Побочный эффект

                «Побочный эффект»



                Автор:  Евгения Савина
                Редактор:  KosharikWildCat

Размер: миди
Жанр:  драма


Краткое содержание:
    Почти семь лет назад возлюбленный Димы бесследно пропал. До этого эту парочку связывали довольно непростые и долгие отношения, взаимная любовь, привязанность друг к другу и проблемы с наркотиками. История любви  и борьбы с очень странной развязкой.

От автора:
   после дождичка в четверг:D А если серьезно, первая моя работа почти за год перерыва. Надеюсь, я не совсем разучилась писать!)

Предупреждение:
   Работа в моем стиле. Кто знаком, тот знает, что от меня можно ожидать что угодно…


                «Побочный эффект»


     Я даже слышал, как тихо тикал будильник, пока я, застыв с пультом от телевизора, уставился в черный экран, пока малая Кристинка (дочь моя) была в садике, а жена Ира только приступила к приготовлению ужина.
   Мне тридцать девять лет, и я шесть лет состою в браке. С женой меня связывает не только общий ребенок, которому осенью исполнится шесть, но и крепкий семейный очаг. Женился я на ней, если быть откровенным, по залету, и под венец Ира шла с пятимесячным ребенком под сердцем. И, что греха таить, я очень любил и свою дочь, и Иру, которая стала мне идеальной женой.
Но сейчас я отчего-то застыл, словно время для меня остановило свой ход.    Остановился перед привычным делом, почему-то вспомнив былое… На самом деле, не таким обычным, поскольку из-за работы мне очень редко выпадала возможность сидеть вот так на диване и смотреть телевизор. Обычно вечера проводились на работе или на деловом ужине с женой под боком. Мне иногда казалось, что из-за работы я не уделяю должного внимание своему ребенку. Но это уже как посудить… Я в первую очередь хотел обеспечить Кристине хорошее образование и безбедную жизнь. А то, за что мне стоило бы переживать, начнется, когда ей исполнится шестнадцать…
     В дверь настойчиво позвонили, нарушая мою цепочку мыслей. Нехотя поднявшись с дивана, я, бросив пульт на диван, побрел открывать дверь.
  – Ты откроешь? – услышал я вопрос от Иры с кухни.
  – Да-да-да, – поторопился я.
Открыв дверь без какой либо мысли, я удивленно опешил, увидев на лестничной площадке трех сотрудников полиции.
  – Добрый день, – поздоровался я.
  – Добрый день, – ответил другой, ступив на шаг вперед. – Я – Кузько Николай Алексеевич, капитан полиции. Вы – Мельнов Дмитрий Олегович?
  – Да, – ответил я, не совсем понимая, что от меня понадобилось стражам порядка.
  – Вы задержаны по статье 105 – умышленное убийство, поэтому попрошу сохранять Вас молчание до выяснения обстоятельств. Вы имеете право назначить себе адвоката, или, за его неимением, государство вам его предоставит.
  – Что? – переспросил я, от шока уронив челюсть. – Какого, нахер, убийства?
  – Вы должны проехать в отделение.
  – Я без адвоката не поеду… Ира! – крикнул я, чувствуя, что парни настроены серьезно.
Жена выбежала сразу и, тоже увидав полицейских, несказанно удивилась.
  – Ир, езжай сразу за мной, – сказал я, видя, что один из них достал наручники.     – И позвони Мише – пусть найдет мне лучшего адвоката.
  – Что случилось? – очнулась она, уставившись на меня.
  – Я не знаю, – пробормотал я.
  – Ваш муж обвиняется в убийстве Фетисова Константина Сергеевича, – ответил капитан, покосившись на меня. – И он поедет в отделение…
  – Кто это? Какого убийства? – заорала Инна, срываясь на плач.
От слов капитана внутри все похолодело…
  – Ты его знаешь? – завопила Ира, схватив меня за рубашку быстрее, чем это сделали полицейские.
  – Звони адвокату, – велел я, выдергиваясь из ее цепких рук и следуя за полицией.


                *  *  *


    Жизнь казалась сказкой, наполненной невероятным количеством приключений и событий, которые переворачивали мою жизнь с ног на голову и обратно. Всему виной таблетки. Я сидел на радужных препаратах практически год. Они помогли мне в сдачи экзаменов и в работе. Таблетки помогли мне и здесь... Среди ярких огней, дешевых шлюх и дерьмовой музыки я видел красочный мир, который так отличался от того, что я вижу, когда встает солнце.
   Музыка… Она давала мне больше сейчас, чем что-либо. Она разрывала каждую частичку моего тела, заполняя тело необъяснимым эликсиром жизни. Сегодня мне хотелось жить так, как никогда доныне. Мне хотелось жить и умереть здесь от счастья!
   Его я заметил под действием таблеток… Мокрого, шального, одурманенного, невероятно яркого даже на фоне красочного клуба. Он плясал как бешеный. Народ расступался и восторженно и в тоже время осуждающе глядел на него. Восторженно – за то, что он такой яркий и необычный. Осуждающе – потому, что он был слишком молод. Их лица на фоне этого мальчишки старились на глазах , покрываясь морщинами, становясь уродливыми масками, которые хотелось с них сорвать.
  Я не думал. Даже на секунду не задумался о том, что он гораздо младше, и что я на его фоне смотрюсь так же. Словно мне прибавилось лет десять, а он помолодел еще на пять.
    Мне хотелось прикоснуться к нему, обжечься и чувствовать это покалывание в пальцах, заставляющее меня одернуться и бежать прочь… Я хотел обжечься! Хотел получить заслуженную затрещину и почувствовать солоноватую кровь на губах – свидетельство моей наглости.
Растолкав зевавший народ, вяло двигающийся под кислотой, я, недолго думая, притянул парня к себе и, наклонившись, поцеловал…
Как бы это ни было странно, он не одернул меня и не оттолкнул. Его губы разомкнулись, впуская мой язык, а руки обняли за шею, притягивая ближе. А мне показалось, что я заочно покорил Эверест.
Парень был взмокшим и горячим, а его сердце стучало так громко и так часто, словно я держал окровавленный комок в ладонях.
Он наконец отстранился. Хотя будь моя моля, я бы целовал его до умопомрачения, до утра, до конца дней этого ублюдочного давно посеревшего мирка.
   Взяв меня за руку, он потащил меня в сторону уборных … И тут до меня дошло, насколько мне повезло!
 В туалете было грязно и воняло. И этого не могла спрятать никакая таблетка. Словно здесь кто-то умер и его труп разлагался здесь месяцами…
Кажется, зловонный запах выгнал отсюда даже крыс, а про людей я вообще молчу…
Тем не менее, нам так приспичило, что никакой запах нам бы не помешал.
   Закрывшись в дальней кабинке, я снова впился в его губы, пытаясь выпить из него всю жизнь. Жизнь, которая еще пахла молоком и невинностью.
Но закончили мы все быстро и, чуть отдышавшись и не перемолвившись и словом, снова вышли в шумную толпу. Парень, держа меня за руку, старался проскользнуть в дырах движущегося нечто и тащил меня к барной стойке.
   Там, усевшись за высокий стул, он снова дернул меня к себе и присосался теперь уже сам, расставив ноги и крепко ко мне прижавшись, давая мне ощутить, что у него снова стоит.
  – Я – Костя, – представился он, облизывая свои губы, практически касаясь моих тем языком, который только что был у меня во рту.
  – Дима, – ответил я, забираясь ему под рубашку. – Будешь пить?
  – Нет, – ответил он, пытаясь перекричать музыку, – нельзя.
  – Что-то другое ты точно хочешь, – крикнул я ему в ухо, чуть поерзав, задевая своим пахом его член.
   Он утвердительно покачал головой. Шальные глаза выдавали его. Обычно такие домой к тебе не ездят и предпочитают быстрый перепихон в засранном туалете. Да и если бы я не был уверен, что этот один из таких,  не трахался с ним в вонючем туалете, а сразу бы потащил к себе.
  – Ко мне? – осторожно спросил я, уже внаглую его тиская.
Он снова утвердительно покачал головой. Я и не собирался давать ему время передумать и, стащив его со стула, увел прочь…

