Возвращение к себе

- Надо же, как долго женщина не просыпается! – первое, что я услышала после того, как меня сняли с операционного стола и плюхнули на каталку.
В голове гудело, как на летном поле в час пик. К этому гулу примешивался  шум морского прибоя: волны били  в виски и, с шуршанием разбиваясь на мелкие брызги, разлетались по всей голове, отражались от черепной коробки и ненадолго исчезали где-то в глубине моего сознания.
-Значит,  жива! – равнодушно констатировала я и снова куда-то провалилась.
- Ну, просыпайся же! – звонкая оплеуха резким гулом отозвалась в моей чугунной голове и мелкими шариками раскатилась по всему телу, посыпалась на пол и, по-моему, вылетела за порог.
Я с трудом разлепила веки и непослушными губами пробормотала:
- Я не сплю!
- А чего тогда глаза не открываешь? Перепугала здесь всех! – высокая пожилая медсестра смотрела на меня сверху, и вид у нее был очень сердитый. А может – просто озабоченный. Разбираться в таких нюансах у меня еще не было сил.
- Везите ее в реанимацию на пятый! – распорядилась медсестра и спросила:
-Не тошнит? Ничего, скоро оклемаешься! – и вышла по своим делам.
Я облегченно вздохнула.
Санитары вывезли каталку с моим телом из операционной и крупной  рысью покатили к лифту. Старенькая каталка дрожала и подпрыгивала, за что-то задевала на поворотах,  а молодые санитары, по-щенячьи радостно, ржали над чем-то, но меня это не трогало: везут - и ладно! 
- Раз, два – взяли! – услышала я мальчишеский голос, и меня перекинули с каталки на высокую кровать. После жесткой каталки эта кровать показалось мне периной для принцессы. Мальчики отдали мою карту дежурной медсестре, разогнали каталку в коридоре, уселись на нее и с грохотом покатили к лифту. Молодежь!
Стены в реанимации  были стеклянные, и я могла видеть все, что происходило в коридоре. Но я была еще не совсем в себе, и снова закрыла глаза.
- Как вы себя чувствуете? – услышала я приятный голос реанимационной медсестры.
- Пока еще никак не чувствую, и спать очень хочется! – пролепетала я, не открывая глаз. - И пить! Во рту все пересохло!
- Ну,  и поспите! А воды – чуть позже,  через полчасика, пусть наркоз немного отойдет, а то тошнить может! – сестра отошла к своему столу, а я провалилась в сон…    

… Все случилось так быстро, что я испугаться не успела, как оказалась на операционном столе.   
Лечащий врач  почти 2 года кормила  меня таблетками, мой организм честно пытался справиться с проблемой, но ничего не получилось. Мне было плохо, я еле таскала ноги. А когда гемоглобин упал до отметки 52, я взяла направление на операцию, в поликлинику на другом конце Москвы, к врачу, которого мне уже давно рекомендовали как отличного специалиста, и поехала «сдаваться»!
На мое несчастье именно в это время в отделении проходили практику будущие врачи с кафедры 1-го меда под руководством какой-то серьезной дамы, к.м.н, которая их сопровождала и заодно инспектировала это отделение. Как я поняла: какое-никакое, а начальство!
Пока я ездила за направлением, заходила домой за вещами и ехала в больницу, в кабинет я попала в четвертом часу. Плановые операции уже были закончены. Доктор Шушаков сидел в кабинете и просматривал истории болезни. Я быстренько объяснила ему своё состояние, он осмотрел меня, пролистал  мои анализы, выписку из истории болезни и сказал:
- Деточка! Срочно на операцию! И никаких разговоров!
Мне было так плохо, что я готова была на все. Мне было велено отнести вещи в палату, найти медсестру, отправить её к доктору за указаниями  и готовиться к операции.
Но тут в кабинет вошла эта самая инспектриса, увидела мою бледно-серую физиономию, стала выяснять, что со мной, и с высоты своего положения изрекла:
- Я считаю, что до утра надо ее понаблюдать!
- Чего тут наблюдать? У нее гемоглобин на нуле! – взорвался доктор и шлепнул моей историей болезни по столу.  Видимо, она уже не первый раз влезала в его работу, нарушая все  планы. – А до утра будет еще хуже!
