Гнилой повод

 Двор  школы-интерната был плохо освещен. Фонари горели тусклым   мерцающим светом, совсем не освещая дорогу между малой школой и общежитием. Фонарь над входной дверью общежития светил в противоположную сторону, так как здание было расположено торцом к пешеходной дорожке. Через темнеющую листву  просвечивали окна. Светились они и на третьем этаже, где была расположена спальня мальчиков пятого класса. Значит,  мальчишки не стали играть около общежития, а сразу поднялись в свою спальню.
 Людмила Петровна, воспитательница, не спеша передвигалась с группой девочек. После ужина она разрешила неугомонным пацанам самостоятельно добираться до общежития, хотя дирекция требовала, чтобы воспитанники передвигались по обширной территории только строем. Любовь Петровна  не всегда выполняла указания дирекции, считая, что школа-интернат не исправительная колония и дети должны хоть иногда ходить самостоятельно. Но такая самостоятельность часто оборачивалась и для самой воспитательницы неприятными моментами.
  Любовь Петровна приняла пятый класс после окончания первой четверти. Директор долго уговаривал молодую женщину принять класс, так как прежнюю, молодую воспитательницу, только что после ВУЗа, пришлось уволить из-за профнепригодности: дети настолько разболтались, что не давали учителям вести уроки, разговаривая в полный голос, дрались, сквернословили, терроризировали санчасть со своими мнимыми болячками. Дошло до того, что в палате мальчишки заваливали свою воспитательницу на кровать или диван  и проверяли на ощупь все её женские прелести. На уроках и самоподготовке стоял  гам и пробежки по всей школе, как детей, так и нянечек со швабрами вдогонку за ними.
 Первую четверть пятиклассники закончили с «радостным» итогом: двенадцать неуспевающих из двадцати.
  Любовь Петровна долго сопротивлялась уговорам: уходить из «своего» второго класса, спокойного и доброжелательного, в этот бедлам почему-то не очень хотелось. Но, несмотря на строптивость,  все-таки дала себя уговорить, так как до неё доходили слухи, что напарница по второму классу (в классах обычно работали по  два воспитателя) кляузничала на неё, утверждая, что Любовь Петровна – бездельница, с классом не справляется. А поскольку дирекция не очень «жаловала» строптивую воспитательницу, то решила использовать повод: и  её уволить за профнепригодность. Казалось, что класс «прибрать к рукам» у неё не получится. Вот и повод будет найден. Любовь Петровна ещё «изволила», видите ли, поставить дирекции условие: будет работать с пятым классом только вторую четверть. Пусть подыщут за это время нового воспитателя. А воспитателей и так не хватало. Вместо двух работали по одному в некоторых классах. Зарплата, конечно, больше, но и нагрузка колоссальная.
 Ведь кто попадает в интернат? Обычно дети из неблагополучных семей, дети из неполных семей, дети с опекунами (вместо родителей), дети, с капризами которых не справляются в обычной школе, дети, родители которых сами с ними не справляются. Короче, «ягодки». Вот с такими «фруктами и ягодами» и приходится работать в школах-интернатах. А попробуй найти  язык сразу с двадцатью отпрысками, усадить их всех за парту и принудить к работе с учебником! Попотеешь и не раз! Конечно, среди них были и дети, желающие учиться. Но на фоне остальных разгильдяев они «не делали погоды». Какие «инструменты» воздействия у педагога? Слово. Тихое слово.  И всё! А попробуй угомонить разбушевавшегося воспитанника словом, когда он дома привык к затрещинам, окрикам, а то и побоям, нецензурным словам.  А ты должен взять его тихим словом.  «Кричать на детей нельзя». Но разве ж это дети? Это ж сплошные чертенята! И веревки не надо, чтоб из омута вызвать – сами тут как тут.  Вот и крутись воспитатель, как можешь. Хоть юлой, хоть на одной ножке. Но с «тихим, незлым словом». Вот чертыхайся «про себя» сколько угодно!
 Не одну ночь провела Любовь Петровна без сна, прокручивая в уме всевозможные пути подхода к детям. Брать их в руки нужно было сразу. Прежде всего - наладить дисциплину.
