Короткий рассказ

Шла гражданская война.
Во дворе одной из многоликих российских церквей, собралось много народу на вечернее богослужение. За два тяжелых года военного лихолетья, на каменные плиты церковного пола, была выплакано немало горючих слёз. У каждого было о чём попросить Бога.
           Народ собрался здесь разный. Было много молодых и пожилых баб, много стариков и калек, насколько солдат в грязном, изношенном обмундировании и множество чумазых, выпачканных в дорожной пыли ребятишек.
          Шли сюда со всей округи, молодые и старые, бедные и богатые, словом, все, кого, так или иначе, задела своим грязным подолом проклятая война.
          Церковь – небольшое белокаменное строение – не могло вместить всех желающих, поэтому молебен происходил на улице в обширном церковном дворе. Здесь на ступеньках ставились большие иконы Чудотворца и Богоматери, и старый поп пропитым голосом бубнил уже давно заученные молитвы. Мутными глазами равнодушно скользил он по молящимся, изредка ленивым движением отгоняя назойливых мух. Монотонно плыли молитвенные звуки в вечернем воздухе, руки неустанно крестили лбы, то поднимаясь, то вновь спадая, как мягкие сыромятные плети. Головы молящихся то и дело просительно обращались к небу, а губы еле слышно шептали длинные, жалобные прошения. Просили здесь за здоровье и за упокой,  за своих и за чужих.  Просили за мужей,  братьев,  отцов,  сыновей.  Просили неистово и со слезами, просили безумно, слепо, просили, просили, просили!
         Гулко и тяжело падали раскаты колокола и люди опускались на колени, подолгу прижимались лицом к родной земле, отдавая ей свои лобные поцелуи, затем они снова поднимались, устремляя глаза к небу. Лица их разглаживались от усталости и морщин и на некоторое время становились чистыми и прекрасными.
        Особенно в этой толпе выделялся один солдат. Он был почти на голову выше всех. Его открытое лицо, походило на божественный лик, карие глаза светились несокрушимой верой, светлые волосы спадали на широкий лоб и слегка подрагивали на ветру. По одежде было видно, что прошёл он не близкий путь, старые и потрёпанные от долгих походов сапоги, как говорится, просили каши, а во многих местах зашитая шинель  давно уже напоминала дряхлое, изношенное рубище. Две гранаты, видимо на всякий случай захваченные из полка, болтались на поясе, как лишний и не нужный груз, бряцая при неловком движении о пустой помятый котелок. В левой руке он держал шапку, а правой отдавал кресты. Губы его равномерно двигались, исполняя, как заклинание молитву, а лицо, огрубевшее от дождей и ветра, улыбалось почти детской улыбкой. С трепетом благодарил он Бога за то, что остался жив и за то, что стоит сейчас там, куда всем существом тянуло его два томительных года войны. Как подкошенный падал он на колени, при очередном ударе колокола, и как будто гладил землю, на которой родился.
        Вечернее богослужение подходило к концу. Протяжно и величественно прозвучали последние слова молитвы, гулко прокатились эхом последние удары колокола, и люди медленно поднимаясь с колен, тяжёлой толпой направлялись к воротам. Просветлённые, успокоенные, с воспрянувшей жизненной силой в душе, шли они к своим опустевшим домам, к своим одиноким потухшим очагам. В воздухе стояла  вечерняя  истома, солнце лениво отбрасывало свои последние лучи перед закатом, и природа, как бы в тон общему настроению, дарило земле и людям своё тепло накопившее за долгий жаркий день.
        Неожиданно в центре толпы прозвучал, чей-то сдавленный голос, как ножом разрезавший застоявшуюся тишину. Это был не крик, нет, это был возглас страха, неожиданно вырвавшийся наружу. Толпа,  загипнотизированная тишиной и только что приобретённой благостью, и сотни голов  стали поворачиваться туда, откуда прозвучал голос. Несколько секунд все пытались понять, что произошло. Затем находящиеся в центре резко шатнулись в стороны, и выдохнув в воздух всеобщее восклицание, образовывая широкий круг, медленно стали пятиться назад. Поп, успевший поднять икону Чудотворца, для того, чтобы перенести её в церковь, застыл на месте в немом оцепенении. Взгляды всех были прикованы к центру круга. Там, куда смотрели все, стоял тот самый солдат. Лицо его стало мёртвенно бледным, внезапно остекленевшие глаза смотрели в одну точку. Руки дрожали. И даже волосы, светлые до этого, стали какими-то серыми. Он так усердно благодарил Бога за то, что жив, так отчаянно бил поклоны, что при последнем, одна из гранат, висевших у него на поясе, сорвалась с чеки и упала на землю. До взрыва оставалось не больше минуты.
         Как огромный истукан, стоял он над маленьким клубком смерти, и не мог пошевелиться. Наконец, как бы от внутреннего толчка, глаза его ожили, зрачки быстро забегали, он резко нагнувшись, схватил гранату и заметался во все стороны. Вот тут только народ вздрогнул и с криками ужаса, толкая, и сбивая друг друга с ног, бросился бежать.
   Паникой и суматохой наполнился церковный двор. Те которые были ближе к центру события, пытались протиснуться в гущу толпы. Они хватались за одежды, за волосы, лезли через головы. Всюду были слышны визги ребятишек, неистовые крики баб, дряхлые стоны стариков  -  умирать не хотелось никому. Протискиваясь вперёд, каждый хотел закрыть свою спину, окунуться, спрятаться в живую спасительную толпу.
           Замерший с иконой поп, теперь быстро поднимал и опускал тяжёлый оклад Чудотворца, крестя им солдата. После, сообразив, что это не помогает, он резко отшвырнул икону и бросился под церковные своды, ища спасения.
        Икона Николая Чудотворца в массивной золочёной раме, с грохотом упала на ступеньки, медленно сползла в низ и перевернувшись, уткнулась ликом в землю.
        Солдат всё ещё метался, пытаясь найти место, куда можно было швырнуть, проклятый Богом метал, но всюду глаза его натыкались на бегущих, гонимых страхом людей. Наконец он остановился, видимо, оценив безвыходность  положения, судорога боли, отчаяния и ужаса искривило его ещё недавно светлое и одухотворённое лицо. Отдавая последний земной поклон, он опустился на колени, плотно прижал гранату к животу, и  уткнувшись лицом в землю, громко и протяжно застонал.
….Гулко и раскатисто грохнул взрыв, разом воцаряя мёртвую тишину, и только эхо быстро и неудержимо, понесло тяжёлые вести в соседнее село.
                Карпенко Ю.    24.08.1994 г.