   Я очнулся, когда за окном полностью рассвело. Рядом лежал зацелованный парень, чьего имени я не помнил, хоть и секс с ним был потрясающим.
Даже сказал бы больше: это был лучший секс, который у меня был за все двадцать четыре года.
   За почти десять лет половой жизни после всех женщин и парней этот был особенным. Я даже говорил ему это ночью и обещал, что обязательно прикую его к батарее и буду трахать до тех пор, пока мне не надоест.
Тело приятно ныло, голова раскалывалась. Ноги словно наливались свинцом, а тело было заполнено сладким, до тошноты приторным сиропом. Я, казалось, был полностью пуст и полон в один и тот же момент. Я чувствовал себя странно…
Паренек зашевелился и, тоже проснувшись, посмотрел на меня, довольно улыбнувшись…    Его плечи и шея были усыпаны синяками и засосами. Дальше, казалось, еще хуже, и, если он встанет, я обнаружу укусы по всему его телу.
  – Доброе утро, – охрипшим голосом пробормотал он. – Я бы сварил кофе, но я в чужом доме и мои ноги, кажется, вряд ли будут слушаться еще пару часов.
  – Прости, – отвернулся от него я, – кофе я сварю…
  – Спасибо, – тихо ответил он.
Я медленно поднялся и побрел на кухню, вспоминая свои ночные приключения и пытаясь припомнить, что же меня надоумило притащить парня домой.
Когда я вернулся в спальню, то ошарашено остановился у двери, потеряв дар речи. Он стоял посреди спальни абсолютно голый и смотрел на меня.
Безупречный. В моей спальне. Покрытый с ног до головы засосами и синяками, которые я оставил на нем всего за одну ночь… Или, может, они уже у него были?
    Он еле стоял. Измученный. Ему было больно, но он молчал, плотно сжав зубы и закрыв глаза.
Тихонько поставив на тумбу кофе, я подошел к нему и легонько коснулся его плеча.
  – Ты в порядке? – поинтересовался я, осторожно обнимая парня.
  – Похоже, не совсем, – честно сознался он.
  – Извини. Можно я так постою? – пробормотал он.
  – Да, конечно… Напомни, как тебя зовут-то?
  – Я Костя. Костя я…




                *   *   *



  – Во что ты ввязался? – тяжело вздохнул Мишка, просверливая во мне своим взглядом дыры. – Если информация просочится, это же какой скандал будет! Гендиректора крупной акционерной компании подозревают в убийстве… Это точно нас подставили, понимаешь?
  – Понимаю, – ответил я.
  – А что там с доказательствами вообще? – спросил Миша адвоката, что до этого момента вообще молчал, копаясь в бумагах.
  – Нет никаких… пока.
  – То есть даже трупа нет? – не поверил Миша. – Офигеть!!!
  – Фетисов пропал семь лет назад и до этого момента находился в розыске, – объяснил адвокат.
  – А кто в розыск подал? – поинтересовался Миша.
  – Я подал… – тяжело вздохнул я. – Только давно уже… Семь лет как!
  – Семь лет назад? – снова переспросил Мишка. – А что хоть тебя с этим неизвестным связывало? Понять ничего не могу…
  – Как бы сказать тебе, – тянул я время.
  – Это очень важная информация, и Вам все равно надо все мне рассказать, – произнес адвокат тоном врача, который говорит мне о смертельном диагнозе. Я отвернулся от него и посмотрел на своего директора, с которым работаю уже пять лет под одной крышей, понимая, что то, что я хотел навсегда похоронить в закромах своей памяти, все равно станет явным.
  – Говорите, это важно? – переспросил я.
  – Да не темни уже, Димка, ****ь! Я тут уже все перевернул и ищу, кто мог такую подставу сделать, а тут оказывается, что это ты писал о розыске. Но, сам понимаешь, просто так дело семилетней давности поднимать не станут. Кто-то что-то накопал и хочет насолить или лично тебе, или компании.
  – Я шесть лет жил с этим парнем под одной крышей. Я не мог не подать в розыск, когда он просто пропал! – защищался я.
  – В смысле? Квартиру, что ли, снимали? – нахмурился Миша.
  – Не совсем… – отвернулся я, пряча глаза.
  – Так что?! – уже срывался начальник. Еще чуть-чуть, и он начнет рвать на себе волосы, казалось мне.
  – Ну, мы спали вместе…
Адвокат, кажется, только очнулся и, оторвавшись от документов, уставился на меня как на уже мертвого.
  – Я могу сказать, что я знать не знаю, кто это, но мы слишком шумно жили под одной крышей. Кто-то что-нибудь да вспомнит точно.
  – Пожди, – перебил меня директор, зверея на моих глазах, – через пять лет нашей с тобой дружбы и работы плечо к плечу ты говоришь, что шесть лет трахал пацана?
  – Вообще-то, почти семь. Но об этом незачем никому знать. Ему тогда восемнадцатити не было, по-моему… Знаешь, Миш, по молодости было… С кем не бывает.
  – Охуеть!!! – хлопнул по столу Миша. – Нет, Димыч, с нормальными мужиками такого не бывает!
  – Обижаешь! – перебил его я. – У меня Ира, жена моя, я ж люблю ее, и дочку люблю свою…
  – Закрой рот, а? Сейчас я переварю все… – он не переставал попутно ругаться, шастая туда-сюда по комнате.
  – Шесть лет? – шепотом спросил адвокат.
  – Шесть. А потом этот пацан просто ушел. Даже шмотье свое не собрал. Но он и когда ко мне переехал, у него ничего не было. Так что это неудивительно.
  – С ума сойти! – не переставал ругаться Мишка – Шесть лет!



                *   *   *



  – Можно я сегодня поваляюсь у тебя в постели до вечера? – спросил парень, лежа у меня на плече.
  – Если пообещаешь на ночь снова сюда вернуться, – отшутился я
  – Если ты имеешь в виду секс, то сегодня мне точно не до него, – виновато улыбнулся он.
  – Я явно перестарался, – нахмурился я. – А зачем тебе вечером идти надо?
  – Если не выгонишь, то я никуда не пойду…
  – Да? – удивился я.
  – Да… Но это только сегодня.


                *   *   *



     Он все равно ушел и вернулся, к моему большому удивлению, словно псина, скуля и облизывая мои щеки… И он был голоден, но не совсем так, как кто-то подумал.
  – Больно не будет? – переспросил его я, чуть поубавив пыл, когда он предстал передо мной полностью голый.
И я был сам удивлен, что смог от него оторваться. Он совершенно точно был на таблетках. Мне его уже было не догнать, но мне и без наркоты было достаточно этого малознакомого паренька.
  – Быстрее, – застонал он, сильнее ерзая подо мной.
Утром я уехал на работу, закрыв его в квартире. И весь рабочий день я думал только о парне, что сидит у меня в квартире, и каков был потрясающий секс ночью. Я уже был в трепетном ожидании вечера, когда снова займусь с ним любовью.
Парень сидел под дверью, только увидев меня, шмыгнул и, обозвав меня мудаком, буквально слетел вниз по лестнице, хлопнув входной дверью.
  – Отлично, – нахмурился я, закрывая за ним дверь.
  Пару дней спустя, удрученный и почему-то словно обделенный чем-то, я собрался на ночь глядя снова ехать в клуб. Мне казалось, что я еду туда просто расслабиться, но обманывать себя я мог сколько угодно и только где-то внутри точно знал, что еду его искать.
  И какова была моя радость, когда увидел парня за барной стойкой что-то упорно рассказывающим бармену. Тот, в свою очередь, подливал ему алкоголь, пытаясь, вероятнее всего, споить парня.
  – Привет, – произнес я, присев рядом с Костей.
 В этой части бара музыка была чуть тише, и я мог слышать и бармена и парня.
  – Привет, – в совершенно пьяной улыбке произнес он, подозрительно зыркнув на бармена.
  – Знакомься, – продолжал Костя, – это мой новый парень… э-э-э… как там тебя…
  – Дима, – помог ему я, наблюдая за нехорошей реакцией бармена. Тот снова оторвался от пьяного юноши и злобно на меня посмотрел. Конечно, я так нагло прям перед носом ворую его улов.
– Такой новый парень, что ты имени запомнить не можешь? – наконец подал голос бармен и, через секунду схватив Костю за запястье, дернул на себя. – Ты что, шутки шутить со мной вздумал, мелкий засранец?
Я тут же спохватился и соскочив со стула, перехватил его руку, откинув ее в сторону.
  – Полегче, а?
  – Ты сейчас без зубов останешься, – огрызнулся бармен.
  – Остынь, – прикоснулся ко мне паренек, когда я было не дернулся лезть через барную стойку считать ему зубы. – Пошли отсюда.


