Банкир Сомов - Глава 1

Начало этого дня у Музы Андреевны Сомовой ничем не отличалось от остальных. Уже давно, уже много лет ее дни были похожи друг на друга, как один оловянный солдатик на другого. Солдатики стояли на полке книжного шкафа в комнате сына, он играл в них лет до десяти, потом переключился на более взрослые игры – музыка, баскетбол, серфинг… Последним его увлечением был сноубординг. Как давно это было!...

Утром Муза Андреевна как всегда встала на полчаса раньше мужа и к его подъему приготовила завтрак. Илья Ильич завтракал основательно – яичница с ветчиной, овсяная каша, чай с гренками. Он уезжал в банк к девяти, а возвращался обычно тоже в девять, а иногда и позже, и за ужином неизменно рассказывал ей о событиях своего всегда насыщенного дня. А ее день катился после завтрака по укатанной колее.

На работу Муза Андреевна ехала к десяти. Работала же она директором благотворительного фонда имени собственного сына, имени Сережи Сомова. Не каждой матери выпадает такая доля, ей вот выпала.

Фонд она создала сама. Какое-то время после гибели сына они с мужем жили, как в пустоте, как в безвоздушном пространстве, не знали, что делать, как жить дальше. Они вдруг обнаружили, что вся их предыдущая жизнь, такая надежная, такая счастливая, была надежной и счастливой именно благодаря присутствию в ней Сережи, их мальчика-звездочки, которого они пестовали, которым гордились и который гордился ими.

Музе было семнадцать лет, когда однажды в Барнауле, где она жила тогда с родителями, к ней подошла на улице цыганка и сразу, без всякой подготовки начала ей гадать: «Послушай, красивая! Я тебе всю правду скажу. У тебя будет только один муж, звать его будут Илья. И ты родишь только одного ребенка, озолоти мне ручку, скажу еще». Испугалась тогда Муза, да и не было у нее, чем «позолотить», рубль с мелочью только и звенели в кармане.  «Нет у меня», - ответила девушка растерянно. «Тогда умрешь в сорок пять лет! Или сын твой умрет!» - сердито прошипела цыганка и исчезла в толпе.

Не верила Муза Андреевна цыганкам, не хотела верить. Приехала в Пинск, поступила в институт (на инъяз), ребят с именем Илья стороной обходила. Но вот поехала в стройотряд, а там командиром оказался Илья Сомов, с экономического – живой, зажигательный, поклонник Гумилева и Мандельштама, знаток бардовских песен. Совпадение! – бесшабашно сказала себе Муза, но выходить замуж не решалась два года, помнила слова цыганки. Любовь однако пересилила страх, а там и мальчик родился.

Едва поженившись, они начали мечтать о сыне. И когда Музу везли в роддом, были уверены, что родится мальчик.

- Есть такая примета, - уверял Илья. – От большой любви рождаются мальчики. У нас точно будет мальчик.
- И мы назовем его Сережа, - улыбалась в ответ Муза. – Красивое имя! Се-ре-жа! Словно колокольчик прозвенел.

Сергеем звали деда Музы, сибирского крестьянина. Сергей Пантелеевич не дожил до появления своего тезки, успел только проводить любимицу-внучку на учебу в Пинск, однако прожил на свете девять с лишним десятков лет и оставил после себя на земле добрую ауру и семерых детей. Крепкая связь будет у Сергея Ильича Сомова с жизнью!

Откуда в крестьянской семье возникло такое редкое имя Муза? Это она сама себя так назвала, когда студенткой уже стала. При рождении ее нарекли простым русским именем Мария. Мария, Маша, Маруся… В семье ее звали Муся. Муся, Муся… Что за глупое, деревенское имя? То ли дело Муза! Это так красиво и волнующе. И Муся стала Музой.

