Браво, Петер! Браво, Август!

Пьеса для одного актера.

Действие происходит за кулисами цирка.

Сцена разделена светом на две части: одна – темная сторона (относительно), другая – светлая.
               
В темной стороне небольшая продолговатая комната с одним окном, выходящим на цирковой двор. С левой стороны стоит гримерный столик и стул. На столе настольная лампа, две деревянные болванки для париков, коробка с гримом и т.д. На одну болванку надет рыжий парик. Справа на вешалке висят несколько костюмов. Чуть в стороне стоит ширма. Это гримерка, на цирковом жаргоне именуемая гардеробная.
               
Коридор заставлен предметами для предстоящего представления. Главные из них это: цирковая трапеция, железная клетка и черный ящик фокусника.  Для зрителя вышеперечисленные предметы не должны быть излишне очевидны. Цирковая трапеция – это больше качели, железная клетка имеет не четыре закрытые стороны, а две, черный ящик чем-то похож на «бабушкин» сундук.
 
В правой стороне кулис сбоку за занавесом находится манеж.

Светлая сторона сцены – Актерское фойе

Слышна, какая-та суета: быстрые удаляющиеся и приближающие шаги. Им, навстречу слегка пошатываясь, идет Он. На нем серый плащ и шляпа. Большие очки в роговой оправе. Длинные волосы (парик). Лицо то и дело принимает страдальческий вид от трудно переносимой боли, которую Он пытается всячески скрыть. Он в одной руке держит саквояж, в другой раскрытый зонт трость. Каждый раз, когда шаги натыкаются на него, Он уступает им дорогу, прижимаясь ближе к темной стороне сцены. Он всенепременно приподнимает шляпу в знак приветствия этой невидимой череды людей. Он что-то жует, желая, по-видимому, сбить алкогольный запах.

ОН (остановившись у трапеции). Яблочка не желаете? (Выуживает его из кармана.) Стерильно мытое, не сомневайтесь...  Ну не хотите, как хотите. (Кладет яблоко обратно.) Дождь, знаете ли, сегодня. Как из ведра льет. Впрочем, там у вас наверху неизменно райская погода. Честное слово завидую вам. Высота… Простор... И публика как на ладони. А у меня все хорошо. (Суматошно складывает зонтик, который никак не хочет складываться) Да чтоб тебя!..

Он, по-прежнему  низко опустив голову «борется» с зонтом, поэтому не слышит уходящие от него шаги.

ОН (поднимает голову). Вашими молитвами. Спа... (Пауза.) Ушел. (В сторону.) Неловко как-то получилось. Человек спешит, торопится, а ты ему все о себе. Бахвал!

Он пожимает плечами, идет дальше, складывая при этом зонт. Снова идет и наталкивается на невидимые шаги.

ОН (стоит у железной клетки). Рад, очень рад. Ну, разумеется осадки для нашего гидрометцентра вещь завсегда непредвиденная. Экая диковина. Но вашим питомцам очередной вселенский потоп не страшен. Тут у меня для них как раз гостинец припасен... Нет, не яблоки. На этот раз посущественней. (Нагибается к саквояжу, что-то в нем долго ищет.) И не стоит никаких благодарностей. Это такие пустяки. (Находит, поднимается, протягивает какой-то сверток, но никого рядом уже нет.) (В сторону.) И что ты вечно лезешь, куда тебя не просят. Тоже мне филантроп нашелся!

Он укладывает сверток обратно в саквояж и следует дальше по светлой стороне, покуда его не останавливают следующие шаги.

ОН (задержавшись у черного ящика фокусника). А в каком кармане у меня яблоко? Угадаете, непременно будет ваше...  Нет, не судьба. И здороваться с вами за руку, увольте. Сколько раз на этом лично горел: не то часов лишусь, не то в кошельке не досчитаюсь. В прошлый раз вы даже кольцо мое обручальное позаимствовали. И как вам это удалось, ума не приложу. А ведь у меня с ним личная драма связана. Если пожелаете, я кое-что вам сейчас продемонстрирую. (Начинает что-то искать в карманах плаща, затем в других карманах) Да, где же она? Неужели опять ваши штучки? Ну, знаете ли! (Наконец-то находит небольшую потертую черно-белую фотографию и долго смотрит на нее.) Это она…моя королева.  Королева Воздуха!
Оглядывается по сторонам, тяжело вздыхает.
ОН (в замешательстве, в сторону). Снова никого. А ведь про дождь я так и ничего и не сказал. Странно…
 
Он понуро следует в сторону гримерной комнаты. Но, обернувшись на трапецию, подходит к ней. Осторожно садится, словно еще кому-то уступает место рядом с собой. Раскачивается. О чем-то неслышно говорит, негромко смеется. Вскоре ссаживается с нее и прежде чем следовать дальше, дарит цирковой трапеции воздушный поцелуй.   
Он открывает дверь гримерной комнаты. Но очевидно его кто-то окликает, поэтому Он несколько раз оборачивается, но упрямо делает вид, что никого не видит.                Затем неохотно, но все же возвращается на светлую сторону сцены. Он как провинившийся мальчишка, низко опустив голову, стоит перед невидимым визави.

