На 18-ть лет к Памяти в отца

 
Simply about One-storeyed America
Неожиданная «поэма»… Памяти Отца…


Эти стихи или пусть не стихи, поэма или чушь..., то, что ниже этого несвязного длинноватого «вступления-введения» - п-р-о-с-т-и-р-а-е-т-с-я в моё – неважно в Важно...

Кто как прочитает и прочитает ли – и то хорошо. Дело-то вот в чём...

Сегодня - 28 октября 2012 года моему недолюбленному мною и Судьбой отцу исполнилось бы 82 года. Ах, какой он был роскошный Душой и Умениями Мужик и ему всего-то было бы ныне те самые 82-а...
Для нашего Рода – мелочь. Все деды-прадеды от 90 и много выше. А отец мой не смог, как и его два кровных брата. Как насмешка судьбы... – старший, мой отец – 68, средний – 69, младший – 70. Всего-то. И я знаю, почему и до деталей – и ВИДЕЛ, как их ломала и сломала Судьба в Моей-Их Стране. Но сегодня об этом ни слова...

Жизнь каждого человека – это не сиюминутность, а Временная Спираль – От и До. И только от личных способностей Памяти человека жить абберационно в Образах-Звуках-Ликах – зависит, как он проживёт личную жизнь и какой будет его Старость и Кончина.
Если его Память молода, и всё время стремится к Совершенству Ощущений Прожитого, то его старость – Благородна! она красива и Насыщена всем-всем Бытием Познанного и устремлена к Встрече с Вечным – где всё повторится с любимыми Душами, но на другом Уровне Витка – более Чистом-Значимом-Долгожданном в Алое! Такие Старики – реально Велики и Богоподобны! Ах, какие у них Глаза, а уж если они – Он-Она в Слившееся ещё тут, то – это Лики Земные! ВСЕ ТРИ БРАТА, как и их отец родной, мой дед – в гробу..., Боже! какие у них были Лики! а их Выражения! – Умиротворённая Мудрость Несвершившихся Желаний и Прощание при Достигнутом вне Мечты.
Если же человек живёт ВНЕ спирали Памяти своего Личного Времени и вне Слияния – его старость ужасна. Он превращается даже не в растение или животное, хотя это в таком варианте сплошь и рядом, а в нечто бесформенное вне Вечного. Он ещё не умер, а его взгляд пуст-туманен-бесцелен-безвременен в Пустоту. По сути, его личный Ад начинается ещё до Смерти. И ещё при жизни лицо его ещё не Лик, но уже – Личина. И это было в моей пока ещё Жизни.
И вот...
Мне порой кажется, что мой мозг лопнет и я сойду с ума от всего, что... – в-и-ж-у! – с-л-ы-ш-у! – п-о-м-н-ю! Ой, как – ПОМНЮ!!! Но именно поэтому – я очень счастливый человек! О-ч-е-н-ь с-ч-а-с-т-л-и-в-ы-й!!! Я ПОМНЮ ВСЁ. Вне провалов запахов-звуков-прикосновений-видений в покадровости движений-ощущений-верности-предательств..., именно ТАК, а не – фотографически, как порой умничают вне Знаний Памяти и что это такое – ПАМЯТЬ.
Там Г-А-Л-Л-Е-Р-Е-Я моих любимейших ЛЮДЕЙ! Увы, все Любимые из Памяти – почти все умерли. Живы только Штучные Друзья от Бога, дети мои Душевно кровные, оставшиеся родственники вне Общения по жизни, и вот – Любимушка-Единушка-Каребожья! И все. И дай им Бог далее! – и обязательно далее меня!!! И вот почему...
В коротком эссе про ЛИК незабвенной Людмилы Гурченко я сказал, что обязательно напишу о ЛИКАХ и ЛИЧИНАХ СМЕРТИ. Именно потому, что ЛИКИ – для меня это до сих ЖИВЫЕ ЛЮДИ с которыми, чем старше, тем явственней я общаюсь Душевно. Личины же просто упомяну как бы в «сравнение».