                *  *  *


     Странно осознавать тот факт, что все началось именно с того бармена. Как мне потом довелось узнать, до недавних пор это был бойфренд Кости, и тогда он не дал мне по морде и потащил меня в туалет только потому, что за этим всем наблюдал его бывший.
   Как потом выяснилось, Костя давно сбежал с дому из-за отца-деспота и жил у бойфренда – бармена, который систематически изменял ему. Они повздорили, и теперь ему идти было некуда. Особенно после трюка со мной… Ну вот я его и приютил, оставив жить у себя…
   Этот парень появился ниоткуда. Его практически никто не знал, и вел себя он довольно вызывающе. Со встречи с Костей моя жизнь круто изменилась. Я еще никогда не был так поглощен только одним человеком. Этому парню удавалось где-то всегда раздобыть наркоты, который первые полгода нашей совместной жизни мы закидывались чуть ли не каждый день.
И пока в нашей жизни были только секс и таблетки, все было чудесно…
   Первым вопрос о наркоте подняла моя закадычная подруга. Я взялся за ум, снова погрузился в работу и бросил дурь.
Костя же, как он мне говорил, бросить сразу не мог, и его период реабилитации затянулся на год, пока я не пригрозился отдать парня насильно в клинику.
Тогда впервые наша ссора закончилась так, как потом они заканчивались очень часто…
– Мы с тобой обсуждали это не раз уже, а ты все меня завтраками кормишь и лапшу на уши вешаешь! – разозлился я после того, как он снова пришел под наркотой и сказал мне, что это последний раз, уже сотый по счету.
– Что ты сейчас глотаешь? – спросил я, схватив его за плечи.
– ЛСД, – ответил он, улыбаясь и повисая у меня на шее, крепко прижимаясь.
– Отвали от меня, – оттолкнул его я. – Думаешь, мы сейчас потрахаемся и меня попустит?
– Как же ты меня достал, – зарычал Костя. – Скажи еще, что я плохо трахаюсь под таблетками и тебе не нравится!
– Если бы ты плохо трахался, я бы давно тебя вышвырнул!
– Значит, давай ты не будешь лезть ко мне? Трахай, сколько влезет, а ко мне не лезь! Что хочу, то и глотаю! – уже сорвался на крик Костя, тыкая в меня своим худым пальцем.
– А может, мне просто вышвырнуть тебя? – не на шутку разошелся я, схватив его за запястье.
– Вышвырни! – шагнул мне на встречу парень, буквально прошипев мне это в лицо.
    Я пару секунд смотрел на него, борясь с морем противоречивых чувств во мне. Все-таки ничего так и не поняв и не разобравшись в себе, я потащил его в спальню и с силой толкнул парня на постель. Я не хотел от него только секса, мне недостаточно было только этого. Мне хотелось завладеть его личным пространством, стать частью Костиной планеты, состоящей из таблеток. Мне, честно говоря, хотелось, чтобы он жить без меня не смог, и чтобы никогда у него язык не поворачивался говорить мне такие вещи. Поскольку как бы там ни было, мне в последнюю очередь хотелось сейчас снова начинать жить одному, когда я так привык к нему. Я искренне хотел, чтобы он знал, что я держу его под боком не только ради плотских утех.
– Ты покупаешь это дерьмо на мои деньги. Тебя это не смущает? – тяжело вздохнул я.
   Парень стащил с себя футболку и бросил ее в сторону.
– С тобой рассчитаться? – многозначительно посмотрел на меня парень. – Тебе же только это от меня надо?
Еще секунда, и, получив по морде, Костя оказался у огромного шкафа-купе, чье левое зеркало рассыпалось от удара, усыпав его и весь пол осколками. Я не понимал, зачем я это сделал… Наверное, хотел выбить из него всю ту дурь, что в нем была.
   Несмотря на порезы, парень быстро очнулся и бросился отвечать мне, заехав по челюсти и уложив меня спиной на те же осколки.
  Я выплюнул воздух и медленно поднялся. Посмотрел на разъяренного и всего в крови Костю, что, ошалев от злости, хотел, наверное, броситься на меня снова, и меня отпустило, вся злость куда-то бесследно улетучилась.
– Неужели ты такой кретин, что так думаешь?
Он снова на меня бросился, но в этот раз я среагировал быстрее, перехватив его руку, крепко сжал парня в объятиях и, чтобы не оказаться снова на осколках, снова толкнул на постель.
– Я же хочу как лучше, – завопил я, пытаясь достучаться до него.
Костя уже не отвечал… Свернувшись на постели, он рыдал, пытаясь заглушить свои вопли одеялом.
Испугавшись за него, я осторожно залез в постель, испачканную кровью и, подняв его, крепко обнял.
– Я же люблю тебя, – пробормотал я ему на ухо, найдя этот аргумент единственным объяснением всего того, что я чувствовал к нему.
Костя оторвался от моего плеча и, посмотрев на меня, серьезно ответил:
– Я тоже тебя люблю.



                *   *   *



– Что вы можете сказать по делу? – поинтересовался адвокат. – То, что мне будет полезно при защите.
– У него были проблемы с наркотиками. Все шесть лет он принимал таблетки… Разные… – тяжело вздохнул я. – А когда пытался завязать, его окутывала такая депрессия, что я не знал, что делать… Иногда мне казалось, что парня легче накачать наркотиками, чем смотреть, как он хандрит.
– Что он принимал?
– Я не скажу вам всего, что он принимал, но могу сказать, что начинал со стимуляторов типа экстази и амфетаминов, потом кислоту принимал . И потом, когда пытался бросать, он снова возвращался к всякого типа афродозиакам, стимуляторам. И так по кругу... В основном это были просто легкие наркотики.
– В любом случае шесть лет принимать наркотики…
– Вы думаете, я не бил тревогу? – перебил его я.
– Я думаю, что это просто невероятная история, судя по тем  материалам, которые у меня на руках.
– В смысле? – не понял я.
– Нашли людей, которые раньше жили с вами по соседству на старом месте вашего обитания.
– Страшно представить, что они наговорили, – покачал я головой. – А жена моя знает уже все?
– Я с ней говорил. Свидание у вас завтра…
– Как бы теперь жене объяснить все. Просто уже почти семь лет… Я семь лет о нем ничего не слышал!
– Я понимаю ваше замешательство…
– А мать нашли?
– Нашли, – равнодушно ответил адвокат, – она о сыне не слышала больше пятнадцати лет.
– Хреново, – вздохнул я.
– Да это плохо.



                *  *  *



– Ты думаешь, все так легко решить? – злился я.
– Если бы ты реже открывал в мою сторону рот, было бы ой как зашибись!!! – огрызнулся парень.
– Я понимаю, ты пытаешься завязать с наркотой, но если ты будешь напиваться до такой степени каждый раз и каждый день, когда я приезжаю уставший с работы, выплескивать весь свой негатив, я просто буду тебя к батарее приковывать и надевать намордник.
– Отвали от меня! Все тебя, больного ублюдка, не устраивает…
– Ты кого ублюдком назвал? – поднялся я и, схватив его за плечо, развернул к себе. – Ты можешь на меня смотреть, когда несешь очередную херню?
Он злобно на меня зыркнул и, скривив лицо, с силой оттолкнул меня.
– Тебе мало битой посуды? – заорал парень. – Не видишь, мне хреново? Меня ломит каждый ****ый день… Я скоро на стену полезу, а ты вместо того, чтобы поддержать, мне мозги выносишь.
– Костя, – тяжело вздохнул я, – ты просто стал агрессивным. Слишком даже. Я потерплю, если надо, но, блин, сколько мне терпеть?
В двери настойчиво позвонили.
– Ну, опять соседи, – тяжело вздохнул я.
– Так меньше орать надо на меня в три ночи! – крикнул мне вслед парень.
Отворив дверь, я удивился еще больше. На пороге стояли два мента. Не впервой, на самом деле, но это порядком уже осточертело.
– Нас вызвали. Сказали, тут порядок нарушают, – оскалился один из них, пытаясь заглянуть через плечо в квартиру.
– Ох, потрахаться нормально нельзя теперь, что ли? – услышал я за спиной злобное фырканье Кости.
Коснувшись моего плеча, он осмотрел двух ментов с ног до головы и снова заговорил:
– Хотя если так уж хотите, заходите, я дам вам пососать свой член.
Такого поворота даже я не ожидал, так как в следующую секунду Костя пошатнулся от удара, а я чисто по привычке среагировал и все-таки успел ударить, от чего нападавшего мента согнуло пополам.
От второго мне досталось палкой по ногам, от чего озверевший Костя кинулся на него с кулаками…
Закончилось все в обезьяннике.
– Гребаные пидоры, – матерился один из них, пока я, полностью готовый оборонять  Костю, на котором не осталось живого места, сидел в углу обезьянника. Футболка была испачкана кровью, а сам парень размеренно дышал, закинув голову, чтобы остановить кровь из носа.
После того как все успокоились , а кровь из носа остановилась, Костя уснул, а мне пришлось дожидаться рассвета и обвинений в нападении на сотрудника милиции.


