение.
  В каждую ночь трёх чёрных лун маги-инородцы приносили своему богу кровавую жертву — двенадцать юных дев и младенцев. Вырывая живым сердца, проливали волшебную девственную кровь россов на алтари и после поедали их тёплую плоть.
  Равновесие четырёх стихий и их народов всё больше нарушалось, что приводило к страшным проявлениям природы.
  Уходили под воду острова и берега, рушились высокие золотые башни, горели столицы и, в эти земли приходила тьма и хаос.
  По ночам выли потерявшие рассудок морские девы.
  Кричали и изрыгали пламя взбесившиеся, от потери семьи, драконы.
  Иссыхали родники, трескалась земля, выползали ядовитые гады и нечисть всякая.
  Вдруг гудело и загоралось сине море здесь и там. Морской народ — выбрасывался на сушу.
  Прекращал дуть ветер. Либо наоборот — страшный ураган стирал с лица земли всё живое.
  Песчаные бури губили скот, лес, зверьё, реки и озёра.
  Тучи вредных насекомых уничтожали урожай. Что удавалось хранить в земляных ямах — вскоре становилось отравой, ядом и несло тяжкую смерть.
  Всё чаще солнце, три луны и небеса меняли свой оттенок и цвет.
  На землю падали горящие звёзды и выжигали дотла всё на своём пути.
  Пресекались смертью Роды Великие, отсекалась мечом память братская. Ползли по землям Ариев скорбь-беда и болезни всякие.
  Терялись традиции и единство духа с животными. Те и эти забывали связь — забыли язык, забыли друг друга и стали убивать и поедать друг друга, чтобы выжить.
  Светлый Народ Россов на своей исконной земле — Пришлые теперь называли грязными гоями. Родных братьев разделили страстью к власти и к золоту. Из-за лжи, войны пошли меж ними, распри и недоверие. Смерть и кровь разделили царство прежде единое великое, сильное.
  Всё меньше седых стариков-сказителей встречал Ставр. Всё больше видел обезглавленных богатырей, на колёсах замученных, и, витязей, на крестах подвешенных.
  Чем дальше шёл на восток балий по земле Таврики, тем больше чувствовал себя чужим на родной земле. Будто всё мирно да ладно, а как глянешь в глаза кому — там страх, суета и терпение.
  И чем внимательней был Ставр к происходящему, тем больше росло в нём сопротивление, гнев, ярость, осторожность.
  Однажды ему вдруг на ум пришло, что все те земли, на которых он от края и до края побывал, и их народы когда-то были одной большой семьёй. Он так и чувствовал, но он не понимал, кто может знать-владеть столь страшной силой и столь иной магией, что незаметно разрушает равновесье и порядок, разделяет братьев — пролитой кровью, смертью, обольщает — славой и златом.
  Кто и зачем питает души наших детей иначе?
  Кто портит дев и унижает мудрых стариков?
  Кто учит кровных братьев убивать друг друга? И ставит "чужое" слово превыше "семейных уз"?
  Почто рубит Наши древа, губит Наши леса? 
  Почто в огне горят все Наши святилища?
 
  Без мудрости из книг и Вед — слабеют Роды,
 без дев и чад — и вовсе скоро иссякают.
  А без отцов родных — детища ищут иную опору, пристанище.
  Ставр знал, почему Наши Роды (народы) восстают и берутся за оружие.
  Теперь совращённые витязи и мужи, глядя на солнце, не говорили с Владыками, как с любящими родителями, а падали ниц в грязь лицом и молились чуждым мёртвым символам.
  Думал думу, Ставр, не понимал:
«Неужели они забыли, чьи они дети? Отчего случилось так скоро-то?!»
  Он всё чаще видел, как дети младые носят на себе иные одежды и символы, и в страхе молятся на коленях в пустынях, как заблудшие и потерянные несчастные сироты без роду, без племени.
  Видел Ставр, как проповедники машут крестом смерти и взымают плату с россов книгами мудрости их и родовым золотым наследием, лишь за обещание быть прощёными чужим невидимым богом.
  Облачённые же в чужое золото инородцы теперь живут во чужих дворцах и белых палатах каменных, как хозяева. Говорят они о любви к тем, кого считают грязным стадом-скотом, а себя божьими пастырями.
  Говорят о надобности преумножения правления демона. Называют это свободным стремлением к равенству, Демон-Кратией, Прави ныне Прав-иль-иной.
  Несут глашатаи от света солнца чёрными одеждами с головы до ног укрытые — свет демократии Рима, Иудеи и Византии. Волю беса рогатого несут они — ядом слова ласкового, убеждением ли, принуждением ли.
  Прикрывая след свой кровью и смертию росов знающих, помнящих, видящих, говорят они: «Терпи, гой! Возлюби врага своего, как брата свого!
Покорность прояви и терпение.
Ударили по щеке – смирись, Гой! Подставь под удар щеку другую.
Отдай Богу последнее, страдай, голодай и возрадуешься.
Убей неверующего в бога нашего, бога единого — и освЯтишься.
Прими крест НАШ — и будешь спасён пред Господом человеколюбцем.
Заплати деньгой — и будут прощены тебе все злодеяния,
что сотворил ты во славу бога истинного, бога великого и единого».

  Слушал, Ставр, слушал, и гневным слогом речь его исходилася:
  «А ведь не так мудрецы глаголят у нас на родной земле:
Говорят  они:
«Ударили по щеке?
Подставь другую — отцу своему или матери!
За то, что мечь потерял,
перед супостатом духом пал, 
и ему себя побить дал!
Пред народом и детьми ТАК опозорился!»

  Дык во чью славу верить-то? Сказали вы, ироды. (Ирод - Иного рода)
Ни имени у Господа вашего, ни обличия,
ни роду, ни племени он человечьего.
  Говорите, что Бог ваш сына свого
на растерзание да искупление вам отдал.
Почто казнили тогда ВЫ сына Господа ВАШЕГО?
В Ведах наших — ложь сия много раз уже писана!

Так кто ж из родителей росичей иль рода людского,
дитя своё кровное на поругань отдаст?
На смерть тяжкую?
Кривда всё! Не правдивое!
Не арийское! Иудейское!
Уж сколько раз вы с кресом своим
к нам змеёй пробиралися?
Нет веры вам, ироды! К себе вон убирайтеся!
Наши отцы за нами ратью великой стоят!
А мы за любав и своих малых детушек — также выстоим!
Наш Отец Небесный всегда над нами.
Во всякие времена каждый великий росич
видит, чувствует любовь и заботу его Родную.
Ненадобно нам вашего мёртвеца, инородного!»

  Видел маг, как наставляли узкогубые пастыри
на путь истинный, божьей чистоты и ложной скромности,
а сами, возлегая с мужами, детьми и овцами
в плотских грязных утехах проливали семя своё.
В возлияниях и чревоугодиях гневили Солнышко.
И праздновали "новообращённые"
праздные дни в дни прежде священные,
Молились ночами безлунными
теперь на не равный Крес — на крест опрокинутый.
Падали ниц пред иудейским царским покойником.
Мощами и частям тел растерзанных Ариев
прокладывали путь слепым доверием,
а не знанием Вед — книг мудрости, истины.
И, кипя душой, спрашивал их Ставр:
  «К чему путь-то вас приведёт, соколики?
Почто за мёртвое идолище друг друга режете
вы — братья единокровные?
  Отчего не говорите больше
с Солнцем и Небом, среднеросые,
делясь с ними щедро любовью и радостью?
  Кровавыми слезами теперь умываетесь и трепещете
пред ликом Господа бога нового, не узрите которого.
  И читают вам тамА,
что в злато и кожу человечью зашитые,
и говорят вам теперь чужие проповеднички,
что накажет бог ИХ — смертию всякого — рода нашего,
кто осмелится уведать лик
и познать истину имени и-его-ва.
  Видно, как узрите,
так и прозреете, люди добрые.
Окончится власть его, век и могущество.
Видимо, идолище то — рода иного, не человечьего!

Поднимитеся, росичи! Духом проснитися!
Поглядите на Отца нашего — Красно Солнышко.
  Встаньте, как дети лЮбые, семьёю великою и единою!
Нето как плоть хворая, неугодная — в скорости сгинете.
  Наш Отец Небесный никогда нас не наказывал.
Наказывали сами себя, как дети малые, ещё не разумные.
  Так Отец и Мать — то называют учением.
  Что ж вы чалитесь к ироду тёмному,
что говорит: страдайте арии — и возрадуется бог наш.
  Умрите, славные яны, в голоде и болезнях
— и взойдёте вы в царствие небесное.
  НЕ ЕГО ОНО, ЧТОБЫ НАКАЗЫВАТЬ!
  В чистоте живите, люди добрые!
В любви и изобилии духа Отцов наших Правь-Ведных!
Поднимитесь с колен!
Что вы слёзно ропщете?
  Воспарите же духом, крепки витязи!
Беритесь за мечи ваши вострые!
В ступы быстры садитися!
С неба жгите врага за Рось, за Тартарию!
 Бейте, други, демона, где нога стоит.
 
  Стоя ли, лёжа ли, тленом своим боритеся,
за любав своих, за стариков и за малых детушек!
  Кто как не вы, славные яны росичи?!
  Встаньте Стеною Великою пред иродом!
  Али не видите, что избрал супостат теперича иное оружие, тёмное
— объединил хозяин рабов своих — против духом свободного.
  Страхом и золотом сковал души слабые.
  Величием брата над братом — направил оружие страшное.
  Вставайте же люди — Нашего Рода Великого разного.
  Не обойдёт сие бедствие дома всякого вашего.
  Покажите-ка силу Духа — Солара Отца-Батюшки нашего!».

  Лишь камнями и грязью отвечали ему люди малые,
душою гневом и страхом исполненной.
  Руганью лаялись и посылали Ставру проклятия.
  Другие же вставали с колен,
били тёмных иродов всяким оружием
и очищалися словом из Вед Праведных,
набиралися сил перед Солнышком,
глядя в глаза плачущие
родных деток-сирот иродом покалеченных.

 Сёк мечом, жёг живьём супостат крепких витязей,
а они не сдавалися.
Кто ж уцелел —
ждали подмоги из Великого Нового Города
али Московии.
  И спасался бегством волхв-Ставр.
Теперь по родной земле бежал,
как по чужой земле вор бежит и оглядывается.
  Кипел, дрожал от гнева маг.
Всё реже заходил на постой он в селения.
Ни с кем не говаривал, витязь,
не снимал плащ да покров с головы своей.
  За то время, как пол третьей луны в тень ушло
поседел чёрный влас, потемнел ясный взор его.
Стало острее чело исхудавшее,
будто годы-столетия на плечи легли тяжким бременем.
У друга — чёрна коня — шея круче стала,
суровей взор, а грива побелела вся.
Тяжелее да глубже шаг ставил Райдо-конь,
будто в сыру землю проваливался.

