Сны

***

В одном древнем городе жил самый что ни на есть заурядный человек.  Был он не хуже многих, но не отличался красотой, богатством, остроумием, не мог соревноваться с ловцами жемчуга в искусстве плавания или же с телохранителями халифа в искусстве обращения с саблей. Жил он не бедно, но и не мог похвастаться обилием наложниц, слуг, сундуков с золотом и драгоценностями. Был он не глуп, но не мог похвастаться хорошим умением вести торговые дела или же сокровенными знаниями, которыми мог поделиться. Однажды, возвращаясь с ярмарки, ведя на поводе мула, нагруженного тюками с пряностями и коврами, благовониями и фруктами, проходил он мимо Зачарованной Стены и увидел, как в песке, покрывавшем подножье стены, что-то ярко блестело, отражая лучи заходящего Солнца. Человек подошел поближе, привязал мула к кустарнику, росшему у подножья стены и начал копать. Когда же раскопал он вокруг предмета песок на локоть глубины, перед ним предстал старинный сосуд дивной красоты. Лучи заходящего солнца играли на стенках сосуда, обнажая щедрые узоры, выполненные рукой неизвестного мастера: были здесь и диковинные звери, и чудесные птицы, воспевавшие богов одним рисунком на своих крыльях, были тут и суровые воины, и прекрасные наложницы, были тут изображены и отважные сражения, и сладостные пиры. Одно повергло в трепет человека: символ древнего, как само Небо, уже забытого алфавита на крышке сосуда. Долго размышлял человек, наконец, завершив свои думы, он выкопал сосуд, взвалил его поверх тюков и продолжил путь домой.
Дома распряг он мула, позвал слугу, чтобы тот унес в кладовую пряности, принес в трапезную фрукты, разложил по комнатам ковры и закурил благовония. Сам же, уединившись в комнате, куда не проникал луч света и глаз сплетника, зажег свечу и стал рассматривать подарок судьбы. И когда поднес он сосуд к глазам, почудилось ему, что слышит он внутри журчание воды, гудение пламени, завывание ветра и шелест песков Великой Пустыни. Страшно стало ему, но любопытство одержало верх. Взяв с полки кинжал, одним махом  снял он с сосуда печать. И случилось ужасное: наступила вокруг кромешная тьма, остались лишь предметы в небольшом кругу, на которых извивались отблески пламени свечи, остальное же сгинуло во мраке. Протянул человек руку в поисках стены комнаты, сгинувшей за стеной темноты, и ничего не почувствовал, ни на что не наткнулась рука на своем пути. Ледяной ужас обуял человека. В это время из сосуда повалил густой дым, заволакивая весь круг, очерченный отблесками пламени. Зажмурился в испуге человек, ожидая страшного грохота или голоса, но ни один звук не потревожил его ушей. Тогда приоткрыл он один глаз и увидел, что рассеялся дым, а на столе сидит средних лет муж в странном одеянии, закинув ногу на ногу, но, помимо одеяния, выглядел диковинно сам этот муж: под  расшитым золотыми узорами и бриллиантами тюрбаном, под густыми, точно темнота безлунной ночи, бровями на лице его то вспыхивало пламя, то переливалась вода, то ветер слегка вздымал полы халата, то песок пересыпался внутри зрачка.
- Кто ты? – спросил человек у странного незнакомца.
- Я – джинн – отвечал незнакомец. – Ты освободил меня, поэтому теперь можешь просить меня все, что только сможешь себе представить, но желание у тебя есть только одно. Хочешь ли ты самых красивых наложниц, или, может, сокровищницу таких размеров, которую за день не облетит орел? Хочешь ли ты стать халифом или же взять в жены его дочь и служить его верной правой рукой в победоносных походах?
Возрадовался человек, ибо знал он давно, чего хочет. Однако джинн опять разомкнул свои уста:
- Но помни, человек, то, что ты попросишь у меня, отнимется у кого-то другого.
Подумал человек и ответил:
- Знаю я, что вы, джинны, одни из самых хитрых существ. Если я пожелаю самых красивых наложниц, то убьет меня рука ревнивца, или же халиф отнимет их у меня. Если я пожелаю богатства, то найдутся завистники, которые оклевещут меня и отдадут на суд халифа, а пока я буду сидеть в темнице, будут они делить мои драгоценные каменья и золотые перстни. Если я пожелаю стать халифом, то убьет меня его дочь за то, что занял я место ее отца, убив его или же заставив исчезнуть. Если я возьму в жены дочь халифа и буду верной его правой рукой в победоносных походах, то пленят меня недруги и казнят. Но не надейся, джинн, никогда не желал я ничего из этого, желаю я другого, быть лучшим во всем среди моего народа: уметь блистать остроумием лучше первого визиря в тот час, когда ведут они с халифом вечернюю беседу, уметь плавать лучше, чем ловцы за жемчугом, когда приносят они жемчужину величиною с голову младенца, уметь владеть саблей лучше, чем телохранитель халифа в час жаркой битвы.
Пробежала по лицу джинна усмешка, потом расхохотался он:
- Будь по-твоему!
Комнату заволокла мгла. Очнулся человек, и не было тьмы вокруг, и в комнате, как прежде, плясали на стенах тени от предметов в пламени свеч, только таинственно переливалась на столе печать от сосуда. И захохотал человек, и выбежал он на ночную улицу. Вздумалось ему проверить свои способности, и пошел он к морю, и нырнул он за жемчугом, но не смог добраться до больших раковин. Вынырнул он на поверхность, глотая воздух. Выйдя на берег, дошел он до дома и захотел поупражняться с саблей, делая выпады. Но, как только попытался он сделать такой же выпад, как телохранители халифа, когда упражняются они в саду на потеху горожанам, выскользнул предательски клинок из рук, и след крови остался на руке. «Обманул меня джинн!» – решил человек.  И тогда зашел он в комнату, взял печать и направил свой путь к знакомому книжнику в надежде выяснить, что означает символ на ней. Но, придя к книжнику, застал он того в глубоком горе.
- Что случилось? – спросил человек.
- Сегодня вечером я сел читать один труд на древнем языке, как вдруг, будто молния пронзила меня изнутри, и понял я, что буквы ускользают от меня, а алфавит этот больше незнаком мне, - сказал книжник. И поразила человека страшная догадка. Пошел он обратно к морю, где занимался рассвет, и пловцы за жемчугом уже должны были погружаться в воду и выныривать с крупными жемчужинами в руках. Придя к морю, увидел он, что некоторые из ловцов беспомощно барахтались в воде, другие же, запыхавшись, сидели на берегу, некоторые с пустыми руками, у некоторых в руках были маленькие жемчужины. Побежал тогда человек ко дворцу халифа, и увидел: один из телохранителей стоял, держась за рассеченную руку, второй же лежал мертвым, упав на собственную саблю. И вспомнились тут человеку слова джинна: «но помни, то, что ты попросишь у меня, отнимется у кого-то другого». И упал человек у ворот дворца, и заплакал он горько, коря себя за свое честолюбие.
Очень скоро пришел в упадок некогда величественный город, захватили его жадные пески Великой Пустыни. Только поблескивал среди развалин под тонким слоем песка сосуд, и лежала рядом с ним сорванная печать с начертанным на ней символом алфавита, древнего, как само Небо.

***

Утро застало обнимающего одеяло Антона на краю кровати с опасно свешивающейся над тридцатисантиметровой пропастью ногой. На границе между сном и законами логики, в те самые мгновения, когда, выныривая из толщи образов, окружавших спящего последние несколько часов, отфыркиваешься и вдыхаешь реальность, Антон слышал крики чаек. Приподнявшись на локте, он вслушался в звуки утра. Действительно, чайки, хотя здесь и нет моря. Крики птиц отдавались в голове отголосками видения, которое уже почти стерлось из памяти, вспоминалось только, что там, во сне, тоже кричали чайки, носясь над волнами прибоя жаркого залива.
Ступая босыми ногами по дешевому линолеуму, Антон добрался до ванной, оставив позади себя перекопанные траншеи постельного белья. Вместе с порцией холодной воды из-под  слегка гудящего крана в раковину утекли остатки ночных видений, завертевшись в маленьком водовороте. Сопровождаемый звуками проснувшегося города, Антон вступил в оранжевое сияние залитой солнцем кухни. Для Антона завтрак был любимым моментом утра. Сидя на балконе и методично поедая яичницу в лучах восходящего Солнца, он щурился, разглядывал облака. Затем курил, высунувшись в открытое окно с чашкой кофе в руках, подставлял лицо теплым лучам и ощущению свободы. Над крышей парили несколько чаек; синхронный оркестр из их клекота, гудков автомобилей и шума двигателей, обрывков громких разговоров, велосипедного клаксона и шелеста листьев задавал основную тему, дополняя которую, Антон в такт стучал правой ногой. Сто двадцать ударов в минуту по бетонному полу гулко отдавались по балкону, и Антон ощутил, что для полноты картины сейчас не хватает разве что педали от барабанной бочки под ногой.
Пройдя через оранжевое пятно кухни обратно в комнату, слегка приправленную беспорядком, он аккуратнейшим образом сложил одеяло, а затем и подушку с простыней в прикроватный ящик. С легким щелчком включилась аудиосистема, и теперь уже другой ритм заполнил все пространство между стенами. Приветственной надписью загорелся экран ноутбука.
Есть у каждого из нас набор маленьких ритуалов, которые могут сделать из обычного утра действительно доброе. А вот как сделать хорошим весь день? И у Антона был рецепт: хороший день должен быть посвящен себе. Правило номер один: занимайся только тем, чем ты хочешь заниматься, и не занимайся тем, чем заниматься не хочешь. Правило номер два: не планируй дел, которые будут заставлять тебя спешить. Простой, в сущности, рецепт, не сложнее яичницы. Гедонизм, конечно, не спасет мир, зато вполне способен спасти день, что уже немало.
Комната Антона была небольшой, но за счет аскетичной обстановки создавалось ощущение, что она больше, чем это было на самом деле. У окна стояла раскладная кровать с небольшой тумбочкой, на которой обычно валялись ноутбук, гора мелочи, блокнот, телефон и прочие важные вещи. В углах  комнаты находились узкий шкаф и компактное кресло с немного потертой обивкой и пепельницей на подлокотнике. У стен стояли черные лакированные колонки небольшой, но выдающей достойный звук аудиосистемы и бас-гитара с усилителем, под которым покоился поцарапанный, с небольшими вмятинами, но работающий проектор. Белые стены создавали ощущение того, что комната слегка освещена даже в темноте. Немного нелепо смотрелась на фоне всего этого вручную покрашенная зеленая дверь, обклеенная вырезками из газет и малоформатными плакатами, поверх которых висел красный дорожный знак. Логическим завершением служила интересной формы люстра, собранная Антоном из разрезанных на полоски консервных банок, в ней светились три разнокалиберные лампочки.
И книги; они были повсюду. Выглядывали из-под кровати, из тумбочки, лежали на кресле. Вываливались из шкафа при попытке его открыть. Некоторые из них слегка потрепанные, у других совершенно новые, аккуратные обложки. При всем этом, как ни странно, не было какого-то ощущения беспорядка.
Пальцы то быстро бегали по клавишам, то останавливались. В эти моменты глаза начинали медленно перемещаться по глянцевой поверхности монитора. Примерно так же рассматривает монету под увеличительным стеклом нумизмат или же ювелир – драгоценный камень. Игра в слова не любит неточности, хотя и увидеть их зачастую может лишь сам играющий. Именно так Антон в шутку когда-то окрестил писательство – игрой слов. Подбор наиболее удачных комбинаций. Примерно так же, как в детстве, когда составляешь из кубиков с буквами слова. А на кубиках нарисованы утята, телята и прочая живность, или какие-нибудь предметы наподобие юлы. Только здесь все куда интереснее – играешь уже не просто кубиком, а воображением читателя, в котором воссоздаешь этих самых утят, например. Но одно дело – просто воссоздать, другое дело – чтобы картина приобрела объемный вид, ожила, задвигалась. И для этого нужно следить за тем, чтобы среди общей картины не прорезался вдруг фальшивый тон, который ломает панораму, и панорама в воображении вдруг трансформируется в хаотическое нагромождение черных символов на бумаге или мониторе. Слова часто не прощают неточностей, и не только на бумаге. Кому это лучше знать, как ни ему … Антон откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.

***

- А я недавно на стройку залезал! – похвастался Антон. – Смотрите, что там валялось.
- Ух ты! – восхищенные глаза ребят были направлены на пластмассовый значок от БМВ, с немного стертой по краям краской и одним обломанным креплением.
- Паришь ты все, - раздался голос Вовы. – Это ты у отца взял, а теперь хвастаешься тут.
- Ага, а откуда у моего отца значок БМВ?
- Так он же в гараже работает, он, небось, любой значок достать может, если машина сильно помятая.
- Да говорю же, на стройке нашел! Там еще много всякого интересного валяется.
- А слабо сейчас принести оттуда что-нибудь?
- Слабо? Мне? Ты бы еще сифой обозвал.
- Ну так если не слабо, пойди и принеси еще что-нибудь, а чтобы было честно, мы с ребятами на стреме стоять будем. А если нет, будешь сифой.
- Согласны! – зашумели голоса компании.
- Я? Сифой? Да никогда. Прямо сейчас идем.
Деваться было некуда, и Антон, сопровождаемый шумной компанией, поплелся в направлении заброшенной стройки. Ну и черт его дернул сказать, что он нашел этот значок на стройке? Но теперь, когда деваться уже было некуда, приходилось лезть туда, иначе в школе целую неделю все перемены будут сифой дразнить, а это даже хуже, чем манная каша по субботам.
Стройка была заброшена несколько лет назад, и Антон помнил, что, проезжая мимо на трехколесном велосипеде вместе с Вовой, когда немного позади шли, болтая и смеясь, их мамы, он видел еще, как за забором высоченный желтый кран поднимал на высоту бетонные блоки, неуклюже поворачиваясь. Даже более неуклюже, чем морж в зоопарке, куда они как-то ходили с мамой и папой.  Сейчас же из-за рифленого забора высотой с Антона и еще половину Антона выглядывали стебли травы. Здание отпугивало, моргая черными оконными и дверными проемами. Ребята постарше рассказывали, что ночью там иногда загораются огоньки, и как-то Игорь Косой решил перелезть через забор и посмотреть, что это за огоньки там, вернулся весь белый, не мог ничего сказать и потом его увезли в больницу. А вдруг там и правда кто-то есть? Антона передернуло.
- Ну что, Тох, лезь, – Вова был категоричен.
- Ребята, подсадите, а? – Антон судорожно бегал глазами по забору в поисках лазейки.
- А как ты в прошлый раз забирался?
- Да есть там одна лазейка, но испачкаюсь весь.
Лазейка располагалась ближе к краю забора и представляла собой небольшую, сантиметров двадцать в высоту, щель между забором и осыпавшейся в этом месте землей. Пролезть там можно было лишь с большим трудом, вымазавшись в грязи, казалось, не зависящей от времени года, присутствовавшей там даже в зимние морозы под тонкой коркой льда.
- Лезь давай, я с тобой на ту сторону забора тоже переберусь, на стреме стоять буду и смотреть, чтобы ты не вдоль забора шарился.
- Вовчик, ты меня за кого сейчас держишь? – кулаки Антона непроизвольно сжались.
- Да ладно, я ж только, чтобы остальные видели, что все взаправду было, - пошел на попятную Вова.
- Хорошо, тогда на ту сторону лезем вместе.
Ползти на животе по грязи, цепляясь футболкой за нижний край забора, было не очень-то приятно. Перебравшись на ту сторону и уткнувшись носом в заросли травы, местами высокой, местами не слишком, Антону пришлось еще несколько секунд ждать, пока, пыхтя, под забором пролезет Вова. Тот умудрился, ко всему, испачкать в грязи нос, и теперь доставал из кармана носовой платок в цветочек. Антон еле сдержался, чтобы не прыснуть в голос. Впрочем, взглянув мимо Вовы на то место, где ему предстояло вести поиски драгоценностей, стало немного не по себе. Посреди травы возвышалось недостроенное, высотой в пять этажей здание. Пройти к нему было ничуть не сложно: посреди травяных зарослей было вытоптано некое подобие тропинки. Значит, кто-то тут все-таки ходит, и ходит часто. А вдруг тот, кто здесь ходит, до сих пор где-то там? Да нет, чушь. Пора решаться.
Антон медленно пошел по тропинке среди желтоватых стеблей, внимательно осматривая все пространство вокруг себя: вдруг в траве блеснет или из-за листа лопуха выглянет уголок коробки, ключ или еще что-нибудь. Как назло, взгляд натыкался только на очередное сплетение трав. Не оставалось ничего, как подходить все ближе к зданию.
Стена нависла над Антоном, из проемов первого этажа несло сыростью и затхлостью. В темных окнах сложно было разглядеть что-то, кроме контуров ближайших стен. Впрочем, при подходе к зданию к симфонии запахов примешались вполне знакомые дворовые, которые можно встретить за любыми гаражами: моча, машинное масло, горелая тряпка. Это приободрило Антона: значит, ничего там страшного и нет. Перелезая через подоконник,  он помахал Вове. Тот помахал в ответ. Обследовав ближайший блок, он нашел на полу лишь бутылочные осколки и пятна на полу неопределенного цвета. Дальнейшее продвижение затруднялось тем, что выходом из блока служила лестница вниз, в подвал. Ступенька за ступенькой спускался Антон, осторожно прислушиваясь к звукам снизу и привыкая к темноте. Звуков, однако, не было слышно, кроме шагов самого Антона, отдававшихся глухим эхом от нешироких сводов лестницы. Шаг. Привыкнуть к тому, что становится темнее. Осмотреть лестницу. Прислушаться к шороху. Показалось. Или нет? Да показалось. Еще шаг. Привыкнуть к темноте. Прислушаться. Еще шаг. Вот и подвал. Свет проникает через бетонные плиты, но его очень мало. Глаза уже почти привыкли. Большое пустое пространство. Темнота скрывает дальние стены. На полу валяются шприцы. Обойти. Аккуратно. Стык плит, фух, чуть не споткнулся. Пронесло. Какой-то блеск на полу? Пакет? Вот оно. Шорох? Еще один? Теперь не показалось. Медленно назад. Не наступить на стык. Шаги такие гулкие. Кажется, в дальнем углу стало темнее. Шаги? Чужие шаги? Вова? Решил напугать? Не пройдет.  Замереть. Там застенок. Спрятаться и напугать? А что, идея!
Антон метнулся в застенок. На лестнице уже отчетливо были слышны топот и приглушенные голоса. Ребята осмелели и решили все вместе проверить, чем он тут занимается? Или напугать хотят? Ну ничего, он сейчас сам устроит им веселье. Стоп, как минимум один голос не может принадлежать никому из компании – слишком низкий. Чужие? Антон прислушался. Между тем, можно уже было различить разговор.
- Ты что тут делал, щенок?
- Ай, больно, дяденьки, отпустите!
Голос Вовы. Вот ведь попали в переделку! Что с ним сделают? А если обнаружат еще и меня? Антон вжался в стену, стараясь не дышать. Обострившийся до предела слух ловил все звуки настолько отчетливо, как если бы он находился прямо рядом с их источником.
- Я повторяю вопрос, что ты тут делал?
- Дяденька, отпустите! Ай, ухо! Да говорю же, мяч закинули в траву, я полез искать!
- А что ты тогда там стоял, высматривал?
- Когда перелез, стал смотреть, где трава примялась. Ай, отпустите ухо, больно же!
- Ладно, ищи свой мяч, пацан, и дуй отсюда, чтобы духу твоего здесь больше не было! Понял? А то ухо оторвем в следующий раз!
Послышалось очередное айканье, удаляющийся шелест травы – это, наверное, убегал Вовка. Антон замер. Сейчас они спустятся в подвал, и тогда придется сидеть тихо-тихо, пока они не уйдут. Или они его найдут, и тогда не поздоровится. Кто это мог быть? Местные алкаши? Если так, то еще легко отделаюсь – надерут уши, и всего-то. А если бандиты? Внутри все похолодело.
Голоса стали постепенно удаляться. Антон просидел еще какое-то время, вжавшись в стену, слушая, что же происходит снаружи. Не было слышно ничего. Антон решился, и, пробравшись на цыпочках к лестнице, начал тихонько пробираться наверх. Каждый шаг, сделанный так тихо, как мог только один Антон, сейчас резал слух. Можно было, конечно, снять китайские кроссовки со стрелкой и пробираться босиком, но слишком уж просто было наступить на шприц или осколок. Наконец, выбравшись наверх, Антон, не помня себя, припустил к забору. Пролезая в дыру, мысли о чудесном спасении постепенно заменились на грусть от того, что мама выругает за испачканную грязью футболку. И действительно, нагрудный рисунок пропал под земляного оттенка слоем грязи.
Ребят на той стороне не было, как и Вовы, но это и было понятно: наверное, неизвестные мужики всех спугнули. Впрочем, Антон знал, куда перебрались ребята: в кустах за домом было оборудовано нечто вроде шалаша, который являлся неизменной точкой сбора всей компании в том случае, если не было оговорено другое место. Шалаш этот был скрыт от дороги густым переплетением кустов шиповника, акации и бузины, но, раздвинув в одном месте ветки, обнаруживался узкий проход, который выводил к маленькому навесу, сделанному из досок и старых ящиков, которые ребята таскали из соседнего магазина. На земле были постелены матрасы от выброшенных кроватей, так что сидеть было вполне комфортно. Правда, приходилось постоянно гонять отсюда облюбовавших это место дворовых кошек.
Привычно раздвинув ветки, Антон протиснулся между двумя кустами шиповника, и затем, ловко лавируя в зарослях бузины, вылез к навесу, под которым уже расположилась притихшая компания во главе с испачканным Вовой.
- Ой, а мы тут уже думали, что тебя грохнули там! – накинулся на Антона Вова, чуть ли не с объятиями. – Мы уже тут думали идти взрослых звать, тебя вытаскивать.
 - Вов, что ты обниматься лезешь, гомик что ли? – отшучивался Антон. – Что там случилось-то вообще? Я слышал, что тебя там за уши дергали, потом вроде походили, походили и ушли, я выскочил из подвала и сразу к вам. Что за мужики-то были?
- Не знаю, я их у нас во дворе раньше не видел, но серьезные такие, один лысый, двое других такие, как бандитов по ящику показывают, в кожаных куртках, с перстнями,  а у главного, который лысый, еще и цепь на груди. Спрашивали, что я там забыл. Я сказал, что мяч за забор закинул и доставать полез. Уху больно, - Вова показал на красное, слегка распухшее ухо.
- Ну, про золотую цепь ты, блин, паришь.
- Да говорю тебе, такая вот цепь с черепами, толщиной с мой палец!
- Точно паришь, таких цепей не бывает, только по телеку показывают.
- А в руке у тебя что?
Антон уставился на пакет, про который в этой суматохе как-то уже успел подзабыть. Обычный, ничем не примечательный серебристый пакет из фольги, только почему-то очень оттягивает руку. Дрожащими руками он оторвал обертку. Из пакета высыпалась горка патронов .
- Ни фига себе, вот это трофей! – присвистнул Вова.
- Тох, а что с ногой у тебя? – спросил кто-то из компании. Антон посмотрел на ногу и с удивлением заметил, что нога разодрана, кровь густым потоком медленно стекает вниз, а бывший белым кроссовок уже успел приобрести ярко-красный цвет и хлюпал при попытке наступить на него. Кроме того, нога переставала чувствоваться. Наверное, зацепил за какой-нибудь осколок или арматуру, успел подумать Антон. Больницу и последующие события он помнил уже плохо. Вова, как оказалось потом, залез в пакет еще раз и нашел там под патронами несколько стодолларовых бумажек. Почти все из них, оставив себе, впрочем, одну, он торжественно вручил Антону, когда тот, хромая, после больницы, вышел в первый раз прогуляться во двор. Про находку условились больше никому не говорить.

