Исход

(видения, ну или что-то такое)


Действующие лица:

Шимон — «услышанный». Женат.
Аарон — в переводе «светящийся». Женат.
Гавриэль — в переводе «Бог – моя сила». Холост. Вдовец.
Ицхак — означает «он будет смеяться». Ишак. Характер отвратительный.
Юдифь — является женским вариантом мужского имени Иуда и дословно означает «хвала Иегове». Замужем за Аароном.
Исроэль — означает «боровшийся с Богом». Парень дочери Аарона — Фрейды.
Фрейда — от идишского слова «фрейд» — радость. Дочь Аарона.
Моисей (Моше) — в толковании «спасённый (найденный) из воды». Семейное положение неопределённое. Организатор Исхода.


Хор:

Покончив с делами в Египте, Моисей на секунду задумался было, да и согласился.
Наконец-то! — раздражённо прошелестело над столами, — время десерта, а у нас ещё второго не подавали. Так на официальном обеде, устроенном Фараоном по случаю освобождения, впервые прозвучало это, знаменитое, Моисеевское...

Моисей:
- …Ну, что ж. На волю, так на волю. Дабы вырастить народ мой, так сказать, вольный... Да и то верно! Не жи... Не масонов же каких-нибудь растить, прости Господи! — здесь Моисей запнулся, но потом справился с волнением и закончил, — Пора бы и честь знать… Лыхайм, господа!

После чего он неуклюже поклонился присутствующим на все четыре стороны и сел на место.
Надо сказать, что этот его тост сорвал тогда самый настоящий, солидный аплодисмент.
Смущаясь, Моисей даже забормотал что-то типа, — мол, зря вы это… что, мол, по предварительным расчётам там ходить лет сорок, так что успеется... — хотя, по всему было видно, что аплодисменты ему понравились.
На бумажке, которую ему подсунули в этот момент, Моисей так и написал каллиграфическим почерком — «Сорок лет, не меньше». Потом в конце столбика цифр он приписал ещё мельче — «Без учёта индексаций» и размашисто расписался.
За столами аплодисмент перешёл в овацию, хотя и сдержанную — дабы не вспугнуть.
Но Моисей уже не обращал на это никакого внимания. Как сомнамбула одержимый автоматическим письмом, он неуверенно потянулся к перу и как раз между словами «Итого» и «Чаевые не обязательны, но желанны...» вывел большой, жирный знак вопроса.
"?"

Дело в том, что в этот самый момент, Моисей, вдруг со всей ясностью осознал, что рано или поздно — сами ли те евреи, а может быть уже их дети, но за сорок лет хождения кто-нибудь, да обязательно заявится к нему с вопросом: «А чего это все остальные народы живут люди-как-люди, а нам мучайся посреди пустыни?» — ну, или ещё с каким вопросом.
В том, что беспокойные дети Сиона щекотливые вопросы задавать будут, в этом Моисей ничуть не сомневался. Сказывалась опытность и хорошее знание предмета.
«Хорошо, — тут Моисей попытался рассуждать логически, — если бы преподнести им эту новость в игривом, так сказать, позитивном ключе. Может они обрадуются? Например, можно оформить это, как приглашение в увлекательное путешествие: так мол и так, евреи, всем народом, так сказать, намечается поход с пикниками и танцами. Сроком на сорок лет...»

Моисей:
- Тоже мне мероприятие — поход в пустыню!
От досады Моисей даже хлопнул себя по ляжкам.
- Тут всё дело в названии, — он с надеждой посмотрел на соседей, — Должно же быть какое-нибудь... не поход, а… — от креативного зуда Моисей даже зашевелил пальцами в воздухе, — Жизнеутверждающее что-нибудь... но без срока давности...
- Хорошее должно быть название! — строго осадил он шушукающихся дам. Дамы поджали губы и неодобрительно затрясли веерами.
- Отход... Приход... Доход, — кривясь от напряжения продолжил бормотать Моисей, — Побег?
- Уважаемый, может быть уже того... Уход? — предложил сидящий напротив мужчина с бородкой под левого а-ля Тутанхамон.
Моисею в этом вопросе почудилась издёвка.
- Послушайте, вы... — начал было закипать Моисей, но в этот момент его осенило, — Подождите... Как вы сказали? Конечно же — исход! И не просто, а — Исход!!! С большой буквы. Это им точно понравится. С широкой поступью такою и гордо поднятой главою...
- Это меняет дело, — сосед великодушно качнул бородкой и смачно надкусил финик, — с большой буквы завсегда звучит... эпически, — при этих словах он приподнял одну бровь, галантно повернулся к обиженным дамам и многозначительно подмигнул им.
Осмелевшие дамы одобрительно захихикали в веера.
- Так, да?! — взвился Моисей, — Да, Исход! И, именно, что, с большой буквы, сударь! И не вам за то судить!

За сим, даже не извинившись перед дамами, мастер импровизации мгновенно выскочил из-за стола и, весь как был, бросился к народу своему в радостном сиянии и с луковым пёрышком, застрявшим в бороде.

«Ну, что за дикие люди, — сидящий на другом конце стола Фараон даже расстроился, — уйти по-человечески и то не могут».
Несмотря на то, что тактичный Фараон этих слов не произнёс, а только подумал, соседи по столу — визири, евнухи и прочие уважаемые люди, как бы подтверждая его самые худшие опасения — все, как по команде, скорбно закачали головами; на то они и есть — политические деятели.

- Интересно... Исход это что... — задумчиво спросил Фараон у ближайшей жены, — ...такое слово действительно существует?

Тем же вечером, после банкета.

- Евреи..., — словно сожалея о чём-то несбыточном, грустно начал Моисей, — Движение, оно, конечно, жизнь, евреи...
А вот закончил он уже бодро:
- Вперёд, друзья мои! В Землю Обетованную, которая, как известно того и дожидается народа, ибо... мало ли что, так способного перетерпеть, так сказать... к тому же ещё и богоизбранного! Ну и так далее...
Как ни странно, но эта, сомнительная с точки зрения стилистики речь, евреев удовлетворила вполне. Тем более, что в тот момент среди них были очень сильны патриотические настроения (с кем не бывает?), а идея богоизбранности евреям импонировала всегда.
В общем возбудились они невероятно:
- Даёшь Землю Обетованную! Вперёд в Пустыню! Лыхайм! Вперёд! — восторженно скандировали евреи, гулко притоптывая ногами на манер гномов из Диснеевской Белоснежки.
- Исход! Исход! Исход-исход-исход! Даёшь Исход! Даёшь Исход! Исход! Исход!
От возбуждения евреи хлопали друг друга по плечам, дёргали друг-дружку за пейсы.
Кое-кто настолько расхрабрился, что стал даже показывать язык собравшимся у калитки соседям. Египтяне недоумевали, но лишних вопросов старались не задавать. Чахоточный блеск в глазах танцующих, придавал им вид людей психически неуравновешенных, возможно, что даже и буйных.

На следующий день.

Всё бы ничего, но уже на следующее утро после банкета выяснилось, что местная пустыня не такая уж и большая, каковой она представлялась буквально ещё вчера. Можно сказать — совсем небольшая. В общем на сорок лет хождения её точно не хватало. Столкнувшийся с этим обстоятельством Моисей приуныл было, но затем он принимает остроумное решение — к свободе он решает вести народ свой не по прямой (что, как известно, был бы кратчайший путь из точки А в точку Б), а решает он вести их маршрутом похожим на гигантскую восьмёрку, как бы размашисто начерченную в пустыне. Или на математический знак «бесконечность» если положить ту восьмёрку на бок.
В глазах Моисея сходство с бесконечностью сразу же придало всему предприятию недостающую трагическую глубину, ну или глубинный сакральный смысл — это уж, как хотите.
Как бы то ни было, похватав свои котомки евреи двинулись в путь. Исход начался.

Итак, Исход. Начало.

Долгие годы шли евреи проторённой дорожкой. Весело плодились и размножались, преодолевая стеснительность и бытовые неудобства, связанные с компактным проживанием.