И уже мне:
- Идите в палату, ложитесь, сейчас сестра вам капельницу поставит! – и выскочил из кабинета,  хлопнув дверью.
Видимо, она все-таки была главней! Меня отправили в палату, накормили таблетками  и поставили капельницу, чтобы дожила до утра и не загнулась раньше времени.
Палата оказалась  «разношерстной»,  но вполне пригодной для жизни в течение нескольких дней. Люди все были приветливые, доброжелательные, не ворчали и не смотрели угрюмо в одну точку, будто выискивая в своих внутренностях еще какую-нибудь хворь, чтобы уж, раз пришли,-  получить лечение по полной программе.
Рядом со мной лежала симпатичная интеллигентная женщина лет шестидесяти пяти. Она уже готовилась к выписке, была «старожил» этой палаты – если можно так назвать ее недельное здесь пребывание, и  вновь поступившие консультировались у нее по всем животрепещущим вопросам: какой доктор лучше, можно ли попросить у сестры хозяйки чистое белье или полотенце, чем кормят и надо ли просить разносолы из дома, ну и всякую прочую мелочь, из которой состоит жизнь пациента в больнице, когда он начинает полностью зависеть от всего и от всех.
Две молоденькие девушки, молодые мамы, весь вечер сидели на телефонах и давали указания своим домочадцам по поводу ухода за детьми.
- Саша! Не забудь: две ложки смеси на стакан воды! И бутылочку прокипяти!
Ну и что, что пластиковая! Она жаропрочная! Господи, я же не прошу тебя её час кипятить! 2-3 минуты – и достаточно! – громко и озабоченно кричала в трубку Олеся.
Лариса  почти засунула трубку в ухо, другое прикрыла рукой, чтобы не слышать Олесю, и тихонько ворковала:
- Оленька, зайчик мой, как дела в школе? Нормально? Ну, молодец! По чтению пятерка? Умница моя! Солнышко, позови папу к телефону!
И совершенно другим тоном:
- Сергей! Не забудь сходить в аптеку: мне будут нужны эластичные бинты! Конечно импортные, что за вопрос! Завтра принесешь мне что-то почитать, шоколадные вафли и мороженое! Как-как! Ну, придумай что-нибудь! Нет, холодильник здесь без морозилки! Сразу все съем, не переживай! И проследи, чтобы Оленька форму на физкультуру не забыла и пластилин – у нее завтра труд!
Татьяна Леонидовна, веселая брюнетка с ярким румянцем на щеках и с бигудями на голове, громко рассказывала своей соседке по палате, как она ездила по путевке в дом отдыха в Тверскую область, и как ее там чуть не уморили на процедурах в физиотерапии.
- Представляете, - рассказывала она, - положила она мне на живот тонюсенькое полотенце, а потом подносит ко мне противень с горячим озокеритом и шлеп прямо на это полотенце! Я кричу ей: - Горячо, снимите, я же ожог получу! А она мне: - Терпите, он на вас должен остывать, а не на противне!
- Да он же сначала должен до 40 градусов остыть! - кричу я и пытаюсь скинуть с себя этот пласт горячей смолы. А она говорит: - Умные все стали! Все только учат! Вы лечиться приехали или скандалы устраивать?! Не нравится – можете отказаться от лечения! – кинула на меня одеяло в полиэтиленовом пакете и ушла.
А я чувствую, что от этого жара уже кушетка подо мной плавится! Я скинула прямо на пол этот блин, живот весь красный и шкура в одном месте волдырями пошла. В общем, плюнула я на все и уехала домой, оставив им свою запись на память в книге отзывов…
Я невольно слушала эти разговоры своих «сокамерников», пыталась представить их собеседников, детей, сотрудников этого безобразного санатория – в общем старалась отвлечься от мыслей о предстоящей операции.
Через час я вышла из палаты в коридор и тоже позвонила домой, мужу.
Он уже пришел с работы и ждал моего звонка. Я рассказала ему про отложенную на завтра операцию, сказала, что приезжать пока не надо – в реанимацию  же не пускают, попросила не волноваться и заверила, что все будет хорошо. Не думаю, что моя тронная речь его успокоила, но я и сама не знала, чем все кончится, поэтому старалась говорить уверенно и бодро. 
После нашего разговора я как-то совсем успокоилась, перестала представлять себе завтрашнее «светлое будущее» и решила «не брать в голову», но мысли все-таки иногда проскакивали!