***

Зеленая бумажка с изображением Франклина выглядывала из томика Гиляровского. Правда, ехидная усмешка президента была нарисована в графическом редакторе, а вместо «Federal reserve note» на аверсе значилось «Билет банка приколов».
Антон резким движением, от которого немного потемнело в глазах, оторвался от спинки кресла и вновь прильнул глазами к мерцающему экрану. Сперва нерешительно, потом с нарастающей уверенностью пальцы вновь застучали по клавишам. Идеи плавно перетекали из коры правого полушария мозга в черные буквы на мониторе, образуя причудливые, зачастую новаторские сочетания, конструкции, предложения. Иногда стук замолкал. В эти моменты Антон чувствовал вкравшийся в повествование изъян. Тогда он возвращался назад, перечитывал написанное, перебирал в голове возможные варианты перестроения фразы. Иногда паузы затягивались. В эти моменты внимание зачастую ослабевало, и тогда особенно отчетлива была слышна гитарная или ударная партия очередной композиции, льющейся из колонок. Периодически в размеренный ритм вклинивался легкий щелчок – оповещение о новом сообщении в социальной сети. Если в этот момент хитросплетение слов будущего рассказа не пополнялось новой идеей или мыслью, которая требует немедленного печатного выражения, Антон открывал вкладку браузера. Иногда эта была смешная картинка, и тогда в ответ отправлялся смайл или же заготовленный ответ в виде другой картинки, периодически при этом на лице Антона возникала усмешка. Чуть менее часто ему присылали ссылки на статьи или же небольшие остроумные тексты. Реже всего приходило то, что действительно заслуживало внимания.
Один из эффектов социальных сетей заключается в том, что они, намеренно или нет, все глубже въедаются в промежутки повседневности, становясь своеобразным фоном для всего происходящего, как раньше включенный телевизор или радиоприемник. Антон вспомнил, как в одиннадцать лет, прибегая домой после школы, первым делом включал телевизор. Голубоватое мерцание экрана и голоса мультяшных, сериальных, киношных персонажей заполняли собой пустую квартиру, и одиночество отступало куда-то в угол, пока он разогревал стоявшие в холодильнике щи, покрытые жирной пленкой,  пока он делал математику, мучительно решая очередную задачу с дробями и не понимая, почему ответ не сходится с тем, который напечатан на последней странице учебника, пока он играл в компьютерную игру, отчаянно ругаясь, когда «Порше» на скорости в сто пятьдесят километров в час врезался в ограду на крутом горном повороте, и несколько соперников успевали проехать далеко вперед. Примерно таким же образом действуют сейчас всплывающие уведомления о новых сообщениях или комментариях, или постоянно обновляющаяся новостная лента, или список друзей, которые в данный момент находятся в сети. Зачастую сообщение или новость не несет нам никакой интересной или полезной информации, как не нес этой информации в детстве сериал с плохим юмором или сюжетом.
Список друзей Антона был не слишком велик: человек под семьдесят. Но с каждым из этих людей он более или менее регулярно переписывался и пересекался в барах, бильярдных, на различного рода мероприятиях, а зачастую и просто так, без определенного повода и цели. Искренне не понимал, зачем содержать в друзьях человека, если с ним нет общих тем для беседы или интересов, а вся переписка сводится к банальному поздравлению с днем рождения раз в году. Таким образом, здесь совершенно отсутствовали случайные люди, бывшие коллеги и одноклассники, с которыми интересы лежали в разных плоскостях. А на первом месте в списке друзей гордо красовался Ванес, стоящий в шляпе, солнцезащитных очках и пушистых тапках с помпонами, держа в руках маракасы.

***

- Алло, привет, как ты?
- Привет, да скука смертная. Как-то внезапно ты решил позвонить мне, не виделись уже, наверное, с выпускного, - Антон стоял на балконе, разговаривая по телефону и свободной рукой пытаясь поймать раскачивающуюся на ветру за окном ветку березы.
- Да, давненько. Я тут что вспомнил: ты мне где-то за месяц до окончания учебы дал книгу почитать, а я как-то поставил на полку и забыл. Недавно тут проводил ревизию своего бардака и наткнулся. Прочитал, кстати говоря, сейчас купил  себе следующую из серии. Хорошая оказалась. Собственно, почему звоню: можем встретиться, отдам книгу.
- Не вопрос. Когда и где?
- Ну смотри, я сейчас у девушки, где-то минут через сорок пойду обратно как раз недалеко от тебя. Можно будет около универсама пересечься.
- Хорошо, в самый раз. Тогда через час где-то? И да, как у тебя со свободным временем до конца дня?
- Вроде планов никаких. А что?
- Да думал предложить пройти развеяться, а то все остальные засели дома, хитрые пидорасы, и не вытянешь их оттуда, кто-то по делам свалил. Я же говорю, скука смертная.
- Хорошо, там видно будет.
Медленная весна все никак не решалась на что-то большее, чем превратить тонкий слой снега в манную кашу, от которой успели расчистить  основные проходы и проезды, но на дорожках между домами от нее было не спастись. Оставалось надеяться только на добросовестность производителя ботинок, отдававших глухим чавканьем каждый раз, когда Антон переминался с ноги на ногу, периодически зарываясь лицом в шарф от резких порывов холодного ветра.
- Привет, - Ванес появился неожиданно, слегка поеживаясь в темно-сером демисезонном пальто.
- Ну, здравствуй, коли не шутишь. Как ты вообще? Что нового у тебя?
- Да вот, сок купил, - в руке у Ванеса была маленькая коробочка яблочного сока.
- Этой новостью ты просто перевернул всю мою жизнь. Теперь у меня будет, как в рекламе: «до» покупки сока и «после».
- А вот представь себе ситуацию, когда встречаются два человека, двое старых друзей, которые не виделись уже несколько лет, и один из них спрашивает у другого «Привет, как ты, как дела?», а второй отвечает «Да вот, сок купил».
- Ну что, куда двинем?
- Если ты не против, сперва дойдем до меня, как раз и книгу тебе отдам. Кстати, у тебя найдется двадцать рублей? Просто в «Семье» сейчас продается вкуснейший чай за тридцать восемь, а у меня до завтра только восемнадцать осталось.
- Я, конечно, категорически против, хотел еще постоять здесь, на самом ветродуе с полчасика. Ну да ладно, уговорил.
Они шли по улице, болтая настолько непринужденно, что, казалось, знакомы с десяток лет, хотя все их общение и в школе сводилось к общим фразам, периодическому совместному списыванию домашнего задания у отличников во время уроков английского языка и паре коллективно разыгранных над учителями шуток. Забытый за разговором ветер обиделся и притих, а, может, остался в том дворе, где встретились Антон и Ванес, поджидая прохожих, чтобы резким, как удар кулака местных ребят в спортивном костюме с тремя полосками, порывом заставить их поглубже втянуть шею в воротник куртки или плотнее закутаться в  шарф. Рассказывал главным образом Ванес, Антон больше слушал, периодически подхватывая фразу или задавая очередной вопрос.
- А с личной жизнью у тебя как? – спросил Антон.
- Ты же, наверное, знаешь, что в одиннадцатом классе я некоторое время встречался с Аней, которую тогда признали «Мисс школы»?
 - Честно, для меня новость. Может, я знал про всяких там Коль или Паш, но вот твоя история как-то мимо пролетела.
- На самом деле, не самая красивая история. В общем, все началось с того, что мы тогда устроили на день самоуправления…
Да, день самоуправления тогда был что надо. Начиная с безобидных пародий на завучей и заканчивая окунанием лицом в торт. Некоторые учителя после этих выходок до конца школы волком смотрели на весь школьный актив. А после этого была не самая красивая история с Аней. А потом – выпускной. Лето беготни с документами, поступление. Нервы, когда объявляли результаты.
- … В общем, мы в тот день, когда объявляли результаты последнего экзамена, собрались всей группой с курсов съездить в парк прогуляться. И, представляешь, из наших там было всего два человека: я и Паша, ну вы с ним в школе еще общались постоянно. Из шестьдесят третьей я народ тоже, конечно, знал, но они как-то немного отдельно держались, что ли. И вот, времени уже часа три дня, решили привал небольшой сделать, сидим в теньке, нервяк уже у всех, скоро позвонить с результатами должны. И смотрю, Паша тоже сидит на нервах. Ну я и вспомнил нашу старую шутку, начинаю ему: «Ну Паш, только не волнуйся, я же тебя знаю, а то опять сейчас начнешь играть с огнем. Паш, только вот не надо этого сейчас» - и сразу как-то обоих на нервный смех перекатило. Примерно когда закончили ржать, так и результаты по телефону уже кто-то узнал, мы прошли тогда, кстати, полным составом, кто куда хотел. А у тебя что? – Антон вопросительно посмотрел на собеседника.
- А у меня все веселее было. Поехал в Государственный закидывать документы, с бюджетными местами на рекламу там в принципе напряженка. Подал вот документы, где-то потерялся до пятого августа, приехал, сказали, что на платное спокойно прохожу в случае чего. Ну я спокойно поехал домой до двадцатого числа, когда собрание было назначено. Приезжаю двадцатого, а мне там говорят «Извините, мы на ваше направление группу не набрали, но, если хотите, мы всех, кого набирали туда, прикрепим к пиару на тех же условиях». Вот так и вышло, что я теперь на пиаре учусь.
Половину комнаты Ванеса занимала достаточно современная кровать, на которой при желании можно было уместить, пожалуй, человека четыре так, что они вполне спокойно бы спали, не мешая друг другу. За дверью находился вместительный шкаф для одежды, лак на дверцах цвета дуба слегка шелушился. У окна стоял компьютерный стол с уже не новым, но вполне неплохим монитором на нем, системный блок был задвинут достаточно глубоко под столешницу. Места здесь было немного, но комната выглядела чертовски уютной. Все пространство по правой стене занимал стеллаж с книгами, с полки которого Ванес снял томик в оранжевой обложке и передал Антону.
- Держи, в целости и сохранности. Если мало ли я туда положил денежную заначку и ты ее потом обнаружишь, вернешь же?
- Не знаю, позволит ли это мой внутренний еврей, но я постараюсь, честно.
- Предлагаю пойти покурить на лестницу.
- Окей.
Забавно, какую цепочку событий  может спровоцировать одна-единственная книга, которую когда-то забыли отдать хозяину.

***

- Алло, привет, как ты?
- Привет, Ванес, давненько ты не звонил.
- Так на работе был все это время. Ну да ладно, к черту ее, эту работу, ты ведь помнишь, что мы сегодня хотели сгонять на концерт?
- Теперь помню. Времени-то еще дохренища, может, завалишься ко мне на весь остаток дня? Заодно вместе и поедем сразу от меня.
- Слушай, идея великолепная, но мне сперва нужно проводить Лену, а потом помыть башню хотя бы, тогда и подскочу, часика через два, хорошо?
- Договорились. Только позвони, как выходить будешь, я тут вздремну часик. А то, чувствую, мы там до поздней ночи протусим.
- Окей.
Звуком, похожим на выбор оружия или персонажа в какой-то компьютерной игре, телефон оповестил об окончании разговора. Антон встал из-за стола, несколько секунд безуспешно пытаясь запихнуть телефон в узкий карман джинсов, плюнул на это дело. Чайный пакетик по замысловатой траектории улетел в помойное ведро. Быстро ликвидировав со стола остатки перекуса, Антон направился обратно в комнату, по пути стягивая футболку с принтом белых рваных не то горных, не то скальных пиков на черном фоне, напоминающих биение сигнала на экране осциллографа. Привычка периодически спать днем пришла к Антону уже в университете, хотя, казалось бы, даже в детстве во время тихого часа, когда все детсадовцы уже посапывали в своих кроватях (кто-то спал, а кто-то, вероятно, притворялся, но не подавал вида), он беспокойно ворочался под одеялом, пытаясь подавить очередной приступ дневной активности. Возможно, сказывалась усталость. Или длительное отсутствие отпуска. Впрочем, когда тебя неудержимо клонит в сон, вряд ли ты будешь в последнюю секунду ускользающим сознанием размышлять, почему это происходит. Кровать приняла Антона в свои объятия. Слегка прогнувшийся при прыжке матрас теперь спружинил обратно, мерно покачиваясь. Волны этой качки уносили Антона в очередное сновидение.
Синхронный лязг колес по бетонному полу. AN2378 только что закончил выполнение своих служебных обязанностей. Проконтролировав процесс уборки автоматического рабочего места, направив свои сенсоры к тому месту, где автоматическая рука аккуратно убирала инструмент в исчезающий в стене модуль, в котором за время технологического перерыва будет произведена чистка и, где необходимо, подстройка, он подключается к разъему около монитора. Скопировав лог за день, он тут же отсылает его в центральный архив логов через модуль беспроводного доступа. Теперь можно поехать в свою ячейку, подзарядиться. А еще неплохо бы проверить техническое состояние колесного модуля, целый месяц назад последний раз обслуживали.
Выехав на эстакаду, ведущую от цехового модуля к модулю простоя и техобслуживания, он, по привычке, перестраивается в правый ряд. Подгружая через сетевой модуль ситуацию на дороге, AN2378 параллельно рассчитывает вектор прибытия таким образом, чтобы поставить на таймер включение Д-модуля и оповестить своего компаньона по ячейке о времени прибытия. Кажется, у людей это называется «жена».  Да, поиск подтвердил такую информацию. Выбрана оптимальная скорость, эмоциональный модуль получил обновление. Согласно информации из гипернета, ранним моделям роботов эмоциональный микрочип встраивали только для общения с людьми. Но, с развитием нейросетей, появлением оптимальных алгоритмов и удешевлением производства компонентов эти чипы стали внедряться повсеместно. Какие же, наверное, скучные эти роботы без эмоциональных модулей, ха-ха. Хотя, возможно, на том этапе технологии не позволяли отключать этот модуль безболезненно, поэтому в рабочем режиме робот мог допускать ошибки. Впрочем, эта проблема уже давно решена.
Ориентировочное время прибытия – одна минута. Небольшое замедление согласно рассчитанной траектории, поворот к модулю, замедление, еще один поворот, а вот и бесшумно выезжающий лифт. Пять уровней вверх, плавный ход кабины замедлился, шестой уровень. Негромкий стук колес по напольному покрытию. Отсылка зашифрованного кода доступа в механизм открытия двери ячейки. Пока дверь открывается, сенсоры улавливают электромагнитное присутствие. Да, компаньон уже ожидает его, стоя около дверного механизма в четверть оборота, так, чтобы хватило места для проезда и разворота.
- Как всегда точно вовремя, AN2378.
- Благодаря тому, что мы синхронизировали наши таймеры, BK1891. (Электрический смех).
- Д-модуль уже включился, буду ждать тебя около зарядного модуля.
- Принято, сразу же, как пройду Д-модуль.
Стук четырех пар колес по проходному отсеку, затем звуки разделяются: один поворачивает налево, другой продолжает движение в том же направлении. Д-модуль ожидает, приветственно помигивая зеленым сигналом. Небольшая белая камера с фиолетовым освещением распахивает створки. Первым делом производится очистка от осевшей на корпусе пыли и грязи: детекторы Д-модуля под ультрафиолетом улавливают характерные пятна на корпусе и производят очистку с помощью соответствующих степени сложности пятна составов: растворитель, технический спирт, органический очиститель. После очистки корпуса выезжает микродиагностический стенд, который тщательно осматривает со всех сторон колесный модуль. Теперь выдвигается манипулятор с инструментом для тонкой настройки: смазка трущихся частей, удаление лишнего масла, подстройка колесной базы. Финальный эпизод – четыре быстро выезжающих из отверстий простых манипулятора, единственной функцией которых является смена покрышек, и выполняют они этот процесс за 2,45 секунды, достойный результат. Теперь, после настройки, можно присоединиться к BK1891.
Стук колес по коридору. Приветственно тремя светодиодами мигает зарядный модуль. BK1891 уже подключился к базовой станции, и сейчас живительный ток силой 5 Ампер течет по соединительному кабелю, приводя в движение ионы, несущие заряд от одной пластины аккумулятора к другой, создающие необходимую разность потенциалов между электродами. Накопленный запас энергии необходим, чтобы полноценно действовать в течении рабочего дня согласно графику.
Во время присоединения к собственному зарядному кабелю, AN2378 услышал легкий щелчок. Завтра нужно будет проверить разъем для зарядки.
- Может, включим Т-модуль? – запрос от BK1891.
- Хорошо, сам хотел предложить то же самое.
Команда отправляется на терминал, и буквально за доли секунды посередине зарядного модуля разворачивается полувогнутый проекционный экран. 465-й канал как раз заканчивает показ блока информации сводками о производственных мощностях, в бешеном темпе появляются и сворачиваются трехмерные графики и диаграммы. Наконец, стартует развлекательный блок заставкой какой-то доисторической студии с прыгающей лампой. AN2378 всегда на этом моменте захлебывался приступом электронного хохота: зачем было создавать робота в виде лампы? Между тем, на экране появляется обычная ячейка, вид с камеры три. Компаньон, видимо, серии HN, стоит около дверного механизма. Некоторое время ничего не происходит, затем створки бесшумно расползаются, и в проходном отсеке появляется второй компаньон серии RT. Далее начинается частотный обмен:
- Ты где так задержался?
- Но я обещал быть в два часа.
- А сейчас уже два часа, одна минута и двадцать пять секунд. Скажи, ты опять перенастраивал кварц?
Частоту заполняет едкий электронный смех, в котором принимают участие AN2378 и BK1891. Да, все-таки хорошая штука – эмоциональный модуль.

