Соло на бэк-вокале. Глава 11

Июль. Екатеринбург.


Пока их отцы говорили о ходе
Столичных событий, о псовой охоте,
Приходе зимы и доходе своем,
А матери — традиционно — о моде,
Погоде и прочая в этом же роде,
Они за диваном играли вдвоем.

Когда уезжали, он жалобно хныкал.
Потом, наезжая на время каникул,
Подросший и важный, в родительский дом,
Он ездил к соседям и видел с восторгом:
Она расцветает! И все это время
Они продолжали друг друга любить.
                Дм. Быков



               
  *         *        *

…А потом начались эти революции с НТВ, и коллектив начал делиться на тех кто за, и тех, кому страшно. Она мучительно пыталась разобраться за кого она, разобраться получалось не очень. Супер-мега-звезда была «за», и как-то даже сильно завязана на эти московские деньги. И все они в какой-то момент зависли в томительном и пугающем ожидание конца. Особенно она со своей такой затратной передачей.

Но самое неприятное были сами эти волнения. Мнения ни у кого не было. При этом все пыжились и его, это мнение изображали. Независимость изображала шеф-редактор, но в курилке яростно поносила и власти, и руководство из Москвы, и руководство канала, и качество эфира, и операторов, будь они неладны, и особенно редакторов. За этой истерикой так очевидно стояла растерянность и обида на отсутствие поддержки. Позиции не было.
 
Редакторы изображали понимание структуры момента, и фальшиво тянули, кто в лес, кто по дрова. При этом так нервничали, что в независимый вид  совсем не верилось. От этого становилось так страшно. С эфира сняли ведущего за то, что он «сказанул лишнего» Все говорили что да, «сказанул» и «лишнего». Но никто не мог сказать, что же именно из того, что он говорил, было лишним. Поэтому говорить было страшно хоть что-то. А что за репортер, который не говорит? Поэтому все-таки говорили.  И некоторые говорили отчаянно смело. Но как артист зависит от театра, так репортер зависит от  политики канала, от шефа. Но шеф  политику не озвучивала, как бы делая вид, что считает, что и так все ясно.

Но после двух репортажей  «не в струю» устроила разнос, истерику, и даже вышвырнула  мальчишек за дверь.  В итоге устроила разгон облаков и установление хорошей погоды, от чего всем стало еще страшней. «Нет правды на земле, но нет ее и выше!»  читалось в глазах коллектива. Такое видение ситуации заставило призадуматься.




     *       *       *




Летнее солнце встретило их прямо у выхода из вагона.  Это было так неожиданно после серого питерского июля, что  Вика жмурилась,  а Иван сразу снял рубашку и остался в майке. Он еле уговорил Вику ехать в кедах, правда, не догадывался, что босоножки на коблах она все-таки протащила контрабандой. Босоножки, косметичку весом в полтора килограмма, щипцы для распрямления волос, юбку-карандаш и красивую кремовую блузку, мало ли, вдруг, куда придется выйти.

Иван сначала роптал, но поскольку обычно уступчивая и покладистая Вика в этом вопросе упиралась всегда и насмерть, он уступил. И потом, она в этом понимала явно больше, потому что всегда производила нужное впечатление. Сейчас она выглядела как мальчик, и даже пидоровато: коротковатые – по щиколотку джинсы, голубые, почти белые, белые носки и кеды, белая бейсболка, белая маечка, прямо маечка, почти лифчик, и большая клетчатая рубаха. Обычный джинсовый рюкзак на спине выглядел больше, чем все это сооружение. Ваня с удовольствием расправил плечи и взял девочку за руку.  Вику приятно было водить за руку. 
Они вышли в вокзал и нашли справку.


               

 *        *        *



Вечная альтернатива властям, как политическое кредо, перестала работать. Да, и на тот момент, стала просто небезопасна. Жизни она, конечно, не угрожала, но что такое жизнь журналиста, без места, без  канала, без бренда за спиной?  А для молодого журналиста?  А что такое жизнь информационного ресурса – это ниша в информационном пространстве. В социуме. Это позиция!  До этого выручало то, что она всегда условно-альтернативная. Обличительский пафос сделал не одно поколение журналистов.

 И журфаковская молодежь, впитавшая эту позицию с первых уроков истории печати, легко тащила эту телегу. Сейчас же, когда ситуация изменилась так радикально, оказалось, что не такая уж и независимая эта независимая позиция, это раз. Что кадров, способных делать глубокую аналитику, достойные материалы, красивую журналистику - нет, это два.  Но даже если бы они и были, перспективы оставались беспросветными. Потому что откуда бы деньги ни качнули, качнут их не даром. Открытие очень обидное для четвертой власти…Что за это попросят, стоит ли продаваться, и как же тогда свободная пресса?... Анализ ситуации показывал, что куда ни кинь - всюду клин! А ресурс – это весьма затратная собственность. Он должен работать, иначе сожрет сам себя.




        *         *         *



Дети вышли на улицу Свердлова, и пошли в сторону Плотинки, как показывал навигатор. Вряд ли их удивил пейзаж. Для питерских детей сталинский ампир – не есть архитектура. Для многих это типичный вид из окна. Московский  район вообще весь заставлен этими желтыми или серыми, тяжеловесными или монументальными строениями. Толстые стены, огромные окна, пологие крыши, крытые жестью.

