Неля Рыжова

      

Часть первая

- Да, выпивает. По праздникам. Какой русский мужик не выпивает? Разве что хворый. Но, конечно, дело твоё. Только вот плохо, не можешь мирно жить с Лёлей. Грубишь без дела, а то и хамишь. Надо – не надо, указываешь на ейные промашки. Смотришь, как на приживалку... Лёля старается. И не забывай – с твоими сестрёнками нянькается. Ей с непривыку, ой, как трудно. Молода и своих деток не имела. Так что – сама решай. Я тебя не гоню. А Алёха – парень хоть куда. К твоему росту только он и подходит. Ты посмотри на себя. В кого такая дылда вымахала…
Эта отцовская немудрёная мораль только озлобляла Нелю. Шокировала его деревенская речь. Еле переносила присутствие глупой своей мачехи, подстать отцу, такой же тёмной, сельской...
С их десятого предвоенного класса в живых осталось всего четверо ребят. Алёха – в том числе. Щуплый, среднего роста, был он незаметным пареньком и учился неважно. Зачем только пошёл в десятый? Она-то училась хорошо и девочка красивая. Высокого роста, с зелёными большими,  вразброс, глазами, точёным носом, капризным рисунком полных губ. «Блюдца глаз» - таким словосочетанием начиналось стихотворение в её честь, сочинённое одноклассником Германом Критским. Умным, способным. Тоже был ей по плечо. Уже после войны узнала – погиб под Лугой.
Рыжая её головка (подстать фамилии) с завитками у висков и на высокой шее, как подсолнух торчала над всем физкультурным строем класса. Созревшая грудь смущала неоперившихся мальчишек. Длинные тонкие ноги и конопушками разрисованное лицо были причиной её особой заботы. С веснушками шла непрерывная борьба с переменным успехом при помощи разных кремов, масок. С ногами дело обстояло хуже. Большие надежды возлагала на балетный кружок. Там, по мнению девочек, быстро придут в норму икроножные мышцы. О профессиональном балете мечтать не стоило. Подводил высокий рост. Но, до  кружка дело не дошло. Время было упущено. Потом война... Не до того.
Направили Нелю под Любань рыть окопы. В конце августа бежала их команда из-под носа наступающих немцев. Руки в кровавых мозолях, ноги стёрты. Обессилившие. Оборванные.
Вскоре мобилизовали Нелю в органы местной противовоздушной обороны. Всю войну на  казарменном. Гимнастёрка, юбка, сапоги. Бойцы – девушки, под руководством зрелых мужиков. Многие крутили романы с командирами, в большинстве – женатыми. Эта девичья масса вела себя развязно. Все они курили, пили горькую, матерились. Неля и пара подружек являли собой досадное исключение. В коллективе значились, как
маменькины дочки, гнилая интеллигенция. Однако работали они, как и все – много и тяжело. Бомбёжки и артобстрелы, обрушившиеся на население с цикличной последовательностью, не давали расслабляться бойцам МПВО.
В широкий спектр их обязанностей включена была вся работа по наведению в прифронтовом городе оптимального порядка. Это – светомаскировка, обнаружение и выявление шпионов, гашение зажигательных бомб, спасение живых в завалах после бомбёжек, изъятие из квартир покойников, умерших от голодного поноса, погрузка на трёхтонки и увоз в братские могилы на север или юг города, а то и на бывшие конные бега в тупике улицы Марата.
Значительные потери личного состава были и в женских подразделениях МПВО.
И, уже после победных маршей, опустевший, поломанный, побитый город нуждался в быстром восстановлении. Девушки-бойцы использовались повсеместно на строительных, восстановительных работах.
Только в декабре уволилась Неля из органов, и встал вопрос о приемлемой работе до начала учебного года. В недалёком будущем она видела себя студенткой университета. Какому гуманитарному  факультету отдать предпочтение, окончательно не решила. Главное – получить наряд на учёбу в горбюро (на Грибоедова). В послевоенном Ленинграде эта проблема решалась непросто. С учёбой молодёжи  предлагалось повременить, а если, как говорится, невтерпёж – пожалуйста, учись на вечернем или заочно. Работа – прежде всего. Хронически не хватало рабочих рук. Как бывший боец МПВО, она рассчитывала попасть на дневное и прожить на стипендию.
      
***
Нелины родители совсем  юными  приехали в Петроград из обедневшей деревни Тверской губернии Торжокского уезда, на свой страх и риск, без документов, без родительского благословения. Приняла их дальняя родственница – горожанка с десятилетним стажем, бывшая кухарка-экономка у богатых господ, сбежавших в революцию за границу.
Жила она одна в большой хозяйской квартире. Вновь организованное домовое управление грозилось уплотнением. Ежедневные посещения управдома угрожали постепенной потерей дорогих господских вещей, обладательницей которых, на полном основании, она себя считала. Взятки вконец её доконали. Потому и призвала деревенскую родню, Христа ради, на выручку. Благодарные квартиранты обустроились в комнате прислуги. Молодая была на сносях. Через небольшое время родила девочку и, не приходя в сознание, померла от родовой горячки. Так что ребёнка пришлось выхаживать бывшей господской кухарке. Убитый горем  девятнадцатилетний отец выхлопотал отпуск в заводе, ещё не приступив к работе подсобником. Привёз из своей деревни младшую сестрёнку жены.
Та была хилой тринадцатилетней девчушкой. Однако вынянчила свою племянницу до детсадовского возраста, беспрекословно подчиняясь рациональной регламентации тётки Нюры, главенствующей в их семье. Велела девочку записать именем Нинель – в честь Ленина, а себя называть Аней (по городскому). Ей и не снилось спать на французских кроватях, пользоваться  постельным бельём из тонкого голландского полотна, держать в буфете из карельской берёзы дорогие сервизы, быть обладательницей антикварной мебели, беккеровского рояля, живописи.  Была она пассивным сочувствующим созерцателем революции, а лозунги «кто был ничем, тот станет всем», «любая кухарка может стать у кормила власти» - щекотали нервы, будоражили застоявшуюся немолодую кровь.
Через пару лет бывшую кухарку и её деревенскую родню, всё-таки, потеснили. В квартиру вселили ещё две семьи. Кабинетная мебель и библиотека хозяина перекочевала в комиссионку. Читала тётя Аня по слогам, так что о книгах не сокрушалась, да и много их было нерусских. Вскоре туда же увезли уникальный инструмент. Всё быстро ушло с молотка за приличные деньги. На том и закончилась аукционная эпопея.
У них ещё оставалось три комнаты, набитых добром.
 Впоследствии, несмотря на большую разницу в возрасте, Нелин отец перебрался в спальню тёти Ани.
Неля подрастала. Пошла в школу. Столичный город и, главным образом, общение со школьными подругами из интеллигентных семей, где книга сопровождала досуг, где театр, концерты симфонической музыки, домашние диспуты о литературе, искусству составляли неотъемлемую часть жизни, расширили духовный мир девочки, оказали влияние на интеллект, манеру общения, речь, обогащённую хорошей дикцией, классической правильностью языка. В становлении её личности не осталась в стороне и тётя Аня. Долголетняя служба у господ не прошла для сообразительной прислуги впустую. Она научила девочку не быть скованной в приличном доме.  Быть выдержанной, немногословной, уважительной к старшим. За обеденным столом обходиться без локтей, уметь пользоваться столовым прибором. Эти нехитрые правила хорошего тона были усвоены ею в раннем детстве.  Неля производила впечатление умной воспитанной девочки. Она не вписывалась в членство семьи и казалась чужим ребёнком.
Её отец из деревенского простофили вырос в полноправного представителя рабочего класса, в гегемона (по утверждениям поэтов-лизоблюдов). Преданный сын революции, из сочувствующих стал кандидатом в члены  ВКПб. Пил в меру по праздникам. Не курил. Не сквернословил. Инициатор стахановского движения, он возглавлял бригаду слесарей. Варя, из худенькой маломерки, выросла в тучную рыхлую девицу. Работала прядильщицей на текстильной фабрике. Там же закончила 5 классов
Когда Неле минуло 13, умерла скоропостижно тётя Аня. Они втроем скорбели о своей благодетельнице. Горевал отец с год и присватался к Варе.
Поженились и посыпались девочки. Первая двойня – выжила Октябрина.
Через год – вторая двойня – выжила Сталина. На Волковом  две маленькие могилки. Горевали недолго. Отец всё ждал Владимира. С сынишкой решено было отложить на пару лет. По поводу имён девочкам не обошлось без подсказок соседей, занявших третью комнату после смерти тёти Ани –  бездетных старых большевиков, активных сторонников советской власти, преданных сталинистов, что не помешало им  за несколько лет до войны быть высланными на Колыму,  якобы, за антисоветскую деятельность, откуда не вернулись. Семья Рыжовых, с верой в справедливое возмездие, гневно осудила предателей.

***
Война. Отец ушёл на фронт. В конце  весны 42-го Варя с девочками, дышащими на ладан, уплыла на барже по «дороге жизни». Бомбили их на Ладоге. Варя утонула. Девочек спасли. Находились всю войну в детском доме на Урале.
Неля наскоками бывала дома. Квартира их опустела. Одна семья в начале войны эвакуировалась. Другая – муж и жена – ушли на фронт. Комнату колымских стариков никто занять так и не успел. От отца не было известий. Думала – погиб. Оказалось – раненый, контуженый с частичной амнезией. Пролежал долго в госпитале в Молотове. Вернулся в конце 45-го без ноги и без глаза в сопровождении госпитальной няньки – молодой женщины. Всего на два года старше Нели. Через пару месяцев отец с новой женой привёз из детдома дочек. Выросли они. Одичали. Стриженные наголо. Плохо одетые. Некрасивые. Домом и детьми занималась Лёля. И ещё работала в соседней булочной уборщицей. Отец маялся с незаживающей культей. Мотался по клиникам. Семья занимала две большие комнаты. После увольнения из МПВО, Неля должна была делить комнату с малолетними сёстрами. Натянутые отношения с Лёлей беспокоили отца. Жили бедно. За войну обносились. Понемногу стали тащить в комиссионки сохранившуюся в войну дорогую посуду, картины, фарфоровые статуэтки, всякую ненужную галантерейную мелочь.

 ***
До начала учебного года есть ещё время. Окончательно Неля решила пойти на философский. Подавать документы ещё рано... Надо бы временно поработать.
Был выходной. Она сидела у чёрной тарелки репродуктора. Слушала объявления. «…На завод требуются газосварщики, токари, слесари; на хлебозавод пекари с опытом работы; на строительство все специальности, также ученики штукатура-маляра…» За время службы в МПВО специальности эти она освоила. Стройкой сыта по горло. На приличную работу без знакомства не обойтись… Лёля сунула в дверь растрёпанную голову. В засаленном халате, в стоптанных тапках, молодая Лёля выглядела пожившей замотанной тёткой. Взяла на себя тяжёлую ношу – мужа инвалида и двух малых детей. На секунду Неля прониклась к ней благодарностью.
- Там какой-то человек тебя спрашивает, – обратилась к ней Лёля, – ты выйди.
«Кто бы это мог быть?» - подумала. Она вышла в коридор. У входной двери топтался высокий мужчина в военной форме. Включила свет. Молодой парень улыбался во весь рот, как старой знакомой. Она пыталась вспомнить, где, при каких обстоятельствах могла столкнуться с ним. В ту же секунду он протянул руку.
- Здравствуй, Рыжова.
Белозубой улыбкой светилось его красивое мужественное лицо. Неля руку подала. Подумала: «Кто это? Что за фамильярность? С какой стати такая самоуверенность? Рыжова…»
- Ты что, не узнаёшь? – не переставая, улыбался парень
Она уловила что-то знакомое в нотах голоса, в лице… Но нет, быть не может… Алёха – худоба и тихоня… а этот совсем другой…
- Послушай, Рыжова, неужели я так изменился, что признать не можешь? Эриксон я, Алексей. Ну что, узнала?
- Господи, как изменился… А высокий…
- Вот видишь, вырос. Я тут встретил  Фролову. Ты хоть её не забыла? Одно время вы, по-моему, здорово дружили. Сразу её узнал. А она тоже, как дичок – знать не знаю и разговаривать не желаю. Ты изменилась. Но узнать можно. Вроде только пониже ростом стала.
- Что мы здесь стоим? Раздевайся. Проходи.
Тогда они проговорили до вечера. Рассказала Неля всё о себе. Узнала, что Алёша ушёл на фронт. Был ранен. Подлечили и снова в строй. Дошёл до Вены. Вернулся по демобилизации. Предлагали после ранения  пойти в военное училище. Но отказался. Отец – пожарный, погиб на пожаре в войну. Мать умерла с голоду. И не знает, где их могилы. Большую часть их дома  разбомбили и квартира буквально висит. Всех переселили. Один он остался. Хочет найти жильё поблизости. Она вспомнила. Да, жил он неподалёку. Иногда увязывался пойти со школы вместе. Она убегала от него…
Учится он в пожарном училище по сокращённой программе. Пошёл по  стопам отца.