ОН. Ах, это вы господин директор! А я иду и думаю, вы это или не вы. Мое почтение… (В сторону.) Ну, ему-то моего яблочка не видать. Он еще в прошлый раз грозился меня за это дело (щелкает пальцами по горлу) уволить. Ну и нюх… (Директору.) А ничего не случилось. Трудовая дисциплина на высоте, внешний вид сами видите. Так что все в порядке.  …Как же помню. Правда, не могу понять, зачем в нашем … (кашляя, неразборчиво) еще и спектакль? Но я склонен полагать. Нет, я просто уверен, что сегодня нас ждет настоящий фурор. Сенсация. Скандал!.. Ну, конечно же, успех. Я как раз хотел поправиться. Не в том смысле, чтобы поправиться, опохмелиться, значит. Как раз нет. То есть да... Именно, сказал, как отрезал. Сегодня я все несу невпопад. Но теперь я ни-ни. Ни грамма. Со всем моим уважением к вам, господин директор. Что вы говорите, будут гости? (Нервно играет зонтом.) Те самые из третьего ряда. И кого будет судить уважаемое жюри? И вы не знаете. М-да… тайны мадридского двора и одного непристойного ангажемента. А мои нескромные шансы как вы оцениваете? Нет, ничего сейчас не говорите. Потом все выскажите. Если конечно дара речи не лишитесь. Я такое для них приготовил. Просто умереть и не встать.

Он подходит к краю сцены, настраивается, что-то шепчет, жестикулируя руками.
ОН (разборчиво, то драматическим тембром, то речитативом). «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли». (На мгновение остановившись, в сторону.) Что я, черт возьми, несу?! Откуда это все? (Декламирует дальше.) «Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах». (В сторону.) Все, мне конец. И меня как старую цирковую лошадь, сошедшую с круга, отведут на живодерню. В отдел кадров значит. (Декламирует.) «Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».

Он сам в шоке от своего выступления, но не сдается, хорохорится перед директором, у которого, по-видимому, пропал дар речи.

ОН. Ну как? Почему молчим? А-а… ясно слова подбираем. Уверен, что все ждут от меня шаблонного, я бы сказал тривиального, поверхностного щекотания нервов, а я вот в какую глубину окунулся. На самое дно так сказать пал. Но главное… и вы как никто это понимаете, ну, по крайней мере, по должности обязаны это понимать, что за всем этим неказистым содержанием скрыты все те, кто работает, нет, скажу прямо – служат в нашем… (кашляет, неразборчиво). То есть, как какие олени, гуси и пауки?! (Активно жестикулирует при помощи зонта.) Олени… рогатые… Гуси… дикие… Пауки… Честно признаться, я в пауках не очень разбираюсь. По-видимому, ядовитые. Другие простите, у нас не водятся. Вот вы видели, например, как два тарантула в одной банке обитают? Нет.… И я нет. Потому что один всегда пожирает другого. Закон, знаете ли, природы. Чтобы выжить необходимо кого-то съесть. Если я правильно вас понял…. Вы хотите, чтобы я подробно сейчас освятил и непременно по персоналиям, кто лев, кто орел, а кто самая настоящая куропатка? А еще конкретнее… кто вы из этого зоологического ряда? (Неожиданно зонтик раскрывается в лицо директора.) Нет, не подумайте что я нарочно. (Испуганно, складывая зонт.) Зонтик сам вам в лицо стрельнул. Я бы сам никогда  на курицу… (Зонт снова выстреливает.)  … из семейства фазановых не покусился. (Пауза, сложив зонт.) А вы где господин директор?

Он осматривается кругом, переступает пару шагов вперед-назад, наталкивается на саквояж и падает. С него слетает шляпа, очки и парик, который оказывается бутафорским.               