***

Вибрация телефона, похожая на электрический смех, выдернула Антона из сна.
- Алло, ну я собрался, выдвигаюсь тогда?
- Ага, жду.
Наступившая тишина гулко отозвалась в голове. Внезапный приступ тревоги. Антону показалось, что сейчас что-то мерзкое протянет руку из-за угла через дверной проем. Судорожно схватив с тумбочки таблетку, он одним махом проглотил ее, в то же время пытаясь нащупать рукой стакан с минералкой. Ощутив пальцами холодок стекла, не глядя, притянул к себе стакан и залпом выпил содержимое, закашлявшись. Перед глазами на пару секунд появились цветные круги. Самое сложное – продержаться ближайшие несколько минут, потом таблетка подействует. Ощущение опасности за поворотом не проходило, усиливаясь новыми интерпретациями. Так, например, Антон откуда-то знал, что если то, что находится за дверью,  коснется его, то он уже не останется таким, как был. Рука, нервно дергаясь, искала на тумбочке отвертку, и все никак не могла найти. Становилось трудно дышать. За окном что-то промелькнуло, на секунду отвлекая его внимание. Повернувшись обратно, он уже не мог сфокусировать зрение, но ему показалось, что темная тень переметнулась в угол комнаты по направлению к шкафу. Теперь нужно держать оборону, если оно дотянется до него… Антон даже боялся представить, что произойдет в таком случае. Не хотел об этом думать. Краешек сознания услужливо вырисовывал картину, от которой, возможно, сейчас вывернет желудок. Огромным усилием воли удалось подавить этот спазм, иначе оно бы выбрало этот момент, чтобы одним прыжком преодолеть расстояние от шкафа до него. Зрение расплывалось. Рука, наконец, нащупала вожделенный инструмент. Пульс участился, сердцебиение гулко отдавалось в ушах. Что-то черное на миг мелькнуло между шкафом и стенкой. Выбирает удобный момент, сволочь. Вот опять. Антон приготовил руку с отверткой для удара почти без замаха, поскольку это был его единственный шанс. Темное пятно в углу все еще медлило с финальным аккордом, выжидая удобный момент…
Дыхание слегка выровнялось. Хороший признак. Антон прикусил губу, зная, что только это сейчас может помочь вкупе с зажмуренными глазами. Спустя вечность, за которую нечто могло бы дотянуться до него несколько сотен раз, если бы захотело, Антон почувствовал, что пульс почти нормализовался, дыхание пришло в норму. Он открыл глаза, перед которыми несколько секунд бегали желтые круги. Комната была залита равномерным светом, с небольшой тенью в углу за шкафом, в которой можно было разглядеть несколько притаившихся коробок. На этот раз нечто куда-то отступило, не оставив никаких следов своего пребывания в квартире. Антон посмотрел на часы на экране смартфона – с момента разбудившего его звонка прошло меньше трех минут.
Приступы появились у Антона без видимых причин несколько лет назад. Первый раз это случилось вечером в почти пустом вагоне метро, когда он возвращался домой с очередного зачета. В вагоне помимо него находилась какая-то парочка, которая вышла за несколько станций до конечной, и спящий пожилой мужчина с аккуратной бородкой, в кепке с надписью «Los Angeles», светлой жилетке, с небольшим черным портфелем, который уже довольно сильно потрепался. Мерный голос машиниста, объявляющего следующую станцию, едва пробился сквозь тягучий, слегка жестяной звук плеера, проигрывавшего один из первых альбомов «Dead can dance».  Поезд тронулся. Привычно моргнуло освещение, как это часто бывает в старых вагонах. Поезд начал разгон. Антон моргнул, пытаясь разогнать навалившуюся на него после тяжелого дня сонливость. Свет в вагоне как будто стал чуть более приглушенным и холодным, как будто все плафоны разом стали менее прозрачными. Внезапно Антон понял, что находится в безвоздушном пространстве. Попытка вскрика не увенчалась успехом, из горла не вырвалось ни единого звука. Плеер молчал. В глазах поплыли зеленые круги. Хватаясь руками за воздух, Антон  упал на пол вагона, пытаясь сделать хотя бы один вдох – и не мог. Перед глазами темнело.
- Молодой человек, с вами все в порядке? – над ним, склонившись со встревоженным лицом, стоял тот самый пожилой мужчина в кепке.
- В…в…в порядке, - слабым голосом выдавил из себя Антон.
- Может, все-таки скорую вызвать вам? – мужчина протянул ему руку, помогая подняться, и тут же ловко обхватил запястье. – Хм, пульс в норме, алкоголем вроде не пахнет, что же это с вами, молодой человек?
 - Не знаю, в первый раз такое случается, - речевой аппарат Антона все еще не до конца слушался хозяина.
- Домой-то сможете добраться?
- С…с…спасибо, думаю, что смогу.
Поезд начал торможение, из динамика послышался мерный голос диктора: «Звездная. Следующая станция Купчино, железнодорожная станция Купчино, выход на правую сторону».
Антон отряхнулся. С момента начала приступа прошло менее трех минут.
Позднее, во время беседы с психотерапевтом, Антон не смог детально воспроизвести все свои ощущения, как будто нарушилась цепочка нейронов в той области памяти, где хранился этот случай. В дальнейшем приступы периодически сваливались на Антона в самых неожиданных ситуациях без привязки к определенному месту, времени или ситуации. Не прояснили природу явления и беседы с психологом, когда Антон сидел, развалившись, в кожаном кресле с бежевой обивкой и говорил, говорил, говорил. Врач, молодая на вид женщина, лет двадцати семи-тридцати, с длинными каштановыми волосами и неизменной заколкой в них, периодически задавала вопросы или делала пометки в блокноте, иногда хмурилась, задумавшись. Отсутствие детских травмирующих воспоминаний, депрессивных расстройств в подростковом возрасте, а также ясное мышление и достаточно неплохое (не считая приступов) психологическое здоровье на тот момент времени никак не вязалось с традиционной картиной болезни подобного рода.
- Расскажи еще что-нибудь из своего детства. Возможно, у тебя есть какие-нибудь негативные воспоминания того периода?
- Помню, как-то раз, возвращаясь с дачи с бабушкой, оступился на мосту над железной дорогой, по которому нужно было перейти, чтобы попасть на нужную платформу. В руках были тяжелые пакеты с овощами, поэтому приземлиться на руки не получилось. Упал на коленки. Асфальт был старый, с вкраплениями острых камней, поэтому я сильно разодрал коленки. Начал реветь. Бабушка долго меня успокаивала, хромая, спустилась за подорожником, который рос рядом с опорой моста. Пропустили тогда электричку и полчаса сидели, ждали следующую. Полчаса для меня тогда были нереально долгим промежутком времени. Пока мимо платформы проходили с гудением пассажирские поезда из Москвы, я придумал себе игру: представлял, что я – поезд и с гудением бегал по платформе, абсолютно забыв, что какие-то пятнадцать минут назад стоял и ревел с разбитыми коленями.
Одно воспоминание тянуло за собой другое: многочисленные поездки на дачу со вскапыванием огорода, первые шаги на поприще плотника, когда помогал дедушке прибивать доски к сараю или же мастерил себе из узких деревянных реек для теплицы игрушечную железную дорогу, сделав паровоз из консервной банки и нескольких кусков спиленной ветки: два больших пошли на кабину и трубу, остальные – на колеса. Игра с соседскими детьми в куче песка, которую привезли соседи для стройки. Бесконечные поездки на велосипедах вдоль речки и до магазина за продуктами и мороженым на сдачу. Купание с мостков и рыбалка с самодельной удочкой и пенопластовым поплавком, который не всегда реагировал на мелкую рыбу, и зачастую наживка из дождевых червей или хлебного мякиша оказывалась съеденной или обглоданной, когда крючок доставали из воды. Всего и не упомнить даже за несколько сеансов.
В итоге Антону были выписаны таблетки, которые помогали смягчить приступ, если успеть выпить их в самом начале, после того, как появляются первые симптомы. Причину психолог так и не смогла выявить. Военный же комиссариат, долго совещавшись всем составом комиссии, поставил ему негодность к службе в мирное время, выдав на руки военный билет.

***

Задребезжал дверной звонок. Ванес вошел в квартиру, протягивая Антону традиционную бутылку «Колы».
- Привет. Можешь поставить куда-нибудь в холодильник? А то слегка нагрелась, пока я нес.
- Привет, без проблем.
- Слушай, тут такое дело, проводить-то я Лену проводил, но в итоге оказалось, что, как назло, именно сегодня у меня отключили горячую воду. Можно будет воспользоваться твоим душем?
- Хорошо, только не проси меня потом, в середине мытья, притащить полотенце, как в дешевой порнухе, где сюжет развивается с утомительной неизбежностью.
Пока Ванес развязывал кроссовки, Антон донес бутылку до холодильника, притащил из комнаты запасное полотенце и положил его на видавшую виды стиральную машину, служившую ему (а до этого и другим членам его семьи) уже больше пятнадцати лет так же верно, как вассалы в Средневековье служили своему сюзерену.
Из ванной слышался звук льющейся воды, к которому периодически примешивались обрывки песен, декламируемые Ванесом. Антон думал, как лучше провести оставшиеся до выхода из дома несколько часов. Затем он открыл крышку ноутбука, который тут же зашумел, выходя из спящего режима, открыл свернутый документ и продолжил печатать, пытаясь быстро запечатлеть только что пришедшую в голову идею.
«Каждый уважающий себя журналист должен носить с собой блокнот, чтобы всегда можно было записать пришедшую в голову удачную мысль или идею» - вспомнилась ему фраза учительницы русского языка и литературы, которая вела внеклассный кружок журналистики. Антон и еще несколько ребят сидели в кабинете с открытыми тетрадями, но записывали достаточно мало, основная часть работы начиналась потом, когда им давали какое-нибудь задание – придумать рассказ на вольную тему, взять интервью у кого-то из учителей, дирекции или ученика, недавно выигравшего олимпиаду по информатике или победившего в районных соревнованиях по легкой атлетике, написать заметку, посвященную какому-нибудь событию из школьной жизни. Школа не выпускала традиционную для подобных заведений стенгазету – вместо этого выходило печатное издание, которое мог взять каждый желающий (на самом же деле, часто номеров газеты не хватало и приходилось печатать дополнительный тираж). Помимо всего, в газете публиковались стихи и рассказы школьников от младших до старших классов, от школьной тематики до короткой фантастики с закрученным сюжетом. Традицию такого рода издания основали ученики старшей школы, когда Антон учился в третьем классе, - он хорошо помнил, как покупал первый номер этой газеты за десять рублей, как взял в руки эту стопку прошитой бумаги, еще теплую после печати, с набранным на недавно появившихся в школе компьютерах текстом. Несколько лет газета распространялась платно, деньги шли на ремонт кабинетов, небольшая сумма также выделялась нескольким лучшим в учебном году авторам. После того, как школа дважды признавалась лучшей в районе и участвовала в городских соревнованиях школ, районный комитет образования прикрыл этот, по их выражению «маленький бизнес», выделив, однако, дополнительное финансирование для школы на печать этого издания.
В десятом классе Антон вел бложек на сайте одной популярной газеты, имел несколько постоянных читателей и даже пару раз попадал на страницы самого издания в рамках выдержек из самых злободневных дискуссий. Потом, однако, все постепенно сошло на нет, поскольку неумолимо приближалось окончание школы – время первого по-настоящему серьезного в жизни выбора. Куда поступить? Вопрос действительно стоял ребром, поскольку задатки по большинству предметов были примерно одинаковы, кроме, разве что, биологии. Лингвистика? Радиофизика? Юриспруденция? Экономика? Журналистика? Что, если выбор в итоге придется не по вкусу? Была даже идиотская мысль, навеянная впечатлением «Лотереи в Вавилоне» Борхеса – написать самые приемлемые варианты на клочках бумаги, положить их в шляпу и вытянуть оттуда свою судьбу на ближайшие четыре года. В итоге, по прошествии ломающих мозг размышлений и небольшого совещания с родителями выбор пал на технические специальности, началась долгая, длиною в год, подготовка.
Появляющиеся на экране монитора слова все больше расходились с первоначальным озарением. Антон уже не в первый раз замечал, что молниеносно пришедшая в голову мысль, как бы быстро он ни пытался ее записать, все-таки отличалась от первоначальной, искажала ее содержание. При этом, как бы он ни пытался вспомнить то, что на миг коснулось его сознания и заставило судорожно написать очередную строку, сделать этого попросту не получалось. Пожалуй, стоит немного отвлечься.
Одновременно с этой мыслью из ванной выглянула разлохмаченная голова Ванеса.
- Слушай, можно, я воспользуюсь немного твоей бритвой?
- Смотря что тебе нужно побрить.
- Жопу, конечно же.
- Да хоть засунь ее себе туда, плевать вообще.
Дверь захлопнулась. Антон потянулся к пепельнице, неловким движением смахнув с подлокотника одну из книг, которая, упав на пол, открылась на середине. Поднимая увесистый томик в черной обложке, взгляд Антона упал на начало отрывка. «Речь будет сейчас о драгоценности Цинцинната; о его плотской неполноте; о том, что главная его часть находилась совсем в другом месте, а тут, недоумевая, блуждала лишь незначительная доля его, — Цинциннат бедный, смутный, Цинциннат сравнительно глупый, — как бываешь во сне доверчив, слаб и глуп. Но и во сне — все равно, все равно — настоящая его жизнь слишком сквозила». Откуда отрывок? Набоков. Антон вспомнил правила этой игры, которая на самом деле была частью дневника персонажа внутри одной из книг Стругацких. Аккуратно подняв книгу, он положил ее подальше от края подлокотника. Раскурил уже почти потухшую сигарету. Из ванной вышел Ванес с высушенными волосами, не слишком аккуратно побритый.
- Я тут подумал, что раз у нас еще несколько часов, может, фильмец какой посмотрим? – Антон вопросительно взглянул на друга.
- В общем-то, я за любые идеи, подкупающие своей новизной, поэтому соглашусь. Сейчас, притащу «Колу» только. Кстати, у меня еще и чипсы были.
Ванес мелькнул на кухне, затем в коридоре, в то время как Антон подключал ноутбук к проектору.
- Что смотреть будем? – вездесущий Ванес уже успел устроиться в кресле.
- Можно что-нибудь из классики отечественного кино, можно угарнуть по чему-нибудь веселому или же взять что-нибудь атмосферное, но без экшна.
- Кстати да, видел последний ролик на моей странице, нет?
- Пока еще не видел, что там?
Ванес подскочил к ноутбуку и открыл видеозаписи. Далее последовали пятнадцать минут, заполненные абсолютно упоротой рекламой минеральной воды, школьным хором, исполняющим шансон, метаморфозами перевода моментов из кино, чернушной рекламой хлопьев, прерываемые приступами хохота.
- Раз уж пошла такая пьянка, может, посмотрим фильм от Бэма Марджеры? – предложил Антон.
- Стоп-стоп-стоп. Это тот, который из «Чудаков»?
- Да, именно он.
- Кстати да, помню, он еще вел шоу на MTV, «Viva la Bam». А еще вечно на скейте катался.
- В самом фильме, кстати, у него есть несколько абсолютно бессмысленных врезок, в которых он просто катается несколько минут на скейте.
- Ладно, врубай шарманку, хватит спойлерить уже.
На экране замелькало лицо Райана Данна под музыку HIM. Ванес наливал «Колу» в принесенные с кухни стаканы, в то время как на экране начинало разворачиваться действие, если это можно было назвать таковым. Впрочем, шутки на туалетные темы и ниже пояса всегда были и будут популярны. Антон вспомнил, какие дискуссии были посвящены этому по пути в университет, когда они тесной компанией из пригорода стояли на платформе в ожидании электрички, вырывавшейся прожектором из темноты, а потом стояли в плотно набитом вагоне, продолжая обсуждения всего на свете. На экране в это время гулял Бэм в шубе и цилиндре, Райану Данну втыкали вилку в глаз, показывали Голого Дэйва, Адский парень мочился на лицо спрятавшегося в кустах Марджеры, Фэлкон изобретал реверсивную микроволновку. Ванес периодически срывался в приступах дикого хохота, Антон не отставал, а сюжет преподносил новые и новые повороты.
Увлекаться кино Антон начал классе в девятом, с появлением широкодоступного интернета. До этого можно было сходить на соседний развал и купить диск за сто пятьдесят рублей, на котором было записано четыре-пять фильмов в не самом лучшем качестве: картинка периодически распадалась на пиксели, а звук иногда произвольно менял уровень громкости или начинал хрипеть. Это чем-то отдаленно напоминало детскую коллекцию видеокассет с мультиками, записанными с телевизионного эфира вместе с полосами и шумами, местами картинка дергалась и расплывалась на несколько секунд. С появлением же интернета можно было достаточно спокойно скачать интересующий тебя фильм, при этом качество было не в пример лучше. Само увлечение началось, как ни странно, не с захватывающего приключенческого фильма, боевика, убойной комедии, а с психологической драмы, отрывок из которой Антон увидел по телевизору, и, позже, найдя название в телевизионной программке внутри лежащей на столе газеты, вбил его в поисковик. Фильм повествовал о молодом человеке из Восточной Германии, мать которого, убежденная коммунистка, впала в кому незадолго до падения Берлинской стены, очнувшись через долгое время уже в совершенно другой стране. Боясь за здоровье матери, сын всеми силами пытался организовать вокруг нее  островок той самой, уже несуществующей страны. В дальнейшем жанровые и тематические вкусы постепенно расширялись, и сейчас они охватывали довольно большой пласт фильмов. Как тот, который друзья смотрели в данный момент.
Небо за окном расчертила яркая вспышка молнии, похожая на растущее кроной вниз дерево. По подоконнику загрохотали военным маршем тяжелые капли.
- Черт, по такой погоде как-то не слишком весело будет добираться.
- Впереди еще куча времени, может и перестанет еще. Давай лучше фильм досматривать.
Шум дождя пробивался сквозь звук колонок. Он отражался эхом в голове Антона, пробуждая участки памяти точно так же, как расходятся увеличивающимися кругами на воде волны от упавшего в реку камня.