                *   *   *


– Не молчи, – попросил я Иру.
– А что мне тебе сказать? – посмотрела на меня она.
После того как она пришла, мы все время молчали, и я ждал, пока она что-то скажет, но женщина продолжала упорно молчать.
– Это было давно! Я не думал…
– Не думал что? Что я узнаю? – перебила меня Ира. – Теперь все это словно какой-то ад!
– Я невиновен, – взяв ее за руку, прошептал я. – И ты просто не понимаешь… Это все было огромной ошибкой. Я тебя с малой, знаешь, как люблю? Я за вас глотки всем порву!



                *   *   *



    Шел третий год нашей совместной жизни. Он четыре месяца не принимал наркотиков… Он снова пытался. Наши многочисленные скандалы сошли на нет, но сам Костя погрузился в такую депрессию, что я боялся его дома даже на полдня оставлять.
   В тот день я вернулся домой раньше обычно. Совпадение. Середина января. Я сразу понял, где Костя, по свету, который горел в ванной ,и, стащив верхнюю одежду и обувь,  направился туда.
Он лежал в ванной с исполосованными руками. Пол был усеян таблетками. Умывальник забрызган кровью...
   Я помню ту картину, словно нарисованную… До жути красивую, до тошноты отвратительную, до смерти пугающую… Вот как выглядел его побочный эффект.
Я сразу бросился к нему и, вытащив его еще живого и что-то мычавшего себе под нос, засунул ему пальцы в рот, пытаясь вызвать рвоту.
– Костя, мать твою, ты что, совсем с ума сошел? В моей квартире? Если так хотел сдохнуть, надо было тебе сказать, я бы тебя сам, урода, задушил собственными руками, – орал я, чувствуя, как по лицу бегут ручьи слез.
Парень наконец начал блевать, выплевывая сожранные таблетки.
   Я перепачканными руками нашел в кармане телефон и, вызвав скорую, бросил телефон в сторону и снова приступил к Косте, матеря его на чем свет стоит.
Если бы я тогда приехал позже, точнее, как всегда, его бы точно не спасли. Уже в палате, когда я сидел на стуле в перепачканной одежде, уставший как собака, прижав лоб к его руке и слушая, как он дышит, понимал, что больше чем, этого больного на голову ублюдка, я никого никогда не любил и любить не буду…



                *   *   *



     Марка медленно растворялась в его желудке, давая мне на причитание и нравоучения жалкие полчаса или от силы час.
Хотя Костя уже не слушал, дожидаясь реакции.
– Тебя только выписали, ты пришел и первое, что сделал – это снова наглотался таблеток! – психовал я. – Ты даже со мной не удосужился поговорить. А я, между прочим, волновался! Каждый день к тебе прихожу, а ты все спишь да спишь.
– Я притворялся, – улыбнулся парень, опираясь о подушку. – Не хотел всего этого слушать. От врачей наслушался…
– Костя, – произнес я, залезая на кровать и обнимая его за плечи, пряча лицо парня у себя на груди, – ты просто хренов мудак. Только про себя думаешь…
– Я люблю тебя и поэтому не хотел, чтобы ты нервничал, – ласково произнес Костя, тоже крепко меня обнимая.
– Думаешь, я не нервничал, когда нашел тебя еле живым в ванной?
– Я больше так не буду. Хотя какая разница, как быстро меня убивают эти таблетки… Я все равно вряд ли с них слезу…
– Ты просто не хочешь их бросать. Вот в чем твоя проблема!
– Ты же все равно будешь меня любить, будь я законченным наркоманом, да? – серьезно спросил Костя, уже тяжело дыша.
– Придется, во всяком случае…
    Он стащил с себя рубашку, словно дразня и не касаясь губ, лишь дышит нарочно громко. Ерзает и забирается на меня, зная, что там ему не место. Позволяет себя трогать, где мне только захочется. Его соски уже стоят, как и то, что находится между ног. Кусает губы и все ерзает, болезненно сжимая через ткань мой член.
Наклоняется, целует. Растворяется без остатка. В нем не осталось ничего своего. Свое растворила марка. И теперь попробуй пойми, с кем ты будешь сейчас заниматься сексом – с Костей или с его многочисленными «я».
Протяжный стон отдается в висках. А я еще даже ничего не начинал!
Встает с постели… Раздевается и стоит, ожидая, пока я его поманю к себе…
– Иди сюда, – прошептал я.
   Я целую его, наваливаясь, чувствуя, как он задирает на меня свои длинные ноги. В отличие от меня, он полностью раздет и уже готов, дрожа всем телом от возбуждения. Я целую его, тиская Костину задницу и, чуть сильнее прижав парня, спускаюсь ниже, засасывая его соски по очереди, руками шарясь по нагому телу.
Стащив с себя кофту вместе с футболкой, я опускаюсь еще ниже, целую чуть ниже пупка и беру его член в рот только наполовину, дразня его языком. Костя в голос застонал, вцепившись мне в волосы, шире расставив ноги. Я же, отстранившись, расстегнул штаны и, поднявшись выше, поставил ему засос на шее, пока доставал свой стоящий член. Поцеловав его в губы, я отстранился, чтобы лицезреть эту картину. Когда он был под таблетками, дразнить его было куда веселее. А как же Костя реагировал на все! И сейчас парень был весь вспотевший, с открытым ртом и сам себя ласкающий, он выглядел невероятно соблазнительно. Но я еще планировал его помучить.
– Встать на колени, – велел я, стаскивая свои штаны и откидывая их в сторону.
Парень послушно встал на колени, опустив голову на подушку. Шикарная картина. Я пристроился сзади и, наклонившись к нему, упираясь членов ему между ног, засунул внутрь два пальца, прососавшись к его коже на плече.
Второй рукой я потянулся к его пульсирующему члену и, сжав его в ладони, вытащил пальцы. Оторвавшись от кожи любовника и от его члена, я услышал очередной стон, от чего в голове закружилось.
   Я медленно вошел в него, чувствуя, как внутри у него горячо. Парень, оторвавшись от подушки, чаще задышал и двинулся от меня.
– Не двигайся, – снова велел я и, наклонившись взял его за подбородок и, притянув к себе, поцеловал.
Оторвавшись от губ, я начал медленно двигаться внутри него.
Почувствовав, что парень уже на грани, я вытащил член и, сжав его задницу, снова медленно вошел.
Его хватило на пару таких фокусов, после чего Костю затрясло и тело его обмякло.
– Кончил без меня? – спросил я, смотря на лежащего без движений Костю, который перепачкал всю простынь.
Завалившись рядом, мне пришлось позаботиться о себе самому, пока парень приходил в себя.
– Подожди, придешь в себя, я тебе покажу! – проворчал я, вытирая салфетками живот.
Чуть отдышавшись, я повернулся и увидел, что он по-прежнему лежит в той же позе, уставившись на меня широко открытыми глазами.
– Что, тебя только накрыло? – хмыкнул я, злорадствуя.
– Дим, я люблю тебя, – пробормотал парень, улыбнувшись. – Это говорит тебе Костя, а не марка в моем желудке.
Я не смог не улыбнуться ему в ответ и, потянувшись к нему, невесомо поцеловал его.
– Я тебя тоже люблю.



                *   *   *



– На четвертый год я его уговорил лечь в наркологическую клинику. Он провел там пару месяцев, а потом попросил забрать оттуда, – рассказывал я, пытаясь вспомнить все как можно поверхностно, не вытягивая из головы всего, что между нами происходило в тот год. Он казался мне самым ужасным и самым счастливым.
– Почему забрали?
– Попросил… Он попросил меня, – вздохнул я, – и тогда я не мог ему отказать.
– Почему? Ведь курс лечения был на порядок дольше, чем он там провел… – не унывал адвокат.
– Вам не понять, – показал я головой. – напишите в своих ****ых бумажках, что лечение не помогло.
– Но если копнуть?
– Оно не помогло, – перебил его я, – ему становилось хуже.