***
С этой их первой встречи прошло несколько месяцев. Алексей стал у них частым гостем. Увольнительные проводил в их семье. Нравился он всем домашним. И с отцом нашёл общий язык. Помогал добираться до поликлиники – ловил попутки и сам же расплачивался, и с Лёлей мило раскланивался и сочувственно хвалил за добрую душу, и с девочками разучивал военные песни, что были на слуху. Нелю же раздражали его частые визиты, его навязчивость. Правда, с ней он был сдержан, даже робок. Несколько раз приглашал в кино на нашумевшие тогда трофейные фильмы с Вивьен. Ли, Марикой Рокк, Юлом Бриннером. Как-то в воскресный день пришёл выпивший. Неля категорически отвергла его предложение пойти погулять или в кино и демонстративно закрылась в комнате. После этого случая Алексей и вовсе оробел и визиты его резко сократились.
               
***
Скоро осень. С учёбой Неля решила погодить. Деньги нужны. Хочется одеться, пока молодая. Постоянной работы не предвидится. Алексей снова появился на горизонте. Домашние рады его видеть. Только Неля относится по-прежнему равнодушно. От походов в кино или театр отказывается. Еле уговорил выйти прогуляться. Августовские дни стояли солнечные, безветренные. Пошли по Марата к Невскому. Говорили… так, ни о чём… Алексей больше молчал, будто собирался с мыслями. Волновался. Неожиданно, чуть заикаясь, сделал ей предложение быть его женой и просил с отрицательным ответом не спешить. Он понимал по её холодности, подчас плохо скрытой надменности, что ничего похожего на любовь, даже симпатию, она к нему не испытывает. Неля Рыжова – его первая безответная любовь. Может, он однолюб? Только она, единственная, занимала его мысли и в школе и в тяжёлые военные годы…
 
***
Нет, нет и нет. Что это будет за  семья? Двое нищих. На какие деньги он рассчитывает? На её мизерную зарплату? На свои курсантские карманные деньги? Это же крохи. Просто он ещё ребёнок. Никакого рая в шалаше она не признаёт. Не о таком муже мечтала. Не пара он ей. Да - рослый, симпатичный. Но простоват. Общение с ним ограничивается  вопросами быта. Да, воевал. Посмотрел жизнь в европейской стране. А запросы? Быть пожарным. Пойти по стопам отца. Боже мой, как это всё примитивно. Чем доволен – играет по слуху на трофейном аккордеоне.  Привёз таких два. И ещё три пары часов. Одни ей подарил. Позолоченные с такой же цепочкой. Приняла подарок. Не новые же. С чужой руки. Это что? Грабёж? Да нет, – ответил, – на табак выменял. И аккордеонов не грабил. Стояла часть в небольшом городке, где находилась фабрика. И хозяин подарил майору и ему – командиру роты.
Снова поверила. Но часы ей не нужны. Отдаст Октябрине, когда та подрастёт. Надоел отец со своими советами по поводу замужества с Алёшей. Для отца главное, чтобы в доме была хозяйкой Лёля. Потому Неле следует уйти к Алексею. Отцу нет дела до её чувств, планов на будущее…
…Девочки давно успокоились. Спят. А она всё думает свою горькую думу. Самое главное – хорошо устроиться с работой. Предвидится прилично оплачиваемое место в управлении милиции. Только надо подождать. Пока свободное время занимается с девочками. Обе какие-то инертные, вялые, худенькие и маленькие. Октябрине скоро восемь. Она с удовольствием играет в куклы, пошитые Лёлей из тряпок. Больше ничем не интересуется.
Стале скоро семь. Она уже читает детские книжки – старые, ещё Нелины. Знает счёт. Внешне девочки тоже разные. Старшая – светленькая, хорошенькая, в Варю. Младшая – тёмная, в отца. Совсем некрасивая – большеротая, косолапая. Если бы не Нелины посильные продуктовые добавки из эмпевеошного пайка, не выжили бы они. И это удивительное спасение на Ладоге… Такая судьба…
Нельзя сказать, что Неля с восторгом приняла приезд своих сестёр. К сожалению, она и к отцу более чем равнодушна. Чувство брезгливой жалости к своей семье ничего общего не имеет с любовью, привязанностью. Кого же она любила? К кому была  привязана? Матери своей она не знала. Явно стеснялась перед школьными подругами за своего простолюдина-отца и не могла скрыть этого чувства. И после войны, когда получила известие, что жив, она не радовалась. К Варе – родной тёте, которая заменила ей мать, относилась с прохладцей. Воспринимала её скорее, как преданную прислугу. А когда узнала о трагедии на Ладоге, сожалела, но не проронила ни слезинки. У неё холодное сердце. Она высокомерна с окружающими… Присущий ей снобизм отнюдь не оставит она себе в заслугу… Самобичевание, покаяние вошло в её режим жизни, как необходимость, как исповедь священнику. Однако её сущность оставалась прежней.
В эту ночь заснула она только под утро. Мысли, как тёмные тонкие змейки, цеплялись одна за другую, будоражили, терзали, жалили…

 ***
Помогла Неле устроиться в гостиницу «Европейскую» знакомая девочка из параллельного класса. Первый месяц проработала горничной. Согласилась с перспективой перейти дежурной по сектору. Жизнь Нели переменилась. От ухажеров отбоя нет. Правда, всё это временно и несерьёзно. Постояльцы весьма приличные мужчины, в большинстве военные. В театры, на концерты, на загородные прогулки, в рестораны – они с подругой прекрасно проводят время.
Алексей никак не отходит от их семьи. Для отца он просто незаменим.
Проводят время в примитивных беседах – о войне, о житье-бытье. В воскресные дни обязательно у них обедает. Даёт какие-то деньги Лёле. Все довольны. Неля досадует. К кому ходит? Что за дружба с её отцом? Ведёт она себя независимо. Не скрывает, что встречается с приличными мужчинами. Конечно, кроме чинов и должностей высокого уровня в этих компаньонах, наверно женатых (она себя  не унижает выяснением их семейного положения), особого интеллекта, образования, воспитания она не обнаруживает. Однако ей импонирует внимание этих обеспеченных людей, занимающих соответствующее положение в обществе. Неля в меру кокетничает, лидирует в беседах, поднимает личность собеседника на вовсе им незаслуженные высоты. Заканчиваются встречи непринуждёнными лёгкими объятиями, возможно подающими надежду… и всё…
Подруга  Наташа, не в пример ей, вступает в интимные отношения. Неля считает себя русской гейшей. Одному красивому болвану объяснила популярно, кто такие японский гейши. Но, ничего так и не поняв, пустился в спор. Неля невинна. Она ждёт любви и счастливого замужества.
             
***
Полгода, как Неля перешла на работу в гостиничные кадры. Приличная зарплата. Но весёлой жизни пришёл конец. Работает ежедневно. Такие условия её не устраивают. Отдел набит пожилыми тётками. Все учат её уму-разуму. Неля ведёт себя сдержанно. Пока терпит. Она не юная девочка. Пора бы и замуж. Но за кого? Не за Алёшу же. Он наведывается к ним два раза в неделю. Часто её не застаёт. Собственно, его не касается её личная жизнь. Продолжает надеяться на жилплощадь в их микрорайоне. В своей квартире бывает редко.
Вчера забегала сияющая Наташка. Дождалась,  наконец. Знакомый полковник сделал ей предложение. Развёлся с женой. Там дочь. Жена ему в войну изменила (информировали соседи), простить её он не может. Перевели его с повышением из Москвы. Командование в курсе и претензий к нему никаких. Так что, скоро у счастливой Наташки свадьба.
Она, конечно, недурненькая, но такой же примитив, как и этот её будущий муж. Притом глуповата.
 
***
Тает снег. На панели грязная жижа. Неля еле тащилась к трамвайной остановке. Под мышкой сумочка с паспортом и трудовой с записью об увольнении из гостиницы по собственному желанию. За эти четыре месяца она сильно изменилась. При  высоком росте, особенно бросалась в глаза её худоба. Бледная, с потухшими глазами – Нелю не узнать.
Это роковое знакомство состоялось на Наташкиной свадьбе. Неля без памяти влюбилась в высокого, умного мужчину. Она нашла свой идеал. Но тот мужчина откомандирован в Ленинград  только на месяц. И был месяц любви. Уехал. Поняла, что беременна. Тайный аборт. Больница. Чуть Богу душу не отдала…
Дома в этот час вся семья. Никого видеть не хотелось. Открыла своим ключом. На вешалке Алёшина шинель. Сразу вышел из отцовской комнаты. Помог снять пальто. Кстати, его подарок к Новому году. Деньги она обещала вернуть. Увязался с ней на барахолку. Сам купил отрез. Разыскал бывшего соседа по квартире – отличного дамского портного. Рассчитался за пошив. Пальто удалось. Неля довольна. Алексей счастлив.
- Как ты?
Озабоченный взгляд Алексея смущал.
- Что как? Уволена по собственному желанию. От такой развалины им толку нет. Полтора месяца на больничном…
- Ты уж хватила… Развалина… Придёшь в себя очень скоро. Молодая… Красивая…
- Да, я сейчас очень красивая. Не узнаю себя в зеркале. И пальто твоё сидит, как на вешалке.
В прихожую вышла Лёля. К большому неудовольствию Нели, была она беременна, и к лету ждали они маленького Владимира. Отец совсем плох, а туда же, всё детей мастерит.
В семье знали о Нелиной неудачной любви. Её жалели. Сочувствовали.
- Всё в порядке? – спросила о том же Лёля.
- В порядке, – вяло подтвердила Неля и пошла в комнату к девочкам, где её обшарпанный ковровый диван занимал угол возле окна. Алексей уложил её. Заботливо укрыл старым пледом. Сел рядом на стул. Неля обречённо молчала. Алексей отвёл  глаза. Взгляд упал на стену над диваном. Бросились в глаза яркие отметины на тусклых обоях. Таких пятен на свободных от мебели стенах был немало. Но три картины Фёдора Васильева – известного пейзажиста 19 века  совсем недавно украшали стену над диваном. Эта большая комната имела жалкий вид. Покосившиеся окна, со следами  бумажных крестообразных полосок на стёклах, слабо пропускали мартовский дневной неяркий свет. В пространстве между окон стол использовался как письменный. Зеркальный шкаф карельской берёзы высокий и объёмный, был светлым пятном на фоне щербатого бурого паркетного пола, выношенного ковра. Этажерка с книгами и дешёвыми безделушками. Самоварный столик. Диван девочек с буграми выступающих пружин. Всё здесь пришло в упадок и требовало хозяйского глаза, сдобренного щедрым кошельком.
Из комнаты отца раздавалось синхронное постукивание сапожного молотка. Со временем он занялся починкой обуви. Сидя за ширмой на коротком сапожном табурете, он быстро расправлялся с бросовой бесформенной обувью, возвращая благодарному клиенту неузнаваемую пару. Заваленный работой, он не давал злой нужде окончательно одолеть семью. Надеялся выправить положение продажей последних трёх картин. Опытный оценщик советует ждать аукциона. В свои 43, невзирая на инвалидность, считал вполне возможным осуществить мечту – иметь сына.
…Алексей взглянул на Нелю. Она лежала на спине. Большие глаза смотрели строго в одном направлении – на потолок. Его напугало её восковое, какое-то уж очень тонкое, с заостренным носом лицо.
- Неля, ты будешь спать или может чаю?
 - Нет, нет. Только заснуть. Забыть весь этот кошмар. Ты, Алёша, шёл бы, что тут сидеть надо мной? Я этого не заслуживаю. Когда собираешься перебираться?
Алексей, всё-таки  настоял и получил ордер на комнату колымских стариков. Недовольная таким оборотом, она просила сделать почти невозможное – изменить своё согласие и воспользоваться другим вариантом (ему был предоставлен выбор).
- Если добьёшься изменения решения и получишь ордер  в дом ближе к Невскому, можешь на меня рассчитывать… Ты понял? – обратилась она к Алексею, еле цедя слова  с полузакрытыми глазами.
- Неля! Что за условия, ты не ребёнок! Вопрос решён и дальнейшему обсуждению не подлежит. Кто я такой, чтобы предлагать менять протоколы решений исполнительного комитета…
Нелю коробили его слова о скромности своей персоны. «Маленькая серая личность высокого роста», - подумала, не скрывая досады.
- Тогда всё. Никаких разговоров о женитьбе не затевай. И прошу, оставь меня в покое. Девочки подрастут и выберешь одну из них, если тебе так хочется породниться с нашей семьёй, в частности, со мной.
- Ну что ты мелешь… Ладно. Спи. Посмотрю, что получится…
Он вышел. Вскоре хлопнула входная дверь. Она вздохнула с облегчением.
В комнату заглянула Лёля.
- Не спишь? – обратилась шёпотом к Неле, всматриваясь в её лицо.
- Что тебе, Лёля? Пускай пока девочки побудут у вас. Я постараюсь уснуть.
- Конечно, конечно. Ты отдыхай. Я тебе, что хотела сказать – приходили твои школьные подружки. Одна из них в Москве теперь живёт, а другая переехала куда-то в другой район. Дом их разбомбили. Такие девушки интересные, модные…
- Ты хотя бы спросила, как звать-то их. Что про меня сказала?
- Да, да – одна Ира, другая не то Марина, не то Мария. А про тебя сказала, что болела, теперь, дескать, отошла и будешь снова работать. Да, ещё, забыла совсем. Одна телефон оставила. Сказала, чтоб звонила непременно. В передней у телефона на обоях записала.
- Потом посмотрю. Иди теперь. Я спать хочу… Пока не исправят телефон звонить никому не буду.
Лёля тихо вышла из комнаты. А Неля продолжала страдать. Жалеть себя. Обида. Тоска. Безысходность… Не такую жизнь она себе рисовала. Почему всё так гадко и противно? Она не хочет их всех видеть и жить в этой запущенной, грязной квартире. Господи, какая же красота дорогие номера в «Европейской»! Как хочется пожить по-человечески. Она это заслужила. Чем она хуже Наташки? Что помешало ей уйти из гостиницы по собственному желанию богатого солидного мужа, а не её самой под натиском злой кадровички. Выбора нет. Вопрос с замужеством за Алексея решён. Не может она жить под одной крышей с семьёй отца. Надоели ей эти девочки – унылые попрошайки. Тошно видеть, общаться с глуповатым, простецким отцом. А эта нищая клиентура… Дура Лёлька носится с животом. Её уже гонят из булочной. Обязательно нужен ей ребёнок. Как же, своего захотела… Не нарадуется на всех их Лёша. Ещё тратит на них свои копейки. Дал ей слово не выпивать даже по праздникам. Кто его знает, может в её отсутствии пил. Правда, в больницу приходил трезвый. Надо признаться, выпившего она видела всего раз. Ещё и сердится, когда напоминаешь ему про этот раз. Как же ей не нужно это замужество! Нищих плодить. Но деваться некуда. Симпатичный. Любит. Наверно, любит, если никак не оставит её в покое. Скоро будет каким то средним начальником в пожарной части. По себе ему следовало  бы дерево рубить. Не пара он ей. Вот пройдёт время. Она найдёт работу… Или уехать куда? На север, например. Живут же там люди и богатеют. Да, она не отступит от своего решения. Если Алексей не поменяет ордер, ни о каком браке не может быть и речи. Значит, её ждёт другая судьба… С этими мыслями   она, наконец, уснула.