Кормились в пустыне все по-разному:
1. Сеансами одновременной игры в шахматы с караванщиками с Ближнего, а особенно с Дальних Востоков (надо сказать — очень азартными людьми).
2. Пробавлялись математическими фокусами с прибавочной стоимостью (в коих евреи оказались непревзойдёнными мастерами).
3. Ставший неожиданно популярным тезис, что евреем может считаться любой рождённый от матери еврейки, не просто легализовал природную любвеобильность еврейских дочерей (чем, те начали беззастенчиво пользоваться), так ещё и дал ощутимый прибавок в бюджеты тех самых семей, где, собственно, эти любвеобильные дочери имелись в наличии.

Но самым главным блюдом в рационе всех евреев стала, конечно, Манна Небесная. Безвкусная, но очень питательная субстанция, предположительно, растительного происхождения.
Манна Небесная.

С начала Исхода, Манна, как по заказу, начала регулярно выпадать в пустыне по три раза в день. И именно на пути следования изумлённых евреев! В народе это поначалу вызвало радостное удивление, а затем и всеобщее ликование. Естественно, что эта заслуга сразу же и безоговорочно была приписана связям Моисея, там — наверху.
Моисея в буквальном смысле стали носить на руках, но очень скоро произошло то, что обычно бывает в таких случаях — увы, но это так — к дармовой Манне быстро привыкли. Уже через год евреи перестали находить в ней «тот непревзойдённый аромат» если Манна выпадала хоть на пятнадцать минут позже обычного. Свежесть мол, не та — кривили нос самые привередливые и косились в сторону Моисея. А затем Манну и вовсе начали считать бесполезной. Мол, питательная она, это — конечно, но что с неё толку?
На такой некорректный вопрос Моисей не нашёлся что ответить и лишь пожал плечами: а, зря. Как известно, подобный жест не добавил харизмьмы ещё ни одному руководителю в глазах подчинённых.
И вот уже поначалу, как бы в шутку, но в народе начали поговаривать и о неважных деловых качествах Моисея.
- Нет, наш Моисей, он конечно — Моисей, кто ж спорит. Вот и с Фараоном у него как ловко вышло. Но не бизнесмен. Нет, — не бизнесмен. Ну, что это за Манна растительная? Может она и небезопасная вовсе — кто её знает? Вообще, мог бы выторговать что-нибудь и поинтереснее или запрещённое чего... Сыр Конте или Хамон, например! — судачили бывало евреи, сидя за вечерним пивом. Которое, кстати, неблагодарные евреи очень быстро научились гнать из той же самой Манны!

Моисея на эти посиделки звали всё реже. Да он и не особо рвался, поскольку если он и приходил, все тут же делали вид, что заняты разговорами о курсе ценных бумаг или низком подоходном налоге в метрополии. В общем всячески выказывали ему своё неодобрение.
А среди золотой молодёжи, вообще, стало считаться хорошим тоном пробежать вечером мимо костра Моисея, предварительно накрыв голову платком, чтобы тот не узнал, и громко так крикнуть: «Эй, Моисей, завтра перед обедом, ровно в полдень, во сколько, говоришь, осадки будут?» — и с хохотом убежать в темноту. Или ещё лучше: «Ну что, Моисей, а на завтрак у тебя опять вчерашняя Манна была?» — и опять убежать.
Моисей ужасно стеснялся. По рассеянности, зачастую, Манна у него действительно получалась того... А бывала даже и позавчерашняя.
Моисей на это либо неуместно отшучивался, либо замыкался в себе, но и случалось, что в сердцах швырялся песком.
В общем евреи своего добились — Моисей сделался нелюдим.

Исход. Неожиданный поворот.

Это продолжалось до тех пор, пока головной отряд евреев, назовём его – авангард, как-то по утру, не заметил на горизонте свой собственный... Скажем так — арьергард.
Словно тот змий, Уроборос, кусающий себя за хвост, азартный авангард в три прыжка нагнал-таки ленивый арьергард, и поглотил его. Круг замкнулся.
Таким образом две части одного народа — передняя и задняя — с удивлением обнаружили, что им по пути. Да-да! 
Больше того, оказалось, что у них общее руководство — Моисей, что в переводе означает — «спасённый (найденный) из воды».
Согласитесь, для людей, рождённых в пустыне, это звучало более чем комично; шутки так и посыпались с обеих сторон. Выглядело это примерно так:
«Нет, Руфа, ты слыхала, те парни, что нас догнали, они тоже идут за Землю Обетованную и у них тоже-таки есть свой Моисей! Эй, Хана, ты нашего Моисея не видала? Что? — Здесь только что был, да сплыл? Эй, парни, а ваш, он тоже где-то залёг на дно? Ну, да ничего, что-то мне подсказывает — скоро найдутся оба, как в море корабли. Хотел бы я посмотреть на ту встречу!»

Так маршрут «восьмёрка-бесконечность» незаметно для евреев превратился в маршрут «карусель» или «ноль», по которому они дружно продолжили маршировать в своё отдалённое, но счастливое будущее.

Как известно, всё тайное, рано или поздно, становится явным из-за какой-нибудь глупости.

Наивные евреи, поначалу восторженно принявшие на веру аксиому о Земле Обетованной, через какое-то время начали что-то такое... сомневаться, что ли?
Причин тому было много, но начнём по порядку.

Сара Майзель.

Всё началось с того, что некая юная особа Сара Майзель, в день своего пятнадцатилетия и при непосредственном участии местного оболтуса Хаима Штиннермана, собралась-таки потерять невинность. В «позе ослик», как она сказала Хаиму. Бесплатно.
В самый момент, когда Сара деловито задрала подол, встала на коленки, упёрла в песок ладошки и крепко зажмурилась в предвкушении, а Штиннерман, где-то сзади, позабыл как дышать; вот в этот-то момент, Сара, нащупала в песке что-то.
Естественно, что она завизжала — девочка всё-таки (кстати, тем самым нанеся непоправимую травму половозрелости несчастного Хаима о чём они узнают чуть позже).
Ну, да сама виновата, ей Богу! Расставаться с невинностью нужно в тщательно выбранном месте!
Тут, из песка, на Сару одним глазом кокетливо поглядывала тряпичная кукла.
- Би-би?! — прошептала потрясённая Сара.

Здесь уже потребуются разъяснения:
Дело в том, что кукла эта была очень даже хорошо знакома Саре. Именно эту куклу в костюмчике мальчика-фараона когда-то сшила для Сары её матушка, Лора Майзель и назвала «Би-би». А маленькая Сара возьми, да и потеряй того «Би-би» в пустыне, куда она пошла с девочками праздновать день своего пятого рождения без спросу. Ох, и попало ей тогда!

Так в пятилетнем возрасте, горечь первой утраты навсегда поселилась в девичьем сердце.
Сара неуверенно нахмурила лоб, — Позвольте, но ведь это было за тысячу километров отсюда! Это было... Сара была умная девочка и она умела считать, — Десять лет назад это было!
Сара с тревогой посмотрела на выцветшее личико одноглазого фараончика, — Хаим. Скажи... а я сильно постарела?
Сзади ей никто не ответил.

Дело вряд ли получило бы столь широкую огласку, если бы не сама Сара Майзель. Как девушка впечатлительная, необычную находку, да ещё и сделанную при таких пикантных обстоятельствах, она восприняла как знак свыше.
Сара встала, решительно оправила юбку, прижала куклу к груди, а так и не очнувшегося из обморока Хаима взвалила на плечо и отнесла всё это к родителям.

С этого всё и началось.

Позже, как следует отгуляв на свадьбе, и поздравив Штиннерманов с удачным приобретением добротной невестки, евреи расселись вокруг кальяна и начали припоминать всякие другие нелепости, случавшиеся с ними во время Исхода.
Например, странное поведение Солнца.
- Да! Точно! — разом загомонило сразу несколько голосов, — Очень странное! Вы тоже это заметили? А мы-то как заметили это первыми!
Дело в том, что за время Исхода евреями было подмечено, что Солнце периодически светит то спереди — то сзади, то слева — то справа, то наоборот! Хотя даже детям известно, что если караван двигается, например, в направлении к Земле Обетованной, то Солнце должно светить... Ну, как-то совсем по-другому.
Опять же подозрительный мораторий на занятия астрономией, который вдруг ввёл Моисей в ответ на просьбу евреев разъяснить им этот странный феномен с Солнцем.
Моисей тогда так прямо и сказал любопытствующим:
- Слушайте евреи, идите вы... Вперёд. Да смотрите под ноги. Незачем приличному еврею в небо пялиться. Баловство всё это!
С астрономией законопослушные евреи баловаться завязали, но зато принялись тайно считать шаги, что позже легло в основу учения Каббалы и релятивистского космогонизма.