Рождение сына удалось ей чудом, она словно по краю пропасти прошлась. Во время родов с ней случилась клиническая смерть. Потом она с удивлением вспоминала, что даже не потеряла при этом сознания. Просто вдруг увидела себя, свое тело как бы сверху, а вокруг – врачи. И голоса растерянные: «Умерла... умерла…». И вдруг услышала детский крик! И, опомнившись, рванула сама себя, невидимую, вниз, к мертвому своему телу, и ожила. Сын ее спас.
Сын сделался культом семьи. Творила культ мама. Словно завороженная своим чудесным спасением при родах, она сразу же начала создавать Музей Сына. Первыми экспонатами стали прорезиненная оранжевая бирка: «Мальчик № 50, вес 3200, рост 55», записки Ильи, передаваемые в палату роддома, ее ответы. Потом пошли фотографии, изображающие растущего малыша и его счастливых родителей.

Но не выходила из головы цыганка. На кафедре, где работала Муза, одна из сотрудниц, Света Киселева, увлекалась астрологией, составляла всем желающим гороскопы. Муза набралась смелости и попросила составить гороскоп на сына, которому тогда только-только пять лет исполнилось. Света к просьбе отнеслась со всей серьезностью, трудилась почти неделю, проштудировала все свои книги и атласы, и наконец, разложила перед подругой схемы с кругами и треугольниками:

- Вот, смотри! Солнце у твоего сына стоит во Льве. Лев воплощает в себе «божественную составляющую» человека, его достоинство. Ему отпущено больше энергии и благородства, чем кому бы то ни было. Однако многое зависит еще и от расположения планет. Планеты же стоят в очень мощном треугольнике. Начнем с Луны. Луна находится в четвертом доме…
- И что это значит? – нетерпеливо перебила ее Муза.
- Это значит, что для него очень важны эмоциональные контакты с окружением, с друзьями и родственниками. Такие люди имеют склонность к общественной жизни, для них важна популярность. Теперь дальше. Меркурий в четвертом доме. Это – успех в делах, умение концентрироваться на выполняемой задаче…
- О да! – это у него есть.
- Венера в пятом доме… Умение красиво выражать свои чувства, романтичность, влюбчивость, интересы в области искусства, стремление к творческим видам деятельности…
- Замечательно! Ты знаешь, он уже сейчас сочиняет стихи! И, кажется, даже влюбился.
- А вот тут вообще потрясающе! – воодушевленно продолжала астролог-любитель. – В седьмом доме сразу три планеты – Марс, Юпитер и Сатурн.
- И что в этом потрясающего?
- Все вместе они предсказывают высокую активность в общественных и партнерских отношениях, стремление к сотрудничеству и связям с энергичными людьми. Хорошая способность к коммуникации, умение получать пользу от связей с людьми, большое количество друзей, поддержка с их стороны, стремление соблюдать обязательства перед людьми. У мальчика большое будущее!
- А то, что Марс – бог войны, это ничего? Ничего здесь нет про армию, участие в боевых действиях?
- Напрямую нет. Но то, что твой сын будет человеком мужественным, настоящим мужчиной – это однозначно.
- Что еще? Тут еще есть какие-то планеты.
- Ну, это мелкие и далекие – Уран, Нептун, Плутон… Они влияют слабо, и это влияние плохо предсказуемо. – Света неловко улыбнулась. – Я же не профессионал, что смогла, то и сделала. Могу только добавить, что у мальчика явно прослеживаются настойчивость и страстность. В нем бурлит поток энергии, которой нужен выход, эмоции могут захлестывать через край и приводить к необдуманным поступкам. Его будет тянуть к приключениям, так что будь начеку.
- Да, - вздохнула Муза. – Это у него есть. Постоянно ввязывается в драки, кого-нибудь защищает…
- Такие люди склонны к организации массовых мероприятий, которые могут сами же и возглавлять.
- Неужели он пойдет в политику? – ужаснулась мать пятилетнего сына.
- Ну, это вряд ли. Судя по секстилю Венера-Юпитер, у него будет превалировать любовь к получению от жизни личных удовольствий.
- Это не так уж плохо, - успокоено заметила Муза. – А как насчет здоровья? Может, быть, несчастные случаи? – Фраза цыганки насчет смерти сына не давала ей покоя. Мало ли что сболтнет со зла невежественная баба, а занозу в сердце все-таки оставила.