                *   *   *



– Ты снова пришел посмотреть, как тут живется любимой псине? – затравленным безжизненным тоном поинтересовался Костя, сидя на постели и даже не смотря на меня.
– Что за выражения? Тебе так плохо тут? – чуть наклонился я, чтобы разглядеть его лицо.
– А ты как думаешь? – тем же тоном поинтересовался он, вообще отворачиваясь.
– Костик, ну посмотри хотя бы на меня. Или ты так обижаешься, что видеть меня не хочешь? – поинтересовался я.
На самом деле меня уже это порядком достало и надоело. Ведь последнее время он стал совсем себя плохо чувствовать. Вдобавок ко всему, он совсем перестал мной интересоваться, относясь ко мне скорее как предмету интерьера, чем к своему любовнику. Возможно, дело было в лечении. Но мысли, что клиника ему не помогает, я старался гнать прочь.
– Чем тут тебя кормят? – перевел я тему, поняв, что ответа на свой вопрос не дождусь.
Снова тишина. Я, так и не дождавшись ответа, сорвался со стула и, оказавшись рядом с ним, схватил его за плечи и поцеловал. Парень сопротивлялся и, отбившись, тяжело дыша, вытер губы рубашкой.
– Не надо… Меня тошнит.
   Я прищурил глаза и внимательно на него посмотрел, заметил синяк на его шее, до этого спрятанный отросшими волосами.
Я, недолго думая, схвати парня за горло и, повалив на узкую кровать, задрал его рубашку, чтобы проверить свои догадки.
Он упирался, но мне надо было только посмотреть, и, отпустив парня, я поднялся на ноги.
– Не одно, так второе, – пробормотал я. – Но это еще хуже…
Сердце, словно в тисках, медленно затягивали в тугие узлы. Стало нечем дышать. Я знал Костю слишком хорошо, чтобы сказать, что делает он это просто назло мне. Тогда понятно, почему он утратил интерес ко мне. Теперь его ублажает кто-то другой. Кто-то, кто тоже здесь лечится и кто понимает, как ему трудно бросить… Это казалось мне мерзким и отвратительным.
– Дим, – прошептал он, – подойди ко мне…
– Мне противно рядом с тобой сидеть, – выплюнул я, чувствуя как злость, преобладая над болью, заглатывает меня, бесповоротно превращая в черную дыру.
– Прошу…
   Я повернулся, впервые услышав эмоции в его голосе.
Чуть поколебавшись, я подошел и сел обратно на постель.
Костя чуть наклонился и, положив руку мне на колено, потянулся к моему уху. Сначала я было подумал, что он меня поцелует, что он заплачет, что угодно, но я не ожидал того, что парень мне сказал:
– Этот урод накачивает меня какой-то дранью, трахает меня и говорит, что если я тебе скажу, мне здесь конец. Грозится, что накачает меня наркотой и скажет, что я сам это сделал. И никто ничего не докажет. Этот гребаный урод трогает меня там, где можно только тебе. Дима, забери меня отсюда сейчас же. Забери меня отсюда, иначе я больше не выдержу.
Костя уже взахлеб плакал, заикаясь и рассказывая мне об этом, с каждым словом я представлял, сколько зубов я выбью этому больному уроду.
– Я чувствую себя грязным. Словно я псина, которую ты выбросил. И он так говорит. Говорит, что я не нужен тебе больше. Я не хочу это слушать! Не хочу это терпеть ! Забери меня отсюда! Забери меня… Я знаю, это неправда, – уже шепотом пробормотал парень, когда я, слушая, вытирал его слезы, – ты же любишь меня… Я знаю!



                *   *   *



– Ты уйдешь от меня? – спросил я у Иры, медленно слушая, как тикают часы на стене. До слушания дела осталось всего пару дней.
– Нет, – вздохнула она. – Я постараюсь смириться. Я верю, что это была большая ошибка, и я знаю, что ты бы никогда не тронул бы человека… Я верю тебе, Дима…
– Я постараюсь тебе помочь справиться, если, конечно, выберусь из этого дерьма…
– Ты жалеешь, что встретил его? – подняла на меня глаза Ира.
   Я отвернулся, не зная, что ей ответить.
– Прошлое не изменишь, – просто ответил я, уходя от прямого ответа. – Я не знаю, как можно было бы прожить его по-другому…


                *   *   *



    Костя снова погрузился в свою страшную депрессию. Она была страшнее день ото дня. И когда я перестал верить, он очнулся и… снова запил.
Я знал, чем снова это закончится, но что я мог ему сказать. Я отчасти сам был рад, что он не хандрил и не говорил со мной на страшные темы, от которых мурашки шли по коже. И в моей памяти все еще стояла та страшная картина, на которой Костя с исполосованными руками лежал в ванной.
   Наконец с помощью алкоголя он отошел от своего пребывания в наркологическом центре, где его психику еще больше ослабили.
Правда, больше полугода наркотиков он не принимал, и мы спивались вдвоем. И когда пришло время взять себя в руки, Костя снова не смог…
Я понял это практически сразу. В первый же день, когда он принял таблетку амфетамина, закрывшись в ванной. Тогда было темно, и я бы, наверное, не догадался, если бы он просто залез в постель или остался в ванной, но пределы его раскованности под действием подобных препаратов мне были знакомы очень хорошо.
   Еще полгода амфитаминов, полгода ЛСД и потом загул в пару месяцев, где я откачивал его сам, находя в ванной с полным ртом таблеток или где-то в клубе, вусмерть пьяного.
Очередной разговор о наркотиках закончился дракой с разбитой мебелью и синяками. Тогда я связал его и изнасиловал, пока он пытался позвать на помощь. Не помню, сколько продолжался наш секс без его согласия, но за то время Костя охрип, а к нам домой приехала полиция и вынесла дверь. Я оказался в обезьяннике. Костя – в скорой.
   Мы помирились практически сразу, как только меня выпустили.
Костю как раз хотели снова упрятать в клинику. Но печальный опыт не позволил мне этого допустить…
После этого он снова попытался бросить наркотики и погрузился в очередную депрессию с бессонницей и нежеланием жить.



                *  *  *



   – Жили они отнюдь не мирно, – начала какая-то бабуля, которая выступала в суде по моему делу и якобы была соседкой по лестничной площадке. Хотя я ее совершенно не помнил. Я вообще никого не помнил, кроме пацана из угловой квартиры, который смотрел на нас ошарашенными глазами и которому Костя предлагал не раз сделать минет, пытаясь меня повеселить. Однажды Костя даже поцеловал его в лифте, прямо при мне, пытаясь доказать мне неизвестно что. Я не помню, почему мы тогда ругались и по какой причине он это сделал, но отреагировал я на это спокойно, обозвав его мудаком и вышел из лифта, пригрозив, что секса ему не видать. А парень… А парень остался в лифте, ошарашенный тем, что произошло.
  А его то как раз тут и не было. Да и хорошо, казалось мне.
Мой Костя вообще был на удивление верный. Даже несмотря на наркотики и алкоголь, он никогда за все шесть лет не спал ни с кем, кроме меня. Единственным исключением был больной врач. Но это я не хотел вспоминать… Я сам засунул его туда. И мучился он там из-за меня!
   – Вечно то милиция приедет, то скорая. А второй, тот, что помельче, точно наркоманом был! Этот хоть работал. Машина была у него, так второй разбил ее, въехав прямо в двери парадной…



                *  *  *



– Мне так трудно тебя любить, – прошептал парень, уже даже высохнув после душа, который мы принимали после секса.
– С чего это такие разговоры? – спросил я, крепче его прижимая. – Даже если тебе будет со мной совсем дерьмово, я же не отпущу тебя никогда. Тебе только можно будет умереть, но только с моего разрешения. А я запрещаю! Строго-настрого…
– Я без твоего разрешения и дышать не могу, – почему-то тяжело вздохнул парень. – Это словно стать частью тебя. Никогда не думал, что можно так кого-то до потери своего «я» любить…
– Даже так? – удивился я. – А тебе не кажется, что твое «я» сожрала наркота?
– Мое «я», как таблетка, растворилось в тебе. Я не жилец без тебя. Но любовь ли это…
– Что крепче, любовь или одержимость? Или это одно и тоже? Тебе куда виднее… Это не я пять лет принимал наркоту, – произнес я, убирая волосы с его лица и невесомо целуя в висок.
– Это хуже… Это настолько плохо, что я чувствую себя глубоко несчастным, даже когда мне настолько хорошо с тобой. Это как наркотики: ты понимаешь, что это плохо и это уничтожает тебя изнутри, но слезть ты не можешь…
Парень поднял на меня лицо и, потянувшись ко мне, поцеловал, запуская руки в мои волосы.
– Страшно без тебя. Еще страшнее с тобой. Я лучше умру от передозировки, чем буду с тобой жить еще столько же.
– К чему эти разговоры? – нахмурился я.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя так, что вижу спасение только в таблетках. По-другому я не чувствую, что ты любишь меня хоть бы на долю грамма. Я не ощущаю, что ты меня любишь хотя бы наполовину.
– Я люблю тебя, Костя. Ты что? Я просто… – я замолк, смотря на него…
На глаза, которые для меня казались такими родными и любимыми, где хранился весь мой хрупкий мир. Я смотрел на него, на свою планету, на свою таблетку счастья… и не мог поверить, что он лежит рядом. Что я могу любить его так, как люблю. Любить так, что нет слов. Что слова любви становятся незначимыми. Так, что сил нет уже! Любить так, что жить не хочется… Любить так, что ты становишься слепым.
– Я просто тоже…
– Что? – переспросил Костя.
– Я тоже жить не хочу… Не хочу, если не могу сказать, что люблю тебя.