ОН (лежа на полу, задумчиво). Чуть-чуть не упал. А всё-таки интересно, с какой ноги я сейчас навернулся? Если с левой тогда на удачу, ну а ежели с правой, то лучше и не вставать. Вот уж действительно: умереть и не встать.
Через какое-то время. Он поднимается, прихватывая очки, шляпу, саквояж, парик засовывает в карман плаща и, опираясь на зонт, хромая, заворачивает в гримёрную комнату.
Темная сторона сцены – Гримерная комната
ОН (преобразившись, в дверях). А вот и я!
Сразу от дверей Он бросает шляпу на крюк напольной вешалки  для верхней одежды. Промахивается. Проходит в гримерку. По пути швыряет саквояж и зонт на стул. Включает настольную лампу. Из кармана вытаскивает светлый парик, который Он водружает на вторую деревянную болванку. Затем подняв шляпу с пола, Он возвращается к дверям, чтобы повторить попытку, забросить шляпу на крючок вешалки. Снова бросает. Безуспешно. Возвращается за шляпой. На этот раз снимает с себя плащ. Остается в костюме. Неизвестно почему на рукава пиджака натянуты бухгалтерские нарукавники.
ОН (азартно). Попытка номер… (невнятно). (Вдруг, неизвестно кому.) О! Кого я вижу! Вы уже здесь господа!.. (Кланяется двум деревянным болванкам.) Достопочтенный Петер! Многоуважаемый Август! Пришли пораньше, чтобы сделать ваши ставки. Ну и кто первым из вас рискнёт? Кто поставит на актера высшей категории?.. Эх вы, а еще старые закадычные друзья. Один вот утверждает, что я не доброшу шляпу, другой, что она перелетит. Так вам назло возьму сейчас и оседлаю злосчастный этот крюк.
Он несколько раз примеряется, как лучше бросить шляпу. Внезапно подходит к гримерному столику, откуда достает початую бутылку. Наливает себе рюмку. Возвращается к дверям. В одной руке он держит шляпу, в другой рюмку.
ОН. Прошу простить меня, что вам не наливаю. Как впрочем, и всем другим в этом балагане. Да-да такие настали времена. Теперь все по-другому.  Ну-с…  поздравляю с премьерой. Смертельный номер. Барабанная дробь…Ап! (Выпивает.)
Общее ожидание, что Он вот-вот бросит шляпу, неожиданно принимает другой оборот. Он просто подходит к вешалке и возлагает шляпу на крюк.
ОН (садится на стул). Вот как-то так.
Тут же со стороны актерского фойе доносится свист и гул неодобрения.
ОН. Да, недостойно, да, низко. Но победителей не судят. (В сторону.) А ловко я провел этих двух отпетых мошенников. Поделом же вам, плуты и пройдохи. Вы первыми осмелились мне бросить вызов и за это получили по заслугам. По мордам-с! Жаль, что не забились на что-то более весомое, чем щелбаны.
Он щелкает указательным пальцем по лбу деревянной болванки с рыжим париком, затем другой болванки со светлым париком.      
ОН. И не надо так меня мусолить взглядом. Долг он завсегда платежом красен. Забыли, как в прошлый раз меня в карты раскатали. Жулье! Август мухлевал. Петер подливал.  …Что вы хотите знать? Для чего мне эти бухгалтерские нарукавники? Так для точного счета. Хочу знать наверняка, сколько я вам должен, сколько вы мне…
Он роется в саквояже и достает оттуда деревянные счеты. На нос нахлобучивает очки.
ОН. Ну и что мы имеем на балансе? Так-с…дебет артиста нулевой. Кредит перед многоуважаемой публикой умопомрачительный. (Гремит костяшками счет.) Налицо полное банкротство современного искусства.  (Швыряет счеты на пол, встает, ходит.) Как глупо и бесталанно. Как убого и бесчестно. Как несправедливо, а главное без души. Серьезные вещи в несерьезном месте. Месте, куда по доброй воле не ходят. Ну, уж если занесла тебя нелегкая сюда, то беги прочь что есть духу. Потому что стоит тебе на миг здесь задержаться, как и ты уже начнешь ходить на руках, стоять на голове, глотать шпагу и как апофеоз - извлекать алебастрового кролика из черного «цилиндра» фокусника.  А… что, не слышу? Вы не могли бы громче излагать ваши прописные мысли, ряженые господа? И не надо так на меня орать! У меня превосходный слух, между прочим, Петер. И с нервами пока все в порядке, Август. Да, разумеется, я согласен. С каждым в отдельности и, в общем, так сказать, и в целом. Тем более что спорить с вами себе дороже. Признаю, что мир без цирка и не мир вовсе. А так… скучная планета, густонаселенная людьми, (невольно)… львами, орлами и куропатками.  Вот снова это вырвалось! Откуда это вообще все и почему это, то единственное что приходит в мою лысеющую голову. Петер ты не знаешь? А ты Август?.. Вот и я не знаю. Но я вспомню это. Обязательно вспомню…
Он долго ходит по гримерке. Затем садится перед зеркалом. Начинает гримироваться.
ОН. Что есть отражение как не мы сами. Только ему… этому мимолетному налету на зеркальной плоскости мы почему-то прощаем многое, если не все, а себя же истязаем каждодневными упреками и сомнениями. (Наливает, поднимает рюмку.) Бездушному… мы отдаем свои сердца, наши незапятнанные мечты, наши лучшие годы, а сами опустошенные и обессиленные созерцаем жизнь, уже не в силах ее изменить. (Смотрит на мир сквозь рюмку.) А ведь все так просто. К чертовой матери сокрушить все зеркала на земле и дело с концом! Чтобы человек смотрел на себя исключительно посредством другого человека. Но, увы, этому не суждено сбыться. Так как человек непомерно самолюбив и поклоняется своему отражению неизмеримо больше чем богу. Впрочем...
Он медленно откладывает рюмку на гримерный столик, затем словно срывается с места и бежит на светлую сторону сцены.
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Он кланяется правой кулисе, за которой находится манеж, затем обращается к залу.
ОН. …Впрочем, одно зеркало я бы оставил. Единственно… настоящее… Кривое зеркало! Там где люди, львы, орлы и куропатки… (Пауза, оглядевшись по сторонам.) Там где форма и содержание не взаимосвязаны друг с другом, как принято, а обратно пропорциональны. И большое вдруг сразу становится мелким и незначительным, высокое – низким и слабым, пуританское – пошлыми и скабрезным. А светлая грусть обращается в беспричинный хохот и заученный смех.
Он долго смеется.
ОН (внезапно прекратив смеяться) Ну, довольно.
Он кланяется правой стороне кулис и уходит в гримерную комнату.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