Как ни крути, а полостная операция под общим наркозом – это не зуб вырвать. Хотя и это малоприятная процедура. И принесло же эту тетку со студентами! Сейчас бы уже все было позади, и не надо было ночь коротать с разными ненужными страхами.
- Интересно, - вдруг подумала я, - сколько раз за свою жизнь я лежала в больнице? Вроде немного. Потом стала считать, и получилось, что если я правильно помню, - это уже тринадцатый раз!
- Ничего себе счет! И когда только успела?
Видимо, моя память не хотела долго хранить эти неприятные воспоминания и загнала их в дальний угол. А теперь я заставила ее достать это старье, перебирала его как вещи из бабушкиного сундука, пытаясь вспомнить место и время их появления.
- Будем надеяться, что число тринадцать не станет для меня роковым! –  отчаянно  подумала я и снова стала прислушиваться к разговору соседок.
Принесли ужин. Потыкав вилкой сомнительного вида кусок рыбы, я проглотила немного винегрета, больше похожего на овощное пюре для младенцев, съела кусок черного хлеба с холодным чаем, заваренным, видимо, еще на прошлой неделе, и вспомнила свой ореховый торт, который испекла день назад и забыла впопыхах захватить с собой. Сейчас он оказался бы очень кстати!
Мы отнесли на мойку грязную посуду  и опять расползлись по кроватям. 
Часов в семь вечера пришел анестезиолог и стал обсуждать со мной  свои профессиональные дела: подписать согласие на операцию, узнать  вес – для расчета количества наркоза на мою душу и прочие мелочи. Очень общительный дядечка!
Время было тяжелое, 2002 год, люди пытались где-то подработать - кто как мог. Вот и доктор оставил мне свою визитку: если кому понадобятся услуги качественного анастезиолога – он приедет в любую больницу.
Я сначала удивилась, а потом поняла, что не менее 50% успеха операции зависит от АНЕСТЕЗИОЛОГА. Сделает что-то не так – и полетишь, не просыпаясь, прямехонько на тот свет!
Доктор был разговорчивый, полный, крупный мужчина, с коротким ежиком седеющих волос, рыжими глазами и необыкновенно подвижными руками, которые все время очень активно сопровождали каждую сказанную им фразу. Его веселость и спокойствие сразу расположили меня к нему, и я решила, что, кажется,  моя драгоценная жизнь в надежных руках. Теперь главное – чтобы хирург не промахнулся и не отхватил лишнего!
Поговорили мы с ним про жизнь, про предстоящую операцию, тут я ему и говорю:
- Только вы мне наркоз слабенький делайте, половинную дозу! Я пациентка экономная, мне много не надо. Мой организм очень быстро и своеобразно на наркоз реагирует. Вот когда стоматолог мне укол делает, то, по ее словам, она только иголкой к десне прикоснется, а у меня уже все заморожено, и потом еще часа два эта заморозка отходит, и хожу я с деревянной губой и непослушным языком: Ни пить, не жевать не могу!
- Нет, голубушка, так дело не пойдет! Я на тебе экономить не собираюсь! У меня расчет на каждые 10 кг веса. Если меньше дам – вдруг ты прямо посреди операции проснешься? Что тогда делать? От болевого шока умрешь, а меня посадят!
Я  еще долго пыталась его убедить не усыплять меня сильно, как в сказке о мертвой царевне: а то никакой принц с поцелуями не поможет! Но он твердо стоял на своем, и я смирилась.  А, собственно, кто меня спрашивал?

На следующее утро, еще восьми не было, в палату заглянул мой хирург и от дверей спросил:
- Как дела?
- Все так же! – бодро ответила я, пытаясь сесть в постели. - А что, уже пора?
-Как настроение? – проигнорировал он мой вопрос. – Вижу, что хорошее! Молодец! Наташа! Быстро готовь эту пациентку и сразу  в операционную! Пусть начинают! Я уже иду! – деловито распорядился доктор, а себе под нос пробурчал:              - Понаблюдает она, мать твою!- и вылетел из палаты.
Меня тут же повели на предоперационные процедуры – кто был там, тот знает, привели в операционную, раздели, уложили на стол, анастезиолог  заговорщически подмигнул мне – мол, все будет хорошо! - сделал укол, велел считать до десяти и…. на пяти все поплыло перед глазами, и я отключилась!