Вспомнили они ещё историю про кувшин. С надписью на боку — «Самому Первому Еврею». Любопытная, надо сказать, была история.

Кувшин Циммермана.

Этот кувшин, озорник Яшка Циммерман, ради хохмы, попросил передать вперёд головному отряду. Ну так, чтобы просто поржать и парней там, впереди, повеселить. Как они там будут делиться кто это из них «Самый Первый»? Тем более, что внутрь кувшина им была положена записка — «Да ну, нафиг! Это ты то, Первый?!!» — и нарисован огромный кукиш с пейсами.
Так вот, ровно через неделю кувшин тот вернулся к Яше с нетронутым папирусом внутри и глумливым рисунком на нём. Только вот что удивительно, Яше передали его уже сзади. Деликатно так постучали по спине и голосом Цили Фишман гнусаво так говорят:
- Вот, просили передать вперёд.
И сунули в руки знакомый кувшин.
- Это чего это? Это не я! Это не моё! — по привычке начал было отпираться охальник Яшка, но тут же понял, что тревога ложная. Да и то верно — ну, какая угроза может исходить от унылых Фишманов, что вечно плетутся позади семейства Циммерманов и ноют? Совершенно никакой.
Яшка тут же пошёл на попятную:
- Ан, нет — пардоньте, обознался! Моё! Посылал вперёд, а получил сзаду! Тут ведь не уследишь! — ёрничал изо всех сил Яша, но никто не поддержал его веселья.
Удручённые монотонностью жизни Фишманы, как кошки, не моргая, смотрели на Яшу круглыми глазами и пожимали плечами, мол, чего только не бывает. А вот Циммерманы завели своё обычное:
- Заканчивал бы ты, Яков, с глупостями, а шёл бы-ка лучше торговать Манной Небесной!
Но тут уже Яша заупрямился не на шутку. Он сделался нервным, разругался со всеми Циммерманами сразу и хотел было заподозрить в чём-то несчастных Фишманов, да только не придумал в чём.
- Вы злые и нелюбопытные! — фальцетом выкрикнул Яша и от обиды плюнул им под ноги в обе стороны сразу.

Опыты Якова Циммермана.

Назло всем Яков решил снова и снова повторять опыты по перемещению предметов пока не поймёт до сути.
В ход пошли: дедушкина колотая чашка, дюжина панталон из приданного сестры и даже выходная шляпа Вениамина Фишмана, которую сорвало с Фишмановой головы порывом ветра и случайно принесло к Яшиным ногам.
Спустя какое-то время предметы эти стали возвращаться к нему через недовольных Фишманов, которым эта история начала уже порядком надоедать. Кстати, сам Фишман вскорости опять щеголял в своей выходной шляпе! Да! Именно глядя на вернувшуюся шляпу Яков тогда впервые крепко задумался о причинно-следственных связях.
Постепенно разгадка загадки с кувшином сделалась Яшиной навязчивой идеей. Именно на этой почве и не в силах принять происходящее, Яков Циммерман слегка тронулся.
Так он стал утверждать, что Земля круглая, а все люди, это перекати-поле гонимые в никуда ветрами времён по её покатой, бескрайней поверхности.

Конец Якова Циммермана.

Эта философская мысль на какое-то время примирила Яшу с действительностью, но зато он стал очень сильно бояться поскользнуться и упасть с земли.
Яша начал отчаянно цепляться за людей, раввинов, верблюдов и прочих, проходящих мимо женщин; в общем, начал вести себя неподобающе.
Окончательно евреи поняли, что Яков Циммерман сошёл с ума, когда тот потребовал, чтобы к нему в качестве якоря привязали дородную Цилю Фишман, жену Вениамина Фишмана. Безропотный Фишман так ему и сказал на это:
- Яша, вы в своём уме? Какой якорь, у ней же зоб!
Циля негодующе хрюкнула, а лишившийся последних иллюзий Яков горько-горько заплакал и удалился в пустыню.

Хор:

Надо сказать, что эта, забавная в общем-то, история, почему-то повергла евреев в глубочайшую депрессию, а Моисей только на то и сказал:
- Евреи, — сказал Моисей, — Вот, казалось бы — всего одному еврею втемяшится блажь за многие знания, а сколько уже суеты в окружающих?!
С тех пор Моисей прослыл мастаком произносить всякие парадоксы и начал этим беззастенчиво пользоваться.

Наказание Фишману.

Да. Может оно никак и не связано, но с тех пор у Фишмана стали пропадать овцы.
По одной овце каждый третий понедельник месяца. Прямо хоть стой, хоть падай. Циля Фишман тогда же заявила, что это ему в наказание.
- Пусть их будет наказанием, — недоумевал законопослушный Фишман, — только вот оно, узнать бы: за что, оно, такое?
- А ты вспоминай, Фишман, вспоминай, можно подумать у тебя в жизни много чего вспомнить такого, что может быть — «За что?» — мстительно отвечала злопамятная мадам Фишман и саркастически хохотала. Женщины, они, ничего не забывают.

Ещё у евреев была очень популярна история с чёрным бедуином.

Чёрный бедуин.

Чёрный бедуин, с завидным постоянством стал появляться на пути следования каравана вместе с протянутой рукой с жадными коричневыми пальцами, и блудливым глазом.
И вот, как-то, евреи заподозрили, что под личиной попрошайки-бедуина скрывается более чем корыстная цель, а именно — желание первым проникнуть в Землю Обетованную!
Они даже сговорились было прогнать его в следующий раз как увидят, но тут Моисей разъяснил им, что такое бывает. Что это, мол, такие вешки. Да. Они-де расставлены ангелами на всём пути следования к Земле Обетованной дабы не сбиться с пути истинного.
- И вам ли, евреи, судить их по внешнему виду? — с укоризной произнёс он, — Да не оскудеет рука дающего! — опять же туманно пригрозил им старый софист.
Евреи носы виновато потупили, но в бездонную ладонь кидали через раз. Чем чёрт ни шутит, может его и впрямь ангел поставил, — говорили они, — но почему за наш счёт?
Плюс ко всему, нетрезвый от неуверенности в любви аптекарь Лифшиц рассказал, что ночью, в пустыне, он сам видел гуляющих под ручку Моисея и попрошайку-бедуина и о чём-то жарко спорящих. Лифшиц утверждал также, что после этого Моисей возвратился домой с подозрительно оттопыренными карманами и будучи основательно навеселе.
И хоть верить Лифшицу совсем уже не хотелось, особенно после того средства от облысения из козьего помёта, но подозрения в народе множились и передавались друг-другу как неприличное инфекционное заболевание.

Хор:

Таким образом, по совокупности содеянного, Аксиома о Исходе в Землю Обетованную в глазах евреев начала уверенно превращаться в Теорию, требующую незамедлительных и самых серьёзных доказательств. Для того, чтобы разобраться во всех этих сложных перипетиях нам придётся перейти на суровый язык Драмы.

Драма про Моисея, любовь и евреев

Сцена 1.

Где-то посреди пустыни. Оазис. За барханом в тени чахлой смоковницы, пальмы, но лучше акации происходит конспиративная сходка.
Участники: два еврея — Аарон, Шимон, да ещё один — Гавриэль со своим ослом Ицхаком. Сидят рядом с небольшим колодцем. Вокруг разбросаны пустые мешки и разная утварь. Чувствуется, что сидят очень давно и основательно.
Где-то вдалеке слышен непрекращающийся шум идущего мимо каравана.

Аарон:
- Доказательства? Извольте! Люди говорят, он давно нашёл что искал. Говорят, он делает этот вид нарочно. Или ему нечего сказать людям, или уже зачем?

Шимон:
- Аарон, говорите уже пожалуйста тише. Вдруг, да ещё услышит кто.

Аарон:
- Здесь? Так и пусть слышит! Все об том только и шепчут, а толку? Я извиняюсь, мы здесь зачем? Или у нас не конспиративная сходка, или мы здесь любуемся за этого осла? Я приношу прощения Гавриэль, твой Ицхак, конечно, красавец, а вот вы Шимон не затыкайте мне рта!