Он берет саквояж, подходит к гримерному столику и демонстративно над ним раскрывает его содержимое. На него падают предметы клоунского реквизита. Это: красный нос, колпак, большие клоунские ботинки, кирпич из папье-маше, карты, дудки, старый автомобильный клаксон и др. То, что упало мимо стола, он поднимает с пола, небрежно бросает на гримерный столик, затем локтями сгребает все в кучу. Поднимает рюмку.
ОН. А теперь акробатический элемент - сальто прогнувшись. Так называемый «бланш». Ап!..
Он залпом выпивает рюмку, после чего резко поворачивается в сторону зрительного зала.
ОН (со злостью) Да! Именно! Кто же еще! Я клоун, если кто-то еще не понял! (Жмет на клаксон.) А кто понял и вслух этого не произнес, тот и есть самый настоящий дурак! (Снова жмет на клаксон.) И место моей работы цирк! И образ моей жизни цирк! И причина моей смерти тоже будет цирк! (В сторону, весело.) А звучит недурно. Прямо-таки как тост, ни дать ни взять. Ну, или как поминальные слова в адрес будущего покойничка. А за столом о нем принято говорить или хорошо или ничего. Поэтому лучше помолчим. Э-э не чокаясь и не скаля зубы. Сейчас яблочка нам подрежу. (Складным ножом режет яблоко на три части. Наливает себе рюмку.) Ну, вздрогнем!
Выпивает. Пауза.
ОН (закрывая уши руками). Я же ясно сказал, Петер помолчим. Помолчим, значит ни слова... И не спрашивай почему! Делай, как говорят, а то дам по шее, и все! (Убирая руки.) И голосить таким гнусавым голосом как у тебя Август, я бы не стал. Так ты всех моих ангелов распугаешь. Неужели это так, тяжело не ссорясь в тишине рядом постоять?  Отдать последние почести клоуну за все его невеселые шутки... Говорю же вам, это будет смешно. Особенно в исполнении таких кретинов как вы и я.
Между тем Он жонглирует шарами, которые то и дело падают. Затем показывает фокус, который сверх меры очевиден для зрителя. Делает неловкий кувырок через голову, после которого не может встать с пола.
ОН (лежа, облокотившись на одну руку в сторону зрительного зала). Ну и кто из нас дурак смею вас спросить?.. А по-моему все очевидно. Я хоть и валяю тут дурака, но ведь именно вы, благоразумные и рассудительные, здравомыслящие и трезвые еще и платите ваши «кровные», чтобы только посмотреть, как я тривиально катаюсь по полу.  (Встает.) Вы… глупцы пожелавшие стать мудрецами! Вы… живодёры,  уверовавшие в свое добросердечие! Вы… нищие, возомнившие себя крезами! Кто вы?! Зачем вы здесь?! Кто Вас звал?! Кто дал вам право измываться надо мной?! Ну, предположим, вам не жаль своих капиталов… предположим. Но когда вы тратите свое время, вы тем самым убиваете и мое. Ведь без вас,  без благородной и заливающейся смехом публики цирк бы не существовал. А с ним не было бы и моих мучений. (Неожиданно, как бы в противовес самому себе.) Я не помню, кто это сказал, что иногда после разговора с человеком, хочется дружелюбно подать лапу собаке, улыбнуться обезьяне, поклониться слону. Пожалуй, лучше и не скажешь.
Он наливает себе очередную рюмку.
ОН. А теперь заднее сальто-мортале. Ап!..  (Выпивает.)
Он заходит за гримерный столик и вскоре возвращается обратно, но уже с  транспарантом в руках.
ОН (показывает зрителю и громко произносит то, что написано на транспаранте). Цирк – это тюрьма и ежедневные пытки! Посещая цирки, зоопарки и дельфинарии, вы поддерживаете жестокость!
Слышатся шаги на светлой стороне сцены. Он выбегает из гримерки, но очевидно, от неожиданности забывает, что держит в руках транспарант.
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
ОН (елейно). Слушаю вас, господин конферансье. Простите, инспектор манежа... Ну, если вы настаиваете и изволите на старинный лад, конечно же, господин шпрехшталмейстер! Теперь только так и буду вас величать. (В сторону.) Вот старорежимная  зануда!.. (Меняясь в лице.) Мне коверному пропустить выход на манеж? Не услышать парад Алле?!.. Это, знаете уже слишком! И мертвый выйду, и отработаю, так, что чертям будет тошно!.. Что у меня в руке? Кажется ультиматум... Кому? По-видимому, всем нам...  От кого?.. Так от людей, от кого же еще! Львы, орлы и куропатки писать, еще не научились. (Пауза.) Не смотрите на меня так, господин конферансье. Простите, многоуважаемый шпрехшталмейстер. Это очень личное и боюсь для вас не объяснимое. Зачем меня нюхать? Не надо...
Он живо уклоняется от шпрехшталмейстера и пятится в сторону цирковых предметов, за которыми пытается найти защиту.
ОН. …И дышать на вас я не стану. Клянусь честью этот злополучный транспарант дело не моих рук. Вы же знаете мои «золотые руки». Вот что ни будь сломать, разбить, разрушить, тогда прямо ко мне. Не раздумывая….
Он прячется от надоедливого шпрехшталмейстера в железной клетке.
ОН (в клетке). Да тут и мысли не мои. Чтобы я так серьезно вдумчиво и правдиво... Эпистолярный жанр не мой конек. А тут социальный протест плюс политические требования плюс смена режима. Это же ультиматум власти. Ой, держите меня... Не в том смысле, мол, хватайте меня и ведите в тюрьму, хотя я и так в тюрьме, судя по транспаранту и вообще, а просто держите, потому что ноги меня уже не держат. Сейчас от страха я грохнусь без сознания, а вместе со мной и все первое отделение нашего представления. Секундочку… (Выходит из клетки и бежит в гримерку.)
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
Он забегает в гримерку, бросает транспарант куда-то вглубь, наливает очередную рюмку.
ОН. А теперь «винт» - сальто прогнувшись с поворотом на 360 градусов. Ап!.. (Выпивает)
Он хватает несколько клоунских атрибутов с гримерного столика и возвращается.
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Он кланяется правой стороне кулис, где находится манеж. Затем шпрехшталмейстеру.
ОН. …Ну, сами подумайте, какой может быть протест у клоуна? Согласитесь, это уже звучит смешно. Ха-ха-ха. Вы только вдумайтесь в комичность ситуации. Да и чем протестовать? Этим…
Он замахивается на шпрехшталмейстера кирпичом из папье-маше.
ОН. …Этим даже вас убьешь. (В сторону.) А так хотелось бы приложиться.
Он дудит в дудку.