***
Алексей доволен. Заменили ему ордер на комнату рядом с Невским на Марата в красивом доме малонаселённой квартиры. Помогла ему в райжилотделе ответственная дама. Вопрос его решился в одночасье.  Неля с удовольствием распрощалась со своей семьёй и, скривив губы, поставила свою роспись в книге регистрации. Фамилию мужа взять отказалась категорически.
- Можно узнать, по какой причине? – задал ей вопрос будущий муж. – Да, фамилия далеко не славянская. Но с этой фамилией я воевал за свою Родину. Тебе же было известно, что мой отец – швед. В Швеции у него были родственники.
- Ты что, будешь их разыскивать? Этого ещё не хватало… - возмутилась Неля.
- Никого я не собираюсь разыскивать. Кстати, родила меня вполне русская женщина.
- Как это понять – «вполне»? Что за оборот речи?
- Но ты поняла… Родится  ребёнок, фамилия будет моя. Так ведь? – рассуждал Алексей, любовно заглядывая ей в глаза.
 - Ну, ребёнок… Знаешь, мне ещё в больнице опытный врач сказал 50 на 50. Ты же знаешь, у меня не было нормального медицинского аборта, потому, вторая беременность для меня почти нереальна. Да и вообще, первый аборт, даже медицинский, может привести к бесплодию в дальнейшем. Её неоправданная бравада и независимый вид могли возмутить любого мужчину, но только не Алексея. Большая его любовь могла всё простить…
- Я очень захочу, и ты родишь нам сынишку. Обязательно родишь!
Алексей был счастлив, Неля теперь будет всегда рядом.

***
За своих два трофейных аккордеона марки «хонер» он получил в комиссионке кругленькую сумму. Привёз из своей полуразрушенной квартиры шкаф, так называемый «ждановский», который мог служить и буфетом; кровать, диван и стол. Стулья мама сожгла в блокаду. Купили две табуретки. Неля позаботилась о постельном белье, полотенцах. Купили несколько обновок Неле. И ещё остались у них приличные деньги. Так что, начало их семейной жизни не отличалось от большинства молодых пар в послевоенные годы.
Скромно отметили бракосочетание у своих. Без спиртного. Так постановила молодая. Свадебный стол – обед из трёх блюд. Отец выпил стопку за здоровье и счастье молодых. Инициатор этого события, он надеялся на счастливый брак старшей дочери. Алексея считал человеком порядочным, на которого можно положиться.
…К себе шли пешком. Алексей бережно вёл жену под руку, но не чувствовал ответного тепла своей избранницы.

***
Утром следующего дня  Неля проснулась с горькой мыслью о своём скоропалительном замужестве. Накануне она категорически отвергла его робкие ласки, ссылаясь на женское своё естественное недомогание. Он не настаивал. В ту первую брачную ночь спали врозь. Это смешно. Он просто боится её. Его бьёт мелкая дрожь, когда держит её под руку. Что за подростковые порывы? Ему скоро 23, а ведёт себя, как мальчик. И войну прошёл, и самостоятельный, и внешностью Бог не обидел… Значит, никто им не интересовался и он никем? – раздумывала Неля.

***
Устроилась Неля на работу в Дом книги на самую верхотуру в посылочный отдел – машинисткой. Особой квалификации там не требовалось. Бесконечные реестры ей порядком надоели. Но обещали вскоре перевести пониже – в отдел плакатов, открыток – продавцом.
Четыре месяца она замужем. Живут, как брат с сестрой. После попытки сблизиться, Алексей был грубо отвергнут, оскорблён, унижен. Свои увольнительные сократил до минимума. В редкие дни, если ночует дома, устраивается на диване. К спиртному не прикасается, но стал курить, что Неле также не по вкусу. На работе она душа коллектива – приветлива, весела, разговорчива. Дома, во время редких визитов Алексея, жалуется на недомогание, молчалива, подавленна… Обещает созреть для семейной жизни по окончании его учёбы.

***
Закончил Алексей училище в середине  жаркого лета. Получил направление в пожарную часть, где служил отец. Окончание отметил с товарищами в небольшой закусочной на Невском. Выпил пару рюмок водки. Ждал Нелю с работы. Он уже махнул рукой на их нелепые отношения, ни на что не похожую семейную жизнь. Пару месяцев назад он изменил юридической своей жене с симпатичной маленькой женщиной – капитаном, зав.отделом управления пожарной охраны, с которой столкнулся во время прохождения практики. Она старше на десять лет. Вдова. Муж – майор авиации, командир истребительной эскадрильи погиб в войну. Детей не было. Одна она. К Алексею как прикипела. Знает его историю. Просит развестись с так называемой женой и остаться с ней. Но нет у него чувства к этой яркой смуглянке. Любит он свою жену, которую своей-то назвать нельзя.
Неля вернулась с работы вовремя. Поздравила мужа с окончанием училища. Пошла на кухню ставить чайник.
- Ты что, отметил свой диплом пожарного?
От неё не ускользнуло несколько иное выражение его лица, немного развязная речь…
- Да ты, видно, и выпил изрядно? Нарушил свой обет. На тебя не стоит надеяться. Как и все примитивные люди, ты тянешься к бутылке.
- Да, тянусь. Между прочим, твой идейный, духовно наполненный Александр Фадеев – писатель-патриот, тоже, слыхал, увлечён «зелёным змием», или твой любимый Эрнест Хемингуэй…
- Господи, что ты о них знаешь? Слушаешь ваши милицейские сплетни. Эти люди заслужили мировую славу и не тебе чета.
- Адольф Гитлер тоже прославился,  мировая слава бывает разная.
 - Смотрите, как заговорил…
Общий чай не получился. Кончились белые ночи. Вечер поглотил комнату. Не зажигая света, Неля наскоро легла, закрылась простынёй до бровей.
Алексей повозился в ванной и, тоже, к своему дивану...
«Нет, хватит играть в сестру и брата!» – решил Алексей. В конце концов, он сильнее этой длинной, тонкой, грудастой – его жены. Она не спала. Притворялась. Он знал это верно. Несколько попыток овладеть ею заканчивались полным его поражением. Она под разными предлогами противилась его ласкам – плохим самочувствием, не тем настроением, желанием выспаться перед тяжёлым рабочим днём, отделывалась обещаниями, не говоря о дерзком злом сопротивлении. Назревал развод. Алексей ждал окончания учёбы. Перемена в укладе их жизни могла создать условия для естественного завершения их странных отношений. Сегодня он решил больше не ждать. Вопреки тягостной атмосфере в их доме, Алексей был счастлив видеть Нелю, разговаривать с ней о незначительных вещах, дышать одним воздухом…
…Он подошёл к её кровати. Сорвал простыню. Она сжалась в комок, не открывая глаз, изменив позу.
- Неля! До каких пор будет длиться эта идиотская ситуация? – полушёпотом, скандируя каждое слово, обратился он к ней. – Нам теперь предстоит жить вместе бок о бок. У нас будет общий бюджет. Надеюсь, ты понимаешь – тебе придётся заниматься кухней? Жить я буду дома. Или развод?
Резко он повернул её на спину, заложил за спину её длинные агрессивные руки, впился губами в непослушный рот и, когда овладел ею, ощутив восторг и счастье в обладании любимой женщиной, замер, почувствовал покорность и отклик на его сильный страстный порыв…
 
***
Позади пять лет. За это время в карьере Алексея Эриксона произошли серьёзные подвижки. Он капитан, начальник пожарной части в одном из престижных районов города. Заканчивает заочно юрфак Ленинградского университета. Неля почему-то об учёбе и не помышляет.
В их доме мир и согласие. Она смирилась с ролью жены-интеллектуалки мужа-обывателя. Невзирая на его близкий диплом о высшем образовании, она частенько апеллирует к афоризмам братьев Жемчужниковых (Козьма Прутков) по поводу учёного с раздутой щекой (флюсом), то есть, ограниченного только знанием своего предмета. Следует отметить, Неля продолжала образовываться, работая в Доме книги. Много читала, вовсе не всё подряд. Последнее время увлеклась философией. Памятью обладала исключительной. Была неутомимой просветительницей мужа. Её категорически не устраивало их общественное положение, что было причиной вечных материальных недостатков. Но физически... Этот чистоплотный, красивый, сильный мужчина в интимные минуты заставлял её испытывать море блаженства...
Она забеременела на шестом году их семейной жизни. Алексей ждал этого события и не мог скрыть большой радости.
- Чему тут радоваться? – подняла брови Неля.
- Ты должна быть довольна, что твой первый аборт не лишил тебя счастья материнства.
- Это значит, – возразила она холодно, – будет в семье меньше денег.
- Неужели, только в деньгах счастье?
- Для меня – в деньгах. Вечная нужда не украшает семейной жизни. Я хочу хорошо одеваться.
- Подожди. Вот повысят в звании...
- Надоело мне ждать.