  Ночами Ставр всё внимательней в небо вглядывался,
ожидая долгожданной весточки о рождении Спасителя.
Оттачивал боевое и магическое искусство,
чтобы быть святому дитяти несокрушимой защитою.
А пока весточки ясной в небе не было,
торопился он на призыв сапсана Санти Вишаи
и искал себе крылатого крепкого помощника,
красна льва-коршуна аль сироту дитя драконее теплокровное.
Но не встретил витязь в пути,
Уж ни одного, ни другого, ни третьего.
Лишь кости в степи и горах белели их тут и там.

                Эпизод 9
                Яды и противоядия. (Отредактирован)

Жара.
Раскалённые сосны и горы Таврики.
Сушь и безветрие.

Ехал Ставр домой знакомыми тропами.
Ехал угрюмый,
будто веяло холодом от красна солнышка.
Сияние светлой луны обжигало лицо его.

Блуждала во тьме душа светлая
И помутился разум витязя
От бедствий земли и народов,
Что видел он пред очи свои.

У родников, будто вкус крови пролитой.
У родных дерев, будто стон и плач внутри.
Ни покоя Ставру не было, ни отдыха.
Негодовала Душа его одинокая.

Думу тяжкую думал светлый маг-балий.
В надежде на другов россейских
Из Нового Града камена-белого али Московии
Ожидал он прихода войска славных витязей.

Рать богатырскую, единую, непобедимую
Под знамёнами Дракона, Грифона
Али ясна Красна Солнышка ежечасно выглядывал.

Вот завёз его Райдо конь туда,
Куда дух завёл гневом затуманенный.
Оказался маг-балий у обрыва моря Руського,
На лысой Кара-Даг горе
Камня цветом синего, краем острого.

Свалился навзничь Ставр от голода-истощения,
Поранил голову острым камушком,
Пролил кровушку с чела свого на суху траву.
И окрасился камушек тот в цвет сердоликовый.
Райдо рядом встал, чтобы охранять друга свого.

Да не заметил усталый конь,
Как из-под камня-то сколопендра чёрна выползла.
Выползла многоножная,
Растревоженная, засухой иссушенная.

Змееликим гадом Булом Соросом
Чёрной магией создана, к балию подослана.

Проползла она по спине витязя
За рубаху, за шиворот.
Напилася крови мага, окрепла,
Да отравила рану слюной своей.

С миром ушла сытая бестия,
Да смертью тихой заразила
Измождённого путника.

После и есть, и пить кровь
Ставра возвращалася.

Спал и стонал, Ставр, сутки-двое, трое ли.
А сколопендра пила его Живу, плоть вкушала.
Райдо конь едва сам не уснул вечным сном
От палящих лучей, жажды, голода.

Стал он бить по земле ногой да будить побратимчика,
Гневно гнать сколопендру чёрную.
И открыл глаза свои Ставр Велеярович,
Учуял балий, как подбирается беда неминучая
– смерть тихая близкая.

Глазом ввысь потянулся-взглянул маг,
Духом призвал иного свого побратимчика:

«Ой, Вишая, побратим быстрокрылый.
Погибаю я до срока заветного.
Не служить мне дитяти святому охраною.
Покажи деве Агни-Санти, где лежу я отравленный.  (Агни – обладающая магией огня)
Может, станет ей сил возродить меня,
Да времени, чтоб отыскать тело бренное.

Санти, голубка ясноокая, ты, поди, выросла,
Да созрела к силам Макошь-Матери.
Не успел тебе сказать слово ласковое
Горемыка Ставр Велеярович.
Прости, милая, не сдержал я слова свого,
Слова крепкого Русского, Асового:
Воротитися пред ясны вежды (глаза) твои.

Во всех землях не было краше тебя,
Люба моя златовласая.
Коли люб и я тебе, душа ненаглядная,
Торопись посмотреть на меня
Ты в последний раз».

Над горами и лесами,
Под раскалённым солнцем Таврики
Парил сапсан ВишАя.

Услышав призыв, лишь к вечерней Зоре
Отыскал сокол Ставра, полетел к Санти,
Звонко вскричал в небесах над её головой.

Услышав глас его, почуяв сердцем неладное,
Бросила свои дела дева Санти. Призвала мыслью,
Послала она вперёд свой второй тотэм.

Вот и побежала Облак волчица
К морю через ущелья и овраги
Звериными тропками.

А Санти с подругой воительницей,
Верхом на её быке — бросилась к суженому
Дорогой межгорной, проложенной.

Долго стояла Облак
Ожидая Санти на крутом пригорочке.
Щурясь от знойного солнышка,
Разглядывала лежащего ниц путника.
Внюхивалась, распознать издали пыталась
Павшего воина.

Вот и спустилась она.
Подошла тихо-тихо к витязю.
Райдо конь фыркнул.
На ноги встал, глаза чёрны выпучив.
Поднять тело тяжкое сердце сдюжило.

Стал копытом воздух бить конь,
Последнею силой защищать от беды побратимчика.

Спотыкался черногривый,
Еле на ногах держась.
Был готов Райдо бить волка из последних сил.

Вот и очнулся снова Ставр Велиярович,
Увидал повязку красную на шее волка белого.
Остановил коня свого слабым окриком.   

Не узнала мага Облак-волчица.
И запах его отравленный,
Лишь отдалённо что-то доброе навеивал.

Обнюхав, села волчица белая.
Взглянув искоса, легла рядышком.
Телом могучим от солнца палящего
укрыла она слабого витязя.

Застонал он.
В грудь дыхание силою взял
И тяжко исподволь выдохнул:

— Ох, ты ли это, Облак?
Как я рад.
Вот часть моей души,
Мой побратим, мой Райдо.
Дай знать мне, где Санти?
Успела бы едва, хоть вздох
Последний мой принять.
Как ты окрепла, взрослой стала,
пахнешь мёдом.

Волчица поднялась.
И осторожно подошла к коню
И будто что-то на ухо ему шепнула.
И Райдо понял.

Сломивши ноги,
Он тяжко лёг поближе к Ставру
И, глядя чёрными глазами
В чёрные зерцала мага,
Стал терпеливо ждать хозяина в седло.

— Что хочешь, верный друг?
И ты устал? Что ж, вижу, угасаем оба.
Ведь жизнь одна на нас двоих
По воле мудрых магов Беловодья.

Толкнула Ставра носом Облак, мол, гляди,
И через спину Райдо пёрышком перепорхнула.

— Я должен сесть в седло? Сказала?

От жара в теле плохо рассуждая,
От жажды увядая,
Ставр сам себе подумал:

«О, нет. Я не смогу.
Я столь ослаб,
Что дышится с трудом.

Глубокой болью
Будто бы горячими ремнями
Стянуло прочно спину всю.

Расправить плечи — воли нет.
Руки мне не поднять.
А голова, как храма свод.
Она так тяжела…

В ней эхо плача чад  и стариков,
Что давеча я видел
На сожжённом поле».

Волчица мысли Ставра прочитала.
Оскалившись,
Вцепилась плащ зубами, потащила.
И витязю пришлось поддаться ей.

— Ну, хорошо. Пусть будет так.
В седле угасну, не в грязи,
Как беглый иудейский раб.

Собрал те силы, что ещё остались,
И лечь на спину Райдо удалось.

— Нет, всё же есть.
Есть силы.
Но откуда?
Ты, Облак, отдала?
Благо дарю тебя
Отныне и навечно.

Конь приподнялся, встал.
За волком по ущельям и долам
Крутой извилистой тропой
Он Ставра на себе
Навстречу суженой понёс.

Обоим Райдо стало легче,
Когда они сошли в тенистый лес.

Увидев над собой парящего сапсана,
И после Облак в чаще разглядев,
Тали быка остановила.

Санти сошла с него
и к Ставру подбежала.

Тали — немая амазонка,
Укрыв тотем рогатый белый свой
В расщелине между крутых утёсов,
На гору скоро взобралась.

Среди дерев и скал мгновенно затаилась.
Глядела зорко свысока она,
Чтобы тотчас же предупредить сестру стрелой
О приближенье супостата.

Конь черногривый не препятствовал Санти.
Сломивши ноги, на колени тяжко встал,
Тем предал в руки девы Ставра осторожно,
А сам совсем без сил упал.

И подивилась дева Падмэ стойкости коня.
— Ставр, у тебя тотем?
Ты с ним одним дыханием скреплён?

Да… он такой, как будто ночь,
В, которой нету месяцев и звёзд.
И молния Перуна в глазах его
И гриве длинной тихо дремлет.

Гляжу, он прежде молнией убит?
Ты воскресил его?
И ЖИвой щедро поделился?                (Жива – энергия жизни)

Премудрый шаг и дивный сделан выбор.
Благословен твой путь
и путь его во все лета.
Да будьте здравы оба и вовеки.

Так что с тобою, витязь?
Ранен? Где? Когда?

Санти зерцала в небо подняла
И руку подала навстречу зоркому сапсану.
Вишая сел и принял дар от девы — мясо.
Огладила его Санти, благо дарила.

И проскрипел шершавым вдохом маг:

— Нет, Санти. Отравлен.
Спина горит и шея, погляди.

Я рад,
Что виденьем сладким наградил меня Господь
И жалует подарок напоследок,
В твои глаза смарагдовы взглянуть.

— Что, витязь?
Дух испустить собрался,
раз утонуть в моих глазах решил?

Уж, погоди.
Не время умирать.
Ещё не начат главный бой.

Сейчас молчи и дай мне сделать всё,
Что в силах Матери Макошь,
Чтоб тело быстро исцелить.
Поговорим потом.
Какое имя дал коню?

— Он Райдо.                (Райдо – славянская руна, озн. Единство и Путь)
— Воссоединение и путь?
Ты — белый день, он — грозовая ночь.
Умно и сильно.

Сейчас скажи ему,
Чтоб встал
и шёл с моею спутницей — Тали
К воде напиться
И силой трав свои восполнить силы.

Она здесь знает тропы все
И те источники, что сохранились.
Ей доверяю, как себе.
Доверься ты.

Она нема —
Обрезала себе язык в полоне,
Чтоб не предать от мук.
Тем уберечь сестёр и чад,
И Рода малый стан в горах.

Сама же всё-таки сбежала
От надругания корсаров,
Доверив тело ночью
Быстрой силе волн.

— В Таврических степях,
Я думаю, амуженок встречал                (Амуженка - амазонка)
Иль слышал зычный клич издалека.

Сапсан слетел с плеча Санти
И, резко ввысь взлетел-поднялся,
Нашёл тотчас воительницу — деву.

Увидев знак,
Тали спустилась тихо, словно лань,
Взяла коня за шёлковую гриву.
И за собой к ручью вести ждала.

Ставр:
— Вставай с колен,
Иди с Тали, мой Райдо.

Чуток кивнула дева, огляделась
И повела к источнику поникшего коня.

Вернулся серый сокол
И вновь присел спокойно на плече Санти.

Санти — Ставру:
— Попей воды ключа целебного немного.

И Стравр осилил сделать три глотка.

Санти:
— Пока довольно, хватит.
Теперь тебя раздену я всего,
Как в день рождения твоего.

