Опыт работы с иностранными специалистами

Мемуары писать мне еще рано, но кое-что уже могу рассказать. Наверное, у каждого человека есть информация, известная только ему. И если ею не поделиться c другими, она так и умрет невостребованной. Чтобы такого, не дай бог, не произошло, подгадываю время и... пишу.

Сегодня наступил именно тот момент, когда можно вспомнить о том, как я работал на Оскольском электрометаллургическом комбинате (ОЭМК) с иностранными специалистами.

Последние месяцы 1982 года наш участок теплотехнической автоматизации цеха металлизации почти ежедневно получал трансы с приборами, оборудованием, инструментами и с немцами мы встречались эпизодически. Их бюро находилось в соседнем здании, не знаю как другим, но мне интересен был иной мир, люди, информация, которой нас в то время не баловали. В начале 70-х годов я уже имел опыт общения с немцами из Дойче Демократише Републик (ГДР) в Башкирии.

Все они были разные по характерам, и что удивляло порой, едва скрывавшие неприязнь к нам, советским людям. На комбинате, задолго до моего появления, существовал список, в котором были расписаны фамилии тех, кто мог общаться с
немцами, возможно, кто-то его контролировал, но нам об этом не докладывали.

Более того, если вам встретился знакомый немец за пределами комбината, вы обязаны были доложить об этом начальству. Естественно, такой дури никто не придерживался.

Первый немец, с которым пришлось столкнуться представлял фирму «SCHENСK» в январе 1983 года. Цех окомкования уже выпускал окисленные окатыши и срочно требовался пуск установки отгрузки окисленных и металлизованных окатышей. Она в то время представляла собой муравейник. Одновременно работали строители, монтажники промоборудования, монтажники-киповцы и слесари нашего участка КИП и А. Мы устанавливали тензодатчики и пытались включить «DISOMAT» - автоматические вагонные весы. Их наладку курировал господин Троян. Более презрительного отношения к нам со стороны немцев не встречал никогда. На наши вопросы отвечал нехотя, и переводчица Лида постоянно сглаживала острые углы.

Сережа Другай как-то завел разговор об автомобилях и, упомянул AUDI 80. Троян резко обернулся и со злостью что-то спросил. Мы уставились на Лиду.

- Он спрашивает, откуда мы знаем такую модель? – В то время она была самой новейшей.

Читал, - ответил Сережа.

Единственный раз Троян оттаял к нашему всеобщему удивлению. Коля Некрасов – специалист в приготовлении крепких и не только, напитков, спросил, преследуется ли законом самогоноварение в Германии.

Троян расцвел, возбудился, зацокал, будто почувствовал вкус напитка на языке и заговорил. Лида только успевала переводить. Оказалось, что он большой знаток и тоже спец в этих вопросах, и с тех пор с уважением стал поглядывать на Колю. Товарищ и господин обменялись опытом, рецептами, благо было время и на этом успокоились.

С Трояном связан один очень неприятный эпизод из нашей жизни. На пульте лежала кем-то принесенная газета «Правда», где была помещена фотография и материал о

разгроме немцев под Сталинградом. Не знаю зачем, но на установку отгрузки заявился швед с фирмы «ASEA» с переводчицей. Увидел газету, мы поняли, что он знал русские буквы, прочитал слово «Сталинград» и задал какой-то вопрос. Переводчица перевела.

- И вы до сих пор помните это?

Для нас это было шоком. Воспитанные на истории СССР, военных книгах и фильмах, знающие о войне слишком много, мы не нашлись с ответом. После небольшой паузы кто-то из ребят спросил у Трояна, может ли он считать нас товарищами по работе. Вопрос был дурацким, но Лида его перевела. Троян на глазах разбух, напыжился и выдал длинную тираду, чуть ли не брызгая слюной.

- Вот он, - показывает на шведа, - может быть моим товарищем. Вы – никогда! Вы мне не товарищи!

В феврале 1983 года моей бригаде представили Райнера Мэйя. Высокий, рыжий и бородатый мужик, без того лоска, что мы привыкли видеть в других немцах. Он работал наладчиком, а эта категория людей, независимо от ранга, профессии или специальности, может иметь любое образование (у советских – только высшее), прежде всего, исполнители высочайшего класса. За годы работы в промышленности мне ни разу не встречался человек, не знавший ответа в той области, которую он представлял, и хорошо знал английский.