Шимон:
- Не кипятитесь Аарон. Мы здесь все, для того, кому есть что сказать. Но машкерацию никто не отменял! Так и говорите тише, а не кричите ослицей, а то вон Ицхак уже волнуется, смотрит на вас как жених на выданье.

Шимон и Гариэль смеются. Гавриэль сквозь смех:

Гавриэль:
- Уважаемые, мой Ицхак устал уже слышать своё имя попусту. Или вы уже дайте ему то, или уже не тягайте моего осла за пейсы!!

Шимон и Гариэль смеются пуще прежнего.

Аарон:
- Ха-ха. Очень смешно! Видали вы этих шутников?
Хорошо. Будем соблюдать вашу машкерацию, что бы это слово не означало! Я имею к вам, уважаемые, совсем один спокойный вопрос: Вам ли плохо жилось до Исхода, за исключением недоразумений с Фараоном? Но об том мы уже промолчим. Хотя, по мне-таки все эти падающие с неба жабы, пёсьи мухи, саранча и несчастные первенцы... Все они здорово попахивают дурновкусием. Да и вот что я вам за то скажу: Дело прошлое, но Фараон таки был к нам терпелив!

Гавриэль:
- Да. Вы помните, как во всём Египте покраснела вода и все решили, что это кровь? Во всех водоёмах покраснело, кроме, в колодцах евреев. Какие очереди ко мне были! Ооо! Вообще, на тех казнях египетских я поимел-таки неплохой гешефт. Только на одной той воде я исправил дочери шикарную свадьбу! А шейные колокольчики чтобы не терялись египетские дети в темноте? А переносные светильники? Плошка, масло и фитиль, а как хорошо они расходились — одна деньга за штуку! Я за то вам так скажу: Тьма Египетская — это была-таки очень хорошая бизнес-идея...

Аарон:
- Об том мы и говорим, Гавриэль, об отсутствии бизнес-идеи! Где оно сейчас?! Я не спрашиваю вас куда мы пошли, я не спрашиваю куда мы пришли. Я того не знаю. Я спрашиваю вам — зачем мы ушли?! Хорошо. Моисею что-то было видно с той горы или куст, горящий с ним, говорил — это, в конце концов, его личное дело. Но ответьте вам за себя — плохо ли вам было в том Египте? Вот вы Шимон, я так понимаю были портной. Вам было плохо в Египте?

Шимон:
- Я был и портной, был и закройщик и мне не было плохо в Египте.

Аарон:
- Ну вот... Уважаемым — человек был! Держал в руке ремесло. Заказчик в дверь днём и ночью стучали, а теперь тут вон оно как! Где та дверь, я вас спрашиваю?!

Шимон:
- Мне заказчицы в дверь стучали, Аарон. Я был женский портной...

Гавриэль (встрепенулся):
- Ночью стучали?! Чё так?

Шимон (продолжает, не обращая внимания):
- Самый лучший портной на Иордане и в берегах его!
Все свадьбы и похороны были при мне. Бармица опять же; какие сыры мне несли... Ммм... Ох, как же есть хочется! Кажется, я сейчас могу есть все свои старые сандалии!

Гавриэль (вкрадчиво):
- Так вы, уважаемый, прямо дамочек обшивали?

Шимон:
- Кого?

Гавриэль:
- Дамочки. Ну, как они приходили?

Шимон:
- А... Приходить-приходили. Да, и где ж теперь они с той едой?!

Гавриэль:
- Понятно, что не прилетали, я имею вопрос — как приходили?

Аарон:
- С интересом к Шимону они приходили, а как же ещё приходят дамочки? Гавриэль, а что вы имеете с того вопроса — «Как?»

Гавриэль:
- Ну... — как?! Дамочки приходят, встают Шимону всячески боком делать примерку. Смотрят эдак. Видов, я так понимаю, вы навидались?

Шимон:
- Бывало всякое, Гавриэль, а вам-то — на что всё это?

Гавриэль:
- Я интересуюсь у вас узнать, как они на ощупь!

Шимон:
- Кого?!!

Аарон:
- Шимон, они спрашивают, про — дамочки на ощупь! Дожили до седых пейсов, а не знают за дамочек! А то, как не знаете, так снова женитесь Гавриэль и идите их щупать!

Гавриэль:
- Скажете тоже… То жена, а то — дамочки! У них там всё так…  Ммм... устроено. Уж я-то, за то, точно знаю!

Аарон:
- Ну, а почём знаете, таки зачем спрашивать?

Гавриэль (обиженно):
- Любопытно-с! И поговорить есть об ком...

Аарон:
- Вы только послушайте, что говорит тот ловелас, — поговорить ему не об чем больше, как об дамочках на конспиративном сходке! Мы для кого здесь месяц торчим или для дамочек?!
       
Шимон:
- Господи, как же есть то хочется! Да, где ж та Мария? Муж голодает, а ей не дойти там? А вы говорите за дамочек.

Аарон:
- Шимон, прекратите за ту еду, давайте уже поголосуем резолюцию!

В этот момент из-за бархана появляется женщина с заплечным мешком, амфорой на голове и с козьим бурдюком под мышкой. Это Юдифь, жена Аарона.

Юдифь:
- Нет, вы гляньте! Это по ком они тут лясы точат, а?! Золотушный мой, это с кем мы тут геморрои высиживаем? Ждёшь, когда тебе манну небесную Яхве в подоле принесёт?

Аарон:
- О, нет! Юдифь, жена моя, умеешь ты успокоить, золотце моё!

Юдифь:
- Успокоить! Это скорее дочь твоя с патлатым Изькой себя успокоит. Одним несчастным евреем больше заделает, в подол завернёт, да и подкинет тебе ночью. А манны небесной в доме нет так и нет! Послушайте, я не разгибаю ревматизма, кормлю её семье, а тут вам полюбуйтесь красавца — голосует оно!

За всё это время Юдифь ставит амфору, достаёт из наплечного мешка хлеб, козий сыр и ещё что-то в горшочке. Мужчины с интересом наблюдают за ней.

Юдифь (миролюбиво):
- Добрый день уважаемые. Мир вам. Кушайте на здоровье. Лыхайм.

Мужчины, как по команде торопливо ломают хлеб, сыр. Разливают из бурдюка вино в глиняные плошки.

Шимон и Гавриэль (говорят одновременно):
- День добрый, женщина.
- Мир и тебе, Юдифь. Лыхайм!
- Уже все ли дошли, все ли здоровы? Какие есть новости?
- Всё ли ладно на караване?

Юдифь:
- Все дошли, слава богу! Здоровы и сыты. Шимон, твоя Мария с козлятиной скоро тут заявятся. Видела, как она хочет тебя удивить. Эй, Гавриэль, а твоя ослица отжеребилась, хвала Всевышнему! Маленький жеребёнок с пятном во лбу.

Гавриэль, Шимон, Аарон:
- Осанна! Вот радость так радость. Хвала Всевышнему, да и мой Ицхак не оплошал! Слышишь осёл? Радуйся, ты опять отцом стал!

Юдифь:
- Да! Вы только послушайте! Вчера Браверманы у гиксосов два мешка чечевицы на мешок манны небесной выменяли. Ну, а мы, кому такое сидим?

Аарон:
- Фифочка, врут те Браверманы. Кто ж им даст два мешка, или манна опять подорожала? Ну, а если и дали гиксосы какие, так, верно, худые те мешки, что и смотреть на них совестно.

Гавриэль:
- Гиксосы они такие... Вот помню, как-то раз привезли мне из Гефсиманса козу…

Шимон:
- То коза, а мне смешно смеяться, Гавриэль! Браверманиху женщина слушает, а мужа родного зачем? Куда катится мир? Юдифь, ты вот как: ты тоже приди к Браверманам и скажи им, что твой Аарон взял три мешка чечевицы на мешок манны у гиксосов и ещё пил и ел с ними. Пусть Браверманы от зависти пол ночи икают — зато ты спишь спокойная!

Юдифь:
- Эх, Шимон — озорник! Мешок манны Аарон сменяет, кому такое слыхано! Что-то я не приметила того мешка. Или он спрятал его от меня, или где?

