И стал свет

1

Прямой и белый луч бил сквозь деревянные ставни и кустарное с маленькими пузырьками воздуха внутри стекло. Свет падал прямо на глаза, но Илья проснулся не от этого, а от пронзающего насквозь утреннего холода: хоть на дворе и стоял июнь, но тепла не было. За день земля не успевала прогреться и за ночь выстывала совсем, отчего утром казалось, что снова возвратилась зима.
В доме, где ночевал обыкновенно Илья со своими товарищами, были добротные стены, сложенные из толстых брёвен, а основание, оставшееся ещё от старой постройки, было бетонным, – осталось после Катастрофы – на котором и был возведён тот барак, который был отведён под казарму.
Армия Новых Общин считала эту местность своей собственностью и потому содержала здесь небольшой гарнизон в несколько десятков человек – скорее для того, чтобы здесь были хоть какие-то представители власти, чем для реальной защиты. Власть самих Новых Общин на эту землю не распространялась, но зона интересов её Армии намного превосходила границы этого государства.
До прихода Армии здесь жили обыкновенные земледельцы, имевшие свои собственные дружины, которые поначалу было воспротивились тому, что их края теперь будут населять синие мундиры, но противопоставить им что-то реальное, они не смогли. Местные дружины были разоружены, а для поддержания порядка была выстроена застава на соединении дорог основных сёл и остального мира. Само население не вошло в Новые Общины, так как люди посчитали, что им незачем входить в новоявленное государство без крайней нужды. Армии, однако же, было всё равно: офицеры её Штаба посчитали укрепления на дальних заставах недостаточными и потому выдвигали свои отряды намного дальше собственных границ, чтобы отсекать возможные угрозы стране ещё на подступах.
Илью отправили в эту новую заставу в составе нового защитного подразделения, которые формировались теперь чуть ли каждый месяц. Если бы у Новых Общин были хоть какие-то противники или вообще хоть какие-то соседи, то многие бы решили, что страна готовится к войне, но соседей не было: Новые Общины были единственным государством на многие сотни километров вокруг. Образованные спустя десять лет после Катастрофы они стали маяком надежды для возрождения человеческой цивилизации – так, по крайней мере, думали сами её основатели. Вышло же конечно всё немного иначе.
Илья пошёл в Армию, потому что не видел в себе особого желания заниматься вспахиванием полей, уходом за скотиной или же тем, чтобы валить лес. Служба солдатом давал возможность выбиться в офицеры, а это уже означало обучение в высшей школе и допуск к наиболее выгодной и почётной работе: можно было стать инженером на одном из строящихся сейчас заводов или получить место в Общественном Управлении. Многие в правительстве получили свои посты после службы в Армии или работе в Штабе; это было известно всем в стране и это подогревало множество амбициозных молодых людей в Новых Общинах уехать из родных селений и поступить на службу.
Среди товарищей Ильи было множество таких же, как и он; многие пошли в Армию, потому что видели в этом путь к жизни, более насыщенной, чем обычная судьба крестьянского сына. Лишь несколько человек пошли служить от крайней нищеты или того, что не видели для себя никакого иного выбора. Их офицер, кстати, принадлежал к последним: Роман Неверов с большей охотой остался бы в родных краях, но несколько лет назад этому помешал весенний пожар в лесу, запаливший заодно его дом и поле. Ему, оставшемуся без всяких средств к существованию, Новые Общины предоставили только один единственный путь.
Неверов провёл в солдатах три с половиной года и весьма упорно считал, что служба рядовым – это его потолок, потому что сам он не стремился к большему и показывал поразительное безразличие к Армии и её устоям. И тем сильнее было его удивление, когда начальство выдвинуло его для прохождения офицерских курсов в высшей школе. На курсах-то его уже научили родину любить и направили на службу уже морально подготовленным и нравственно стойким. Так, во всяком случае, решили преподаватели на офицерских курсах.
Застава на пересечении дорог за границами страны была первым местом службы Неверова после того, как он стал офицером и он чувствовал себя ещё несколько неуверенно в этой новой для себя должности – командира заставы. Под началом у него было сорок четыре солдата, и для каждого из них он теперь должен был непререкаемым авторитетом и примером для подражания.
Илья сразу почувствовал, что с их командиром что-то не так. Было в Неверове какое-то внутреннее пренебрежение к правилам и уставам. Он мало походил на офицеров из учебной части, где служил Илья до того, как его послали на заставу: мало следил за дисциплиной, спускал с рук солдатам некоторые прегрешения, да и вообще занимался делами заставы как бы нехотя. Неверов больше старался устроить свою жизнь на новом месте и не очень-то это скрывал. Он часто ходил к местным и «налаживал контакты», как он сам это называл, но солдаты знали, что налаживает он контакты с одной молодой особой из местных поселян, рано лишившейся мужа, которого угораздило зимой попасться в лапы волчьей стае.
Их отдалённая застава имела множество недостатков с первого взгляда, но столько же преимуществ она имела со второго: удалённость от воинских частей и штабных офицеров делало их жизнь свободной от пристального армейского контроля; проверки были крайне редки, да и местность считалась небезопасной, так что проверяющие не задерживались здесь подолгу. Так что лейтенант Роман Неверов был предоставлен сам себе и не гнушался этим пользоваться.
За дверью казармы послышалось тяжёлое уханье сапог по влажной земле; Илья знал, что за этим последует и в последнее мгновенье успел к этому морально подготовиться.
¬— Рота, подъём! ¬— голос дежурного прошёлся через весь мозг от левого уха до правого; все начали вскакивать со своих коек, а дежурный старшина Валеев нетерпеливо отбивал сапогом по дощатому полу какой-то незатейливый мотив. Ему нужно было всех построить и убедиться, что с вечернего построения в количестве солдат не произошло никаких изменений.
За то недолгое время, что рота несла службу на заставе, серьёзных происшествий вроде дезертирства ещё не было, так что с течением времени реальное положение вещей несколько отошло от уставных норм. Вот и сейчас старшина даже не стал зачитывать список фамилий, а просто пересчитал всех быстро по головам, после чего скомандовал идти умываться.
Чистая вода на заставе находилась в огромном железном чане, который заполняли из скважин неподалёку от границы. В местных сёлах были колодцы, но отдельным указанием Штаба было приказано пользоваться ими только в крайних случаях. Да и вообще, лучше бы ничего не брать у местных жителей. Штабисты из Новгорода с подозрением относились ко всем, кто не входил в славные Новые Общины, и потому старательно ограничивали их возможные контакты со своими солдатами. Но контроль Штаб здесь слабо чувствовался, и многие не ощущали особой надобности следовать всем указаниям сверху. Неверов первым подал пример.
 После того, как все умылись в здоровых деревянных лоханях и начали одевать свою синюю форму, на дороге к заставе показались несколько всадников. Караульные перехватили свои винтовки, и часовой громко приказал остановиться и доложиться.
Всадников было трое. Все они были в чёрных дорожных плащах, под которыми были видны вороты синих рубах. Армейские чины ехали со стороны границы.
— Инспекция, что ли? — спросил тихо Артём Угольный, один из товарищей Ильи.
— Да что-то не похоже, ¬— с сомнением ответил Илья. — С проверками обычно одни и те же приезжают, а этих я не видел, да и, с проверяющими обычно идёт охранение, а тут вообще никаких солдат. Три офицера и только.
— С чего ты взял, что офицеры? ¬— Артём проводил глазами Неверова, который торопливо двинулся в сторону к КПП от своего офицерского домишки, поставленного возле общей казармы. — На них же не написано, что офицеры?
— Вот с того и взял, что офицеры, раз не написано. На солдате же всё должно быть написано, на то он и солдат.
Валеев разогнал всех по постам и Илья, получив на руки из арсенала свою винтовку у арсенала же и остался. Ему сегодня выпало охранять эту комнату с небольшим военным богатством: десятки самозарядных винтовок калибра 7,62, несколько старых автоматов, произведённых ещё на нормальных оружейных заводах и пара таких же старых пистолетов. Все боеприпасы роты при желании можно было вывезти на небольшой телеге, так что при возможной атаке заставы кем-либо, то максимум роты ¬— это героическая смерть в течение первого же часа сражения.
Из окна казармы, в которое Илья смотрел, стоя у двери в арсенал, было видно, как трое всадников проехали через всю заставу к дороге на Красево ¬— одно из крупнейших близлежащих поселений, где сидел староста окрестной местности. Иногда к нему ездили из Штаба и Общественного Управления, но эти поездки ничего не меняли в местной жизни, так что можно было думать, что и эта не увенчается успехом.