Восемь лет после ухода отца я не мог написать ни слова о нём. А потом вот – сразу и написалось... и вроде не о нем, да не о нем, но в Память о нем. Остальное – трудно, поабзацно в месяцы, но пишется. И обязательно будет.

Если, уважаемый читатель, Вы прочитали это вступление, то остальное уже не так важно. Первый шаг в Истину Памяти отца я сделал.
Всех благодарю Душой.




Glenview, Skokie, Loop, Grayslake, Wilmette,
Burbank, Maywood, Summit, Oak Park…
Morton Grove, Elgin, Dolton, Hammond,
Crystal Lake, Fox Lake and Lincoln Park…

Это моя карта – Illinois, Chicago, downtown…
Восемь лет прошло… уже потрепаны листы…
Только моя память, словно в фильмах Paramount,
Красочно рисует Michigan-а авеню огни…

Белоснежный храм резной единобожия – Baha’i,
Water Tower – чернявый «водокачка» небоскреб,
На «рога» поддевший небо – строгий Sears Tower,
В «бронзе» – переводный «мяса подрумяненный кусок»…

Ресторан смешной, с претензией – «У доктора Живаго»,
Круглый Buckingham Fountain и пчелы на цветах зимой,
Куча ярко красного бездарного железа – от Пикассо,
Мило маленькая церковь с христианскою главой…

Изумрудная Rent car – типичная for USA машина,
Очень вежливый для нас Highway-евский поток,
Красный поворот направо – ирреальная картина,
Желто-канареечный School Bus с живою лапой «Stop»…

Полное отсутствие доильников ГАИ вдоль трассы,
Да покой дверей стеклянных на One-storeyed streets,
Всюду Squirrel, Geese американской массы,
И дома с деревьями в огнях рождественских зарниц…

Stories Ильфа и Петрова про бандитов – не ошибки…
Их, попавши сдуру в Chinatown, оценил – как смог…
Правда, в наше время от сибирской нержавеющей улыбки,
Уже местных «афропацанов» крутых бросает в пот…

Их бы к нам – в разгулы бездорожья и просторы,
И за стол реальных братских низовых «братков»…
Loop в Иркутске в пьяно дискотечные разборы –
Тут им не Chicago, даже самых «избранных» годов…

Честно, правда, – человек по жизни зачастую неустроен,
Истина ж в словах, которые сказал мне друг:
«Знаешь, наконец-то вечерами, ночью – я спокоен!
Не боюсь как дома я за Тасю, не боюсь ее подруг»...

Это так реально всей душой я смог запомнить,
Что случись несчастье обратиться к помощи врачей:
Доктор без сомнений по-латыни карточку заполнит –
«Ярый шизофреник… с кучей личностно навязчивых идей»…

Ну и пусть, зато не в книге, не в кино, а в жизни видел –
Город, дом, семью, как осязаемое воплощение мечты…
Господи, прости, но честно сердцем я возненавидел
Повсеместно зарешеченные окна моей родины-тюрьмы…

Тут кликуши-патриоты, как бы не орали, отдыхают.
Им, зашоренным безграмотным коммунистическим умом,
Не понять, что истинность любой идеи составляют
Правила, в которых можно жить за дверью со стеклом…

Я сознательно «не помню» грязные и низкие детали,
Повсеместно нации имеют человеческий отстой...
Не Задорнов я – чтобы в полутупом и в полужирном зале
Зашибать деньгу на том, что кто-то «толстый и тупой»…

Просто вариантов I love you я слышал далеко за сотню,
Tom и Gekkelbery – детские друзья, живущие со мной,
К морю как Old Man стремлюсь, покинув подворотню,
Словно одинокий Martin Iden не найдя в своей душе покой…

Не апологет – живу, пишу там, где родился и погибну…
Где был октябренком, пионером, комсомольским вожаком…
Где любил, мечтал и верил, что чего-нибудь достигну…
Где был очень «образованным» «за занавесом» дураком…

Искренно смотрел на мир, практически не видя мира…
И читал, не понимая – это разрешили прочитать…
Слушал музыку, не думая, что также – сверху директива…
И «строителем социализма» раз в год шел «голосовать»…