Молчи. Путь глаз твой не увидит,
Что будет делать своим умением Санти.
Сейчас уже я Падмэ – Белый Лотос.

Подруга Облак,
Стань духом леса чутким,
Сядь рядом, позади.
Лети, Вишая,
Об ироде, коль что, предупреди.

Раздев мужчину, Падмэ увидала 
«Кресс» рисунок, наведённый магом.

Он от огня хранит, металла защищает,
И только чистым сердцем витязям
Он верный щит.

Иного кресс разрушит и сожжёт
В болезнях всяких.
Падмэ это знала.

И рассмотрев укус и след чешуйчатый
От лап ползучей твари,
Санти в нём сколопендру распознала.

Взглянула вскользь на очи балия она.
Те были пУсты, мрачны, серы.

— Да, яд смертельный. Но, не всегда.
Жить будешь. Вовремя призвал.
Ты сильно изменился Ставр,
И возмужал, и побелел.

Темнее глаз, глубокий взор.
Сейчас в нём Живы очень мало.
На, пей ещё чуть-чуть.

Гляжу, что потемнела кровь
Под кожей в заражённых жилах.
И как давно в горячих корчах спишь
И стонешь без воды?

— Возможно день иль два.

— Нет. Я б сказала дольше.
Ты слишком слаб.

И тварь, что кровь твою пила
И плоть вкушала,
Пока ты в междумирье пребывал,
Была, как видно, слишком велика.

Отъела часть щита от зла.
Теперь в спине с мою ладонь дыра.

Так вы с конём едины? Верно?

— Да-а… — Тяжко выдохнул балий.
Какой защиты? Ты сказала.

— Восьмиконечный кресс священный
Для витязей с душою чистой,
Что пролагают к Прави путь мечом.

Дык, как давно им обладаешь?

— Но я не ведаю о нём.
Возможно, маги Беловодья тайно одарили.
Но вот за что? Зачем?

Как он велик? На, что похож?

— На спину всю, как кожаный доспех.

На, пей воду, витязь, неспеша.
Коль ты отравлен,
То и в жилах Райдо тоже яд.

Сначала исцелю тебя, потом коня.
Твоя ослаблена защита,
Как у Ахиллеса бедного пята.

— А кто такой Ахилл?

— Ты не слыхал о нём?
И не читал в писаниях?

О герое этом люди часто вспоминают
И слава от побед
Быстрей его сандалий шла.

— Нет. Я его не знаю.
Где ж было услыхать
В далёких странствиях моих?

— Повествование о войне, любви не ново.

Беда в недавний год случилась с сыном Ра.
Ахилл тогда ещё был молод.

Не знал тогда любви он чистой  девы.
За этим синим морем с младшим братом жил
На синих островах.

Силён, могуч, непобедим.
Титан на поле боя.

На службе у кровавого царя, он заплутал.
Во тьме кровопролитных битв,
Он голос сердца не слыхал.

Но Душу воскресила жрица Солнца — Брисеида
— дочь славного Троянского царя.

Её спасая от беды: насилья и огня,
Ахилл под своды храма устремился.
В бою неравном от стрелы погиб,
Что в голую его пяту попала.

Так береги плечо и спину, Ставр.
Теперь они для смерти уязвимы,
Как у Ахилла не прикрыта магией пята.

Замри сейчас и сделай вдох глубокий.

И в зубы Ставру ремешок дала.
Он принял, прикусил,
Сжал пальцы в кулаки,
И спину под клинок Санти,
Доверив жизнь свою, подставил.

Санти ножом раскрыла рану осторожно,
Отжала яд, сколь было можно.
Уксусом из винограда омыла кожу рядом.
И после белый мох сушёный приложила.
Он весь намок и пену чёрную вобрал.

Затем, Санти вложила липкий чёрный камень
Из ульев пчёл, что осенью берут.                (прополис)

Он, обезвредив в воспалённой ране яд,
Поволе стёк горячим воском в травы.

Теперь настало время очищенья крови мага.

Из льна повязку наложив на рану,
Санти в одежды Ставра облачила.
И, начертав священный знак над телом,
Раскрыту длань на спину, возложила.

Пропела звуки рун священных так,
Что не услышал заговОра маг.

В его крови дракон возник.
Зелёной пламенной рекой
По жилам кроха полетела.
А Ставр, жар в теле не стерпев,
Воскликнул:
— Господь всевышний! Жжёт!
Жжёт жилы, как жар в горниле Михаила!
Я плавлюсь изнутри!

Глаза открыл и отползти пытался.
Увидел сферу света синего в руках Санти,
Такую, как видал в руках янинь,
И удивился.

Ему Санти моля, шепнула:
— Вернись, друг мой.
Крик-стон в груди сдержи.
Прошу тебя — потише.

Терпенье, Ставр.
Ещё мгновение. Приляг.

Молчи, глаза закрой,
А рот открой пошире.

Дыши спокойнее.

Сейчас мой друг
Осуществляет исцеленье.

Пережигает яд в крови
Мой маленький  дракон.

Отравы жар выводит постепенно.
Ты выдыхай его легко.
Хворь чрез мгновения уйдёт.

Ставр:
— Драконье исцеленье ведаешь?!
Откуда?!

— У великих знаний нет пределов.
Мы дышим воздухом одним
И знания, и связи с тонким миром
Доступны всем, кто их готов
Услышать сердцем и принять.

Дракончик-друг закончил дело,
Чрез рану Ставра Духом вышел.
Спорхнул с его плеча лучом
И сел на рыжи волосы к Санти.

«Благо дарю».
Душой она ему шепнула.
Улыбнулась.

Лёг спать малыш уставший
В кольцо зелёно-синее свернувшись,
Став синим драгоценным камнем
В серебряной заколочке-ноже.

Ставр подивился чуду,
Ни слова деве не ответив.

— Вдох сделай долгий, выдох, витязь.
Ясно перед очи видишь?

— Да.

— Тогда, вставай.
Ты исцелён и кровь твоя уже чиста.
Но ране время нужно, чтоб затянуть края.

Теперь черёд пришёл для исцеленья Райдо.
Призови его.

Держи и пей поволе неспеша
Всю воду родника святого. На.

Вложила Ставру соты-мёд в уста
И мех с водою подала.

Санти:
— Прими, прожуй, глотай.
Теперь вставай…
Возложишь руки, как и я,
Но знанием драконов обладая,
Осуществлю деяние сама.

А ты — поможешь.

Послушай, что в жилах у тебя
Течёт его такая же, как кровь, река.
Ей имя Жива.

— Об этом знаю.

— Отдай коню
Своим дыханьем её огня немного,
Я — из своей реки отдам огня чуть-чуть.

Нам торопиться надо, Ставр.
Закат багрянцем запылал на небосводе.
Давно здесь неспокойные места,
И времена переменились очень.

Теперь таких, как мы
Кладут на плаху — чёрны алтари
И вырывают сердце у живых,
Чтоб сызнова Ра Дух Святой
Не смог спуститься в плоть его детей.

— Кто допустил?!
Где ж наши витязи и маги?!

— Пришли с распятьем из-за моря византийцы.

И перевёрнутым крестом
Сулят за злато, знанья Предков наших
Открыть всем некий Рай на небесах.

В кострах живьём палят волшебников и магов.
Хоть росов, хоть тартариев, хоть даарийцев.

И опорочив кровью крест священной нашей Свадьбы,
Железом прибивают к ним всех тех,
В ком с Асурами родство узрят в крови.

Их Души от страданий тяжких тело покидают.

Так крепкий рОский Дух
В мучениях пытаются сломить
И радость мира повсеместно погубить.

Отяжелённый страхом Дух
Во Тьме заблудшею душой плутает.

Путь в Навь Великую,
К Небесному Отцу и Матери,
Сколь не прошло бы лет,
Уже он не найдёт.

Он, как скиталец безтелесный,
Осужден чёрным ритуалом
Блуждать между живых,
невидимым, как тень.

— Ишь, что творят!
Откуда знаешь?

— Я всякое уже видала.

Из четырёх моих сестёр-магинь
Две старшие умучены, распяты, сожжены.

Спустились с гор они с посыльным,
Чтобы в первых родах помощь жёнам
В нижнем граде оказать,
И старцев — без телесных мук ухода,
Сопроводить с любовью в Нави мир.

Так вот попались супостатам жрицы и тотемы.
Истреблены бесжалостной рукой.

Поверь, теперь уж нет у моря тех селений,
Где сочный виноград и персики росли.
Их пепел буйный ветер в горах носит.

И Михаил — твой мудрый друг кузнец
Окончил жизнь на плахе,
Не на руках жены, своих детей.

Оставил горн и молот, дом.
Взял с сыновьями щит и меч булатный.
И сёк торговца-супостата,
Чтоб защитить селенье, грады и семью
От инородца пришлого с крестом
Из Византии Рима — Золотого Царства.
 
Поднялись все тогда в одном порыве:
Крест-яне, витязи, мужи, амуженки-сироты.

Но не в сражениях неравных пали,
А сожжены предательски все спящими в домах.

Снаружи двери-окна были кем-то заперты.

Ещё Корсары облюбовали бухту тихую,
Вон там за длинным серым камнем. Видишь?
Стоят они галерами тяжёлыми и полными рабов.

Крадут, насилуют девиц, юнцов, детей,
И, тешась винным хмелем ненасытно,
Глумятся, губят в водах оскоплённых,
Непокорённых витязей-богатырей.

И с камня сердолика,
Что рядом с Золотыми водными вратами,
Бросают в пропасть оголенных гордых дев.

Драконица Раджас Кама — своих троих детей
Теперь в пещерах моря от огня их прячет.

Одно её дитя похищего, убито.
И некий хищный Сорос Булл, рассёкши горло,
Из жил дракончика ещё живого
Струёй пустил в златую чашу кровь.

Он у доверчивого чада грудь рассёк мечом
И сердце трепетное вынув,
В одно мгновение сожрал.

— Немыслимое горе!
Ах Сорос Бул! Чудовище! Змея!
— Да. Верно.
Он не человек, хотя по лику схож он снами.

Тот малый голубой Дракон
Был мне, как кровный младший брат.

Раджас Кама
Прийти на помощь сыну не успела,
Ведь доверяло недругу дитя.
На помощь маму не позвало,
И горло перебито было.

Теперь Раджас трясёт от горя горы,
Неукротимым гневом крутит-мутит воды моря.

И поклялась с пятью детьми отмстить
И погубить на небе иль на море
Все злые лодьи-корабли!

Сказала я, что с ней в той битве рядом буду!

— И в этом благом деле с вами я!

— Благо дарю.

Ещё и тюрки через море, горы лезут с тем же, —
Жрать, грабить, убивать, насиловать
И уводить девиц в полон.

Ариек наших золотые косы —
Сведут с ума любого мужа.

Им русой девы кожа белая и грудь сладка.
Берут в наложницы, рабыни
Младых отроковиц и маленьких детей.

Крадут, насилуют
И, тешась хмелем ненасытно,
Бросают в пропасть с камня сердолика.
Иль топят в водах голых дев,
Смеясь и радуясь им в след.