Света еще раз посмотрела на схемы гороскопа и пожала плечами:
- Здоровье должно быть хорошее, никаких угроз ему я не вижу. А что касается несчастных случаев… - Тут она на секунду задумалась. – Нет, не вижу. Конечно, с его энергетикой и тягой к приключениям риск имеется, но это только общий фон. А с другой стороны, секстиль Сатурн-Уран говорит о трезвом уме, так что, мне кажется, особенно тревожиться не стоит.

Муза поблагодарила подругу, но тревога все-же осталась. И какая мать не тревожится за своего сына?

А мальчик рос. Читать он научился сам, каким-то непостижимым, незамеченным родителями образом. В шесть лет, когда семья собиралась в Геленджик, Муза заметила, что Сережа укладывает в свой рюкзак томик Булгакова – «Мастера и Маргариту».

- Это для кого? – удивилась она.
- Для себя, - ответил сын. – Я ее уже начал.
- И что ты в ней понял? О чем эта книга?
И шестилетний ее сын, ее звездный мальчик, серьезно ответил:
- О человеке и о судьбе.

О судьбе… Ровно сорок пять было Музе Андреевне в ту роковую весну. Предсказанные сорок пять… Когда Сережа собрался с друзьями на Алтай, она была в командировке, читала лекции студентам-иностранцам в подмосковном Звенигороде. Потом, задним числом, вычислила: именно в тот момент, когда вертолет, задев лопастью о скалу, начал падать в пропасть, унося из ее жизни любимейшее ее существо, ей сделалось дурно в гостиничном номере, жестокий комок встал беспричинно поперек горла, а из глаз хлынули слезы. Страшное одиночество подступило к ней, и Муза Андреевна бросилась к телефону – звонить мужу. Илья еще ничего не знал о трагедии, и успокоил ее обычными шутками.

«За что же нам такое горе? Чем мы прогневили Бога?» - спросила она однажды, через годы, знакомого батюшку. И тот ответил: «Бог дал – Бог взял! Видно, душа вашего сына была угодна Богу, нужна была в Царствии Небесном». «Так она и здесь была нужна! – возразила Муза Андреевна. – Мне нужна, отцу, друзьям». «Знать, там она более была потребна, не вам одним».

Этот разговор состоялся через годы, а тогда, через несколько месяцев после гибели, Сережа пришел к ней во сне. Совсем юным он был во сне, лет четырнадцати, и как всегда улыбался. В этом возрасте он участвовал в театральной студии «Энигма», писал стихи, сочинял музыку, играл главные роли. Ребята ездили по разным странам, выступали, даже в Америке побывали два раза… «Не плачь, моя маленькая мамочка! – сказал Сережа во сне. – Мне здесь хорошо. Помоги другим!..» «Кому – другим?» - спросила она. Но сын не ответил, он исчез, растворился вместе со своей улыбкой в звездном сумраке. А она проснувшись вдруг поняла: надо создать фонд имени Сережи и помогать детям. Пока Сережа жил, он был счастлив, он и умер, наверное, счастливым – осуществляя свою мечту, а сколько на свете детей обездоленных – больных, бездомных, брошенных дурными родителями? У нее, жены банкира, есть такая возможность, надо ее использовать, в этом теперь будет смысл ее жизни, только это будет теперь давать ей оправдание.

А еще она разыскала свою кафедральную подругу Свету Киселеву, выложила перед ней давешний гороскоп.

- Теперь-то скажи правду! Было здесь про Сережину смерть? Видела ты ее?
Помрачнела Света, покусала губы, некогда пухлые и алые, а теперь почти бескровные, но старательно подкрашенные помадой.

- Ни один астролог не скажет напрямую о смерти. Гороскоп показывает только тенденцию; жизнь – сложная вещь, это не компьютерная программа, точно предсказать, когда и как она оборвется, не возможно. Да, есть тут Уран в восьмом доме, да, он опасен! Но я тебе и так говорила, что твоего сына есть склонность к приключениям, к экстриму. Такого невозможно удержать возле маминой юбки. И ничего бы не изменилось, если бы я усилила твои страхи. Ты только тряслась бы всю жизнь и ждала удара.

- Что, никак нельзя было бы подействовать?
- Музочка, я астролог, а не колдунья! Да и астролог-то любитель. Звезды только позволяют нам узнать что-то о судьбе, а изменить судьбу никто не в силах.