***

С возрастом Антон стал реже видеть сны, а если и видел, чаще всего сюжет их был настолько ирреален, маразматичен, перекручен, что даже в разговорах с друзьями не хотелось об этом упоминать. В детстве и в начальных классах во сне он мог видеть неожиданное продолжение любимого мультфильма, участником которого он сам становился. С другой стороны, не менее часто его преследовали кошмары, начиная с явно осознанных апокалиптических сцен, навеянных, возможно, просмотренным на ночь отрывком из боевика, до каких-то тонких, почти неосязаемых мотивов, которые не оставляли почти никаких следов картинки в памяти, но вместо них фигурировали странные ощущения вроде гигантского катящегося камня или шатающейся доски. Они примерно совпадали с приступами лунатизма. Один раз Антон проснулся на коврике около входа и не смог вспомнить, как там оказался, ведь засыпал он в собственной кровати. В другой раз родители поймали его, уже почти выбежавшего на лестничную клетку. После этого случая бабушка несколько дней пила сердечные капли. Впрочем, это все прекратилось после перехода в среднюю школу, к тому же была сменена и сама школа на другую, более престижную, расположенную ближе к дому. Возможно, сказалось увеличение нагрузки, из-за которой Антон часами просиживал за конспектами по МХК или заданием по литературе, а может, поспособствовало еще и постоянное внешкольное общение с одноклассниками, жившими неподалеку, тогда как в начальной школе у него не было такой возможности.
В средней же школе Антон впервые увидел и эротический сон, не имея еще на тот момент более-менее внятных познаний в этой сфере.  Начальные познания пришли чуть позже, когда, в шестом классе он с одноклассниками, играя за домом в «казаков-разбойников», нашел порножурнал, и потом они долго рассматривали его, комментируя увиденное. Еще была видеокассета, которую один из школьных друзей обнаружил у себя дома среди прочих. На кассете был записан какой-то фильм для детей, через минуту после финальных титров которого начинался пятнадцатиминутный порно-ролик, ставший настоящим откровением для Антона.
В подростковом возрасте набор сюжетов снова изменился – теперь в снах часто фигурировали знакомые, друзья, а иногда и люди, лица которых он помнил, проснувшись, но, никогда не сталкивался с ними наяву. Или, возможно, он мельком увидел этого сердитого парня из сновидения, с которым дрался против серьезной компании до крови, мельком в трамвае по пути в школу? А девушка, которая сидела с ним на крыше похожего на чайник здания, и ловила маленьких летающих бегемотиков, стояла перед ним вчера в очереди в магазине? Кто знает.
Часто во сне ему приходилось убегать от спецслужб, нередко погоня заканчивалась травмами или повреждениями. Обычно в такие моменты, просыпаясь, Антон обнаруживал, что во сне отлежал руку или ногу, и затем несколько минут растирал онемевшую конечность. Иногда же, напротив, в полудреме, он думал о том, что бы хотел увидеть во сне, и сон начинался ровно так, как этого хотелось. Чуть позже ему попалась в руки книга, рассказывающая об осознанных сновидениях, но, сколько он ни пытался, так и не смог научиться этому. Возможно отчасти потому, что во сне он руководствовался какой-то совсем другой логической системой, в которой совершенно абсурдные в реальности вещи казались ему абсолютно естественными. К примеру, он прекрасно запомнил один из своих снов, в котором вместе с небольшим отрядом выполнял специализированное сверхсекретное задание. Сперва отряд довольно долго бежал по трескающейся под ногами земле, затем, выбежав к берегу моря, Антон увидел, как из воды поднимался гигантский радужный дракон, чешуя которого переливалась перламутровыми оттенками в свете заходящего Солнца. Тут же один из членов отряда нырнул в море, через несколько секунд выпрыгнув из толщи воды рядом с чудовищем, взметнув сильный фонтан брызг. Началась короткая, но яростная битва, причем в ее процессе на участниках неожиданно появились красные шапки с помпонами и меховой окантовкой, как будто они только что ограбили двоих Санта-Клаусов. После прибытия на базу герой со шрамом на лице подошел к устройству непонятного назначения, открутил свою голову, достал из устройства новую и прикрутил ее на место. В рамках логики сна это все казалось совершенно нормальным. Проснувшись и вспомнив сюжет своего ночного видения, первой мыслью Антона было посещение психиатра, которая, впрочем, так и не была осуществлена в виду подготовки к многочисленным проверочным работам, которые давали обычно по окончании полугодия.
Впрочем, с возрастом, сны приходили к Антону все менее часто, может быть, в силу усталости, а может по какой-то другой причине. Изредка, тем не менее, ему снились удивительнейшие по красоте сюжеты, которые напоминали давно забытые мифы или футуристические повести, многие из которых хотелось перенести на бумагу, но чаще они стирались из памяти в первые же мгновения после пробуждения. Интересно, помнил ли свои сны мальчик Бананан, или тоже забывал после пробуждения? Впрочем, некоторые все же удавалось воплотить в рассказы. Правда, достаточно часто получалось так, что сюжет отходил от первоначального, искажался до неузнаваемости, в такие моменты Антону приходило в голову, что рассказ живет своей собственной, непостижимой жизнью и диктует писателю сам себя.

***

В нейронаушнике прозвучал сигнал подъема. Тревор быстро вскочил, натянул комплект формы и выбежал из палатки. Вокруг него из соседних палаток выбегали сослуживцы, выстраиваясь в шеренгу. Капитан Васкес уже стоял перед местом построения. Занимая свое место в строю, на миг Тревору показалось, что Васкес непривычно задумчив. Впрочем, сейчас не время для подобных размышлений. Последним из своей палатки, чуть было не запутавшись в графеновом пологе, выбежал Арсений.
- Рядовой Коломенцев, что-то вы сегодня не в форме. Будь это боевая тревога, скорее всего, вы бы уже лежали с перерезанным горлом, отстреленной головой или взорванным туловищем в соседней канаве. Пятьдесят отжиманий! – Васкес подошел к Арсению, движением кисти руки материализовав в воздухе большой экран секундомера.
- Есть! – Арсений упал на землю и начал отжиматься. Секундомер быстро приближался к минутной отметке, тем не менее, за пару секунд до окончания Арсений вскочил на ноги, сигнализируя об окончании упражнения.
- Неплохо, уложились в норматив, но в следующий раз рекомендую подниматься быстрее.
Васкес медленно шагал вдоль выстроившейся шеренги, инструктируя солдат о том, какая информация была получена беспилотниками в ходе ночной разведки, и что в связи с этим планируется предпринять. Через протокол быстрой беспроводной связи в чипы шлемов параллельно передавались изображения, графики, данные анализа, которые необходимо было изучить после завтрака.
- Противник, по данным разведки, существа, относящиеся к разряду высокоразвитых фотосинтезирующих организмов, строение тела чем-то похоже на классических млекопитающих, тела частично прозрачные с уровнем прохождения луча света сорок два процента, способ общения пока неизвестен, вероятно, на ультразвуковых частотах, портативный командный центр в данный момент ведет расшифровку выявленных сигналов на частотах около сорока килогерц. Уровень цивилизации достаточно высокоразвитый, имеются жилища, инструменты, техника. Военный потенциал неизвестен, поскольку разведчики не зафиксировали разрушительной активности. Поэтому, на всякий случай, готовьтесь к сюрпризам. А теперь – вольно, завтрак через двадцать минут.
Строй распался, часть отряда разбрелась по палаткам, остальные маленькими группами сидели на каменистой почве, что-то обсуждая. Тревор подошел к одной из таких групп.
- Ага, коммандос собственной персоной! – радушно усмехнулся Райкович, на миг обнажив синеватые зубы. – Огоньку найдется?
- Огоньку не найдется, ты же знаешь, а вот таблеток могу подкинуть. Нужны? – в протянутую руку ссыпалась горстка желтых круглых пилюль стимулятора. –Джиджи, все развлекаешь ребят своими фокусами с лазерным резаком?
- Ну я же не беру деньги за просмотр, а мог бы, - ухмыльнулся Джиджи, темнокожий парень неопределенного возраста, судя по лицу, побывавший не в одной переделке. Между делом, он убрал в карман лазерный резак, с которым полминуты назад очень ловко проделывал невероятнейшие вещи.
- Стоит только начать разговор, как ты умудряешься сразу же перевести его на деньги, - парировал Тревор.
- Ну да, они ведь такие красивые: пестрые, легкие и голограммы на них завораживают своими переливами. Кроме того, меня греет мысль, что когда-нибудь у меня будет собственный домик с видом на Олимп.
- Ну, если твою шкуру в течение ближайших двадцати лет не продырявят, у тебя есть все шансы. А потом будешь чихать от марсианской пыли.
- Это верно, - встрял в разговор Райкович, - может, жильишко там и престижное, но ничто не сравнится со старой доброй фермой под Осечиной. А какие там фруктовые сады !..
- Только не надо опять рассказывать байку про волка, которого вы ловили на удочку, - встрял Арсений, закончивший чистку оптики своего прицела и начавший калибровку автоматического наводчика.
- Как будто твоя байка про сбитый лопатой беспилотник лучше, - обиделся Райкович.
- Я и не говорил, что она лучше. – Арсений методично посылал команды через нейроинтерфейс и отслеживал отклик системы наведения.
Тревор, Джиджи и Райкович работали в одном звене во время предыдущей заварушки в гавани, в четырнадцати световых годах отсюда. Тогда еще внутренние дрязги изредка сотрясали Республику: приходилось справляться с многочисленными диверсиями и акциями повстанцев, возомнивших, что они могут бесконтрольно занимать территории Марса и Луны. А ведь в эти площади были влиты накопления многих налогоплательщиков для того, чтобы вывести туда часть производств, добычи необходимых ископаемых, сделать часть этих мест хоть каким-то образом пригодными для жизни. Каких затрат стоили одни только экосистемы, специально выводимые биологами для грунта с повышенным содержанием железа, миллионы тонн удобрений, куполы-утеплители. Тогда, в марсианской гавани, звену приходилось держать оборону, укрываясь за двумя взорванными до этого грузовиками. Тревор выскочил, отвлекая на себя огонь, в то время, как Джиджи по трассирующим следам патронов вычислил положение главных огневых точек. Райкович, высовываясь из-за перевернутого прицепа, методично закидывал эти точки вакуумными гранатами. Защитный режим боевого комплекта Тревора позволял выдерживать касательные и даже прямые выстрелы пулевого оружия, но был не слишком эффективен против более сильных технологий. Поэтому перед тем, как ринуться в забег смерти, Тревор долго просчитывал настройки «случайной» траектории усиливающего экзоскелета, чтобы тот мог на ходу менять скорость, круто разворачиваться и реагировать на прицелы противника, рассчитывая предварительный вектор выстрела и меняя курс. Сделав секундную паузу, он ринулся на открытое пространство, передернув затвор. Время как будто замедлилось, слышны были хлопки выстрелов, пули в своем большинстве оставались не у дел, с десяток оставили небольшие вмятины на защите, и он отстреливался в ответ, доверяя управление ногами экзоскелету, выписывающему причудливые зигзаги в пространстве. Неожиданно нейроинтерфейс передал сигнал о присутствии прицела плазменного оружия. Черт. Это не просто паршиво, это архипаршиво, успел подумать Тревор, каким-то инстинктом успевший увидеть сигнал вспышки. Он резко включил ручное управление экзоскелетом, выполнил рывок, падая, почувствовал, что левую руку пронзает нечеловеческая боль, от которой хотелось орать и кататься по земле. Но из горла не выдавливалось ни звука, как будто голос был сорван. Тревор с удивлением посмотрел на левую руку, на которой отсутствовала кисть и половина предплечья. Боль внезапно куда-то исчезла. Тревор успел вспомнить, что при сильном превышении болевого порога нервная система блокирует поступающие импульсы и боль пропадает. Картинка начала двоиться в глазах. Проваливаясь в темноту, тревор увидел обеспокоенные лица сослуживцев, бегущих к нему через открытое пространство. Обстрел закончился.
В госпитале Тревор лежал три недели. Пришлось привыкать к бионическому протезу, который действовал так же быстро и исправно, как оторванная рука, но иногда на мгновение возвращалась фантомная боль, и тогда Тревору приходилось стискивать зубы, иногда прикусывая язык до крови. Со временем боли появлялись все реже. Джиджи, сидя около койки, зубоскалил и одним пальцем выделывал кульбиты лазерным резаком, который, казалось бы, давно должен был отсечь ему всю кисть при таком обращении. Тем не менее, этого не происходило. Тут же сидел Райкович, добродушно покуривая бездымный табак и изредка разражаясь тирадой.
Получив очередное задание, к их группе прикрепили Арсения, штатного снайпера, участвовавшего до этого в антитеррористических операциях. Как объявил на первом сборе перед отправкой Васкес, это было сделано потому, что при разведочной вылазке на первую экзопланету подразделения понесли слишком большие потери. Многочисленный анализ записей и моделирование вариантов развития событий показали, что для успеха не хватало скрытой огневой поддержки. Поскольку вопрос был поднят на самом высшем уровне, парламент Республики вынес на повестку дня Министерству Внутренней и Внешней Безопасности доукомплектовку разведочных отрядов штатными снайперами и организацию огневой поддержки за счет универсальных беспилотников.
Поначалу к Арсению относились с недоверием, присматривались, пробовали на вшивость. Он поначалу не реагировал на это. Но после двух случаев к нему стали относиться, как к члену звена, пусть пока и не нюхавшего гарь с ними бок о бок. Первый случай был немного неожианным для всех: после очередного «теста на вшивость» Джиджи Арсений сделал молниеносное движение, в результате которого тот оказался на полу, не понимая, что произошло. Второй случай произошел на учениях перед вылетом. В тот вечер проходили «стрессовые» учения: внезапное нападение противника в виде большого количества проекций, перебои связи, периодические отказы аппаратуры, вызванные специальными генераторами помех. Райкович как раз отбивался от двух голограмм лазерным кинжалом, когда откуда-то сверху на него прыгнул третий. Райкович уже было приготовился к сигналу нейроинтерфейса, оповещающего о том, что для него на сегодня учения окончены и его ждет целительная двадцатикилометровая пробежка. Но почти упавшая проекция внезапно замигала и исчезла, в следующую секунду исчезли и два других противника. По каналу связи он услышал голос Арсения «Все под контролем, иди дальше».
Завтрак состоял из походного комплекта искусственного мяса, которое было невозможно отличить от настоящего по вкусу, тарелки риса, кружки воды и нескольких таблеток концентрата витаминов. Райкович препирался с Арсением, который отвечал коротко и односложно, Джиджи, как всегда, острил, Тревор неторопливо жевал свой кусок мяса. Почему с утра был так задумчив Васкес? Даже во время операции в гавани он молниеносно менял план наступления по ситуации, перекидывая по беспроводной связи карты с векторами перемещений каждую минуту.
 - Эй, Трев, кажется, ты язык проглотил, - Джиджи толкнул коммандоса по плечу.
- Тебе не кажется, что Васкес нам что-то недоговаривает?
- Расслабься, парень, это зеленое небо,  оно на всех так действует.
Действительно, небо над планетой днем казалось зеленым из-за большого количества частиц пыли космической пыли на пути лучей красного карлика Wolf 1061. Эта пыль являлась остатками того вещества, из которых сформировались несколько миллиардов лет назад звезда и окружающая ее небольшая планетная система. Поначалу это здорово сбивало с толку, особенно изумрудные вечерние переливы неба, похожие на северное сияние. Сам Тревор его никогда не видел, только прочитал об этом как-то между тренировками, бродя по дебрям информационной сети.
После завтрака начали подготовку к наступлению. Быстро и бесшумно сворачивался лагерь, небольшие передвижные роботележки манипуляторами упаковывали палатки и запасные боекомплекты.
Отряд передвигался по каменному лесу быстро и почти бесшумно. Группы шли на небольшом отдалении друг от друга, сохраняя связь по сети, обмениваясь сигналами через нейроинтерфейсы. Лес не случайно окрестили «каменным»: кора деревьев была серого цвета, без характерных трещин и других неровностей. Создавалось впечатление, что весь гигантский массив был залит каким-то свихнувшимся скульптором, жившим несколько веков назад. Подножная растительность была не слишком густой, открывая мягкую бурую почву, так что для бесшумного передвижения почти не требовались специальные настройки экзоскелетов.
Они появились внезапно. Странные полупрозрачные существа, одновременно похожие на человека и в то же время так мало его напоминающие. Отряд замер. Одно из существ медленно двинулось навстречу, протягивая вперед свою конечность, дрожавшую в воздухе и преломлявшую внутри себя свет красной звезды, освещавшей планету. «Не поддающиеся расшифровке сигналы. Огонь!» - прозвучал мысленный приказ в нейроинтерфейсе Тревора. Васкес, конечно же. Тут же перед глазами услужливо встала векторная карта перемещений для разных вариантов развития атаки. Тревор быстро выхватил полуавтоматический BF, попутно снимая предохранитель.
Бесшумный выстрел ознаменовал падение существа. На секунду вверх взметнулся голубоватый фонтан крови, и, возможно, каких-то других жидкостей организма. Остальные организмы замерли.
Почти бесшумно прошуршали выстрелы с разных сторон. Странно, они не пытались сопротивляться. Просто стояли, слегка покачиваясь, протянув друг к другу свои конечности, будто бы прощаясь друг с другом и с этим странным миром.
«Все чисто» - прозвучал мысленный голос Арсения в нейроинтерфейсе. Тревор, надев защиту, подошел к первому существу, которое он подстрелил. На том месте, куда пролилась голубая кровь, начало пробиваться какое-то необычайно яркое растение, пурпурный цветок 9если это можно было назвать цветком, непривычная форма с восьмиугольным основанием сбивала с толку.
- Такое ощущение, что только что расстреляли толпу невинно осужденных, - мрачно сказал незаметно подошедший Джиджи, снявший забрало максировочного шлема. Тревор только покачал головой, переваривая происходящее.
Во время вечернего привала над лагерем царило гнетущее настроение. Тихо гудела полевая кухня, работающая на атомном аккумуляторе (конечно, прошлый век, но уж что есть). Разговаривали необычно тихо. Райкович, обычно не затыкавшийся дольше, чем на десять минут, сидел и только нехорошо покачивал головой, усмехаясь. Арсений чистил оптику, по его лицу было невозможно сказать, о чем он думает, впрочем, как и всегда. Задумчивый Васкес ходил между палатками.
- Я же говорил, что он какой-то странный, - Тревор кивнул на капитана.
- Да, сдается мне, тут что-то нечисто, - отозвался Джиджи. – Вот раньше, помню, как была заварушка, так бегаешь под пулями и только и в голове только одна мысль: положить всех этих ублюдков и со спокойной совестью на отдых. А тут…
Недосказанная фраза повисла в воздухе.
Следующие несколько дней мало чем отличались от предыдущего, разве что слегка менялся ландшафт. Небольшие холмы исчезали, поверхность становилась все более ровной, растительность стала чуть гуще. Периодически попадающиеся на пути группы существ расстреливались по хладнокровному приказу Васкеса, который уже не скидывал векторов вероятного наступления. Земля орошалась кровью и странными пурпурными цветами.
Все было как обычно, за исключением того, что деревья сперва поредели, а потом и вовсе остались позади. Передвигаясь по открытой местности, с периодически возникающими на пути валунами, Тревор спрашивал себя: какого черта? Как следовало из директивы правительства, зачитанной Васкесом на сборах, эти существа представляли собой серьезную угрозу. Неужели это настолько грубая ложь, неужели они не понимали, что здесь, на месте, после подобного, все с легкостью встанет на свои места?
Тревор внезапно затормозил. Перед ним открылось море пурпурных цветов, в центре которого находилось поселение этих странных существ. Невидимые издали из-за почти того, что сильно сливались с небом, хрупкие, почти хрустальные, но в то же время гигантские, уходящие вверх сооружения. Непонятный транспорт, быстро передвигающий над поверхностью планеты, мгновенно меняющий траекторию, по маневренности не уступающий довольно неплохому беспилотнику. И толпы, толпы этих существ.
Голову как будто накрыло туманом. Откуда-то издали, через нейроинтерфейс прозвучал сигнал атаки. Тревор по привычке на ходу спустил BF с предохранителя, открыв огонь. Бесшумно падали трупы. Кровь пульсировала в висках. Картина была нелепой, ирреальной, более кровавой и жестокой, чем англо-бурская война. Голубые фонтаны покрывали улицы. И тут сквозь туман прорезался хор. Мы такие же, как вы, говорил он. Зачем это бессмысленное насилие? Мы мирно жили здесь тысячи лет, вы пришли и залили нашу землю кровью.  Мы могли бы существовать в мире. Мы разные, но мы одно. Имя нам – жизнь. Мы отдали бы вам часть наших земель и могли бы спокойно сосуществовать.
Прозвучал еще один выстрел. Тревор упал на землю, обливаясь кровью. Впервые в жизни у него возникло ощущение, что он все сделал правильно. Угасающим сознанием он успел заметить, что его на том месте, где его кровь смешивается с кровью одного из обитателей этой планеты, появляется нечто невиданно прекрасное – огромный белый цветок. – Чертов странный круговорот жизни, - успел подумать Тревор перед тем, как полностью отключиться.
- Эй, Трев, очнись! – прозвучал, как в тумане, голос Джиджи. – Паршивые сны, бродяга?
Тревор долго не мог понять, где он находится. Белые стены и обилие медицинской аппаратуры указывали на больницу. За окном – пыльный марсианский пейзаж. Его успели спасти? Но зачем?
- Как твоя рука, Трев?
Тревор удивленно посмотрел на свою руку. Бионический протез, судя по виду, только недавно срощенный.
- Васкес говорит, что у нас тут новое и сверхопасное задание. Махнем за десяток световых лет, чтобы подпалить свои шкуры и немного разжиться деньжатами?
- Джиджи, случай, какое сегодня число?
- Трев, ты что, с катушек слетел?
- Башка раскалывается. Может, меня на сильных транках держали? Хоть убей, не помню, какой сегодня день.
- Триста тринадцатый день пятьсот восьмого года. Ну так что, Трев, когда будешь готов?
В триста второй день пятьсот восьмого года они ликвидировали остатки повстанцев в яростной схватке у гавани. В голове начала складываться картинка.
- К черту это дерьмо, я подаю в отставку, - Тревор приподнялся, мысленным движением вызывая терминал, тут же появившийся перед ним. Быстро найдя в сети нужный бланк, он таким же движением отослал его на печать. Лист появился из портативного печатника сбоку от койки.
- Отнеси это Васкесу.
Джиджи удалился, покачивая головой.