Человек толпы – консервативно туп, он плохо понимает.
Он, спасаясь – ужасы вокруг старается не видеть и забыть.
«Маугли» системы – навсегда лишь лозунги запоминает,
Он «Всегда готов!» врагов, включая брата и отца, убить…

Мерзость Ленина, сгубившего страну, царя, его ребенка,
В том, что сонмы малограмотных, хоть и порядочных людей
Безальтернативно верят в правильность идей подонка,
И детей, как стадо варваров, приводят к трупу в мавзолей…

Продолжают ослепленный разум возбуждать речами –
Эй, Америка – «Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы»!
Избранные «… азиаты – мы, с раскосыми и жадными очами»!
«Коммунисты, вперед»! – «… под собою не чуя страны»…

После этого очнуться больно – недоучкой уже взрослым…
С ужасом узнать, что за полвека в собственной стране –
Каждый третий кровью заплатил идеям одиозным,
И средь них намного больше половины сгинуло не на войне…

Сам себя заставлю повернуть к «одноэтажному началу»,
В коммунизме собственной судьбы я разберусь потом.
С полным злобой трюмом памяти не пристают к причалу,
«Времена не выбирают…», задним невозможно жить умом…

Ехал не за новым миром, убегая от чреды несчастий –
Сделал визу, взял билет, сел в самолет, курил и пил коньяк…
И рассматривал архипелаг, вокруг Рейкьявика клубящий…
И искал следы от кораблей на глади океана просто так…

Вместе с Визбором, меж грустных дум запутавшись, петляя…
Под рефрен про «чайник со свистком…» я вспоминал грустя,
Как душой стремился к «завтраку на Кипре», не подозревая –
Уже «В Ялте ноябрь…», он уже наступил – навсегда…

И трезвея, в галстуке, без шляпы, в чищеных ботинках,
Пост глиссады и рулежки меж огней O’Hare Intl. Airport,
Had told «Ok», таможнику с руками в розовых морщинках,
Welcome to Chicago, Mr. Oleg, and successful to you road!

Размечтался! Жизнь в Chicago начал с disappointment –
Вышел на перрон, немного покурил, уселся в yellow cab,
Видя в русско-мексиканском диалоге – driver understands me,
Дал команду – «Дуй, водила, побыстрее в flower rack»!

Я мечтал приехать неожиданно, красиво и с цветами:
Точно знал, что за сюрприз меня не выгонят друзья.
И надеясь, что чрез полчаса я окажусь перед «вратами»,
Стал разглядывать знакомо незнакомые чикагские дома…

Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят… час десять…
Заблудившись, ерзает плюгавый мексикашка за рулем.
Чувствую, что стиль езды кругами – очень сильно бесит…
Понимаю, начинается российский, но уже в Америке дурдом…

Через два часа, чтоб «Boring in the Desert» не случилась,
Дал – «скотине, «Че Геваре», сволочи, мерзавцу и козлу»,
Телефон и quarter, дабы эта смуглая «редиска» отзвонилась
Прямо к другу, зная, скоро лично я – сдержаться не смогу!

Видимо, действительно – я фантастически «везучий»!
Заготовленный сюрприз удался – удавиться на «ура»! –
Трезвый, без цветов, вспотевший, матами «могучий»,
Заплатив, зажавши tipping, driver-а хотел убить тогда!

«Ночь плохая…» – обязательно сменяется хорошей –
Дверь, стекло, чуть прямо и направо, первая налево дверь…
Ира и Наташа бегают по кухне чистой и пригожей…
Эта жизнь прекрасна – нет в ней окончательных потерь…

А судьба, составив расписанье индивиду до его кончины,
Мизансцены строит с промежутками событий и времен –
В Glenview, рядом с домом для пенсионеров, без машины,
Двое суток проторчал у Magnewaks-а форменным столбом…

Да, Америка – конечно не Европа, далеко и не Россия,
Без машины здесь – ты очень сильно немобильный человек.
Из престижного района, да простит мне Богородица Мария,
Добираться в downtown будешь, как горами бешеный абрек…

Игорь, убедившись, моя driver’s license из России проканает,
Показав где можно джинсы, камеру, полуботиночки купить,
Вывезя в конторку, где rent cars рядами выставляют,
Мне помог машину выбрать, все оформить, оплатить…

Изумрудный Pontiac Grand Am, салон из черной кожи,
Трехлитровый, задний привод, и с подрулевою «кочергой» –
«Freedom!», «We shall over come!» – блаженство на полрожи,
Порулил исследовать Chicago, нагло с глаз Менакера долой!