Аарон:
- Фифа, сокровище моё, я уже не могу за твою манну слушать; пучит меня от неё. Как было сказано Моисею из куста? — Жена, да убойся мужа своего? Вот, помолчи немного и сотвори ему мацу к обеду. Ну, или курочку!

Юдифь:
- Выпил старик, да и сболтнул лишнего твой Моисей! Палкой море толочь, да потом лужи осушать — вот и весь тот Моисей. Даром, что "Лучезарный". Да! Вы слышали, как греки перевели его имя, как "Рогатый"? Вот смеху то! Да и то верно — упрямый как вол; ни семьи путной, ни кола, ни двора! Кому такого надо? Аарон. «Не сотвори тебе кумира», —твой Моисей разве того не сказал? Нет ещё?! А вот я говорю — не будет тебе мацы! Миру-мир вам, уважаемые.

Юдифь кланяется и уходит обратно за бархан. Аарон вскакивает за ней следом.

Аарон:
- Фифочка, мне неприятно за то сказать, но кому ж такая дискуссия? Да и при чём здесь маца, Фифочка?! Я соскучился за тебя!

Оставшиеся два еврея.

Гавриэль:
- Вот и женись, того оно стоит? Ни тебе выпить, как следует, ни тебе — революция!

Из-за бархана доносятся смех и подозрительные стоны.

Шимон:
- Тут не грех и позавидовать, Гавриэль. Всего месяц не виделись, а наш волчок, Фифу цоп и за бархан уволок!
Да, где ж та Мария с козлёнком?


Сцена 2.

Ночь. Исроэль (Изя) и Фрейда в пустыне у костра. Из-за темноты доносятся подозрительные женские стоны.

Фрейда:
- Как странно, родители меня совсем не понимают. Словно мы говорим на разных языках. Они не слышат меня! Когда папа дома они постоянно ругаются, а по ночам друг от друга не оторвать. Бывает мама так кричит, что соседи сбегаются смотреть, как режут того ягнёнка! Даже неудобно делается.

Изя:
- Она так кричит только ночью или они ещё днём интересуются?

Фрейда:
- Ночью конечно... Хотя — нет, днём она тоже кричит!

Изя:
- Если бы ночью, это они просто любят друг-друга.

Фрейда:
- А если и днём, и ночью?

Изя:
- Тогда сильно любят, Фрейда, очень сильно. Иди ко мне моя девочка.

Фрейда:
- А ты меня как любишь?

Изя:
- Я тебя тоже люблю, я уже говорил такое. Только толку что? Твои родители против будут. Твоя мама очень за то смеётся, как видит меня. Зовёт патлатым, а это символ нашей борьбы за независимость!

Фрейда:
- Изя, а ты пойди к отцу. Папа добрый. Он поймёт.

Изя:
- Твой отец великий человек. Настоящий революционер. Я его очень даже уважаю. Как бы я хотел с ним быть похожим. Как бы я хотел как он, делать революцию на конспиративной сходке. Это же, какая смелость — выступить за пересмотр итогов Исхода! Какая смелость указать на недостаточное количество заповедей. Только я боюсь он будет смеяться за меня. Но я им докажу. Я сделаю такое! Я… Обо мне весь народ заговорит!

Фрейда:
- Сделай мне такое, Исроэль! Сделай мой революционер!


Сцена 3.

Вдалеке слоны, верблюды, факиры и прочие циркачи идут бесконечной вереницей. В общем — караван. У оазиса сидят трое: Шимон, Гавриэль и осёл Ицхак. Рядом с ними стоят четыре больших мешка и множество мешков поменьше. Из-за бархана раздаются подозрительные женские стоны вперемешку с хихиканьем.

Гавриэль:
- Скажите Шимон, вам не кажется, что в этот раз, они как-то неубедительно прощаются? Громко — этого у них никак не отнимешь, но... неубедительно.

Шимон:
- Ну, не знаю, как на мой вкус, так вполне убедительно. Целый месяц свободы впереди, вот Аарон и старается.

Раздаётся последний протяжный крик. Шимон и Гавриэль замерли как гончие на добычу. Наконец, из-за бархана выходит Аарон. Поправляет на себе одежду.

Аарон:
- Такова судьба всех революционеров. Всё на бегу, всё тайно, всё в антисанитарных условиях и всё как есть — без удовольствия. Мир вам, уважаемые.

Гавриэль и Шимон (одновременно):
Мир и тебе.
Мир и тебе. И не опоздал вовсе.

Гавриэль:
- А не выпить ли нам, евреи за встречу?!

Аарон и Шимон (одновременно):
- У него одно выпить на уме!
- Да и то — верно, чем вину зря пропадать?!

Мужчины смотрят друг на друга, не выдерживают и начинают хохотать.
Гавриэль ободрённый их смехом развязывает один из мешков. Оттуда словно чёрт из табакерки выскакивает голова Исроэля.

Гавриэль:
- Это... кому оно так?

Шимон:
- Вот Аарон, принимай зятя как оно есть.

Гавриэль:
- У Аарона есть зять?

Шимон:
- Да вот же, зять от Фрейды, младшей дочери Аарона.

Аарон:
- Какого зять?! Кому тут зять?! Это где оно там?!!!

Аарон бросается к мешку, вытаскивает оттуда испуганного Исроэля, но не обращая на него внимания ныряет с головой в мешок. Аарон начинает выкидывать из мешка какие-то вещи.

Аарон:
- Это ты где тут? Это как оно туда делось, шлемазл? Где оно там спрятано?!!

Гавриэль:
- Шимон, что вы думаете за то, как Аарон кричит, или он что-то потерял?

Шимон:
- Наверное дочь свою, Фрейду, он ищет. Видишь, как переживает.

Аарон хватается за другой мешок. Высыпает провизию прямо в песок — сыры, хлеб.

Гавриэль:
- Таки мы за те переживания совсем без еды вовсе останемся!

Аарон, хватается за третий мешок. С другой стороны, за мешок хватается Гавриэль и Исроэль. Все тянут мешок каждый на себя.

Аарон:
- Позор семьи — насмешка рода! Где они?!

Гавриэль:
- Аарон держитесь себе в руках и отпустите уже сыр, вы его помнёте!

Исроэль:
- Дядя Аарон, я хочу быть с вами! Хочу бороться за правое дело!

Аарон:
- Я тебе дам правое дело! Кому такого, бороться?!

Ицхак от радости надрывно кричит и лягается. Мешок разрывается, и вся провизия из него высыпается на песок. Аарон, Исроэль и Гавриэль падают в разные стороны на спины задрав ноги. Аарон первым бодро вскакивает на четвереньки и как собака начинает рыться в выпавшем провианте.

Аарон:
- Куда меха делись, сын ехидны и крокодила? Горе мне горе! Где ж, то вино поделось? Где оно, убогий!!!

Исроэль:
- Дядя Аарон! Я не брал вина!

Вдруг Аарон замирает поражённый догадкой. Смотрит на Исроэля, приседает на корточки, выгибается словно кобра перед броском. Шипит.

Аарон:
- Евреи! Да он выпил его! Смотрите-ка на ту пьяную рожу с ухмылкой! Натурально, выпил и рад! Вот теперь держите того меня, вот теперь я сейчас... А ну, дыхни!

Аарон бросается на Исроэля. Все бросаются их разнимать, даже осёл Ицхак зубами тянет Аарона за подол хитона.


Сцена 4.

Ночь. У костра те же и присоединившийся к ним Исроэль. Все пьют вино.

Шимон:
- Повезло тебе парень. Ну, как бы Гавриэль не нашёл то вино в четвёртом мешке, а? Наш Аарон в гневе страшней пророка Иезеркииля. Моисей агнец невинный, куда как наш Аарон за ту справедливость возьмётся! Куда там Моисею с его Казнями Египетскими!

Исроэль:
- Скажите уважаемые, а правду говорят, что на горе Синай с Моисеем говорил Сам Иегова?

Мужчины снисходительно переглядываются.

Аарон:
- А я извиняюсь, юноша, нынче в школах историю Исхода совсем не преподают или на то уже вышел новый завет?

Исроэль:
- Таки преподавать-преподают, дядя Аарон, да весь вопрос как преподавать? Уж вы за то знаете. Что вам сказать — плохо преподают!