  Когда новая воспитательница и  директор вошли в класс, шум   оглушил их. Не обращая никакого внимания ни на директора школы, желавшего лично представить новую воспитательницу, ни на вторую молодую женщину – Любовь Петровну, несколько  «чертенят» бегали  друг за другом по партам, выкрикивая нецензурные слова, девочки, собравшись в кружок, хохотали над чем-то.  Разозлившись на такое непочтение, директор рявкнул в полный голос.  Нехотя, не спеша, дети заняли свои места за партами. Через несколько минут   в классе установилась относительная тишина. Представив Любовь Петровну, директор вышел в предвкушении полной победы над строптивой воспитательницей: «Через полчаса прибежит вся в слезах и соплях! Помогите! Ничего не могу с ними сделать! Ну, подожди! Я уж тебе помогу – мало не покажется!»-злорадствовала директриса.
 Дети с любопытством поглядывали на новую «воспиталку», подмигивали друг другу, сдерживая усмешки.  Начали наперебой задавать вопросы, но Любовь Петровна подняла вверх руку, призывая к тишине, и спокойным голосом потребовала всех выстроиться около доски. Недоумевая, пожимая плечами, хихикая, выстроились и замерли, ожидая, что же им предложат.
 Любовь Петровна, оглядев ребят, задала неожиданные вопросы: «Кто из вас дебил? Есть такие? А   придурки? Дебилы и придурки - два шага вперед!» Никто не шелохнулся. Осмотрев внимательно еще раз детские недоумевающие физиономии, воспитательница удовлетворенно произнесла:      « Как я рада, что я попала в ваш класс! Нет ни одного дебила и придурка! Это значит, что вы меня будете слышать и слушаться с первого раза! Ведь это только дебилам нужно повторять несколько раз?  Я права?» И замерла, не зная, что получит в ответ. «Да», - выдохнул неуверенно класс.  «Вот и хорошо. Садитесь все по своим местам. Самоподготовку проводим в полной тишине. Кому что-то не ясно, поднимайте руку – я подойду. Всем понятно?» « Да!» - уже уверенней прозвучал ответ.
Тишина, прерываемая только шелестом переворачиваемых страниц. Внезапно эту тишину прервал звук рывком отворяемой двери. В классную комнату ворвалась врач–психолог. И тут же замерла. « Извините, - с недоумением промолвила она, - я решила, что класс пустой!».
 После окончания самоподготовки в класс заглянула уборщица: «Любовь Петровна, Вас вызывает директор». « Странно. Зачем?- пронеслось в сознании. – Что там ей напела доктор?»
  Доктор, психолог-психиатр в одном флаконе, тоже с неодобрением относилась к Любови Петровне. Ну, если не с неодобрением, то, по крайней мере, настороженно. Она считала, что воспитательница применяет недозволенные методы воздействия на детей, запугивает их, а, может быть, и бьёт. Хотя дети никогда не жаловались и не подтверждали её сомнений и предположений. И доктор была в недоумении. А  однажды на педсовете в своем выступлении она отчитывала педагогов, напирая на слова  « ваши» дети. Любовь Петровна ехидно поправила: «Наши» дети. Вы ведь тоже получаете за них зарплату? Почему же они только «наши», а не ваши?»  Такое замечание тоже не осталось, как говорится, втуне.   
   В кабинете директора была и доктор.  Сесть директор не предложил, а доктор подошла к воспитательнице, пожала ей руку и обратилась к директору со словами: «Этой женщине памятник нужно при жизни ставить! Как это Вы так быстро с ними справились? Просто фантастика! Поделитесь! Вы же их не били?». « Зачем мне их бить? – изумилась педагог. - Дети разумные. Мы смогли договориться!» « Да уж! Разумники, которые на уши ставили всю школу и санчасть в придачу! А тут сидят, как приклеенные! Дробью, что ли Вы их накормили?» Это доктор вспомнила рассказ Марка Твена о накормленной дробью лягушке, которая из-за этого не смогла прыгать, а хозяин её проиграл спор. «Вот дроби, к сожалению, у меня не было! – засмеялась Любовь Петровна. – Да и тяжело её с собой носить на всех двадцать человек!»
 Итак, повод оказался никудышним!
  Незадолго до зимних каникул завуч предупредил воспитательницу, чтобы она приготовилась к тому, что  директор на педсовете будет «драить её с наждачком». « Вот как?! – удивилась Любовь Петровна. – А за что? За то, что вместо двенадцати неуспевающих в классе остался только один? Вот так благодарность от дирекции!» « Нет, за то, что слишком многим вы поставили « неуд» по поведению. Дети ведь стали намного лучше себя вести? Почему « неуды»?» – вопросительно посмотрел завуч.  « Да потому, что их поведение ни меня, ни других учителей, ни одноклассников не удовлетворяет! Поэтому и неуд. Это ведь я и остальные дети вплотную с ними общаемся, а вы видите лишь результат. Кто из вас знает, что мне это стоило? А оценки по поведению мы обсуждали в классе, общим голосованием выставляли ту, что заслужил», - объяснила педагог.