На плече одного из ездоков Илья заметил пришитую прямо к рукаву плаща белую повязку с красным крестом ¬— знак доктора. Люди с точно такими же повязками проверяли здоровье молодых людей, прежде чем зачислить их в Армию. Это было интересно. Врачей здесь ещё не было; обычно если кто-то заболевал, то больного везли на пограничную заставу, где сидел гарнизонный доктор и уже он мог что-то сделать. А дальше границы врачи не выезжали.
Доктор ехал самым последним из троих и выглядел самым старшим из них. Первые двое походили на младших офицеров вроде Неверова, а врачу на вид было далеко за пятьдесят. Если так, то, возможно, он помнит мир до Катастрофы, как всё было раньше…
— Краев! — старшина подкрался незаметно к Илье, пока тот уставился в окно и воспользовался этим. ¬— Будь я кем другим, лежать бы тебе с ножом в горле вот прямо вот тут, — он указал пальцем на пол под дверью арсенала. ¬— Прекращай пялиться в окно!
— Есть прекратить пялиться в окно! ¬— Илья Краев вытянулся в струнку и всем своим видом продемонстрировал уставное рвение. Старшина Валеев ещё раз злобно оглядел его сверху донизу, после чего решил убраться по своим делам и Илья остался один.
Он этому был даже рад немного, потому как остальные строили очередной барак для солдат: планировалось увеличение заставы в следующем году, и новым солдатам нужно было где-то ночевать. Илья предпочитал сторожить арсенал в казарме, чем надрываться на этой стройке. По двору ходили солдаты в синих рубахах и перетаскивали на плечах брёвна для стен. Каменные плиты под фундамент уже были положены и теперь возводились стены. Камень взяли неподалеку отсюда; раньше здесь был городишко из панельных домов, часть из этих панелей не разбились от землетрясения, и их можно было использовать по-новому. В стыки между плит залили новый раствор, и получился вполне прочный фундамент. Застава потихоньку росла.
Весь день солдат простоял на посту, и за весь день так и не случилось ничего примечательного. Ему принесли обед, ему принесли ужин, а после его сменили.
Перед вечерней проверкой, когда солнце уже склонилось к западу и висело всего лишь в двух пальцах над горизонтом, караул опять поднял тревогу: господа возвращались из Красево обратно к границе. Они пробыли за границей почти весь день, но видно, что немного им это принесло пользы.
Врач имел смурной вид и мрачно смотрел на каждого, кто попадался ему на пути. Офицеры выглядели раздосадованными, и было видно, что им не терпелось убраться отсюда.
Прежде, чем уехать восвояси они перекинулись парой слов с Неверовым, но судя по всему, они не сказали ему ничего определённого. Он попрощался с ними за руку, а они уехали дальше, на пограничную заставу. Лейтенант ещё постоял, глядя им в след, но как только дежурный объявил построение, то он очнулся словно бы и пошёл к себе, даже не смотря на наш солдатский строй.
Все изрядно устали за день, впрочем, так же как и всегда и почти все сразу же и уснули после того, как была дана команда на отбой. Но весь день ворочать толстенные брёвна — это одно, а стоять весь день у двери ¬— это совсем другое. Хоть Илья Краев и чувствовал усталость от этого дня, но сон к нему так и не шёл. Вместо него приходили мысли обо всём. В основном, о службе и о будущем в Армии. Раньше он думал о многом, но сейчас его мысли вертелись только о том, что касалось военной службы, а всё остальное как-то проходило мимо него. Вначале это напугало Илью, ему казалось, что он теряет себя и становится всего лишь винтиком в системе Армии Новых Общин, но со временем он к этому привык и это ему даже начало нравиться. Он стал относиться к службе как к увлечению, которое он выбрал сам. Для Ильи Армия стала нечто вроде отдельной общины, которая живёт по своим законам и он был важной её частью.
Короткий выстрел разбудил его. Илья открыл глаза и подумал, что это ему приснилось. Но нет, остальные тоже начали подыматься. Вслед за тем: чей-то крик и ещё выстрел! И ещё! Кто-то палил, что есть мочи прямо на заставе!
Солдаты с гомоном и суетой стали торопливо одеваться, хотя пока ещё никто не отдавал приказа. В комнату с нарами вошёл часовой, сменивший Илью у арсенала. В руках крепко сжата винтовка, в глазах смесь злобы и страха. Он молча оглядел всех остальных своих товарищей и только собрался что-то сказать, как тут же в казарму влетел старшина.
— Живо подняться и в ружьё! Нападение на караул!
Пока солдаты торопливо получали своё оружие и по одному, по два выходили в ночную темень (а стояла ещё глубокая ночь), то всё вокруг стихло. Только слышались голоса караульных, которые облепили какую-то телегу, приехавшую со стороны Красево. В неё была запряжена нервно взбрыкивающая лошадь, а на самой телеге никого не было. Кто-то лежал на земле. Часовой освещал землю керосиновой лампой и рядом с ним стоял Неверов.
Когда, наконец, солдаты подтянулись к КПП и сгрудились вокруг часового с лампой, то лейтенант круто повернулся к остальным и раздражённо заявил, чтобы они все убирались обратно. Он велел старшине отбить солдат заставы обратно спать, и они поплелись досыпать своё время, хотя стрельба и последующая за ней тревога были серьёзной темой для размышления.
Никто так и успел разглядеть, кто же там лежал на земле. Керосинка освещала многое, но не фигуру на земле, к тому же, караульные и Неверов заслонили собой место стрельбы, так что ничего не было видно.
¬— Кажется, я видел раньше эту лошадь… На ней мужик раньше тут ездил, через нашу заставу… ¬— сказал Артём тихо (его койка была рядом с краевской и потому они изредка перекидывались парой слов перед сном).
— А я что-то не припомню, — ответил с сомнением Илья. Хотя он особо и не приглядывался к местным лошадям. Да и к людям тоже. Запоминал их лица только раза с пятого, когда приезжали на заставу по своей надобности.
— Да она это была точно! А если она, то значит, на земле, там, тот мужик…
— Подстрелили его, что ли?
— А то, как же! Думаешь, чего он на земле валялся? Цветочки у КПП захотел понюхать? Или в ножки нашему дорогому лейтенанту кланялся?
— Что же его понесло-то на заставу ночью?
¬— Кто ж его знает? Нам и не скажет никто, поди. Это если знают. А может Неверов и сам не знает, чего этот мужик поехал в ночь на наш караул…
Но Неверов узнал, и им всё сказали.
Ночью, через несколько часов после стрельбы на КПП со стороны границы приехал ещё один офицер. На этот раз он был один, но с приказом. Поднял Романа Неверова с постели и сразу ознакомил с ним.
До Штаба дошли сведения о том, что в этом районе ходит болезнь, косящая скотину, и потому штабисты прислали вчерашних офицеров, которые ездили в Красево и другие сёла. Везде они нашли признаки заболевания, а доктор ещё и определил, что болезнь может на людей перекинуться. Вернувшись на границу, он поставил гарнизонное начальство перед фактом, что вот-вот может вспыхнуть эпидемия.
В гарнизоне посчитали за лучшее закрыть границу и рота Неверова, как первая линия защиты теперь должна закрыть заставу, чтобы сдержать распространение заразы.
Обо всём этом сообщил солдатам сам начальник заставы, а после рассказал о том, что случилось ночью.
В окрестных сёлах и так уже шли нехорошие разговоры о том, что болезнь начинает подбираться к людям. Началось всё с тех, кто занимался уходом за животными; болезнь началась у коров и от больных зверей стали избавляться, но хворь перекинулась и на свиней, а у них признаков заразы не было видно. Вот люди отделили больных животных от тех, что считали здоровыми и вроде бы успокоились.
У людей всё начиналось с кашля, через несколько дней он серьёзно усиливался, и появлялась слабость; человек не мог встать с постели и потихоньку угасал.
Уже умер третий человек, когда в Красево заявились офицеры из Новых Общин. Они всё выспрашивали о болезни и уже умерших, а доктор осмотрел тех, кто заболел и тело той женщины, что умерла в ночь перед их приездом; её останки ещё не успели сжечь.
Доктор велел забить и сжечь всю скотину, изолировал всех заболевших, а после осмотрел аптечки всех окрестных «знахарей», коих набралось два с половиной человека. Лекарств у людей не было; только полный карантин и полное соблюдение санитарных норм могли остановить распространение заболевания.