У тюрков лица — будто звери.
В их человечьем теле
Духа человека больше нет.
Саам их близко видел и потому узнал,
Что над племенами из-за моря,
Иродами тёмна магия применена.

— О, девы дивные!
О, наши чада!

Как мне их жаль.
Корсары, тюрки?!

Господь всевышний Ра —
ПОТОРОПИСЬ,
ПРИЙДИ скорей на помощь!

И Михаил убит?!
Мне сызмальства он был взамен отца.
В селениях всегда встречали щедро
— хлебом, солью.
Я поимённо помню всех.

На Круголетах, в обрядах чистых
Кружились в хороводах
И светился счастьем стар и млад
Всего двенадцать лет назад!

Как быстро горюшко пришло,
Пролезло чёрною змеёю разными путями.

Да отольётся ироду и византийцу-супостату
За слёзы-муки деток, матерей, дедов
По полной мере!

— Согласна. Тише, маг.
 
И свадьбу в Круголет
Теперь пришлось перенести в подземные озёра.

Драконов древних
Тревожим так священный спящий дух и тлен.

А царь подземных благ,
Каменьев драгоценных
И люда малого Отец-Хранитель —
Мастер Дар-Гистр —
Всем этим очень недоволен.

И потому трясёт здесь горы
Гневом скорбным,
Так прячет от гостей незваных родники.

Из-за того
Источники целебные иссякли, заросли.
Влас Веды Вод почти угас
И Древо Жизни не цветёт.

Придя сюда к тебе на зов,
Я рисковала, Ставр,
Нарушила запреты храма.

Тебя ждёт Мать Чанди уже три дня,
Но не такого, как сейчас.

Ты должен сильным быть
И силою магии своей,
Долги пред будущим Спасителем исполнить.

— Что — Радомир?

— Да. Он.

Сказала Мать наставница,
Что звёзды скоро нам дадут ответ,
Когда из Рода Меровингов в наши земли
Придёт младенчиком Мессия.

Его родителей
Уж начат путь по тверди Яви.

— Только начат?!
Они что — дети?!

— Нет. Отроки.
Ещё сердца не скреплены союзом свадьбы.
Они на обучении сейчас в Долине Магов.

— ДалЁко ли?

— На землях франков.

— Как долго ждать!

— Сама тебя я стану врачевать,
Но тайно.
Найдём убежище в горе.

Поговорю с царём Дар-Гистром,
Ему я требу щедру отнесу:
Колосья, шерсть овец и фрукты.

Пускай укажет тихую пещеру,
Где сможем затаиться ненадолго от Чанди.

— Санти, ты знаешь много про Мессию.

— Верно. Знаю
Как и те,
Кто помешать его рождению хотят,
И ходят по земле,
Дыханьем Ра благословленной,
Отмеченой на картах
Его златой печатью — Кресом.

Сокрыты в лоне Матери-Земли от супостата
Священные тома великих звёздных предков.

— Где ж эти земли? Расскажи.

— А ты — не ведаешь о том?

— Конечно, нет.
Двенадцать лет ищу.
Прошёл б ещё полсвета,
Чтоб только отыскать!

Там вечность Радомира
Стал бы ожидать.

— Чудно.
Под носом собственным не видишь Рось? (Рось – место освещённое солнцем).

Печать Владыки Света не находишь?

Чудно глаголешь, Ставр.

Глаза открыты,
Но отчего-то дремлет юный разум?

— Нет, я не сплю
Мой разум гибок, как лоза,
Текуч, как воды водопада.
Я был… Я видел как…

— Что — правда?
Тогда поведай мне в сей час,
Кто дал тебе такое Правильное имя?

— Дык, выбрал в детстве сам.

— А, как?

— Почудилось, услышалось в душе
Иль в небе пеньем птиц навеяло во сне.
Быть может,
кто-то невзначай на празднике сказал,
А я Душою это имя принял.

— Конечно так и не иначе.
Что означает Ставр?

— Священный кресс. Он щит от зла.
Мы люди-асы это с детства знаем.

Четыре лика Ра в единой руне
Все люди видят в ясных небесах.

Дитя — Ярило,
Купайло — отрок,
Витязь — Свянтовит
И седовласый Хорс — Старик,
Хранящий Мудрости народов Рассы.         (Расса – Ра – Бог солнца, Асс – мастер.
                Раса — солнечные мастера. Люди-творцы)
Хорс в Карачун —
Во Тьму Ухоит на три дня
И в Рождество
Младенчиком Ярилою опять приходит.

— Верно.
А в перекрестьи кресса – Ра-Душа,
И сердцем — скатный жемчуг.
А оберегом сердца — сердолик.

— Сердолик?!
Когда упал с коня,
Я пролил кровь на этот камень.

— Он сам нашёл тебя.
Теперь ТЕБЕ его найти придётся.

Вспомнишь место,
Где ты в беспамятстве лежал?

— Конечно, да.
Сказала: сердолик — мой оберег?

Вот я не знал,
Что жемчуг в центре кресса
— наш Владыка,
Как в нежных лотоса яслях.

— Что, разум пробудился?
Рада.
Ты б этот кресс узрел,
Коль на своей спине глаза имел.

Ты от рождения Деметрий —
Маг вод, Земли и стрел,
Пропитанных огнём небесным.

— У Мастеров
На славных землях Инди
Я силой этой овладел.
Но о себе сейчас познал поболе,
чем за двенадцать прошлых лет.

— Есть у Саама в храме
Чудный мастер камня.

Проси его, благослови:
Пускай раздует горн Сварожий.                (Сварог –бог огня у славян)
Для сердца берег создаст тебе
В молитвах и огне.

Храни его от глаз,
за пазухой в тепле.

— Исполню, как сказала.

— Гляжу, взор посветлее стал
И разум к Яви пробудился.

— Да магия дракония сильна.
Всё более чудно и дивно,
Как распоряжается дорогами Солар.

— По соглашенью со Всевышним, Ставр.
Ты удивлён, как малое дитя.

Ты ж САМ в то время,
В мире Нави пребывая,
Просил ЕГО защитой стать.

Хотел помочь дитя всё вспомнить,
Что может быть утеряно при родах.

Желал пройти священные пути познаний
Вместе с ним до града Шамбала.

Ужель ты этого не помнишь?

— Похоже, нет. А ты?
Ты — помнишь путь свой в Яви прежней?

— Да, конечно.
И имя прежнее, и предназначенье,
Родителей любимых, и мужа и семью.
Но не сейчас об этом извещать.

Скажи мне: матери твоей, какое имя?

— Велеярой предки звали.

— Веле-Яра — Владыки Велеса и Ра святое имя.
А, отца?

— Он Влесеславом откликался.

— И снова Велеса Владыки имя
И Славы Господа сиянье.

Ну что, уразумел теперь?
Спустился в Явь ты правильным путём.
И получил, что причиталось изначально:
Лотос-щит и меч.
Как вижу, он из звёздного железа сотворён?

— Я — правильным путём пришёл?!

— Своим.
Отец и мать на то оплату жизнью дали.
Чти память их, пока ты будешь жив.
И после накажи нащадкам, чтобы чтили.

А, Таврика?
Подумай, что означает Таврика?

Скажу тебе, таясь лишь раз:
Ясли нашего Миссии будут здесь.
И потому на наших землях
На дев и чад объявлена охота!

— О…, это ясно видел сам.
Я даже знаю кто охотники.
Об этом знание получил в краях
волшебных Белых вод я.

Всё расскажу Чанди, что видел там.

— И Ма Чанди узнав, сказала только мне,
что Радомир ЗДЕСЬ где-то должен воплотиться.

— Определите цель и путь,
и буду снова витязем в седле.

— Спасать отца и мать Спасителя?

Уже ль на этот раз решишься?
Не станешь ждать в укрытии
Рожденье Радомира?

Ты не отступишь в этот раз?

— О чём ты говоришь?
Ты что-то знаешь, помнишь?
Расскажи.

Что значит: «В этот раз?»
— Вскипел негодованьем маг
И отстранился от Санти.

Она заметила и взгляд не отвела,
Следя за буйным ритмом сердцем Ставра.
— Видать, что мать твоя
От горя не смогла дать знание чаду
О том, что воплощаемся в своём Роду не раз.

— Я думал проще всё.

— Конечно, проще. Сядь.

— И отступать нет мыслей у меня.

— Да, знаю.
Затем и позвала тебя
Из Асии скорей домой вернуться.

Послушай, внемли, маг.
Вот-вот парадом стройным в крест
На небе встанут звёзды,
Появится священная хвостатая Звезда,
Как знак и новый путь для Ра.

Он в Яви этой твёрдой
Называться будет Радость Мира.

Мать-Богородица-Макош сама
Отпустит дочь свою на Твердь из Нави,
Чтоб непорочным лоном
Пресвятая дева ожидать могла,
Когда же сын Солара Ра
С лучом в неё войдёт,
Чтоб опуститься в человечье тело.

Тогда Мария станет матерью его счастливой.

А женой Миссии будет та,
Что рождена в Долине Белых Магов. (Маг Долины)

Но знания о жизни светлой их,
Возможно, могут быть покрыты ложью и сокрыты.

Я не уверенна, но чувства не покидают эти.
В сиянии трёх лун, я часто вижу ясны сны.

— Так знания о воплощениях сокрыты?
Кем?
Подмена истины от Света — ложью-Тьмою?

— В си времена на землях Таврики
Ущемлена повсюду Святость и Любовь.

— Не вразумлю, Санти
Иудам власть сладка безумьем золота
Или надменностью над Росским миром?

— Всё тоже, как всегда, Деметр.
Предвижу я горячую пору,
От горя горького уж путь идёт десятилетья.
Прописан он в грантхамах и томах
Святою кровью наших павших звёздных предков.

— Согласен.
Читал и видел признаки сего безумия повсюду.
И в Таврике,
И изредка уже в Цар-Царии Великой.

Скажи: неужто, горе, голод и война
На наших землях повторится?

— Коль вновь падут два Геркулесовых столба,
Порушен будет договор.
Отсчёт начнётся скорый
Для паденья нынешнего Мира.

И потому от змееликих иудеев
Троянцы Трою и столбы те зорко берегут.

— Согласен.
Видел эту крепость в устье рек.

Я стану призывать Народы все сплотиться.
Сберечь нам надобно теперь
И память дедов, и детей и матерей.
В нетленном камне запечатлеть писанье
О Мире нынешнем подробно для потомков.

— Ты о Граале вечном слышал что-то?

— Я б сказал, что, нет.

— Ещё услышишь.
Нам в путь, пора.
Вставай же, витязь!
Дай мне руку.
И призови скорей коня.

Волчица Облак встала,
Уши навострила.
И в небо глядя, вдруг завыла.

Гром, треск раздались в вышине.
Там, из ниоткуда проявились тёмны корабли
И серых страшных облаков
Над тихим морем и над сушею пустили.

Нежданно буйный ветер разыгрался
И стал он кроны кедров нагибать.
Исчезло быстро солнце. Потемнело.