ОН. Я тривиальный трубадур. Безобидная и милейшая душа. Играю, пою, подтруниваю, но никогда не перегибаю. Всегда… слышите всегда в рамках дозволенного… Что вы я сам дико боюсь. Больше вашего боюсь. Шутки у меня исключительно ниже пояса. Максимум по грудь. (В сторону зрительного зала.) А что у них там, в головах происходит, за это я никакой ответственности нести не могу... Никогда ни о чем таком не помышлял. Не сойти мне с этого места. (Делает шаг.) Это меня сейчас по естественным причинам качнуло. Не из протестных побуждений, а по внутреннему посылу. Нет - не извне. Ни в коем случае. Я патриот своей страны, поэтому от всех международных призов и премий отказываюсь наотрез. Принципиально. Мало ли что…  Искренне считаю что цирк, как равно зоопарк и дельфинарий не место для обмена диссидентских мнений. Есть мнение – хорошо, нет - еще лучше. Сиди, подражай голосу молчаливых рыб, крикам журавлей, жужжанию майских жуков. (Немного задумавшись.) Только не спрашивайте, откуда это? Честно говоря, я сам в шоке. И зачем мне эта свобода творчества? Куда мне с ней? А если она меня еще не туда заведет. Нет, премного благодарен. Пусть вот лучше жюри само за меня решает и само же, потом за меня и отдувается. Старый номер он, знаете ли, завсегда вернее нового. Пусть и не бездарный и не коронный, зато тысячу раз на публике  отработанный, и главное - проверенный. Клоун обязан просто веселить. И точка!..  Именно без запятых и троеточий. И никакого потайного смысла. Восклицательный знак.
Шаги, принадлежащие шпрехшталмейстеру, удаляются.
ОН (вслед шпрехшталмейстеру, задиристо) Что ты вообще можешь знать о муках творчества, костюмированная попка! Щеголь в казенном фраке! Командуй своими тупоголовыми униформистами на манеже, а в таинство творчества не лезь! Не по Сеньке шапка! Дрессировщик рискует жизнью, акробат здоровьем, фокусник реноме, клоун образом. А чем ты платишь за успех? Поэтому держи язык за зубами, когда говоришь с цирковым артистом! А-то не ровен час и я подменю этот клоунский реквизит на самый что ни на есть настоящий кирпич!
Он покидает светлую сторону, не забывая, снова поклониться правой стороне кулис.                Но на этот раз видно, что поклон ему дается тяжело. На лице болезненная гримаса.                Он держится за сердце.
ОН (обернувшись на трапецию) Ничего…ничего. Я в порядке. Всего на всего мышечная реакция на человеческую глупость, облаченную в такой шикарный вид.
Он медленно подходит к трапеции. Бережно ее качает.
ОН. Все-таки как странно устроен человек. Он пытается что-то важное, как ему кажется вспомнить, но не может. Я все о том проклятом монологе, который никак не выходит из головы. А вот тебя моя Королева мне не дано забыть. Хотя, казалось, прошло столько лет. Можно сказать целая жизнь. А мне все кажется, что это было только вчера…
Звучит музыка. Яркий свет падает на цирковую трапецию, которая начинает медленно подниматься.
ОН (активно). На манеже цирка несравненная… (Музыка заглушает имя.)… Королева  Воздуха! Вот она в серебряном трико и голубой накидке садится на трапецию, которая медленно взмывает к ночному небу. Кажется, что еще одна звезда зажглась на этом пылающем своде. Но нет, она не просто качается, она балансирует без страховки! Сейчас она стоит на одной ноге. Здорово, правда! Теперь не зная страха, она выполняет стойку на руках. Безупречно! Браво! Вот она взмывает под самый купол цирка. Какая грация! Какой полет!
Музыка становится тише и тревожнее.
ОН. Сейчас начнется самое рискованное - баланс на одной руке. Немыслимо! Человек презрел все физические законы и как будто парит над землей. А вот и обещанный баланс… (Бьет барабанная дробь.)
Неожиданно цирковая трапеция падает вниз. Музыка обрывается. Тишина.
ОН (кричит). Нее-т!!!
Он опускается на колени перед трапецией, закрывает лицо руками. Вскоре пошатываясь, уходит в гримерную комнату, но на этот раз без поклона в сторону манежа.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
Он собирает реквизит в саквояж,  садится на стул перед гримерным столиком. Попеременно надевает на голову клоунские парики: белый (светлый) и рыжий.
ОН (порядочно охмелев.) Белый, рыжий. Рыжий, белый... Я не помню, кто это сказал, что когда обезьяна рассмеялась, увидев себя в зеркале, - родился человек. (В зеркало.) Фу, какой злой и поддатый клоун. (В сторону.) А чего вы, собственно говоря, ожидали? Какой публика хочет видеть клоуна, таким он и будет. Уродливый спрос всегда рождает жуткое предложение. (Делает страшную гримасу.) Ой, боюсь, боюсь.
Он наливает в рюмку оставшуюся жидкость из бутылки.
ОН. А вот и мой любимый «рундат». Переворот с поворотом. Ап!.. (Выпивает, пауза.)              Эй, ну, где вы там? Петер?! Август?! Вот всегда так, когда вы нужны вас, нет, а когда не надо вы тут как тут. (Стучит по столу.) Ребята… выходи.
Он ходит по гримерке. Затем что-то найдя в кармане штанов, резко останавливается на месте. Какое-то время раздумывает, потом что-то делает в облаке дыма, направляется к двери, которую открывает и что-то неопределенное бросает на светлую сторону сцены. Через несколько секунд там происходит громкий хлопок. (Взорвалась петарда.)
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
На светлой стороне сцены слышны быстрые шаги и испуганные голоса. Они пытаются найти зачинщика взрыва.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
ОН (подсматривая у дверей, приложив палец к губам). Тсс…
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Голоса смолкают. Шаги уходят.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
ОН. Как они все переполошились-то, а? Ну теперь встряхнулись. Теперь спектакль живей пойдет. Это хорошо...  Ау, Петер, Август?!  Ведь я отлично знаю, что вы здесь. Не хватало еще, чтобы слухи, что наш спятивший клоун, который слышит голоса, остались лишь досужими сплетнями. (Пауза.) Странно, никого. А в цирке все обман. Лишь иллюзия совершаемого, галлюцинация несуществующего, химера несбыточного. Только призраки прошлого… Ага явились голубчики! Ну и где же нас носило? Честно говоря, без вас я уже действительно стал сходить с ума...  Ах вот оно что! Были на манеже. И какой сегодня зритель разрешите вас спросить?.. Ах, разный... А еще какой?..  Странный. М-да… один ответ другого недурнее. Не характеристика, а прямо-таки история болезни заурядного психопата. Впрочем, в этом я нахожу и перст судьбы. (Пафосно.) Ведь нет в мире более разных и странных клоунов, чем белый клоун Петер и рыжий клоун Август.