 Для ЛЛ когда-то в детстве  это было открытием века, что дома бывают такие ОГРОМНЫЕ. Ребенок, выросший в хрущовском почтовом ящике, не мог даже представить себе, что города бывают такие ОГРОМНЫЕ, улицы – широкие, а маршруты - длинные, что можно ехать целый час на трамвае, и не вернуться в ту же точку. Что на свете вообще столько людей! Что у некоторых такой странный говор. Что бывают такие вкусные жареные пирожки-трубочки, с повидлом, что бывает так, холодно и сыро, и одиноко в городе, в котором ты знаешь только одного человека, и единственный адрес, который у тебя есть – не актуален уже чуть ли не полгода.Улица Свердлова показалась ей самой бесприютной в мире, и так и осталась символом неприкаянности и несчастья на многие годы.


 Дети этого не знали, они шли по солнечному теплому городу, по широкой выметенной улице, на которой не стояли, как кибитки кочевников, ларьки со всякой шнягой, а как пряничные домики, возвышались павильоны, удивительно разнообразные по архитектуре, стилистике и исполнению. Зеркальные, блестящие на солнце, как  сахарные петушки.

В конце улицы не возвышался помпезный  долгострой эпохи соцреализма, который 20 лет назад стыдливо укрывали растяжками с рекламой… с рекламой, и который снился ЛЛ в страшных снах с этой женской ногой в чулке, длиной в 12 этажей. И хотя там все так же пахло булочками и свежим хлебом с соседнего хлебзавода, теперь там стоял дорогущий, и что характерно, достроенный отель. С видом на пруд, кинотеатр «Космос» который теперь уже не был чисто кинотеатром, а носил гордое название кино-концертный театр
.
Дети вышли на оперативный простор, и перед ними открылась картина, дорогая сердцу любого екатеринбуржца, акватория городского пруда с Новыми, практически Американскими Высотками на той стороне, поднимающими небо на пятьдесят этажей.

 Всего пятнадцать лет назад этого не было. Пруд был, да, но выше  мэрии ничего не строили. А  когда одели в гранит набережную, администрация начала активно обживать эти пространства. Там куча деловых центров, всякие административные штуки, новый театр. И прекрасный бассейн с огромным (двухметровым) гранитным мячиком в  центре. Но дети этого пока не знают…

- Ух ты, как у них тут клево! Просторно! - прожурчала Викуся, - Ваня, а там что?

- Ух! Какая ш-штука-а!

Эти новые поколения, так легко находят всему объяснения, Ваня залез в телефон и через минуту нашел ответ.
 
- Башня «Исеть» 52 этажа, опупеть! Еще где-то Высоцкий, а нет… это не здесь, это примерно вот там, ого! Ну, да, да, ниче так, стручок! Нифигасе уральцы строятся!

- А вон там что за погремушечка? - спросила Вика. В той стороне, куда она указала, сломанным маракасом лежал цирк, у подножия недостроенной телебашни.  Ваня это тоже нашел за две минуты.

- Ванечка, а мы туда пойдем?

- Нет, Вика, сегодня нет, сегодня нам нужно вот куда.  И он набрал в телефоне адрес.

 «Маршрут построен» - послушно отчитался гаджет.




      *        *       *




Но на то она и супер-мега-звезда, чтобы находить выходы там, где их никто не ищет.
- Ты говоришь, там твои ботаники ищут выходов на прессу?
- Они не ботаники, они – химики. Да ищут…
- Отлично, ты вот что сделай, голуба моя, ты мне организуй свидание с  твоим генералом-ботаником. Хочу с ним о высоком искусстве поговорить.
- Он химик…- попыталась голуба восстановить справедливость.
У нашей героини в это время намечался контракт с одним из техноцентров.. Дядьки были серьезные. Деньги у них тоже были серьезные. Супер-Мега включила все свое обаяние, и через неделю они  почти получили почти независимый источник финансирования. Наша героиня оказалась в нужное время в нужном месте.




                *        *        *




- А почему вы решили, что я вам скажу что-нибудь полезное? – подозрительно смотрел на красивую и гламурную девочку лысоватый дядька, с чахлой растительностью на месте бороды и увядающими плечами.

- Ну, просто вы же с ней работали, мы подумали, что может быть, у вас сохранились какие-то ее связи, контакты, может, посоветуете к кому обратиться, - Вика крутила в руках цветной листочек, который им выдала горсправка, и все больше расстраивалась.

-  Слушайте, я мало с ней работал, она очень быстро пошла в гору, а я остался в новостях. И я еще, может, лет пять поработал оператором, а потом вообще ушел с телевидения.

- Да? почему?

- Что?

- Почему ушли? Такая профессия красивая! - Вика мечтательно закатила глазки  к облакам.

- Че красивого? Камера пятнадцать килограмм. Ни обеда, ни продыха, как прОклятый весь день, а потом какие-то бестолочи твою картинку кромсают почем зря, и вся слава тупым редакторам, а они еще и фамилию твою перевирают! – Михаил Попцов рассвирепел, и, кажется, собирался свернуть разговор окончательно. В это время Иван вынырнул из толпы:

- Вот наконец-то я тебя нашел, сказал он Вике, и, повернувшись к дядьке, удивленно раскрыл глаза – Михаил Попцов! Легендарный оператор АСВ! Очень приятно! Иван Суфуев – тоже оператор, начинающий, - Ваня изобразил скромность и смущение, - Мы из Санкт-Петербурга, ученики такой-то, она много о вас рассказывала, говорила, что оператор от бога, и лучше ваших картинок были еще только у…, - он заглянул в бумажку, - у Богословского… э-э… Бориса…

- У Борьки! Да! Борька был классный оператор. Он меня и учил...  А вы из Питера? Че ж сразу не сказали… А я подумал, что местные, че-нибудь копают, под кого-нибудь, как всегда… Ленку помню, как же! Бестолковая была девка!... Ну, как редактор – бестолковая. Приезжаем на пожарную выставку, а она смотрит на меня,  а я  вижу, что ее сейчас инфаркт хватит… «Миша, о чем тут писать?» - он счастливо засмеялся… я говорю, переписывай марки машин, и длину гидрантов, она кивнет и сделает. Про эту выставку она тогда написала, что автоген, которым оснащена пожарная машина нового поколения, позволяет резать трубы  и железо просто в салат…, - и «Миша» опять засмеялся, - Богословский может вам больше рассказать, он с ней потом на ботаников долго работал.

