Владимир максимов -дитя войны эвакуация

ВЛАДИМИР МАКСИМОВ -дитя войны
 ЭВАКУАЦИЯ
Автор этого очерка описывает, как он в 1941 году отступал впереди Красной Армии от Днепра до Волги на подводе, которую тянули лошади, и далее в товарном вагоне до Караганды.
Как сейчас помню этот день. Хотя мне еще не было семи лет. Люди стали собираться на улицах, слушать сводки Совинформбюро, которые транслировали рупорные репродукторы, и обсуждать случившееся. Вскоре отец ушел в армию и мы его не видели в течении трёх с половиной лет. С нами, четырьмя детьми, остались мама, бабушка и сестра отца Катя. Ей тогда было лет шестнадцать. Поэтому тётей мы её не называли. Она для нас была просто Катей.
Военные возле моста через небольшую речку поставили часового-красноармейца с винтовкой. Для нас мальчишек в нашем небольшом поселке Эрастовка было новым явлением. Мы крутились вокруг него и начали ему задавать вопросы типа таких:
- А когда танк поедет?
- Скоро, - отвечал часовой, - я помощник танкиста. Здесь вам находиться нельзя, так что уходите.
- А можно мы ещё немного подождем его,- просили мы.
- Ладно, ожидайте. Только сначала принесите мне мёду, - разрешил он.
Кто-то из наших сбегал домой и принес стакан жидкого мёда. Часовой выпил его и разрешил нам остаться у моста. Однако, танка мы так и не дождались.
Руководство приняло решение - техникум эвакуировать. Перед самой эвакуацией мы с мамой ездили в Днепропетровск, где в Чечеринских  казармах пытались найти папу, чтобы его повидать, но не нашли. Нашу семью в перечисленном выше составе поместили на громадный прицеп, который ранее предназначался для перевозки сена. Тянул его мощный трактор. На этом прицепе кроме нас размещалось ещё несколько семей. Все мы сидели и лежали на наших мягких вещах (матрацах, одеялах, подушках).
Вслед за другими подобными тракторами с прицепами студенты гнали скот. Катя тоже ходила по очереди на перегон скота. Было на прицепе и оружие, винтовки. Когда Катя уходила к стаду, то брала одну из них с собой. Тогда же и я научился заряжать и разряжать винтовку. Мне ещё не было семи лет.
На прицепе мы доехали до Днепра. Там была понтонная переправа, но её охрана не хотела пускать на понтоны наш громадный прицеп.
Параллельно с техникумом эвакуировалась и Опытная сельскохозяйственная станция, на которой мама также работала. Она пошла туда и убедила руководство станции дать нам подводу с лошадьми как семье военнослужащего и офицера.
Лошади по понтонному мосту перевезли нас на левый берег Днепра, и мы поехали дальше на Восток по степям Украины. Вскоре заболела младшая сестрёнка Валечка и где-то за Днепром умерла. Ей было всего один год и два месяца.
Мы же старшие дети переезд переносили хорошо. Еды было достаточно. В ведрах в опилках хранились куриные яйца, жареное мясо тоже хранилось в ведрах и было залито смальцем. По мере необходимости резали скот. Мясо жарили на кострах. Делали заготовки его на будущее в виде солонины. Сухари были заготовлены заранее. Играли с оружием. Надевали противогазы. Погода стояла хорошая.
Так мы доехали до Северского Донца. Здесь был только брод. Наши лошади зашли в воду и стали её пить. Что с ними взрослые мужчины не делали, они не хотели тронуться с места. Тогда кто-то догадался их заменить на других. Это и было сделано. Новые лошади быстро перевезли нас на другой берег реки. Затем вновь запрягли наших лошадей, и мы поехали дальше в сторону Волги.
Где-то на Дону останавливались на ночлег у донских казаков. Хозяйка говорила моей маме:
- Куда ты с таким количеством детей едешь? Оставайся.
Однако моя мама - мудрая женщина. Она держалась за людей техникума и опытной станции. Тем же коллективом мы поехали дальше к Волге. До приезда к ней мы не видели никакой войны. Для нас детей это была большая игра. Мне только было жаль своей светлой комнаты с окнами в сад и никелированной кровати.
Вот и Волга. К ней мы выехали где-то выше Сталинграда. Может в Саратове. Лошадей и подводу у нас забрали, а самих поместили в товарные вагоны, в теплушки. Там наша семья занимала целую большую верхнюю полку, на которой размещались все шесть человек: мама, бабушка, Катя и трое детей. Спали покатом. Ночью переехали Волгу и поехали вдоль неё на Юг.
Напротив нас на такой же полке ехала еврейская семья. Мама к ним относилась нормально. Даже нам говорила:
- Смотрите, что делают евреи и поступайте так же. Они мудрые. Особенно для себя.
Были среди них наши ровесники. Дети есть дети и они веселились даже тогда, когда взрослым было не до веселья. Девочка-еврейка запела песенку:
Мы едем, едем, едем в далёкие края.
Хорошие соседи, весёлые друзья.
Нам весело живётся, мы песенку поём,
А в песне той поётся о том как мы живём.
Тратата, тратата. Мы везём с собой кота,
Чижика, собаку, кошку забияку, обезьяну,
Попугая. Вот компания какая.
Эти слова я помню с тех пор. Хорошая, цепкая у меня тогда была память.