До офиса Фонда Муза Андреевна добиралась на трамвае. У Сомовых была машина, десятка-«жигули», и Муза Андреевна имела водительские права. но она не любила садиться за руль в городе, пугалась плохо предсказуемого уличного движения. Машиной Сомовы пользовались лишь тогда, когда ездили на дачу, а в банк Илью Ильича отвозил служебный «мерседес». Фонд располагался в небольшом двухэтажном особнячке, в трех остановках от дома, где Сомовы жили в обычной трехкомнатной квартире.  До революции особнячок принадлежал какому-то купцу средней руки, потом в нем по очереди располагались различные городские службы, а семь лет назад, когда его собирались сносить за ветхостью, банк Ильи Ильича выкупил трухлявое деревянное здание у муниципалитета, капитально отремонтировал и передал в управление «Благотворительному фонду имени Сережи Сомова» - именно так назвала открытый ею фонд Муза Андреевна.

У дверей особнячка ее встретил юноша с широко поставленными голубыми глазами на открытом безусом лице, поливавший из тонкого шланга цветы, высаженные вдоль фасада. Юношу звали Саша, он был круглый сирота, и еще год назад обитал («воспитывался», как говорит буква закона) в одном из детских домов, которым помогал Фонд. Но когда ему исполнилось восемнадцать, воспитывать его прекратили, и обитать ему стало негде.  Конечно, другая буква закона обещала ему жилье, но таких как он, у закона было тысячи и тысячи, и Сашу поставили в очередь. Однако в детдоме его выучили на водителя, а у Музы Андреевны как раз в это момент образовалась вакансия шофера, и она взяла юношу на работу, оформив его заодно ночным сторожем, с тем, чтобы он фактически и жил в особнячке, где по счастью имелись для этого почти все удобства.

- Доброе утро, Саша! – первой поздоровалась Муза Андреевна. – Как у нас тут дела?
- Доброе утро, Муза Андреевна, - ответил юноша с приветливой улыбкой. – Все нормально. Машина готова. 

Он кивнул в сторону раскрытых железных ворот, за которыми, в небольшом дворике виднелся микравтобус «Делика» белого цвета, который предназначался, в основном, для перевозки того, что сейчас принято именовать гуманитарной помощью: одежды, игрушек, продуктов и прочих простых и непростых вещей, которых почему-то всегда не хватает в детских домах и в других государственных заведениях так называемого социального обеспечения.

- Спасибо! – привычно поблагодарила Муза Андреевна и поднялась на крыльцо. Сегодня ей предстояла поездка в один из детских домов, где намечалось коллективное празднование дней рождения: «Мы родились весной». Подарки для именинников были уже закуплены, оставалось написать персональные поздравления, приложить их к подаркам, упаковать и загрузить в машину.

- А Софья Валерьевна еще не подошла? – спросила она, обернувшись к Саше, который уже продолжал поливать цветы.
- Нет, не подошла. Я бы видел. – Саша опять улыбнулся.

Он знал директрису Фонда почти пять лет и любил, почти как маму. Родителей он потерял в автобусной катастрофе. Городской маршрутный автобус вел шофер, который страдал эпилепсией и получил права, обманув медкомиссию. Во время очередного приступа он «уронил» автобус с моста в реку. Сам вынырнул, придя в себя холодной воде, часть пассажиров (в том числе Сашу) спасли двое смельчаков-спортсменов, нырнувших вслед за автобусом, но его родители погибли.

Софья Валерьевна была третьей сотрудницей Фонда. Когда мать Сережи Сомова создавала фонд, она пригласила помочь ей в работе родителей Сережиных друзей,  погибших вместе с ним. Софья Андреевна откликнулась. Ее Дима учился с Сережей в одном классе, мальчики дружили много лет, и Софья Андреевна знала Сомовых довольно близко. По профессии она была бухгалтером, и пришлась в Фонде как раз ко двору. Именно она занималась закупкой подарков.
Муза Андреевна вошла в дом и прошла в свой кабинет. Здесь все говорило о ее сыне. Его большой портрет висел на стене напротив входной двери, и каждый посетитель видел прежде всего именно его. Красивый улыбающийся парень сидел на домашнем стуле с высокой спинкой и смотрел на входящих, чуть склонив голову набок и положив на колени большие сильные руки. За спиной у Музы Андреевны, за ее столом, висел другой портрет. На нем Сережа был запечатлен на фоне снежной горы со сноубордом в руках. На стенах висели также фотографии его друзей, в том числе и сына Софьи Валерьевны, но все-таки главным действующим лицом здесь был Сережа. Однако, в конце концов, фонд был создан его матерью, финансировался в основном на деньги его отца и назван был его именем. Кто смог бы упрекнуть Музу Андреевну в пристрастии, какое сердце он имел бы?