- На ботаников?

- Да… у них там проект был с учеными. Нормальный такой.  Она звала. А я не решился - остался в новостях, мне семью кормить, не очень-то верил в ее завиральные идеи, подумал, в новостях надежнее... А Богословскому некуда было деваться, он там камеру угробил на регате, и его и не увольняли, и денег не платили, ему все равно было… куда идти. Эх, хорошие были времена… Спросите у Борьки…Знаете, как найти?... Я вам телефон продиктую…


               

 *        *        *



Они вышли из "Рубина" и перешли через улицу, посидеть под  стареньким самолетиком на крыше…  здания ДОСААФ, как значилось на фасаде… Памятник конструктивизма – визитная карточка старого Свердловска… значилось в инете.

- Че так долго? Я думала, он меня съест…

- Да? мне показалось, что у вас диалог. Ты так обаятельно улыбалась, - Ванька ехидно хихикнул.

- Гад! - Викуся замахнулась на него своим маленьким кулачком, - Как щас дам! Он такой! – ходячий комплекс! Все высматривал, че я ему недоговариваю. А че за Богословский?

- Да я там еще с чуваками поговорил, мол, кто-нибудь знает, с кем Попцов начинал.

- Ты, блин, даешь! – восхитилась Вика.

- Тебе тут нравится? – спросил Ваня и обнял свою девушку.

- Да, тут так красиво, нарядно, ухоженно. Современно. А тебе?

- Да, ниче так! Ну, нам же Глафира выдала командировочные? может, сходим че-нибудь сожрем?

- Давай, а куда?

-  Ну, где-то же здесь должны быть международные макдональдсы, что ли? Или че-то еще поищем?

- Тока давай не пироги?

- А че?

- Да, че Ваня, я с тобой растолстею! В поезде двое суток пироги, теперь здесь.

- А мне нравится!

- Потому что ты мальчик! И ты худой.

- А ты так прям толстая!

- Потому что я всякую дрянь не ем! а с тобой точно стану толстая, - и Вика обиженно втянула свой плоский животик.

- Ну, хорошо, пойдем, а че ты хочешь-то?

- Я хочу котлетку… И салатик.

И они побрели вверх по улице навстречу с 54-этажным Высоцким.


               

 *       *       *



Наша героиня оказалась в нужное время в нужном месте. Дядьки ее любили, она возилась с ними самоотверженно и хлопотливо, как квочка. Свой хлеб отрабатывала с лихвой. С трудом и героически продиралась сквозь терминологические дебри, чтобы слепить из высокой науки хорошую научно-популярную байку, показать на пальцах, изложить в картинках, и выдать за собственное канала изобретение.

Канал сильно подрЕзал свои тупые новости, частично перешел на развлекуху, частично на научно-популярный продукт, и выдал до конца года еще несколько пилотов. Социально-политические проекты буксовали, политические новости были в Москве на другом канале. Говорить об этом было страшно, потому что во-первых, это и вправду было страшно, а во-вторых, перепевать очевидно чужие новости, не позволяла профессиональная гордость.

 Зато сильно повышали рейтинги образовательные программы, сделанные с элементами гламура и заменившие ток-шоу. В каком-то смысле они были проще для исполнения, их было дешевле снимать. И потом, за этот продукт не было стыдно.

 
Ее старички, в отличие от нее, софитов и камер не боялись, закаленные в пылу академических баталий, подстегиваемые академическим же тщеславием, с легкостью приспосабливались к новым реалиям и задачам. И главное, совершенно не считали денег на это потраченных. Что особенно одобряла Супер-Мега.



               

 *        *        *



- ...Глафира Андреевна, а че  тут еще делать? – Ваня взял на себя все переговоры, включая и разговоры с заказчицей, - Ну, мы этого Богословского завтра найдем. Нам его номер дали, а это оказывается служебный телефон, а у него другой уже… Мы из гостиницы съехали, ничего?... Да там такой отстой, за такие деньги! Мы че попроще найдем..

- Ну, смотрите сами, только где же вы тогда будете ночевать?

- Да, пока не думали еще, щас вот придумаем, куда сходить, а потом…

- В театр сходите.

- В какой театр? – Ваня скривил морду Викусе.

- В оперный… - к счастью, морду по телефону не было видно, - У них отличный Оперный. Но вам, наверное, не стоит, если только на балет… Сходите в оперетту. Там хорошая оперетта. Ну, и потом, надо, дети! Ну, что это: были в городе, и не были в театре. У них там есть, кто там… у них самый лучший в Союзе цирк, потом Оперный, потом у них Коляда! Стоило бы и посмотреть. Потом… да сходите в оперетту… В общем, смотрите сами, денег вам больше не дам, у меня просто нету, попробуйте сами как-то креативненько и экономненько...


