ещё раз о Даванском перевале

ЕЩЁ РАЗ О ДАВАНСКОМ ПЕРЕВАЛЕ


Яркая, огромная вечерняя заря полыхает по всему горизонту. Она появилась из – за гор и осветила всю тайгу, крутые горные скалы и пики, белеющие снегом. Она осветила и железную дорогу, проложенную людьми между гор, по которой, карабкаясь вверх, по подъёму шёл поезд с тепловозом во главе, изрыгающим с грохочущего дизеля клубы грязного дыма.
Вот такая была гармония природы и человеческой цивилизации.
Тяжело нам было водить поезда по Даванскому перевалу: крутые, 40-ка тысячные подъёмы и спуски. Извивающаяся лента железной дороги вьётся между гор, забираясь всё выше и выше. И вот уже снежные тучи висят над нашими головами, над нашими тепловозами и мы, кажется, задеваем их своими шапками. Дизеля ревут на полную мощность, колёса тепловозные скрежещут по рельсам на крутых поворотах. И немного становится страшновато, особенно когда проезжаешь по временному деревянному мосту, перекинутому через пропасть, по дну которой, далеко внизу, бежит по острым камням быстрая речушка. И торчащие острые верхушки деревьев, что растут по берегам этой речушке, кажется, все направлены в твою сторону.
 Особенно трудно было водить поезда по перевалу зимой, когда засыпало глубоким снегом всю железную дорогу и окрестную тайгу. Снегоочистительной техники не хватало, а то и вовсе её не было, и мы никак не могли пробиться через эту массу снега. Тепловозы наши упирались изо всех своих сил в эту снежную стену и, в конце – концов, останавливались, не в силах преодолеть эту массу. И мы скатывались с перевала назад на станцию Кунерма, откуда и начинали свой разбег. Но когда не было снегопадов, то стояли жуткие морозы, доходившие иногда аж до -57 градусов! В такие морозы испарялся сухой снег. Стояла гулкая и страшная тишина. И только из тайги слышался сплошной треск. Это лопались от мороза стволы деревьев. В посёлке стоял густой морозный туман. Но люди, к тому – же ещё, в такой мороз старались не глушить дизеля на ночь на автомобилях в перерывах между работами, да и днём тоже не глушили,  чтобы не дать им замёрзнуть. И на тепловозах тоже не глушили дизеля. А если сюда прибавить ещё дым от поселковой котельной и от печек, что топились в домах, то можно себе представить, какая пелена дыма висела над посёлком. Особенно в безветрие. Дым разъедал наши глаза, вызывал сильный кашель. Нам нечем было дышать, нам не хватало воздуха.
Прежде, чем уехать на перевал с поездом, мы основательно и добросовестно принимали поезд у вагонников на станции Кунерма. Мы сами смотрели регулировку тормозов, толщину тормозных колодок. И только после приёма поезда у вагонников и после получения от них справки об исправности тормозов и об их готовности работать на 40-ка тысячных уклонов, мы отправлялись на перевал. Но прежде, разгоняясь по станции, мы пробовали тормоза на эффективность торможения, и только после этого, убедившись, что всё в порядке и всё исправно работает, отправлялись в дорогу.
Однажды, поднимаясь по сильному морозу на перевал с грузовым поездом, наш тепловозный дизель что – то стал плохо работать: запыхтел, зачихал и заглох! Машинистом тепловоза был в то время Гена Сафронов, а я был  его помощником. Старый мой друг и приятель Гена! Мы с ним много лет вместе водили поезда по БАМу. И грузовые и пассажирские. А сейчас, говорят, его давно уже нет в живых. Ах, как мы с ним прощались в Северобайкальске, когда я уезжал с БАМа! Как прощались!
Но я отвлёкся.  С нами в кабине был в ту поездку заместитель начальника отделения дороги, отвечающий персонально за перевал и за его эксплуатацию, Иван Гаврилович Шведов. Прекрасный и толковый начальник, справедливый человек. И он, когда у нас на морозе заглох дизель, закричал:
«Делайте – же что – нибудь! На улице -53 градуса мороза! Заморозите тепловоз к ядреной матери!».
Но мы с Генкой уже знали, что делать. Сообразили, как говорят, быстро.  А вернее, поняли причину. Это закоксовались топливные фильтра, то есть забились мелкими частицами, плавающими в топливе и не пропускали в дизель солярку. И мы, не секунды не мешкая, рванули с Генкой к фильтрам. А там и делов - то: выкрутить нижние части фильтров, как мы их называли: «колокола», выкрутить и выбросить забитые грязью фильтра и закрутить колокола на место. Вот и всё! И топливо тогда беспрепятственно потечёт к дизелю, но уже без фильтров. Но при всей этой операции, солярка, что была в фильтрах, облила нас, почти что, с ног до головы. Основательно, так сказать. А мы же были в валенках! И наши валенки вместе с нашими ногами были полностью в солярке. И ноги стали замерзать. На улице всё - таки было -53 градуса! Солярка, а это всем известно, тепло не держит. Но в кабине нашего тепловоза было тепло. Дизель  запустился сразу – же, с первой прокачки. И мы, вздохнув с облегчением, промокшие и пропахшие соляркой, поцарапались дальше в верх, по перевалу.
А Иван Гаврилович на планёрке сказал про нас с Генкой:
«Героические ребята!».