За дверью послышался знакомый перестук каблучков, дверь приоткрылась, и в нее заглянула дама лет пятидесяти, сероглазая, стройная шатенка – Софья Валерьевна собственной персоной.

- Привет, Музочка! Я на месте.
- Привет, Сонечка! Сейчас я к тебе зайду. Подарками займемся. Поздравления вот напишу и зайду.

Софья Валерьевна улыбнулась, кивнула и исчезла, оставив после себя легкий запах французских духов. Жила она без мужа, но не без мужчин и следила за своим шармом. Муза Андреевна тоже за собой следила, одевалась и причесывалась достаточно модно, но думать о шарме ей и в голову не приходило. Какой уж тут шарм! Она знала, что и мужу ее шарм не нужен. После смерти сына, он все дни, включая выходные, проводил на работе, дома только спал. Отпуск, правда, брал регулярно, и тогда они вдвоем уезжали куда-нибудь далеко-далеко – на Камчатку, в Норвегию, в Южную Америку… Как-то раз даже в Антарктиду слетали. Избегали только Алтая. Правда, иногда ездили еще и на дачу – трудились там по минимуму на стандартных шести сотках, лишь бы только бурьяном все не заросло, да домик не развалился. До шарма ли им теперь? Но Софью Валерьевну Муза Андреевна не осуждала. У меня хоть Илья есть, говорила она себе, а у нее совсем никого. Может еще найдет свое сиротское счастье.
Написание пятнадцати поздравлений на украшенных цветами открытках заняло полчаса. Муза Андреевна сложила открытки стопочкой и пошла с ними в кабинет бухгалтера, служивший одновременно и складской комнатой.

Подарки были уже разобраны и разложены на большом длинном столе. Муза Андреевна стояла на том, что каждый ребенок должен получить именно тот подарок, о котором мечтал, а не просто расхожую игрушку или книжку о динозаврах. Поэтому в детских садах заранее раздавали детям анкеты, и они сами писали в них о своих желаниях. Разброс желаний зачастую был немаленький – от куклы Барби до гаджета последней модели. Муза Андреевна свято следовала детским мечтам, благо средств хватало. При содействии Ильи Ильича, который с недавних пор был не просто директором крупнейшего в городе банка, но и председателем гильдии банкиров всей области, фонду хорошо помогали многие солидные предприниматели.

Муза Андреевна и Софья Валерьевна быстро приложили к подаркам поздравительные открытки и упаковали их в полиэтиленовые пакеты с эмблемой Фонда. Кликнутый ими Саша перетаскал пакеты в «Делику».
Ну, вот, все готово, можно ехать.

- Сонечка, - окликнула на прощанье подругу-сотрудницу Муза Андреевна, - если позвонит Нина Сергеевна, из пятого детдома, скажи, что лекарство для Володи Зайцева скоро прибудет, оно у нас на контроле. Я, как всегда, вернусь после обеда. И еще… Из «Афалины» обещали нам деньги перевести, сто пятьдесят тысяч. Ты проследи.
- Не волнуйся, Музочка, я прослежу, - заверила ее Софья Валерьевна. – Прямо сейчас зайду в интернет.

