Что рассказать о себе?

Шувани молилась - и я, наконец, родилась
В сиреневый вечер душистого яркого мая.
От схваток коса моей мамы совсем развилась,
И плакал отец, свою дочку к луне поднимая.

 Таборное детство. Влажный фиалковый запах оттаявшей земли, пробитой  стрелками гусиного лука, - мы, дети,ищем первоцветы на продажу; а я  вдруг нашла колоколец. Может, какая-нибудь пытливая коза, объедая кусты, 
забрела на взгорье, да и сронила знак своей власти над стадом?

Идти за кибиткой устали горящие ноги,
В ней - мать с малышами, а дадо - в скрипучем седле.
Но все же иду; я - владелица этой дороги,
И пыль - драгоценной вуалью за мной по земле.

 Университетская юность в небольшом южном городе, где дома от  позеленевшего от времени песчаникацепко охвачены жилистой виноградной  лозой.

Был красноречив лишь один огнедышащий плющ,
Бросался на стены в языческом жарком веселье...
Природа, погода возьмут этот город под ключ,
И будут хранить, как шкатулку своих рукоделий.

 Замужество; переезд на Кубу. Сочная свежесть арбузных рассветов в  деревне, когда бодрый аромат густого кофе разбавлен томным дымком здесь  же выращенного табака; белый от зноя день, словно белый рис, захлебывается черной ночью, как соусом из черной фасоли.

Где отливают медью гроздья лука,
Гирлянды перца жгучего висят,
Дед молодой с четырехлетним внуком
Кубинский танец бешено кроят.

Там, где разводит воздух запах тмина,
Где крепкий кофе - по глотку - разлит,
Где губы улыбаются карминно,
Был танец на живую нитку сшит.

Крах Советского Союза - экономические трудности на Кубе... Но ведь нам есть, куда уехать! В мою республику, теперь - страну:

Как яблоко, там наливается день,
А дымчатый вечер синей винограда;
И теплая пыль на дорогах растет,
И песни восходят на стеблях свирелей...

 Да вот... Национальность неподходящая. И вообще, для полукровок еще  страны не придумали. Правда, мужа, как кубинского беженца с детьми,  приняли в Швеции. Через некоторое время наша семья воссоединилась.  Только:

Как вынести холодный зимний голод?
Ведь пайки дней прозрачны на прогляд.
Свет заморожен, на снега размолот,
В сугробы леденеющие взят.

И ранней ночью, мутною от снега,
Над перекрестком четырех дорог
Вдруг зябко вздрогнет меркнущее небо
И втянет лунный матовый пупок.

 Я, конечно же, не о климате. Я - о температуре тела страны. Молчаливая,  тонкогубая, она меня, чужеземку,долго рассматривала сквозь очки в тонкой металлической оправе - и, наконец, вынесла вердикт: спасибо, не надо.

И, в зубах меня больно сжимая,
Были хищны неонов оскалы:
Потому что от стаи - отстала,
В новой стае - навеки чужая. 

 Написала строки? Загони их себе под ногти. А еще лучше - вытравить  колер волос, обесцветить мысли,принакрыться шведской фамилией, - ну  тогда тебя еще потерпят. У меня была приятельница,искусственная  блондинка по фамилии Хольмстен, работала она в библиотеке. Мы жарко  шептались по-русски,
но, если она ловила на себе взгляд августейшего  местного уроженца, то отшатывалась и начинала громкий разговор на  шведском языке.
Да... родила меня мама женщиной, но не радисткой Кэт.

Сжимается вкруг горла воздух
Прозрачной тяжкою петлей.
Тоска, распятая на звездах,
Выковывается слезой,

Которая ползет несмело,
И вдруг - взрывается в тиши.
Ведь за благополучье тела
Мы платим корчами души.

Так я и решила подмешать себя к молодой, искусственно образованной нации; здесь моей пестрой крови вряд ли удивятся.

Ни обиды, ни зла на судьбу не держу;
Изменив своему очагу,
Я стекла в эту землю, как кровь по ножу,
И обратно - уже не смогу.