Вдруг Падмэ вздрогнула
И резко в чащу леса поглядела.

— Тиш-ше, Облак, тише.
Здесь инородцы бродят рядом?
Слышишь?
ВишАя, что видишь? Покажи.

Глаза закрыла дева,
Чтоб чрез глаза сапсана
К пещере тайной
Безопасный путь узреть-найти.

                Эпизод 10
                Голос Любви.

  Далеко заполночь, ближе к рассвету немая амазонка Тали (с отрезанным языком) на быке Одале вернулась в тёмный каньон, место между трёх скалистых гор, где на новом месте, теперь скрытно жили жрицы культа Матери Макошь. Она, было, незаметно пробралась в одну из пещер, оставила там быка и поднялась по лестнице в верхнюю пещеру спать. Устраиваясь под шерстяным одеялом, она почувствовала на себе взгляд. Присмотрелась. В углу на камне терпеливо ожидала всех Чанди. В её руках чиркнуло огниво, и вспыхнул маленький факел. Амуженка(амазонка) вздрогнула и встала. Жрица вставила факел в щель стены, и в зале стало видно.
— ТалИ, скажи мне, где она?
  Та покачала головой. «Не знаю».
  Наставница храма немедленно применила элемент боевой магии и неожиданная слабость в бёдрах уронила немую деву на пол на колени.
— Скажи: где сейчас Падмэ и Облак? — настаивала Чанди.
 Амуженка (амазонка)опустила глаза, снова пожала плечами и покачала головой.
— Хорошо, На-Тали. До утра можешь остаться. Но утром уходи домой в Тарту или куда захочешь. Благо дарю за помощь. Мы справимся сами.
  Женщина-воин задумалась, подняла галаза и жестами стала спрашивать:
«Что будет с Падмэ, за то, что она ослушалась и ушла?»
— Сначала расскажи, зачем она употребила магию, чтобы я её не нашла. Что случилось? Куда ушла?
  На-Тали жестами рассказала жрице, где они были и что делали.
— Ставр вернулся? Отравлен, ранен? Конь-тотем? Странный? Хорошо. Сейчас они где?
  Амуженка отвернулась, закрыла глаза и двумя пальцами рот.
— Слово дала? Не скажешь? На-Тали, я б магией сейчас язык твой прирастила, что б тут же с горлом вырвать! Где они?! Санти так не должна! У неё предназначенье. Хотя, конечно, важен Ставр. Горячие сердца!
  Амуженка подтверждала жестом «Горячие сердца» и, взявшись крепко за нож и щит, скрестила их, показывая, что Ставр и Санти будто единая сила.
 «Санти и Ставр — преобразующий огонь небесный, и вод бездонных глубина. Елико оба!
  Почему не пришли все вместе? Ну, хорошо. В конце концов, у Падмэ достаточно сил, чтобы справиться. Но и слишком крепкая память о том, чтобы не знать, кто в действительности Ставр. Она что-то говорила ему об этом?» — Не случилось бы…
  На-Тали взглянула из-под руки, мол «Это тайна? Что не случилось бы чего?»
— А? Нет, ничего. «Она ведь не допустит снова». Капля крови балия у тебя ведь есть с собой?
  Воительница с сожаленьем показывала: «Нет».
— Нет? Пойдёшь туда — любой ценой возьми.
Что? Они говорили ритмом песней? «Господь Владыка, не посылай ещё раз это испытание обоим. Сжалься! Пощади».
  Амуженка жестами спрашивала: "Это что-то значит: ритмом песен?"
— Ничего.
  Чанди встала, жестом потушила факел и направилась к выходу.
— Уж поздно спать теперь. Рассвет.
На-Тали, запарь крутую заспу из овса
к столу вечернему,
пусть семена взойдут росой.
И воду завари ключом для сурии, сейчас.
Я к водопаду Душ спущусь, пойду-пройдусь.
С Саамом встречусь.
Сапсаном призову его.
Мне обсудить предназначенье и возрождение Санти
немедля нужно.
«О, Боги!
Аромат любви Санти и Ставра
слышится в моих речах!
Разъединить немедля!»
— Чанди, и я пойду с тобой, — сказала Друда.
— И ты не спишь? Давно ль проснулась?
— Не сплю всю ночь. Луна. Одна, вторая…
— Ты грезила? И что видала?
— Нет, ничего. Мне просто сон не шёл.
В душе тревога бьётся
о сестре моей погибшей,
как птичка, взятая в полон.
— Не время горевать.
И призови тотем,
пусти вперёд куницу по ветвям.
Пускай к Санти направит нас.
— Сейчас?
— Сейчас же. Не время медлить.
Ты знала, что давича исчезла Падмэ?

Но Друда отрицала.
— О ней не вспоминала даже.
— И снова магия её.
«Что ж делать?
Санти и Ставр
Лгать не обучены, не могут,
и истину о том, что знают,
лицом к лицу, не утаят!»
Скорее, в путь!
Остановить обоих!

  Тем временем, в другой пещере
Санти и Ставр, с конём и волком у костра
на целебных свежих ветках яловца
сидят на покрывале, отдыхают.
В малой медной чаше
Санти готовит сурицу
для восстановленья сил.
И магию тройной луны призвав,
готовит крепкий чудный эликсир.
Молчит она
и Ставру прибавляет сил своим дыханием.
Просторную и светлую пещеру
наполняет белым дымом от целебных трав.
Вот Ставр насытился едой простой,
согрелся у огня в сырой пещере,
молчание нарушил и спросил:
— Сказала на зоре,
что помнишь имя прошлое своё?
— Сказала.
— И помнишь где и как жила?

Она кивнула.
— Расскажешь?
— О том особой нет причины,
чтоб рассказать в сей час,
что помнить должен сам.
Скажи мне ТЫ —
что видел в белых землях Ра?
В Гиперборее был?
Кого и где дорогами встречал?
И так ли велика в си времена
священная земля,
которая «Да-Ария»
отмечена на картах?
— Да-Ария?
Не знаю.
Я Таврию, Московию, Тартарию видал,
их землями прошёл далЁко на восход.
— И как далёко?
— Туда, где солнышко встаёт.
Кий Тай великую я зрел.
Величественные колдовские грады-храмы Инди.
У магов «Чи» бывал и всякое видал.
Был год у них на обученьи.
Жил в междуречье —
в местах-лесах Ягинь —
одно лишь лето.
Такое волшебство повсюду там!

Бывал в Ки-Тае
и там такое видел,
что не бывало раньше в Таврике у нас.
Там маленького роста люди
ведут свой род от красного и жёлтого драконов.
И утверждают, будто Император их —
живой дракон из плоти-крови,
спустившийся по красной молнии с небес.
— ЧуднО.
Неужто правда то, что он с небес сошёл?
— О том не ведаю я правды.
Так люди эти жёлты говорят.
Там далеко
сокрыты чащей леса, пеплом, глиной
пирамиды белые и битые стоят.
На целых — видел гладкий треугольный камень,
высОко в небо устремлённый —
то золотой сияющий кристалл.
Сиял и в день, и в полночь,
как бело солнце в знойный полдень.
В тех пирамидах великие три Ма, три Ба
объяснялись с праотцами, пополняя знания.
Там гул с небес, и гул из-под земли
был слышен ежечасно, ежедневно.
И витязи, и девы
легко взметались ввысь на огненных шарах.
Парил над твердью люд крылатый и свободный.
А в водах жил — Купалы род великий и чудной.
— Ты не видал того,
что праотцы оставили для нас на этих землях?
Не слышал гул небесный, лодьи-корабли?
И не видал, кто к нам с небес и из-под вод
на голубых огнях приходит?
— С небес и из-под вод?
Что? Здесь?!
— Здесь тоже пирамиды повсеместно, Ставр.
Сокрыты под землёй они от взора любопытного чужого,
пеплом тела огнедышащего витязя-титана.
И дух его зовут Вулкан.
Он пал в бою, когда, на землю пали части Лели.
И эта твердь, что под нами стелится у нас —
есть тело разгневлЁного сожженного титана.
Неужто наши грады-звёзды, башни меньше
Чем видал в далёких землях?
— Ты так чудно всё говоришь, Санти…
Здесь пирамиды есть?! А где?
— Ты что ли их не видишь?
Сам Ра Господь с родителями и детьми
их здесь создал, поставил и оставил
библиотекой знаний и опорой мирной жизни.
В одной из двухсот шестидесяти восьми,
что порядком стройным по всей Да-Арии стоят
живым числом от звёздных исполинов. (живое число — математика, золотое сечение)
Дыханием взаимным Земли и двух последних Лун
хранят те пирамиды ритмы жизни
всего, что Живою полно от мала до велика.
Из Вед мы знаем слово Предков славных:
«Что в малом есть, то есть в большом.
Что есть вверху, то также есть и снизу.
Все чада Ра-Солара соединены между собой
двойною спиралью-нитью сине-красной».
И потому, глядясь в глаза друг-другу,
пресветлый видим лик «Его» и "Их".
Как наше время обученья приходило —
Сын Ра чрез лоно непорочной девы красной
златым лучом с небес спускался в плоть её.
Так плотным становясь Учителем-Светилом,
меж нас он так же добрый, Мудрый Человек.

Здесь рядом белой пирамиды есть одна вершина,
а там — другая. Давно сокрыта под землёй она.
В обеих я не раз бывала
с драконихой моей — Раджас-Кама.
Чрез нору пепла стылого
и ныне твёрдого, как камень,
она глубокий тайный вход опять отрыла и нашла.
В те залы истины о мирозданьях показала
там, где царит теперь лишь сумрак-тишина.
Так сотворилось от огня крушения одной из лун
и от восставших из расколов Тверди волн и вод
потом возникшего смертельного потопа-водопада.
Так пали те, кто много выше и мудрее нас стобою был.
Остались целы — считаны на пальцах.
Кто знает об Асурах и Род ведёт от крови их,
тот знает о несчастиях постигших семьи.
Здесь всё вокруг — Заветная Священная земля.
Здесь в глубине тлен, пепел, кровь и белы кости,
Лежат в грязи руины Великих наших башен, городов!

Скажи мне, Ставр, что ты ещё видал, нашёл?