                *  *  *


– В смысле? Хотите сказать, он не собрал вещи, а просто ушел?
– Да, – произнес я. – Просто ушел…
– Вас эти отношения тяготили? Мешали вам?
– Я не понял вопроса, – недобро зыркнул я.
Мне хотелось спросить, есть ли у него жена или дети и мешают ли они ему. Мешает ли ему его гребаная жена! Странный вопрос. Глупый вопрос, который злил меня похлеще тех, в которых спрашивалось, какого рода отношения нас связывали и впоследствии – чуть ли не в каких мы позах трахались…
– Если он был наркоманом и вы так часто сорились, почему нельзя было разорвать такого рода отношения? – продолжал прокурор. – Я порылся и нашел несколько дел на имена Константина и ваше. Нападение на сотрудника правоохранительных органов, где вы вдвоем избили двух полицейских, вождение в нетрезвом виде, драка в больнице, где вы в приступе гнева разбили лицо главному врачу в наркологической клинике. Кстати говоря, именно в этой клинике был на учете Константин, а после драки вы сразу забрали его, препятствуя лечению, правильно я понимаю?
– Но, – хотел было вмешаться я, но судья сделал протестующий знак и снова дал слово прокурору.
– Далее еще интереснее: нанесение тяжелых увечий вашему же сожителю, правда, эти все заявления были забраны из полиции. Три попытки самоубийства, порча государственного имущества, нарушение порядка. Я уже молчу о том, сколько на самом деле было Константину лет, когда вы впервые вступили в половую связь. Нам это же неизвестно. Разве этого не мало для вполне себе хорошего мотива?
– Мало для чего? – переспросил я. – Чтобы убить человека?
Прокурор пожал плечами, мерзко ухмыляясь.
– Я не убивал его, повторяю вам! Я бы никогда… никогда…
– Значит, поднять руку вы могли, а убить – нет?
– Его – нет…
– Только его?
– Вопрос не по делу, господин судья, – перебил его адвокат.
– Я любил этого человека, – выдохнул я, выхватив у присутствующих в зале суда испуганный «ох».


                *  *  *


   Мы целовались в машине, приехав после танцев в клубе. Город уже полностью погрузился в темноту, и наши откровенные поцелуи точно нельзя было бы разглядеть за тонированными окнами, будь там даже утро.
Одежда полетела на заднее сидение. До дома оставалось несколько метров. Надо было только подняться на лифте и открыть квартиру, но все уже началось тут.
  Мы сделаем это еще потом в прихожей, в спальне, в ванной и только потом ляжем спать…
  Костя тихо заскулил, когда я, прикусив его тонкую кожу на шее, прижал парня ближе. Он, чуть приподнявшись, помог мне заполнить себя… Сейчас он сидел на моем члене, целуя меня глубоко и пылко, стараясь не двигать задницей. Я осторожно приподнял его, чтобы случайно не сделать ни ему, ни себе больно. Места-то было мало, и было не очень удобно. Костя уперся коленями в сиденье и сам начал двигаться, откинув голову назад. Я же крепко поддерживал его за талию, чтобы парень не соскользнул с моих колен, если случайно увлечется. Такой трюк нам удавался крайне редко. Это скорее было прелюдией, небольшое развлечение для Кости, когда он чувствовал, что он сверху.
Эго медленные движения и то, как из-за неудобной позы и нехватки места он сжимал меня внутри, сводя меня с ума. Неестественно тесный.
В машине было жарко. Окно быстро запотели… Стало трудно дышать.
На удивление мы кончили, даже в такой неудобной позе, и мы сделали это практически вместе. Костя, пачкая мне живот, крепче прижался ко мне, сжимая меня внутри себя, от чего я следом за ним заполнил его своим ядом, не роняя ни капли на сидение.
  Так мы и просидели несколько минут, не размыкая объятий и просто целуясь, чувствуя, как наши тела снова становятся горячими…


                *  *  *



– Он пил антидепрессанты в последний год вашей совместной жизни?
– Он их не пил. Боялся, что это снова вернет его к наркотикам.
– А вы знаете, зачем их ему прописали? – поинтересовался прокурор.
– Я не помню уже…
– У Константина было сильное психическое расстройство.
– Отказ от препаратов грозил ему потерей ориентации, что могло привести к тому, что случилось, – вмешался адвокат, – но обвиняемый не виновен в том, что пропавший не хотел принимать таблеток.
– Как он исчез? – задал вопрос обвиняемый.
– Это было шестнадцатого марта. Я, как обычно, приехал домой, мы поели, ополоснулись и легли спать. А ночью он ушел, ничего не взяв с собой. Я ждал его практически месяц в квартире. Думал, он придет собрать вещи, пока я на работе. Но он не явился… Он вообще не явился. Ни тогда, ни потом.
– Зачем вы продали квартиру?
– Квартиру я продал два года назад. До этого она пустовала. А зачем мне пустая квартира?
– Общие друзья что-то знали?
– У нас не было общих друзей…
– А вы искали его сами?
– А как вы думаете, если я прожил с этим человеком шесть лет? Но потом оказалось, что я даже не знаю, откуда он и где живут его родители!
– Хорошо, – произнес судья. – Суд и присяжные удаляются на совещание…



                *   *   *



    Я приехал с работы довольно поздно. Еще и из-за ливня я застрял в пробке, поскольку из-за плохой видимости, как обычно, кто-то не справился с управлением, и образовалась пробка. А машину я только починил после того, как Костя то ли психанул, то ли набрался и въехал прямо в парадный вход. Шуму было от всего подъезда! Нас и так не любили, а теперь пришлось еще не только машину в ремонт отдавать, но еще и дверь новую ставить. Хорошо хоть никого за дверью не было.
– Привет, котенок, – произнес я, целуя парня в уголок губ.
Он, как обычно, встречал меня в прихожей, помогая мне стащить верхнюю одежду.
– Дим, нам надо кое-куда поехать. Ты не хочешь со мной? – произнес парень, прижимаясь ко мне, зная, что за руль я его одного не пущу.
– Сейчас? – переспросил я, вспомнив, какой на улице ливень.
– Да, сейчас, – произнес Костя и вручив мне пальто, сам накинул кожанку и вышел из квартиры. – Поехали!
– Приедем домой – с тебя горячая ванна, – пробубнил я и, пока он закрывал дверь, приобнял его, вдыхая запах родного тела и понимая, как за день соскучился. – А может, и не только ванна, – прошептал я ему на ухо.
Я залез ему под свитер, пытаясь «уговорить» остаться. Костя вытянул ключ из замка, спрятал его в карман и, повернувшись ко мне, поцеловал. Если бы даже нас увидали соседи, я бы не волновался. Они и так знают, чем мы тут занимаемся по ночам. Костя, когда принимал наркотики, порою не сильно заботился о том, как громко он стонет.
   Парень уже восемь месяцев не принимал их. Я был счастлив, хоть он и значительно изменился. Стал серьезнее и менее расскование. Его еще то мучила бессонница, то снились кошмары. Парень стал раздражительным, но все это было терпимо. Да и депрессия, кажется, не была так явно видна, как в прошлые разы. Самое главное – он больше не глотал таблетки.
– Как я буду жить без тебя, а? – отчего-то грустно усмехнулся Костя, оторвавшись от меня.
– Не надо жить без меня, – улыбнулся я. – Я вон сколько лет сплю с тобой, а у меня такое чувство, что я только-только притащил тебя из клуба.
– Хочешь сказать, ты привязан ко мне физически?
– Не только, – ответил я, – просто я сам шокирован, что столько лет подряд я хочу тебя каждую секунду.
– А любовь? – снова погрустнел парень.
– Чего ты погрустнел-то? – полушепотом спросил я, улыбаясь. – Знаешь же, что люблю.
– Тогда ты когда-то простишь меня за то, что я столько мучил тебя? – опустил он глаза.
– Глупые у тебя вопросы, Костя, – отстранился я. – Если ты это называешь мучением, то будь добр, когда-то замучь меня до смерти… Я буду не против, – улыбнулся я, пытаясь перевести все в шутку.
– Я передумал куда-либо ехать, – тоже улыбнулся парень, придвинувшись ко мне и снова обнимая. – Давай останемся дома…