Господи! Детиною, уже практически почти под сорок,
Как щенок, балдеющий с восторженной улыбкой до ушей,
По разгонной, в суету шестиполосную, готовую для гонок,
Вылетел, по направленью к Loop, на «90-ю» highway…

После Питера, Москвы, Иркутска здесь – блаженство!
Мягкий ритм перестроений без нахальства и подстав,
Указатели дорог, развилок, направлений – совершенство!
Ведь уехал куда надо, так ни разу новой карты не достав!

Я забыл свое, что тягостно душевное давно томило…
Я не ехал – плыл, рука моя сама вела в неведомую даль –
Разворот на River North, с Ontario на Wells и – закружило:
Randolph, Madison, Monroe… – все не помню, очень жаль!

Утомившись и размякнув, выбрал parking по деньгам…
Медленно, не торопясь, пошел к crossroads Adams – Wacker,
Чтоб попасть, как к трем тузам на прикуп выпадает joker,
На Sears Tower и суперлифт «Sky Desk», летящий к небесам…

Слияние с мечтой, которую увидел, – не бывает долгим…
Судьба всегда заплатит адекватною оценкой от судьбы…
Но промежуток счастья был от бед моих таким далеким,
Что лучше просто описать, что было воплощением мечты…

В которой, на конец недели, мне Игорь попросту сказал –
«Давай, слетаем на каньон и на обрыве к небу пива выпьем…»
Я до сих пор не знаю, – как он про грезы мои детские узнал….
Как сделал так, что вместе мы моей мечты достигнем…

По факту, сеть в хэчбэк Volkswagen – было очень просто…
Доехать к полвосьмому до Chicago Midway Airport,
Воткнуть зеленую машину на пустое охраняемое место,
Залесть в американо-местный – большой и тесный самолет…

И, пережить в реальности позор за купленное не в салоне пиво,
Чрез три часа страданий к Phoenix-у спокойно долететь,
Нанять японку Camry, вопреки привычкам местного разлива,
Добраться заполночь в отель, и в сон желанный «отлететь»…

Проснулся рано. Бог, придерживая черта, на заре поддернул…
И выбрившись, взяв камеру, поперся в круглый двор – бассейн…
С тех пор хочу узнать, кто это чудо здесь душою создал,
Меж пальм, песка и кактусов, почти высокогорных областей…

А дальше, как по Ильфу и Петрову – никаких иллюзий!
Стандарт – в нем выдумка теряется в реальности своей:
Овсянка в хлопьях, сливки без холестериновых коллизий,
Яичница, juice, фрукты – ешь breakfast от американских дней…

И по росе, перед началом переезда, успели на красивые места –
San, Glendale, десяток небоскребов на Washington и Jefferson…
Запутался в картине впечатлений, она со мною навсегда –
Art shop и где-то в центре стандартная зелено-мокрая трава…

Потом «Татошкую при Элли» по 77-й на север и Flagstaff,
Минуя Cottonwood, с обедом в фиолетово-малиновой Sedon-е,
Пост череды из Scenic Route, товарища вождением достав,
Курил в гостиной у камина, в старинном деревянном доме…

В окошках тьма, снег пред входом, трещат сосновые дрова…
В душе мелодии «Маккены», «My way» от Пола Анки – чудеса…
На стенах и над входом висят то ли мои, то ли лосиные рога…
А выше люстры со свечами, летает сильно грешная душа…

Все good, лишь призрак одиночества без милых мне мешает…
Никто не ходит, нет охраны, Игорь спать ушел давно…
И лишь блаженство тишины тень от несчастья заменяет…
Всего-то через две недели, она для бед пошире растворит окно…

