Глава 4

Следующим утром, когда Генри и Натаниэль еще спали, Симона, осторожно поднявшись с постели, решила вновь спуститься вниз. В доме по-прежнему было холодно, и ей пришлось закутаться в шаль. Несмотря на случившееся минувшей ночью и нервное истощение, девушка чувствовала, что должна поговорить с Томасом. Наедине, без вмешательства жениха и прочих.
Ей не сразу удалось найти странного ученого - в этот раз он завтракал не в зале, а на застекленной террасе, где тоже, когда-то, по-видимому, росло множество цветов, а теперь остались одни засохшие стебли. Окна также во многих местах были пустыми, пропуская сквозь свои дыры слабый осенний ветер. Однако небо хоть и было пасмурным, частично пропускало малую часть солнечных лучей, благодаря чему на террасе было гораздо светлее, чем в других частях "Фагус-Холла".
Услышав за спиной негромкие шаги, Томас обернулся и резко встал из-за столика, а затем неловко поклонился.
- Доброе утро, - негромко произнесла Симона, - Извините, мистер Ворст, если снова вам помешала, я только хотела сказать...
- Пустяки. Можете сесть. - ответил мужчина, небрежно делая жест в сторону соседнего стула. - Я как раз сделал сегодня печенье. Попробуйте, оно с шоколадом.
С этими словами Томас указал на стоящую на столике тарелку с, казалось бы, недавно испеченным темно-коричневом печеньем.
- Знаю, оно немного неровное по своей форме, но вкус ничуть не пострадал. Ешьте, не стесняйтесь. Фредерик проснется только к полудню, не переживайте.
Дождавшись, пока Симона выполнит его просьбу, ученый продолжил, немного запинаясь:
- И простите меня за то, что случилось ночью, я правда не хотел этого, просто... Вышел из себя, и все. Обещаю впредь не устраивать подобных срывов.

Замолчав, Томас налил себе новую чашку чая и почти залпом ее выпил. Симона внимательно на него смотрела.
- Это вы нас простите, мы действительно не должны были беспокоить вас с другом во время работы. А позвольте узнать, вы проводили новый эксперимент, так?
Уголки губ Ворста чуть приподнялись.
- Верно. И раз уж вы так хотите на него взглянуть, я покажу. И даже подарю вам результат вчерашней и частично сегодняшней работы. Вот, смотрите.
Продолжая слегка улыбаться, мужчина вынул из своего потертого на локтях бежевого пиджака совершенно увядший и практически полностью почерневший цветок розы.
- Видите, она давно умерла, даже не этим летом, и скоро совсем рассыпется в прах... Но теперь... Я знаю, как это исправить. Закройте глаза.
Симона подчинилась, а уже через пару секунд Томас попросил ее их открыть и держал в руке уже живую и совсем свежую тюльпановидную розу цвета малинового цвета.
- Не может быть... Как вам это удалось? Или вы схитрили? - восторженно, но в то же время с неким подозрением сказала девушка.
- Это был своего рода фокус, - пояснил Ворст, - Я действительно поменял цветок, иссохшая роза сейчас снова лежит здесь, - он показал на правую сторону пиджака, - Однако уверяю, вот эта была еще позавчера точно такой же, мне удалось вернуть ее к жизни, теперь она сможет простоять без воды больше трех дней! Разве это не прекрасно?
- Да, очень, - призналась девушка.
Томас внезапно вздрогнул, точно спохватился.
- И да, я теперь вечером буду оставлять для вас молоко с медом - это поможет уснуть.
- Теперь? То есть, мы еще можем остаться здесь? - спросила Симона, повернувшись к окну.
- Да, вы же сами видите: дождя сейчас нет, но из дома невозможно сделать и пары шагов: сад затопило. В лесу все обстоит и того хуже.

Взглянув на залитые водой и глиной остатки дорожек, молодая женщина тяжело вздохнула.
- Вы правы... Спасибо, что позволили нам остаться, мне правда очень жаль, что мы вас так обременяем. Но нам действительно некуда было бы идти, придется пережидать ненастье в вашем старинном "Фагус-Холле"... Вы не знаете кстати, каким было это место прежде? Наверное, очень ухоженным и благопристойным?
- Да, возможно. - негромко произнес Ворст. - Прежде, лет двадцать назад еще здесь повсюду росли фруктовые деревья: яблони, груши, вишни, а со стороны клумб пестрели левкои, гвоздики, анютины глазки, жимолость и шиповник... Та роза теперь ваша, можете сохранить ее.
Такая резкая смена темы насторожила девушку.
- Мой вопрос заставил вас подумать о чем-то неприятном? Вы что-то вспомнили.
- Нет, просто... Эти цветы и фрукты... Я собирал их, точнее, то, что от них осталось, все лето, с мая и до начала осени, чтобы они не сгнили, а продолжали жить. И они оживали на моих глазах, в моих руках... Каждый бутон, каждый плод, каждая ягода... Угощайтесь, кстати, чаем, он с пиракантой. Да... Она любила его всегда... как и все эти садовые цветы, хотя в Лондоне такие и не растут...