Мне что-то снилось, кажется, я даже с кем-то ругалась в этом наркотическом сне.
Но потом я почувствовала, что нахожусь на дне какого-то водоема, но только вместо воды в нем какой-то вязкий, прозрачный, зеленоватый густой кисель! Я вижу наверху солнце, начинаю барахтаться, пытаясь выбраться на поверхность из этого киселя, но мне не хватает сил и воздуха. Мне стало так страшно, я изо всех сил рванулась вверх, по-моему, что-то пыталась кричать, но в вязком киселе меня никто не слышал. Но я все-таки вырвалась, вздохнула – и тут услышала голос медсестры и получила оплеуху!
Я не знаю, как долго продолжались мои сновидения, но ощущение было отвратительное!

Через сутки я, наконец, открыла глаза и осмотрелась. Я все еще находилась в реанимации.  На тумбочке около моей кровати лежала шоколадка и небольшая плюшевая лошадка. На открытке, прислоненной к игрушке, было написано рукой моей хорошей знакомой: « Шоколад для поднятия жизненного тонуса, а эта лошадка обязательно вывезет тебя из любой передряги!». Это было неожиданно и очень приятно.
Две  медсестрички о чем-то ворковали на посту. Увидев, что я стала подавать признаки жизни, одна из них сказала подруге:
- Смотри, наша спящая царевна проснулась!
Она подошла ко мне:
- Ну, и сколько мы еще спать собираемся? Я так и буду каждые три часа тебе катетер ставить? Давай, сама вставай! И поедем в палату, там спать будешь!
Да, как же, уснешь там, когда в палате 6 человек!
Я вскочила с кровати, но шов дал о себе знать, и я опять села. Оглянулась – реанимационное отделение было почти пустое, только напротив меня лежала молодая женщина. Видимо, ее привезли недавно, вчера ее не было.
- Как у вас сегодня пусто! – сказала я. – Девочки, а можно я тут  еще денечек полежу? Мне с вами как-то спокойнее!
  -Да лежи, пока народу мало! Никто на праздники в больнице оставаться не хочет!
Если только кого по «скорой»  привезут, - ответила медсестра, и я пролежала у них еще сутки,  вернее – проспала! Но уже нормальным,  человеческим, спокойным сном выздоравливающего человека. Гемоглобин мой стал приходить в норму, аппетит не пропал – значит, жизнь-то налаживается!
Когда в понедельник мой анестезиолог зашел в палату и спросил, как я себя чувствую, я не удержалась:
-  Вашими молитвами!  Одни доктора решили, что у меня летаргический сон, другие чуть в морг не отправили!
- Ну, так не отправили же! А иначе я не мог поступить!
  На следующий день я уже чувствовала себя почти здоровой, только слабость еще оставалась. Но не все же сразу! А про свою реакцию на наркоз я всегда предупреждаю каждого нового стоматолога. Так, на всякий случай. Зачем мне лишние лекарства в организме, потом «отмораживаться» часами приходится!
Операция была сделана блестяще. Швы мне сняли на пятый день, а еще через 2 дня я уже была дома.
С тех пор прошло  почти 15 лет, никаких проблем  больше не возникало, но я часто вспоминаю своего хирурга и его золотые руки! Здоровья Вам и долгих лет жизни, доктор Шушаков!
      И дай Бог терпения моему упрямому организму, который, несмотря ни на какие попытки его доконать, все еще трепыхается и даже старается выглядеть прилично. Хотя бы внешне! А лошадка, которую мне принесли в реанимацию, до сих пор живет у меня дома и, надеюсь, помогает мне в трудных ситуациях! Потому что подарена была в нужное время и от чистого сердца!
        Не так давно, после очередного медицинского вмешательства, удивленно покачав головой, доктор сказала:
        - А вы знаете, что у Вас очень сильный ангел-хранитель?
        Интересно, что она имела в виду? Была уверена, что после ее лечения я уже не должна подавать признаков жизни?         
       Я не знала, что ответить, поскольку не сильна в этом вопросе. Но, проанализировав все мои отношения с нашей медициной, я вынуждена была признать ее правоту: после всего, что я перенесла от врачей за свою жизнь, я действительно хорошо сохранилась!   
       Надеюсь, что мой сильный ангел-хранитель еще немного позаботится обо мне!