***

- Знаешь, фантаст из тебя так себе, - говорил Ванес, медленно потягивая пиво из бутылки. – Конечно, сам сюжет достоин того, чтобы его развивать, да и первая часть написана вполне неплохо, но вторая какая-то скомканная, да и к чему это отдающий фальшью хэппи-энд? Думаю, какой-нибудь Джордж Мартин бы тебя за такое по голове точно не погладил.
- Знаешь, я как-то не в восторге от того, когда меня гладят по голове толстые (да и не очень толстые) шестидесятилетние мужики, так что можно и обойтись, - Антон взял свою бутылку и отхлебнул большой глоток. – Кроме того, я записывал всего лишь примерное содержание своего сна. Да и черт с ним, собственно говоря. Есть и несколько более достойных идей для реализации.
Друзья сидели на скамейке в парке, болтая и потягивая из стеклянных бутылок дешевый «Туборг», купленный в соседнем магазине. Темное небо еще было покрыто красноватыми отблесками заката, мягкий желтоватый свет источали фонари. Периодически слышались обрывки разговоров и пьяного смеха изредка проходящих мимо подгулявших компаний, некоторые из них возвращались домой, другие продолжали веселье.
- Кстати да, почему ты так медленно пьешь пиво? – спросил Антон, откинувшись на спинку скамейки. – У меня уже половина бутылки ушла, а у тебя всего ничего выпито.
- Не люблю быстро пить. По мне это то же самое, что устраивать соревнования по поеданию на скорость жюльена или устриц в винном соусе, никакого удовольствия.
- Кстати, товарищ главный специалист по удовольствиям, как там твой рассказ поживает?
- Продвигается со скрипом. Еще тут с универом это все навалилось, да и домашних дел бывает невпроворот. Правда, еще страничку удалось написать. Можно будет сегодня глянуть, кстати, как ко мне завалимся.
- Кстати да, я как раз хотел предложить куда-нибудь передислоцироваться, а то как-то прохладно становится.
- Окей.
Они поднялись и медленно пошли по дорожке парка, отбрасывая причудливые тени в свете фонарей. Антону почему-то вспомнилось детство, когда, особым образом складывая руки перед лампой в темной комнате, на стене возникали силуэты животных и птиц.
В коридоре стояла тележка из супермаркета, оставшаяся от прошлых хозяев. Друзья расположились в большой комнате, обставленной более чем скромно: старенький телевизор с лучевой трубкой, ноутбук, шкаф, в котором хранились действительно нужные вещи вроде отличных бокалов или охотничьей двустволки отца Ванеса, белый деревянный стол с потрескавшейся краской, небольшая тахта, на которой сейчас сидели друзья, кресло и пепельница, в которую время от времени кто-то стряхивал пепел сигарет. Из колонок ноутбука играл последний альбом Rise against.
Беседа плавно перетекла с томиков Камю и Хемингуэя, университетских историй и личной жизни на вольные темы.
- Кстати да, всегда хотел спросить, знаешь ли ты, почему тебя назвали Антоном?
- Изначально родители хотели назвать меня Глебом, но бабушка беспокоилась, что сверстники будут дразнить меня «Глеб-хлеб» и посоветовала назвать меня Антоном.
- Да уж, и не подкопаешься, - Ванес с трудом сдерживал смех. – А не подумали, что существует вариант «Антон – батон»?
- Зато «хлебом» действительно не дразнят, уже кое-что. А ты почему Ваня?
- Не знаю, просто имя хорошее. Кстати да, я же обещал тебе показать наметки своего рассказа. Сейчас притащу.
Антон медленно читал текст с экрана ноутбука.
- Черт возьми, если кому-то из нас и стоит быть профессиональным писателем, так это тебе, а я так, покурить вышел.
- Не принижайся, у тебя тоже есть куча отличных идей и довольно-таки неплохие рассказы.
- Все-таки с лучшим на данный момент ты мне помогал как соавтор.
- Да не сказать, чтобы сильно много уж помог.
- Ладно, проехали. Так что за видео ты мне хотел показать?

***

 -Антон, ты что там, опять заснул, что ли?
- Да не, херня всякая вспомнилась.
По экрану плыли финальные титры, сопровождаемые очередной песней HIM. Ванес долил Антону еще «Колы», потом наполнил свою кружку. Зашуршал открываемый Антоном пакет чипсов. Вечер только начинался.
- Слушай, у нас еще куча времени, можно будет глянуть еще один фильм, - предложил Антон, отчаянно пытаясь говорить с набитым чипсами ртом.
- Идея хороша. Но пока предлагаю устроить небольшую паузу, чтобы не превратиться в овощей. Кстати говоря, знаешь, почему зимой во многих квартирах плохо работает отопление?
- Почему же?
- Потому что овощи в холоде хранятся дольше.
Иногда у Антона возникало чувство иллюзорности окружающего. Несмотря на толпы людей около торгового центра, будь то будни или выходные, несмотря на вечные пробки на выезде из пригорода, несмотря на переполненные вагоны электричек и душные маршрутки, забитые под завязку, у него периодически возникало чувство, что все это – иллюзия. В такие моменты страна казалась ему гигантским скелетом какого-то фантастического морского обитателя, выброшенного на берег волей случая много лет назад. Этот скелет полумифического левиафана периодически открывался взору Антона, когда он в своих поездках по городу случайно набредал на давно заброшенный жилой массив, встречающий пустыми глазницами выбитых окон и надписями на стенах, кое-где обвалившихся. Он возникал перед глазами, когда ночью Антон высовывался в окно, и, после пары-тройки проносившихся по соседней улицы автомобилей без глушителя, постепенно возникала тишина, от которой звенело в ушах. Наиболее ясно это ощущение проявилось, когда Антон как-то ехал в ночном поезде, и по мере удаления от города за окном начали мелькать одинокие деревни, приходящие в упадок, с покосившимися домами, у некоторых из них недоставало частей кровли, некоторые дома сгорели, и теперь их обугленные каркасы выглядели на фоне и снежного пейзажа и луны чем-то фантастичным и нереальным. Такое чувство на миг возникло и сейчас, когда они курили на балконе, освещая помещение тлеющими угольками дешевых сигарет.
- …И знаешь, что интересно, практически до начала двухтысячных годов у нас не было полноценной культуры приготовления кофе, - развивал свою мысль Ванес. – Нормально готовить капучино, эспрессо, латте и подобные им напитки начали примерно в это время. До этого знали в основном черный кофе и кофе с молоком. Правда, есть одно интересное исключение. Знаешь, как был придуман раф-кофе?
- Рассказывай.
- Собственно говоря, появился он в конце девяностых в Москве. Один мужик, постоянный посетитель в то время известной кофейни, не нашел там ничего, что пришлось бы ему по вкусу, и сам продиктовал рецепт бариста. Потом и другие постоянные посетители начли брать кофе «как у Рафа». Оттуда и пошло название.
- Не знал, не знал. Кстати да, у меня дома, пожалуй, и кофе нормального нет, только растворимый и где-то молотого полпакета оставалось.
- Знаешь, из этого тоже можно приготовить вполне себе интересный напиток. У тебя есть апельсиновый сок?
Пока закипал чайник, друзья сидели на тепло-оранжевого цвета стульях, продолжая разговор. Говорил, правда, по большей части Ванес, Антон слушал, периодически перебивая, когда вспоминались интересные случаи и факты под стать теме.
- …На самом деле, общественный туалет, как ни странно, имеет прямое отношение еще ко временам  Римской Империи. Тогда очень популярны были бани. Например, часто, если человек встречал знакомого на улице, вместе с вопросом «Как дела?» абсолютно рядовым был вопрос, в какую баню тот ходит. И не менее популярным местом был общественный туалет, в котором в те времена не существовало отдельных кабинок, а расположение сидений близко друг к другу располагало к беседе. В некоторых даже были сиденья, закрепленные за определенными известными людьми.
- Логично. Где же еще в голову могут приходить лучшие мысли для беседы? Кстати да, насколько я помню, туалетный юмор – штука еще более старая и впервые встречалась в древнегреческих комедиях.
- Что-то нас немного занесло не туда. Сумели как-то выбрать самую аппетитную тему для разговора за обеденным столом.
- Это точно.
Щелкнул выключатель чайника, оповестив о том, что вода уже вскипела. Издалека был чуть слышен гудок скорого поезда, шум заходящего на посадку самолета. В голову Антону пришла мысль, что он давненько не был в отпуске. Выходные – конечно, хорошо, но и это не панацея, когда ты работаешь уже почти год c безнадежно ускользающими выходными, не замечая почти ничего вокруг.
- Кофе готов, - возвестил Ванес, помешивая в чашке напиток с оранжевым оттенком, в котором плавали кубики льда.
- Не к месту, но когда ты последний раз был в отпуске? – спросил Антон, прихлебывая из серой кружки с портретом Ленина. – Слушай, а действительно хорошо получилось!
- Фирма веников не вяжет, - ухмыльнулся Ванес. – А вот насчет отпуска – месяца четыре назад отдыхал, ездил историческую родину своей семьи в Беларусь, и, если помнишь, довольно обстоятельно тебе об этом рассказывал.
- Действительно, голова дырявая стала в последнее время. Надо бы тоже немного отдохнуть, но кто меня отпустит? Людей у нас меньше, чем дел, к сожалению.
- Слушай, ты при любом удобном случае заваливаешься спать, у тебя не слишком хорошо варит голова, и еще при этом ты утверждаешь, что не можешь выйти в отпуск? Это уже за гранью моего понимания, - Ванес пожал плечами. – Тебе нужно как минимум отоспаться пару деньков, а еще лучше – съездить куда-нибудь и отлежаться на солнце, а то этот город промоченных кед доконает тебя окончательно.
Антон ничего не ответил, отхлебнув большой глоток из кружки.

***

Пройдя турникет, Антон поднялся по лестнице и зашагал по коридору научно-исследовательского института. Несмотря на недавно перекрашенные стены и новые подвесные потолки, атмосфера этого места неуловимым образом сохранилась, не изменились даже привычные запахи. Существуют сооружения, глядя на которые можно осознать скоротечность отпущенного нам времени: древние руины Колизея, гробницы фараонов, Парфенон, Великая Китайская стена и множество других, где каждый камень сообщает о древности постройки. Глядя на них, иногда возникает мысль о том, что эти здания были построены задолго до нашего появления на свет и простоят еще длительное время после нашей смерти. Этакой отголосок вечности. В коридорах же научно-исследовательских институтов, наоборот, течение времени совершенно не ощущается. Антон помнил ту атмосферу, которая царила здесь пять лет назад, когда он сидел здесь на лекциях, будучи первокурсником. Не изменилось практически ничего, даже тот же привычный запах хорошего чая, едва уловимый, когда он проходил мимо кабинета секретаря деканата.
Дверь услужливо распахнулась, среагировав на приложенный пропуск. Антон скинул портфель на свое рабочее место, потом подошел поздороваться с начальником лаборатории, который оторвался от чтения какой-то научной статьи  и протянул руку для приветствия.
- Доброе утро, Алексей Семёнович! Ну как там вчерашняя проблема, разобрались в итоге, в чем дело?
- Привет, Антош. Разобрались уже под вечер с Костей. Оказалось, что плохо припой на плате держался, в результате был дребезг контакта и на выходе порта неопределенное состояние. Можешь брать, мы там вчера хорошенько подпаяли все это дело, теперь уж точно не отвалится.
- Спасибо, что помогли, сам-то я бы долго проблему искал.
- Если будет еще что-то – обращайся. Кстати да, как с кодом там обстоят дела?
- Код упорно сопротивляется, но я потихоньку одолеваю его.
- Держи.
Антон аккуратно схватил плату за края и отнес ее к своему рабочему месту, лавируя между столами. Тихо загудел пробужденный из режима сна системный блок. Замигал светодиод, обозначая подключение платы к компьютеру. Кратенько пропищал приветственную мелодию динамик. Засветился экран включенного осциллографа. Антон углубился в дебри кода, параллельно открыв на втором мониторе окно браузера.
Работа продвигалась невероятно медленно. Дебри адресного пространства периодически начинали скакать перед глазами. В такие моменты Антон доставал из кармана пачку сигарет и выбегал на запасную лестницу, сперва методично делая несколько глубоких вдохов и выдохов, потом, успокоив дыхание, зажигал сигарету. Громко шумела вытяжка, периодически по помещению распространялся запах пайки. В лабораторию зашел Костя, обменявшись с Антоном приветствием, засел за свой проект, методично бегая пальцами по клавиатуре. Заглянули знакомые из соседней лаборатории, Антон вышел поболтать на лестницу. Обсуждали прошедшие выходные, плавно и незаметно диалог перетек на темы, связанные с текущими рабочими проектами. Антон поддерживал разговор, периодически затягиваясь сигаретой, сиреневые клубы дыма окутывали перила балкончика и затем уносились вверх, подхватываемые ветром.
Вернувшись на рабочее место, в течение двадцати минут он пытался вновь сосредоточиться на коде, в конце концов, ему это удалось. Дописав еще несколько строчек, он подключил отладочный шнур к плате. Бинго!
- Андрей Семенович, почти готово, осталось только подцепить двигатель.
- Двигатель обещали завтра привезти. Кстати да, слышал, что нам собираются дать новый проект?
- Что за проект такой?
- Нечеткую логику помнишь еще?
- Что-то помню, весовые коэффициенты, с помощью которых формируется выходной сигнал. Что не помню – повторю, конечно же, конспекты остались, да и в интернете информация пока что не перевелась.
- Ну так вот, скорее всего, предстоит работать именно с этим. Я еще и сам как-то не успел просмотреть все детали техзадания, но это явно что-то новенькое.
Обедая за столом с оживленно болтающими бывшими одногруппниками, которые работали на других этажах НИИ, Антон смотрел в окно, меланхолично ковыряя вилкой кусок курицы в панировке. Светило приятное весеннее солнце. На втором курсе по случаю такой погоды нередко прогуливали пары и отправлялись гулять по городу. Иногда устраивались на какой-нибудь скамеечке недалеко от университетского кампуса и травили истории, сдабривая их бутылкой лимонада или недорогого пива. Сейчас, после девяти часов рабочего дня, максимум, на что его хватало – прийти домой, заняться приготовлением скромного холостяцкого ужина или же разогреть остатки вчерашнего, если они были. Иногда прибраться в комнатах и кухне. Взять в руки бас и выдать парочку партий. Отставить бас в сторону. Посмотреть фильм. Подкорректировать страницу рассказа или дописать еще половину страницы. Поставить будильник на половину восьмого утра. И вроде бы работа вполне устраивает, и друзья периодически свежим ветром врываются в жизнь, принося новости, идеи и просто разговоры, зачастую грубоватые, но от этого ценные вдвойне. Почему же иногда так хочется выйти в окно? Антон помотал головой, пытаясь отогнать от себя впивающиеся в голову сотнями рыбных косточек неприятные мысли. Вспомнилась недавняя вечерняя беседа в сети, в которой обсуждение литературы через «Мартина Идена» плавно перетекла в обсуждение суицида. Девушка, с которой он спорил, настаивала на том, что подобное решение может принять только волевой, сильный человек. Антон возражал, что как раз сильный человек может подавить в себе подобный позыв и жить дальше, под гнетом обстоятельств и невзгод. Может, все-таки, его вечерняя собеседница была права, а он, отстаивая свою точку зрения, прикрывал ей собственную слабость? Тьфу ты. Дискурс внутри собственной головы до добра не доведет, это уж точно.
Помогая с разгрузкой нового оборудования для лаборатории, неприятные мысли как-то сами по себе улетучились из головы Антона. Он уже давно заметил тенденцию: смена занятия способствует прочищению головы. Фирменный рецепт. Увы, реализовать подобное удается не слишком часто.
- Андрей Семенович, куда ставить коробку с платами?
- Поставь на вторую полку стеллажа, где есть свободное место. Кстати, там как раз должно быть что-то из нового проекта. Как разберу и прочитаю, дам поиграться.
- Хорошо. Кстати, не забыли, что футбол сегодня в шесть?
- Ох, спасибо, что напомнил. Тогда через полчаса пойду собираться. Если завтра двигатель принесут в мое отсутствие, распишешься вместо меня?
- Конечно.
Плата в очередной раз замигала светодиодами. Антон склонился над ней со щупом осциллографа, проверяя, правильные ли сигналы выдаются на порты. Интересно, найдется ли сегодня время дочитать томик Уэлша?