 ***
Семья отца кое-как перебивалась. Мальчик родился недоношенным и умер, не дожив до года, от диспепсии. В те годы эта коварная желудочная болезнь забрала много детских жизней. Похоронили его рядом с двумя могилками девочек от двойняшек, на Волковом кладбище.
Отец без устали стучал молотком. Клиентов много. Сил мало. Культя временами давала о себе знать ноющей, тянущей за душу болью. Из дома выходил редко. Деревяшкой не пользовался. Под боком всегда с ним костыли. Квартира их обветшала. Жильцов прибавилось. О ремонте никто и не думал. Кухня грязная – чёрные стены и потолки и не похоже, что когда - то были белые. В ванной давно никто не мылся – поломаны краны.
Уборная заржавела, с бачка текло прямо на голову. Комнаты Рыжовых давно требовали ремонта. Таких запущенных квартир в послевоенном Ленинграде было большинство. Простой люд за войну обнищал.
Неля редко навещала родных. Иногда выделяла из своего скудного бюджета мелкие деньги на школьные завтраки сёстрам. Алексей выбирался к Рыжовым чаще. Нелю такое внимание к своим родным со стороны мужа раздражало. В тот год, когда умер Сталин, Октябрине минуло пятнадцать, Стале – четырнадцать. О Сталине горевала дружно вся семья Рыжовых.
Из «гадкого утёнка» Сталя выросла в красивую бойкую хохотушку.
Заводила класса, она легко и успешно училась. Октябрина же школу посещала через силу. Тихая, замкнутая, она рано проявила тягу к религии.
В раннем детстве знала наизусть «Отче Наш» и «Богородицу». Научила смехом Лёля. А после уж и  «Символ веры», и другие значимые православные молитвы. Пешком ходила в Александро-Невскую лавру. Там и крестилась с именем Татьяна, в аккурат  25 января. Вскоре школу она и вовсе бросила. Осталась при храме уборщицей.
 ***
Евгений Эриксон родился в мае в Снегирёвском роддоме. Это был 4-хкилограммовый крепыш с чёрной чёлкой и зычным басом. Папа Алексей большую часть работы по уходу за ребёнком взял на себя. Купал, стирал пелёнки, гладил. Вставал ночью и подсовывал к груди полусонной матери плачущего сына. Неля была сдержанна, чтобы не сказать – равнодушна, к своему первенцу. До года кормила грудью и не работала по настоянию мужа. После ушла в свой Дом книги, где уже занимала должность заведующей одного из отделов. Ей исполнилось 30. Она расцвела и похорошела. Алексей противился отдавать сына в ясли. Но Неля и не мыслила оставаться дома. В яслях ребёнок часто болел, а мама Неля кляла всех и вся за недосмотр мальчика. Когда же сын пошёл в школу, папа сделал так, чтобы Женя был рядом, - устроил его в школу поближе к пожарной части, где работал. Кстати, испанскую. Забирал сына из школы сам или поручал своим бойцам. Там же мальчик учил уроки, когда позволяло время – с отцом. Питались в соседней столовой. К вечеру отправлялись домой. Нелю вполне устраивали такие странные устои в их семье. Она жаждала свободы, для удовлетворения своих  неограниченных духовных запросов. Премьеры спектаклей, посещение филармонии (приобрела абонемент), интересных выставок, лекций, встречи с писателями, поэтами – времени на семью оставалось крайне мало.

***
Прошло десять лет.
Сегодня  Неля задержалась допоздна на работе – переучёт. В вагоне метро народу мало. Она бросила короткий взгляд на роскошную шубу, в которой сидела напротив полная дама. Дорого одеваться Нелина мечта смолоду. Но ей уже сорок. Перспектив никаких. Живут, как и прежде, от зарплаты до зарплаты... Поезд замедлил ход. Они поднялись и пошли к дверям одновременно…
- Неля, Господи, я смотрю, ты или не ты. Наверно лет пятнадцать не виделись?
Встреча была неожиданной и, надо сказать, необходимости в этой встрече не было у обеих. Ревнивой Наташке, возобновление старой дружбы с красивой Нелей не сулило покоя. Неле никак не хотелось перед Наташкой демонстрировать своё скромное общественное положение. Охая и ахая, обнимая подругу, хитрила Наташка. Не в пример ей, Неля изменилась мало, разве что в лучшую сторону. Трудно было её не признать – высокую, яркую, красивую. Они присели на скамейку, не поднимаясь наверх. И тут на Нелю обрушился  поток Наташкиного красноречия. Она с восторгом описывала свою удавшуюся жизнь за мужем-генералом. Взахлёб расхваливала красавицу, умницу дочь, будущую великую музыкантшу.
У них большой круг высокопоставленных знакомых... Сопровождала она свой рассказ короткими взрывами бессмысленного смеха. Неля, прислоняясь к стене, не отрывала усталого взгляда от ярко накрашенных, сверкающих золотом, Наташкиных губ, ловила себя на мысли, что за эти годы, та ещё больше поглупела.
- Ну, а как ты? – спохватилась подруга,  исчерпав поток своего красноречия,  с сочувствием глядя на Нелино скромное пальтишко, вязаную шапочку.
- Что я? Замужем за майором-пожарным. Ты наверно помнишь – Алексей Эриксон, из нашего класса. Сыну десять лет. Работаю в Доме книги.               
- Вот славно! Будет блат. А этого твоего Алешу помню. Красивый парень. Ты же от него всегда бегала... Что, ничего лучшего не подвернулось?
- Как это «подвернулось»? Он любит меня, обожает сына... Хороший человек...
- Хороший человек – этого мало. Надо, чтоб семью мог обеспечить. В нужде живёшь?
- Как сказать. Привыкла. Сводим концы с концами…
- Уже поздно... - спохватилась Наташка – мы тут с тобой заболтались. Скоро метро закроют.
Её занесло. Она совсем не хотела такого оборота, но распирало чувство превосходства.  Следовало доводить психическую атаку до конца.
- Послушай, мне скоро 41. Справляем всегда дома. Квартира большая – сто метров. Приходи. Буду рада. Моего-то, помнишь? Тоже растолстел. Ему уже больше 5О-ти, но на пенсию не собирается.

***
Какое унижение! Что я себе позволила! Чтобы Наташка глумилась надо мною. Кто она такая? За что это мне? Уж лучше бы вовсе сидеть в девках, чем вот так, ни за нюх табака, профукать свою жизнь.
Неля бежала к дому, спотыкалась, чуть ни падала... Не было сил подавить в себе  чувство зависти и горькой обиды. Приглашение от этой дуры получила только она лично. Алексей им не ко двору... Однако ей обязательно следует пойти. Интересно, что там за компания такая великосветская? Не собирается она там подвизаться в жалкой роли приживалки. Один раз пойдёт. И всё. Она должна там быть на высоте. Ещё есть время. Необходимо продумать свой туалет. Это громко сказано, но ей можно немного помечтать...
Алексей встретил жену как всегда приветливо, несмотря на её долгое отсутствие.
- Я звонил два часа назад. Там уже никого не было. Так долго добиралась?
- Что за допрос? Просто я встретила в метро Наташку. Помнишь? Я с ней в гостинице работала. Она училась в нашей школе в параллельном классе. Она тебя помнит.
- Ну, что там твоя Наташка? Эта, что за полковником замужем?
- Он уже генерал. И давно. И она меня пригласила на свой день рождения. Я хочу пойти. Ты не возражаешь? Женю накормил и уложил? Всё в порядке?
- Накормил. Уложил. Всё в порядке. И не возражаю, если пойдёшь на день рождения. Я понимаю, тебе туда очень хочется...
- Но пойти мне абсолютно не в чем. Это факт. Не говоря уже о пальто. Ты бы видел, в какой шубе была эта генеральша…
- По поводу шубы в обозримом будущем не обещаю. Сожалею... Надень своё чёрное платье. Оно, по-моему, шикарное и тебе очень идёт.
- Спасибо. Это старьё. Нет, уволь. Такое древнее и не модное. Я что, пугалом там  предстану?
 - Ты же его пошила в прошлом году..
 - Не в прошлом, а в позапрошлом. И оно уже вышло из моды. Причём, из дешёвой материи и совсем оно не шикарное. Что сказать, мы просто нищие.
- Да не ходи ты к этим генералам. Это вовсе не наш круг. Ты там будешь чувствовать себя неловко.
- Я – неловко? А кто они такое, скажи на милость? Узколобые снобы. Нет, я пойду. Я так решила. И ты согласен. Обязательно нужно успеть пошить новое платье.
- Неля, пора спать. Завтра мне и Жене рано вставать... Поговорим на эту тему потом.
- Женя спит. Ты за себя беспокоишься. Не выспишься... И когда это потом? Скажи, ты достанешь мне на платье рублей хотя бы сто?
Она надулась. Он потянулся к ней с лаской. Скорее по привычке. Но в постели Неля была рабой этого мужчины – в её понятии, неудачного своего выбора... Не в силах отказаться от близости, она приникла у нему – покорная, доступная...

***
Неля ждала... Она жила и надеялась – жизнь её изменится и, конечно, в лучшую сторону. Так оно и случилось. В тот вечер у Наташки собралась привилегированная публика. Неля произвела на присутствующих отличное впечатление. Гости спрашивали у хозяйки: «Где вы прятали такую интересную подругу?»
Ну, а знакомство с генералом-москвичом, назначенным начальником в одну из Ленинградских академий, после нескольких тайных встреч, переросло в нечто большее, чем увлечение. Пока шёл ремонт в будущей квартире генерала, он занимал номер в «Астории». Поскольку Неля наотрез отказалась навещать его в гостинице, встречи их проходили на свежем воздухе. Дивиденды её поднялись в глазах генерала. Он понимал, эта порядочная, интеллигентная, красивая женщина не способна на тайные лёгкие отношения и, поскольку увлёкся он не на шутку, не было желания прибегать к обоюдному унижению. Он знал её историю, изложенную умной Нелей в ракурсе, оттеняющем положительную её роль в неудачном замужестве. Знал о сыне, опекаемом отцом-пожарным. Перед ним была женщина, способная украсить, выгодно оттенить его личность, в его понятии, незаурядную, плюс генерала. После смерти жены он один уже несколько лет. Дети не в счёт. У двух дочерей свои семьи, и он уже давно дед. Они в Москве. Без колебаний он предложил Неле руку и сердце, заверив в большом серьёзном чувстве. С тревогой она восприняла это предложение. Это означало преодоление многих тяжких минут в объяснении с преданным любящим мужем, прекрасным отцом. Но... всё в их жизни шло к этому логическому концу. Она, наконец, реализует свою мечту – жить в  достатке, подняться над сонмом обывателей, занять подобающее ей место в обществе. Если не сейчас, то когда? Такой шанс упускать, по меньшей мере, глупо. Она не создана для серенькой жизни. Она будет жить интересно… Ей симпатичен  Виктор. Он старше на десять лет.
Высок ростом, подтянут, худощав и лицом недурён. Не сказала бы, что вкусы их совпадают, и он ей интересен, как личность. А что поделаешь? Всё сразу... Это уж  слишком. Предстояло тяжёлое объяснение с мужем. Но, она справится.

***
Большая, красиво отремонтированная квартира у Таврического, ждала новых жильцов. Неля приняла предложение генерала, но ещё не приступила к объяснению с мужем. Возникшая необходимость обзавестись мебелью, выехать из гостиницы и, наконец, брать развод и оформлять их отношения в ЗАГСе, - все эти обстоятельства вынудили Виктора в категорической форме просить её, как он выразился, «не тянуть резину». Сблизились они  несколько дней назад. Неля не смогла устоять и переступила-таки порог его номера. Тут же последовало разочарование. Как будто её чувство испарилось... Нет, нет, прочь всякие сомнения. Алексей не сможет дать ей достойной жизни. Она созрела для нелицеприятных объяснений.


 Часть вторая

- Павел Иванович, наверно эту долговязую бабулю будем отправлять в дом хроников?
- Ну что ж, согласен. Только бабулей её назвать можно с большим натягом. По тебе, так и я уже дедуля…
- Ну что вы, Павел Иванович, это я смотрю по паспорту...
- Хорошо, хорошо... по паспорту…
Прекрасный диагност, добрый человек – доктор имел слабость – пил понемногу, но, к сожалению, ежедневно. Потому, к концу дня был уже в сильном подпитии и все вопросы лечебного и оргхарактера решались с заведующим отделения с утра. Не по возрасту назначенная в их отделение старшей, хорошенькая Галя, была его любимицей. Жена и дочь доктора трагически погибли лет десять назад при пожаре. Галя каким-то образом напоминала ему дочь – копию жены, хотя сослуживцы не находили между ними и Галей никакого сходства. Проворная, бесконфликтная, в разновозрастном коллективе медсестёр, умный дипломат и знающий средний медработник. Галина Ивановна (так её стали величать) определённо была на своём месте.
- Подождём ещё недельку. Авось, просветлеет память. Если бы не возраст... За годы, ей отпущенные, может и не успеть прийти в себя и, к сожалению, мы бессильны...
- Очень жалко её, – посетовала сердобольная Галина Ивановна, – у неё дальняя память и речь – всё в порядке. А вот ближняя – ничего не помнит. На вид, конечно, не скажешь, что ей семьдесят.
- Всё это мне известно. Значит, так и решим. Будем оформлять в дом хроников. Ничего не поделаешь. Периферический паралич, акинезия левой руки и ноги. Электромиографией подтверждено частичное поражение подкорки мозга. А дома она одна. Так что другого выхода нет, к сожалению. Женщина очень приличная, из старой интеллигенции. Такие интересные люди в наше время редкость. Я успел с ней поговорить по душам, как говорится. Да и не бедная... со временем может найти себе няньку и жить дома.
- Павел Иванович, вы не забыли? Она во время войны служила в войсках МПВО.
- Конечно. Потому и направим в интернат – хроников Великой Отечественной. Итак, Галина Ивановна, решаем следующий вопрос. Время... Время...