— Что мне теперь сказать, Санти?
Я поражён!
И пыл моих открытий
твоею речью остужЁн.
— И? Ну же.
— Видал ещё…
Драконов с горячей кровью,
что говорили человечьим языком.
Родили чад, как мы — как человеки-люди.
Их дети любовью наделены
и памятью с Асурами едины.
— Вот эка невидаль…
Моею повитухой была морская дива,
дракониха РаджАс Кама. Я говорила.
…Что под Ка-Ра-Дагом
уж тыщу лет с семьёй живёт
и стережёт из камня синего священные врата.
Её отец ДевлАс, мать — ЛУна.
Четыре пары близнецов детей,
как лепестков у лотоса морского.
Вход в дом подводный стерегут
Тот, что в Златых воротах Ра.
Я там бывала тоже.
Кристальная, волшебная вода!
Раджас Кама
по-прежнему мудра и молчалива,
словно книга знаков-мудр.
И дети, только лишь трое, здравы живы.
Иногда их тела легки,
как над головами эти облака.
Моя мать — Анахата – лунный свет,
Меня рожала трудно, на рассвете
в день краткий Карачун.
Дэлфин – её тотем — из вод хрустального залива,
призвал скорей спуститься с гор,
чтоб через воды тёплые морские
впустить меня живою в тверди Яви мир.
Так притушить огонь,
которым я исполнена была
в час возрожденья, как светило.
Иначе я утробу матери своей сожгла.
— Вот это да!
Ты что, не человек?!
— А кто же? Я — как и ты —
создания, зачатые в любви.
Как все вокруг, и малы, средни и велИки,
сошедшие Ра-искрой чрез кровь и в плоть.
— ЧуднО.
Какие сложные пути Отцы для нас избрали.
От удивленья волоса все дыбом встали.
Ходил, ходил... Блуждал, блуждал…
Истоптана до дыр не раз моя обувка,
одёжа — многократно прохудилась и мешок,
и съеден соли пуд, бесчисленно лепёшек.
За чудесами шёл и в снег, и в дождь,
в гору, с горы,… в болотах, реках утопал…
А диво-дивное всё, оказалось, было дома!
Не ведал раньше я такого!
Слыхал,
Горынычей всех нынче одичалых,
Небесных, подземных и морских
повсюду бьют и истребляют
за то, что те изводят род людской.
Они палят огнём,
нещадно топят в водах всех,
кого узрят в домах, челнах
или в повозках на дорогах повстречают.
— Отец Всевышний, Ра-Солар!
А как иначе?
Как же слепых, жестокосердных,
хладнокровных вразумить?!
Без ласки и любви да будь кто,
хоть человек, хоть зверь, хоть птица,
конечно, одичает!
Забудет род, язык и с нами прочну Духа нить,
Так превратится дикое зверьё и в нежить.
Вот привяжи иль посади на цепь любого —
Глядишь, и вскоре друга истинного больше нет!
Разъедини возлюбленных,
Иль отними, иль покалечь их чада —
тоской отяжелённый вымрет славный Род!
Останется лишь неутолимой ярость в жилах,
дарующая смерть всему, что встанет на пути.
— Согласен. Верно.
Дракон — и повитуха?! Друг?
Как так возможно?
Хотя я видел как ягини
рожали в воды бурные
источников родильных.
И драконы-девы
помогали сиянием сердец своих
прийти на свет великим чадам россов.
— Не первый раз так прихожу.
Всё так же много сил затратных,
а тЕла меньше с каждым разом.
Не знаю почему.
Возможно от того,
что только три луны теперь осталось.
Но в родах связывать мне силу надо.
Драконам лишь под стать с той силой совладать,
оставив в теле только сколько нужно.
Иначе при рожденьи буду умирать.
— Мне скажешь имя прежнее своё?
— Ну хорошо. Скажу.
А ты к утру забудь,
что здесь тебе сказала.
Я — Тара Белая.
Бываю Красной в час лихой.
Зелёной — в годы процветания и счастья.
Богиня рек и вод исток, но только тех,
что средь земель Да*Арии текут.
Я рождена в озёрных тёплых водах.
Пришла тогда из недр бутоном лотоса —
одним из многих.
На крыше Мира после битв Богов
теперь лежат и спят
под белым покрывалом
мои святые ясли — озёрны воды Манасаровар.       (Манасаровар – озеро в Тибете,
                рядом с горой Кайлас)
Там счАстливо жила в садах у Ра,
в священных первозданных землях Рая.
И так до бетствий, что принесли иные родом,
чтоб Живу повсеместно жрать и грабить нас.
Столь велика была тогда,
что в прежней, с ростом этим
была б мизинчиком своим.
Жаль, нет теперь моей семьи,
друзей, садов и древ великих.
Разрушены, украдены, остатки сожжены.
Теперь таких частей от Тары, как и я,
Возможно, тысяча сейчас по миру ходит,
как капель-брызг несчесть, взлетевших из воды.
Сто тысяч Тар!
Сто тысяч единокровных, мудрых, многоликих!
Неисчислимо лотосов священных малых и больших!
И все они — ручьи, озёра, родники и реки,
— все девы-весты, ведуньи, жрицы, ведьмы… —
в душе наполнены Манасаровар святой водой.
Я сердцем слышу голос-шопот их родной.
Ведь мы с рожденья помним
о происхождении едином.
Так мы везде друг-друга узнаём.
Наш человечий Род — Асуры.
Наш светлый Род — Небесный,
кто знанием числа и качества ситихий
создали эту землю — пятый дом наш,
и может быть уже последний.
Тем строже и усердней
беречь от гибели его должны.
— Ты так была огромна?!
И многочисленна теперь?!
Умом мне ни представить, ни понять.
Как был мальцом,
возможно, тоже помнил что-то,
как сиротою стал —
в заботах ежедневных позабыл.
— Так вспоминай в сей час!
Тела меняем, облик тоже.
Наш Дух — един.
Представь, древа такие раньше были…
что те, что ныне перед ясны очи видишь,
лишь мхом казались бы тебе тогда.
Столь ярки всевозможны рыбы, птицы.
— О, сохрани меня Солар, Санти!
— Я Падмэ.
Я Лотос, в коем Ра-Дитя,
как в яслях однажды пребывал.
— Ты матерью его была?!
— Нет. Что ты. Только ясли.
Колыбель, Грааль, вода, кристалл.
Я пуповину с кровию рожденья берегла.
Все маги знают:
Кто обладает кровью-пуповиной,
тот повелевает волею дитя.
— О, это знанье помню я.
Ведь мать моя её носила оберегом.
Теперь вот моей на груди 
висит на ремешке она.
— И потому своею волей обладаешь.
— Сказала — ты Кристалл Вода и Колыбель?
Всё рАзом? Разъясни.
— Сейчас всё выглядит иначе, чем тогда,
когда меж звёзд родители летали
на колесницах к солнцам и мирам.
Любой мы вид и облик по желанью принимали.
И это было безусловно и привычно нам.
— Сказала: к солнцам?
— Да, Ставр.
— А где ещё четыре мира?
— Здесь были. Теперь уж сметены.
Но есть и там, —
И Падмэ показала взглядом в небо,
— Ближайшие уже мертвы, разрушены.
И та зараза,
что оборвала жизнь великих предков,
создавших мир, что ныне видишь,
зовутся хищники с небес,
холоднокровные Анну-На Ки.
Из других миров пришли сюда,
чтоб жрать, и жрать всё то,
что Живой на земле пропитано,
теплом, любовью, златом, Светом.
Те три Луны, что видишь там –
дыханьем их мы живы
в плотном, огненном, эфирном теле.
Теперь мы пребываетм только здесь.
Мы заперты на самом деле, Ставр.
Звенят над нами Звёздный
и хрустальный невидимые храмы.
И крайне редко приоткрываются на вход врата.

— Не может быть!
Разрушены миры? Невидимые храмы?
Погибли луны?!
— Нет. Одна.
Надежда выжить – Радомир.
Его сиянье, сила,
поднимет тех с колен,
в ком знанье живо
или отравленное страхом спит.
Тебе — дитя хранить лишь первые часы и годы.
А после, в тонком теле
сопровождать и защищать,
и память пробудить в его Душе.
Как станет отроком – отправиться к Отцам
на обучение на Крышу мира, Шамбала,
в пространств-времён святые зеркала.
В те, что ещё остались.
Ты там останешься потом.
А он вернётся сам,
чтобы служение своё исполнить.

В разных землях зреет войско,
Таких, как ты и я.
Мы все – опора Радомиру.
Волхвы и маги, балии, колдуны,
магини, жрицы…
Тот страшный год погибели в огне Земли
зачал Маг Тьмы. Он змееликий.
Его в писаньях древних называют Яхвэ.
Зовётся год тот Годом Ямы Света            (Яма — на санскрите озн. конец всего).
Год Возрожденья
лишь через тыщщу лет придёт
И будет называться Годом Света.
Надеюсь, что отступит тьма
под знаменем Владеющего Миром дважды.
хоть и будет сопротивляться Чёрный маг,
подталкивая Мир во Тьму.
Он изберёт испытанное им не раз оружье
– кровопролитную с Душою Ариев Войну.
А мы… должны едины быть все поголовно,
как дети Матери одной – Земли,
чтоб защитить Любовь, Семью и Жизнь как таковую.
— Откуда знаешь?
— Всё в Круголете писано
и в Х-Арифметике исчислено давно.
— А ты сама?
— Я? Я...
Другой путь ждёт меня.
— Какой?
И Ставр взял за руку её,
и свод пещеры задрожал,
а в очаге огонь вдруг ярко-синим стал.
Санти отняла руку,
встала, отошла.
— Не этот.
Нам быть нельзя с тобой пока,
не в этой жизни, Ставр.
Огонь и воды смешивать нельзя
вот так,
сейчас.
Опасно.
Нас услышат.

— Я из земель пришёл живым на свет,
что в волосах твоих.
 
И свет в глазах твоих не раз спасал,
когда я замерзал в горах чужих!
 
Когда в пустыне жаждой иссыхал,
я находил родник.

Когда плутала в топях зыбкая тропа,
опору в вере находил.

Когда про дом я забывал,
сапсана слышал крик!

И ныне жив-здрав балий
лишь магией Санти!

— Да…
Маг и Я.
Всё так и есть.
Я помогала и вела путём твоим,
но старым.
Познай и вспомни сам, кем был,
чтоб не сойти опять с пути.

Санти встала, взяла лук, колчан,
за ней встала и вышла пещеры Облак.
— Утро, витязь.
Мне пора.
Я слишком многое сказала.
— Останься!
— Нет.
— До первого луча!
— Нельзя.
— Куда пойдёшь?
— Чанди зовёт.
О нас с Саамом говорит в пещере Веды Вод.
Вот водопад в горе почти иссяк,
остался тонкий волос.
И древо молодильный плод
нам не даёт уж год.
А белый Алатырь уснул и мхом порос.
Завял последний красный лотос.
— Вернёшься?
— Может быть.
— Мне ждать?
— Свой путь сам избирай, балий.
Меня забудь.
Сама найду обоих Райдо,
коль нужно будет исцелить.
— Нет, погоди!
Вот нож.
Возьми!
Принёс из мест волшебных белых вод я.
Напоминаньем будет обо мне,
защитой от ворожбы чужой.
— Смешной,
великий витязь — волхв-балий.
Душой – дитя, уменьем – мастер.
Опутать чарами цветок нельзя,
Сорвать иль истребить лишь можно.
Я человек, как каждый,
кто из плоти-крови состоит,
но и богиня воплоти.
Ты не ищи меня,
а камень сердолик — сыщи.
Его теплом излечишь душу.
Купай в росе свого коня,
и так восполнишь отнятые силы.
Пей сурию, великий маг,
по три глотка три дня,
и рана быстро зарастёт.
Теперь сапсан Чанди
легко тебя найдёт.