Оперетта оказалась ближе всего, и они переместились на квартал влево.




     *        *        *



Но когда-то же они должны были столкнуться.  И они столкнулись. В день окончания первого тура  политической компании по разрешению давней проблемы двоевластия на Урале.  Они столкнулись в мэрии нос к носу.  С первой их встречи, в смысле со второй, прошло уже, слава богу, два года, и … Ну, в общем, он ей сказал, «привет», и она ему тоже сказала «привет»…


В следующий раз они опять столкнулись еще через полгода, уже осенью, на какой-то научной конференции в Доме Молодежи. Мероприятие уже закончилось, и все собирали кто  интервью, кто оборудование. Она стояла в буфете за кофеем. Вообще сама она кофе - не очень. Супер–Мега просила. Она увидела его позже, когда он уже какое-то время стоял напротив, решая внутренне какую-то задачу. Она замерла и уставилась на него. Он подошел, сказал очереди – «она сейчас подойдет» взял ее за руку и куда-то повел.

 
Он привел ее в мужской туалет, завел в кабинку и трахнул, как раньше: по-хозяйски, жадно целуя, нетерпеливо продираясь через одежду, властно входя, медленно и со стоном двигаясь внутри. Потом долго стоял, обняв ее как плюшевого медведя, и жилка на его виске больно билась в ее висок. Потом  увел обратно, нашел ее место в очереди, проследил, чтобы она получила свой заказ. И тогда уже отпустил.

- Ты с ним знакома? – спросила Супер-Мега, принимая кофе и приветливо улыбаясь ему.
 
- Нет…, да, немного..., - она поискала его глазами, он помахал рукой и исчез где-то на выходе.

- М-м-м…- сказала Мега, - рубашку  поправь…

- Что?

- Рубашка у тебя, говорю, неправильно застегнута, - проницательно улыбнулась Крестная.



   
                *        *        *




Театрик был малюсенький. Тесный, но  кресла золоченые и красного бархата. Сцена маленькая тоже. Но вот то, что там происходило. Было круто! Сюжет банальный, вообще не запоминающийся. Запоминался кордебалет.
 
- Ваня,а это не девочка...

- Ну, как не девочка…

-  Это мальчик…Смотри у него волосы на груди. Да и вообще груди нет.

Ваня присматривался, даже настроил бинокль, когда соседка слева сказала:

- Это, правда, мужчина. Это травести. И это такой жанр. Танцевальная пародия. Но это очень высококлассный балет.
 
На них зашикали сзади.
 
- Это я вам как специалист говорю, - наклонилась к ним девушка, - я на них часто хожу.
 
- А это че за булка выскочила?

На сцену выплыла одетая в белые колготки и пачку дама килограмм под сто. И вокруг нее завертелись красивые, высоченные и сухощавые болеро. И она то присаживалась на колено к одному, то кружилась вокруг другого, то приникала своими монументальными формами к третьему. Была даже попытка поддержки, но в зале так забеспокоились, что пришлось этот элемент пропустить.

- Это королева… но она, между прочим, тоже классная… Это как-бы домашний королевский театр. В следующей сцене выйдет король – ухохочетесь.

Король, действительно, вышел. Он, в отличие от королевы, был щупленький сутулый человечек с брюшком,и  белые лосины ему шли так же, как королеве. И вокруг него так же крутились неподражаемые балетные девы! И он так же позволял себе вольности:  ронял  беспомощную девушку в объятья, приникал к ее там всему: устам, груди и вообще. И даже отвлекаясь на минуту, и глядя в зал, шевелил усами.

Потом снова крутили фуэте высокие и кра-си-вен-ные мужчины в женских пачках:

- Вообще, это очень сложно, - прокомментировала их новая знакомая–гид - мужчины не танцуют на пуантах, на носках… Это женская техника… И это очень сложно и очень стильно… М-м-м… И они такие классные, скажи?

Викуся закивала. У нее тоже было состояние «…М-м-м…»

- Какие хорошенькие, не могу!

- Так и мучаюсь, - выглянул из-за плеча новой знакомой-гида парень, - Три раза в неделю сюда ходим… Без них до секса не добираемся.

На них снова зашикали сзади. Девочки зачарованно смотрели на сцену. Мальчики – тоже, но, конечно, с другим чувством.

Когда они выбрались из театра, была густая черная ночь.

- Ого! Как у вас темно! - сказала Викуся.

- А…, вы тоже не здешние? Меня Оля зовут. Это - Олег.
 
- Вика…

- Иван…

- А вы откуда?

- Мы – из Питера.

- Ух, ты, круто! А я – из Тобольска. Олег – из Тюмени. Мы здесь в театральный поступаем.

- Ух, ты, круто! И че, прям, реально актеры?

- Не, я вообще – танцовщица. Это Олег вон актер.

- Я услышал сарказм в голосе, или мне показалось?

- Конечно, показалось, Олежка. А вы где остановились?

- Да, мы вообще-то думали сейчас пойти куда-нибудь и остановиться, но у вас тут уже так темно… Может, вы нас куда-нибудь проводите, до отеля, что ли? - Иван развел руками - Прямо ночь...
 
- Хотите, можно к нам вписаться на ночь, а завтра порешаете? – предложил Олег, Ольга покивала.

- Да мы! – вообще…!

- В смысле да, или нет? – переспросила Ольга.

- Конечно…, да, легко…, с радостью…, а к вам - это далеко? – наперебой заговорили они.