Обычно гордые поселяне, с подозрением относившиеся к людям из Новых Общин ныне выполняли всё, что прикажет доктор. Многим было жаль забивать свой скот: для большинства хозяйств это было чуть ли не единственное средство выживания зимой. Некоторые попробовали утаить одну или две свиньи в лесах, но старосты жёстко пресекали это дело. Прошлые эпидемии серьёзно подкосили местный край, и мало кому хотелось повторения событий. Но тогда здесь ещё не было заставы Новых Общин и многие сбежали от заразы на север, сейчас же дорогу на север преграждала защитная рота Неверова с приказом не пускать никого.
Кое-кто и сейчас решил уехать от беды подальше; на юге почти никто не жил и земли там были дикие, так что никто туда не поехал. Как и раньше все думали о северной дороге, вот первый беглец и попытался по ней проехать… За что и поплатился пулей от часового.
Стрелок услышал топот копыт в ночи, но спросонья ему показалось, что это часть его сна. Когда телега уже была близко (а мужик ехал без света, так что и разглядеть его было нельзя), то солдат испугался и стал кричать, чтобы остановились, но возница то ли не услышал, то ли не захотел услышать… Часовой начал палить в темноту, думал, что стреляет в воздух, но взял слишком низко и пристрелил беднягу. А лошадь от стрельбы встала как вкопанная прямо перед воротами заставы, и тело перекинулось через забор.
¬— Из гарнизона нам выдвинут на усиление несколько подразделений, так что будем готовить заставу к приему новых сил, — хмуро продолжал Неверов. ¬— Строительство наше, — он кивнул на строящийся барак, — нужно будет ускорить. Усиление прибудет через несколько дней и к тому времени всё должно быть готово. Старшины проследят за этим. Кроме того, на КПП будут усиленные караулы по пять человек. Никто не проходит через заставу без моего ведома, всем ясно?
— Так точно!
— Из арсенала будут выдавать не двадцать патронов, а сто, так что всем привести в порядок патронные подсумки. Сегодня к обеду, чтобы ни у кого, ни одной дыры в подсумках. Я лично их проверю.
Илья ощутил, как по строю прошла волна беспокойства: у многих не то, что дыры, у некоторых и подсумков-то не было, патроны рассовывали по карманам рубах… Крысы давным-давно подгрызли часть обмундирования, и на складе роты было пусто. Неверов прекрасно знал об этом, но ему было всё равно. Выкручивайся, солдат, как можешь, но чтобы обмундирование было на месте к обеду.
Но всё это были мелочи по сравнению с тем, что началось после.
Почти всех согнали стройку; нужно было поставить крышу за один день, чтобы завтра уже докончить со стенами. Илья вместе с остальными переносил балки и брёвна, которые уже были заготовлены в избытке, а после помогал их поднимать наверх, где медленно, но верно появлялась крыша.
Сначала Илья позавидовал тем, кого выбрали нести усиленный караул, но позже к воротам заставы начали подходить люди с тем, чтобы пройти по дороге, но караул никого не пускал, как и было приказано. Часовые сжимали винтовки крепче, а иногда и направляли их в сторону тех, кто хотел пройти… Люди кричали и просили пропустить, каждый на свой лад пытался добиться своего, но солдаты были глухи к их просьбам и они разворачивались и, проклиная всё и всех, уходили прочь.
— Лесом пойдут… Обойдут нашу заставу километра за два и пройдут лесом… — Артём смотрел на этих бедолаг и делился мыслями с Ильёй, который стоял на одной с ним лестнице.
— Там же бурелом сплошной! Чёрт ногу сломит. Не пройдут они там.
— Пройдут-пройдут. Это мы с тобой не пройдём, а эти — запросто! Они же тут ходят постоянно… Дети леса, мать их!
— Не знаю… Если бы они могли так просто обойти заставу, то тогда и не ломились бы все скопом, — прямо сейчас за воротами визжала какая-то женщина; требовала немедленно их пропустить. Выстрел в небо из винтовки быстро её утихомирил. Так же как и остальные, она развернулась и ушла.
С каждым предупреждающим выстрелом Неверов выходил к КПП и молча наблюдал за разгоном толпы. На бедре у него висела кобура с пистолетом, которую он раньше никогда не носил.
На следующий день всё было то же самое: солдаты надрывались на стройке барака, а местные осаждали ворота заставы. Неверов в этот раз почти все сутки простоял на КПП: дорога была запружена телегами, и местные явно не собирались сдаваться. Солдаты со стройки глядели на всё это дело и тревожно перешёптывались между собой.
— Вот приспичило им тут проехать! Как будто больше негде…
— Вот и представь, что негде. Только наша и осталась, а всё что было — всё развалилось давным-давно.
— Чего ж они лесом-то не пойдут?
— Лесом с семьёй не пройдёшь, да и много ли на руках утащишь? А на другом месте с пустыми руками им кто обрадуется? Вот то-то и оно. На чужую землю хотят перейти, а там и своих ртов, поди, хватает.
— Штаб лучше бы докторов послал, чем заставу закрывать. Если болезнь дальше пойдёт, то мы её точно не помеха.
— Мы-то может и не помеха, а вот те, что с гарнизона к нам едут — вот те помеха. Я слышал краем уха, когда вера в карауле стоял, что к нам пулемёт везут.
— С пулемётом будет поспокойнее.
— То-то и оно! Начнут лютовать, так их сразу одной строчкой — вжик! — только сапоги стоять останутся!
— Скорее бы.
— Завтра уже должны приехать.
— И пулемёт привезти?
— Ага.
Два дня Илья работал как проклятый. Его синяя уставная рубаха вся почернела от пота, и как назло, солнце в эти дни жгло просто немилосердно, так что на штанах оставались белые соляные следы. Но всё это проходило как-то мимо: Илья так уставал, что он даже не замечал всего этого. После отбоя он засыпал почти мгновенно и спал как убитый, без снов. Жара и труд лишили его почти всех эмоций, он почти ни о чём не думал, только о том, что скоро это закончится. Шум и гам испуганных людей на воротах ныне он почти не воспринимал, для него это стало сродни пению птиц — ничего не значащих звуков.
Только в конце второго дня Илья Краев что-то ощутил, когда Валеев сказал ему, что завтра он будет стоять в карауле. «Завтра хоть отдохну, никакой работы» — так он думал перед сном. Как же он ошибался.

2

 Солдаты шли по дороге, разбитой от множества проезжавших здесь повозок; в густо-коричневой сухой земле были выбиты две колеи настолько глубоко, что на дне их ещё оставалась вода после дождя, который был третьего дня, ещё до того как занялась вся эта история с эпидемией.
Лейтенант выслал сегодняшний караул очистить дорогу перед заставой, чтобы никто даже и думать не смел о том, что пройти через их пост. Ночью опять была попытка пробиться: очередной безумец хотел таранить ворота, и у него это даже получилось — он сломал их, но дальше пройти не сумел. Часовые прикончили его.
Теперь тройка солдат вышагивала по сельской дороге и высматривала тех, кто ещё мог бы показаться на этой дороге. Им был дан приказ задерживать всех, кто приближался к заставе ближе, чем на километр, досматривать и разворачивать назад. Досмотр был нужен затем, чтобы местные не начали нападать на их роту с оружием в руках. Когда-то у местных отобрали то, что у них было, но если ты живёшь на земле, то много ли нужно труда, чтобы зарыть в эту самую землю несколько стволов?
Когда вчера прогоняли мужиков от ворот, некоторые молча разворачивались и уходили, они плевали на руки и на землю и в глазах их стоял зловещий огонь. Они не молили, не угрожали и не просили,  а просто уходили к себе. Так ведут себя те, у кого ещё есть средства для борьбы. Лейтенант Неверов видел их взгляды и опасался самого худшего, а потому наутро выслал дозор вперёд.
Они шли по вражеской земле; они это чувствовали. Слева был глухой лес, в котором не было слышно привычных звуков: ни перестукивания птиц, ни шороха веток и листьев о бока оленя или кабана, которых иногда здесь можно было встретить, несмотря на посёлки людей. Природа как будто бы замерла, ожидая чего-то; инстинкты подсказывали Илье, что животные затихают только когда чуют присутствие более опасных тварей — людей. Не сидели ли в лесу вооружённые селяне и смотрящие им теперь в след? Может в эту самую секунду они заряжают пистолеты и винтовки и вскидывают их, чтобы выстрелить им в спины? Илья читал, что таких людей в старину называли партизанами. Он поминутно оглядывался, но в лесной чаще ничего нельзя было разглядеть: всё скрывала густая крона деревьев…
— Смотрите в оба! — словно бы прочитав его мысли прошептал старшина Клевшин — командир второго взвода — он был поставлен вести их дозор. — Если услышите выстрел, то сразу падайте и вправо, за откос! — старшина кивнул тихонько на правый край дороги, который заканчивался удобной низиной, где можно было спрятаться от огня из леса, если что.