И счастье – это счастье…, что еще в любой судьбе дороже?
Под звон будильника, не просыпаясь, ровно два часа поспав,
Взял сигареты, пиво – то, что без руля для мужика погоже,
Пошел встречать рассвет, так душу из потемок не достав…

Темно, прохладно, кактусы зелено-синие под мокрым снегом…
Малиновый кусок песчаника под пятой точкою родной…
Сосредоточенно колдует Игорь пред обрывом и фотозабегом…
А я дремлю, курю, пью пиво… и впитываю окружающий покой…

Все! Началось! Лучи, как Thunderbird – крылом по пене моря,
Интерферируя хвостом павлина меж гранитных останцов,
Вспороли мрак от бездны, словно плуг стерню у посевного поля,
И высветили Colorado – текущий пот неведомых творцов…

Описывать подряд – нелепо, трудно, просто невозможно…
Совпало все – каньон безлюдный, вехи сбывшейся мечты…
И точка юмора плаката вдоль дороги – «Осторожно!
Веселые индейцы из Navajo – остались милей позади!»

Заночевали в Kanab, дальше можно даже азбукою Морзе:
Сквозь Zion, Bryce – жемчужины реальной Canyon Land,
Чрез Powell – Clean Canyon-а хрустальное тире–оконце,
В Las Vegas, к mad–ной точке, всех приключений в weekend…

Поужинав по-шведски мясом и грибами в Tropican-е,
В бездумности, гуляя с севера на юг, разглядывая Strip,
Ошеломлен был не рекламными огнями в этом city–балагане –
Безумством струй фонтана, к которым я душой приник…

Под звуки Вагнера, с прекрасным акустическим заделом,
На фоне шляпы гриба Stratosphere и Bally’s-а неоновых огней,
Стеной из темноты, с неограниченным по высоте пределом,
Плясали воды золотые, не замечая слез у замерших людей…

Коль жив, коль слышишь, коль душа твоя не зачерствела –
Стыдясь, пытаясь не рыдать, такое не забудешь никогда:
Парк, фонари под готику, скамейка и семья из Wilmington-а,
Их дети, кто «Полет валькирий» запомнят сердцем навсегда…

И среди чуда – вспышка гнева разум на минуту ослепила:
Зюганов, иже с ним же – сытый «Призрак…» наших дней…
Им, злым и потным, старая идея коммунизма подтвердила –
Старик, душой обкраденный, позволит красть и у детей…

Зачем им – право слова, бизнес, Мандельштам и Disney Land-ы…
Зачем им Бог, вся правда об истории замученной страны…
На «Mercedes»-ах, Ленином в «Rolls-Royce»-е, создают легенды:
Репрессии, Гулаг, концлагерь – создал Гитлер, вовсе не они…

Опять заносит? Да, конечно, я – «… азартный, Парамоша»!
Остывши, крепко нагулявшись, окончательно придя в себя…
Впервые в жизни в Casino не стал финтить, мол я святоша:
Ушел к «бандитам» до рассвета, как «честная кабан-свинья»!

И оттянулся ночью так, что до сих пор о том балдею!
Три пачки курева, десяток пива! – я любимец for the waiter–дам!
Знал: первый, и последний раз сыграть так только здесь сумею,
А утром было стыдно – смотреть как Игорь, выйдя, хохотал!

Весь день, большою точкой в первом акте приключений,
Как Шерлок Холмс, пытаясь просто сохранить свои мозги,
Luxor, New York, Caesars – я относил к разряду сновидений,
Из песен Garry Belafonte – желавших мне удачи на пути…

Под вечер, под Budweiser, пережевывая sushi уже в Tempe,
Дивясь на Hammer, что Киркоров позже Пугачевой подарил,
Я вглядывался в лица молодых, веселых, чистеньких студентов,
Которые без пива, курева учили, как Ницше эту жизнь ценил…

И ночью, грустно в темноте под звездами летая… и не видя –
Красоты Rocky Mountains, «сломавших» пополам страну…
Знал – ровно через пару дней в любимом одиночестве поеду –
К большому дому на Key West-е, к Хэму, куда давно душой хочу…