***
Нинель Васильевна Дубровина лежала на удобной койке с панцирной сеткой и подвижным верхом в палате с ещё одной старухой.
Третья койка, прикрытая байковым грязно-бежевым одеялом, заправленным в серую застиранную простыню, была свободна. Ослепительное летнее солнце пронизывало все углы небольшой пыльной, грязноватой комнаты. Соседка ещё не проснулась. Или лежала тихо, не шевелясь, или её уже здесь нет вовсе...  Как неделю назад случилось с молодой на койке, что у двери. Всё спала, спала... Оказалось, умерла ещё ночью. Дежурили в ту ночь две сестрички и нянька. Напились с вечера и обход молодого дежурного врача был быстрым и приблизительным. А та больная, тогда ещё живая, спала. Будить не стали. Нинель Васильевна просыпалась очень рано. Она и поняла, что женщина у двери уже не спит. Еле дозвонилась... Полусонная сестра убедилась, что молодая их соседка испустила дух, прикрыла голову простынёй и пошла досыпать…
Вот и закончилась её жизнь. Как быстро пробежало время... Всё позади. Была ли она счастлива? Наверно – да. Она прожила интересную жизнь с двумя любящими мужьями. Алексей не в счёт. С ним она не была счастлива. Боль в душе не давала забыть обиды за сына... Где он сейчас? Где сёстры? Она не помнит их лиц. Но память, всё-таки не ушла окончательно. Она помнит свою девичью фамилию, имя, отчество. Ей семьдесят. Она инвалид. Никого близких. Но как оказалась в Ленинграде? Где находится её теперешняя квартира? Она должна всё вспомнить. Ей следует смириться со своим положением. Бывает и хуже... Но, куда уж хуже...

***
Сколько ей тут ещё лежать? Только через неделю бросилась в глаза грязь в палате, несвежее рваное бельё, безразличное отношение медперсонала. Да, о чём она сейчас думала? Вспомнила. Объяснение с Алексеем. Томительное объяснение и не менее тягостное воспоминание. Она помнит эти события чётко. Почему так оттягивала с разговором? Чего ждала? Решила твёрдо разводиться. Она тогда пару ночей провела с Виктором в гостинице. Со дня их знакомства избегала Алёшиных ласк. Только после второй ночи он обратился к ней за объяснением. Она нагрубила ему. Была противна самой себе. Почему тогда же и не начала тему  развода? Струсила? Нет. Как-то, не хватало сил так его обидеть. Оскорбить его лучшие чувства, его любовь. И, когда через несколько дней, поздно вечером, предложила сесть напротив, ещё не начав этого щепетильного разговора, он понял всё. Лицо его побледнело, глаза выражали невыразимую грусть. В тот момент она страдала не меньше. Но назад пути не было.
- Алексей, что я тебе скажу, – начала она, обратив взгляд куда-то мимо, – жизнь наша с тобой не получилась. Виновата я. Прости. Мы должны развестись.
Она горько зарыдала. После она подумала, наверно любила его, и  только его. Но её  ничем не оправданная гордыня и его беззаветная любовь и в результате покорность и мягкость – всё вместе не давало покоя её мятущейся натуре, запрограммировавшей  смолоду интересную, безбедную, беззаботную жизнь, украшая собой лицо с высоким социальным статусом. Алексей  со своей беззаветной любовью никак не вписывался в эти рамки.
- Ты уходишь к другому? – после длительной паузы, не обращая внимания на её слёзы, спокойно спросил он.
Она опустила голову.
- Ну, что ж поделаешь. Так тому и быть. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Но, только прости, сына я тебе не отдам.
Он казался спокойным, но она понимала, какой стон остался в его душе.
Так они и расстались. Мирно. Развелись вскоре. С сыном она тоже, можно сказать, рассталась. Женя – папин сын. Так что к уходу матери из семьи мальчик отнёсся спокойно, чтобы не сказать – безразлично.
Принадлежность второго мужа к военному истеблишменту города подняла её на высокую общественную ступень. За тринадцать лет их семейной жизни она насытила своё тщеславие и отличным бытом, и дорогой одеждой, и знакомством с местными и заезжими знаменитостями, посещением театральных премьер и званными ужинами в дорогих ресторанах и приёмами в консульствах, красивым отдыхом в привилегированных санаториях Союза и за рубежом. За эти годы работы не бросила. Возглавляла отдел художественной литературы. Чтение оставалось её страстью. Голову не обременяла хлебом насущным. По хозяйству помогала соседка по дому – пенсионерка. Месяцами Неля не видела сына. Приходил только по её звонку и то не всегда. Уходил быстро, ссылаясь на уроки или ещё какие-то свои дела.
Её теперешний муж часто навещал своих дочерей и внуков в Москве. Они же к отцу в Ленинград – ни ногой. Почему? На эту тему муж говорить избегал. Для неё его слово – закон. Не лезла с расспросами.
Шли годы. Взрослел сын. Превращался в красивую копию своего отца. Она ждала редких свиданий с сыном, как влюблённая невеста. Но, он не баловал мать вниманием. Был сдержан и холоден. Смущался, когда она притягивала его к себе и целовала. Всегда торопился.

***
- Нинель Васильевна, вы не спите? – обратилась к ней старшая сестра, поправляя соскользнувшее на пол одеяло.
- Нет, нет. Я только задремала. Не спится мне. Просыпаюсь очень рано, вот днём и дремлю... Под одеялом жарко. Лучше его совсем убрать.
- Вам, наверно, надо ставить другую койку с сеткой. Того и гляди, свалитесь. Давайте, заберу одеяло. Принесу простынку ещё одну.
- Только не беспокойтесь. Не свалюсь я. И не нужна мне другая койка. Хочу вас и себя, в первую очередь, обрадовать – ко мне понемногу возвращается память. Прошу разыскать моих родных сестёр Рыжовых. Сталину и Октябрину. Жили на улице Марата, почти на углу Звенигородской. Можно по адресному узнать. Вначале и не предполагала, в каком городе нахожусь. Постепенно всё вспомню.
- Хорошо, что память возвращается. Разыщем родных. Поедете к ним, или туда, где прописаны. Вы у нас уже две недели. Напрасно отказываетесь от гимнастики. А пока, отдыхайте.
Сестра ушла, а Неля снова предалась воспоминаниям. Обязательно ей нужно всё постепенно вспомнить. Обязательно…

***
В тот год они отмечали 12-летие семейной жизни. В ресторане  «Метрополь» собралось много гостей. Выглядела она отлично – основная забота Виктора. Доброжелательные тосты, дорогие вина, хорошие закуски.
Жизнь вполне соответствовала их чаяниям и запросам. Бережного, предупредительного к себе отношения,  к которому привыкла за семнадцать лет жизни с Алексеем, и в помине не было. Однако Неле импонировало его мужское командирское начало. Ей следовало считаться с его приоритетом, быть за мужем и не диктовать свои жизненные правила. Рядом был человек ответственный, престижный, ведущий. Свой независимый характер Неля спрятала куда подальше и, прибегая к женской хитрости, дипломатично вела свой курс, не подавляя мужниного авторитета, прикидываясь ведомой. В отношениях с Алексеем ей и в голову не приходило хитрить и лукавить. Ей была дана полная свобода действий, и она нагло пользовалась этой свободой в ущерб семье. Но совесть её молчала... Да, с Виктором всё было иначе... и в постели тоже... Тоска по первому мужу не отпускала неделями. И тогда, все поведенческие минусы Виктора в домашней обстановке, все его промашки в общении с окружающими, его подчас неуместную амбициозность, апломб переносила она с трудом, убеждаясь в который раз, что не любит его. В общем, этот брак удовлетворил её тщеславие, не более того. Но, она же оставалась в мечтах о такой жизни  до сорока лет... А сын? Совсем ей чужой человек. После окончания школы позвонил. Сказал, что едет в Москву поступать во ВГИК и, не выслушав материнского напутствия, положил трубку. Не виделись они до того что-то полгода или больше. Не было у него времени навестить мать. Кстати, деньги, подарки принимать отказывался. Неля видела в этом злую волю Алексея. Хотела высказать своё возмущение. Но, так и не собралась. Виктор советовал не унижаться, поберечь нервы – жить для себя. Так или иначе, за посильной работой и праздником жизни, время было упущено и нормальных отношений с сыном налажено не было. И осталась она  – мать, родившая и вскормившая – в стороне.

***
К обеду, что принесла пожилая няня, Неля не притронулась. Аппетита нет. Какой тут аппетит. Съедала через силу пару ложек чего-то непонятного. Зря еду переводила. Весь день дремала. Она  не слышала, как в палату поместили третью, на пустую койку. Эта третья оказалась психически больной из сумасшедшего дома. Возле двери в палату расположился пост охраны в лице здоровенной тётки. На тот случай, если больная вздумает дебоширить или, чего доброго, терроризировать соседей по палате. Все эти новости рассказала ей полушепотом нянька.
- Она же, наверно, парализована, как же встанет с койки? – обратилась к ней тоже полушепотом Неля.
- А кто её знает, доченька, на каталке привезли и спала она. Вроде бы укол ей успокоительный дали и спать она будет долго.
- Какая я вам доченька? Мне уже семьдесят, а вы – доченька... Наверно вы моложе меня будете?
- Да что вы, неужто семьдесят? Сроду бы не дала. Думала лет 45, не боле.
- Я лежу, потому и кажусь моложе. Так сколько же вам лет? – повторила свой вопрос Неля, будто на сегодняшний день важнее ничего ей знать не хотелось.
- Мне-то? Мне вот стукнет шестьдесят.
- Мне бы ваши годы... Неля отвалилась на плоскую подушку, закрыла глаза.
Она обязана рационально использовать время. Так на чём она остановилась? Да, в тот год пережила большое горе – скоропостижно скончался Виктор. Приехали две дочери с мужьями. Настояли на кремации. Поминки пришлось делать в ресторане – народу много. Не дождавшись девяти дней, дочери уехали в Москву, прихватив фотографии, ордена и парадную форму отца, а также урну с прахом, чтобы подхоронить к матери. На Нелю смотрели, как на разлучницу, что довела своими запросами отца до могилы.
Постепенно друзей поубавилось, не говоря о знакомых. Осталась с ней верная подруга, ещё по школе, но вскоре умерла от последствий блокады. А как же с роднёй? Почему так получилось, что она с ними порвала?  Да, сама она виновата. Не хотела демонстрировать своего простолюдина-отца. Сёстры по этой причине от неё отвернулись. Так что никто из её семьи порога генеральской квартиры не переступал. И она, обиженная непониманием родных, не посчитала нужным налаживать хотя бы телефонную связь. Даже когда умер отец, никто её не побеспокоил. Спустя время,  узнала от сына и малость взгрустнулось ей.
Что было потом? Да, ей исполнилось 55. И начались пенсионные хлопоты. В Собесе подсказали о возможности получения пенсии за мужа-генерала. Это будет побольше её завотдельской.
               
***
Она наверно не дремала, а спала. Проснулась от шума и криков. Дверь в палату нараспашку. Вопит не своим голосом няня. Оказалось, новая соседка, изловчившись, здоровой рукой, метнула содержимое из судна прямо в лицо зазевавшейся няне. На этом дело не кончилось. Дремавшая на вахте за дверью тётка, с опозданием влетела в палату и, унимая разбушевавшуюся свою подопечную, больно скрутила ей руки, от чего та заорала во всю мочь и, в неравной борьбе свалилась с койки. Время послеобеденное. Сёстры куда-то подевались…
В косом луче заходящего солнца крутились снопы пыли. Спёртый воздух. Тёмные квадраты пластиковых, когда-то светлых полов. Рядом с Нелиной кроватью раковина, но пользоваться ею нельзя – кран завязан накрепко грязной тряпкой – вода подтекает каплями. Засорён выпуск. Дверь в палату, предположительно светлая изначально, захватана грязными руками и, опять-таки, не обошлось без тряпки, обхватившей ручку с обеих сторон, чтобы закрывалась...
Сподобила её жизнь на такое испытание! Бог есть. Наказана она. Однако свой грех она никак не хотела сопоставить со столь тяжким наказанием… Что её ждёт, если никто не отзовётся на розыск заведующего отделением?
И кому охота будет взять её под свою стопроцентную опеку? Наверно, никому…
Поздний вечер. Ненормальная соседка крепко спит после успокоительного укола. Другая парализованная, с потерей речи, иногда мычит, если что нужно. Но её призывы остаются без внимания. Няни и сёстры после обхода без дела в палату не заходят. Стойкая вонь человеческих испражнений висит в воздухе. Неля немыта. Ест плохо. Почти не пьёт. Потому судном пользуется редко. К медперсоналу с просьбами не обращается.