                *   *   *



   Мишка, тяжело вздохнув, уселся на стул, когда адвокат наконец оставил нас вдвоем.
– Ты мне хоть скажешь, что случилось? Димыч, я должен знать…
– Он просто ушел, и все. Я не знаю. Как я так быстро оправился после его исчезновения? Просто, как бы это странно не звучало, я никогда никого так не любил… Знаешь, Миш, я, сука, как баба, рыдал и бился головой о стену, когда он ушел. Я из квартиры даже за хлебом не выходил, чтобы не пропустить его… А оправился так быстро только потому, что знал точно, что он не вернется, а наши отношения точно бы ни к чему хорошему не привели. Какая-то из наших ссор точно бы закончилась ножом в желудке или в шее. Потому что когда ты ссоришься с бабой – это одно, а когда с мужиком… И когда ты трахаешь этого мужика, а он поднимает руку, ты не стоишь на месте. Ты отвечаешь вдвойне, и тебе не жалко его. Нет сомнений, что ты поступаешь неправильно…
– Бля, Дим, почему ты мне не рассказал об этом?
– Думал, ты не поймешь… Понимаешь, я не пидор! Я, кроме него, ни на кого не смотрел! У меня даже друзей не было, пиво попить не с кем было. Потому что мне и не надо было. У меня был один Костя, и этого мне было достаточно.
– А сейчас тебе жены и дочери мало?
– Веришь? Мало… – тяжело вздохнул я.
– А если бы он вернулся? Ушел бы из семьи?
– Не спрашивай меня о таком, – попросил я. – Мне страшно отвечать даже самому себе на такие вопросы, не то что тебе…



                *   *   *


   Снова шел ливень, и я опять опаздывал. Костя уже звонил мне несколько часов подряд, и теперь, когда я смог добраться до телефона, не отвечал на мои звонки.
Март в этом году выдался неприятно дождливым и холодным, что рушило все наши планы…
  Приехав домой, я открыл дверь ключом и сразу кинулся искать Костю, как обычно волнуясь за него.
 – Костик? – крикнул я, не разуваясь, вваливаясь в спальню.
 – Я тут. Не кричи, – полусонно пробормотал парень, вставая с постели.
 – Ты не брал трубку, – словно оправдываясь, объяснил я.
 – Ты тоже…
 – Ну, извини, – произнес я, садясь рядом с ним на постель прямо в верхней одежде.
Приобняв его за плечи, я осторожно поцеловал парня в висок.
 – Извини, что оставил тебя на целый день… – прошептал я ему на ухо. – Работа.
Костя промолчал.
 – Хочешь, я поеду куплю тебе что-нибудь, пока не переоделся?
 – Да, давай, – высвободившись из объятий, произнес Костя. – Только я тоже поеду и сяду за руль.
 – Хорошо, – согласился я, нехотя, конечно, но я же должен был как-то искупить свою вину за опоздание.
Он оделся быстро и очень легко для такой погоды и, увидев, как я на него покосился, ответил:
 – Мне не холодно…
 – Ты что-то слишком бледный, – озабоченно пробормотал я, заглядывая ему в лицо.  – Ты не заболел?
 – Нет, – резко оборвал меня парень, отступая от меня на шаг.
    Я с пониманием от него отошел. В последнее время он стал особенно раздражительным. Покладистее и чуть добрее его делали только секс и хороший сон.
Но если бы только его меньше мучила бессонница и кошмары. А насчет первого: часто мое свободное время пожирала работа. А когда у меня было настроение, его не было у Кости.
    Поэтому последние полгода были для нас обоих непростыми. Хотя и в этом были свои плюсы. Мы не ругались. Совсем не ругались. То ли я перестал обращать внимание на его перепады настроения, то ли он научился промолчать в нужный момент.
Но несмотря на временные трудности, я был уверен, что теперь у нас точно все наладится. Конечно, из-за постоянной депрессии нам пришлось обратиться к профессионалам, и после консультации Косте прописали антидепрессанты. Но он отказался их пить, мол, он не больной, и не баба, и со всем справится сам.
И я парня в этом поддерживал, переживая, что он снова начнет принимать таблетки. Я не спал, когда ему не спалось, успокаивал, когда Косте снились кошмары, и отпрашивался на работе, когда моему парню совсем было плохо.
Сейчас ему опять было плохо. Скорее всего, из-за того, что он сутками сидит один дома.
     За столько лет я разбаловал его, и он практически нигде не работал, развлекаясь наркотой и загулами. Но сейчас ему было скучно… А работать он идти пока не был готов…
   Мы вышли под проливной дождь, и, запрыгнув в машину, Костя сразу завел мотор и вырулил со двора.
 – Ты не против, если мы покатаемся? – спросил Костя, покосившись на меня.
 – Только если не в парадную дверь, – отшутился я.
Костя промолчал, тупо смотря на дорогу. Все равно он казался мне бледным и нездоровым на вид. Поэтому я решил по приезду домой обязательно набрать ванну и погреться там вместе с Костей.
 – Пошел бы прогулялся по магазинам, – пробормотал я, пытаясь нарушить неловкую тишину. – Чего дома сидеть?
 – С кем? – без эмоций спросил он. – У меня нет даже знакомых. Только один ты, который днями торчит на работе.
 – Хочешь, я завтра выходной возьму? – предложил я, положив ладонь ему на колено.
 – Снова? – равнодушно поинтересовался парень. – Ты из-за меня и так всегда работу пропускаешь…
 – Мне главное тебя не пропустить. Чтобы тебе в голову всякие гадости не лезли, – пробубнил я, не сильно довольный его колкой правдой.
 – А как мы будем так жить дальше?
 – Что за чепуху ты несешь? – разозлился я. – Надоело мне твои говновопросы превращать в шутки. Я не клоун тебе. Хватит меня на понт брать.
Отвернувшись от него, выглянул в окно: дождь усиливался. Оказалось, что мы уже прилично проехали, и еще немного, и мы будем за городом.
 – Куда мы вообще едем? – спросил я, отходя от темы.
 – Раньше у меня хотя бы была наркота, а теперь у меня ее нет. Есть только ты, которого нет, – психовал Костя.
 – Отлично! – разозлился я. – Скажи еще, что я такой урод прям, что уговорил тебя бросить наркотики. А хули, это же так полезно для здоровья!!!
 – Это полезно для меня! Не видишь, что у меня крыша едет? Так хоть я не чувствовал себя таким одиноким…
 – А без таблеток тебе со мной, значит, одиноко, да?!
Я внимательно на него посмотрел, пытаясь понять, что он пытается добиться. Вывести меня из себя или проверить на прочность? Или опять будет его игра в «ромашку» на любит или нет.
 – Ты больше меня не любишь…
От удивления у меня отвисла челюсть, и, спрятав лицо в ладони, я покачал головой.
 – Господи, у тебя что, правда крыша поехала?
Парень не поворачивал ко мне лицо, пялясь на дорогу, и, свернув на обочину, поехал уже по неровной проселочной дороге.
 – Ты на самом деле так думаешь? – расхохотался я.
Но, увидев, что лицо его не поменялось, я тяжело вздохнул , пытаясь держать себя в руках.
 – Костя, останови машину, – попросил я.
Костя мою просьбу проигнорировал.
 – Костя, твою мать, останови машину!
Но парень набирал скорость…
 – Останови машину!!! – заорал я.
Костя завертелся в сидении и, угодив в яму, нажал на тормоз, заглушил мотор и уставился в темное окно.
Я потянулся к нему, поцеловав его шею, поцелуями приблизился к губам и невесомо их поцеловал, прошептал ему, так тихо, чтобы даже капли на окне не услышали моих слов:
– Да я люблю тебя, идиота ты кусок… Люблю так, что сил терпеть твои выходки нет уже. Но я буду терпеть. Буду, пока ты не смиришься, что я люблю тебя куда сильнее, чем ты можешь себе представить.
Я поцеловал его, с силой схватив за плечи. Целовал, пытаясь донести до него все свои чувства, запуская ладони под одежду и больше всего желая сейчас под звуки проливного дождя и грома заняться с ним любовью и целовать, пока силы не закончатся.
Я целовал его, не чувствуя земли под ногами, не слыша дождя и не ощущая, как поцелуй становится соленым от Костиных слез.
– Костя, – прошептал я, отстраняясь от него и вытирая его слезы со щек.
И остолбенел, увидев Костю, который держал пистолет, направленный мне в лицо.
– Ты что… – только и вымолвил я, отодвинувшись от него, убирая руки от его лица.
– Выходи из машины, – велел Костя, направив на меня пистолет.
– Где ты его взял? – спросил я, выходя от оцепенения.
Почему-то я не сомневался в том, что Костя может нажать на курок. Только теперь я точно понимал, насколько серьезное расстройство психики у него было и о чем говорил мне врач.
– Мои дилеры подогнали. Им все равно, чем я буду себя убивать. Наркотой или этим…
– Костя, ты не в себе. Зачем тебе это? –шепотом спросил я.
– Потому что я люблю тебя, – выдавил из себя Костя, а из его глаз покатились крокодильи слезы. – И самое ужасное то, что мне легче уйти от тебя, но я же совсем пропаду. Я снова сяду на наркотики, и поскольку у меня не будет на них денег, я не знаю, чем все закончится…
– Ты думаешь только о наркоте, – тяжело вздохнул я. – Обо мне ты не думаешь… О какой любви ты тогда мне говоришь? Любви к кайфу и о том, что я тебе жить мешаю?
– Заткнись! – завопил Костя. – Я уже не могу в себе разобраться… Я должен это сделать…
У Кости дрожали руки, но даже если они и дрожали, с такого расстояния он бы все равно попал бы в меня.
– И сесть потом в тюрьму? Думаешь, там легче будет тебе? Да тебя с тебя там три шкуры спустят и сделают всеобщей сучкой, – огрызнулся я, пытаясь привести его в чувство. – Да ты же никому, кроме меня, прикасаться к себе не позволяешь, а что говорить…
– Заткнись! – перебил меня Костя.
– Костик, пожалуйста, отдай пистолет, – попросил я, чуть двинувшись вперед.
– А кто сказал, что я туда собрался? – спросил шепотом Костя и, открыв дверь, выскочил наружу.
– Твою мать, – завопил я, тоже выскакивая из машины. – Костя!!!
Гром с молнией разорвали ночь пополам, и я, увидев силуэт, побежал к нему. В голове, словно пульс, билась только одна мысль. Его надо было догнать! Срочно догнать, скрутить, дать хорошего причюхана и, погрузив в багажник, срочно везти к врачу.
– Стоять! – закричал парень, перекрикивая шум дождя.
– Костя, пожалуйста, хватит меня пугать, – умолял я, чувствуя, что его шутка зашла слишком далеко.
– Не глупи только! – снова перекрикивал дождь парень. – Будь умницей! Спрячь меня в укромном месте и никогда не вспоминай обо мне.
– Костя, – слезы бежали по лицу, перемешиваясь с дождем, щипая лицо, забирая силу. Я не знал, что могу сделать, и как поступить правильно, и какие слова будут не лишними…
– На кухне я оставил тебе письмо… Я должен! – орал он, переступая с места на место. – Я должен…
Гроза и гром снова раскромсали ночь, заглушив звук выстрела, от которого я, словно от самого ужасного кошмара, проснулся в своей постели, влажной от пота…


