Миномёты

   Двадцать долгих минут. Бесконечно тянущихся. Каждая секунда в них, вмещает в себя килотонны страха. Кажется, что ещё чуть-чуть, и сердце  само лопнет без помощи осколков.  Подобно надувному шарику сделает "бах!" И всё.
    Но оно работает. Испуганно замирая в такт взрывам, тут же набирая пропущенные удары, мелко проталкивая густеющую от ужаса кровь — работает...
   Это только в кино, на экране телевизора, солдаты браво перебегают от укрытия к укрытию, чтобы беспощадно бить врага. В жизни же, всё не так. Абсолютно. Да и я не солдат. Журналист я. Военный.   
   Но минометный огонь сирийских боевиков, разницы между мной и военным видеть не может. И страшно даже шевельнуть ногой. Плотно прижавшись к бетонному крошеву на асфальте, я вспоминаю, как в детсве на новый год хлопали петарды. Год, когда мне было всего два.
   Я испугался тогда. Очень. И плакал. И в этот раз, я тоже...
Ждал, что из-за спины услышу голос. Бесконечно родной голос мамы, и почувствую как она поднимает меня на руки, как успокоит. Поцелует. И запах куриного супа, с морковкой.
   Господи, мама. Как же страшно, мама. Где же ты?
   Безумная канонада продолжает жить, пока не замечая, что я есть. Она идёт неправильно, слишком долго. Непрерывно. Никогда такого не было. Ведь обычно огонь велся с паузой в 6-8 минут. Но тут, как из ада. Лежать. Лежать и не двигаться. Врасти в асфальт, сквозь него, в землю, зарыться.
   Рядом лежит разбитая камера моего оператора — Миши Агапова. Самого его нет. Совсем нет. Его прошило насквозь, когда он снимал меня.  Он отполз совем недалеко. И если бы я высунулся из под плиты полуразрушенного дома, то наверное увидел бы, куда он слепо шаря руками хотел продвинуться. Но я видел только подошву его кроссовка. На большее меня не хватило.
   А что он услышал последнее от меня, перед тем как возрастающий свист приближающейся мины всё прервал?
   «На сегодняшний день, боевые действия против сирийской оппозиции прекра...»
Для Миши всё прекратилось.
Мама. Ты слышишь меня? Мам?
Я больше никогда, слышишь? Никогда не буду ковыряться в супе. Мама. Пожалуйста.
   Тишина оглушила. Я открыл глаза:  в лучах полуденного солнца, величественно медленно клубятся облака пыли. Космический масштаб поднятых в пространство громадных масс пронзил меня своей красотой.
   Совершив выдох, я не смог сделать вдоха. Не хотелось. А потом, когда внутри что-то засвербило,  рот открылся сам собой. Под бронежилетом, под кожей, что-то звонко, но при этом влажно чвокнуло. Услышать в голове эту нежную ноту — настоящее счастье.
Мама. Мамочка. Забери меня. Скорее.
Потекло. Горячо и липко потекло под жилетом. И вдох больше не нужен.