***
Итак, что было дальше? Года три она вдовствовала. Оформила пенсию, почти половину, положенную покойному мужу. Руководство хозяйственного управления округа подбирало ей квартиру. Обещали в хорошем месте, но меньшей площадью. И ещё. За то время было много поклонников с серьёзными намерениями. Но всё это люди не её круга. Она не допускала и мысли терять статус генеральской вдовы. Отдыхала в закрытых санаториях, где имела успех. Мимолётные связи... но, ничего интересного для серьёзных перемен. Она, конечно, не сбрасывала со счетов новое замужество. Остаться в старости одинокой? Нет, этот вариант не для неё. Почему не пошла к сёстрам? Как-то вовсе отвыкла. И они тоже. Знали её место работы  и никаких попыток, чтобы повидаться. Да какие они сёстры? Так она тогда предпочитала думать...

 ***
Сегодня её сестричка кое-как помыла под душем. Перед этим справила свои дела только после старой, подтекающей, нечистой клизмы Эсмарха, с холодной водой из-под крана, лёжа на хромоногом топчане, покрытом старой рваной клеёнкой. Ей сменили постель на такую же рвань. Она, как пуд с себя скинула.
В палате убрали. Чьими-то старыми рваными штанами, надетыми на замызганную  швабру, помыли, размазали полы. Вытерли тусклые стёкла. Распахнули створы окон. Ждали обхода главврача.
Ненормальная, что у двери, оказалась молодой красивой брюнеткой. Она успокоилась. Но речи нет и паралич правосторонний. Навещает её муж с дочерью. Другая пробует вставать. Она, как и Неля, одинока. Скоро отправят в дом хроников.
Наконец... Обход... Шум шаркающих ног, приглушённые голоса, нарушили покой палаты. Белое одеяние медиков контрастировало с тёмно-синими, заждавшимися ремонта, облупленными стенами.  В общем, халаты персонала далеки от свежести. Ну, а у студентов-медиков и вовсе кое-как накинуты на джинсовку. В то время, когда палатный врач докладывал начальнику отделения и профессору кафедры нервных болезней состояние психбольной брюнетки, старшая шепнула Неле: «Сегодня после обеда ждите гостя».
- Что, нашли кого из родни?
Это сообщение настолько Нелю возбудило, что безжизненная левая рука
взметнулась к голове... Она не успела поблагодарить. Лечащий врач начал докладывать профессору её историю болезни. Студенты просили продемонстрировать руку и ногу, спросили об общем самочувствии. Лечащий пошутил о примерном поведении больной, в отличие от соседки...
Обед через пару часов. Кто бы это мог быть? Сестра сказала – гостя. Значит – мужчина. Может, кто из Дома книги узнал о её болезни и что она в Ленинграде? Глупости. Столько лет прошло. Иных уж нет, а те далече...
Наверно, сын. Живёт на Марата в квартире деда. Сколько же ему лет? Сорок. Признал, наконец, мать. Наверно, женат и дети есть...
               
***
...Она вспоминает... Тем летним отдыхом в Сочи познакомились с интересной парой из Новосибирска. Жена – преподаватель английского, муж – учёный. Она на фоне этих троих была молодой. Они подружились. Несколько раз зимой приезжали к ним в Питер. Вот этот-то мужчина, мог бы составить ей пару. Это была незаурядная личность. Мысль прошла по касательной...
Да, тогда она и не предполагала, откуда придёт перемена. Вернулась с работы поздно. Как сейчас, помнит, не успела пальто скинуть, сильный звонок в дверь. На пороге Леонид Борисович. Он знал о её вдовстве. Теперь и он вдовец.
...И стала Неля гражданской женой известного академика. Этот большой остроумный  добряк, учёный с большим именем, поражал  широтой кругозора, даром полиглота. Она ловила каждое его слово.
В общем, сбылась её мечта – её мужчина стоял над ней, с ним  все годы совместной жизни чувствовала себя ученицей. Правда, праздника жизни уже не было. Муж – занятой творческий работник. И возраст... Любовь там была платонической.  Тем не менее, она не забывала заботиться о своей внешности. Поправила лицо во вновь открытом институте красоты. Тогда на слуху было английское слово «фейз» - лицо.
Ежедневная лёгкая гимнастика. Массаж тела, сауна, Всегда дорого одевалась. Жили в Новосибирске. Вскоре переехали в Москву. Интересные знакомства. И отдыхали соответственно отлично.
Тяжело переживала затянувшуюся болезнь и смерть мужа. Официально казённые многолюдные похороны. Овдовела в 69. Выглядела  на десяток лет моложе.
Все долгие годы без Алексея и сына думала о них, но никаких шагов не предпринимала к налаживанию связи. И с сёстрами тоже. Почему? Не нужна им. Так она понимала...

***
...Но как оказалась в Ленинграде? Здесь полный провал. Необходимо напрячься и всё вспомнить. Кто же навестит её после обеда? Не Юра ли?
Старший сын академика. Относился  он к ней с большим уважением и, даже, как ей казалось, больше чем... Между ними меньше семи лет. С женой в разводе... Да нет. Не он. Смешно, чтобы её теперешнее состояние располагало к встрече. И потом, откуда ему известно, что с ней приключилась такая беда? Всё это глупые фантазии.
Она дозвалась, наконец, сестричку. Просила подать какой-нибудь осколок зеркала и расчёску. Старшая принесла расчёску и старую пластмассовую пудреницу.
- Это из вашей сумочки. Не беспокойтесь, сумочка под замком, так что всё будет цело, – заверила сестра.
Её ли это вещи? Сомнительно... Но, если сестра сказала из сумочки… Причесалась. Убедилась, что не такая страшная она… Тишина… Обе соседки спали. Нелю тоже клонило ко сну… Лёжа на спине, готовая к приходу неизвестного посетителя, она задремала…
...Открыла глаза... Рядом на стуле пожилой мужчина. Его пристальный взгляд разбудил…
- Здравствуй, Рыжова... Ты снова меня не узнаёшь? – обратился к ней мужчина, отметив её пытливый взгляд. – Сколько же мы не виделись?
- Узнаю, но ты изменился...
- Да, как и в послевоенный год. Ты, конечно, тоже. Но не такой я тебя думал застать.
 - А какой?
 - Выглядишь отлично, не по возрасту... Поправишься. Всё придёт в норму.
 - Успокаиваешь?
Их  встреча не производила впечатления неожиданной, долгожданной. Со стороны думалось, что эти двое виделись накануне и, судя  по спокойному их общению, нечего им сказать друг другу. Но это только казалось... Они замолчали на какую-то минуту от стонов парализованной старухи. Неля чуть изменила позу, повернулась к Алексею. Глаза её повлажнели.
- От кого узнал обо мне? Пришёл, чтобы убедиться, чего избежал на старости лет?
- Не пойму. Что ты этим хочешь сказать? Если считаешь, что я на старости лет избежал такого состояния, то никому знать не дано, что ждёт его впереди, а если избежал ухода за тобой. То это не так.
- Ну, чтобы увериться: «Мне отмщение и Аз воздам».
- Что-то непонятное говоришь.
- Воздал мне Господь за моё предательство.
- Нет, не согласен с тобой. Ты жила мечтой о заслуженном  жизненном благе. Возможно, где-то переоценивая себя. Чувство уверенности в своей правоте помогло претворить мечту в явь.
- Зачем ты пришёл? Выражаясь простым языком – поглумиться надо мной?
- Неля! Ты наверно меня никогда не понимала. Может, потому, что не объяснялся в своих чувствах... Ты не была для меня игрушкой, моим украшением. Ты не была моим увлечением. Я по-настоящему любил и люблю. Я заберу тебя на днях отсюда. Хочешь ты этого или нет. Это лучший выход не попасть в дом хроников Великой Отечественной. Больше некому о тебе позаботиться на сегодняшний день. Поговорим после обо всём подробно. А сейчас отдыхай. Принёс тебе сок. Где твоя больная рука?
Неля правой рукой вытащила из-под простыни безжизненную левую. Алексей повернул её ладошкой вверх, погладил и приложился губами. Её слёзы рвались наружу. Она ждала момента его ухода, чтобы облегчить душу.

***
Из больницы Нелю привезли на машине «скорой помощи». Она лежала на носилках. Здоровый мужик – санитар – сзади, Алексей – впереди.  Их квартира на четвёртом этаже. Дом с большими окнами, вновь отремонтированный, красивый, с мозаичным фасадом. Переложили Нелю на свежую постель. Тепло попрощалась медсестра, махнул рукой сопровождающий, с носилками наперевес.
Неля кривила губы, сдерживая слёзы, отчаявшись выговорить слова благодарности.
Алексей переоделся в домашнее. Подошёл к кровати. Ласково потрепал по запутанным, успевшим отрасти, седым с рыжими концами, волосам.
- Как себя чувствуешь? Дома лучше? Попала ты, к сожалению, не в лучшую больницу. Хоть и в центре города. Старая-престарая, ещё дореволюционная Мариинская. Если не ошибаюсь, базовая клиника педиатрического. Зав.отделением жаловался мне на недостаток нянь и даже среднего медперсонала. Вся беда в нищенском финансировани больничных учреждений. Отсюда и мизерная зарплата, в частности, няням, запущенные помещения, требующие ремонта и прочие неурядицы. Наша партия «Яблоко» выдвигает предложения с тезисами по этим статьям.
- Да, условия в этой больнице ужасные. Но врачи высокой квалификации и аппаратура новая... Так мне показалось... Алексей, кто ещё живёт в этой квартире? Старые жильцы? Или их уже нет в живых? Как будто эта комната не была нашей? – сыпала вопросами нетерпеливая Неля.
- Так ты узнала и дом, и квартиру? Так что полной амнезии и в помине нет. И давай договоримся, все вопросы – после. Наверно тебе следует принять ванну. Как раз вчера нам включили горячую воду. Согласна?
 - Конечно, согласна. Но кто мне поможет? Есть в доме женщины? Жена или твоя дочь?
 - Неля, кроме нас в доме никого. Имею в виду – в квартире. В доме-то жильцов много. Потому, тебе придётся довериться мне. Как я понимаю, у тебя нет смены белья и прочих вещей. Твоя сумочка с лёгким костюмом, что был на тебе, в пакете, рядом с тобой, на стуле. Потом этим займёшься.
Возможно, что-то и пропало. Зав.отделением – премилый человек, сказал, ключи от квартиры на месте. Думаю – это главное. Следовательно, я иду готовить ванну. А ты, в свою очередь, готовься к омовению. Я так сказал? Это литературно?
- Я согласна. Но почему ты меня неумытую уложил на чистую постель?
 - Узнаю тебя, дорогая. Так получилось. Ничего страшного. Надеюсь, каких-то нежелательных насекомых ты в больнице не подцепила...

***
После душистой тёплой ванны Неля ожила. Лёжа в чистой  постели в нижнем белье Алексея, она мысленно перебирала события последней недели. Всё началось с сообщения медсестры о предстоящем визите, как поняла, мужчины. Когда, после дрёмы, открыла глаза, увидела сидящего рядом пожилого мужчину, в  накинутом больничном халате. Красивая форма головы с короткой стрижкой седоватых жёстких волос, мужественное, сухое лицо. В тот момент мужчина приветливо-грустно улыбнулся и его тщательно выбритое лицо покрылось мелкой сеткой морщин. И. когда он обратился к ней с известной им обоим фразой, назвал её по фамилии, она узнала его моментально. Эту дикцию красивого баритона, манеру общения, только ему свойственную, добрую, немного насмешливую улыбку... Тут же пронеслась мысль:  зачем она бежала от этого человека, что в нём её не устраивало?  В сущности, он был красивее её двух мужей и не глупее. Что она искала? Да, материальных благ. Чего лишилась? Любящего красивого мужчины. Отца своего ребёнка и, самое главное, самого ребёнка...
Она тогда спросила – Алексей, откуда ты взялся? Ещё что-то говорила, торопясь, запинаясь, тихим голосом, почти  шёпотом... И вот, она здесь. В квартире, куда привёл её молодую, много лет назад, совсем не желанный муж...
- Ну, что Неля, хочешь поговорить?
Алексей на ходу скинул передник, бросил на кресло.
- Кто первый – ты или я?
- Знаешь, Алексей, всё-то я помню до поры, что вернулась в Ленинград, то есть Петербург. Мой отец после ранения и контузии терял память. Сначала врачи констатировали полную амнезию. Со временем память вернулась. Я не перенесла  ничего подобного, но, как видишь, до сих пор, после падения в метро, память моя не перешагнула этой черты.
Так что начинай свой рассказ. Тебе есть что сказать. А моя жизнь протекала, как длинный, красивый стих – интересно, но без общих семейных радостей и переживаний за потомство, без естественного дара, природой данного всякому живому существу, паче человеку. А за свою гордыню наказана. Буду молить Бога, чтобы дал мне умереть с покаянием.
 - Ну уж, сказала, умереть. Твой уход я пережил и простил. Но не обо мне речь. Осуждал тебя за сына, за безобразное отношение к родным, к отцу. Но прошу, не принимай этих упрёков близко к сердцу. И вообще, хочу, чтобы ты скорее встала на ноги, выздоровела. Так что прости... И забудем...
- Нет, не забудем. Мне от твоих слов даже легче. Нужно и должно называть вещи своими именами. Не беспокойся, думаю, я всё перенесу, если ты будешь рядом. Прошу, пожалуйста, рассказывай.
Звонок в дверь прервал их разговор. Раскаиваясь за свои запоздалые выступления, Алексей пошёл открывать. К его удивлению, пришла участковый врач проверить больную, выписанную утром из больницы. Он был немало удивлён такой оперативности нашей медицины. Констатировала факт сравнительно нормального состояния больной, врач обещала на следующий день прислать невропатолога. Предупредила: для последующей стабилизации состояния больной – соблюдение абсолютного покоя, во избежание рецидива.
- Давай сделаем так, – обратился Алексей после ухода врача, – сначала пообедаем. Не зря же я старался с обедом. Оценишь мои кулинарные способности. После отдохнёшь. А дальше вечер. Я верну сюда телевизор. Он стоял, где сейчас твоя кровать. Найдём, куда поставить. Немного развлечёшься и спать. Уже завтра, во второй половине – врач. Потом физкультура, массаж. Так что, скучать тебе будет некогда... Знаешь, ты должна максимально быть в покое. Потому наши воспоминания отложим на потом.
- Алексей, ты, всё-таки, ответь на немногие мои вопросы. После – всё остальное. Ты знаешь, удивительно, но я не вспомнила эту мою чёрную сумочку и мне не знакомы эти ключи, причём на  верёвке, и эта старая грязная расчёска. Может это всё не моё? Там могли перепутать. И как они тебя нашли? Нет, нет, ты мне всё расскажешь. А уже после – обед.
- Уговорила. Но на моих условиях. Обед, а после отвечу на все твои вопросы. Договорились?
- Договорились. Но я не голодна. И мне надо туда, сам знаешь – куда... понял? Сведи меня. Там наверно чище, чем в больнице. Хотя там я пользовалась судном. Но очень редко.
- А ты уверена, что тебе можно вставать и пользоваться туалетом?
- Тогда о гимнастике, на чём настаивают врачи, не может быть и речи, – возразила Неля.