                *  *  *


  – Встать, суд идет…
   Я поднялся со скамейки, чувствуя, как в груди стучит сердце. Еще не хватало из-за этого больного сесть в тюрьму за то, что он так нагло исчез из моей жизни…
Чем надо расплачиваться за любовь? За почти семь лет рваного счастья. Болезненного, но такого сладкого.
  Наше счастье на двоих тогда было избито, покорежено и не входило ни в какие нормы… Оно не было идеальным по всем параметрам. Но зачем параметры там, где есть неоспоримые чувства привязанности, дружбы, любви и одержимости друг другом?
Где та грань, которую мы переступили? Насколько счастливым нельзя быть, чтобы это за раз взяли и отобрали…
  – По решению суда по делу… – начала судья…
Я до сих пор не мог понять… В мои рамки еще не помещался тот факт, что его уход я пережил. Я после него стал жить: женился, обзавелся семьей, друзьями…
А рядом с ним… Рядом с тем парнем меня ждали только он и огромная пропасть между нами и всем миром. Так, как было все шесть лет. И, что самое отвратительное, меня это устраивало больше. Его мне хватало. Им можно было заменить всю планету.
  – Суд во главе с присяжными…
Я его любил больше, чем мог когда либо представить. И даже спустя еще семь лет я не любил его меньше, чем любил тогда. Просто моя любовь стала бесполезной… Ненужной. Я любил его и ослеп от нее…
  – …невиновен за отсутствием доказательств…



                *  *  *



   Ира плакала у меня на плече. Адвокат довольно жал руку Мишке и радостно улыбался. Я стоял опустошенный и невероятно уставший.
  – Мне надо проветриться, – пробормотал я, и, поцеловав Иру, попросил:
  – Дай ключи от машины.
  – Да, – шмыгнула носом она, – конечно!
  – Езжай на такси с Мишей и адвокатом. Я приеду, и будем праздновать! – улыбнулся я.
  – Хорошо, – счастливо улыбнулась Ира, вытирая слезы.
   Забравшись в машину, я сразу надавил на газ и помчал за город.



                *   *  *



  Опустив ноги на холодный пол, я осмотрел спальню. Из одежды на мне были только трусы. Остальной одежды не было. Медленно поднявшись на ноги, я побрел в ванную. В ней-то и лежала моя одежда...
Резкий приступ тошноты согнул меня пополам, и меня вывернуло прямо в умывальник, запачканный грязью и землей.
  Отдышавшись, я отступил на шаг и, опершись о дверь ванной, осмотрел беспорядок, что здесь творился. Все одежда, перепачканная грязью, валялась в ванной. Все везде было перепачкано землей… Тут же стояли мои ботинки – тоже испачканные.
Выйдя из ванной, я осторожно закрыл за собой дверь и заглянул в кухню. На столе стояла практически допитая бутылка водки, два стакана и мятая записка. Воняло рвотой и сигаретами…
   Медленно до меня доходил смысл всего хаоса, что здесь произошел, и, почувствовав тягучую боль внутри, я сел на пол и, спрятав лицо в ладони, почувствовал, как по лицу бегут слезы.
   Самое страшное, что могло произойти в моей жизни, уже произошло.


                *   *   *


   Я ехал туда, казалось, вечность. Как и когда-то, здесь раскинулось огромное поле. Что там сеяли, для меня было загадкой. Но, невольно проезжая раз в год или реже, я замечал, что тут несколько лет уже сажают кукурузу. Этот год не был исключением. Свернув на нужном повороте, я проехал несколько километров и, затормозив и выключив двигатель, вышел из машины.
Странно было находиться здесь в разгар дня, когда солнце так пекло. И странно было другое. Я не помнил, где все произошло… Но, наверное, это было не странно, поскольку я здесь был семь лет назад.
Он тогда застрелился сам…
   Костя направил пистолет себе в висок и выстрелил без раздумий и сожалений. Не знаю, как называют то состояние, которое тогда было у меня… Его лицо заливала вода, и каков был мой ужас, когда в метре от себя я увидел огромную яму.
Он сам позаботился об этом. Этот парень сам вырыл себе яму в прямом и переносном смысле. Мне оставалось только укромно его спрятать и… закопать…
   Я так и сделал. В непонятном бреду, копая, как собака, я рыдал так, как никто и никогда, наверное. Взахлеб, не в состоянии ничего сказать…
Потом я сел в машину, приехал домой, разделся, напился и без сил завалился спать.
Утром, когда я понял, что это был не сон, я еще несколько часов отходил. Меня выворачивало наизнанку несколько часов подряд, и, когда я пришел в себя, я все тщательно убрал и убедил себя в том, что он ушел… Что он просто предал меня и ушел, без надежды на то, что он вернется, что поцелует или обнимет.
Три недели я не выходил из дома и ждал, что он придет. Я все еще думал, что такое не могло со мной произойти. Я думал, что мне все приснилось, и что каким-то чудесным способом он жив. Что он накачал меня ЛСД, и что тот ужасный сон, где он с дырой в голове истекает кровью у меня на руках – страшное кислотное видение.
   Я надеялся, что он придет… Но внутри я знал точно: он никогда не придет. Моя самая заветная любовь… Та, от которой я не мог избавиться уже почти четырнадцать лет, спокойно спит где-то здесь… Я не мог до сих пор осознать, что он мертв. И что ждать его бесполезно.
Я так был слеп, что не замечал очевидного. Не видел, что у моего возлюбленного только два лика. Человек, пристрастившийсяя к наркотикам, которого бы эта пагубная привычка когда-нибудь бы уничтожила, и второй, который так яро пытался уничтожить сам себя. К большому несчастью, и первая, и вторая его половины любили меня, а я любил их. Мог ли я что-то сделать? Держать на короткой привязи суицидника или на длинной цепи – наркомана? Я не знаю… Мог ли он просто уйти от меня? Думаю, что нет.

    Постояв пару минут, я снова залез в машину и, развернувшись, уехал и планировал больше никогда не возвращаться… Как однажды решил не возвращаться Костя.



        P.S.


   Наша любовь казалась мне слишком большим подарком для такого ничтожного человека, как я.
Я знал, что когда-то меня убьет наркота или одиночество.
  С наркотой умирать больно, согласись… и, конечно, неприятно. От одиночества – еще больнее и куда дольше, чем от любой другой напасти.
А я? Я выбираю глупость – так веселее и проще прощаться.
                Костя, 16 марта.