-  Нет, пешком до вокзала – минут двадцать и там еще минут семь. Но это если прямо идти. А мы вас, хотите, на экскурсию?

- О да! А вы тут все знаете?

- Не, не то чтобы все. Но в центре - да…

- Тогда вы нас поите пивом.

- Тогда мы вас вообще поим всю ночь!

- О, кей! Это мы их удачно подобрали, - засмеялся Олег, обращаясь к Оле.




       *        *        *




Они валялись на огромном матрасе, в квартире, которую он снял неделю назад. После того, как она отказалась от очередного несистемного сексуального предложения. «На меня неправильно смотрят мои старички…» «Да? Почему?» «Потому что мы опозорили все столы у них в лаборатории…»


- А че ты ушла из новостей?

- Да ну, че хорошего?

- Ну, как… че-то же ты туда пошла…

- Из-за тебя…

- Да?

- Да. Тебе доказывала, что я не так себе - че попало.

- Да?

Она покивала.

- А че так грустно?

Она засмеялась:

-  Да мне нравится там работать. Мне нравится картинка, и монтаж, и писать…, и даже съемки,  да мне все нравится. Мне не нравится, что я не понимаю, что происходит.

- Нет?

- Нет… И никто не понимает… Супер-Мега пыжится, отмалчивается красиво, а тоже не понимает. Ты понимаешь – объясни… А то как делают новости, когда процессов не понимают, я уже знаю?

- А что тебе объяснить?

Она засмеялась:

- Ну, например, кто прав Путин или Гусинский, ты недавно обещал объяснить… И как Хабаров с Чернецким попадают в один избирательный бюллетень с Путиным. И кто там лишний...Когда все рушилось, и задача стояла только - убежать из под обломков, то все было понятно, хотя бы сиюминутно. Когда все разрушилось, и стало можно хотя бы ходить по развалинам без опаски, тоже было понятно, более-менее. Но вот сейчас: вроде и все устаканилось, и все че-то делают. А ничего не понятно. Все тащат на себя одеяло, у каждого по каналу, и все врут в разные стороны. Я не умею работать, когда не понимаю, «куда, кто, что, ну, и в целом  «куда влечет нас рок событий» Кто за кого, и за кого при этом я.

- Все просто. Все дело в деньгах. И во власти. Человек  любит. И то и другое. Вы в школе не учили наизусть «слияние банковского капитала с промышленным, и создание на базе этого финансового капитала финансовой олигархии»

- Не-е, - она опасливо помотала головой.

- Надо же! Я думал, все учили, как «Я помню чудное мгновение»  Вот это у нас и произошло. Слияние и создание. Ну, короче, банкиры скупили промышленность и стали  владельцами всего: «заводов, газет и параходов» Олигархия.  Это когда деньги и власть – одно и тоже: деньги – власть, власть - деньги. За последние десять лет стало так. А с появлением нового президента стало - не одно и тоже. Президент – это чистая власть. А то, что было раньше власть – власть денег – чистую власть не одобряет.

- Откуда взялась в нищей стране власть денег?

- Оттуда и взялась, что в нищей стране ДЕНЕГ не понимают, потому те, кто понимал, забрали себе все, что плохо лежало. Помнишь, как Алиса с Базилио делилась? «Пять на два не делится…? Вот и возьми свой золотой!»

- А президент?

- А президент он такой – пионер. Но с ГБ-шной хваткой. Он говорит: «Харэ! Давайте делиться! С народом!»

- А ему че?

- А ему, мол, ты кто такой?

- А он че?

- А он говорит: Я – власть народа! Я и пасть могу порвать, если че.

- Да? Так и говорит?

- Да… примерно. По сути.

- А ему че?

- А ему говорят, мы тебя за пояс заткнем, шапками закидаем, и в крови утопим.

- Да?

- Да.

- Боже мой! А он че?

- Ну, он крепкий мужик!

- Да?
- Я надеюсь...что он прорвется!

- А здесь кто за кого?

- Ну, здесь все против него… Почти.

- Че, правда?

- Да.

- А ты за кого?
 
- В теории и на пальцах я за него.

- А на практике?

- А на практике, я клюю семечки совсем из другой кормушки. В этом и есть драма и интрига настоящего момента…

- Да?

- Ну, да, тут видишь еще всякие региональные интересы. А ему положено регионы потрошить. А тут у каждого свой кусок пирога. Понимаешь?

- Не понимаю!

Она уткнулась ему в грудь лицом. В очередной раз ощутила себя плюшевым медведем. И вдруг осознала, что начинает любить это ощущение. Еще подумала, как это она столько лет вообще обходилась без него, и без его прикосновений? Еще подумала, что у него появилась совсем новая манера замирать на верхней точке,  вынуждая ее двигаться, иногда совсем неудобно, но совершенно самостоятельно. И у него становилось при этом такое лицо… Любопытное, что ли… Приятно разочарованное, типа того. Это было так ново и забавно, и волнующе. Плюшевому медведю позволено играть в свои игры и в свои игрушки…

Потом они пили вино, на дастархане, разложенном так же на полу, в этом доме  все происходило на полу. Такая, блин, половая жизнь.




      *       *       *




Они пили вино, сидя на полу в полупустой квартире. Из мебели в ней было только огромный пружинный матрац, кухонный столик  и табурет.

- Хорошо у вас тут...Только где ж мы будем спать? - озадачилась Викуся.