Клевшин казался Илье более спокойным и уравновешенным, чем командир его третьего взвода — Валеев, который и сегодня остался командовать над постройкой барака на заставе под казармы. Тот был чересчур резким и зачастую жестоким; интересно, как бы он вёл себя, находясь здесь и сейчас, посреди этой сухой земли, пропитанной чужой злостью?
Справа, в нескольких сотнях метрах от кромки леса, стояли несколько домишек; когда-то, ещё совсем недавно здесь жили люди. Было это до того, как сюда пришли солдаты и построили здесь свой форпост. Ныне же они стояли в ряд и смотрели на дозор с укором своими пустыми, с чёрными провалами ставнями. Вооружённые селяне могли быть и там, стоящему охотнику ничего не стоило, прицелившись, всадить каждому из бойцов по пуле.
Раньше здесь промышляли охотой, особенно в первые дни после Катастрофы, когда не было ещё ни полей, ни хозяйств; люди выживали, как могли и многие научились добывать себе пищу как делали люди века назад. Оружия и боеприпасов тогда было вдоволь, намного больше, чем сейчас; разбитые армейские склады были повсюду и в ворохе развалов складов свободно лежали сотни автоматов и коробов с патронами. Каждый, кто хотел выжить, тащил на себе железо и пользовался им как у мел и как хотел…
Многие и сейчас задаются вопросом, что было страшнее — великое землетрясение, уничтожившее мир или то, что за ним последовало? Ведь многие выжили после Катастрофы, но много ли смогло уцелеть после этих безымянных, кровавых дней…? Когда Илья думал обо всём этом, он начинал понимать, зачем он здесь и зачем он делает то, что делает.
Только с приходом Новых Общин здесь воцарился прежний порядок и спокойствие: налёты оголодавших и озверевших банд прекратились, и люди стали возделывать землю. Их застава охраняла покой местных жителей, потому что каждый, кто заявится сюда с недобрыми намерениями, знает, что, ежели что, то будет иметь дело с целой армией — Армией Новых Общин.
Крестьяне могут ненавидеть их за то, что у них отняли оружие, за то, что берут часть — малую часть — урожая себе в качестве пошлины за торговлю с Новыми Общинами, за то, что они перекрыли дорогу, когда началась болезнь, но только с их приходом здесь стало безопасно. Никто уже не поджигал дома и не стрелял на дорогах; если человек выезжал в путь, то он теперь твёрдо знал, что спокойно доедет, куда ему нужно. И в этом была их заслуга — сто сорок седьмой отдельной защитной роты Армии Новых Общин.
И если в Штабе посчитали нужным закрыть дорогу и ввести карантин, значит так и нужно сделать! Значит нужно отрезать этот край от остального мира и выставить караулы! Значит нужно ходить в дозор, чтобы предупреждать атаки на заставу! И если будут стрелять, что ж, значит, нужно стрелять в ответ…
На дороге было тихо; слышно было только их собственные шаги по земле. Илья шёл замыкающим и видел только спины своих товарищей, идущих спереди, шагах в трёх от него самого. Синие плотные форменные рубашки плохо справлялись с жарой и между лопаток пролегали большие пятна пота, которые со временем становились только больше. Винтовки, собранные вручную на новых заводах в Новгороде висели на плечах дулами вниз, но каждый держал своё оружие так, чтобы его мгновенно можно было приставить к плечу и открыть огонь.
Клевшин грыз в зубах какую-то травинку и сплёвывал на землю зелёные лепестки, перемешанные со слюной. Он старался выглядеть расслабленным, но голова его то и дело поворачивалась к лесу в поисках вероятной засады. Поначалу Илье казалось, что никто там не сидит, но затянувшаяся тишина из чащи и летнее пекло заставляли его нервничать; н уже почти не сомневался в том, что за ним как раз сейчас ведут ствол с заряженным патроном. Он уже в тысячный раз успел проклянуть судьбу, что был выбран идти в дозор, вместо того чтобы остаться на заставе и строить казарму. Там хоть и было тяжело, зато никто не угрожал тебе пулей.
Они отшагали уже три километра вместо положенного одного. Клевшин вёл их всё дальше и дальше от заставы. Видно, Неверов приказал ему обойти больше территории: вряд ли сам старшина хотел соваться так далеко от остальной роты.
Второй солдат, Ральник, пока что молчал. Они с Ильёй мало общались раньше и он почти не знал этого долговязого детину из первого взвода. Но видно было, что Ральник и со своими-то не больно много общается: Клевшин так ничего и не сказал пока что своему бойцу; если что и нужно было сказать, то он обращался либо к ним обоим, либо только к Илье. Даже странно, что он здесь был, ведь сегодня была очередь взвода Клевшина нести вахту, но, видимо, не хватило у него людей, так что взяли его — Илью Краева — как самого крайнего…
Когда они прошли ещё с километр, до развилки дорог, где Клевшин, наконец, повернул их дозор в обратную сторону. Илья внутренне выдохнул: он уже думал о том, что всё закончилось, и они вернутся на заставу вполне благополучно. Но когда они снова поравнялись с теми домами, что стояли в отдалении от леса, то в одном из окон мелькнул чей-то силуэт.
Старшина тут же сбросил винтовку с плеча и приник к ней щекой: он целился в то окно, где только что кто-то был.
¬— Ослепли, что ли! Оружие наизготовку! ¬— прошипел Клевшин своим бойцам и те быстро подготовили свои винтовки к бою; Ральник уставился дулом в другое окно того же дома, а Илья поглядывал в сторону леса, так как внутреннее чувство подсказывало, что нападать будут сзади.
Сердце бешено заколотилось, а ноги стали как ватные, все мысли из головы сразу же вылетели, солдат прислушивался к каждому шороху и даже, кажется, перестал дышать, чтобы слышать…
— Ах, суки! — услышал Илья перед тем, как сдвоенный выстрел оглушил его: солдаты открыли огонь по кому-то в домах. Но только Илья хотел обернуться назад, как увидел движение в лесу!
Он едва успел пригнуться, прежде чем пуля настигла его: по ним вели огонь с двух сторон. Клевшин и Ральник уже упали за откос и отстреливались от тех, кто засел в домах, а Илья распластался прямо на дороге и выцеливал врагов в кустах. Он и опомниться не успел, как у него кончились патроны в магазине, но он так ни в кого и не попал. Илья стал рыться по карманам, ища ещё один магазин, который был при себе, а прямо перед его носом кто-то выбил ком сухой земли, так что ему глаза запорошило.
— Нужно уходить! Быстрее, быстрее! — Старшина оценил ситуацию и принял решение отступать в спешном порядке, он первым поднялся от земли, подавая пример своим бойцам, но из лесу ему в спину тотчас же прилетела пуля, уложив его обратно на придорожную жухлую траву.
Илья засёк того стрела и, вставив новый магазин, тут же выстрелил два раза — огонь из леса прекратился.
— Берём его и ходу! — Ральник перекатился к Клевшину и, подхватив его, отчего тот начал страшно хрипеть. Они поднялись вдвоём и тут же пошли в сторону заставу, вернее, шёл Ральник, а старшина лежал на нём мёртвым грузом. Илья отстрелялся из своего оружия по домам, подхватил винтовку Клевшина, которая осталась на земле и так, с двумя стволами в руках, начал догонять своих товарищей.
Он шёл спиной вперёд, следя за дорогой позади, чтобы быть готовым сразу уложить всякого, кто посмеет сунуться на дорогу вслед за ними. Он закинул винтовку Клевшина за спину и начал вытаскивать патроны, которые были у него во всех карманах, он снаряжал оба своих магазин, и каждое мгновение было для него сущей пыткой — его терзал страх, что его подстрелят аккурат в тот момент, когда он пытается зарядить своё оружие.
Но вот он вставил магазин в винтовку и уперся прикладом в плечо, но на дороге так никого и не появилось.
Дозор встретил своих, когда Клевшин уже почти отдал концы. Неверов, услышав выстрелы, тут же собрал отряд в десять человек и помчался им на помощь. Увидев полумёртвого старшину, лейтенант велел соорудить носилки из винтовок, на которые и был положен Клевшин; его понесли на заставу четыре человека и ещё двое охраняли их. Остальных, в том числе и Илью лейтенант собрал в летучий отряд и повёл вершить возмездие.
— Здесь это было? — кивнул Неверов на то место на дорогу, которое чуть раньше пропахал брюхом Илья.