Санти взяла нож маленький
из чёрной гибкой стали,
отвернулась, и,
сжав в руке бесценный дар,
неторопливою походкой
спускалась с волком с гор.


                Эпизод 11
                Сознание Падмэ-Тары.

   Падмэ и Облак, как всегда осторожно, шли по лесу и приближались к священному Водопаду Душ Веды Вод со стороны узкого ущелья.
   Санти не хотелось оправдываться и объяснять Чанди, почему и где она спрятала магией себя и Ставра.
   Издалека наблюдая за разговором друзей — верховных магов мужского и женского храмов волшебств, Чанди и Саама, стоящих у входа в святилище, она почувствовала и увидела рядом с ними особый свет и запах. Тот, который излучают влюблённые сердца, когда они рядом друг с другом. Она подобралась ближе. Сдержала Облак рядом и послала сапсана Вишаю наблюдать. Закрыла глаза, чтобы видеть его глазами.
   Друда Ириша и сопровождающий Саама — лучший его ученик — молодой воин-маг Гой тихо говорили стоя в ущелье у бесплодной яблони. Они договаривались о следующей скорой встрече и нежно держались за руки. Сияние их Ра-Дуг вибрировало и увеличивалось. Силаль (Егоза, непоседа) Гой (Сеятель), в знак любви, трепетно вложил Ирише в ладошку маленький цветной стеклянный сосуд с ароматическим маслом для ясного сна, которое сам сделал и составил специально для неё.
   Их тотемы: куница и крупный бурый медведь, мирно общались на поляне. Падмэ улыбнулась и «шепнула» на ухо подруге:
   «Осторожнее, сестрица. Чанди сейчас обернётся, чтобы найти меня, а увидит, как ты преумножаешь свои силы не разрешённой лЮбой».
   Та вздрогнула, отступила от возлюбленного и быстро встала ему за спину, будто разглядывала камешки в усохшем русле горного ручья.
   «Благо дарю», ответила она и покраснела.
   Чанди тут же обернулась, прислушалась, ничего не заметила, вошла с Саамом в глубокую пещеру и, освещая факелом крутой спуск, не торопясь, шла сырой тропинкой. Наблюдая за тонкой струйкой Водопада Душ и совсем редкими каплями «молока», она продолжала вполголоса делиться своими мыслями с Саамом.
   В нижних коридорах окаменелых стен вулканического пепла виднелись останки древнего крылатого дракона, огромного быка и дитя гиганта.
   Оба мага, освещая пространство факелами, остановились у среднего зала с небольшим озером, где вода ещё была и в другие «чаши» сквозь свод капало «молоко». Падмэ старалась расслышать их разговор без сокола Вишаи. Мешало глухое эхо зала. Чанди и Саам слегка озябли от холода и накинули на головы капюшоны.
— За восемь лет я думала, что он не вспомнит о Санти. И где-нибудь останется до прихода Радомира. Мальчишка! Как так с одного детского взгляда случилось узнать её? Теперь, когда Ставр вернулся в ещё большей силе, крепким мужем, не знаю, что и делать. И Падмэ рядом с ним использует магию значительно сильнее, чем моя. Исчезла, никто и не услышал, следов не различил. Не могу увидеть, где она, как бы ни старалась. Если они со Ставром опять сладят любовный договор, то будет яма. Силы балия не устоят перед силой сердца Падмэ. Вода, огонь — стихии, которые не укротить. А если их соединить вместе, то это будет...
   Боюсь, когда Радомир родится, он останется без должной поддержки и защиты.

— Зачем их укрощать?
Дать цель обоим и научать,
как с силой сладить.
Почто волнуешься об этом рано?

   Саам поднял магией небольшой камень, опустил его на гладь воды и, немного играючи, рисовал им свастику Ярила-Солнца, замедляя волны.

— Саам, Саам, история всегда повторяется! Отец и мать Ставра в своё время нарушили правИла и кон двух культов, соединившись в собственном союзе. И родили мага, которому под силу передвигать материю земли, возрождать вулканы в море, поднимая разрушительные волны.
   Маг отвлёкся, камень булькнул и волны мягко разошлись.

— Или успокаивать сердце
взволнованной Мидгард-Земли
своим успокоённым сердцем.

Я помню Влесеслава — его отца.
Был славный, добрый маг.
И помню Велеяру — мать его.
Горячие сердца!

И в их союзе равном
пришёл защитник сам,
по соглашенью с Ра.
И выбрал самых возлюбленных родителей себе.

Что может быть сильней и чище
дитя, зачатого в любви?
Вот яблоко. Чанди, возьми.

— Да. Конечно. Но оба мага в той страсти и погибли! Влюблённая Санти ведь станет неукротимой силой. И магия её во стократ взрастёт.

  Саам снова поднял камень и рисовал им на глади стоячей воды Треглав.
— Однажды, да.
Хоть так, хоть эдак, она елико. 
                (Елико на санкскрите озн. вижу цель, не вижу препятствий).
Чанди:
— Елико оба! А если Ставр не исполнит долг предназначенья своего?
Тройная свадьба меж магами и мирной девой запрещёна Ярилом.
Оставь же камень! Хоть на минуту стань взрослей, меня внимательно послушай.
Седые пряди в волосах, а ты опять о том глаголешь.

  Она вернула ему яблоко в руки. Он оставил камень вниманием, тот утонул.
Саам:
— Та дева не рождена ещё,
а ты ТЕПЕРЬ препятствуешь их свадьбе.
Зачем?
— Ты знаешь сам, чем для Падмэ это станет.
Зачнёт,
начнёт стареть, как все,
питая силой всех детей своих и землю,
где запалИт очаг Семь-Я.
Окончив век — умрёт
и жизни долгой не продолжит.
— Так будет лучше.
Дай жить ей так,
как сердце женщине велит.
Оставь ей выбор.
— Выбор?!
А Радомир?!
Его рождение в плоть гораздо больше значит для Земли,
чем счастье Падмэ!
— Вот как?
А не познавшая любви Санти каким Граалем станет?
И как наполнит пониманьем,
счастьем и любовью целомудренную деву Мару,
когда та понесёт непорочное дитя под сердцем,
не понимая, что ей делать, и что творится с телом.

Представь:
Затем, та дева чревом округляться будет,
и рожать в великих муках станет…

С чего ей вдруг питать любовь к дитя,
пусть даже и святому?
Она, в миркабу не соединившись с мужем,
должна наполниться служением только?
Ведь, тяжкий плод без чувств нося под сердцем,
она потерпит только муки, а не счастье.

ТАК МА-терью Святой она не станет.

Ты не рожала ведь, Чанди,
и молоком дитя не вос питала.

Откуда знать тебе,
что за искусство-счастье — материнство?
Что значит матерью себя НАЗВАТЬ
и ею БЫТЬ на самом деле?

Питать ребёнка молоком груди счастливой,
растить, заботиться и защищать
и в дождь, и в холод,
исполняя заветы букв премудрых Ма…

Готовить к испытаньям будущим
дитя Святого Витязя-Владыки Ра…
И быть поддержкой во всех путях-дорогах
до смерти собственной или его.

Ведь мать — богиня малая,
опора, свет и жизнь любому чаду!

Великой Тары сердце жаждет
размножиться в Семь-Я,
достигнуть уровня другого,
подняться над собою многократно.

И Жизни магия её
лишь возрастёт от родов к родам.
Уже великая орджас паура      (Орджас паура — на санскрите озн. истинная Любовь)
зовёт её скорей проснуться, 
и в силе той воспламенится сердце,
и мужа не забудет никогда.

Без Ставра будет тосковать Санти,
иссохнет,
станет чашей с уксусом иль ядом.
Вот так! Смотри.

  Маг раздавил в руке яблоко, и оно сквозь пальцы вышло кровью, и та вдруг стала чёрной, вспыхнула огнём, тёмной пылью и всё исчезло сразу. И Саам продолжил.

— Любовью напитать возможно,
лишь от избытка чувства в сердце,
чтоб долго-долго в счастье жить,
а не в болезнях и страданьях быстро увядать,
лишь исполняя предписания, Долг по Кону.

Несчастье порождает
муки, ревность и болезни!
Смерть раннюю в испытаньях болью,
от зараженья этой хворью!

— Да,
и Санти с разбитою душою
может стать отравой и люду, и зверью.
И вместо оберега
Ставру станет лютым испытаньем, смертью.
Кто может совладать с безумьем сердца? Расскажи.
Погибнут понапрасну оба!

Болезнь и немочь
и скудоумие тому предтеча.
Ведь боль и ревность –
почти неодолимый яд!

— Согласен, но…
кто может знать сейчас —
так станется, иль нет?
Минёт ли душу хоть кого
сия отравленная чаша?
 
Оракул может подсказать?
Её спросить необходимо.
Хоть этак, хоть вот так,
всё будет верно.
Дай выбрать ей самой!

Я говорю:
та дева отдаст ли сердце магу —
неизвестно.
И уживётся ль с магом человек —
ещё во времени не зримо.

И Ставр ли станет сердцем видеть
хоть кого из красных дев,
коль рядом будет с ним любимая Санти?

Кто будет Лотосу под стать?

Стареть ведь будут оба, в мире.
И оба будут вечно жить в любви.

  Он «нарисовал» эту живую счастливую картину на стене. Седые Ставр и Падмэ, и рядом с ними дети, внуки седьмого поколенья. Чанди повернулась, увидела, махнула рукой, выдохнула и картина исчезла.

— Всё так-то так.
Ты нового его видал?
Каков пришёл, гордец!
Матёр, как волк!
Силён, могуч, красив!
И, видно, жизнью умудрён…
А чёрный конь каков?! Гроза и ночь!

— Конечно, нет.
Ещё не видел.
Я лишь во снах-видениях
присматривал за ним,
и направлял в путях-дорогах
в Беловодье и к Кий Тай Великой.      (Кий — высокий деревянный кол. Тай — стена)
По возвращении Деметрий — воин-волхв-балий
ко мне ещё не приходил.
Скажи:
Его к Санти ты часом не ревнуешь?

Чанди едва сдержалась.
— Подумал, что теперь сказал?!

Найду ли,
или сам ко мне придёт,
к тебе тотчас его отправлю!

Не отпускай его сюда и вразуми.
Санти должна для Радомира стать яслями!
Хранителем его ключей и пуповины!
ТАК предначертано в писаниях давно:

Мессий,
что снисходили к нам с Солара по лучу,
Зачинали непорочно девы Родно Росси       (Рось — древнеславянское значение:
                залитая солнцем, плодородная земля)
Там, где проистекают воды реки Ра,     (Река Ра, она же Итиль, она же ныне Волга)
там с ними рядом протекают воды малой Тары.
Там крепостям на берегах стоять,
чтобы ключи и чаши охранять
со святою кровью-пуповиной
Ра возлюбленных детей и чад.