«Делика» завелась почти бесшумно, и Саша умело вывел ее из дворика, на уличный простор. И почти сразу обратился к начальнице с разговором:

- Муза Андреевна! А у меня к вам просьба.
Начальница скосила на юношу левый глаз, ничего сверхобычного на его лице не увидела и решительно произнесла:
- Выкладывай!
- Я поступать надумал, в политех. Не век же мне баранку крутить.
- Баранку крутить тоже не зазорно, - на всякий случай заметила Муза Андреевна, но и добавила по сути: - Надеюсь, не в юристы собрался?
- Нет, конечно, у меня с ЕГЭ слабовато. Я на строительный хочу. Сейчас столько жилья строят! Глядишь, и себе чего-нибудь отгрохаю.
- Конечно, отгрохаешь, - заверила юношу директор благотворительного фонда. – А государство тебе поможет, и мы, наш Фонд, заставим их сделать это. А ректору я прямо сейчас позвоню, чтобы тебя взяли на бюджетное место.
- Вот-вот! – обрадовано кивнул Саша. – Об этом я и хотел вас попросить. А то мне сказали, что им бюджетные места урезали, а с моим ЕГЭ и соваться нечего.
- Это кто же тебе такое сказал? – возмущенно поинтересовалась Муза Андреевна в то время, как руки ее уже привычно доставали из сумочки смартфон и тонкие ее пальцы начали быстро бегать по ожившему тактильному экрану. – Законов они не знают, что ли?

Мобильный телефон ректора политехнического  университета был забит у нее в памяти, однако он не отвечал – видать, был отключен. Муза Андреевна набрала номер приемной, представилась. Секретарша ответила ей, что Кирилл Алексеевич занят на совещании.

- Попросите его позвонить мне, когда освободится, - безапелляционно приказала Муза Андреевна. – У меня важное дело.

С ректором она была знакома, как и со многими воротилами города, через мужа. Илью Ильича знали, уважали и побаивались, и Муза Андреевна охотно опиралась на его сильную руку в своих, благотворительных целях.

- Все нормально, Саня, - успокоила она своего юного водителя. – Можешь считать себя уже студентом. Примут, никуда не денутся. Это я тебе говорю!

Она действительно не сомневалась, что ректор пойдет ей навстречу. И намеревалась взять с него по максимуму. Чтобы парню дали еще и стипендию, и бесплатное общежитие. Конечно, на теперешнюю стипендию студенту не прожить (только на автобус и хватит), но это уж ее, Музы Андреевны Сомовой, забота, не первый Саша-студент у нее, и не последний. Слава Богу, есть меценаты типа той же «Афалины» (и тут не обходилось без влияния Ильи Ильича!), Фонд может кое-чем помочь.

Подарки отвезли без проблем, потом, как всегда, заехали в цветочный магазин. Муза Андреевна привычно, но с неуходящей из сердца болью выбрала двадцать четыре алые гвоздики, и Саша отвез ее на городское кладбище. Это был ритуал, от которого Илья Ильич безуспешно пробовал ее отговорить (Зачем, мол, ежедневно рвать сердце!), но она не собиралась от него отказываться. Семь лет, каждый день, ездила она на могилу сына и меняла цветы на свежие. Всех шестерых похоронили рядом, и Муза Андреевна клала цветы на могилы всех шестерых, не выделяя своего сына. Но это внешне. В сердце же у нее горела своя, единственная рана, и она не знала, как ее залечить  - даже по прошествии семи лет. Фонд ей помогал, он слегка притуплял боль, но лишь слегка. Как справляются с болью другие матери, она не знала, ее это мало интересовало, ее сил хватало только на то, чтобы выживать со своей болью.
Ректор позвонил, когда «Делика» уже ехала с кладбища.

- Муза Андреевна! Простите, был на ученом совете, - извинился он бархатным, галантным голосом. – Чем могу помочь?
Муза Андреевна объяснила ситуацию, деланно удивившись, что кто-то в приемной комиссии игнорирует закон о сиротах.
- Это недоразумение, - заверил ее собеседник. – Разумеется, ваш мальчик будет зачислен на бюджетное место. И стипендию ему дадим. А вот с бесплатным общежитием…
- И с бесплатным общежитием! – с нажимом в голосе не дала ему договорить супруга банкира Сомова, с успокаивающей улыбкой кивнув слушающему ее разговор Саше. – С бесплатным! Хоть сами за него платите, из своего кармана, а для мальчика-сироты, общежитие будет бесплатным. А мы, мой Фонд, будем кормить его и одевать. Хотя это, по сути, должно делать государство.
- Не могу вам отказать, Муза Андреевна! – рассмеялся ректор (не слишком, впрочем, весело). – Уговорили! Сделаю все, как вы просите.
- Вот и спасибо! – спокойно ответила она. – И вам это зачтется.
- Конечно, - согласился он. – Только вот где?
- Где-нибудь. Всего вам доброго.

