Руки-птицы

Они приземлились на стол, как две птицы. Она бы ни в жизнь не обратила на него внимания, если бы не эти руки. Вообще, кто кладёт руки на стол? Они сидели рядышком, две эти такие надёжные и такие красивые руки, будто это не стол, а рояль. И они готовы ударить по клавишам, бегать по чёрно-белым косточкам, колдуя музыку, что твоя бабушка вяжет спицами мелодию-свитер. Именно так они и сидели, настороженно, пара кистей-рук-птиц, из-за манжет в тонкую, нежную, голубую полоску рубахи выглядывая.

Нелепо.

Нелепо смотрелись они за столом среди приборов столовых, среди графина с водочкой и рюмок, среди закусок, вилок, среди неспешного, пьяного разговора стареющих рокеров, среди душных запахов табака, спирта и солёных огурчиков, гренок с чесноком. И кто сейчас носит рубахи? Ну вот скажите мне, кто? Кто приходить на рок-концерт в строгой, школьной рубашке? Он не пил. Он не ел. Не говорил. Он просто сидел, положив свои красивые руки-птицы на стол. Большие и спокойные руки. Как прилежный ученик. Но они были лишние за этим столиком, они были не к месту. И тогда она посмотрела на него. Обычное лицо, чуть тонковатый нос с горбинкой, высокий, широкий лоб, короткая строгая стрижка, да уж, ни в жизнь бы она не обратила на него внимания. Тихоня. Застенчив. Как такие вообще чего-то в жизни добиваются? Голубые, спокойные глаза, ясный взгляд и ну очень серьёзный вид.

Но эти руки притягивали к себе её внимание, она уже не могла ни о чём другом думать, кроме как об этих руках. Они были надёжные, добрые, родные такие руки-птицы. Хотелось им довериться, прикоснуться к ним, играть с ними, как с котятами, гладить их, теребить, приласкать. Казалось, что руки живут своей жизнью. Они были интересные. Но тут он ушёл, убежал. А вместе с ним и руки вспорхнули двумя лёгкими птицами и улетели в глубину темного зала, в шум толпы и грохот музыки.

Вечер продолжался, звенели рюмки, неслись беседы, воспоминания о былых подвигах, выпитый эль размягчал мозг, убирал преграды, руки прилетали ещё раз или два, садились на стол, тихо барабаня по скатерти коротко стрижеными розовыми ногтями. Она наблюдала за ними, не смея посмотреть хозяину в глаза. Бросая на него лишь косые взгляды мимоходом. Вскользь и мимо, ни в коем случае не прямо. Он убежал. Снова упорхнули руки-птицы в ночь, в темноту зала.

Она пошла танцевать. А он! Он был на сцене, руки-птицы терзали струны гитары, рвали звук на части, нет, не по клавишам рояля скучали они за столом, они скучали по грифу гитары. А она танцевала, пьяная и добрая, отдалась вся музыке. Кругом все смотрели только на неё, королева бала, она ловила восхищённые взгляды пузатых и лысых, седых, волосатых и очкастых олдменов, и она любила их, таких может быть нелепых, в чём-то нестерпимо жалких, смешных, но таких родных, переходила из рук в руки, дарила танец всем желающим. Кружилась в этом пьяном зале, бросая лёгкий взгляд на сцену. И вечер был прекрасен, и музыка играла громко!

А потом он исчез.

А у вас было такое, что встречаешь человека и понимаешь, что знаешь его уже тысячу лет, что это родной и дорогой тебе человечек, при этом вы даже не знакомы, даже словом не обмолвились, взгляд не скрестили, и он уходит, и на душе так пронзительно грустно, ведь следующей встречи можно ждать ещё пару тысяч лет, и встретитесь вы не в этой жизни и может даже не в следующей, а иногда первым уходишь именно ты, потому что, ну не подбегать же в самом деле со своими фантазиями или иллюзиями прошлых жизней и былых коротких встреч. И потом целыми днями ты думаешь лишь о нём и о том, что так и не произошло, о словах, которые так и не сказал, об улыбках, которых не подарил, о том, что потерял даже не получив, даже не попытавшись.

Думаешь, думаешь, а потом, раз, и забываешь, и становится легко, свободно и смешно:)



19 10 2016