Пускай он пойдёт на парад

— Это подростковый нигилизм, — проговорил папа. — Как у этого, как его…
— Базарова, — ехидно подсказала Василиса.
Она уже прочитала «Отцов и детей», и не потому, что это требовалось для будущей программы по литературе. Просто «Отцы и дети» значились в списке «Сто лучших книг», а Василиса задалась целью все их прочитать.
Вредный язвительный Базаров ей даже понравился. И так глупо умер — просто оттого, что в девятнадцатом веке ещё не изобрели антибиотиков.
— В двенадцать лет? А что будет в пятнадцать? — растерянно пробормотала мама.
Они разговаривали так, будто Василисы за столом не было. И реально пугались. Смешные. И предсказуемые, как… шлагбаум.
Сейчас мама скажет: «Это всё от Интернета».
— Это всё от Интернета, — сказала мама сердито. — Надо было с самого начала ставить «Родительский контроль» на компьютер. Сейчас уже поздно.
С этим Василиса была полностью согласна.
Тем более, что она не ходила на такие сайты, где требовался этот дурацкий «Родительский контроль». Чего она там не видела! Какая-то сплошная биология, которую Василиса и в школе не любила. Она читала политические блоги и сайты. Сайт «Новой газеты», например. Она единственная в классе всё знала про Навального.
Спор за столом — к которому, кстати, Василисе запрещали приносить какие-либо девайсы — начался с того, что папа объявил:
— Ко Дню Победы надо будет распечатать дедушкину фотографию. Для «Бессмертного полка». И сходить с ним на парад.
Мама согласно закивала, а Василиса не выдержала:
— Что за Совок! Какие-то политтехнологи выдумали этот парад, и все повелись. Все побежали, и я побежал!
Оба родителя предсказуемо взвились, и началось...
Стоило, наверное, держать язык за зубами, уныло подумала Василиса.
В честь прадедушки Василия, погибшего в сорок первом году под Можайском, её и назвали. Редкое имя, ей нравилось, причём в своей полной форме.
Прадедушка погиб в неполных двадцать лет. Василисе, можно сказать, повезло, что перед уходом на фронт он женился на прабабушке и оставил её беременной. Иначе Василисы на свете бы не было. Или была бы, но уже не та.
На единственной сохранившейся у прабабушки фотографии был изображён черноволосый парень с настороженным взглядом тёмных глаз и каким-то значком на гимнастёрке. Чужой и странный. Ну, погиб, и что? Тогда погибло так много людей, что даже Википедия не могла точно указать, сколько именно.
И Василиса что, должна была быть ему навеки благодарна? Ходить на парад с его портретом? А смысл?
Василиса не терпела бессмысленных действий.
— Спасибо, — буркнула она и вышла из-за стола.

* * *
А ночью ей приснился сон.
Она стояла — прямо во флисовой пижаме с мишками и шлёпанцах — на дне какой-то грязной канавы глубиной чуть ли не ей по макушку. Не канава, а ров или траншея, машинально поправила себя Василиса. Она видела такие в военных фильмах.
Прислонившись к стенке этого рва, совсем рядом стоял парень в гимнастёрке и удивлённо смотрел на Василису.
Она его сразу узнала, хотя его чёрные волосы теперь были коротко острижены, а скуластое лицо перепачкано чем-то тёмным. Во сне, как и наяву, стояла ночь, но Василиса чётко различала всё это.
Парень сморгнул и резко произнёс:
— Ты откуда здесь взялась?
Василиса не знала, что ответить. Что она его правнучка? Что он ей просто снится? Что он давным-давно погиб и неизвестно где похоронен?
Это было бы как-то… неэтично.
Она подумала немного, ничего умного не надумала и честно объяснила:
— Я нечаянно. Я сейчас уйду. Исчезну.
— Беженка, что ли? Или фрицевская шпионка? — прищурился парень, оглядев её с ног до головы.
Только сейчас Василиса заметила у него в руке длинную винтовку с блестящим штыком.
Она даже знала, как она называется. Трёхлинейка Мосина. С Первой Мировой осталась на вооружении в войсках. Она читала, что в начале войны у СССР совсем не было современного оружия.
Она почему-то сглотнула и решительно объявила:
— Никакая я не фрицевская шпионка.
Ей даже обидно стало.
— Тебя как звать-то? — помолчав, спросил парень уже не так резко.
— Василиса, — сказала она и посмотрела ему в глаза — тёмные, внимательные и очень усталые. Она вдруг поняла, что надо говорить всё, как есть, пусть он даже не поверит. — Меня в твою честь назвали. Ты мой прадедушка Василий, и ты мне снишься. Я родилась в две тысячи третьем году. И… — она запнулась, не зная, что ещё сказать. — Мы выиграли войну.
Он вдруг схватил её за руку. Ладонь у него была широченной, как лопата, и жёсткой. Василиса испугалась, что сейчас он потащит её в какой-нибудь СМЕРШ. «Смерть шпионам» — она читала, там расстреливали. Или сам расстреляет её? Но так же нельзя! Это же получается… временной парадокс!
Впиваясь в неё напряжённым взглядом, он выпалил:
— Правда? Мы победим?
Василиса быстро кивнула несколько раз и подтвердила:
— Правда.
Он выпустил её локоть, опёрся плечом на стенку траншеи и пробормотал:
— Ну, теперь умирать не страшно будет.
— А… откуда ты знаешь, что умрёшь? — прошептала Василиса. Ей стало трудно дышать, и она сама подошла ближе, всматриваясь в его измазанное грязью лицо.
Кровью, а не грязью, внезапно поняла она и похолодела.
— Тут вон какая молотилка, люди тыщами гибнут, — тихо отозвался он, перехватывая винтовку повыше. — Чего мне о себе плакать.
В его глазах вдруг вспыхнуло любопытство, и Василиса решила, что он сейчас спросит, что там у них творится в будущем, и приготовилась объяснять. Но он спросил:
— Значит, моя Томка родила? Пацана, да?
Василиса кивнула:
— Дедушку Антона.
— Я думал, она Андрейкой назовёт… — разочарованно протянул парень.
Сейчас он казался Василисе просто старшеклассником. Ей до озноба дико было представлять, что это и есть её прадедушка, что у него родится сын Антон, а у того родятся тётя Лена и Костя, Василисин папа.
— Ты что, не боишься? — прошептала она, а он ответил неожиданно и просто:
— Почему не боюсь, боюсь. Но это уже неважно.
Тут Василиса сообразила, что вот-вот проснётся, и торопливо зачастила, протянув к нему руку, но не решаясь дотронуться:
— Может, ты и не погибнешь вовсе? Раз я тебя предупредила…
Временной парадокс! Эффект бабочки! Он должен был погибнуть, этот скуластый парень с окровавленным лицом и тёмными неулыбчивыми глазами!
— Не реви, — легко вымолвил он, на миг коснувшись её мокрой щеки. И наконец улыбнулся. — Живи себе… Василиса.
Его лицо стало стремительно расплываться перед её глазами, как бы яростно она их ни таращила. И совсем исчезло.

* * *
Утром Василиса посмотрела на фотографию в прозрачном файле, которая лежала на полке в прихожей. Папа приготовил её, чтобы куда-то отнести и распечатать. Для этого «Бессмертного полка».
Папа вопросительно и хмуро глянул на Василису. Ждал, наверное, что она сейчас опять начнём твердить про Совок и про «все побежали».
— Пускай он пойдёт на парад, — тихо сказала Василиса.