Ректор тоже попрощался, разговор на этом закончился. Муза Андреевна посмотрела на Сашу:

- Все понял?
- Типа того.
- Тогда завтра с утра дуй в политех с документами. Но не приемную комиссию, а прямо в приемную ректора.
- А меня пустят?
- Пустят. Там нет охраны. Отдашь секретарше и скажешь, что Кирилл Алексеевич просил тебя принести документы лично ему. Понял?
- Понял.
- Ну, а раз понял – действуй.
- Спасибо вам, Муза Андреевна! – Голос у юноши задрожал, на лице возникло какое-то странное выражение – словно он вот-вот заплачет. – Вы меня прямо как…

Он не успел договорить. Муза Андреевна вдруг почувствовала, что еще секунда и она сама заплачет.

- Стой! – скомандовала она, отворачиваясь к двери. – Останови машину, мне надо здесь выйти. Поедешь в фонд без меня.

Саша в некоторой растерянности остановил «Делику», Муза Андреевна вышла, захлопнув за собой дверь, машина укатила. Она достала из сумочки платок, промокнула набухшие непрошенными слезами глаза, и еле слышно прошептала:

- Как же я стала сентиментальна! А ведь слезами никому не поможешь. Слезам не только Москва, но и наш Пинск не верит. Я должна быть сильной, чтобы помогать слабым. Чтобы Сережа мог мною гордиться.

Придя не без труда в себя, она глянула на часы, потом оглянулась вокруг и уверенным шагом двинулась в сторону видневшегося неподалеку кафе – война войной, а обед по расписанию.

Именно в кафе, в промежутке между тощим куриным супчиком и почти вегетарианской «домашней» котлетой с макаронами, Музу Андреевну застал звонок Софьи Валерьевны, сообщившей, что в офисе ее дожидается посетительница, Нина Викентьевна Коржавина.

- Я хотела дать ей ваш телефон, - пояснила Софья Валерьевна, - но она говорит, что будет ждать. Хочет поговорить с вами не по телефону.
Из обращения на «вы» Муза Андреевна поняла, что Софья звонит ей прямо в присутствии посетительницы, и поэтому не стала спрашивать, кто она такая — эта Коржавина. Да и какая разница! К ней обращалось немало людей, и в основном это были именно женщины, как правило — совершенно ей незнакомые. И ее это радовало. Значит, ее усилия приносили плоды, люди узнавали о Фонде, верили в его возможности, надеялись получить помощь. И этой Коржавиной она тоже постарается помочь. Однако где-то в глубине ее души шевельнулась смутная тревога. Коржавина, Коржавина... Это имя как-то странно и болезненно отозвалось в ее сознании, что-то нежелаемое разбередило в ее памяти. «Откуда мне известна эта фамилия? - настороженно спросила себя Муза Андреевна, рассчитываясь с официанткой и выходя на улицу. - А ведь откуда-то известна, иначе я бы ничего не почувствовала. Но она ассоциируется у меня, пожалуй, не с женщиной, а с мужчиной. Да, да — с мужчиной!..» И вдруг она вспомнила и замерла на тротуаре, не дойдя нескольких шагов до остановки трамвая. Ну, конечно, как она могла забыть! Полковник Коржавин был командиром той воинской части, вертолет которой забрасывал в ущелье Аксу ее сына и его пятерых друзей. Значит, Нина Викентьевна Коржавина — его жена. Теперь она вспомнила и ее. Семь лет назад жена полковника уже обращалась к ней и к ее мужу, просила помочь с адвокатом, и Сомовы ей помогли. Что же сейчас привело ее в Фонд?