- А у нас есть еще один матрац в кладовке. И спальники, и еще новый комплект белья. Вы можете на кухне располагаться, только мы утром с Олежкой вас потревожим, кофею попьем и убежим на консультации. У него завтра творческий конкурс. А у меня… тоже там мероприятие.

- Хорошо… А можно я уже пойду? А то такой день был длинный.

- Пошли, постелимся, - вызвалась Оля.



- Классная телка, - сказал Олег.

- Вика-то? Это да! Мы когда с ней познакомились, она с другим парнем дружила.  А я в этой компании самый младший был. Она на меня даже внимания не обращала… А потом они как-то поссорились, и она ходит такая убитая. А я прихожу к ней, мол, пошли на роликах кататься, а она даже не удивилась…, как будто…, а оказалось, совсем не поняла. Потом уже в парке спрашивает, а мы что вдвоем будем кататься? -  Ваня улыбнулся воспоминаниям, - такой вечер получился – ниче-шный! Она классно на роликах катается, я-то хуже. Мы поспорили на билеты в кино, кто кого. Конечно, она выиграла. А потом в кино я ее поцеловал. И до сих пор сам себе не верю. А она тому парню сказала, что теперь со мной, тот давай ржать. А она меня под руку, и мы ушли… Такая… Она вообще смелая.  Просто ей нравится в маленькую играть.


-  А я когда с Ваней дружить стала, мне так стало уютно. Я с ним капризничаю. А он смотрит и улыбается. И соглашается на все… Ну, не на все… Но он очень добрый! И он такой умный! И еще он мущ-щина! Настоящий, знаешь. Все решает, за все отвечает.

- А у меня, когда мать с отцом дерутся, я не знаю, кого спасать, прикинь! У меня матушка, такая знаешь, бой-баба, хохлушка такая, такой фасад, ручищи! А батя - татарин, маленький и юркий. Я иногда боюсь, что он ее убьет! Он же боксер. А она не врубается. И без всякой техники фигарит его всем, что под руку подвернется. А силы не соизмеряет – бешеная просто. Один раз разбила ему голову хрустальной вазой. Пипец! А тут такая Вика…. Ми-ми-ми… И на все согласная! И такая красивая – смотреть же больно!

- А я же красивая – на меня всякая дрянь западает! Ни одного урода нет, чтобы мимо прошел. И ведь все в трусы лезут! А Ванька мне цветочки носил полгода, и сейчас дышать боится… Люблю…

- Люблю, она такая верная, не подставит,  не посмеется ни над кем, с ней комфортно,  рева, конечно, и капризная, но если до дела дойдет, и терпения хватит, и все…

- Классная телка, - снова сказал Олег.

Иван осекся, посмотрел на Олега и промолчал.

- Классная, говорю, уступи.

- Охуел?

- Она не для тебя!

- Да ну? Для тебя, что ли?

- Может и для меня, не знаю, надо попробовать.

- Даже не думай!

- А что ты сделаешь?

-  Пока не думал, но я тебе не рекомендую проверять...




                *        *        *




- Ты ведь не журналист…

Он засмеялся:

- Судя по твоим интонациям, это комплимент…

Теперь она засмеялась. Он повернулся на бок, лицом к ней:

- А чем тебе так не угодили журналисты?

Она тоже повернулась к нему:

- Да нет, почему… просто… они думают по-другому…

- Да?- он обводил у нее на груди, на плече и на шее видимые ему одному узоры.

- Да… Они совсем другим местом думают…

 Он снова засмеялся.

- Нет, я не это хотела сказать… Я хотела… Ну, в общем, они думают публично…

- Это как?

- Ну, как бы, у них критерии оценки другие… Публичные… Рассчитанные на реакцию толпы, ну, в смысле, публики…

- Да? А я как думаю?

- А ты сейчас напрашиваешься на комплимент?

Он снова засмеялся, и даже временно прекратил рисовать:

- Нет, я примерно понимаю, что ты хочешь сказать… Мне интересно, как ты это сформулируешь…

 Теперь она засмеялась:

- Это так ответственно!

- Ну, ну, смелее, - и он засмеялся и обнял ее.

 - Ты думаешь системно.

- А они?

- Они – публично.

- Так…

- А я морально – тире - нравственно…

- Так…

-  Все… ничего больше…

- Ну, а резюме…

Она снова засмеялась, откашлялась, и с дикторскими интонациями начала:

- Мы все разные…,творческий потенциал в разных людях реализуется совершенно по-разному - потом продолжила нормальным тоном, - журналисты думают для публики, и обобщают для публики, ты думаешь для себя, чтобы нарисовать картину мира и понять смысл… Твоя картина шире и значительнее…

- А ты?

- А я везде ищу хорошо это или плохо… Меня так учили… У нас разные школы…

- А это хорошо или плохо?- он заулыбался и притянул ее к себе.

- Ты смеешься?

- Нет…

- Мне с вами трудно…труднее всех… Нравственность это так несовременно.


               
               
               

  *       *       *




Весь остаток ночи Иван провел в некотором напряжение.  Вика уснула сразу, и как убитая. А он все боялся уснуть и все прислушивался  к возне и шорохам в комнате. И все-таки пропустил момент. Проснулся он от Викиного крика и пулей выскочил в коридор.  Олег сидел в позе, не оставляющей никаких сомнений.

 «Яйцам хана!»  называлось мизансцена в целом.