***

- На самом деле, современная книга, в первую очередь, не должна иметь счастливого конца, это чисто мое мнение – говорил Ванес, допивая свою порцию напитка.
- Допустим. Я даже догадываюсь об одной из причин: человек погружается во мрачную атмосферу, а потом выныривает в реальность, словно из водоворота, и понимает, что ему, в сущности, не так уж и плохо живется по сравнению с каким-нибудь Грегором Замзой.
- Даже не совсем так. Возьми любой современный конкурс, то же самое «Евровидение», Нобелевскую премию по литературе, премию «Журналист года». Главный приз присуждается не лучшему исполнителю, а тому, кто поднимает актуальную проблему, пишет книгу на актуальную тему и т.д. Все это чистой воды создание медийного шума. Что же касается книги, то счастливый конец попросту перестал быть актуален, вышел за рамки тренда. А если ты не в тренде, то все, ты списан со счетов, можно сказать, почти мертв для своей сферы деятельности. Счастливый конец и розовые единороги не зацепят читателя, нужно, чтобы его увлекло и измочалило до глубины души сюжетом, оставив вместо человека выжатый лимон, который лишь способен после эпилога написать в свой блог несколько строк о том, как его, черт возьми, потрясла эта книга. Хэппи-энд это впечатление смажет. Можно оставить конец открытым вопросом, можно сделать несколько равноправных концовок, но ни в коем случае не вставлять хэппи-энд. Собственно, и сама книга должна быть достаточно драматична. Чистые, неразбавленные эмоции: смерть родителей главного героя, бедность, нищета, социальное падение, грязь, наркотики, да что я тебе рассказываю. Ты же сам мне давал читать Фишера, а я тебе – Уэлша и Паланика.
- Это да. Кстати говоря, сейчас, по прошествии времени, могу сказать, что раньше мне Паланик, даже, пожалуй, нравился, а сейчас стал как-то чужд. Этакий рафинированный творец культа для офис-менеджеров в синих воротничках.
- С другой стороны, драматика тоже может быть разной, вспомни Хемингуэя или Фицджеральда. Второго я не слишком люблю за распиаренного «Гэтсби», который, как по мне, является далеко не лучшим из его произведений. Правда, фильм сняли хорошо, но к делу это сейчас не относится.
Антону вспомнилось то время на втором курсе, когда они часто обменивались книгами, передавая друг другу томики Камю и Ремарка, Борхеса и Достоевского. Некоторые томики были в потрепанных советских обложках, некоторые с надписями на форзаце или библиотечными штампами, изредка – в новых обложках из тонкого скользкого картона, поскольку денег на книгу в хорошем переплете катастрофически не хватало.
- Кстати, о фильмах, - Антон посмотрел на мигающие цифры часов на микроволновой печи. – У нас вполне себе хватит времени на просмотр еще одного. Даже и собраться спокойно успеем после этого.
- Зная тебя, скорее всего, припас что-то интересное. Кончай интриговать уже.
- На самом деле да, есть пара вариантов. Есть фильм Серебренникова из очень классного отечественного. Есть фильм фон Триера, где играет Бьорк…
- Шутишь? Бьорк?
- Ага, она там и поет еще большую часть фильма. При этом сам по по себе фильм снят очень интересно, есть в нем что-то от музыкального кино, но это не оно, тут сюжет не отступает на второй план, как часто бывает в обычных музыкальных фильмах. Конечно, сиди у меня в гостях местный режиссер, он бы разъяснил, что ничего сверхъестественного там нет, но, думаю, постановкой кадра был бы очарован даже он.
- Ты меня окончательно заинтриговал, давай, врубай уже быстрее.
На экране поплыла заставка. Антон все еще осмысливал только что закончившийся разговор. Действительно, большая часть книг, которые признали мировой классикой, содержали разного характера драмы: либо личная драма писателя, либо драма лирического героя, либо описание различного рода мерзости, производимой людьми. Был бы так популярен тот же самый Гарри Поттер, если бы Роулинг не заставила умереть его родителей и не сгустила бы сюжетные краски? Думается, вряд ли. Получается, что литература является памятником, символом и назиданием человеческой драмы? Мерзости? Взять того же Буковски. Или же эта мерзость изначально содержится в человеке и неотделима от него, а литература всего лишь служит напоминанием об этом? Сложный вопрос. Определенно только одно: у каждого есть своя темная сторона личности. У кого-то она спит на протяжении всей жизни, а у кого-то проявляется достаточно часто. Возможно, в этом моменте вопрос уже переходит в теологическую область? Антону вспомнился один из самых его ярких и реалистичных снов.

***

Иуда возлежал на ковре, медленно отправляя в рот фрукты. Рядом с ним стоял видавший виды, выцветший от лучей палящего солнца ящик для податей, в котором сейчас сиротливо позвякивали несколько монет. На самом деле, звон денег раздавался только в голове Иуды. По количеству монет он мог совершенно точно воспроизвести в своих ушах глухой стук, когда ящик был полон, легкое позвякивание, когда ящик был почти пуст, и ясный звон, когда ящик был заполнен чуть меньше, чем наполовину. Рядом, на клинии, возлежали Лазарь и Равви, как он его называл. За все время ученичества несколько раз, когда он уже было хотел назвать его Господом, слова замирали, так и не найдя выхода, язык отказывался повиноваться. Почему так происходило, Иуда не знал. Возможно, потому, что бывали моменты, когда его глаза как будто подергивались пеленой, и в такие моменты появлялось сомнение в божественности Учителя? Кто знает. Иешуа вел неспешную беседу с воскрешенным. Произнесенные им слова были негромкими и спокойными, но отчетливо слышными. Остальные апостолы расположились тут же. Вот Петр чистит свой неизменный меч. Нельзя сказать, что уж слишком вспыльчивый, но иногда даже во время спора в глазах промелькнет что-то такое, что невольно сникаешь. Андрей, как обычно, вдумчивый, даже немного отрешенный. Иногда кажется, что он – тень Равви. Иоанн и Иаков, «сыновья громовы», как их ласково называет Учитель, с ними лучше не шутить – такие мигом отколошматят. Вот и сейчас они шумно радуются чему-то, заливисто хохочут очередной только что придуманной шутке. Матфей-мытарь, и что ему на доходном месте не сиделось? Так нет же, оставил все и пошел странствовать с Учителем, как только услышал его голос. С другой стороны, Иуда его понимал, поскольку сам, только услышав голос Равви, осознал, что ему нужно идти за этим человеком. Много было царей, пророков, военачальников, которые призывали следовать за ними, но только голос Учителя заключал в себе нечто, некую тайну, которая незримой нитью будто приковывала к себе, путеводной звездой освещая дорогу тем, кто шел за ним. И остальные ученики, возлежав, переговариваются, но в то же время внимают речам Иешуа. Речь его негромка, неспешна, но что-то в ней приковывает внимание, позволяет расслышать каждое слово даже из самого дальнего уголка комнаты.
С другой стороны, кто, кроме него, Иуды, смог бы лучше всех уследить за казной? Уж явно не Петр, тот слишком прямодушен для денежных дел. Андрей для этого не слишком мирской человек, а что касается Иоанна с Иаковым, тут глаз да глаз нужен, уж эти бы спускали все так быстро, что и оглянуться не успеешь. Ну а если и взял себе чутка, то уж явно не настолько, чтобы попрать общественные интересы. Вот Петр все выговаривал по этому поводу, вышел спор, уже чуть было до драки дело не дошло, но тут подошел Учитель, посмотрел так мягко и сказал несколько урезонивающих слов, и как будто того спора и не бывало.
А, может, это все мистификация, никакие не чудеса? Над полом проскользнула будто бы незримая тень. Сейчас опять придет он. Глаза помутнели на секунду.
- А ты проверь, – сказал ему Голос. Ты же помнишь, что один из учеников должен будет предать его. Вот и посмотрим, что из этого получится. Если он действительно не тот, за кого себя выдает, чуда не произойдет. Да и кто, кроме тебя, из всей этой братии, сможет совершить подобное? Именно тебе доверено это почетное дело, Иуда. Кто, кроме тебя сможет сделать это?
Голос умолк. Иуда на несколько мгновений задумался. Действительно, кто сможет совершить подобное, кроме него? Разве Андрей, этот человек не от мира сего? Или Петр, алчущий только одного – справедливости? Нет, на это способен только он, Иуда. Он – избранный для этой миссии, тут никто ему не помощник.
Иуда потянулся за кувшином. В этот момент вошла Мария, держа в руках драгоценный сосуд. Подойдя к клинию, она обмакнула свои волосы в сосуд и начала натирать благовонием ноги Иешуа. По помещению распространилось благоухание мира. Ученики прекратили разговор и в немом изумлении смотрели на нее, Учитель же кротко со смиренной улыбкой взглянул на Марию.
- Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? – раздался в наступившей тишине голос Иуды. На самом деле, скорее всего, часть этой суммы он бы придержал. Вот же непрактичные люди, омывать ноги драгоценным миро, пусть это даже будут и ноги Учителя.
- Оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда, - последовал ответ Равви. Голос был мелодичный, тихий, и сразу же стало понятно, что не будет спора.
Иуда как-то сник и отвернулся. Решение, навеянное Голосом, начало зреть в его голове.

***

- А как ты относишься к библейским мотивам?
Ванес почесал голову, задумавшись.
- Знаешь, я не могу сказать, что верю или не верю в то, что невозможно доказать. Одно я знаю точно, если Бог и существует, то это не тот бородатый мужик, которого мы можем видеть на иконах.
- Насколько я помню, согласно Библии, он создал человека по образу своему и подобию. Так почему бы и нет. К тому же, согласно Библии же, Бог мог принимать любой облик, например, Моисею он явился в виде горящего куста.
- Не напоминает ли тебе это мифы древних греков, где Зевс мог появляться в виде морской пены, золотого дождя или быка?
- Совершенно не напоминает. Боги Древней Греции обладали большинством человеческих пороков, разве что были наделены, помимо них, сверхспособностями и бессмертием. Те же самые амурные похождения Зевса, которые ты только что описывал, вряд ли несут черты высокой морали и нравственности.
- Знаешь, судя по тому, что ты сейчас описал, у меня в голове скорее возникают образы супергероев DC или Marvel, чем древнегреческие боги.
- Хм, а действительно. Кстати говоря, вполне вероятно, что так оно и есть. Просто у греков в то время не было комиксов, вот им и приходилось пересказывать друг другу легенды. Интересно, как бы выглядел Зевс в комиксах?
- Примерно так же, как Тор или Локи, только с молнией в руках, я предполагаю.
Процесс стрижки продвигался полным ходом. В зубах у Ванеса была сигарета, в одной из рук – машинка для стрижки волос, которой он орудовал на голове Антона, другая рука держала сковородку, на которой шипели куски курицы. При всем этом Ванес еще умудрялся и поддерживать беседу. Вылитый Цезарь, который умел, как известно, делать несколько дел одновременно. Впрочем, как казалось Антону, повторить такой трюк не взялся бы и римский император.
- И все-таки, как ты относишься к религии?
- Знаешь, я, конечно, не самый толерантный человек в этом городке, но скажу так: я терпимо могу относиться ко многим вещам, пока мне не начинают их навязывать. Приведу простой пример: если человек собирает с земли собачьи фекалии и ест их, это его личное дело (ну и его близких, конечно же). Но когда он начинает уверять окружающих, что это вкусно, уговаривать их попробовать и совать это в лицо, естественно, станешь относиться к нему с неприязнью. Я сейчас не хочу оскорблять людей религиозных, у меня в семье они тоже были, но приведенный мной пример распространяется на слишком активных агитаторов любой области, когда они начинают лезть в твою жизнь, говорить, что ты делаешь все неправильно и пытаться учить тебя жить. Активисты сетевого маркетинга, упертые приверженцы здорового образа жизни, женоненавистники, феминистки, фанатики, приверженцы альтернативных систем ценностей часто видятся нам в негативном свете не потому, что они плохие, а потому, что среди них наиболее ярко выделяются именно те самые пропагандисты, которые хотят навязать людям, как им надо жить, причем в заявлениях радикальной формы.
- Нет, это-то и без тебя понятно. Я немного к другому клоню. Стоит ли изучать религию саму по себе, к примеру?
- Об этом как-то не задумывался.
- А вот мне кажется, что религию изучать, как минимум, необходимо. Взять хотя бы культурологическую ценность: большая часть произведений искусства до середины двадцатого века базируется на религиозных сюжетах, и, по большей части, это как раз-таки библейские сюжеты. Вспомни тех же Рафаэля, Микеланджело, Да Винчи, сколько было нарисовано библейских сюжетов, от известного всем и каждого образа Мадонны с младенцем до Гефсиманского сада или явления Христа народу. Вспомни «Божественную комедию» Данте. Да что тут далеко ходить за примерами: возьми Томаса Манна, Леонида Андреева и Стругацких, и у всех у них найдется своя трактовка какого-либо библейского сюжета или отсылка к нему.
- Я прерву тебя на секунду, - Ванес оторвался от сковородки и протянул Антону зеркало.        – Ну, как тебе новый причесон?
- Ништяк, - одобрил Антон. – В самый раз, чтобы в нашей деревне по вечерам отхватывать.
Отсмеявшись, Ванес вернулся к беседе.
- Так вот, что касается вклада в культуру и искусство, та же самая Древняя Греция привнесла туда немногим меньше, а то и больше со своей мифологией. Как минимум, гуляя по Летнему саду ты вряд ли наткнешься на статую Иисуса, а вот на кого-то из греческого пантеона – в самый раз. Но, соглашусь, с точки зрения источника культурных ценностей библейские сюжеты – вещь важная. Да и с точки зрения, например, морали, в свое время она была более чем неплоха. Хотя, конечно, и сейчас некоторым людям нужно объяснять, что такое хорошо и что такое плохо. Но все-таки все уже сейчас ситуация не столь печальна, как тебе кажется?
- А что ты думаешь по поводу тех людей, которые приходят в церковь после какой-то личной драмы, которая вымотала их нервы до предельного состояния, и находят там успокоение?
- Ну, если человек не в состоянии перенести тяготы жизни самостоятельно, это не худший вариант.
Курица в очередной раз зашипела. Ванес одним движением сгреб прожаренные куски со сковородки на тарелки.
- Ты с майонезом будешь или так?
- А кетчупа у тебя там не завалялось? Если он есть, то могу сбацать отличный соус.