Сам от себя сбегая в «Идиот-ство» Веры от желаний…
Не слыша «Бесов» – «… не для вшивой головы венок»…
Не испытав и доли Блока, Маяковского, Бергольц страданий…
Не понимая – начал…– нестрашный собственный уход…

Шестнадцатого, на день больше в замерзающем Иркутске,
Пораньше выехал, стремясь до вечера успеть на Niagara Falls…
Не ощутив, что Бог завел отцу часы всего на сутки…
Гнал красный Dodge, без остановок в постоянный дождь…

Но не успел до Buffalo, миль так на тридцать или сорок…
Устал, дождь нудно превращался в снег почти стеной…
Дремал в мотеле для Red Necks, смотря в окно между оборок,
Как бурю замещает – сиренево-свинцовый тишины покой…

Не выспавшись, и до рассвета, со стекол снег рукой стряхнул…
Сквозь череду обгонов зимних…. Эх – сибиряк Олег-позер…
Под смех таможни из Канады в US вернуться присягнул…
И вышел в молоко тумана перешейка, меж Erie и Ontario озер…

Все тучи на Sun Race-е – занимались чистым мессианством…
Сквозь грохот, стон и брызги – вокруг серпа беснующихся вод…
На радугах косых лучей, скольцованных пространством…
Слагались в тень креста – как символ человеческих невзгод…

И сердце сжалось, захлебнулось…, а я же думал о былом –
Ни сном, ни духом не подозревая – в своем любимом и родном
Штампуя от Mone картину в слова и в новый стих-сырец –
В сей миг без сына дома умирает мной недолюбленный отец…

Как просто…. Как красиво и полетно врется в этой жизни…
Особенно – когда умеешь в личных гадостях мечтать…
Как часто пафосно и подло люди врут друзьям на тризне…
Не сознавая – более чем в жизни, ушедших просто не предать…

И я, еще не зная, все списал – на состоянье личной дури…
Купил открытки, кружку, от суток первый раз поел…
И через шесть часов езды, за спутным следом мысли-пули,
Спокойно в Boston-е на Cambridge-ской скамеечке сидел…

Бродил по скверам декабря, как дома осенью погожей…
Наивный памятник и рядом пушки от одной войны побед…
Идут дочь, бабушка с внучонкой-дочкой смуглой и хорошей…
Большой костел-библиотека, ему, наверное, не первый век…

Не стану всей душой кривить, – в красивый город я заехал,
Но не хотелось ночевать в отеле среди каменных высот…
Диагонально от востока вдоль залива на Cape Cod поехал –
Мыс–стержень, накопивший, за миллионы лет «сырой песок»…

Мир исказило от реальности фантазий, как у Брэдберри…
Мыс, «слепком сапога шута», стал жизни точкой роковой:
Надежд, убивших взлет для младшего из клана Кеннеди…
И для меня, с фамилией от деда и отца – такой родной…

В Chatham, под девять, на заправке, ушами слыша океан,
Набрал Chicago для проформы: мол жив, здоров и не пропал…
Звонок, соединение и Игорь печально и спокойно мне сказал:
«Отец ушел. Ты успокойся, не успеешь… Я знаю, я уже узнал»…

Умом прекрасно понимая, включая Рубикон смещенья дат…
Всю недоступность похорон отца, до окончанья перелета…
Ночь ехал я в аэропорт New York-а, не видя сумрачный закат…
Порой бессмыслица важна в аутентичности для перевода…

До сих я верил – невозможность к невозможности приникнет…
Воронка счастья – поглотит любую жизненную боль…
Душою знал, что истинная Вера к Вере – навсегда воздвигнет
Великий замок, где основа – слова, написанные про любовь!