 Вика возвышалась над поверженным противником во весь свой модельный рост, и только безрезультатно пыталась натянуть на колени Ванину майку, которую использовала, как ночную сорочку на протяжение всего путешествия. Глаза у нее были перепуганные:

- Я ему, кажется, че-то сломала,- она сглотнула и продолжила, -… Пошла пописать, открываюсь, а он прямо перед носом, и как пихнет, - сказала она уже  Оле, тоже подтянувшейся на крик. Потом она перешагнула через унитаз, что даже при ее ногах было непросто, вцепилась в Ванину руку, и они так и ушли на кухню.

 Оля выглядела тоже – не очень. И когда пришла варить кофе, Ваня сказал:

- Оля, ты нас прости, мы сейчас одеваемся и уходим. Мы ничего такого не хотели, - он  посмотрел на Вику, та убежденно кивнула в подтверждение его слов.

- Нет, - сказала Оля, - это не вы уходите. Это он уходит, - и она показала на входящего Олега. Выглядел он чуть получше, но Иван, на всякий пожарный встал между ним и Викой. Оля принялась готовить кофе, и не смотрела больше по сторонам, при этом она сказала:

- Ты слышал? Ты уходишь.

- Да щас!

- Именно щас! Эту квартиру сняла я, плачу за нее я, и кто здесь живет, тоже решаю я.  А если всякие халявщики, решили, что можно трахать других женщин, за моей спиной…

 Вика метнулась объясняться, но Ольга жестом остановила ее, и безошибочно подняла глаза ровно на обидчика:

- Ты уходишь, Бортников! Сдал ключи!

Тот хмыкнул, повернулся и ушел в комнату. Ольга демонстративно разлила кофе в три чашки. Все застучали ложечками.  Минут через семь в прихожей хлопнула дверь.



                *       *       *





- А давай переедем сюда жить? -  спросила она его весной. Они снова валялись на матрасе и глядели в потолок без люстры, с одной голой лампочкой.  Он надолго замолчал, - че молчишь? Я не могу без тебя жить. Вот как только ты уходишь, я сразу перестаю жить... Я живу три часа в неделю… Но так же невозможно.
 
- Я не могу… Ты же знаешь…

- Да. Но теперь и ты знаешь, что я тоже не могу. Мы на равных, по крайней мере. Я соглашусь на любые условия, у меня разве есть выход? Но ты женат не на той женщине… Я наверное, виновата, но не больше твоего… Тебе нужно было жениться на мне еще восемь лет назад.


Он опять обнял ее как плюшевого медведя, она распласталась у него на животе в соответствии с образом. Это было очень грустное свидание.




                *       *       *




Как только дверь хлопнула, Оля превратилась, наконец, в несчастную девушку.

 Стала рассеянна, грустна, и задумчива. Ваня с Викой засобирались в город.

- Хочешь, поехали с нами?

- Хочу! - неожиданно решила Оля, и собралась довольно быстро, пока Викуся красилась и приводила в порядок волосы и кеды.

С Ольгой они даже не включали навигатор, и передвигались по городу совсем с другой скоростью. Трамваи, автобусы, троллейбусы только мелькали.

 Белобрысого Богословского они нашли на работе, с камерой, и в процессе.

- Я не могу, я - на съемки.

- А можно мы с вами? - вдруг спросила Оля.

- Эй, командир, а че эта  бригада сможет с нами?

- Мне-то че, вон, лишь бы Лилька не возмущалась.

Богословский подмигнул коллективу белыми ресницами, и помахал Лильке:

- А что милая Лилечка, возьмем с собой коллег из Питера?

Лилька – девочка унисекс – выслушала оператора, бесцеремонно рассматривая его спутников.

- Че, правда из Питера? А че они хотят?

- Хотим поучаствовать... В процессе. Ну, или хотя бы посмотреть, - сказала Оля.

Лилечка снова критически осмотрела девочек, благосклонно Ваню, на что он очень вовремя осклабился, и так они оказались в машине съемочной группы.

Белобрысый Богословский уселся рядом с водителем: «у меня спина и  камера!». Никто не оспаривал, все втиснулись на заднее сиденье. Не так уж и трудно, с такими тоненькими девушками, только Ваня  и занимал место.

- Сережа, - сказала Лилечка, - давай на Уралмаш.

- На Уралмаш? – встрепенулись Ваня с Викой.

- А че? – не поняла Лиля.

А Оля перевела:

- Уралмаш – это не только братва и бычьи шеи. Это большой зеленый район. С отраслевым  флагманом  в самом центре. В первую очередь это машиностроительный завод, тут танки делали в войну, на минуточку. А то, про что вы подумали – это  только часть его истории, правильно?- обратилась она к Лилечке.

- Отлично излагаешь! Ну, и потом прошли времена, когда на выборы в едином строю шли действующий президент, действующий мэр, и действующий пахан ОПС Уалмаша, - Лилечка тоже выступила, и они с Олечкой, склонив головы друг к  другу, всю дорогу обсуждали технические моменты создания материала. А Богословский оказался очень даже разговорчивым:

- Да, мы с ней долго работали. Года два я вообще работал только с ней.

- Вы так сказали, как будто это ссылка была.

- Да как сказать… чтобы не соврать-то… В новостях тогда было интересней… Тогда нашего генерала из Москвы громили. Каждый день что-то случалось. Мы-то вообще на волоске висели. Да и на местном уровне у нас тоже - те еще танцы. Мэр с губернатором бодались, ну, вы маленькие, вряд ли знаете. А мое-то поколение хорошо помнит! Тут такие битвы были! И рынки закрывали - опечатывали. Афганцы рулили, потом с урками ссорились. И народу перестреляли. И политики такое друг на друга лили, и чиновники куролесили, и даже святые отцы отличились, особенно здешние... Всяко было... А она спряталась там у своих химиков… Не журналистка… Дерзости в ней не было. Апломба. Бывают знаете какие! Эх! На ровном месте кочку сделает! И нашумит, и все поверят. Эт я понимаю!... Здесь налево поверни, там дальше кирпич…Не то, чтобы скучал. Я тогда в опале был. Я на регате камеру утопил.