  Видимо, завуч передал эти слова директору,  и на  школьном педсовете директор вообще не упомянул никак Любовь Петровну. А на общегородском совещании - похвалил.  Созрел к тому времени, так сказать.
 Конечно, не мало было потом и нарушений дисциплины, и прогулы уроков, и драк, но всё это постоянная повседневная работа. Вот и сейчас:  настежь распахнулось окно спальни мальчишек. На подоконник вскочила невысокая фигурка паренька.  Лицо в тени. « Вот поросенок! Вывалится, ведь», - только и успела подумать Любовь Петровна.  А навстречу уже бежал самый маленький ученик в классе - Вовка, что-то крича. « Там, там…!» « Что – там?» «Лёвочкин хочет выпрыгнуть из окна! Сказал, что покончит жизнь самоубийством! Пойдемте быстрей!»
 В распахнутом настежь окне третьего этажа  стоял мальчик, истошно вопя: « Жить без Ирки не могу! Не держите меня, все равно выпрыгну!»  Любовь Петровна похолодела, но что-то её удерживало тотчас ринуться в общежитие. Да и в окне было видно, что никто его не держал! «Спокойно, не горячись! Если он прыгнет, лучше быть здесь, рядом. Всё равно не успею добежать», - быстро пронеслось в голове. Делая вид, что все это простой розыгрыш, который ничуть её не задевает, насмешливо и громко, чтобы «поросенок» услышал, отчетливо произнесла, подняв голову вверх: «Да он только руки-ноги поломает,  если спрыгнет. Тут невысоко. Покалечится, да и только. А мы будем к нему приходить в больницу, судно из-под него вытаскивать, и будет нас от его вида только тошнить! А Иришка будет только его презирать!», - и  направилась  к входу в здание. Девочки обогнали её и стремглав скрылись в общежитии. Поднявшись в спальню, Любовь Петровна увидела Лёвочкина в окружении девочек. Все хохотали, теребили его. «Что это была за комедия? Кто тебе разрешил становиться ногами на подоконник? Сейчас же возьми тряпку и вытри. Натоптал, наверно?» – строго проговорила Любовь Петровна. И ни слова о мнимой попытке самоубийства.  Слава богу, всё не всерьёз! Но такие шуточки могут и в могилу загнать! Или в дурдом! И тюремная решётка тоже маячит невдалеке.
 Ох уж этот Лёвочкин – маленький, белобрысый, плюгавенький, а считает себя неотразимым сердцеедом. Это в пятом-то классе! Это ведь с его подачи мальчишки развлекались с прежней воспитательницей.
 А недавно что учудил Лыков? На свежепобеленной стене оставил грязные следы своих ботинок.Да не просто следы, а прямо-таки печати от подошв! Нянечка в слезах, а он упрямо твердит: «Так ей и надо! Зачем она мои ботинки известью обрызгала? Я их тоже хорошо вычистил!»
 Каждый оставляет свой след.  Кто-то на стене или полу, и все - в душе. Одни следы затираются и исчезают, другие остаются навсегда.
 Директор оставила свои попытки уволить строптивую воспитательницу, хотя исподтишка делала ей гадости. А если быть точной, то просто-напросто обокрала свою воспитательницу.
Бывшая выпускница , воспитанница Любовь Петровны, встретив её на улице, поинтересовалась " убитым" видом воспитательницы. Узнала у её подруги, что Любовь Петровна стала часто болеть. Занимая на своем производстве достойный пост, выделила санаторную путевку для Любовь Петровны и принесла её в интернат. Путёвку отдала директору, а та её прикарманила.  О такой махинации Любовь Петровна узнала спустя полгода.
 Вновь встретив Любовь Петровну , воспитанница с обидой проговорила: " Вы хоть спасибо бы сказали за путевку!" " За какую путевку, Наташа?" -удивилась воспитательница. Вот тут -то все и выяснилось!
 
Замену воспитательнице  после второй четверти так и не нашли.  Вот и осталась Любовь Петровна и на этом классе, и в школе-интернате на целых  сорок лет. А вот для директора повод отыскали. Уволили. Но Любовь Петровна к этой истории руку не приложила.
 
  Всё было за годы работы: и ошибки, и удачи, и ссоры с дирекцией. Не было только одного – равнодушного отношения к работе и детям.