***
Обед, состоящий из куриного бульона с рисом плюс курица с жареной картошкой, занял час с лишним. Вечерело. Середина августа. Погода явно переменилась. В комнате стало не по-летнему свежо. Алексей закрыл окно. С небольшими интервалами хлопала незакрытая форточка. Он прикрыл и её. Неля лежала на спине в ожидании рассказа.
- Ну что ты там возишься? Я жду.
В её обращении он уловил так хорошо знакомые капризные нотки. На миг ему представилось, что они молоды и он старается изо всех сил угодить, вернее, сделать всё, чтобы ей было хорошо. Тогда он был счастлив. Этот отрезок времени, без неё, только сын занимал его мысли и только его благополучием, его успехами был счастлив. Прошло почти тридцать лет, как они не виделись с Нелей. Он не искал с ней встреч, живя в одном городе. И по прошествии такого большого срока, как ни странно, он снова счастлив рядом с ней.
- Всё, сажусь. Будем говорить. Так. С чего начнём? Жду вопросов.
- Ладно. Первый вопрос. Где мой сын Евгений и всё о нём.
- Отвечаю – наш сын Евгений живёт и работает в Стокгольме.
И замолчал. Пауза затянулась
- Алексей, прошу, обходись без наводящих вопросов и рассказывай всё подряд.
- Договорились, – улыбнулся, довольный произведённым впечатлением. – Тебе известно, что Женя поступил во ВГИК. Так. Он закончил режиссерский факультет. Там же училась его будущая жена – Кристина Лундберг, гражданка Швеции из Гётеборга. Женя успешный режиссёр, Кристина – сценарист. У них дочь – Мария. Ей 12 лет. Учится в гимназии.
Неля слушала, затаив дыхание, не перебивая. Господи, жизнь сына прошла мимо неё – живой матери. Кто поверит? Не выдержала, спросила: 
- Это значит, наш сын потянулся к своим шведским корням? И моя внучка – шведка.
- Да, Неля. Женя без труда разыскал нашу шведскую довольно зажиточную аристократическую  родню. Его прадед, то есть, мой дед, за несколько десятилетий до революции с женой и двумя сыновьями приехал в Петербург. Работал инженером-судостроителем. Два сына тоже, впоследствии работали в этой же отрасли. В революцию семья вернулась на родину. Остался младший, рождённый в Петербурге – Томас – мой отец, поскольку без памяти влюбился в мещаночку Кузьмину Марию Николаевну, дочь мастера Адмиралтейского завода – мою мать. Отцу тогда было 18, матери и того меньше. Отец принял православие. Крестился с именем Иван. Потому я Алексей Иванович.
- Об этой истории с такими подробностями я не знала.
- Ты не хотела знать. Тебя настораживала моя шведская половина.
- Наверно, ты прав. Время было такое... прости... Там твои дальние родственники?
- Не дальние. Два двоюродных брата и сестра. Но они совсем старики. Оба брата были членами парламента. У них дети. И у детей тоже дети. Родни много. Но я знаком только с братьями и сестрой. Был в Швеции всего раз.
- Понятно... Теперь рассказывай всё о Жене. Почему не интересовался о матери – где я, что со мной? Он учился в Москве и приезжал сюда на каникулы или праздники и ни разу даже не позвонил…
- Интересовался. Но летом ты бывала где-то на отдыхе. А в праздники, когда приезжал на пару дней, звонил, но тебе было некогда поговорить. Ты обходилась краткими ответами на свои поспешные вопросы. Торопилась... Или в гости. Или у вас гости. Как мы понимали, жизнь твоя превратилась в сплошной праздник. Последние годы Женя и вовсе сюда не приезжал, поскольку я жил тогда в Москве.
- Как, в Москве?
- Неля, наверно нам стоит поужинать и тебе обязательно отдохнуть. Такую обширную информацию следует переварить. Это не просто в твоём состоянии. Что-то надо оставить и на завтра.
- Я, конечно, такого не помню, чтобы Женя звонил, а я была бы настолько занята, что не могла с ним поговорить или не хотела бы с ним повидаться... Наоборот, мне думается, такое нежелание исходило от него.Почему не зашёл ни разу ко мне на работу?
- Это ты у него сама спросишь. Согласна?

***
После ужина Неля категорически отказалась от телевизора. Ей хотелось продолжить разговор.
- Алексей, ну хотя бы скажи, почему переехал жить в Москву? И потом, как ты сказал, мы одни в квартире. Где же соседи? На даче?
- Нет, ты решительно не хочешь отдыхать. Поверь, знай я, что эти воспоминания не станут причиной нервного напряжения, отвечал бы на твои вопросы хоть всю ночь. Ты устала. Тебе предписан максимальный покой. Сегодня пораньше заснёшь, встанешь завтра с новыми силами. Дождёмся завтрашнего визита невропатолога, спросим, как нам быть с нашими воспоминаниями. Тогда и продолжим разговор.
- Да нет у меня никакого нервного напряжения. Скажи мне только, с какой стати перебрался в Москву и кто ещё живёт в этой квартире. Тогда постараюсь заснуть. Ты спишь в спальне? Как я понимаю, эта комната, как раньше мы называли столовая, теперь говорят – гостиная. Значит у тебя две комнаты? И где твоя семья?
- Неля, освещу эти вопросы и точка. И будешь спать. И телевизор тебе ни к чему. На сегодня хватит.
Он не хотел касаться своей личной жизни, чтобы не ранить Нелиного самолюбия. Хотя, она должна была бы понимать. Он был вправе создать новую семью.
- «Освещу» - ты что, на партсобрании? «Будешь спать» - считаешь, одно твоё распоряжение тут же повлияет на мою подкорку и сон придёт незамедлительно?
- Согласен. Не так сказал. Но, кстати, из КПСС я уже вышел и состою в демократической партии «Яблоко», как тебе известно. Так, мы отвлеклись. Начну с квартиры. Ты, надеюсь, помнишь, что в этой квартире кроме нас жила ещё одна семья. Было их трое. Со временем стало пятеро. Для них обмен с твоими родными был весьма кстати. Получили 50 метров. Мы прибавили к своей 16-ти метровой ещё две комнаты и получили 40 метров. Нас четверо.
- Кто это – четверо?
- Это я, Женя, Рина и Лёля. Ты знала от Жени, что Сталя уехала в ГДР к мужу. И про отца ты тоже знала.
- Да, и очень была обижена. Женя мне сказал уже после похорон. И не знала, где его могила.
- Прости, могла бы взять на себя труд – спросить...
- Да, грешна я. Не спросила. Обида была на тебя, на сестёр. Отвернулись вы все от меня. И Женя не очень-то баловал вниманием.
- Отца похоронили на Волковом кладбище возле могилок двух его дочек и сына. Твоя мать тоже там похоронена, но могилы не смогли разыскать.
- Там же давно не хоронят.
- Да, но я смог решить этот вопрос.
- Понимаю, у тебя родни не было и ты сильно привязался к нашим. Тебя они буквально боготворили, особенно Лёля с отцом. Он хоть вспоминал меня?
- А как ты думаешь? Конечно. Но он знал, что живёшь припеваючи, так что сожалел, что забыла ты родных…
- Забыла... Так получилось. По глупому. А с Лёлей что, жива ли?
 - Лёля нашего возраста, не древняя старуха.
 - Нет, она на полтора года старше меня.
 - Полтора года – это пустяки. Лёля живёт с Жениной семьёй в Швеции уже много лет. Вынянчила их дочь. Помогает по хозяйству. По характеру работы им приходится часто выезжать за границу или по стране на съёмки. Так что, Лёлина помощь им очень кстати.
 - Интересно. Приспособили в няньки совсем чужого человека. Что у той девочки, имею в виду Женину жену, матери нет?
 - Есть, но она молодая и после Кристины у неё ещё двое младших.
Знакомое чувство зависти, ревности овладело Нелей. Алексей понял, что оплошал, но, поздно... «не бей лежачего». Что он себе позволил... Она же не фигурально лежачая и как он допустил вести с ней разговор на равных, не принимая во внимание её состояния...
Неля прикрыла глаза. Он замолчал.
- Я согласна. На сегодня хватит. Постараюсь уснуть…
- Я тебе больше не нужен? Может в туалет?
- Нет, спасибо.
 Алексей ушёл в другую комнату.
«Неужели он не понимает, - думала Неля, - что обрекает меня на страдания. Или хочет отыграться за свои переживания в прошлом?» Она рисовала себе картины Лёлиной жизни с её сыном и внучкой, как близкого,  родного им человека. Девочка, конечно, называет её бабушкой... Да, я гадкая, завистливая. Но сил не было побороть застарелую антипатию к этой женщине, опекавшей отца-инвалида, вырастившей сестёр. Где же Рина? Как-то за разговором позабыла о её существовании. Кроме семилетки никакого образования она не получила. Подвизалась по действующим церквам. Помогала убирать. После – продавала разную церковную утварь – свечи, крестики, иконки, цепочки в Александро-Невской лавре. Откуда на неё снизошло прозрение? В семье истинно верующих не было. Откуда такая несомненная вера в Бога? Наверно, Господь сам выбирает своих служителей из людей сердечных, праведных. Такая она и была. Приняла крещение. Она крёстная мать Жени.  Сколько ей сейчас лет? Да, 55. Сталя на год моложе. Сама она в этом возрасте прекрасно выглядела и вышла замуж в третий раз. Сталя училась. Обставила она её – Нелю. Закончила мединститут. Потом, уже будучи в аспирантуре, куда мечтала поступить, всё бросила и уехала в ГДР к немцу-сокурснику. Там был какой-то тяжёлый роман. Но после всё уладилось. У них есть ребёнок. Ни то сын, ни то дочь... Не хотели они понять её – кровную. Откинули. Знала о них со скудных слов Жени.
Не спалось ей. Потянулась за сумочкой, чуть не свалилась с кровати. Взяла со стула мешок с костюмом. Да, она узнаёт свой костюм. Помнит, что надевала его в тот момент, когда позвонили в квартиру устанавливать телефон. И квартиру вспоминает. Большая светлая комната... Потом она ушла. Куда – не помнит. Нет, эта дешёвая старая сумочка не её. Паспорт на имя Дубровиной Нинель Васильевны с двумя штампами прописки – в Москве, адрес неразборчиво, и в Петербурге – адрес выписан отчётливо. Старый военный билет на имя сержанта МПВО Рыжовой Н.В. Пара ключей. На ней были туфли и белье. Ничего этого нет. И ещё, при ней остались дорогие серьги и два кольца. Не смогли снять, наверно. Спасибо, документы при ней оставили…

***
Дожди зачастили. По стёклам – струйки, одна за одной, цеплялись друг за дружку и спускались вниз к деревянной раме маленькими головастиками. Сидя в удобном кресле у окна, Неля следила за этими каплями неотрывно и вспоминала... вспоминала...
Прошло два месяца, как она в бывшей своей квартире под опекой бывшего мужа. Массаж и гимнастика дают хорошие результаты. Но без помощи Алексея не может добраться до туалета. Так хочется встать на ноги и идти. Доживёт ли до этого светлого момента? Господи, как ей стал близок Алексей, её спасение... Он привёз из её квартиры чемодан одежды. Пришлось взламывать замок, поскольку ключи  и сумочку подменили. Понял, посторонних в квартире не  было. Видно, мелкие воришки не сочли возможным проникать в хорошо охраняемый элитный дом.
Самая большая радость – звонил сын из Стокгольма. Неля имела счастье разговаривать с ним больше часа. Обещал при первой возможности приехать с женой и дочерью.
Была у неё встреча с сестрой Октябриной. При крещении распрощалась со своим революционным именем. При постриге снова, во второй раз, сменила имя. Она монахиня, сестра Лукъяна. Проживает и трудится в одном из женских монастырей Санкт-Петербургской епархии, Ленинградской области. Просит спасителя о великой милости – прощении прегрешений единокровной сестры.
Небольшого роста, белолицая, моложавая в длинном чёрном одеянии, в чёрном платке до бровей, сестра Лукьяна поражала кротостью взгляда, красотой славянского лица. Была немногословна, нетороплива, будто находилась в каком-то другом покойном мире, не в пример суетному состоянию мирского люда.