- Как!?! - всплеснула руками Викуся.

- Да как, всяко бывает.  Я с похмелья был, и меня редакторша заложила, что, мол, пьяный. А я трезвый был, да я все равно лучше всех снимал. А камеры – их всего три было. Она ж целое состояние стоит! Вот и отдувался. Вычитали из  зарплаты.

- И что, ее не нашли?

- Кого? Камеру? Почему… Я ее тут же достал, нырнул, и достал. Просто она в ремонте потом три месяца была. А так бы меня убить было легче, миллион с гаком, не хотите?

Они добрались до места.

- Я могу взять кого-то одного, - сказала Лилечка и развела руками. Оля просительно сморщила ребятам мину. Иван кивнул за них обоих. И девочки с заговорщическим видом потопали за оператором.

Вике с Ваней пообещали, что вернутся через полчаса – максимум - минут через сорок, и они пошли побродить по Уралмашу… Высокие какие-то слишком четырехэтажки, а фасады какие-то слишком скромные, а во дворах, так и вовсе предельно скромно, ни одного руста,  ни одного наличника, аскетизм - просто даже немножечко бесстыдный. Окна, как будто просто вырезаны в толстой стене, да и застеклены по лайту - такой пролетарский пофигизм. Зато деревья во дворах – высоченные, прямо выше крыш.
 И скамеечки, и бабуси на скамейках, и все такое ветхозаветное, все так по-домашнему.
- Я думала, она у вас крутая!
- Кто?... А... А мне ваще по фигу... Это ж вы затеяли! А кто такая Глафира?...

 Забулдыга в майке с пузырем в кармане прошел мимо них, обдав ароматом застарелого перегара, неодобрительно рыкнув что-то матершинное. Впечатление было испорчено, они встали и побыстрее убрались.  На площадь. К памятнику какому-то грузину. Обозрели обелиск, погибшим в Великой Отечественной, а тут как раз и девчонки выскочили к машине, такие оживленные, с красными щеками, следом за ними пришагал  циркуль-Богословский.

- А мы…, а мы…, а я…представляете! – жужжали девчонки наперебой.

- Ну, девки у вас молодцы! Ваша Оля знаете, че сделала? Она сняла настоящий стендап! Вот просится с Лилей в монтажку.

- А че это возможно?

- Да лишь бы на вахте пропустили.И главная не узнала, что у нас снимали...

- Пойдешь? - спросила Викуся, неможечко даже завистливо.

- Если получится… Лиль? Возьми меня с собой?

- Я возьму, вообще не вопрос. Просто там все занято. До новостей там даже ни одной минуты не будет, чтобы посидеть помонтировать. А ты хочешь шефу показаться?

 Оля кивнула. И в глазах у нее запрыгали чертенята:

- Я подожду.., посмотрю…, а? Я тебе тексты  попишу…, какие-нибудь, хочешь…?

- Не…, я у тебя потом что-нибудь ценное попрошу. А вообще, можешь,… попиши…, только я у тебя ценное все равно попрошу, - Лиля калькулировала быстро и с толком.

- Хоть два раза!

- Договорились. Вы свидетели. Ну, че, поехали?

 Богословский опять забрался на переднее сиденье. Ваня с девочками – снова разместились на заднем. Журналистки погрузились в сочинение текстов, а наши герои продолжили с Богословским:

- Ну, и что, и что… вы работали на ботаников.

- На химиков… А вы на меня через Попцова вышли?

- Да, а откуда…

- Да это он их ботаниками звал. Больше никто…Ну и вот. Работали. Хозяйка очень одобряла их как заказчиков. А мне так все равно… Я через пару лет в новости вернулся… А она замуж вышла. Там тоже так, скандально все получилось. Она мужа бросила, он от жены ушел. Дочку хотел забрать, чуть ли не судились. А человек известный, а наш брат журналист, сами знаете. В общем грязи-то на них вылили, как надо!
 
- А потом…

- А потом он умер.

- Как?

- Ну, как погиб. В восьмом году в Осетии. В Цхинвале. У них там пресс-центр разбомбили, несколько наших погибло. И он в том числе.

- Офигеть! – Ваня с Викой переглянулись…потом снова спросили, - а она?

- А она..., насколько я знаю, она уехала… В Питер, как раз, и уехала. Тогда же… Я не уверен, просто помню, что мне звонили и предлагали с другим редактором поездить,  показать, что знаю, потому что она даже дела не могла сдать. То ли заболела, то ли сорвалась. Короче чуть ли не до психушки и все такое… А вы не знали?


Однажды, узнав, что она овдовела,
Он кинулся к ней — и стоял помертвело,
Хотел закричать — и не мог закричать:
Они друг на друга смотрели бесслезно,
И оба уже понимали, что поздно
Надеяться заново что-то начать.

Он бросился прочь… и отныне — ни звука:
Ни писем, ни встречи. Тоска и разлука.
Они доживали одни и поврозь,
Он что-то писал, а она вышивала,
И плакали оба… и все это время
Они продолжали друг друга любить.
                Дм. Быков.