Неправдоподобная история
«Мне еще сорок, сколько их еще будет»,- повторял он слова приятелей и самому становилось тошно от произнесенной пошлости.
Последнее время все чаще Максу хотелось остаться одному со своими мыслями и он уходил в парк. Людей вокруг было немного, в основном собачники, выгуливающие своих питомцев, да мамаши, толкающие перед собой коляски. Никто не задавал вопросов, не делился впечатлениями, никому не было дела до молодого мужчины,подолгу сидящего на одном месте.
Вода в озере становилась прозрачнее с каждым днем, вероятно потому, что заметно холодало и ни у кого не возникало желания окунуться в эту сентябрьскую, более чем освежающую, гладь. И только по-осеннему разряженные деревья роняли с веток листья, разноцветными пятнами скользящие по воде, словно стремящиеся укрыть ее покрывалом, сшитым из красных, желтых, зеленых и бурых лоскутов.
Солнце спряталось за старую липу, превратя ее в огненный шар, на который невозможно было смотреть. Макс подумал, что внутри него горит такой же шар, но не греет, а выжигает все внутри, и он никак не может его охладить. Бросив взгляд на воду, он вдруг представил, как погружается под это многоцветное покрывало и, вместо того, чтоб задержать дыхание, начинает вдыхать в себя. Вода холодным потоком заливает все внутри и охлаждает этот выжигающий огонь. Ощущение было настолько отчетливым, что Макс закашлялся. «Начинаю сходить с ума?» - пронеслось в голове.
Оторвав, наконец, взгляд от на глазах темнеющего озера, Макс поднялся и быстрым шагом пошел к машине. Никого вокруг уже не было и вечерняя прохлада подгоняла его, словно торопясь закрыть за ним дверь и погасить до утра свет.
Почти у самого выхода он услышал стон... или скрип... Никого не увидев на дорожке ни впереди себя ни сзади, он продолжал быстрым шагом идти к стоянке, но стон повторился. Макс замер, всматриваясь в сумерки. Рядом со скамейкой, присев на корточки, скрючился кто-то, он не мог разглядеть кто. Сначала ему показалось, что это просто бродяга подбирает с земли что-то, но присмотревшись решил, что это ребенок или подросток.
Стон повторился. Макс свернул с дорожки и сухие листья зашуршали под ногами.
Вцепившись побелевшими пальцами в скамейку, на корточках сидела девочка.
- Ты чего здесь? Случилось что-то?
Она даже не повернулась в его сторону.
Что-то показалось Максу странным в том, как она сидела. .. и дышала... Он стоял, не решаясь уйти и не зная, что делать.
- Эй, ты слышишь меня?
И вдруг она застонала снова, и он уже потянулся к ней, чтоб развернуть к себе, но стон перешел в крик и даже в какой-то вой, который, казалось, длится вечность. Он так и замер с протянутой рукой и почувствовал, как мороз прошелся по спине и замер где-то в солнечном сплетении, сковав мышцы. Она перестала кричать так же внезапно, как начала, но Макс стоял, боясь шевельнуться, словно именно его движения причиняли ей боль.
Вдруг девчонка зашевелилась и, согнувшись пополам и продолжая держаться за скамейку, начала подниматься. Теперь она стояла к нему боком и он удивился какой-то нескладности ее фигуры. Но долго раздумывать ему не пришлось, так как мысли его, даже не сформировавшись в отчетливое понимание происходящего, были прерваны криком. Она взвизгнула, будто кто-то больно дернул ее за волосы и по девчоночьи громко со всхлипом закричала: «Не могу я больше! Делай что-нибудь! Не могу больше!»
Он рванул к ней и застыл, не зная, что делать, а она так и кричала: «Не могу больше!» Он не понимал, что происходит и можно ли до нее дотронуться или, может, он должен бежать за помощью. Он стоял рядом с ней, согнувшись пополам как и она, и кричал ей прямо в ухо: «Что? Что мне делать? Что?»
Внезапно перестав кричать, она повернула к нему свое лицо и он увидел абсолютно черные глаза с темными кругами век и частоколом слипшихся от слез ресниц. Нос был распухший и красный и все лицо казалось пропитанным слезами. Она смотрела на него так пристально, что Макс испугался, видит ли она его или просто прислушивается к чему-то внутри себя. Девчонка всхлипнула и шмыгнула носом, почувствовав уже готовую сорваться с кончика прозрачную каплю.
- Ты дурак? Не видишь, что я рожаю?
- Ты... что?
Со стороны они выглядели комично: два человека, согнувшиеся пополам, вглядываются в лица друг друга. Но их никто не видел.
- Что ты делаешь? – не понял Макс ее бормотания.