- С немецким языком для меня открыта Европа, с английским – весь мир, - говорил он.

Райнер был полной противоположностью Трояна - специалист по приборам газового анализа, наладчик фирмы «Хартман и Браун». С ним я общался ежедневно без переводчиков шесть месяцев. При знакомстве он сразу пояснил, что фамилия его не Meer, а Meja. Видимо путали и не раз.

По контракту Райнер должен был закончить наладку приборов газового анализа шахтной печи № 1 за два месяца. Но, как часто случалось, сроки переносились и корректировались и он прожил в Старом Осколе полгода. Для нас мир в то время был закрыт, и мы узнавали о нем от тех, кто съездил в длительные командировки в ФРГ на учебу, закупки оборудования или кратковременные курсы. Первым делом я спросил у коллеги, в каких странах он побывал и подсунул ему инструкцию на немецком языке. На обороте каждого подобного документа всегда печатался список их представительств в разных странах. Удобнее поминальника не найти. Райнер подчеркнул мне 45 стран, и у меня слегка отвисла челюсть от зависти. От Аргентины до Венесуэлы, если смотреть по алфавиту.

- В половину из них я приезжал в командировки, в одних по две недели, в других по месяцу, не более. А в другой половине находился простым туристом.

Спрашиваю, а что интересного, допустим, в этой африканской стране.

- Там проблема с женщинами. Проституция строго запрещена и нам приходилось вечерами наведываться в соседнюю страну. Как все оказывается просто, сел вечерочком и поехал расслабляться. Нам этого не понять.

Многие замечания касались стран крохотными штрихами. Например, о Китае.

- Как-то раз с коллегами мы заказали экзотическое блюдо – обезьяньи мозги.

Не скажу, что я брезгливый, но тут меня слегка передернуло, видимо из сострадания к несчастной животине.

- Стоит этот деликатес очень дорого и потому его заказывают в складчину, - пояснил Райнер, не обращая внимания на мою реакцию. Позднее в инете нашел, как это блюдо готовят. Живую обезьяну сажают под стол, голову зажимают, с

помощью молоточка и стамесочки пробивают череп. Едят мозги чайной ложечкой и желательно быстро, иначе они начинают разлагаться. Пожалуй, можно и не удивляться подобной жестокости, достаточно вспомнить всевозможные пытки Древнего Китая и все станет на свои места.

Не обошел он вниманием Северную Корею. Я родился в этой стране, и мне всегда было интересно, а что там происходит. Тоже небольшой штришок.

- На главной площади в Пхеньяне, после смерти Ким Ир Сена в его честь соорудили 30-метровый памятник и покрыли его золотом. Иностранные журналисты, не сговариваясь написали о том, что это слишком, культ личности не должен простираться столь далеко. Тем более, в нищей Корее. Золотишко сняли – резюмировал Райнер.

Не помню зачем, но как-то раз спросил его об алиментах, как папы оплачивают жизнь своих детей после развода. Попутно пояснил, что у нас всего лишь три градации: 25, 33 и 50 процентов, в зависимости от количества детей. Райнер по привычке хмыкнул в бороду, и начал объяснять мне неграмотному.

- Не знаю даже как сказать. У нас это зависит от многих факторов. Учитывается количество детей, работает мать или получает пособие, социальная квартира или собственная.

Вывод: в любом случае ребенок не остается обиженным, раздетым и голодным.

Райнер никогда ничего не записывал по работе. Как-то раз спросил его об этом. Он показал на голову, мол, все там лежит, и никогда ничего не забывал. По утрам наши ребята обсуждали текущие события и однажды, после очередного разговора об отсутствии сливочного масла, наш немец спросил, что за проблема.

Я объяснил ему, в чем дело, да он и без того видел наши пустые полки. На следующий день он принес мне две пачки масла, но от денег отказался. В КИСе (Комплекс иностранных специалистов), где жили немцы, имелись столовая, магазин, снабжавшиеся совсем по другим правилам.

Ежедневно с Райнером мы ходили пить кофе к ним в офис. Ни у кого это не вызывало удивления, как будто так и должно было быть. Дело в том, что других русских я там не встречал. Я научился пить настоящий кофе без сахара и помню, однажды Райнер смущенно подал мне чашечку и произнес: «Pulve». Я сразу не понял, а потом до меня дошло, он извинялся за о, что поил РАСТВОРИМЫМ кофе.