Он поднимает с гримерного столика две деревянные болванки с париками, и они как перчаточные куклы оживают в его руках.
ОН. Петер… он в белом гриме. Амплуа его смешной нелепый умник. Учитель. Важный человек. А Август тот, что рыжий… Хитрец, простак, умеющий смеяться над собой и веселить других. Эти двое всегда играют в паре. Но у каждого есть своя история, которую вам лучше выслушать от них самих. Ну, кто начнет? Может ты Петер? Или ты Август?.. Значит, мне снова отдуваться самому. Нет, я ни удивляюсь. Как одинокий клоун я давно привык работать за двоих. Ну, так и быть, начну, пожалуй, с рыжеголового…
Он ставит на стол две деревянные болванки, а сам на голову нахлобучивает рыжий парик, к носу прикрепляет красный нос. Рассказ сопровождается пантомимой.
ОН. …«В Германии в цирке Ренца служил артист, рыжеволосый американец Том Беллинг. Служил он в амплуа «человека без костей». Так как номер его был коротким, то его почти не ставили в программу, и Том исполнял только обязанности униформиста. Был он хорошим товарищем и еще лучшим собутыльником. Вследствие этого у Тома вырос порядочный живот. Поспорив с Ренцем, что он сделает завтра на манеже несколько акробатических трюков, Том стал тренироваться и так натер себе нос, что он стал походить на помидор. Утром во время конной репетиции Ренц заметил его красный нос, решил, что он пьян, позвал режиссера и приказал ему поставить Беллинга нa следующий день в программу. Беллинг, узнав это, впал в уныние. Днем во время обеда в столовой артисты из сочувствия к нему наперерыв угощали его вином и пивом. Он так наугощался, что уснул тут же в столовой. Том проснулся перед самым представлением и бросился в цирк, где тут же нарвался на Ренца, который взял его за шиворот со словами (говорит с немецким прононсом): "Я иду в места для публики, если через две минуты я не увижу вас в униформе, то прикажу выбросить вас вон из цирка как щенка». Для пущей верности Ренц дал ему подзатыльник, и Беллинг бросился в костюмерную за униформой. Костюмер увидел его красный нос и, почувствовав, что от Тома разит, как от винной бочки, и наотрез отказался выдать ему костюм униформиста. Тогда Том побежал в уборную. Там в глаза ему бросилась чья-то униформа. Он быстро надел ее и побежал вниз. В это время на манеж выносили ковер. Ковер начали уже расстилать. Том хотел помочь товарищам, но так как хмель еще не прошел, то он споткнулся и упал. Он  растеряно встал и начал в смущении стряхивать с себя опилки и тут только заметил, что рукава у него чуть ли не на полметра болтаются по сторонам. Оказалось, что он с перепуга надел на себя специально сшитую униформу артиста геркулеса Папи Бруно. Падение Тома Беллингa, костюм не по росту, взъерошенные волосы, красный нос вызвали гомерический хохот публики. Том растерянный уходил за кулисы, a цирк кричал: "Брaво, Август!.. Браво!.." Публика решила, что все это проделано нарочно и отнеслась к Беллингу, как к Ивaнушке-дурaчку.  Кстати "Август" по-немецки и соответствует нашему "Ивaнушке". Правда, уже за кулисами Том получил здоровую затрещину от геркулеса Папи Бруно, который стал снимать с него свою униформу. В это время в уборную вошел Ренц и велел Тому опять выйти на манеж. И снова успех. Уже через неделю Том был самым популярным цирковым артистом Берлина».
Он снимает с себя рыжий парик, направляется к гримерному столику, резво гримирует лицо белый пудрой. Возвращается обратно.
ОН. Ну, если с рыжим Томом, о, простите Августом все более и менее понятно, то откуда взялся белый клоун Петер?.. «В один английский городок приехал на ярмарку балаган. В труппе был талантливый артист-комик. В одной из пьес он исполнял роль ревнивого мужа, красавицы-жены. По пьесе он постоянно искал, спрятанных всюду женою любовников. Подсматривая за женою, ревнивец-муж забрался ночью в ларь с мукой и вылез оттуда белый, как мел. К несчастью, а, может быть, как раз, наоборот, в этом же городе жил мельник Петер, придурковатый парень, расхаживающий, по городу в рабочем костюме, белом от муки. Жители городка постоянно подшучивали над ним и разыгрывали его. Однажды в театре, когда комик-актер вылез из ларя весь белый от муки, кто-то из публики крикнул: "Да это наш Петер!.. Браво, Петер!.." Встречая на улице мельника, начали смеяться над ним, что он выступает в балагане. Когда же на улице появлялся комик-актер, люди кричали: "Петер!.. Петер!.. Петер!.. Браво, Петер!" "Где Петер?" – вызывали его в театре. Так к бледному от ревности мужу и прилепилось имя мельника». 
Он устало садится на стул. Снимает грим.
ОН. И все-таки, неужели все дело в наложении грима, в изобретении костюма, в нахождении сценического образа? (Резко встает.) Черта с два! Это лишь средство в достижении цели. Так в чем же цель творчества? (В сторону.) Спроси что-нибудь попроще. Как раз вопрос для клоуна. (Смеется.) Нашел философу замену. (Задумчиво.) Быть может в вечном поиске себя… собственного номера на манеже жизни.
Тут же Он начинает что-то лихорадочно искать. Выдвигает несколько ящиков столика, роется в саквояже, обыскивает сценические костюмы, карманы плаща.
ОН. Ага, конечно!.. Номер он потом. Сначала это... Да, где она? Петер ты не брал?.. Нет! А ты Август?.. Тоже нет! Хорошенькое дело. Не могла же она сама сквозь землю провалиться. Что я ищу? Что надо, то и ищу! То, без чего не сходит озарения. Без нее мне не дойти до цели. Она мой амулет, мой талисман… Друг!.. Любовница!.. Жена!.. Она для меня все, как вы не понимаете!..
Он выходит из гримерки с зонтом на край сцены и словно как канатоходец ходит по проволоке.
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