- Точно дурак. Руку дай! – она начала выпрямляться, а он стоял согнувшись и смотрел на вырастающий перед его глазами живот – ее огромный круглый живот, который он не заметил до сих пор. Она отцепилась от скамейки и с той же неистовостью впилась в кожу, поддерживая это огромное нечто снизу, словно боясь, что, отпустив, уронит его на землю. Майка ее задралась кверху и вывернутый наизнанку пуп оказался прямо перед глазами Макса. Макс в недоумении смотрел на ее живот, пытаясь сообразить, почему на месте пупа он видит это, и почему оно так неправильно вывернуто наружу.
Подождав несколько мгновений, она толкнула его в плечо и требовательным голосом спросила: «Что ты там увидел? Будешь так стоять, так я на скамеечку рожу, насмотришься».
Он перевел глаза на ее лицо и вдруг рванул в сторону в порыве бежать отсюда, найти кого-то, кто может помочь. А она стояла такая маленькая и беззащитная, совсем подросток. И если бы не эта ее задранная футболка и вывернутый пуп, можно было подумать, что она дурачится, затолкав под майку мяч.
Не зная, в какую сторону бежать, Макс замешкался и увидел, как шорты ее стали темнеть и по ногам потекли прозрачные струйки. Ему вдруг стало душно, липкий пот покрыл лоб и тошнота подкатила к горлу. Она шла по направлению к нему, переваливаясь с ноги на ногу, как утка.
- Мне нужно в больницу, ты меня можешь довезти?
Очнувшись от оцепенения, Макс закивал головой не в силах произнести ни звука и заковылял рядом с ней, боясь прикоснуться, но держа руки как будто наготове, чтоб вовремя подхватить ее или этот мяч, который она так бережно несла в себе.
До дороги было гораздо ближе, чем до стоянки, где он оставил машину, и они двинулись на звук шоссе. Первая же машина, проезжавшая мимо, затормозила и из нее выскочил лысый мужик с животом круглым, как у девчонки, и, распахивая перед ними дверь, зачастил:
- Рожаете, голубчики? Давно, поди, машину ловите: не очень-то здесь ездят в это время.
Подсаживая девчонку на заднее сидение так ловко, как будто делал это каждый день, мужик крикнул Максу: «Запыргивай вперед, папаша».
Макс сел рядом с мужиком и машина понеслась. Мужик не замолкал ни на минуту,
каждым своим словом возвращая Макса к реальности.
- А у меня дочка неделю как родила, вчера только из роддома забрали. Вот уж не думал, что через день снова туда дорога будет. Тебя, дочка, как звать-то?
- Наташка.
- Наташка, значит. Ну ты, Наташка, не трусь. Для вас, баб, это дело привычное должно быть. Хотя, для тебя впервой, наверное? - Мужик глянул на Макса. - И ты, парень, не бойся, тебе больно не будет, - хохотнул он, довольный своей шуткой. – Лет-то ей сколько? – продолжал интересоваться мужик, но Макс не успел сказать, что не знает, как сзади донеслось:
- Двадцать мне, дед! Гони, а то рожу сейчас!
Наташка вдруг задышала тяжело и дед тревожно оглянулся.
- Эй, ты чего там, тужишься что ли?
Девчонка, резко выдохнув, крикнула:
- Все, тормози , дед!
На почти пустынной дороге у обочины стояла машина. На заднем сидении лежала девчонка, рядом с которой суетился пожилой мужчина, подсовывая ей под голову куртку и накрывая то ли полотенцем, то ли старым одеялом. Рядом с машиной голый по пояс стоял Макс, кутая в свою рубашку только что переставшего кричать малыша, покрытого чем-то густым белым. Макс пытался восстановить в памяти то, что произошло, но воспоминания были обрывочными и состояли в основном из Наташкиных черных глаз, от которых он не мог оторваться и которые наливались кровью, становясь похожими на переспелые вишни, когда она тужилась. Она все время кричала:
- Дед, помираю, не могу больше! – словно чувствуя, что он ее единственная опора в этой странной и страшной минуте.
- Давай, дочка, тужься! Дави его! – кричал «дед» и начинал мычать и пучить глаза вместе с девчонкой.
«Дед» успевал подбадривать Макса, но тот мало что понимал. Он помнил, что мужчина позвонил в скорую и Макс мысленно торопил кого-нибудь, кто мог облегчить его собственные страдания. Хотя «дед» обещал, что больно не будет, Макс мучился и чувствовал каждое Наташкино движение, ее дыхание, ее потугу.
«Дед» суетился, продолжая говорить без остановки:
- Повезло вам, ребята, что я деревенский. Уж чего только за жизнь не насмотрелся! Правда, так вот, чтоб ребеночка самому принять, не приходилось до сих пор. Видать-то видел. Дело-то не хитрое, коли все правильно. А ты, Наташка, у нас девка правильная. И сына правильного родила – богатырь! Как назвать-то хотите?
- Максимом, в честь отца моего,- пролепетала Наташка.
Оба Максима замерли, глядя друг на друга. «Ничего себе, тезка» - подумал Макс, и вдруг его захлестнула волна необъяснимой радости. Он начал смеяться так, как смеялся давно в детстве – не потому, что услышал что-то смешное, а от распирающего грудь чувства восторга, желания сейчас, немедленно выплеснуть эту радость, поделившись ею с миром. Он смеялся взахлеб, а по щекам катились слезы.