Мужчины глубокомысленно кивают.

Исроэль:
- А правду говорят, что у Моисея была ещё одна заповедь — «Не прибавляй к стоимости больше, чем сможешь унести!» — да только люди очень упросили его им того не говорить?

Мужчины начинают хихикать. Смеются незатейливой шутке — «Больше, чем сможешь унести!» Наливают вино.

Шимон:
- Это верно. Спрашиваю как-то раз, разносчика мацы, — Вот ты ходишь днём по семейным домам, торгуешь ближнему свою мацу, а знаешь ли ты, какая наиважнейшая заповедь торговца мацой? И вы слышите, что тот прыщавый потс заявляет? — Не прелюбодействуй! И хохочет, словно дурных зёрен объелся! Скажите, он что, «Ту Траву» по приличным домам носит, или не мацу? Куда катится мир?!
 
Аарон:
- Ну почему же, Шимон, помните тот анекдот: возвращается фарисей из храма, а дома у него разносчик мацы. Голый. Кетонетом фарисеевой жены прикрывается и к выходу такой, боком-боком. «Ты кто?» —говорит фарисей грозно так и за кетонет хватается. А тот отвечает, — Моль бледная, не видишь что-ли? — а сам уже у двери почти, но хитон не отпускает. Фарисей такой, — Эй, а куда ты хитон моей жены поволок? А разносчик такой, — Таки, вечером доем, сейчас уже не хочется больше!

Мужчины еле отсмеялись.

Гавриэль:
- Да! Вот я помню, раз в Египте привезли мне Той Травы, так я всей ночью напиться не смог!

Мужчины согласно закивали, мол, с Той Травы и не такое бывает.

Аарон:
- Плохо, когда выпить под рукой нет.

Гавриэль:
- Э, нет, уважаемые. И кувшин стоял, и вино в нём — пей, не хочу! Взял его. Губами взял, да только в рот оно не идёт.

Шимон:
- Это как? У вас там руки тряслись? Это что же вам за Та Трава попалась?

Гавриэль:
- Хорошая Та Трава, с Месопотамии. Только пить с неё хочется, чтоб тот верблюд сдох. Говорю же — беру кувшин, подношу в рот — а вина нет! Хорошо: ставлю взад. Думаю, — что со мной не так? Или я выпил уже весь кувшин и не знаю про то, или же кувшин уже был пустой? Беру опять. Поднимаю — полный тот кувшин! Тяжёлый, как моя жизнь. Вино в нём перекатывается. Булькает. Пить хочется, так, что бок заболел. Я хватаю того кувшина за горло, подношу рот, делаю большой глоток — ничего. Ещё больше глоток — ничего! В горле скребёт, что тот верблюд нагадил. Я чуть не плачу уже. Зову кого: — Эй, люди! — кричу — Умираю уже с той жажды! Помогите! — кричу.

Тут Гавриэль замолчал покачиваясь, под грузом скорбных воспоминаний. Исроэль поёрзал на месте. Гавриэль прикрыл глаза. Исроэль не выдержал и спросил аккуратно.

Исроэль:
- И, что было дальше? Дядя Гавриэль?

В ответ Гавриэль стал подозрительно посапывать.

Шимон:
- Так вот и не дожил наш Гавриэль с той жажды.

Аарон:
- Умер.

Исроэль недоверчиво посмотрел на Шимона, на Аарона. Те скорбно качаются в такт с Гавриэлем, словно читают поминальную молитву кадиш.

Исроэль:
- Как умер?

Шимон:
- Известно как. Прямо в рай умер! Оказалось, кувшин тот пробкой был заткнут. Вот Гавриэль и мучился. А в раю Господь пробку ту выдернул и уж тут наш Гавриэль его весь, не отрываясь! В один присест выпил. А как напился, так ангелы его сразу же назад скинули. Вместе с кувшином. Да. Как ни упрашивал их Гавриэль — не оставили. Говорят: «Гавриэль, — говорят, — от тебя запах, будто все райские кущи у нас разом забродили. Ступай-ка, — говорят, — на землю. Ты там мальчишке одному должен»

Исроэль растерянно смотрит на Гавриэля. Тот скорбно молчит. Смотрит на Шимона и Аарона.

Исроэль:
- Какому мальчишке, дядя Шимон? Что он должен?

Шимон:
- Мальчишке, рассказать должен. Про кувшин с закрытой пробкой, про то, как умер, про Господа нашего, про рай и про ангелов его. А главное про то, как плохо быть глупым и доверчивым мальчишкой!

Мужчины начинают громко хохотать довольные шуткой. Исроэль оглядывается обиженно.

Шимон:
- Уж не ты ли тот глупый мальчишка, а, Исроэль?

Исроэль:
- Я... Вы... Да ну вас, праотцы!

Исроэль вскакивает и со слезами на глазах убегает за бархан.

Аарон:
- Молодец Гавриэль, это ты хорошо придумал. Мигом от мальчишки избавились.

Гавриэль:
- Чего придумал?

Аарон:
- Да, ничего. Спи Гавриэль. Жизнь, говорю, хорошая в Египте была, а теперь оно как? Дожили. Запрет на запрете. Видано ли дело — Мальчишки заповеди начали трактовать! Что вы на то скажете, Шимон?

Шимон:
- Я скажу наконец голосовать директивой и закусить.

Аарон:
- Погодите вы. Чуть что — голосовать! Какой горячий. Сначала дождаться надо.

Шимон:
- Чего дождать? Опять дождаться?! Всё ещё настаиваете и вам нужны доказательства?! Три раза уже мы видели, что караван возвращается к одному месту! Видели? Видели. Три раза! Кому мы ещё, такое проверять?! Не надоело уже тут сидеть, Аарон?

Аарон:
- Такова судьба революционера. Всегда один, вдали от родных. В воздержании, ограничениях и страстотерпии. Как говорится — Саваоф терпел и нам велел.

Шимон:
- Мне кажется, что ты не очень-то хочешь домой, Аарон. Что-то мне говорит, тебе нравится побыть вдали от Юдифь, а ночью бегать к тем египетским девкам.

Аарон:
- Какие девки, Шимон, кто их видел? Может кто и бегает, я за то не знаю, но я не такой! Ты же меня знаешь, Шимон!

Шимон:
- Знаю, Аарон, как не знать! Женонеистовый страстотерпец! Вот ты кто!

Гавриэль:
- А что такого терпел Саваоф?

Шимон:
- Терпел он ту ночь, как твой отец любить вашу мамашу зачали. Этого вам мало? Знал ведь, что от той любви вы, Гавриэль народитесь, а не вмешивался — терпел!

Мужчины дружно хохочут. Гавриэль не понимает почему они смеются, но хохочет вместе с ними, радуясь общему веселью.

Гавриэль:
- Эх, а не выпить ли нам, евреи? За встречу!


Сцена 5.

Ночь. Пустыня. Под сухим деревом сидит сгорбленный Исроэль.

Исроэль:
- Они смеялись надо мной! Они смеялись все! И ещё этот мерзкий Шимон, — «В рай он попал!» — Так я ему и поверил! Они смеялись так... Обидно! Даже дядя Аарон смеялся обидно, а я так любил его дочь. Фрейда...Но я им докажу! Я им покажу! Я сам, один сделаю всю революцию! Я приду к тому Моисею. Я всё скажу ему прямо в лицо. Так и скажу, — Моисей, — скажу — куда мы идём? Нет... Скажу: Заповеди у тебя, Моисей, это что-то... Нет, он и слушать меня не станет. Ааааа… Тогда я приду, встану перед ним так и... Я убью его! Точно! Я убью его, а они все приползут ко мне на коленях. Будут просить прощения за тот гадкий смех, а я буду гордый. Гордый и неприступный. И Фрейда тоже пусть будет просить прощения. За дядю Аарона, за смех его будет просить прощения! И пусть будет плакать! А я ей скажу: — Саваоф простит! Да! Вот так прямо и скажу: Саваоф — простит! А потом, такой, уйду в пустыню. Буду стоять там с длинными волосами на ветру один. Буду питаться саранчой, как Иов. И ещё мокрицами как этот...  Э... Я стану пророком! Они придут ко мне, а я буду говорить. Тогда я им всё скажу! Пусть только не послушают. А они будут слушать меня и каяться! Как же холодно. Ночью в пустыне всегда очень холодно, и есть очень хочется. Ночью в пустыне даже манны сухой не набрать. И ещё и воды нет. Вот так и умру молодой один. В пустыне. А она пусть рыдает и кричит: Исроэль! Исроэль! А я уже умру весь...