В горячке утра, после ночи длинной слез бессонных гонок…
Пост череды звонков на станциях, где виден таксофон…
Из Lincoln Tunnel и кошмар New York-ских пробок…
К обеду ближе прибыл в J.F.K. International аэродром…

Менакер, к счастью, а тогда к несчастью, педантично точен:
Как ни крути, и если без задержек, дефицит до 40-ка часов…
И «нет» от матери – день похорон не может быть отсрочен…
Попозже я успел на «девятину», но больше я не видел снов…

Затем весь день, на удивление себе – спокойно и без перерывов,
Все ехал, ехал – сквозь мосты, тоннели, Brooklyn, Queens…
«Послал» таксиста с Украины в пробке, без особых перегибов…
Очнулся ночью в Bronx-е, заехав на какой-то старый пирс…

Ужасный жизни парадокс – в любви от нежности до счастья,
Для сохраненья света в радостях любви единственной своей,
Порой слова и музыка – являются отображением несчастья,
Великих душ, навязано «любивших» родное одиночество ночей…

И я мечтаю и храню, хоть не реальную, но все-таки надежду,
Что пусть хоть парой строк кому-нибудь помочь сумел…
Как мне спасали разум грустный Пастернак и яро-нежный Маяковский,
Когда в бунгало возле Ocean City – пил водку и на океан глядел…

И дальше, до Chicago, дня четыре – исчезли в гадостях души…
Звонил, пил, спал, немного ехал… И снова пил, звонил, звонил…
Затем, до Игоря собрав себя в клубочек, куда засунул все мечты…
И прибыл, вроде между прочим…отец, надеюсь, мне простил…

Еще два дня… билет… подарки – жизнь, это правда, жизнь…
Прогулка с Тасей, Игорем – по парку, льду, пескам в Wilmette…
И с Ирой и Наташей в церковь – коль веришь, то иди молись…
И вечер дружеских прощаний…. Навечно помню, отсердечно…
… … … … …


Промчались годы…. Не сказал бы – быстро, незаметно…
Как штопор самолетный – вся судьба летела только вниз…
Но это время перелома – и чувствую, и помню я отменно…
Подаренный мне Богом – такой «красивый» божеский каприз…

Да, счастлив тот, кто каждый новый день от дня всеславит…
Кто может без ошибок жизненным путем легко пройти…
Кто даже в горе – бед своих, иль не своих – не замечает…
Кто может – сохранив себя – тихонечко, на цыпочках уйти…

Мне – крепко повезло! Я точно знаю – все мое – мое, за дело…
Я – не молчал, не промолчу.… Пусть даже «проиграю» всем…
Жизнь – вечна, правда есть в ней роли – Гамлет и Отелло…
Я клон обоих, зная, до сих пор не знаю: за что, и почему, зачем…

Куря под пиво в комнатке отца, без водки, чуточку недужный…
Какая водка – окруженье детства застило мне ей глаза…
Реально одинокий, силою беззубый…, никому ненужный…
Я ночь оставшейся души – живу еще честнее – для себя…

Прости, о Боже! Счастлив, что отца покойником не видел…
Зато теперь он вечно в разговорах для меня совсем живой…
Осталось одно дело, где его серьезно я своей судьбой обидел…
Но он поймет, отец-то знает, как это трудно жить бедой…

Я счастлив памятью – не выбитой страданьем, не пропитой…
Не знаю для кого, хотя бы для себя – я сохраню любовь свою…
Я сохраню березки на площадке для собак судьбою не забытой…
Под ними милую – родившую мне сыновей и девочку мою…

Я сохраню возможность мыслить – «дури» не стесняясь…
Я пожалею «умников», любовью обойденных стороной…
И между гор Байкала я вздохну всей грудью, забываясь…
Нет – помня! – есть любовь, которая бывает лишь одной…

И снова – Glenview, Skokie, Loop, Grayslake, Wilmette…
И снова – Burbank, Maywood, Summit, Oak Park…
И снова – Morton Grove, Elgin, Dolton, Hammond…
И снова – Crystal Lake, Fox Lake and Lincoln Park…

До самой смерти это моя карта – Illinois, Chicago, downtown…
И пусть хоть сколько лет пройдет… истлеют все листы…
Я верю, знаю – моя память, словно в фильмах Paramount,
Все ярче и точнее будет рисовать от Michigan-а авеню огни…

Пока люблю…
Любя живу…




© Copyright: Олег Матисон, 2007
Свидетельство о публикации №1703241367