Проговорив последние слова хриплым шепотом и нервно убрав со лба волосы, Томас подошел к окну, уже не глядя на Симону. Он продолжал разговаривать с самим собой.
- Наверное, холодные порывы ветра сейчас проносятся и там, над молчаливыми надгробными камнями кладбища... Заросшими травой и мхом, не единожды омытыми каплями дождя - слезами самой природы...
Прервавшись, мужчина немного сгорбился, обхватив самого себя руками. Понимая, что рискует снова вызвать у него агрессию, девушка все же спросила:
- Вы так не любите смерть... Все время пытаетесь продлить жизнь любому живому существу, это цель всех ваших научных трудов... Но почему?
- Для вас это не имеет никакого значения. - холодно ответил Ворст, выпрямившись. - Вам не должно быть важно, чего я хочу и по какой причине. Как и не должно касаться, из-за чего я нахожусь сейчас здесь и отчаянно скрываю... Довольно!

Вздрогнув и впившись ногтями в собственные ладони, мужчина тихо, но твердо попросил Симону уйти. Когда девушка скрылась за частично разбитой стеклянной дверью, он оперся руками о стену, опустив голову так, чтобы не было видно текущих по щекам слез.

* * *

За весь день ничего особенного не сучилось: во время обеда Ворст еще раз объявил гостям, что они могут задержаться в его доме еще на несколько дней. Фредерик это полностью подтвердил. А после ужина, когда обрученные и их шафер вновь поднялись наверх, Томас встал на подоконник зала, уперевшись руками в края черной рамы.
- Ты точно все продумал? - озадаченно спросил его Штраус. - Насчет того, что с ними делать дальше.
- Да. И пока что я не собираюсь прибегать к радикальности. Пускай еще живут спокойно, главное, чтобы не стали впредь ничего разнюхивать.
- И все же... - молодой пианист немного замялся, не решаясь закончить фразу, - Ты когда-нибудь задумывался, что будет, если те люди... Что ищут тебя, доберутся сюда? Если они каким-то образом узнают про этот дом и найдут нас?
- Представь себе, я думал об этом с первого дня нашего приезда. - бесстрастно ответил ученый, продолжая смотреть в темноту лесу. - И на тот случай у меня давно есть решение. Я всегда ношу его с собой.
Повернувшись к другу, мужчина красноречиво указал на свой нагрудный карман и вновь криво улыбнулся.
- Так что бояться нечего: как бы там ни было, но живым я им больше не дамся. Стоит им сделать лишь шаг в мою сторону, как я уже буду мертв. Быстро и безболезненно. Может, и тебе стоит последовать моему примеру?
Фредерик молчал. Томас покачал головой.
- Впрочем да, ты всегда был другим, отличным от дурно одержимого безумца вроде меня. Ты нежная творческая натура... Но я тоже могу творить кое-что помимо своих растворов и кислот, помнишь? Чем я и собираюсь заняться прямо сейчас, но мне понадобится твоя помощь. Согласен?
Штраус безмолвно кивнул в ответ.

* * *

Поднявшись в самую дальнюю комнату второго этажа и убедившись, что их визитеры уже спят, Томас и Фредерик осторожно закрыли за собой дверь и приступили к работе. Последний сел за стоящий там небольшой орган, а первый достал из покрытого тонким слоем пыли ящика краски и набор кисточек.
- Я давно не садился за мольберт, но надеюсь, еще не потерял свой навык. - проговорил Томас другу. - Сегодня постараюсь восполнить упущенное. Итак, начинай.
По-прежнему не говоря ни слова, Штраус начал играть мелодию, отдаленно напоминающую смесь "реквиема" и похоронного марша. Слегка раскачиваясь в такт нее, Томас взял в руки палитру и начал рисовать. Во время процесса он то и дело что-то шептал одними губами, аккуратно водя кистью по холсту. При этом его глаза смотрели не на полотно, а словно сквозь него.
Так прошло больше часа, и Фредерик наконец задал вопрос:
- А для чего тебе сейчас понадобилось снова рисовать? Ты ведь хотел посвятить себя только своим новым научным изысканиям, а живопись... Она не относится к ним.
- Все-таки ты мыслишь чрезвычайно примитивно, пускай и отучился три с половиной года в консерватории, - немного резко ответил Ворст, - Неужели ты не помнишь знаменитую фразу "В смерти - жизнь", которой был назван бессмертный рассказ Эдгара Аллана По. В нем сошедший с ума художник тоже день за днем рисует, перенося на полотно все краски жизни своей модели, забирая тем самым у нее настоящую жизнь. А я же не просто так творю с точностью до наоборот... Вот, осмотри, красиво получилось?
Прервав игру и подойдя к картине, Штраус со вздохом подтвердил:
- Да, очень. Ты всегда рисовал Ее так...
На полотне отображалось лицо красивой молодой женщины с пышными темными волосами и губами цвета алой вишни.