Исроэль разрыдался. Тут он замечает недалеко огонёк. Костёр. У костра сидит сгорбленная фигура. Рядом лежит походный мешок. Над огнём жарится баранья нога. Исроэль радостно подбегает.

Исроэль:
- Мир вам. Очень холодная ночь сегодня, не правда ли?

Человек у костра молчит.

Исроэль:
- Ветер прямо так и пробирает. Уууу. А у костра тепло.

Тишина.

Исроэль:
- Позвольте присоединиться одинокому путнику. Голодному революционеру... Революция она, конечно, требует жертв, но зачем же так холодно?

Не дожидаясь приглашения Исраэль снимает сандалии, садится поближе на песок чуть позади и чуть сбоку от сидящего. Протягивает ноги и руки к огню.

Исроэль:
- Да. Нелегко одному быть в пустыне, уж вы мне поверьте, я за то знаю точно. Днём жара, жажда. Бывало, бредёшь по барханам голодный, то вверх, то вниз. Солнце палит. А ты идёшь. То вверх, то вниз, а тут ещё Браверманы... Волосы их мои не устраивают, вы такое слышали?! Это символ нашей борьбы, а они не понимают! Я вижу вы один. Что, вас таки тоже не понимают? Да. Тяжело быть не таким как все. Вы то меня понимаете, как голодать... Чего-то у вас нога баранья подгорает. Давайте-ка я поверну её. Вот так... Вот так... Какая хорошая нога. А давайте вместе идти по пустыне навстречу революции! Будем пророчествовать. Люди пойдут за нами. А мы, такие придём к Моисею и потребуем с него ответа! Пусть-ка он за всё ответит, а?!

Исроэль касается плеча сидящего, тот медленно заваливается на бок.

Исроэль:
- Эй, вы что? Дядя, ты спишь что ли?

Исроэль наклоняется к упавшему, аккуратно его трясёт.

Исроэль:
- Эй! Это ты чего, дядя?

Смотрит на упавшего, потом хватает горящую ветку из костра, освещает лицо. Вскрикивает. Затравленно озирается, хватает чужой мешок, баранью ногу с костра и как был, босой, с криком убегает в темноту.


Сцена 6.

За барханом. Оазис. На бархане, как на трибуне, спиной к зрителям стоит Аарон. Внизу, под ним, на земле сидит Шимон. Аарон обращается к невидимым слушателям.

Аарон:
- Евреи! Ходят либеральные слухи, что Моисей, мол, пропал. Мол, уже сутки его никто не видел. Ай-ай-ай — горе какое. А я вам говорю за то — не верьте в этот оппортунизм! Не пропал он, а сбежал! Опасаясь гнева народного. Знает, этот его час настал, а сбежал! Время ждать вышло, евреи. Пришёл контролёр — предъяви накладную! — говаривал мой дед. Пора свести баланс с дебетом!

Шимон:
- Ну вот опять набрался... Ты к сути веди!

Аарон:
- А вот я сейчас со всею трезвостью заявлю: Пора! Пора потребовать ответа у того Моисея со всею принципностью: — Что за такое мы здесь терпим-терпим, а если для чего, то, как это понимать?!

Невидимая толпа возбуждённо-одобрительно рокочет внизу:
- А мы и не понимаем! Доколе?! Это что мы всё такое? Ревизия!
- Как пропал?! Скажите, а разве там, наверху, не Моисей? Он совсем на себя не похож!
- Да не мешайте вы, ничего не слышно!

Аарон победно оглядывается через плечо вниз на Шимона. Шимон пожимает плечами. Аарон снова отворачивается к толпе, резко вскидывает руку. Толпа стихает, как по команде. Только один голос запоздало, — Да это же Аарон? А, что он там делает один на бархане? — но на него шикают. Голос Аарона начинает вибрировать в полной тишине.

Аарон:
- Евреи, скажем дружно тому: мы не рабы! Евреи, скажем прямо тому: — рабы не мы! Ну, а коль так, ведите ко мне того Моисея я хочу видеть этого человека! Мы не рабы — рабы немы!

Невидимая толпа начинает скандировать:
- Мы не рабы — рабы немы!
Аарон скрестил руки на груди, да так и замер в этой позе. Неожиданно со всех сторон раздаются звонкие детские голоса:
- Сенсация! Неизвестный убийца! Следы ведут в пустыню!
- Глухонемой Гольштинер нашёл страшные следы!
- Убийство! Срочный выпуск! Смерть пришла из пустыни!
- Старик Гольштинер нашёл её сандалии!
- Сенсация! Убийство!

Толпа начинает шуметь всё громче и громче. Аарон с поднятой рукой, пытается быть ироническим.

Аарон:
- Братцы-евреи! Да, подождите... Господа... Эй! Уважаемые!

Аарон растерянно крутит головой, пытается привлечь к себе внимание. Всё тщетно.

Шимон:
- Что там такое?!

Аарон раздражённо отмахивается. Отклячив тощий зад, он согнулся и рискуя свалиться, всматривается вниз в толпу. Пытается понять в чём там дело.
Невидимая толпа начинает шуметь ещё больше.
Отдельные ещё выкрики — Мы не рабы — рабы не мы! — быстро перекрываются другими, более громкими:

- Моисея убили! Да здравствует Моисей!
- Кого убили если он исчез!
- Кто исчез?
- Да Моисей ваш исчез!
- Его убили, а он исчез?! Какой хитрый!
- Скажите, так это там Аарон или не Аарон?

Толпа вдруг подхватывает — Аарон! Это Аарон! И вдруг истошное — Бей революционера! Ревизия!
Раздаются звуки начинающейся драки.
Шимон снизу пытается дотянуться до ноги Аарона.

Шимон:
- Аарон, да что там такое?

Аарон кубарём спускается вниз к Шимону. Радостно докладывает.

Аарон:
- Всё пропало, мой друг. А как всё начиналось! Прости если что-то не так, но кто-то убил Моисея и нас сейчас идут убивать за него. Видимо им от того будет радость!

Шимон:
- Кого Моисея? Кто убил? Мы тут зачем?

Аарон:
- Шимон, друг мой, мы полгода сидим на конспиративной сходке, а теперь нам за то — не имеет отношения?! Не смешите меня, Шимон. Революция требовала своих жертв, а теперь она их имеет! Какой-то потц в пустыне убил-таки Моисея, оставил нам сандалии, а теперь говорят, что те следы его ведут прямо к нам!

Шимон:
- Кого? Моисея?!

Аарон:
- Шимон, мне стыдно за такое признавать, но за последние десять минут вы-таки очень поглупели от страха! Ну зачем?! Зачем вам это именно сейчас?! Как всё было красиво — я стою наверху, обличаю пороки. Моисей кается внизу, все ликуют и все довольны! Нет, — убили. Здрасьте вам, приехали! Зачем ему это сейчас?!

Толпа продолжает негодовать. Из-за бархана вылетают мешочки с Манной. Разбиваясь, они поднимают облачка пыли прямо у ног Аарона и Шимона. От неожиданности они бросаются друг к другу в объятия. Толпа скандирует в такт тяжёлым шагам:

- Смерть предателям! Аарон выходи! Смерть врагам! Шимон выходи! Смерть предателям! Аарон выходи! Смерть врагам! Шимон выходи! Да здравствует Моисей!

Шум толпы всё ближе. Мешочки с Манной разбиваются вокруг всё чаще и чаще. Шимон и Аарон, стоя спина к спине прижались к чахлому деревцу в ожидании неминуемой смерти.
Первым, во главе толпы выходит Гавриэль.

Гавриэль
- А! Азохенвей, правоверные! Вот вам и Лыхаим на Пасху! Говорят, тут революционеров поймали.


Хор:

В ночи, перебивая друг-друга, жалобно скорбели о своей судьбе Шимон и Аарон.
Вчера, Народный Суд Исхода приговорил их к немедленному побитию камнями за революцию, подстрекательство наивного Гавриэля и наущение Исроэля, которого теперь все называли не иначе как — Душегуб.

