Л. Толич Сиреневый туман Глава 12

 
Продолжение.Начало: Часть 1,
глава 1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,11

                Глава двенадцатая

 Когда девушка открыла отцу свое намерение сделаться фельдшером, Владимир Матвеевич встал на дыбы.
 Он разъярился не на шутку, да и Лиза, гостившая тогда у родителей, подлила масла в огонь.
 Вместе с отцом они стали доказывать Мане, что фельдшеров посылают на борьбу со страшными болезнями,
 что вот-вот начнется война и ее отправят на фронт и прочее и прочее в том же духе... Манечке даже дурно
 стало от слов сестры, никогда она не видела ее такой грубой и злой. Одним словом, у нее отобрали
 собранные документы и спрятали в домашний сейф под замок.
 
 Все было кончено. Жизнь потеряла всякий смысл. Маня выбежала во двор с веревкой и хотела
 повеситься за сараем, но чьи-то руки ласково обняли бедняжку, и она упала на грудь своей доброй
 мамочки. Паулина Лукьяновна до глубины души была тронута желанием дочери учиться, к тому же
 она давно замечала склонность девочки к медицине. Но что же было делать сейчас, когда отец
 буквально восстал против намерений дочери? Она ласково убеждала Манечку, что потом, немного позже,
 обязательно уговорит отца, и он разрешит ей учиться в фельдшерской школе.
 Почти насильно увела она отчаявшуюся Маню в спальню, напоила валерьянкой, уложила в свою постель
 и несколько дней не оставляла одну ни на минуту.

 Возможно, движимая благими намерениями, Лиза не осознавала своего истинного побуждения к категорическому
 неприятию выбора сестры. Она, должно быть, до конца жизни так и не призналась себе, что тогда,
 в Житомире, просто позавидовала ей. Ведь казалось, что осуществить страстное желание Мани стать фельдшером
 так просто! Стоит только поступить в училище и получить затем любимую специальность. Давно ли Лиза
 вынашивала собственные мечты о высшем образовании, ради которых пренебрегла выгодной партией с аристократом
 Бельским? От учебы пришлось отказаться из-за рождения ребенка и непрестанных ссор с мужем, на поверку
 обнаружившим свое истинное лицо ловеласа и гуляки. “Фиктивное венчание” и сумбурная скоморошная свадьба
 наперекор родным обернулись уродливой семейной жизнью, полной лжи и легковесных измен. Но тогда...

 Позабыв о сумасбродном поступке старшей сестры и не допуская даже в мыслях укорять ее саму в чем-то,
 Манечка только с робкой обидой прислушивалась к жестоким словам:
 
 – Ты вся, с головы до пят, провоняешься хлороформом. Фи!.. – Лиза зажала маленький носик тонкими
 пальчиками, изящно оттопырив мизинчик с розовым оточенным ноготком. – Вокруг заразные больные,
 смертельные случаи... вскрытия. Ты будешь копаться в гнилых кишках... От тебя будет нести формалином
 и трупами! Да, да! А потом, еще трупная палочка... ужас как опасно! Мы ведь читали с тобой Тургенева,
 как погиб нигилист Базаров...
 
 – Ах, Лиза, Лиза, ну что ты говоришь такое! – пыталась возражать Маня. – А как же врачи в больницах?
 Кто бы тебя спас от инфлюэнции зимой и Люсеньке ушки вылечил?
 – То совсем другое. Тебе придется рассматривать голое тело... Лечить дурные болезни у развратных особ...
 – Довольно! – положил конец препираниям сестер отец. – Я сказал, что о фельдшерском не может быть
 и речи. Это мужская профессия.
 – Но папа!..
 – Никаких “но”. Дай сюда свой гимназический аттестат и метрическое свидетельство. Поленька, сейчас же
 запри ее визитное платье и туфли в комод под ключ! Отправляйся проверять французский у Лены,
 и чтобы без глупостей!..
 
 Владимир Матвеевич сунул документы за лацкан сюртука, во внутренний карман, и отвернулся к окну,
 потому что не мог видеть слез дочери. Он вообще не переносил женских слез, но допустить, чтобы
 его девочка возилась с трупами и лечила сифилитиков?! Нет, это было уже сверх всякой меры.
 
 Он видел, как она выбежала в сад, а за ней торопливыми шагами почти побежала Поленька... Заметил и то,
 что у Павлуши глаза на мокром месте – ему было жаль сестрицы. “Ну и пускай... Без меня разберутся.
 Ишь, чего надумала! В фельдшерское ей охота. Господи, ну что за наказание такое! Завтра же скажу,
 чтобы сватов засылали...” От огорчения Владимир Матвеевич подошел к громадному буфету резного
 красного дерева и со скрипом распахнул дверцы на верхней полке.
 
 – Что-то зуб у меня разболелся! – пробормотал он как бы себе под нос, явно, однако, адресуя жалобу
 всевидящей Лизе, и плеснул в граненую рюмку доброй пшеничной водки.
 
 Осушив “лекарство” одним глотком, он незаметно занюхал его рукавом вытертого домашнего сюртука
 и отправился на кухню – “зажевать” запах водки огурчиком и корочкой хлеба. “Поленька не рассердится, –
 подумал он, невольно перекрестившись, – Господи, помилуй! Дай же мне силы поднять их, неоперившихся,
 на ноги! Вразуми детей моих непокорных...

 Павлушка замкнулся в себе, ростом вытянулся, а характером – что воск... жалостливый... Учитель жаловался –
 исколотил сынка генеральского за то, что тот камнями нищенку прогонял... И меньшая, Леночка,
 мизинчик мой ненаглядный, все туда же – выбрала себе подружку туберкулезную, сладкие куски из дома уносит –
 это пусть! Слава Богу, есть еще что подавать нищим. Так мало того – грамоте вздумала больную девочку
 обучать. Ну на что ей грамота, бедняжке, на том свете-то? Никого я не научил об себе думать, все о ближних...
 Разве что Юля характером ни в мать, ни в отца... Ишь, бульварные романы почитывает... Третьего дня
 порвал один – срамота, глаза б мои этой мерзости не видели. Охо-хо, и за что же нам с Поленькой
 испытания такие? То Маркс, то де Сад... – вздыхал Владимир Матвеевич, – Лиза ослушалась, каково ей
 жизнь мыкать с хлыщом эдаким? Ишь, как тоскует по родному дому. От себя отрывает, а подарочками
 всех балует, в гости зовет... От Жени письма приходят редко, он тоже отрезанный ломоть. Витя...”
 
 При мысли о Вите у бедного отца защемило в груди. Внук! Мальчик, продолжатель древнего рода Мацкевичей,
 рожден этой... этой... Владимир Матвеевич аж заскрипел зубами и застонал, припоминая наглую комедиантку...
 Но, справедливости ради, он не мог не признать, что певичка из подвального кабачка стала хорошей матерью.
 Поговаривают знакомые, она носит в животе второго Витиного ребенка... Надо бы примириться, но как...
 как сломить фамильную гордость и переступить ненавистный порог изгнанного из дома сына?
   
 “Грешен, грешен, гордыня мучит... За то и испытания посланы... Господи, не дай же ослепнуть
 от гнева родительского, научи прощать и миловать, как Ты прощаешь и милуешь...” –
 шептал он, стараясь сморгнуть непрошеную слезу...


********************
Продолжение следует