— Ага… Так точно! — у солдата ещё нервы были не в порядке, огонь в крови не улягся толком, как его снова притащили к этому месту. Он смотрел в лес, и в руках у него было оружие.
— Ясно, пойдём, поищем этих уродов, — лейтенант тоже снял винтовку с плеча и они все вместе, широкой цепью вошли в лес.
Илья сразу нашёл место, откуда по нему вели огонь и с каким-то диким, животным удовлетворением он увидел на примятой траве густые капли крови. Рядом, на дереве он заметил пулевое отверстие от своей беспорядочной стрельбы. «Надо было чуть ниже», — с запоздалым сожалением подумал боец.
Они ясно видели, что засевших в лесу было несколько человек, как минимум трое. Солдаты ходили по лесу два часа, ища следы или брошенное оружие, но так ничего и не обнаружили, кроме пары десятков отстрелянных гильз: эти сельские партизаны скрылись в лесу как белки. После неудачных поисков в лесу лейтенант вернулся на дорогу и повёл всех остальных к домам.
Шли аккуратно, готовые к тому, что огонь будет открыт опять со всех сторон. Но Илья знал, что в домах тоже никого уже не было. «Эти трусы налетели и отлетели, убежали обратно по своим норам». В домах тоже ничего не нашлось, и тогда Неверов велел их запалить, что и было сделано.
Возвращались уже к вечеру. Шли, а позади них разрастался бешеный пожар, который подкармливался сухой травой; над землёй подымались густые столбы чёрного дыма, которые с каждой минутой только разрастались. Илья в душе надеялся, что огонь перекроет дорогу, и местные не смогут добраться на заставу, не смогут атаковать.
— Подкрепление уже прибыло? — первый вопрос, который задал лейтенант часовому на заставе.
— Никак нет, товарищ лейтенант, — последовал ответ.
— Где же они так долго, чёрт их дери… Ладно, что Клевшин? Жив?
— Так точно, жив, только без сознания. Лежит в казарме.
Из-за сегодняшней стрельбы на заставе поднялась суматоха. Пока летучий отряд бродил по лесу и поджигал дома, то оставшиеся готовились к внезапному нападению. Валеев, оставленный за старшего, приказал завалить дорогу ломаными брёвнами и укрепить досками самые хлипкие места в заборе вокруг заставы. На крыше барака было сооружено гнездо, куда посадили самого меткого стрелка роты, но поскольку лес вплотную примыкал к забору, то толку в этом было абсолютно никакого — снайпер не видел ничего, кроме густой листвы деревьев.
Все были на взводе и ожидали самого худшего. Вдали бушевал самый настоящий пожар, кажется, что даже и сам лейтенант не ожидал, что огонь разрастётся настолько и так быстро. Солдаты смотрели на пламенеющий горизонт и думали о том, что пожар может добраться и до них.
Только половина роты была отправлена спать, вторая же была наготове. Бойцов расставили по периметру заставы, готовых поднять тревогу в любой момент.
Илья был отправлен поспать несколько часов, прежде чем ему предстояло сменить тех, кто сейчас стоял в охранении. Но сон не шёл к нему, он слышал тихие разговоры солдат между собой; многие из них были напуганы, они не ожидали подобных событий в этой тихой местности. Поначалу к нему приставали с расспросами о том, что же произошло утром, и отчего лейтенант так взбеленился, что поджёг лес. И поначалу Илья отвечал на вопросы любопытных, но после третьего подряд пересказа истории ему надоело, и он перестал отвечать. А позже и Валеев пришёл в барак и велел всем заткнуться и спать.
Солнце ещё не успело встать из-за горизонта, как произошла смена караула. Илья, поспав полновесные четыре часа, вновь сжимал свою винтовку, стоя перед воротами заставы. Рядом стояли ещё двое солдат. На всех троих были синие куртки: ночью было очень холодно.
Впереди полыхали зарницы: пожар только усилился за ночь. Кругом стоял отвратительный горелый запах, временами менялось направление ветра, и до солдат доносился весь смрад подожжённого леса — становилось очень тяжело дышать.
— Если так и дальше пойдёт, то мы тут долго не продержимся, — просипел один из бойцов, утирая рот рукавом — это немного помогало от дыма.
— Да и сейчас уже едва-едва держимся, — согласился с ним Илья. У него слезились глаза от дыма, и он мало что видел на дороге впереди. Никто из солдат почти ничего не видел впереди; от их караула было совсем мало толку. Они слышали только крики местных жителей дальше, в лесу, которые, очевидно, пытались что-то сделать с пожаром.
С каждой минутой крики становились всё сильнее, но солдаты пока ничего не предпринимали; все ждали чего-то, какого-то события, которое сможет заставить их шевелиться. Как будто болезни и лесного пожара им было мало, чтобы начать действовать.
По дороге стали плестись белые клубы едкого дыма: огонь подбирался всё ближе и ближе. Илье начало казаться, что он уже видит глубоко в лесу красные искры. Когда он сделал пару шагов к лесу, чтобы убедиться в этом, то к воротам заставы вышел их лейтенант:
— Что слышно?
— То же, что и вечером, товарищ лейтенант, — отвечал старшина Павнин (сегодня он был поставлен за главного в карауле).
— Ничего нового?
— Совсем. Только дым теперь всё ближе, — Павнин отвечал сухо и прямо, хотя его уже тоже начинал понемногу душить кашель.
— Да уж, неплохо лес горит, — с досадой проговорил лейтенант. Видно было, что он всю ночь не спал: под глазами были синюшные круги, а в движениях рук была какая-то нервозность. — Наверное, нужно будет выдвинуть вперёд пожарные команды, чтобы мы тут все не угорели.
— Да, но, похоже, что местные и сами уже соорудили себе пожарные команды, — старшина кивнул в тот момент, когда из леса донёсся очередной вопль. Слов было не разобрать, но было ясно как день, что кричавший был в отчаянии. — Если выйдем в лес, то наверняка напоремся на них, и я сомневаюсь, что они будут рады нас там видеть. Чего гляди, подумают ещё, что мы разжигаем лес ещё сильнее, — многозначительно проговорил старшина, после чего зашёлся в кашле.
Лейтенант косо посмотрел на Павнина, но ничего ему не ответил, а вместо этого проговорил про себя:
— Где же это подкрепление, хотел бы я знать, мать их…
А тем временем Илья чуть дальше отошёл от ворот, чтобы посмотреть, не полыхают ли деревья у них под боком. Он дошёл до половины дороги до первого поворота, как заметил красный всполох между стволов: лес полыхал совсем рядом!
— Пожар! Пожар! Уже здесь! — солдат бросился назад и начал кричать изо всех сил, что есть мочи. Для караула он предстал вырывающимся из клубов едкого дыма, стремглав несущимся к заставе и поднимающим тревогу. Лейтенант перепугался не на шутку и тут же скомандовал тревогу.
Пока Неверов со старшинами строили личный состав, решали вопросы с водой, вёдрами и марлевыми повязками, огонь уже вплотную приблизился к забору вокруг армейской заставы.
Солдаты носились как угорелые вокруг всё новых и новых разгорающихся очагов: многие удавалось затоптать тяжёлыми подошвами армейских сапог; кое-где приходилось поработать палками, сбивая пламя. Самые трудные участки приходилось поливать водой, которой, как и следовало догадаться ранее, оказалось не так много: воду привозили в часть издалека, и потому её всегда хватало только на самые необходимые нужды. Теперь же её и вовсе стало в обрез.
Из-за того, что перед жарой долгое время стоял холод, то в лесу ещё было влажно: огонь продвигался медленно, но чадил просто по страшному. Тёмно-жёлтые клубы дыма поднимались отовсюду. Пока солдатам удавалось сдерживать натиск пламени, но вот с дымом они поделать ничего не могли: всё заволокло вокруг одномерной воздушной массой, сквозь которую едва ли можно было дышать.
Неверов приказал оставить заставу, когда несколько бойцов уже свалились от удушья. Сам лейтенант мог говорить лишь через силу: жестокий кашель душил его горло. Старшины выстроили кое-как роту двумя колоннами и погнали её прочь в лес, подальше от распространяющегося пламени.
Краев сполна получил своё: в горле стояло чувство дикой горечи и от этого хотелось вывернуться наизнанку, но на это не было времени. Рота быстро отходила в сторону границы, пытаясь как можно скорее выйти из зоны пожара.