***

Тем временем на экране Бьорк в очках и замызганной кофточке в своем сне танцевала между заводскими станками. Сюжет еще не закрутился, но Ванес внимательно смотрел на экран. Некоторые фильмы имеют не самое интересное начало, во время которого вполне себе спокойно можно отвлечься на какие-то бытовые мелочи, а затягивать начинают только потом, по мере того, как закручивается сюжет. Какие-то фильмы приковывают к экрану своей динамикой, какие-то – качеством картинки, некоторые – оригинальностью задумки. Здесь же прорисовывалось сочетание красиво отснятых кадров, звукового оформления и актерской игры в сочетании с драматически развивающимся сюжетом. Антон присоединился к другу, прекратив хрустеть чипсами. Обычно он не имел привычки пересматривать фильмы, при повторном просмотре уже было не поймать те самые ощущения, которые сопровождают впервые увиденную картину. Здесь же, пересматривая этот фильм уже в третий раз, он не мог оторваться от экрана, где пела, танцевала и по ходу действия сюжетная петля удавкой закручивалась вокруг маленькой чешской эмигрантки, которую играла известная исландская певица.
Существует разница между одним и тем же фильмом, просмотренным в кинотеатре и дома, перед монитором компьютера или экраном телевизора. Второй способ, конечно, в разы проще и дешевле, даже не надо вставать с любимого кресла, но в то же время зачастую, осознанно или нет, мы не получаем той доли удовольствия, которая сопряжена для нас именно с темным кинозалом, большим экраном, слегка бьющей по ушам звуковой системе. Связано ли это с тем, что первые впечатления от кинотеатра мы получаем в детстве, когда кто-то из родителей решается сводить нас на мультфильм, который показывают пока что только там, и эти детские восторженные воспоминания закрепляются где-то на подсознательном уровне? Или, возможно, это ассоциируется с подростковыми походами в кино с компанией друзей, когда перед фильмом в игровой зоне часто режутся в аэрохоккей, а на следующий день делятся впечатлениями от фильма с одноклассниками? Антон не мог найти причину, но стремился создать дома максимально приближенные к кинотеатру условия. Полгода ему пришлось копить на проектор и аудиосистему, но, как ему казалось, результат того стоил.
На экране, тем временем, продолжала раскручиваться спираль фон Триеровского сюжета. В гуманитарных кругах часто спорили о его фильмах, скрытых в них подтекстах, зачастую переходя на повышенные тона. Впрочем, в большинстве сходились на гениальности режиссера. Антон познакомился с его творчеством на сходке одной из групп, в которой он состоял. В тот вечер по поводу «Меланхолии» сцепились один из самых активных членов группы, отвечающий за еженедельную музыкальную рубрику, с кем-то из администраторов. Да и университетский преподаватель философии внес свою лепту, посоветовав просмотреть этот фильм. Впрочем, иногда Антону казалось, что он понимает заложенные в картину идеи, иногда же они от него ускользали.
 А Бьорк все пела. Пела, когда ее уволили с работы, пела, когда ее оклеветали, когда вели на эшафот…
Дождь за окном почти прекратился. На грязных лужах от редких капель расходились широкие круги. Ванес оторвался от экрана.
- Слушай, конечно, я не фанат подобного жанра, но это было действительно сильно, - выдохнул он. – По крайне мере, мне нравится, как начинается вечер.
- Хотелось бы, чтобы не разочаровало и продолжение, - усмехнулся Антон.
В прихожей, натягивая на ноги кеды и выключая свет, Антон вспомнил, что не проверил, закрыты ли окна. Тут же чуть не рассмеялся над своей предосторожностью: вряд ли кто-то вздумает лезть в окно десятого этажа, а если дождь и оставит лужу на подоконнике, то уборка вряд ли займет больше минуты.
- Может, пройдемся до вокзала пешком? – спросил Ванес, накидывая на плечи модную кожаную куртку.
- Не вижу никаких причин отказаться, тем более что времени у нас еще вагон.
- Главное, чтобы этот вагон вместе со всей электричкой не уехал без нас.
- По крайней мере, мы встретились заранее. Вот если бы мы договорились встретиться за час до электрички, думаю, пока бы я ждал тебя, то успел бы не только пропустить электричку, но еще отморозить ноги, научиться говорить на сербском и прочитать первый том «Войны и мира».
- Ты меня недооцениваешь, думаю, ты бы не успел дочитать, как минимум, последние двадцать страниц.
- Эй, парень, охлади траханье!
Дорога до станции пролегала через кварталы коробочных девятиэтажек спального района, кое-где перемежающихся со сталинскими пятиэтажками, затем выходила на набережную реки, шла по скверу, мимо кирпичных стен гребной школы дореволюционной постройки, потемневших от времени. Она выходила на плотину, плелась мимо мемориала, мимо каменного забора завода, раскинувшегося на многие километры, большинство цехов которого уже долгое время пустовали. Наконец, выходя через улицу с трехэтажными домами, покрашенными желтой краской, Антон с Ванесом дошли до вокзальной площади, в центре которой высился памятник Ленину, протянувший руку куда-то в сторону железнодорожных касс.
- Может, купим минералки в дорогу? – предложил Ванес, подходя к одиноко стоящему около платформы ларьку.
- Можно, да и сигареты заканчиваются, - ответил Антон, нащупывая в кармане мелочь.
Звякнул колокольчик над входом. Почти все пространство магазинчика занимали прилавки с полуфабрикатами, сладостями, лимонадом, пирожками, жевательными резинками, носками, консервами и прочими вещами, которые быстро раскупаются перед поездкой.
- О, смотри, тут продают песочные кольца! – Ванес склонился над прилавком. – Я в детстве их очень любил. Может, возьмем парочку?
- А давай. Кстати да, еще помню из детства арахис в сахаре, тоже очень любил.
Продавщица смотрела на двоих посетителей равнодушным взглядом.
В детстве Антону не так часто доводилось полакомиться чем-то сладким. После кризиса девяносто восьмого, когда большая часть семейных сбережений канула вникуда, денег едва хватало на еду. Работавший в горячем цехе дедушка получал немногим больше тысячи рублей, бабушкина пенсия была и того меньше. Мама Антона работала воспитательницей в детском садике, зарплату ей часто задерживали, но спасали положение продукты, остававшиеся после завтраков и обедов дошкольников. Антон помнил, как, приходя домой, она выкладывала из сумочки испеченный с утра батон, который уже успевал к тому времени остыть, но запах выпечки еще сохранялся и разносился по комнате. Часто вместе с ним из сумочки выкладывались различные крупы. Помогало еще и то, что с огорода на дачном участке удавалось снимать неплохой урожай овощей и яблок. Но на какие-то излишества денег не хватало, поэтому к чаю Антону обычно давали кусок белого хлеба, намазанный сливочным маслом и посыпанный сверху сахаром или намазанный яблочным или сливовым вареньем. Но если все-таки удавалось купить пачку печенья, конфет «Старт» с нарисованными на них схематичными фигурками спортсменов, а иногда и коробочку арахиса в сахаре, Антон был попросту счастлив.
Закинув в карман сдачу, Антон вышел из ларька. Дождь прекратился окончательно. Ванес уже откусил часть от своего лакомства и пытался говорить с набитым ртом. Антон слушал его вполуха, минуя турникеты станции. Издалека уже был слышен гудок электрички, предупреждавший людей, перебегающих в спешке через рельсы и взбирающихся на платформу через невысокое ограждение.
Сидя у окна электрички и глядя на мелькающие чахлые деревца, стены заводов, деревенские домики. Антону внезапно вспомнился отрывок из давно забытых стихов:
…Вдоль железной резьбы
По железной резьбе
Мы поедем на А и на Б.
- Кстати, - сказал он, повернувшись к Ванесу,- насколько я помню, в последний раз мы ели песочные кольца в компании Олега. Не в курсе, как он там?

***

На двери репетиционной точки висела табличка, гласящая «The Young Hunters Club». Когда Антон, увидев ее впервые, спросил, почему именно такое название, Олег ответил: «Да черт его знает, кто он такой, этот Янг Хантерс». На следующей репетиции на табличке, чуть ниже названия, уже было подписано: «и черт знает, кто такой Янг Хантерс».
Сейчас они сидели в старых узких креслах, между которыми стоял столик с пепельницей. Кресел было два, поэтому кому-то одному приходилось сидеть на подлокотнике. В этот раз на подлокотнике сидел Антон. Ванес вальяжно откинулся на спинку, пуская в потолок сиреневые клубы дыма.
- Поскольку ты сидишь на подлокотнике, сегодня ты – моя шлюшка,- сказал он Антону.
- Иди сюда, мой сладенький, - Антон сложил губы в трубочку и повернулся к Ванесу.
Отсмеявшись и затушив сигареты, компания вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Помещение было с невысокими (чуть больше двух метров) потолками, пол был покрыт ковролином. Вдоль стен располагались несколько гитарных кабинетов, к которым уже были подключены инструменты. В углу стояла ударная установка, райд которой уже треснул и не мог выдавать нужный акцент, так что приходилось справляться без него. Антон накинул на себя ремень от баса, рядом с ним Ванес подстраивал гитару, выкрутив громкость почти на минимум. Глухо отозвалась бочка, на педаль которой нажал Олег.
- Ну что, начнем с «Rising Sun»? – Ванес придвинул к себе микрофон. – Тош, тогда ты начинаешь, на четыре вступает Олег, на восемь вступаю я.
- Готовы? – Олег скрестил палочки. – Раз, два, три, четыре, поехали!
Помещение заполнил низкий, гудящий звук бас-гитары. Мелодия была несложная, но в силу того, что с басом Антон был знаком не так давно, а Олег впервые сел за установку три репетиции назад, до этого экспериментируя с гитарой, сыгранность оставляла желать много лучшего. После четвертого такта вступил Олег, знаменуя свою партию в куплете чередованием бочки и перебегающим звуком томов. С восьмого такта в дело вступил Ванес, который неспешно переставлял пальцы на ладах и пел в микрофон.

Rising sun
Sets machinery in motion
And we jump in burning ocean
The death is the cause of delight.
Ways on the sky
The admission is your death
And you should spend a health
When your soul'll be confined.

Из всех придуманных ими песен эта была наиболее мощной. Она сочетала в себе мрачный однообразный бас, переменчивый ритм ударных, от меланхоличного в куплетах с переходом на остервенело-быстрый в припеве, не слишком быструю и в то же время резкую гитарную партию и низкий голос Ванеса, идеально ложившийся на композицию.
- Что-то я вспотел, - Ванес скинул футболку.
- Конкурс мокрых маек, да, черт возьми! – Антон вытер пот подолом своей клетчатой рубашки с коротким рукавом.
- Можно устроить конкурс стриптиза: кто-то из нас играет, остальные по очереди раздеваются на бис, потом меняемся, – подал идею Олег.
- Звучит заманчиво, но давайте сперва попробуем сыграть «I’m not afraid», в прошлый раз вышла слишком откровенная лажа, - Ванес уже придвинулся к микрофонной стойке. – Олеш, давай, два такта Антон, потом вступаешь ты, не забудь.
Пальцы гудели, но пока еще слушались. Антон изо всех сил старался удерживать темп, но все-таки сбился.
- Тош, сильно устал?
- Не то чтобы, но маленький перерыв бы сейчас не помешал.
- Хорошо, пусть будет перекур.
На этот раз кресла заняли Антон и Олег, Ванес расположился на подлокотнике у последнего. Олег выпустил колечко дыма:
- Когда мы отточим наш репертуар и придумаем еще парочку новых песен, отошлем наши записи прямиком в Universal. Через неделю нам позвонят и предложат заключить контракт на семь альбомов и концертный тур по Европе и США. Будем ездить по миру, нюхать кокс и снимать шлюх. Правда, со всем этим не останется времени на универ и его придется забросить, но, насколько помню, почти ни у кого из рок-звезд не было университетского образования, - закончил он свою мысль.
Вернувшись в зал и накинув на себя гитарный ремень, Ванес предложил:
- Давайте отвлечемся и устроим «минутку хардкора».
«Минутка хардкора» уже стала у них своеобразной традицией. Заключалась она в том, что друзья пытались пародировать знакомые начинающие (и не очень) группы, в соответствии со своим чувством юмора переиначивая их стиль и тексты. Вот и в этот раз Ванес начал с того, что зашелся в микрофон пигсквигом, от которого чуть ли не закладывало уши. Антон быстро перебирал нули и единицы, в то время как основная нагрузка выпадала на Олега, с которой он, к чести, почти справлялся – отличный результат для человека, который первый раз взял в руки барабанные палочки месяц назад.
- Может, поимпровизируем немного? – предложил Антон.
- Пойдет. С кого начинаем? – Ванес поправил ремень.
- Давай в этот раз с ударных.
- Пойдет. Олег, жги напалмом!
- Так точно, капитан!
Олег прошелся по тарелкам, потом начал подбирать ритм, по ходу дела добавляя удар по крэшу или заменяя одинарный удар на двойной, через несколько тактов крикнул: «Включайтесь!» Антон начал подбирать под ритм вариации баса, в то время как Ванес в очередной раз щелкал переключателем, пытаясь понять, какой звук будет более интересным  в данном случае. Наконец, Антон уловил, что начинает подбираться то, из чего можно будет сделать неплохую композицию и крикнул Ванесу «Врубай шарманку!»
Дверь приоткрылась.
- Ребята, у вас полчаса осталось.
- Помним, успеем свернуться, - ответил за всех Ванес.
- Ну что, может еще раз попробуем сыграть «I’m not afraid»? – повернулся он к остальным.
- Окей. Антош, на счет четыре, - Олег стукнул друг об друга палочками.

***

- …Вот так и провели тогда пару дней, после того, как он из армии вернулся.
Ванес закончил рассказывать. Антон вспомнил, что он не видел Олега с последней репетиции группы, еще до того, как ударник-самоучка ушел в армию, завалив два экзамена на сессии. В тот день Антон как-то слишком часто выбивался из ритма, поэтому одну и ту же композицию приходилось начинать заново по нескольку раз. Потом, закинув инструменты к Ванесу, они взяли в супермаркете бутылку дешевого рома и пошли по проваливающемуся снегу в поле за городской чертой. Ботинки проваливались и зачерпывали белую массу, превращавшуюся в воду, ныли ноги, но никто не обращал на это внимание. Потом они жгли костер около речки. Ром напоминал о солнечной Кубе разве что причудливой этикеткой. Успев изрядно замерзнуть, потопали обратно, оставляя за собой траншеи следов. Сидели и грелись в подъезде, машинально чиркая зажигалкой и размышляя о жизни. Остатки бормотухи на дне бутылки плохо поджигались. После того, как Олег уехал, им с Ванесом так и не удалось найти ударника, исповедовавшего ту же музыкальную философию. Всего лишь еще одна группа, прекратившая свое существование, так и не записав ни одного альбома.
Кто знает, что бы случилось, если бы Олег все-таки смог закрыть ту сессию. Но, как известно, реальность не разыгрывает трагедий, а глушит человека по голове обухом прозы быта. Она не похожа на палача, картинно стоящего на эшафоте и готового привести в действие механизм гильотины или опирающегося на топор. Скорее, реальность напоминает уставшего контролера в вагоне электрички в сопровождении двух охранников; если нет билета и денег – прошу на выход.
Электричка медленно причаливала к перрону вокзала. Сквозь окна пробивался «Гимн Великому городу» Глиэра, это означало, что через минуту с пятой платформы устремится в сторону столицы обтекаемое тело «Сапсана». Часы на башне пробили семь вечера, до концерта оставался еще час.
- Может, по пиву? – предложил Антон.
Они стояли в углу обширной пешеходной зоны около входа в метро и потягивали из бутылок терпкую «Балтику тройку». До клуба можно было дойти минут за десять, судя по карте. Впрочем, думал Антон, начало задержится на полчаса, а то и час, вполне обычное дело для любого мероприятия такого рода.
- Давай поприкалываемся над прохожими? – предложил Ванес.
- Как, например?
- Ну, есть много способов… Сейчас мне пришла в голову идея, что можно изображать двух иностранцев, которые ищут что-то в центре.
- Идея неплоха. Заодно вспомню хоть что-то из своего курса английского. Кстати, смотри, подходящая жертва.
- Идем.
- Excuse me, can you tell us, where the “Dusche” club is? – Антон отчаянно коверкал свой английский, изо всех сил пытаясь войти в образ, но, по-видимому, кроме Ванеса, оценить это было некому. Антон представил, как нелепо он смотрится в своей потертой куртке с бутылкой дешевого пива, задавая вопросы на ломанном английском.
- Извините, я не понимаю по-английски.
- Excuse me, can you tell us, where the “Dusche” club is? We’re going to the concert and we know it’s somewhere around here…
- Sorry, I don’t know.
- Excuse me, can you tell us, where the “Dusche” club is?
- Насть, вспоминай, ты же знаешь что-то по-английски? А, да, как же его… Hello! – компания девочек-подростков переливисто засмеялась, быстро улетучившись куда-то в сторону торгового центра, находящегося в другом конце площади.
- Excuse me, can you tell us, where the “Dusche” club is?
- Паш, смотри, иностранцы!
- Excuse me, can you tell us, where the “Dusche” club is?
- You should go straight ahead and then turn left to the second yard.
- Thank you very much.
Друзья шли вниз по Лиговскому.
- Неплохо развлеклись, Вань.
- А то.
Свернув во дворы и проплутав некоторое время между приземистых построек из потемневшего от времени кирпича, они увидели вывеску и несколько групп стоящих неподалеку от входа людей. Потягивающие дешевый джин студенты, компания хипстеров под тридцать, восторженные школьники, со стороны которых периодически доносились громкие возгласы. Типичная картина для подобных мероприятий.
Татуированный гардеробщик выдавал номерки со скоростью автомата, штампующего заготовки для деталей. Слева располагалась длинная барная стойка, к которой уже выстроилась небольшая очередь. Основная масса слушателей еще не подтянулась, так что около сцены было почти пусто, в основном присутствующие сидели на маленьких диванчиках по углам и вдоль противоположной от барной стойки стены. Привыкнув к приглушенному освещению, Антон взял в баре два стакана «Лонг-Айленда», один из которых тут же протянул Ванесу. Они поднялись на маленький балкончик, оглядывая сверху помещение.
- Я тут слышал, они еще и книги с собой привезли, - сказал Ванес. – Может, купим хотя бы одну на двоих?
- Хранить будем неделю у тебя, неделю у меня? – рассмеялся Антон.
- Сперва прочитаем по очереди, а там уже разберемся.
Из гримерки вышел один из вокалистов, подошел к барной стойке, взял кружку с кофе и проследовал обратно. В это же время из подсобки другой участник группы выволакивал картонную коробку, из-под открытой крышки виднелись мягкие обложки белого цвета. Ванес поднялся с места, Антон последовал за ним. К столику с книгами тут же образовалась очередь. Пока Антон нащупывал кармане помятые купюры, Ванес о чем-то болтал со вторым вокалистом, пристроившимся тут же, скромно подписывающим обложки книг.
- Подпиши нам «Антону и Ванесу, ***ть вас в сраку», - сказал Ванес, когда Антон, наконец, вытащил деньги. Вокалист взял ручку, размашисто выведя на форзаце надпись.
- Возможно, лет через пятьдесят-сто эта книга с автографом автора будет стоить целое состояние, - разглагольствовал Ванес, когда они отошли от столика.
- По крайней мере, оригинальность подписи дорогого стоит, - ухмыльнулся Антон.
- У меня в свое время была куча автографов Шевчука, представь себе. Сестра в то время вращалась в околомузыкальных кругах и много что интересного приносила домой.
Зал потихоньку заполнялся. На сцене стоял «Макбук» с небольшой царапиной на задней крышке. Провод тянулся к проектору, висящему над подмостками. Картинка проецировалась на экран в глубине сцены. Один из вокалистов поднялся на сцену, начал проверять микрофон. Неторопливо выползали из гримерки остальные музыканты. Пространство перед сценой потихоньку заполнялось людьми, ожидающими начало концерта. Друзья протолкались поближе к сцене. Клавишник тем временем сосредоточенно возился с синтезатором, басист слегка подтягивал четвертую струну. Гитарист уже закончил свои приготовления и сидел на стуле в дальнем углу сцены. Один из вокалистов достал носовой платок из кармана толстовки и громко высморкался. Второй к этому времени уже успел свернуть стенд с книгами, запрыгнул на сцену и повернулся к аудитории. Гул в помещении начал потихоньку стихать. Над головами толпы появились  вытянутые вверх руки с фотоаппаратами, видеокамерами и телефонами.
- Добрый вечер всем, спасибо, что пришли на наш концерт. К сожалению, Дима немного простыл, поэтому мы будем делать небольшие перерывы во время выступления…
Антон слушал вступительную речь музыканта, одновременно ловя ощущение какого-то смутного дежавю. Ванес с третьей попытки наконец смог запихнуть книгу в концертную сумку и теперь стоял, внимательно глядя на сцену.
- Как думаешь, исполнят что-нибудь из нового альбома?
- … И знаете, сегодня мы решили устроить вечер старых добрых композиций из наших первых альбомов, поскольку в последнее время вживую мы их как-то почти не исполняли. Нам с Димой казалось, что это уже отработанный материал, который можно свернуть в трубочку, запихнуть в одно место и прокрутить. Но недавно вернулись к нескольким композициям, переслушали, и их звучание приобрело для нас немного новый смысл. А если будет достаточно времени, захватим и немного материала из последнего альбома. Ну что, поехали?
Зазвучала гитара, бас, неспешный ритм ударных. Пока фронтмены по очереди зачитывали куплеты в микрофон, Антон поймал себя на том, что следит за пальцами басиста. Когда начинаешь заниматься музыкой, на бытовом уровне это выражается в том, что вместо того, чтобы самозабвенно отдаваться ритму, начинаешь выделять для себя на слух партии инструментов, прикидывать, сколько раз кто-то из них взял не ту ноту, следить за пальцами, чтобы перехватить особенно удачную звуковую комбинацию или сыграть саму композицию на следующей репетиции. Вместо того чтобы с подростковым восторгом лезть в давку перед сценой, берешь в баре стакан и стоишь где-нибудь в сторонке, покачиваешь головой в такт или притопываешь ногой.
В перерыве между композициями один из вокалистов подошел к барной стойке и попросил чай с лимоном и коньяком. Было слышно, что его голос слегка простужен. Антон порылся в кармане, достал оттуда флакон с каплями для носа, подошел к музыканту и протянул ему флакон.
- Держи, может, поможет хотя бы на время выступления.
- Спасибо, мэн.
Фронтмен  открыл флакон и запрокинул голову, закапывая раствор. Потом звонко чихнул, отдал флакон Антону и выбрался на сцену.
- Следующая песня называется…
Ближе к одиннадцати была исполнена последняя композиция. Антон уже собирался к выходу, когда Ванес, потянув его за руку, увлек в сторону гримерки. Друзья проскользнули через фанерную дверь.
В центре помещения за небольшим столом в самом разгаре был спор. На столе стояла открытая бутылка «Зеленой марки». Ванес увлек Антона к диванчику, стоящему в углу закулисной комнаты. Приземлившись на мягкую кожаную обивку рядом с парнем в темной толстовке, со взъерошенными волосами и в круглых очках, Антон огляделся. Вот они, участники группы, кто-то запаковывает инструменты, первый вокалист за столом спорит с каким-то бородатым парнем о пост-модернизме. Ванес уже находится около стола и беседует о чем-то с девушкой фронтмена. Один из участников группы расположился на таком же диване в противоположном конце гримерки, охмуряет очередную фанатку.
- Будешь кофе? – сосед протянул Антону горячую чашку. Отпив несколько глотков, Антон осознал, что в кофе подмешан не то коньяк, не то ром. Неплохо, хотя бы удастся немного согреться. Завязав диалог с сидящим рядом парнем, Антон прислушивался в то же время к диалогу, происходящему за столом. Парень с бородой уже перешел к критике последнего фильма фон Триера, а вокалист грозился за такое понимание вырвать бороду. По комнате пошли пластиковые стаканчики с водкой, пили за успех новой книги, за пост-модернизм и за что-то еще, потонувшее в гуле сливавшихся голосов. Антон уже начинал клевать носом.