Фары подъехавшей скорой на миг ослепили его и он крепче прижал малыша к себе, защищая от яркого света. Приехавшие медики суетились вокруг Наташки. Водитель вышел из машины и стоял, похлопывая «деда» по плечу, рассуждая о превратностях жизни. Макс аккуратно передал малыша женщине, которая здесь казалась главной, и стоял, не решаясь спросить, что же ему теперь делать. Он окончательно пришел в себя и боялся теперь только одного, что этот теплый комочек, завернутый в его рубашку, сейчас навсегда исчезнет, а он, Макс, никогда не узнает, что с ним стало дальше.
- Эй, папаша, совсем замерз, что ли? Давай в машину по-быстрому, а то без тебя уедем, - прикрикнула на него «главная».
Одним прыжком Макс заскочил в машину и упал на сидение сбоку. Наташка лежала, закрыв глаза, а маленького Макса крутила врачиха словно пытаясь проверить, все ли Макс с «дедом» сделали правильно. Она спрашивала Макса как зовут его жену, сколько ей лет и он с удивлением, не задумываясь, отвечал на ее вопросы, дав Наташке свою фамилию и назвав свой адрес.
- Воды когда отошли? – продолжала врачиха свой опрос.
- Чего? - растерянно переспросил Макс.
- Воды, говорю. Воды когда отошли?
- Часа два назад, - вспомнил Макс текущие по Наташкиным ногам струйки.
- Роды первые?
- Да.
- Обменной карты конечно нет с собой?
- Нет.
- Ну что, сдадим вас в приемное, а там решат, куда размещать.
Начало светать, когда Макс добрался до дома. Выданный ему под честное слово белый халат плохо согревал от осенней ночной свежести. На попутке Макс добрался до машины и долго сидел, обхватив руль, закрыв глаза и стараясь поверить, что все это произошло с ним. Даже дома все показалось новым и необычным, как будто он вернулся сюда после длительного отсутствия. Не снимая халата, он упал на диван и крепко заснул. Проснулся Макс уже за полдень.
Порадовавшись, что сегодня выходной, не побрившись и схватив на бегу бутерброд, поехал в парк. Он легко нашел скамейку, у которой стоял вчера с Наташкой, но не нашел ничего, напоминавшего об их пребывании. Макс долго стоял, прислушиваясь, но ничего кроме шороха листьев и проезжавших невдалеке машин не нарушало тишину. Дойдя до озера, он сел на свое привычное место и уставился на воду. Мысли метались, перебивая друг друга до тех пор, пока Макс не осознал, что пытается вспомнить какую-то телевизионную рекламу, где показывали как совсем маленькие дети плавают под водой. Тогда это казалось ему странным и ненужным, а теперь от одной мысли об этом ему стало легко и радостно.
Всю неделю Макс был сам не свой. Все валилось из рук, посуда билась, работа стояла на месте, он не отвечал на звонки и ни с кем не хотел видеться. Он бесцельно слонялся по квартире, бродил по улицам, заходил в магазины в отдел игрушек и беспрестанно улыбался. Если к нему обращались с вопросом, отвечал невпопад, не помнил, что ел и почти не спал.
В очередной раз вернувшись домой, он увидел в прихожей белый халат. Как он мог про него забыть! Схватив халат, Макс побежал к машине, на ходу подсчитывая, сколько дней назад они привезли Наташку в больницу.
В приемном покое было шумно, он едва пробился к медсестре, которая отправила его в справочное.
- Сажина Наталья? Так она выписалась сегодня. Часа два как ушла.
Макс растерянно оглянулся:
- Куда ушла?
- Домой, наверное.
« Вот и все» - оборвалось внутри и зазвенело в ушах.
«Вот и все» - проскрипели пружины закрывающейся за Максом двери.
«Все... Все... Все...» - ухало сердце где-то в горле.
Макс стоял у главного входа. Солнце давило в спину жаром бабьего лета. На скамейке перед ним сидела девчонка. Совсем подросток. Нос распух и покраснел, ресницы торчали частоколом, слипшись от слез. На коленях у нее лежал сверток из которого выглядывал нос.
- Наташка! – позвал Макс и она повернулась к нему, зажмурившись от яркого солнца.
Он подошел к ней и стоял рядом, не отрываясь от ее глаз. Зрачки сузились от света и глаза были синие. Даже скорее голубые.
- Наташка? – спросил он и вдруг засмеялся легко и беззаботно, так как смеялся совсем недавно, впервые почувствовав тепло маленького Макса у своей груди.
- Вот и все, - повторил он уже сам себе, и протянул руки за свертком…
Свидетельство о публикации №216101901795
С уважением - Лариса.
Оситян Лариса 18.07.2018 02:05 Заявить о нарушении