Спустя какое-то время дымная пелена спала, и лёгким стало легче дышать. Солдаты стали поворачивать головы назад и они видели, как ядовитый туман окутывает лес плотной шапкой. Уже встало солнце, и можно было оглядеться, как следует, но движение всё равно не прекращалось. Неверов шёл впереди и вёл за собой людей, кажется, что он твёрдо решил дойти до гарнизона. Пожалуй, только в этом и был единственный выход: застава, вне всякого сомнения, сгорела дотла, а местные селяне наверняка, также спасаясь от огня, идут вслед солдатам. Держать оборону больше негде, да и почти что некому: почти половина солдат была отравлено дымом, и они едва могли держать походный темп. Другие поддерживали их под руки, чтобы те не упали на пути, и это значительно тормозило отступление отдельной роты Армии Новых Общин от огненной стихии, так неумело и неумно обрушенной на их головы их собственным лейтенантом.
Некоторые поглядывали в спину Неверову и тихонько перешёптывались меж собой, обсуждая то, правильно ли лейтенант сделал, велев запалить лес. Краев слышал, как один солдат сказал другому, что их командир доведёт их всех до большой беды, а второй ничего не ответил на это.
У Краева было мало патронов; почти у всех их было мало, а у некоторых и вовсе ничего не было. Никто ведь не позаботился об арсенале, когда началось это бегство с заставы. При солдатах было не так уж много оружия, и, как боевое подразделение рота сейчас представляла собой довольно жалкое зрелище.
Солдат думал о том, что если на них нападут из засады, то шансы на то, что они отобьются, будут совсем невелики. Краев начал подсчитывать и прикидывать в уме, сколь много у них осталось винтовок и как много людей может ими реально воспользоваться в бою. Он смотрел в спину своим товарищам и глядел, у кого есть винтовка и кто мог свободно идти на своих двоих, а не опираться рукой на соседа. Почти все, кто еле шёл, отдали своё оружие другим. Получалось, что едва ли больше половины были вооружены и готовы хоть как-то обороняться. Да, расклад был совсем не в их пользу… Тут солдата ещё кольнула неприятная мысль, что, пожалуй, не все из тех с кем он сейчас шёл плечом к плечу будут готовы применять своё оружие по прямому назначению. Шепотки против лейтенанта ещё шли по нестройным колонным и, вполне возможно, что кое-кто будет готов примкнуть к врагу… В голову Краева пришла почт спокойная мысль о том, что в случае чего стоит ожидать выстрела в спину — с некоторых станет и это сделать.
Только-только Краев в своих подозрениях дошёл до того, что был готов обратиться к своему старшине, который шёл сзади, чтобы разобрался с теми, кто явно подбивал людей на бунт, как вдруг впереди послышался какой-то шум.
— Рота, стой! — донёсся приказ спереди и обе колонны замерли.
— Что там такое?
— Не знаю, едет кто-то…
— Едет? Наши, что ли?
— Наши, не наши, не разберёшь, перед поворотом же встали…
Чувство тревоги прошло сквозь каждого, кто стоял рядом с Краевым: приказов больше не поступало и солдаты стояли один за другим в ряд и не видели, ради кого их остановили. Многие, как и Краев опасались угодить в засаду местных партизан, которые были бы не прочь поквитаться с ними за всё, что произошло вчера. Но тревога пришла и ушла: оказалось, что то было подкрепление из гарнизона.

3

— Как-то у вас всё не слава Богу! — капитан Галдин только что слез с коня и оглядывал тот сброд, что ныне представляла собой защитная рота. Его-то бойцы все как на подбор: отглаженные и отутюженные и у каждого не то, что по винтовке, а даже и пистолет висел в кобуре. Кавалеристы конной сотни пограничного гарнизона выглядели так, словно бы только что сошли с картинок Строевого устава: хоть сейчас на парад!
Солдаты Неверова из сгоревшей заставы выглядели бедными родственниками на фоне приехавших на подмогу конников. Лейтенант собрал их в две шеренги на крае у дороги, чтобы можно было проехать на конях и кавалерийская сотня медленно прошла мимо погорельцев, и почти каждый боец своим личным долгом посчитал выразить взглядом всё, что он думал об оборванцах с дальней заставы.
Но большинству из солдат Неверова было абсолютно всё равно, что о них думают ребята с границы. Краеву-то уж точно было наплевать: пришла подмога и ладно. Теперь можно было не волноваться о партизанских засадах и шепотках против командира. Да и зачинающийся дождь был явно к месту: небо подёрнулось тучами, солнце надолго скрывалось из виду, а где-то вдалеке уже вовсю полыхала гроза. Маленький моросящий дождь прибивал пыль к земле и счищал грязь с солдатских сапог. Краев набрал горсть влаги в ладонь и промочил красные от дыма глаза. Стало немного легче.
Пока командиры спорили о том, кто прав, а кто виноват и что дальше делать, солдаты разминали понемногу ноги после спешного марш-броска; старшины не особенно следили за порядком в строю. Кажется, что лейтенант хотел, чтобы они отдохнули немного, может даже, если бы у них была какая еда, то он даже скомандовал бы привал.
Кавалеристы поначалу оставались верхом, но спустя совсем недолгое время спустились на землю. Все ждали, пока начнётся настоящий дождь и разобьёт лесной пожар. Лейтенант сразу рассказал капитану, что на юг, к заставе сейчас хода нет, да Галдин, верно, и сам догадался по дымовой завесе, что ехать дальше смысла немного. Но как смогли понять неверовцы (а сказать как есть им, естественно, никто не пожелал), то у кавалеристов был приказ ехать непосредственно до дальней заставы и занять. Почему же они не приехали раньше, когда ещё не дошло до перестрелок с местными и поджога леса, никто из солдат так и не узнал.
— Вот с такой силищей, конечно, намного приятнее будет на заставе находиться.
— На заставе? Ты давно ту заставу видел? Сгорела она уж! Пепелище едем оборонять!
— Скажешь тоже, пепелище! Ещё не догорело даже наверняка. Вот когда придём туда, вот тогда уже будет пепелище, а сейчас она пока целая ещё, немного подкопчённая разве что.
— Ага, с дымком!
— Ох. Не говорил бы ты про дымок! А то глаза до сих пор режет…
— Ничего, сейчас дождь вдарит, промоешь, как следует…
— Воды бы хлебнуть ещё.
— Это да…
Пока солдаты обсуждали своё житье-бытье, мимо прошли лейтенант с капитаном.
— Выждать? Рома, думаю, что выжидать уже нет особого смысла. Если проваландаемся тут, то противник займёт позиции и хрен мы их оттуда сбросим.
— Будь у нас то, что мне обещали, то сбросили бы в два счёта…
— Ну-ну, сам же знаешь, что в Штабе виднее. Нужна подмога сегодня? Получи через два дня. Нужен пулемёт? Получи кукиш с маслом. Скажи спасибо, что вообще дорогу не закрыли из-за эпидемии.
 Пока товарищи офицеры проходили вдоль неверовцев, то солдаты затихли немного, внимательно вслушиваясь в то, что говорят отцы-командиры. Бойцы внимательным взором следили за своим начальником, а Неверов лишь вскользь взглянул на своих солдат и сразу же повернулся обратно к Галдину.
 — Ну, отдохнули малёхо, пора и честь знать, снова в бой! — сказал кто-то в строю и этот неизвестный солдат оказался прав. Не прошло и двух минут, как последовала команда строиться вслед за кавалеристами на обратный путь до заставы.
Дождь, разразившийся спустя некоторое время после того, как солдаты повернули обратно, немного облегчил путь до заставы: дым от пожарища рассеялся, и дышать стало много легче, да и идти, когда впереди не висела тёмная завеса, было намного веселее.
  Неверов даже забыл, что ранее они убегали от силящегося партизанского движения и, что хоть угроза пожара несколько уменьшилась с приходом дождя, то вряд ли местные решили сменить гнев на милость и, что, скорее всего, им стоит ожидать боя в самое ближайшее время. Всё это забылось, выветрилось, как только появились кавалеристы Галдина. На крепких конях, с новыми винтовками и целой горой патронов. Нет, не будет никакого серьёзного сопротивления, разве что пару-тройку обречённых перестрелок в лесу и всё. Партизанское движение будет задавлено, и всё вернётся на круги своя. А может даже и дальше зайдёт, может Армия придёт сюда насовсем и займёт эту территорию для Новых Общин. Было бы неплохо.
Дорогу начало размывать от дождя, который чем дальше, тем становился всё сильнее, это были уже целые потоки воды, спускаемые с неба чьей-то щедрой рукой. Ноги, обутые в сапоги, утопали в дорожной грязи и отрывались от неё со звонким чавканьем. Вся одежда промокла насквозь, но отцы-командиры продолжали гнать свои отряды вперёд, но никто из солдат не роптал — для привала на дороге попросту не было места, так что все торопились быстрее добраться до заставы. Хоть и с сожжённой, но с неё можно было добыть себе крышу над головой.
