Из детского

Все воспоминания мемуарного автобиографического характера начинаются одинаково, как в известной песне В.С.Высоцкого: «Родился я в тыща таком то году в банано-лиановой чаще». Моя «банано-лиановая чаща» – дебри леса, окружавшего аэродром Внуково и примыкающий к нему поселок. Тогда Внуково по своей западной стороне ограничивалось современными улицами: Большая Внуковская и 1-я Рейсовая. С остальных сторон: река, поле и лес. Все жители делились на три категории. Семьи «летающих», обслуживающих полеты на земле и те, кто к летным делам отношения не имеет. Не знаю, ощущалось ли такое деление во взрослой среде, но в нашем детском мире оно было точно. Мой отец – пилот гражданской авиации, последовательно пилотировал самолеты Ли-2, Ил – 14, Ту – 104, Ту – 124 и ушел с летной работы после списания парка Ту – 114. После этого, почти четверть века проработал в летно-испытательном подразделении авиаремонтного завода. Мать - служила бухгалтером в авиаотряде. Близость аэродрома и окружавшие его в те годы еще густые леса определяли наш мальчишеский быт. Все наше свободное от учебы время проходило в лесу, по большей части, на деревьях. На них мы играли в догонялки, салочки, футбол, волейбол, в «тарзаночку».
Но, без сомнения, наиболее притягательной для нас зоной было летное поле. Любимой летней забавой было лечь у его самой кромки, там где начинался бетон взлетно-посадочной полосы (ВПП), и с ужасом смотреть как прямо на тебя приземляется огромный самолет. В те годы территория аэропорта еще не была никак огорожена, а габариты ВПП заставляли пилотов (хотя, по разговорам, это у них считалось особым шиком, вроде пролета Валерия Чкалова под мостом) приземляться в самом ее начале. Были случаи, когда шасси сбивали фонари, едва выступавшие над первым метром бетонки. Навсегда запомню это восхищение вперемешку с ужасом. Кстати сказать, тогда мне запомнилось неоднократно наблюдаемое явление. Я об этом вспоминал в связи с катастрофой самолета Як-40 в Шереметьево, где погиб известный журналист А.Боровик. Посадки самолетов были тогда достаточно редки и, между ними, мы просто лежали на траве и нежились на солнце. Когда проходило 10 – 30 минут, и мы забыли об уже приземлившемся самолете, вдруг над головами, на небольшой высоте со свистом пролетал не ощущаемый на земле (кроме звука) вихрь. Словно Баба Яга пронеслась. Упоминания о таком явлении в авиационной литературе я нигде не встречал. А много ли надо двигателю Аи-25 самолета Як-40 для срыва потока и помпажа?
А первое наше знакомство с авиацией происходило так же на краю летного поля. На самолетной свалке. Не было для нас большего удовольствия, чем открутить какой нибудь агрегат и разобрать его. Кстати сказать, что эти навыки (в совокупности с тем, что я постоянно в гараже помогал отцу в ремонте машины) мне очень пригодились в жизни. Когда прекратили финансирование, расформировали и уволили моих коллег по конструкторскому бюро, меня единственного оставили на службе и повысили в должности, обосновав это тем, что у меня «гаражное обоснование».
Наиболее яркими воспоминанием детства конечно были моменты, когда отец брал меня покататься на самолете. Как правило, это были тренировочные полеты и «облет» воздушного судна. Конечно, это было нарушение правил, но его нарушали все. В каждый такой полет отправлялись родственники, друзья и знакомые, в основном, членов экипажа. Это было пресечено жесточайшим образом, когда во время «облета» произошла катастрофа и среди погибших обнаружилось много тел пассажиров не вписанных в полетный лист.
Свой первый (и предпоследний) самолет я «пилотировал», когда мне было 5 лет. Сидя на коленях отца, командира корабля, я уверенно «рулил» Ил – 14  по трассе Горький (сейчас, Нижний Новгород) – Москва. Только уже будучи студентом Московского авиационного института, я задумался, шел ли полет на автопилоте (если они были в те годы) или управление было переключено на второго пилота. А какая разница? Главное, что этот момент связал мою дальнейшую жизнь с авиацией. Особенно ужасное в данном рейсе случилось после посадки. В начале руления 2-й пилот ушел в пассажирский салон, а отец опустил руки со штурвала и сказал: «Ну, дальше сам рули». И я отчаянно крутил штурвал и кричал: «Да куда ехать то?» Но, как ни странно было для меня, самолет уверенно двигался по рулежкам и зарулил на стоянку. Юмор ситуации я оценил, опять же, только в МАИ: передняя стойка шасси управлялась педалями.
Все мальчишки, несмотря на «клановую» принадлежность, хотели стать летчиками. Девочки, кстати, выйти замуж за летчиков. Многим, и мне в том числе, не удалось это сделать по состоянию здоровья (близорукость). Печально сложилась судьба у тех, кого по блату, несмотря на издержки здоровья, «пристроили» в летные училища. После их окончания их практически всех списали с летной работы на первой же летной комиссии. Время на полноценное образование было упущено. Поэтому у меня не было сомнений – куда идти учиться. Только в МАИ и только на факультет двигателей. После учебы моя дальнейшая работа в конструкторском бюро, на производстве, в ремонте авиатехники, в науке и педагогике была связана исключительно с двигателями. И всю эту дорогу я осилил на багаже знаний, полученных в МАИ.
Сейчас я даже с каким то недоумением вспоминаю: озорничали, хулиганили, дрались, мерялись силой, активно занимались спортом (футбол, волейбол, борьба, бокс, лыжи, плавание, велосипед, атлетическая гимнастика и другие), но не было среди нас курящих, выпивающих спиртное, не знали мы о всяких «извращениях», существовании всяких «меньшинств», не было никаких разногласий и конфликтов на национальной почве.