; Чем я могу вам помочь, Нина Викентьевна? - спросила она с искренним участием, поздоровавшись с ожидавшей ее дамой и проведя ее в свой кабинет. - Как ваш муж? Если не ошибаюсь, он должен был уже выйти на свободу?
; Да, спасибо, Демьян два месяца как вышел, - пожав бесцветные губы, ответила женщина. И вся она была какая-то бесцветная: в сером, с тусклыми блестками платье, с крашеными дешевой «блондо» краской короткими волосами, с невыразительным взглядом серых глаз на сером лице. Пожалуй, она была на несколько лет моложе Музы Андреевны, но выглядела на столько же лет старше.

- Только вышел-то он инвалидом. Отбили ему там почти все, что можно было отбить. Да и вообще... Как дальше жить, не знаем, на работу его никто не берет. Да и кем? - В глазах жены бывшего полковника загорелся просительный огонек. - Вы не могли бы поговорить с мужем? Может он возьмет Демьяна начальником охраны в банк? Все ж-таки, он полком командовал!

; Да, да! - готовно кивнула Муза Андреевна, хотя знала заранее, что из этого ничего не выйдет. - Конечно, я поговорю с Ильей Ильичом, мы постараемся вам помочь. Может быть, какую-то другую работу подыщем. А как ваш сын? Я помню, у вас был сынишка, лет десяти. Как он растет?

Тут лицо посетительницы совсем потухло, она глубоко вздохнула и, с трудом одолевая подступивший к горлу комок, промолвила:

; Вот это - самое главное, ради чего я к вам пришла. Потеряли мы Пашку, не углядела я. Пока Демьян был в колонии, Паша наш сошелся с наркоманами. Сперва травку какую-то у него находила, потом таблетки... В разные диспансеры его водила, куда только не обращалась... А теперь и совсем беда — на шприцы перешел! Врачи говорят — в любой момент может быть передозировка и — конец!

; Да, это ужасно! - искренне посочувствовала ей Муза Андреевна. За последние годы, в работе с детьми из неблагополучных семей, ей не раз приходилось сталкиваться с подобными историями и каждый раз ей было бесконечно жаль и детей-наркоманов и их матерей. Но знала она и другое — наркомания практически неизлечима. По крайней мере, в нашей стране. - Но я не знаю, чем наш фонд может вам помочь.

; Мне сказали, что в Швейцарии есть пансионат, где таких, как мой Паша, вылечивают. Дают ребятам образование, профессию, они заводят семьи, живут потом, как нормальные люди.
; Возможно, - уклончиво согласилась Муза Андреевна. - Но мы ведь живем не в Швейцарии. Я представляю, сколько такое лечение может стоить! У нашего Фонда, к сожалению, нет таких денег. Мы не государство!
Нина Викентьевна пытливо посмотрела на жену банкира.
; Муза Андреевна, а если бы такое случилось с вашим сыном, вы бы нашли такие деньги?

Лицо ее собеседницы вспыхнуло невольным негодованием:

; Вы знаете, что случилось с моим сыном! - резко ответила она. - Моему сыну уже никакие деньги не помогут. И не надо на этом спекулировать. Вашему горю я искренне сочувствую, но будьте вы хотя бы тактичны. Я поговорю с мужем. Это я обещаю. Мы постараемся вам помочь. Это я тоже обещаю. Но в чем конкретно это выразится — я сейчас не знаю. Наш Фонд не всесилен, он не может решить все человеческие проблемы. Вы уж меня извините!

; Это вы меня извините, Муза Андреевна! - с видом смирения, опустив глаза, промолвила посетительница. - Сына вашего я и впрямь не к месту вспомнила. Но когда будете говорить с мужем, вы уж пожалуйста напомните ему, что Демьян мой не сам своих вертолетчиков вашему сыну отрядил. Его ведь ваш муж, Илья Ильич Сомов, попросил. Семь лет назад Демьян не стал Сомова закладывать, адвокатом ваш муженек откупился, полсрока ему скостили. А нынче, как инвалид… Так что пусть Илья Ильич крепко подумает!

Лицо Музы Андреевны сделалось мрачнее тучи. Не любила, ох как не любила она, чтобы ее загоняли в угол. Привыкла она быть сильной, привыкла побеждать (не задумываясь порой, что ее победы — это победы стоящего за ней мужа-банкира), но в данной ситуации ей нечего было возразить, аргументы ей были предъявлены суровые, и ответить на них мог опять-таки только ее почти всесильный супруг.