Когда уже сквозь почерневшее от туч небо начал проглядывать дневной свет — признак скорого конца дождя, то кавалеристы, которые понятное дело, умчались далеко вперёд, уже добрались до неверовской заставы. Галдин послала назад двух своих бойцов с тем, чтобы они предупредили своих пеших собратьев о том, что застава хоть и подгорела, но всё ещё не совсем: почерневшие стены бараков пока ещё стояли и даже крыши не обвалились!
Эта новость придала неверовцам немного сил, и они поднажали: оставалось совсем чуть-чуть.
— Скорее бы уже… Койки-то наверняка сгорели, но, главное, чтобы пол был сухой. Я и на полу неплохо устроюсь, — Артём Угольный мечтательно закатил глаза, представлял скорый отдых. Ночная борьба с пожаром и дневной марш-бросок изрядно вымотали его.
— Да, было бы неплохо… — согласился Илья. — Только вот забор наверняка весь того… Сгорел. Придётся многих в караул поставить, чтобы ночью нас не порешали.
— Вон пусть те, что на конях встают в караул, им сподручнее будет, с лошадью. Они сразу врагов учуят, как собаки, а от нашего брата толку-то не будет — сразу ночью заснём. Я-то уж точно. Да и было бы кому порешать! Все местные уже, поди, свинтили оттуда, как только наша конница налетела. Ты выстрелы слышал? Я не слышал. Так что нет там никого.
— Они в лесу схоронились.
— Ну, пусть там и дальше хоронятся, чтобы им хорошо лежалось в том лесу. Не сунутся они к нам больше…
— Может быть, если эти, из гарнизона останутся с нами, то не сунутся, а так… Кто знает.
— Да не… — с сомнением протянул Артём, — кавалерия точно останется. Что же их прислали, чтобы нас за ручку к дому довести? Наверняка для рейда. Будут по сёлам скакать, искать тех, кто в вас стрелял тогда в лесу.
— Лучше бы без этого обойтись, — Илья, правда, не хотел, чтобы всадники из гарнизона разъезжали по местным сёлам с карательными намерениями. Солдат знал, что что в кавалеристы не берут рохлей и слюнтяев. Кавалеристы не постесняется привязать недовольного жизнью селянина к крупу своего коня и пустить его во весь опор, чтобы бедняга вопил во всё горло, пытаясь угнаться за всадником, но неизменно бы упал и содрал бы всю кожу о землю. Как бы Илья не относился к местным жителям, ему бы не хотелось, чтобы их постигла такая участь.
— Ну, нас с тобой не спросят, как и без чего лучше обойтись. Развесят пару-тройку бунтовщиков на столбах и дело с концом.
— Это может только испортить всё дело. Местные могут разозлиться ещё сильнее.
— Даже если и так, то, что они могут…?
Как и предполагал Илья весь забор прогорел дотла, только горелые дрова остались лежать на земле, но оба барака — старый и новый — стояли относительно целые. На стенах и нижней части крыши были видны длинные, глубокие следы  от огня. Ещё бы немного и здания рухнули бы под собственным весом, дождь случился как раз вовремя. От стен ещё шёл легкий пар с резким горелым запахом, и внутри бараков пахло, словно в печи, в которой решили пожарить мокрых тряпок.
Лейтенант велел обустраиваться, хотя как тут можно было обустраиваться, разве что найти подходящий угол и приземлиться туда. Почти все койки сгорели, да и полы тоже провалились, так что бойцам пришлось проявить смекалку и мастерить себе из горелых досок лежанки. Неверовцам отвели старый барак, а кавалеристы взяли себе новый, который ещё оставался не достроенным до всей этой истории с отступлением. Теперь-то, верно, не быть ему достроенным никогда. На удивление всем хватило места, хотя, возможно это было потому, что часть ребят Галдина были посланы чуть вперёд, вглубь территории, откуда по Илье сотоварищи вели огонь. Неверов часть своих людей определил в караул вокруг заставы, но Илье повезло, ему пока что можно было отдохнуть, и он с наслаждением растянулся на своей лежанке.
Очередной сон без сновидений был прерван самым наибанальнейшим образом — огнестрельными выстрелами. В первое мгновения Илья даже разозлился на самого себя, что из-за такой мелочи его организм решил прервать отдых и взбодрить своего хозяина. Солдат уже давненько нормально не отдыхал и он очень рассчитывал на то, что ему удастся сейчас выспаться, но чего не случилось, того не случилось. А между тем, стрельба не прекращалась и, судя по всему, шла она совсем рядом!
Илья неспешно поднялся с лежанки и тут же — чу! — выстрелом из ближней стены выбило клок горелого дерева!
С солдата тут же слетел всякий сон и он, пригнувшись, подхватил своё оружие за ремень и, чуть ли не кубарем выкатился наружу. На улице уже стояли сумерки, и повсюду бегали солдаты и палили в сторону леса, а оттуда отвечали тем же. Пока Илья пытался сориентироваться и понять, что здесь происходит, то он не останавливался, а продолжал бежать вдоль стены барака, подальше от той стороны, откуда шёл вражеский огонь. Внезапно он споткнулся и с коротким, резким матерком упал на влажную землю. Почва ещё пахла пламенем, но сейчас Илье было не до того, он оглянулся назад, и увидел старшину Валеева, у которого из горла торчал обломок стрелы…
Солдат резким рывком прополз за край стены, и только там он поднялся на колени, приладив винтовку к щеке. Илья хотел найти, откуда по ним ведётся огонь, но никого не мог разглядеть в темноте лесной чащи, скрывающей от него противника. Краев, не найдя, по кому можно было бы выстрелить, попытался найти взглядом кого-то из своих, но к своему удивлению и их он не обнаружил!
Буквально минуту назад, здесь бегали десятки людей, а сейчас — никого. Обратившись снова к лесу, Илья увидел, что перед самой кромкой на земле лежит несколько фигур в солдатских рубахах… Очевидно, они были из его роты. Повертев головой ещё немного, солдат нашёл ещё несколько человек на земле и все они лежали неподвижно. Илья попытался вспомнить, был ли кто-то ещё в бараке, помимо него, когда он проснулся и, хоть пробуждение было резким, но в его мозгу отпечатался факт, что он был в бараке совершенно один тогда.
Реальность была такова, что значительную часть неверовского отряда перебили, а кавалеристов нигде не было видно, хотя где-то поблизости ещё шёл интенсивный огонь, и из леса никто не выходил, так что, вероятно, исход боя ещё не предопределён. Илья попытался немного успокоиться и отогнать паршивые мысли о том, что он один остался в живых из всего отряда.
Стрельба шла со стороны дороги, ведущей к сёлам и Илья, недолго думая, резко рванул туда. Он ожидал, что по нему тут же начнут палить все, кому не лень, но выстрелов не последовало, и солдат с бешено колотящимся сердцем добежал до большого пня у ворот заставы, и залёг за него. От самих ворот осталась только чёрная сажа на земле, и Илья обильно измазался в ней, когда плюхался на землю; только сейчас он заметил, что из одежды на нём только майка, да трусы. Интересно же он выглядел так и с винтовкой в руке…
Он попытался разглядеть, что происходит впереди на дороге, откуда были слышны выстрелы, как вдруг из леса выскочил один из кавалеристов верхом; он прижимался к спине коня и стрелял из пистолета куда-то позади себя. Илья приметил, куда стрелял человек Галдина и выстрелил туда же, надеясь, если не попасть во врага, то хотя бы прижать его к земле, потому что всадник брал слишком кверху и все пули уходили в молоко. Галдинец, услыхав выстрел перед собой, тут же дёрнул руку к Илье, но, разглядев его кое-как, решил огня не открывать.
Илья успел сделать ещё два выстрела, прежде чем к нему подъехал кавалерист:
— Живой ещё, пехота?! Надо тикать отсюда!
— Куда? Что, вообще, случилось? Где все мои?
— Перебили! А тех, кого не успели, сейчас там добивают, — он мотнул головой в сторону дороги. — Нужно к гарнизону ехать, иначе оба тут поляжем!
— Мне нужно к своим!
— С ума сошёл?! Нет больше твоих…! А, впрочем, пёс с тобой… Я всё! — боец тут же пришпорил нетерпеливого коня и был таков. Он исчез впотьмах быстрее, чем Илья успел ещё хоть что-то сказать ему.