В обеденный перерыв немцев возили в столовую, и в оставшееся время каждый что-то читал. В офис регулярно приходили газеты и журналы от фирмы, как я отмечал по адресу отправителя, а кто-то, вроде моего одиночки Райнера, заказывал специальные журналы. Он получал «ADAC MOTOR WELT», а «STERN» и «SPIEGEL» считались самыми популярными источниками информации. Журналы лежали стопочкой на одном столе, и время от времени Райнер с хитрой улыбочкой приносил их мне насовсем, мол, упер у товарищей. Обилие статей, фактов, фото, рекламы поражало и убивало наповал. Некоторые подстрочники я переводил с лету, что-то пытал у переводчиков.

О памяти немцев, педантичности и пунктуальности ходит много легенд и они не лишены основания. Однажды нам пришлось исправлять ошибку сборщиков. Работали

глубоко под землей, на весу меняли крышки клапанов. Выбравшись на свет божий, остановились передохнуть и согреться. Мимо проходил шеф-монтер Отто, эдакий

барин, но без заносчивости. Я спросил у него, во что оценивается труд немецкого рабочего, и узнал, что за час тот получает в среднем 10 марок.

- Нас здесь трое и мы работали два часа. Как вы смотрите на это?

- Мы позовем вас на проводы, когда будем уезжать домой, - парировал мой вопрос Отто.

- До того времени вы все забудете, - усомнился я и на этом мы расстались.

Немцы после пуска печи разъезжались в Фатерланд разными группами, и однажды Отто зашел на пульт с переводчицей.

- Вы, вы и вы, - она назвала каждого из нас, - сегодня в 15.00 будьте здесь.

Кстати, всех нас при общении с немцами называли господами.

Отто сдержал свое обещание. Мы пили пиво из банок, нас предупредили, чтобы мы их не трясли, зная, что жестяная тара для нас в диковинку. Были бутерброды, еще что-то, неплохой стол на скорую руку. Немцы благодарили всех за сотрудничество и надо сказать, было приятно слышать их похвалы.

Подошло время уезжать и Райнеру. Мы полагали, что он еще вернется на пуск второй печи металлизации, строили планы, и я скромно попросил его привезти мне двухкассетник. Тогда вся техника была в жутком дефиците, и самые смелые, а может быть нахальные успели разжиться не только магнитофонами. Нам запрещали просить что-либо у немцев, но какие могли быть запреты в таких делах. Немцы из этого денег не делали, насколько мне известно и честно соблюдали все договоренности.

Райнер накануне дня отъезда спросил меня, что бы моя бригада хотела иметь в смысле выпить и закусить. Посовещавшись мы сошлись на шампанском. Водка в
магазинах встречалась иногда, а вот с шампанским была напряженка. Опять же все организовывалось на работе.

На следующий день наш немец пришел с чемоданом, в котором было шампанское по бутылке на брата, конфеты в коробках, бутерброды и что-то еще. Мы быстро все
уговорили, и Райнер побежал прощаться с переводчиками. Спустя некоторое время к цеху подошел автобус, возивший немцев, и я вижу Райнера с куском котлеты во
рту, не совсем трезвого и в помаде. На пуск второй печи он не приехал, комбинат сэкономил на валюте. Приезжая в Европу у меня изредка появляется желание найти его во Франкфурте-на-Майне, но все что-то мешало.

Последний штрих о последнем немце, работавшем в цехе металлизации. Кирпичную кладку реформеров на всех шахтных печах курировал Мачке. После рукопожатия с
ним, рука долго пахла тонким парфюмом. Он ходил на работе в каких-то здоровенных и, казалось, не совсем удобных ботинках. Однажды я спросил его об этом и очень сильно удивился.

- После приема на работу нам читают лекции по технике безопасности, мы расписываемся в полученных знаниях, и после них каждый отвечает сам за себя. Что бы ни случилось, за тебя никто не станет отвечать. Допущен к работе – будь добр соблюдать правила.

Железная логика! Мне сразу вспомнилась наша тягомотина, официоз, отчеты, нарушения и наказания, комиссии, несчастные случаи, в которых обязательно стрелочником оказывался допускающий и исполнитель.

Вот такие скромные воспоминания живут в моей голове, но они всего лишь часть того многого, что происходило в те годы. Жаль, что официальная информация, книги об ОЭМК, никогда не донесут наших истинных настроений, чувств, отношений и состояния молодости, когда кажется все под силу и все по плечу.