СУД.

- Следы Душегуба ведут от вашего змеиного логова прямо к месту преступления. Старик Гольштинер всё видел. Или есть что сказать на то? — весь вечер саркастично обличали их судьи.
Глухонемой Гольштинер тыкал им в нос стоптанной сандалией. На подошве чётко прочитывалась надпись: «Изя. 2 отряд».
- Пригрел я на груди змею, — в кругу сочувствующих укоризненно сокрушался Гавриэль, — а теперь оно — вон оно как! Докатился: Свидетель преступления! И это в моём то возрасте!
Гавриэль сокрушенно тыкал в сторону глухого Гольштинера пальцем, но не в силах больше сказать ни слова, только всхлипывал и горестно качал головой. Его успокаивали, кто как мог. Гольштинер кивал в ответ головой, радостно мычал и размахивал уликой.
- Ату, их евреи! А ну, айда, бить их камнями и палками! — подбадривали свидетеля самые ортодоксальные и нетерпеливо потирали руки.
И побили бы.
Но сначала под рукой не оказалось камней (Как назло, в этой пустыне один песок!), палок в пустыне тоже кот наплакал, а потом опустились сумерки. Экзекуцию решено было отложить до утра.
Разбушевавшегося Гольштинера с трудом угомонили и отправили к египтянам на стройку с целью добыть немного кирпичей; всё равно старик ночами не спит, а в случае поимки, вид имеет вполне подходящий — жалостный.
В ожидании утра осуждённых решено было привязать к чахлой акации.

Вот теперь, в темноте, несчастные раскачивали ту акацию в такт своим завываниям, а сторожа кривились им, как от зубной боли. Они уже трижды пожалели, что по еврейским законам к осуждённым положено обращаться на Вы, а не положен хороший кляп. Да, что толку жалеть, кляпа у них тоже не было.
Через какое-то время охрана не выдержала:
- А, не могут ли приговорённые стенать потише, — деликатно попросили они, — поскольку от тех криков уже голова разболелась, да и не только.
Революционеры звук убавили, но перешли на такой противный шёпот, что им тут же предложили:
- А, не желают ли несчастные обсудить какие-нибудь... более насущные в ночи вопросы. Женщин например? А может желают сыграть в кости?
Несчастные тут же охотно согласились на монополию.
Сыграли три партии. На четвёртой Аарона уличили в беспардонном жульничестве и подтасовке карточек. Даже хотели было выгнать его из игры, но простили. Во-первых — было лень вставать и привязывать его обратно к кусту, а во-вторых, уж больно заразительно сам Аарон хохотал над собственным неуклюжим шулерством.
Отсмеявшись, игроки перекусили у костра вчерашней мацой, уточнили у осуждённых кое-какие детали их заговора; осудили несовершенство Моисеева правосудия. Потом поохали над предательством общего дружка, Гавриэля. Тут мнения разделились. Разговор, как-то сам собой, перешёл с цен на шлюх, на подорожный налог.
Долго спорили о политике.
Только под утро, когда глухонемой Гольштинер наконец-то привёз на тощем осле бракованные Египетские кирпичи, стражи попросили Шимона и Аарона занять своё место возле акации. Мол, сейчас люди придут на экзекуцию, а осуждённые сидят у костра. Может получиться неудобно.
Вот тут-то революционеры и ввернули им встречное:
- А, что, братцы-евреи, а может быть нам, как бы... да и сбежать? — и они со значением оглядели охранников. Лица охранников сделались заинтересованными, но отрешёнными, как у инспекторов движения в момент получения взятки.
- Вы нас не поняли! — великодушно успокоил их Шимон, — это всё для исключительно с целью, так сказать, поимки Того Беглеца. Сами посудите. Много ли толку с нас побитых, а там глядишь и возьмём его? Ну, а не возьмём, так и сгинем в той пустыне — невелика потеря.
- Мне терять нечего, я своё отслужил! — фальцетом выкрикнул Аарон, рванул на груди хитон, залихватски сплюнул в песок и опять противно завыл.
Глухонемой Гольштинер крякнул от удивления и с интересом посмотрел на сторожей. Неужто услышал?
Осуждённый Шимон, тем временем уже нашёптывал доверительное:
- Кому же лучше, как нам, так сказать, за мировоззрение конспиратора? Кто как не мы, за те законы машкерации? Да я на конспиративном сходе полгода от звонка до звонка. Никуда не денется, уж мы за то — ого-го! Будьте покойны!
Стражи ещё больше задумались, стали крутить пейсы на указательный палец. Потом они переглянулись, с сожалением посмотрели на привезённые кирпичи, с подозрением на Гольштинера. Тот демонстративно возился с тощим ослом, и казалось не проявлял никакого интереса к происходящему.
Осуждённый Шимон, чувствуя зародившиеся сомнения в сердцах стражей, вовсю нашёптывал им соблазнительное, что твой Змей Искуситель:
- Вам ещё люди за то спасибо скажут! Точно-точно. Ещё и награду выпишут от Совета Исхода. А уж как там правосудие какое случится! Ммм... На руках носить будут. Рахат лукум кормить будут! Пальчики оближешь!
Аарон, тем временем, встал в третью позицию, задрал в небо крючковатый нос и взвыл ещё пуще прежнего.
Стражники недоверчиво вздохнули, посмотрели на воющего Аарона и согласились. Возможно, решили, что ради поимки настоящего убийцы можно пойти на небольшой служебный подлог. Ну, наверняка же можно?
А, возможно, это было сделано от того... Ну, чтобы больше уже не слышать Аароновых завываний и липкого Шимоновского шёпота.
В общем, ударили по рукам, подмигнули друг-дружке, с тем все и разошлись.

Старик Гольштинер потом долго ещё диву давался: вот молодёжь подрастает, никакие моральные принципы не остановят их для достижения поставленной цели!
Не то, что мы когда-то.
И он предался воспоминаниям о золотых библейских временах. Временах царей, героев и пророков. Навуходоносор, например. Потом этот... Вот там люди были. Не нынешним чета!

На следующее утро Манны Небесной в пустыне больше не выпало.


Почти Конецъ


Дайджест
(краткое описание дальнейших, возможных событий)

Тем временем Исроэль встречает в пустыне ополоумевшего Яшу Циммермана. Оказывается, что Яша очень боится упасть с круглой земли. Исроэль пробует на Яше свои чары агитатора и даже слегка шантажирует того. Яша соглашается идти за Исроэлем вместе в революцию, но при одном условии: для этого сердобольному Циммерману придётся водить Яшу на привязи. Исроэль соглашается и вдвоём они идут в лагерь.
В пустыне они встречаются с невесть откуда взявшейся Фрейдой. Исроэль сконфужен, а Яша всё время мешает им поговорить.
В это время вслед за ними в пустыню приходят Аарон и Шимон. Они тут-же хватают Исроэля и привязанного к нему Яшу. Начинается суд, похожий на самосуд.
Аарон и Шимон приговаривают обоих к побитию камнями, но тут за Исроэля вступается Фрейда. Она умоляет не выдавать жениха. Вот тебе и на! Оказывается дочка-то уже помолвлена!
Перед Аароном встаёт дилемма: или сдать жениха дочери или самим пойти на казнь вместе с Шимоном. А если учесть, что у Шимона на этот случай наверняка есть своё особое мнение, то и решение получалось непростым.
В это время, в разгар прений, появляется Моисей. И оказывается, что он нисколько не умер. Он решил-таки оставить свой народ, погрязший в недоверии и так и не избавившийся от рабских привычек. Но, прослышав о смелых диссидентах, решил он показаться им и предложил идти с ним дальше, как избранным из избранных.
Тут Аарон, Шимон, Фрейда и даже Исроэль с Яшей понимают, что старик окончательно выжил из ума; но вот оно и спасение!
Они хватают Моисея под руки и волокут в лагерь, где происходит немая сцена всеобщего изумления. Там Моисей уже окончательно умирает у всех на глазах от беспросветного разочарования и потери ориентиров, и тотчас же становится всенародным любимцем.

Как-то так всё и было. Ну, или почти так.

P.S.

А вообще-то, людьми руководить, не огурцы солить: не так уж и сложно. Главное, чтобы мечта была.