ОН. ... Она как страховочная лонжа, без которой акробат сломает шею…
Он балансирует при помощи раскрытого зонта, поначалу идет ровно, затем его заносит в сторону зрительного зала. Он на грани падения, но в последний момент выравнивается.
ОН. …Она мой балансир, без которого канатоходец несется в пропасть…
На этот раз Он кренится в глубину сцены и, сорвавшись, натыкается на цирковую трапецию. Возвращается назад к невидимой проволоке, но уже без зонта, который зацепился за трапецию.
ОН (цирковой трапеции). Пардон. (Залу) …Я без нее как дрессировщик, без хлыста, как фокусник без белого платка...
Он снова срывается с воображаемой проволоки и со всего маху налетает на черный ящик фокусника.
ОН. Да где же она на самом деле?!
Он обшаривает все предметы, которые находятся на светлой стороне сцены, но безуспешно. Устало садится на черный ящик фокусника. Переводит дух.
ОН. Опять-таки сердце напомнило мне о себе. А главное, какая-та черная тоска вчера сегодня беспрестанно гложет.
Слышно как за правой кулисой, где находится манеж, начинает настраиваться оркестр. Какофония звуков.
ОН. Вот и наш оркестр ожил. Значит, до выхода немного времени осталось. Надо продержаться…  Скорее бы на манеж. А там все как рукой снимет. Арена лучший лекарь для артиста. Эврика! А что если мой белый ангел здесь?
Он  с интересом обходит ящик фокусника. Затем обстукивает его нижнюю часть, открывает. Шарит руками в глубине, нагибается, но потеряв равновесие, не удержавшись, целиком падает в него.
ОН. Ура! Нашел!!!
Из ящика медленно показывается его рука с бутылкой водки, затем следует вторая рука с зажатым в ней чучелом голубя. Вслед за этим показывается и Он сам.
ОН. Вот мой сосуд с бессмертным эликсиром. Лекарственная жидкость для остатков разума и праха дряхлеющего тела. Вместе с ней как птица Феникс я себя сжигаю и рождаюсь вновь.
Он полностью выбирается из ящика. Бросает в него чучело голубя.
ОН. Дорогостоящая дичь нам не по карману. Мы с господами на закусь предпочитаем яблочное ассорти.
Закрывает ящик.
ОН. Ну, стоит лишь с самим собой побыть наедине. Как тут же и найдется то, что припрятано на черный день и отложено в долгий ящик фокусника. Но как я мог забыть про свою заначку? А он такое просмотреть. Вот шляпа! Ему же хуже. (Вдруг, серьезно.) И все же для чего рождаемся мы и умираем? В рождении есть хотя бы смысл. А в смерти смысла нет. А если смерть награда? Когда за все наши труды за чёрной гранью, откроются нам эти и другие - все миры, что мы познать стремились, но так и не смогли.
Он подходит к правой стороне кулисы, за которой находится манеж. Заглядывает в него. Но яркое освещение и громкий шум, ослепляет и оглушает его и Он, отшатнувшись, снова оказывается на авансцене.
ОН. Что ты несешь сегодня жалкий клоун! Сначала неведомо откуда-то взявшийся монолог. Затем слова… слова… слова, без смысла без числа. Зачем так много их паяцу? С фигляра хватит и прозаичной пантомимы. Все посредственное незамысловато. Твоя задача проста как раз, два, три! Твой номер на манеже жалкая реприза. За шуткой заполнить паузу, когда на нем меняют реквизит. Вышел на манеж... Упал. (Падает под барабанную дробь.) Залился слезами. Это раз! Поднялся... Снова повалился. Это два!  Рассмеялся. И тут же скрылся за кулисы. Три! Все! И некогда и некому тут объяснять, что на манеже смеются не над клоуном, а вместе с ним.
Он кланяется манежу и направляется в гримерную комнату, захватывая по пути бутылку водки, которую оставил на черном ящике фокусника.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
Он переодевается  за ширмой в костюм клоуна. Надевает черный смокинг с белым жабо. Перед зеркалом примеряет гипертрофированно большую  «бабочку». Надевает белую перчатку на правую руку, вторую перчатку вдевает в петлицу смокинга. На голову натягивает шляпу котелок.
ОН (довольно оглядев себя в зеркале). Ни дать ни взять, жених на ять!
Открывает бутылку и наливает рюмку.
ОН.  А теперь тройное сальто-мортале. Прыжок с одновременным переворотом тела в воздухе без опоры. Ап!.. (Выпивает.)
Сидя на стуле, надевает большие клоунские ботики.
ОН (замерев на месте). Чучело…Птица…
Он срывается с места и в одном ботинке бежит на светлую сторону сцены.
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Он подбегает к черному ящику фокусника, открывает его и достает чучело голубя.
ОН. …Птица ты слышишь, я вспомнил! А все ты и твоя пернатая сестра. Это же слова из чеховской «Чайки». Еще в цирковой студии по технике речи всех заставляли выучить наизусть пушкинского «Станционного смотрителя». А я выучил монолог Нины Заречной. Помню, перед самым выпуском я никак не мог найти свой номер. И тут мне в голову пришла идея, а что если я… в образе бухгалтера с зонтом, который ты уже видела, произнесу текст этой самой героини. А что слова забавные, смешные. Немного с придурью. Как раз то, что надо. Но суть еще заключалась в том, что на манеже их расскажет не женщина, а мужчина, клоун. То есть я! Представь чучело драма на арене цирка. Такого еще не было. Номер, сотканный из элементов разных жанров. Уверен, что впоследствии он  выделился бы в отдельный жанр. Настоящий Меланж-акт! Антре! Великий номер! (Устало.) Но, к сожалению, исполнение его доверили последнему из трусов. Я так и не набрался смелости показать его перед выпускной комиссией. А может быть сегодня?..  Нет, я не готов. Но не из страха. Теперь уж нет. Долой – крикну я, - большие носы, рыжие парики и большие ботинки! Довольно клише! Хватит повторений! Всегда ищите свое. Просто в моем монологе еще были слова, но мне их никогда не вспомнить. (Вдруг, неосознанно.) «Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа - это я... я...».
Звенит первый звонок.
Он бежит в гримерную комнату.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
Он надевает левый ботинок.
ОН (удивленно). Вы это слышали?  Неужели это я сказал…Петер! Август! Я сам не мог… Я в молодости его не помнил. А здесь… сейчас. Пожалуй, перед выходом  присяду. Неважно что-то чувствую себя. (Садится, через мгновение встает.) А где мой саквояж?