Солдат посмотрел на те деревья, меж которых, как ему казалось он видел кого-то, но там пока было тихо. Стрельба впереди ещё продолжалась и он, решившись, перемахнул через пень и побежал к выжженному кустарнику вдоль дороги, чтобы, прижавшись к растениям, выйти к месту сражения.
Илья пытался бежать быстро и скрытно, но белая майка, хоть и вымазанная вся в грязи была отличным ориентиром — пару раз по нему стреляли с противоположного конца дороги, но солдат не отвечал на огонь — в винтовке оставалось всего лишь два патрона, и он старался сберечь их.
Босые ноги хорошо шли по мокрой горелой траве, но стоило только впереди попасться толстой ветке или камню, как тут же боль пронзала ступни, но Илья всё продолжал бежать. Он стремился найти своих товарищей, голоса которых он почти уже мог расслышать…
Наконец, Илья нашёл их. Они вели бой на том месте, где лес справа от дороги заканчивался, и начиналось большое поле, на дальнем краю которого когда-то стояли покосившиеся домишки, которые лейтенант велел запалить…
По полю скакали всадники и вели бешеную перестрелку с людьми, сжимающими их в кольцо. Помимо них на земле были ещё солдаты, как показалось Илье, из его роты: во всяком случае, он слышал знакомые голоса. Солдат как можно ниже прижался к земле и помчался к своим товарищам на выручку или, скорее для того, чтобы им было не так одиноко в братской могиле… Вряд ли он хоть чем-то мог им помочь.
Внезапно прямо перед ним выросла чья-то спина — один из партизан решил сменить позицию и сделал это аккурат перед носом солдата Армии Новых Общин. Почти что инстинктивно Илья на полном ходу замахнулся прикладом своей тяжёлой винтовки и попал точно в затылок своему врагу. Тот, охнув, рухнул на землю, даже не успев сообразить, что же сокрушило его.
Враг упал грудью на свой старенький карабин, который он стискивал в руках. Его не преминул взять себе Илья в дополнение к своему личному оружию. К тому же у партизана была сумка с патронами для карабина, и её тоже Илья взял себе. Закинув свою винтовку за спину на ремень, солдат помчался к своим товарищам, окружение которых вот-вот должно было завершиться.
Его едва не подстрелили всадники, но пуля пролетела мимо, а потом последовал окрик «не стрелять!», — Илья прорвался к своей роте.
— Краев! Я уж думал, что не увижу тебя! — лейтенант Неверов тут же знаком указал солдату позицию и Илья без промедления залёг именно в том месте.
Их оставалось не больше тридцати человек; наверняка сколько Илья знать не мог, так как бойцы залегли на землю и в ночной теми их уже совсем трудно разглядеть. Только, когда они меняли позицию, можно было понять, что солдат ещё жив и сражается. Менять позицию, к слову, приходилось чуть ли не ежеминутно — лесные стрелки хорошо пристреливались и били очень метко. Илья успел выстрелить только раза четыре по тёмным силуэтам в отдалении, как слева и справа от него выскочили фонтанчики прожжённой почвы, вырванной пулями. Илья уткнулся носом в самую землю, набрав полный рот чёрной сажи, оставшейся от травы, и перекатился в сторону.
Лейтенант Неверов сыпал приказами направо и налево, постоянно меняя позиции своих солдат, чтобы заткнуть как можно больше дыр в их обороне, который возникали то тут, то там. Враги, хоть и смогли их окружить, но всё же не могли подобраться достаточно близко для того, чтобы перебить их всем одним решительным натиском — им приходилось вести огонь издалека, что сказывалось на их эффективности. Солдаты же, хоть и могли кое-как прятаться в земле, растрачивали слишком много боеприпасов, пополнить которые им было негде — на каждые тридцать-сорок выстрелов приходилось лишь одно попадание во врага. Чем дольше затягивалось это сражение, тем яснее становился его исход.
Кавалеристы, носясь кругами по полю пытались пробиться сквозь вражеские цепи, но из этого ничего не выходило. Галдинцы прибрали многих из местных стрелков, но сами полегли почти все… Многие лишились коней и теперь также на земле лежали вместе с неверовцами. Самого Галдина Илья так нигде и не увидел, и его приказаний тоже не было слышно, только хриплые крики Романа Неверова, который лихорадочно пытался сообразить, как бы ему организовывать прорыв, когда его силы и так уже на исходе.
Внезапно, когда на землю упал последний конь и его всадник начал ползти в сторону солдат, в стане врага произошло какое-то смятение — Илья слышал далёкие крики, но не мог разобрать слов из-за расстояния. Спустя пару мгновений всё стихло — стрельба прекратилась.
Илья перезарядил свой трофейный карабин предпоследними патронами и пожалел, что чуть ранее потерял свою армейскую винтовку, которую он снял со спины, чтобы не мешалась, да так и осталась лежать на земле где-то неподалеку, пока Илья перекатывался с места на место. Только сейчас, в минуты затишья Илья понял, как же он замёрз ночью без одежды.
Было тихо, так тихо, что даже можно было услышать своё сердцебиение. А Илья-то оказалось, что оно остановилось уже давно… Но пока ещё стучит.
Прошло ещё немного времени и солдаты начали переговариваться между собой; кто-то даже поднялся на колено, чтобы видеть всё вокруг. Стояли сумерки, ведь на землю потихоньку опускался рассвет — сражение шло всю ночь.
Из лесу вышел человек с высоко поднятой над головой рукой, в которой была зажата винтовка; он медленно пошёл к солдатам, но пока Неверов хранил молчание, никто из них не открывал огня. На человеке были старые, изорванные штаны, кажется перешитые из какой-то другой одежды и грязный тёмно-серый свитер из шерсти. Он прошёл половину пути и только после этого остановился, но руку по-прежнему продолжал держать над собой и спустя пару мгновений лейтенант двинулся ему навстречу, отдав свою винтовку одному из солдат и сняв с пояса ремень с кобурой.
Пока Роман Неверов медленно продвигался вперёд, Илья, прищурившись, следил за теми людьми, что остались в лесу, а они нет-нет, да и показывались, тем более, что когда листва вся сгорела, спрятаться там было теперь не так уж и просто. Когда лейтенант уже о чём-то негромко говорил с человеком из леса, взгляд солдат упал на предмет в траве неподалёку от него: Илья узнал свою винтовку, с которой он бежал ночью к месту сражения, и стоило ему только увидеть её, как он тут же почувствовал такую усталость, что всё, чего ему сейчас хотелось — это бросить всё и идти спать. Ему стало так на всё наплевать, что он готов был хоть прямо сейчас подняться в полный рост и уйти прочь с этой прожжённой земли туда, где можно было спокойно отдохнуть.
Останавливало только то, что, скорее всего, как только он поднимется, его тут же пристрелят стрелки из леса. Хотя, как знать… Похоже, что и им это уже всё порядком надоело, ведь недаром же они отрядили посла на переговоры…
Илья смотрел на своего лейтенанта и человека из леса; никто из солдат не слышал и слова, но все догадывались, о чём шёл разговор. Наконец, их командир повернулся к своим людям, а человек из леса — к своим.
— Уходим, ребята. Нас пропускают.
— Так просто?
— Да, так просто. Ну, встали и пошли. До гарнизона топать до вечера будем, — Роман Неверов глядел на своих бойцов, поднимающихся с земли и медленно бредущих к дороге, с опаской поглядывающих на кромку леса и ожидающих предательских выстрелов в спину, которых, впрочем, так и не последовало. Лейтенант сначала избегал смотреть на тех, кто так и остался лежать на земле, но потом, видимо, решив что-то внутри себя, развернулся и долго смотрел на своих бойцов и кавалеристов Галдина, а после, сказав, — Прощайте, ребята, — двинулся вслед своим людям. Он шёл последним с этой земли, на которую им теперь был ход навсегда заказан.
А Илья шёл первым, так уж получилось, что он не стал никого ждать, а просто встал и пошёл и каждый шёл за ним в ряд. Но Илье было всё равно. Босой, в грязных трусах и майке, с карабином за плечом, он вышагивал по земле так, словно бы ничего  не было. Этой ночью внутри него сломалось что-то, какой-то внутренний барьер исчез, он перешагнул через черту, и теперь ничего не осталось; внутри было ощущение пустоты, но не страшное, сосущее ничто, а, скорее, наоборот —  чувство легкости. Как будто бы освобождения. Как будто бы этот внутренний барьер был кандалами на ногах солдата, сковывающими его долгое время и теперь он, наконец, сбросив их, мог идти свободно. И он шёл, не оглядываясь назад, шёл, радуясь тому теплу и свету, которым согревало его обмёрзшее тело утреннее солнце.