Утром после переезда Волги мы проснулись в голой заволжской степи. Поезд долго стоял. Может даже больше суток. Когда же мы поехали вперёд, то через некоторое время увидели справа и слева от насыпи разбитые вагоны эшелона, ушедшего перед нами. Его разбомбили немцы. Так я впервые увидел войну. Все притихли и молча смотрели на сгоревшие вагоны.
Нам повезло, мы проскочили. Больше бомбёжек не было. Эшелон наш направлялся в город Алма-Ата (Отец яблок), но он был перенасыщен беженцами и нас без остановки провезли через него в сторону Караганды. Здесь и выгрузились, прямо на вокзале.
Пока мы ездили, лето закончилось. Нужно было где-то определяться на зиму. Поскольку моя мама была агрономом, то ей предложили поехать в село в колхоз агрономом. Оно находилось недалеко от Караганды. Из сёл специалисты были мобилизованы в армию. В этом селе жило много русских казаков, когда-то давно переселившихся в эти края. У них мы и поселились.
На всё село было только одно маленькое деревцо-тополь, росшее в огороде нашей хозяйки. Когда наступила весна, то вороны пытались на этом деревце свить себе гнездо, но хозяйка наша взяла вилы и сбросила с веток те прутики, которые они натаскали.
Прошедшая зима была очень холодной. Особенно плохо холод переносила наша бабушка Мария. Она часто говорила маме:
- Фрося! Куда ты меня в такой холод завезла?
Так в колхозе под Карагандой мы пережили первую военную зиму 1941–1942 годов.
Катя также работала в колхозе. За ней стал ухаживать молодой казах. Он появлялся у нас в доме. Как-то во время такого посещения приехал его отец. Они долго ругались на своем казахском языке. Затем отец выхватил из-за пояса нагайку и стал хлестать своего сына в нашем присутствии. Последний вскочил на коня и ускакал. Больше мы его не видели. Не захотел старый казах, чтобы у него невестка была русской.
Должен заметить, что при всей той военной неразберихи была четкая организация распределения беженцев.
Всё лето 1942 года мы прожили в селе под Карагандой, но к осени под уговорами бабушки мама решила перебраться южнее в Чимкент. Это Южноказахстанская область. Там нашлось для неё место преподавателя в сельскохозяйственном техникуме. К осени мы переехали туда, но уже в собственную квартиру, т.е. без хозяйки.
Приходится удивляться энергии нашей мамы. Ей тогда было тридцать лет. Как она с нами детьми и больной бабушкой могла перемещаться на такие расстояния. Да еще получать жильё и работу. Тогда вся страна выживала, а многодетным семьям было особое внимание. Во всех этих переездах нас выручали куриные яйца, которые перевозились в вёдрах, заполненных опилками. Яйца же выполняли роль лекарства («гоголь-моголь) для детей. В Чимкенте мы ходили в бесплатную столовую на обеды. Нам давали пайки и т. п.
Жили мы в Чимкенте на углу квартала примыкающего к глинобитной стене Ботанического сада.
Осенью 1942 года мне исполнилось восемь лет. Нужно было идти учиться в первый класс средней школы. Бабушка болела дома. Мама в это же время лежала в больнице с брюшным тифом. Тетя Катя училась в техникуме и не могла быть дома. За нами - детьми присматривали соседи. Так вот девочка-узбечка лет пятнадцати взяла меня за руку и отвела в школу в первый класс. За партой я сидел с девочкой-казашкой.
Пусть теперь мне кто-нибудь из националистов скажет, что в Советском Союзе не было дружбы народов.
К сожалению, тёплый Чимкент не помог нашей бабушке. Она вскоре умерла. На похоронах помню, что её гроб был из нестроганых досок.
О первых годах в школе города Чимкента у меня в памяти сохранились воспоминания о драках старшеклассников, об их играх на деньги с помощью железных биток. Научился я тогда добывать огонь с помощью кресала. Стрелять из рогатки по воронам. Одну даже подбили, сварили и съели. Помню, как зарубил змею чекменём. Снял с неё шкуру, которую хранил в книге. Потом забыл о ней и её съела моль.
Об отце долго ничего не было слышно. Вдруг неожиданно в январе 1944 года он приехал. Для всех нас это была большая радость. Одет папа был в полевую форму, но из американского материала. На плечах погоны с тремя звёздочками на каждом, то есть он уже был старшим лейтенантом, артиллеристом. На груди орден Красной звезды и значок гвардейца. Помню как бежал по лужам со снегом сообщить тёте Кате о том, что папа приехал. Он разыскал нас через город Бугуруслан, в котором был центр, где собирались все сведения о беженцах.
Интересно было слушать его рассказы о войне. О том как он со своей артиллерийской батареей, командиром которой был, стоял против немецких танков на прямой наводке. Батарея отца подбила несколько немецких танков, но и его орудия были тоже разбиты. Один из немецких танков полз прямо на него. Отец успел спрыгнуть в окопчик. Танк наехал на него. Крутанул гусеницами. Отца завалило землёй. Танк поехал дальше и вскоре был подбит. Папа выбрался из окопа. В это время мимо на санях проезжал его старший командир, который собирал своих уцелевших бойцов. Он его и подобрал. Батарея отца всё же удержала высоту. Немецкие танки не прошли. За этот бой папу наградили орденом Красной звезды. В последующих боях отец был ранен в ногу и попал в госпиталь. Пребывая там, он по переписке нашёл наш адрес. После окончания лечения ему как раненому дали отпуск и он приехал за нами в Чимкент.