Находит саквояж, открывает его.

ОН. Как мило, все на месте (садится).

Звенит второй звонок.
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Эту часть сцены заполняют шаги артистов, какие-то шорохи, негромкие голоса. Все приготовились к выходу на манеж.
Темная сторона сцены – Гримерная комната   
ОН. А где мой зонт? (встает, ищет его, не находит, спокойно садится на стул). Ничего. У шпрехшталмейстера должен  быть запасной. И все же Август, Питер как там дальше?.. Молчите. Тогда ответьте, кто свет из вас в гримерке потушил? И почему так мало воздуха? (Рвет воротник жабо.) Окно откройте. Дайте воздуха…

Он подходит к окну, открывает. Шатаясь, возвращается, садится на стул.

Звенит третий звонок.

ОН. Пора к манежу. (Встает.) Как ты сказал, Петер я не расслышал?.. «Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки». Браво, Петер! Ну и память. Благодарю тебя. (Садится.) И все же я чувствую, что не хватает еще чего-то важного, последней лучшей ноты, без чего я не вправе выйти на манеж. Август, что ты произнёс сейчас? Повтори великодушно… «Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь». Браво, Август! Спасибо, цирковому братству. Теперь же мой черед и я клянусь, что в этот раз вас не подведу. 

Звучат первые фанфары циркового парада «Алле». Он встает, делает два шага к дверям и падает.

Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Открывается занавес. Ослепительный свет бьет со стороны манежа на светлую сторону, делая ее еще ярче. Невидимые шаги и голоса под марш «Алле» выходят на манеж.

Темная сторона сцены – Гримерная комната
Он лежит на полу гримерной комнаты.
ОН (в забытье). Дайте воздуха. Больше воздуха. Такого упругого и густого, чтобы Королева Воздуха не разбилась. Почему я не слышу смеха? Публика должна смеяться. Мой выход... Люди, львы, орлы и куропатки… 
Светлая сторона сцены – Актерское фойе
Открывается правая сторона кулис. Шаги и голоса цирковых артистов под последние аккорды парада «Алле» возвращаются с манежа, на светлую сторону сцены. Заинтригованные отсутствием клоуна они стоят перед дверью гримерной комнаты. Кто-то стучит в нее. Сначала негромко, потом сильнее. Затем слышно как дверь открывается. Все акцентируют внимание на ничком лежащем клоуне, как вдруг, яркий свет падает на цирковую трапецию, которая начинает медленно подниматься вверх.
В ярком луче колышется и переливается голубая накидка Королевы Воздуха, наброшенная на цирковую трапецию. Вместе с накидкой на трапеции мы видим еще и зонт, который ухватился за нее из последних сил, и держится, чтобы больше ни на миг не расстаться с той, кого любил все эти годы.
Он (Клоун) и Она (Королева Воздуха), они же зонт и голубая накидка теперь навсегда или воспарят вместе или разобьются вместе. Зонт колышется в воздухе, по-видимому, рассказывая веселые истории, а голубая накидка заразительно смеется, нежно его обнимая. Трапеция поднимается все выше и выше, пока не скрывается из вида зрителей. Слышны аплодисменты. Сначала негромко, потом сильней и сильней.
Занавес