***

- Не спи, а то все на свете проспишь! – Ванес ущипнул Антона за нос. Клуб уже закрывался, музыканты убирали остатки посиделок в мусорные пакеты и выносили инструменты. В зале было пусто, бармен уже закончил свою работу, запрыгнул на свой BMX, сделал круг по залу и выехал через главный вход. Ванес протянул Антону куртку.
- Холодновато стало, - поежился Антон на улице. – Кстати да, успеем на последнюю электричку? Или пешком по шпалам топать придется?
- Можно заночевать у кого-нибудь из моих знакомых, но меня дома в холодильнике ждут остатки салата «Цезарь», что более заманчиво, - Ванес сглотнул слюну. – Времени у нас достаточно, еще полчаса есть точно. Кстати да, слышал хоть что-нибудь из того, насчет чего они спорили?
- Что-то насчет концепций фон Триера. Честно говоря, сложно разобрать, когда у тебя над ухом параллельно какой-то художник рассуждает о тридцати пяти способах снятия похмелья наркотиками, – Антон зевнул. – Насколько я понял, обсуждали именно то, что представляет собой «Меланхолия», как это согласуется с Достоевским и Ницше. Собственно говоря, можно препарировать эту идею в бесконечном числе ракурсов, можно говорить даже о том, что вторая часть является отражением первой. Кстати говоря, не думал о том, что было бы, если половинки фильма поменять местами? В этом случае, конечно же, не все бы выглядело настолько сбалансированно, но именно эта концепция для меня была бы более интересной для обсуждения. Приближение планеты Меланхолия (к примеру, обыграть это, как предсвадебный сон) и во второй части – взрыв, бегство от той самой меланхолии, психологическая игра. Вот это я бы назвал достойным обсуждения.
- Видимо, ты действительно не расслышал некоторые мысли, попадались довольно интересные. Особенно тех, которые касаются психологических мотивов, подсознания и бегства от реальности. Но то, что предложил ты, возможно, подлило бы еще масла в огонь, хотя мне, например, такая идея в голову бы не пришла. Слышал же, что спор иногда переходил на повышенные  тона?
- Мне кажется, это бы услышал и глухой. Особенно тот момент, когда этому парню, сидевшему напротив Димы, кто-то грозился вырвать бороду.
- Думаю, за мысль, которую ты сейчас озвучил, в первую очередь бороду бы вырвали тебе, даже не посмотрев, что ее нет. Но и в самом споре было несколько пассажей не хуже. Часть из них я, к сожалению, пропустил, когда болтал с Диминой девушкой. Кстати говоря, разведал у нее один интересный рецепт и получил обещание бесплатного входа на следующий концерт.
- Где-то у меня в кармане валялась медаль «Мистер коммуникабельность», теперь я знаю, кому ее можно вручить.
- Хехей, наконец-то хоть кто-то оценил меня по заслугам! – Ванес исполнил какое-то подобие пируэта, поморщился, видимо не слишком удачно наступив на опорную ногу и продолжил:
- На самом деле, общение – вещь совершенно не сложная. Помнишь же, как я учил тебя продавать ручку, зонтик и все в этом духе? Тут все практически то же самое, только тебе не надо ничего продавать. Просто получай удовольствие.
- Наверное, меня все-таки в какой-то степени беспокоит впечатление, которое я произведу на собеседника, отсюда и появляется скованность, - Антон пнул оказавшийся под ногой камешек на проезжую часть.
- Вот это тебя как раз и не должно беспокоить в первую очередь. Мы, к счастью, не во французском салоне девятнадцатого века, где всем правит фальшивая любезность, а неосторожно высказанное мнение может послужить поводом для многочисленных сплетен. Ты же не пряник, чтобы всем нравиться.
- Кстати говоря, не знаешь, откуда пошла эта поговорка? Я все хотел узнать, но как-то забывал посмотреть.
- Этого я сказать не могу. Но был у меня маленький случай, как раз связанный с пряниками. Когда я ездил навещать Олега в часть, мы достаточно долго с ним болтали. Собственно, я привез ему несколько пачек сигарет, продуктов и среди всего прочего – пакетик с пряниками. Не поверишь, но самое большое «спасибо» я получил именно за него. В армии же практически не выдают сладкого, а периодически очень хочется. Единственное исключение – по выходным в их части в паек входили пряники. И их всегда ждали с большим нетерпением.
- Я тут подумал, что раз уж я немного замерз, может, еще по пиву? – Антон вопросительно посмотрел на друга. – Тем более, я вижу вывеску круглосуточного магазинчика через дорогу.
- Можно. Побежим?
- Скорее, поползем. Но так уж и быть, попытаюсь ускориться.
Вдалеке слышался гул моторов. «Гонщики» – фыркнул Антон себе под нос, переходя проспект. Успевшие замерзнуть ноги почти не сгибались. Неожиданно Антон ощутил, что что-то темное преследует его, тянет  с той стороны улицы свои длинные лапы. Только не очередной приступ. Тем не менее, это, скорее всего, он. Зрение начинало плыть. Пульс учащенный. Потянувшись в карман за таблетками, Антон  почувствовал, что теряет равновесие. Машинально выставив перед собой руки, он сумел избежать соприкосновения носа с асфальтом. Послышался легкий хруст, резко заболело левое предплечье. На тротуаре в трех метрах стоял Ванес.
- Оу, ты в порядке там?
- Вроде жив, - Антон сел, снимая опору с рук. – А вот насчет левой руки сказать не могу. Надеюсь, не перелом.
Резюмируя свои ощущения, Антон понял, что физическая боль, скорее всего, прекратила приступ. По крайней мере, одной проблемой меньше. Правда, подобная замена тоже не слишком радует. Погрузившись в себя на несколько секунд во время ревизии состояния организма, Антон не сразу понял, что вблизи слышен рев мотора.
- Тош, берегись!
Антон обернулся, успев увидеть слепящий свет фар. Понимая, что уже вряд ли успеет вскочить, он перевернулся на бок, пытаясь откатиться в сторону, но было уже поздно. Как будто в замедленной съемке Антон наблюдал за тем, как его сбивает спортивный автомобиль, несущийся со скоростью явно за сто двадцать. За шумом мотора не было слышно самого удара. Неестественно вывернулась левая нога подброшенного в воздух тела. Нахлынувшая волна боли погребла под собой Антона.

***

Не было никакого тоннеля со светом в конце. Краешком сознания Антон вспомнил: этот эффект чаще всего объясняют тем, что в результате остановки сердца в кровь престает поступать кислород и возникает избыток диоксида углерода, следствием чего являются ложные зрительные сигналы. Впрочем, через несколько мгновений это перестало иметь значение для него.
Антон сидел в пустом салоне автобуса, едущего по трассе вдоль раскинувшегося по сторонам зеленого поля. Ярко светило солнце. Вдали виднелся лес, дорогу пересекала линия электропередач. Золотистые колосья покачивались на ветру, образуя волны. Впереди был бесконечный выходной. Не хотелось думать совершенно ни о чем. Свет солнца проникал сквозь прикрытые веки. Автобус ехал, поднимая после себя облако пыли с грунтовой дороги.
На пути замаячила река, рассекающая золотистую гладь поля на две части. Пересекая водную гладь по мосту Антону вдруг стало интересно, что бы было, стань он золотой рыбкой. Практически тут же он почувствовал вокруг холод, обострилось зрение. Антон оказался в воде и с удивлением обнаружил, что ему не нужно выныривать на поверхность, чтобы вдохнуть кислород. Попытавшись поднести руку к лицу, он понял, что не может этого сделать. Подплыв к куску какого-то предмета с зеркальной поверхностью на дне реки, уже наполовину занесенного песком, он обнаружил в отражении рыбку красноватого цвета. Метаморфоза вызвала кратковременное удивление, тенью мелькнувшее в голове. «Видимо, в этой ипостаси мало что удерживается в голове» - лениво подумал Антон. Мысль тут же улетела наверх маленькими пузырьками. А дальше рыбка просто резвилась в толще воды, периодически наблюдала за бликами, отражениями, пятнами света, игрой теней, постепенно утрачивая память о том, кто она и откуда.
Идиллия была грубым образом прервана свалившейся из ниоткуда темнотой. Возмущенно взмахнув хвостом, Антон уткнулся в стенку. Через несколько секунд появился маленький просвет, но дотянуться дотуда не представлялось возможным. Спустя некоторое время зрение адаптировалось к темноте, глаза смогли разглядеть стенки непонятной емкости. Неожиданно появилась качка, из-за нее рыбка ударилась о стену головой несколько раз. И опять же удалось приспособиться, раскачиваясь против такта волн, что отнимало много сил. Появился небольшой голод. Спустя вечность, когда силы уже постепенно начали иссякать, тряска закончилась так же внезапно, как и началась. Антон плеснул хвостом по воде. Сверху внезапно ударил свет, похоже на то, что кто-то снял крышку с сосуда. Над водой наклонилось лицо.
- Эх, видимо, так и не удастся нормально попить чай! – резюмировал голос. – Когда это все, черт возьми, закончится!
- Ты же знаешь, который сейчас час, - ответил второй голос.
 - Эй, а меня выпустить? – подал голос Антон, попутно удивившись тому, что рыбы, оказывается, умеют говорить.
- Шляпник, ты напортачил, ты и отвечаешь за гостя.
Сверху протянулась чья-то рука с короткими пальцами и выудила Антона из комфортной среды. Впрочем, оказавшись в воздухе, он понял, что отлично может дышать и здесь. Емкость, в которую Антон внезапно попал, при рассмотрении сверху оказалась пузатым медным чайником. Да и в целом место действия заслуживало внимания: стоящий посреди поля стол, накрытый для чаепития. На скатерти стояло несколько блюдец с печеньем и три больших фарфоровых кружки. Рядом со столом стояли часы, короткая стрелка которых намертво стояла на цифре пять, а длинная – на двенадцати. Не менее колоритными были и сами участники спонтанного пикника: большой заяц в очках и клетчатой юбке, явно чем-то недовольный. С другой стороны стола на стуле сидел коротышка в высоком цилиндре и нелепом фиолетовом фраке с блуждающей  улыбкой на лице. В сахарнице спала мышь в маленьком фартуке, вырезанном, судя по всему, из сигаретной пачки.
  - Куда я. собственно говоря, попал? – Антон дернул хвостом.
- Правильнее спрашивать не «куда», а «когда», – скороговоркой ответил заяц, лапой поправивший очки на переносице. – А попал ты как раз к вечернему чаепитию.
- Да, это ты вовремя, - подхватил человек в шляпе. – Точнее, во ВРЕМЯ, которого, как видишь, хоть чашками пей, хоть зефиром заедай.
- Ну что ж, если у вас есть минутка, объясните мне хотя бы, что здесь происходит.
- Минутка? – человек в шляпе демонстративно обшарил один из карманов, потом второй, повернулся к зайцу. – А у тебя не завалялось случайно?
- Сейчас поищу. Ой, точно, совершенно забыл, что у меня нет карманов. Может, поискать на столе? – ушастый начал какую-то возню среди горки грязных блюдец, ворча что-то себе под нос.
- Соня, у тебя нет минутки случайно? – коротышка обратился к мыши.
- Не видите, я сплю, - жалобно пробормотала мышь, перевернувшись на другой бок.
- Тут хоть кто-нибудь может ответить на один простой вопрос? – Антон пошевелил плавниками.
- На простой – можем. Проблема в том, что ни один из вопросов, который ты задал до сих пор, не был простым, - развел руками человек в цилиндре.
- Хорошо, тогда хотя бы объясните, что здесь происходит.
- Чаепитие, - хором откликнулась странная троица.
- И больше ничего?
- Пока стрелки часов замерли на пяти, мы ничего не можем поделать, только сидеть здесь, пить чай и рассказывать друг другу истории, - коротышка ущипнул себя за ухо. – Кстати да, Март, помнишь моего троюродного дядю, который не любил пить чай? Я всегда знал, что он плохо кончит.
- И что же с ним произошло? – поинтересовался заяц.
- Переехал во Францию! – человек в шляпе затрясся от приступа хохота, заяц скатился под стол, но быстро вспрыгнул обратно. Мышь продолжала спать, при этом издавая бульканье, немного похожее на смех человека, который поперхнулся куском вафли.
- И что, вы все время вот так вот сидите, пьете чай и травите свои истории? – Антон еще раз дернул хвостом.
- Не надо напоминать нам про ВРЕМЯ, - поморщился коротышка. – У нас здесь его попросту нет. Поскольку часы остановились, времени для нас здесь как бы и не существует.
- А вы не пробовали их завести?
- Пробовали, но все без толку. То же самое, что пытаться собрать вдвоем Шалтая-Болтая, в то время как с этим не может справиться вся королевская конница со всей королевской ратью впридачу, - отмахнулся заяц.
- Но ведь есть какой-то выход отсюда? – Антон вращал зрачками, лежа на столе.
- Выход-то есть, но не попьешь ли сперва с нами чайку? – человек в цилиндре вопросительно повел бровью. Его улыбка при этом уползла куда-то в район подбородка.
- Как рыба может пить чай? – Антон шевельнул плавником.
- Хм, действительно, - коротышка задумался. – Только потом не жалуйся.
Из кармана фрака появились красная и синяя конфеты.
- Выбирай одну из двух.
- И что значит каждая из них?
- Не имею ни малейшего понятия, – человек в цилиндре пожал плечами. Улыбка тем временем перебежала куда-то в область лба. Антону на мгновение захотелось зажмуриться от всех этих метаморфоз. – Единственное, что можно сказать наверняка, что каждая из них куда-то ВЕДЕТ, может быть, за руку, а может быть и на поводке. Но тебе не все ли равно?
- Вообще-то все равно. Давайте красную.
Антон проглотил конфету и тут же ощутил нехватку воздуха. Становилось жарко, предметы окружающего мира начали медленно оплавляться и течь. Первыми стекли под стол от невыносимый жары участники чаепития, затем с громким звоном потянула за собой блюдца и чашки скатерть. Упали на стол и начали растекаться часы…

***

- Хватит залипать, ценитель искусства!
Антон обнаружил себя сидящим в гримерке. Видимо, он успел заснуть, и сон, черт возьми, был более чем реалистичным. Проморгавшись, он понял, что напротив него, на стене, висит репродукция «Постоянства памяти» Сальвадора Дали. Возможно, именно этот ассоциативный образ всплыл у него во сне. Кстати говоря, о часах.
- Слушай, Ванес, сколько времени сейчас? Не опоздали еще на последнюю электричку? Или все-таки придется топать пешком по шпалам?
- Я как раз хотел предложить свалить отсюда, почти все остальные уже разошлись.
Клуб закрывался, музыканты убирали остатки посиделок в мусорные пакеты и выносили инструменты. В зале было пусто, бармен уже закончил свою работу, запрыгнул на свой BMX, сделал круг по залу и выехал через главный вход. Ванес протянул Антону куртку. На улице Антон поймал ощущение дежавю, и его передернуло.
- Замерз? – Ванес на ходу выписывал ногами какие-то замысловатые кренделя.
- Есть немного, - Антон застегнул верхнюю пуговицу куртки. – Но это так, житейские мелочи. Кстати говоря, я тут видел сон, и мне он не слишком понравился. Но я хочу его записать.
- Новый рассказ? – Ванес исполнил какое-то подобие пируэта, поморщился, видимо не слишком удачно наступив на опорную ногу и продолжил:
- А как же незаконченный предыдущий?
- Успеется, - Антон перепрыгнул бордюр. – На самом деле, у меня возникает ощущение, что до этого момента я жил какой-то неполной жизнью, как в дурном сне, а сейчас вдруг меня разбудили. Вполне неплохой повод начать новую жизнь, новый рассказ, новую рабочую неделю.
- Но для нашего-то времяпрепровождения в этой новой жизни найдется место?
- Еще спрашиваешь!