Так издревле сложилось, и двоим дано.
Так семьям и На-Родам сказано запомнить,
о служении Источника (ключа от знаний) и Чаши в паре.         (Инь и Ян)

Где был один —
там будет рядом в Духе и другая.
Так ДОЛЖНО вечно быть,
чтоб в мире Живу сохранять!          (ЖИва — древне-славянское значение — жизнь)

— До испытанья этого ещё далЁко.
И Падмэ не одна на службу эту избранА.
Ведь может быть другую деву
изберёт дитя как няньку-ясли.
И Мара-мать ДРУГОЙ девице чистой
оберегать-хранить доверит чашу
с святою кровью-пуповиной.

Дай жить свободно ЭТИМ детям!
В том нет греха иль нарушенья чести магов.

Счастливый маг – могучий маг.
Несчастный — может быть опасен.

Балий с ожесточённым сердцем,
преступив черту во тьму хоть раз —
стези обратно к Свету не отыщет.

А любящая пара магов может стать основой
для более счастливого пути для нашего Мессии.
И вдвое долг исполнят оба и сполна.
Цена так высока! Любовь непобедима!

— Да. Верно всё глаголешь.
Но как предугадать,
что дальше в летах будет?
Изменят клятве и обету те,
кто станет уж заботиться
о продолжении своём -
о кровных сыновьях, дщерях,
молочных малых чадах?

«Цена так велика», ты сам сказал, Саам!
Весы уж слишком шатки в день Женской Силы,
когда на небе звёзды образуют крест.
И сделать выбор меж семьёй и долгом
ОЧЕНЬ трудно.

— Но ты же это сделала, Чанди!
Я помню глаз твоих горячий жар.
И поцелуй, что негой любы                (Люба - любовь)
сотрясал луга и горы.   

  Он создал в ладони сияющий фиолетовый цветок. Тот открылся и в нём оказался перстень с зелёной бирюзой.

— Перестань, Саам!
Не время вспоминать сейчас,
что поросло быльём-травою.

Тогда источник Веды Вод
гораздо был полнее, говорил.
Теперь почти иссох, замолк.

Саам надел Чанди кольцо
на средний перст десницы,
взглянул с любовью ей в глаза
и обнял крепко бёдра.

— Во мне он не иссяк.
От той любви хоть не родился сын иль дочь,
но вот в полях быстрее вызрел амарант.
Тягучим сладким соком
налИлся спелый белый виноград.

Фиги, персики и груши
весь год кормили люд.

А яблок молодильных
тогда хватило всем недужным.

И не было в тот год
усопших в родах чад!

Мёд, сыр, маслины,
всё в изобилии было!

Нектар целебный
собирали пчёлы вдвое!

Совпало пар
счастливых втрое!

Широкой Свадьбой в Круголет
стал весь наш Род счастливей,
приумножив втрое
новорождённых крепких чад!

— Так. Погоди, Саам. Оставь меня.
Что это, ритм? Текучий слог?
Я слышу ритм в твоих словах.
Санти здесь где-то рядом!

Падмэ!
Меня ты слышишь?
Поди сюда.
Я жду.
Сейчас же!

Чанди вернула кольцо, оно исчезло в руке Саама.

«Иду». — Санти учтиво прошептала.

Саам, вдруг брови приподнял:
— Мы слогом душ с тобою говорим,
не утаив природу истины и сердца,
лишь потому, что Падмэ рядом?
— Да.
Так с ней и с нами всеми происходит
со дня как Ставр
пришёл опять к нам в храм.

— Эва как! Пуруша.                (Пуруша. на санскрите озн. — дитя богов)
Окрепла дева вновь за год.
Давно не говорил, не видел.
Будь мягче с ней, Чанди.
В ней сила Света
видно прирастает.

Санти, о, Падмэ!
Будь здрава ты, счастливое дитя.
Ты слышишь нас?

Прошу, приди сейчас.

Санти:
«Да, слышу.
Параеварам Саам.                (Параеварам. на санскрите озн. — и тебе так же)
Вовеки путь хранит тебя
великий Ра-Солар Светило
и Свадьбой в Круголет пусть вечно правит
Сварог Владыка, Велес и Макошь».

Саам с улыбкой изумленья:
— Параеварам, Санти.
Идём к тебе навстречу.

Она спустилась тропкой с горки,
с волком вместе подошла.
Чанди из пещеры хладной вышла,
замерзала и дрожала:
— С-скажи: ты всё сейчас слыхала?

— Да, наставница Чанди. Почти.
АраньЯн сегодня слишком тих.                (Араньян — на санскрите озн. — лес)

— Зачем не подошла ты сразу?

— Хотела знать, о чём глаголешь;
насколько доверяешь мне;
права ли я,
что долг Грааля для меня удел            (Грааль — чаша, женское лоно,
превыше счастья с мужем.            сосуд для хранения родовой пуповины с кровью)

— Судьба, Санти. Ты знаешь.
И с тем скорей смирись.
Тебе же будет лучше.

— А можно ли судьбу переменить?

Чанди:
— Зачем?!

— Я б Ставру стала той,
кого зовут единственной в ночи,
джанИ.                (Джани на санскрите озн. жена)
Я б сладко засыпала на плече его,
вдыхая терпкий мускус кожи мужа.

Сияла б в поцелуях, будто Ра-Дуга.
А утром лиугАсом родника                (Лигуас на санскрите чистейшая капля)
омывала б щедро его ступни, руки, плечи.

Устлала б долгий путь домой
студёной, свежею росой,
цветущею травой,
чтобы известною тропой
всегда ко мне спешил
по незабудкам нежным.

Огнём от светлячков освещала б
все пути-дороги обоих Райдо,
от меня — ко мне и нашим чадам.

Детей носила б столько,
сколь звёзд зажёг на небесах
Всевышний Ра Отец-Солар.

В глазах их любовалась бесконечно
отражениям счастливого патИ.                (ПатИ  на санскрите  озн. муж)

Я женщина!
Я жить хочу!
Счастливой быть сейчас,
а не когда-нибудь потом,
быть может!

— Санти, ты жрица!
Ты — огня магиня!
И Долг Грааля свой
ты соблюсти должна!

Саам:
— Чанди.
Она и женщина,
и жрица.
Вдвойне прибудет сил.
Поверь.
Дай жить обоим половинкам сердца.

— Она глаголом старым говорит теперь,
как дети Ра на Крыше Мира! Слышишь?!

— Да. Так что ж?
Грантхамы тоже я читал
и слышу сердцем слог
всемудрых Да*арийских праотцов.

Санти для Ставра пара-ардха!                (Пара-ардха на санскрите озн. —
                вторая половинка сердца). 
— Хм. Вторая половина сердца?

Так может их объединить сейчас
под сводом свадьбы в Круголет?!

О том в библиотеке НЕТ писанья!

Падмэ:
— Нет?
Так что ж?
Пусть будет новое.
Давай напишем сами!

Чанди, вдруг резко отошла от них,
вскипев от чувств, багрянцем на щеках:
— Вы сговорились оба, что ли?!

Санти взгляд отвела
и очи долу опустила:                (Очи долу опустила-опустила глаза в пол)
— Нет.
Но Ставр сам должен избрать свою дэвИ.           (Дэви на санскрите озн. — дева)
Возможно, и избрал.
Ведь никто из нас не знает достоверно:
он свободен
или, возможно, семя изливал
уже в другую деву.
Быть может, он УЖЕ
скреплён союзом Свадьбы и детей зачал.
Ведь Ставр Деметрий дорогами Тартарии Великой
двенадцать долгих лет блуждал!

Саам, прошу,
ты расспроси и расскажи ему,
что будет, так или иначе.
Признаюсь, я ждала его, но
так живо Я одна
решенье не приму.
ЕГО пусть будет первым верным слово:
быть нашей Свадьбе на Златых Вратах
или нет.

Чанди вернулась, встала ближе:
— Что ж? Лад, Санти.
Пусть будет так, как мы решили.

Саам:
— Я по-мужски поговорю с Деметром Ставром.
И мага маг скорее примет другом и поймёт.

Санти:
— А я к Оракулу схожу.
Она мой верный, давний друг,
и лучшее для нас, для всех не утаит
и наше предназначение раскроет тоже.

Спрошу её, как быть.
Любить иль не любить,
или существовать Граалем хладным?
Просто дришиат                (дришиат — см. перевод санскрит),
или хати опаницей?                (хати опаница — см. перевод санскрит.
                Вместе означает — поющая чаша).
Чанди:
— Иди скорей сей час.
Останься на ночь
у РаджАс КамА в пещере хладной! (Раджас Кама на санскрите озн. страстное сердце.   
                Здесь имя Оракула драконицы-повитухи).   
Подумай многократно,
КАКОЙ ценой заплатит Мир
за счастие твоё!

Саам:
— Чанди, ну это слишком!

А ты, Санти, послушай сердцем,
что скажет повитуха дракониха твоя
Она ведь тоже Ма-Ма,
и помнит многое о многих.

Советам сердца чистого её
не пренебрегай, дэвИ.
Её сынам и дочерям
поклон наш низкий передай
и собери им спелых ягод, фруктов.

— Да, наставник.
Потороплюсь скорее к Золотым Вратам.
Лишь Водопаду Душ сейчас отдам
поклон и требу-подношенье.

Чанди:
— Зачем?
Ведь он иссох давно.
И яблоня ни цвет, ни яблок не даёт.
Ты понапрасну время с ним теряешь.

Санти глубОко с сожалением вздохнула,
на наставницу с обидою едва взглянула,
Сааму обе длани, прощаясь, подала,
с надеждою о будущем, взгрустнула:

— Он всё же возродиться может
участьем нашим общим.
И Древо Жизни снова зацветёт.

Так я пойду?
Источник Веды Вод почищу…
И яблоню
озерною пещерною водой полью.
За мною оба не ходите.
Осилю вновь служение сама.
Пойдём же, Облак, милая моя.               (Облак — имя белой волчицы, которым
                была вторым тотемом Санти)
И маги разошлись,
оставив Падме здесь одну,
на дне тенистого ущелья.

Она взгрустнула,
святое древо станом обняла,
щекой к нему прильнула,
и взгляд её взлетел высОко
над деревАми в небеса,
ища сапсана-сокола Вишая.                (Вишая — санскрит. Озн компас.
                Имя сокола-сапсана, который был первым
                тотемом и глазами Санти)
Подумала:
«Что сталось за последнюю луну с Чанди?
Не узнаю её совсем, не понимаю».

И солнца луч нежданный
сверкнул и ослепил Санти глаза.
Ей затуманил разум на минутку.

Чтоб не упасть,
девИ схватилась дланью за волчицу:
«Ой, Облак, Облак.
Поддержи.
Стою.
Нет сяду. Лягу.
В сердце стало странно.
Кружится больно ярким светом голова.
Не чувствую ни рук, ни ног...
Лечу-у?
Иль умира-аю?
Я-а…
Ой, ма-ама...».

И сквозь время, лабиринты, тени, кружева
под древом Жизни
сознаньем дева полетела, поплыла
куда-то далеко-о далече.


Продолжение в книге "Воспоминания маленькой ведуньи о поисках Радости Мира"