***
 Алексей на пенсии, но занят своими депутатскими делами. Неля пребывает в ожидании. Ежедневная их беседа ей в радость. Память её постепенно проясняется. Сегодня визит врача. Алексей из дома ни на шаг. Готовит обед на кухне. Неля одним глазом смотрит телевизор. Там очередной аргентинский сериал. Всё шикарно, красочно и жарко. В квартире же прохладно. Осень. Алексей уже дважды был в её квартире. Привёз необходимые тёплые вещи. Внёс за эти месяцы квартплату. Узнал, что дом этот построен по конкурсному проекту. Подземные гаражи, двор забран шлагбаумом с охраной. В парадном консьержка (на французский) или секьюрити (на американский манер). Квартира на третьем этаже. Солнечная, удобная, большая.
- Алёша, что же делать с моей квартирой? – обратилась к нему Неля, когда он заглянул в комнату.
- Что делать? Надо подумать. У меня там кипит. Этот вопрос в минуту не решить. И тебе следует обязательно там побывать. Так что, поправляйся быстрей.
И убежал на кухню…
Звонок в дверь. Это врач. Визит продолжался недолго. Массаж и гимнастика. Больше никаких указаний. Ну, и питание... Витамины. По возможности, творог, молочнокислые продукты. В этом возрасте остеопороз – не редкость, потому необходимость в кальции возрастает с каждым годом. Одно неловкое движение – падение и, не дай Бог, перелом. Хуже всего перелом тазобедренной кости... Так что, беречься и ещё раз беречься. Вот так напугал её этот визит.
После ухода врача Неля погрустнела. От еды, что приготовил Алексей, категорически отказалась.
- Знаешь, Алёша, я всё о квартире думаю. Наверно, её следует продать Я одна уже жить не смогу. Мне много лет и уже на ноги не встану. Я тебя бесцеремонно обременяю. Ты должен жить полноценной жизнью.
Неля ждала возражений. В силу своего эгоистичного характера, она и в теперешнем своём положении, хотела быть желанной, любимой.
- Позволь, я не хочу слушать твои беспочвенные утверждения, – возразил Алексей.
- Нет, дай я всё скажу. Знаешь, я так думаю, лучше пускай меня заберёт к себе в монастырь сестра. Она не откажет мне в этом. У них там организуется нечто вроде богадельни. Есть ещё выход – сын. Но я ему чужая. Возможно, в этом он и сам себе не признаётся, но, если зайдёт речь взять меня – откажется. И из России никуда я не уеду. Поздно... И потом, я так и не знаю, был ли ты женат и почему жил одно время в Москве.
Все эти минуты, пока Неля высказывала ему своё решение, Алексей переминался с ноги на ногу, тщетно пытался перебить. Но, наконец. Неля остановилась, и он протестующим тоном вынужден был снова и снова уверять её в искренности своих к ней чувств.
- Неля, ну что ты меня мучаешь? Тебе плохо у меня? На сегодняшний день я вполне ещё здоровый пожилой мужчина, а не дряхлый старец. Не забывай, мне ещё нет семидесяти! – заулыбался Алексей. – И справиться по уходу за своей бывшей женой я смогу на сто процентов. Ну, что ещё тебе сказать? Если ты не против, давай снова распишемся. Твоё теперешнее положение не мешает мне видеть в тебе прежнюю Нелю. Я  всё сказал. И прошу,  больше мелодраматических сентенций не повторять.
Она не сдержалась. Расплакалась навзрыд, как малый ребёнок. Алексей вытер её лицо передником, что был на нём. Усадил в кресло рядом с кроватью. Поцеловал в мокрый рот.
- Поешь хоть немного. Тогда обещаю рассказать о своём большом куске жизни без тебя. Согласна?
- Конечно, я на всё согласна, – улыбнулась сквозь слёзы Неля, довольная  новыми заверениями Алексея в своих чувствах. Подумала, оказывается, и в таком жалком состоянии человек может быть счастлив. 
 
***
После обеда, сидя в кресле в ожидании, пока Алексей справится на кухне, Неля стала оглядывать комнату. В который  раз собиралась его спросить, кто так со вкусом обустроил их бывшее более чем скромное жилище.
- Я тебя оставил в потёмках. Сейчас быстро темнеет.
Алексей нажал выключатель, и комната ожила от яркого света большой красивой люстры.
- Итак, начинаю свою сагу. Я правильно сказал?
Он уселся на стуле напротив, взял её за руки.
- Ты, Алёша, стал мудрить, как наш бывший генсек. Тот тоже любил подкидывать иностранные словечки, непонятные простому люду. Теперь в Москве в центре сплошь все вывески по-английски. Скоро свой язык забудем. Нашей деревне останется миссия сохранения русского языка, пускай и простонародного...
- Не станешь же ты спорить, что в нашем русском языке, я бы сказал, множество иностранных слов, – возразил Алексей, - помню, как ты меня поправила в отношении слова ПРЕРОГАТИВА. Я был уверен, что обозначает оно – препятствие или ставить рогатки. Или выражение карт-бланш – тоже предполагал, что связано это выражение именно с карточной игрой. Только в институте я разобрался с этими иностранными словами. Я хочу этим сказать, что тебе не нужны были никакие институты в твоём развитии... Ну да ладно, это между прочим. Но, всё-таки, «сага» - это повествование? На юридическом факультете, думается, этого слова мы не коснулись. Голсуорси назвал же свой роман «сагой»
- Я согласна. Это действительно сказание. Но изначально, если точно, это древнеирландский эпос. А у Голсуорси – это хроника семьи, состоящая из трёх трилогий, если не ошибаюсь.
- Ну и эрудиция... Вагон знаний... И без дипломов...
- Это всё, Алёша, память плюс любознательность. Ну, начинай свою «сагу». Жду.
- Предупреждаю – очень коротко.
- Хорошо, будь по-твоему. Ты, конечно, значительно отличаешься  от того, молодого Алёши.
- Ты хочешь сказать, что планка моего духовного развития поднялась? Но, не сбрасывай со счетов  возраст. За эти годы мой кругозор понемногу расширился... Итак, я начинаю…
- По-моему, это уже «Паяцы» Леонковалло, но только там «МЫ», - улыбнулась Неля.
- По поводу Леонковалло я полный профан. После меня просветишь.
Впереди у нас много времени... Да, ты хотела знать, откуда мне стало известно, что ты в больнице. Отвечаю. Нашим бывшим соседям сообщили из больницы, и они мне позвонили. С этим вопросом улажено? Как-то  до этого вопроса руки не доходили. Столько было вопросов более важных…
Неля кивнула.
 - Теперь о себе. Значит так. Женя был на третьем курсе, когда наметился мой перевод в Москву. Перетащила меня туда знакомая ещё по Ленинграду. Переехал под Новый год. Должность получил подполковничью  в следственном управлении московской милиции.
 - Как это понимать? Ты же пожарный.
 - Ну, иногда такие варианты встречаются. В общем-то, я же юрист. Так что, три последующих года учёбы Жени я жил в Москве и ещё пару лет. Перевёлся в Ленинград на полковничью должность, откуда и уволился. В настоящее время  избран депутатом нашего района. Но от работы последнее время отлыниваю, поскольку не хочу оставлять свою первую жену надолго. Всё ясно?
Он понял – проговорился. Но Нелю не провести…
 - Нет, не ясно. Первую жену? Значит, была вторая? Женщина, которая перетащила тебя в Москву, твоя жена?
 - Да. Вторая моя жена. Умерла в Москве. Детей у нас не было. Сейчас, по понятиям нашего народа, у меня приличная пенсия. Читаю лекции в пожарном  училище, скажем так, юриспруденцию. Но не часто. Ты  видишь, надолго тебя одну не оставляю…
- Спасибо тебе за всё. Но у меня ещё один вопрос: ты любил её?
- Отвечаю – нет.
- Зачем тогда женился?
- Отвечаю: по инерции.
Неля грызла себя. Теперь она ревновала Алексея к покойнице, которую по его признанию, не любил. А почему же он не спросил у неё по поводу любви к двум её мужьям? Имел же он право на личную жизнь. Зависть... Ревность... Чего она сама добилась в жизни? Работала в Доме книги. Эка заслуга. И кое-как на тройку выучила английский. Всё. Просто для души читала, самообразовывалась и отлично жила за нелюбимыми мужьями.
Для того она и читала и запоминала, чтобы обозначить своё Я и в конце всё потерять... Бросила сына, благо, было на кого... Её внешнее очарование обманчиво, за ним скрывается холодная, эгоистичная натура. И в такой тяжёлый момент жизни – Алексей – великая награда. Незаслуженная…
 
***
Прошли годы. Ей за восемьдесят. Она уже не Нинель. Крестилась с именем Юлия. Она насельница в монастыре, где монашествует сестра Лукьяна. Тяжело ей вспоминать тот год, когда так недолго была счастлива, наверно, по-настоящему счастлива, несмотря на свою немочь, с человеком большой души, её бывшим мужем Алексеем.
Он ошибался, когда со своей насмешливой улыбкой повторял, что времени у них для общения более чем достаточно. Оказалось, времени у них в обрез.
…Умер Алексей от инфаркта, чуть не дожив до семидесяти, в одночасье, сидя за рулём, на перекрёстке. Никто не пострадал.
В то время Неля уже понемногу ходила по квартире с палкой. От такого удара долго не могла оправиться. Неделю не пила, не ела. Спасла её сестра Лукъяна. Не дала её отчаянию убить в себе жизнь. Неля-Юлия – верой, молитвами спаслась от большого греха – самоубийства.
Первые годы в монастыре занималась рукоделием – расшивала пелены, плащаницы, бисером оклады. Училась шить епитрахиль. Трудно справлялась с работой. Глаза её от слёз не просыхают. Потому видеть стала худо. Тонка она и прозрачна. Палка её постоянный спутник. Все дни проводит в молитвах. Просит господа о прощении, что не оценила награды Божьей в лице первого мужа любящего Алексея. Молит об упокоении души раба Божьего Алексея, хоть и не крещён был. Принимать постриг ей, видно, поздно. Матушка-настоятельница и не предлагает.
Редко вспоминает Юлия о своей мирской жизни. Память вернулась к ней. Она знает, как оказалась в новой квартире в Петербурге. Третий её муж распорядился ещё при жизни: на большую его коллекцию живописи обеспечить ей нормальную жизнь в её городе. Порядочные сыновья, люди не бедные, коллекцию сохранили, купли ей хорошую квартиру. О продаже  этой квартиры позаботился сын – Женя. Большую часть денег Юлия отказала монастырю. После стольких лет отчуждения, увиделись мать с сыном на похоронах Алексея. Женя, копия отца, не обладал той  мягкостью, добротой, тёплым юмором, чем была богата натура Алексея. Бросался в глаза некий флёр нерусской сдержанности, обострённое чувство собственной персоны. Так что, стена отчуждения между ними преодолена не была. Некрасивая анемичная внучка не тронула сердце бабушки, не говоря о несимпатичной (на Нелин взгляд) невестке. Как Неля понимала, отношения к ней семьи сына ограничивались формальными обязанностями.
Тяжело пережил сын потерю отца. Квартиру его решил сохранить. Предложил матери переехать к ним в Швецию. Она наотрез отказалась. Её сердце принадлежит только покойному Алексею. Изредка сын с семьёй навещает мать в монастыре. Им  в тягость  её нескончаемые слёзы...


Баден-Баден май 2003 г